Текст книги "Журнал «Если», 2006 № 11"

Автор книги: ЕСЛИ Журнал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц)

Альберт Коудри
Имитация жизни

Милли Мёрфи радостно приветствовала Эмму Смайт-Денби на пороге своего иглу, пусть и не широко распростертыми объятиями (Эмма не одобряла этих дамских нежностей и поцелуйчиков), но широкой, искренней улыбкой от всей души.

– Значит, ты все-таки успешно пережила свою поездку в Город! – воскликнула она, и Эмма откликнулась ей в тон:

– С трудом!

Согласно недавней, но уже отлетевшей моде на эскимосскую архитектуру гостиная Милли не имела углов и закруглялась в плавную форму купола, изящно отделанного белоснежной искристой субстанцией. Низкая уютная банкетка с подушками из ярко-алого синтешелка кольцом окаймляла всю комнату, не считая, понятно, большой входной двери и другой напротив нее, поменьше, что вела во внутренние апартаменты. За банкеткой в стене таились узкие, но глубокие ниши, не доступные для любопытного постороннего взгляда, где Милли имела обыкновение прятать всяческую чепуху. Старую одежду и наскучившие безделушки, подпорченные или вышедшие из моды вещицы домашнего обихода, а иногда, как не раз бывало, и одного из своих любовников (в случае, если другому ее обожателю вдруг приходило в голову срочно нанести ей пылкий нежданный визит).

Но сегодня Милли предусмотрительно освободила время для Эммы, и потому на круглом столике в центре гостиной красовался самый настоящий серебряный чайник в сопровождении аппетитнейшего пирога с тмином. Так что обе леди поспешили усесться за стол, чтобы насладиться чаепитием и приятной беседой.

– Ну и как? Ты видела этих любовных роботов?! – сразу выпалила Милли без всяких обиняков: бедняжке до сих пор не удалось научиться благовоспитанно уступать другим инициативу в разговоре.

Эмма слегка нахмурилась, нарочито откусила изрядный кусок тминного пирога и принялась неторопливо жевать, предоставив излишне любопытной подруге изнывать от нетерпения. Хотя Эмму так и подмывало деликатно отчитать Милли за бестактность, ей действительно надо было посоветоваться с кем-то, обладающим достаточным опытом в подобных делах. А у Милли подобного опыта было предостаточно и разнообразных сортов, если уж называть такие вещи их вульгарными именами.

– Дорогая, это было просто ужасно, – сказала она наконец, тщательно дожевав свой кусок пирога и запив его несколькими деликатными глотками бергамотового «Эрл Грея». – Ты только представь себе – целая толпа! И мужчины, и женщины впритирку, и все они абсолютно игнорируют друг друга! Просто стоят и глазеют на этих… на эти изделия.

– Да полно тебе, Эмма, – мягко возразила верная подруга. – Некоторые из этих с виду очень даже неплохи. Восхитительное совершенство! Хотела бы я знать, из чего они делают для них кожу? Она кажется даже более естественной, чем… натуральная, надеюсь, ты понимаешь, что я хочу этим сказать.

– И тем не менее, невзирая на всю их привлекательность… Ведь ты сама, Милли, как я не могла не заметить, предпочитаешь человеческие существа. Разве не так?

– Да, ты права. Натуральные мужчины гораздо теплее, и сложнее, и не всегда предсказуемы, а еще… Они довольно опасные, знаешь ли, дорогая моя!

Эмма была чересчур проницательна, чтобы не понять, почему Милли рекомендует ей приобрести любовного робота. Поскольку уже не надеется, что ее лучшая подруга сумеет обзавестись любовником из натуральных мужчин. В глубине души Эмма была вынуждена согласиться с негативным прогнозом Милли и печально вздохнула.

– Временами я чувствую себя такой одинокой, – призналась она. – И конечно, робот чрезвычайно удобен в качестве любо… как специальное изделие. Когда он тебе не нужен, ты можешь отправить его в угол и выключить. А вот с мужчиной такой фокус не проделаешь, увы! И все-таки нет, спасибо. Извини меня, Милли, но такая плотская связь слишком уж напоминает порочный вариант детской игры в куклы для взрослых…

Милли встала, по привычке выразительно качнув пышными бедрами, и деловито нарезала еще пирога. Она видела, что ее подруга, погрязшая в своем стародевичестве, остро нуждается в ободрении и моральной поддержке, и тогда Милли сказала:

– Послушай, Эмма, тебе совсем не обязательно брать такого робота на иную роль помимо дворецкого и домашнего компаньона. А позже, если тебе захочется большего… Ведь робота всегда можно перепрограммировать, правильно?

– Ах, Милли… давай поговорим о чем-нибудь еще, хорошо? После этих жутких скоплений народа и особенно того ужасного магазина, как бишь там его… хот-бот-спот![1]1
  Hot Bot Spot (англ.) – в вольном переводе «Тусовка Горячих Роботов». (Здесь и далее прим. перев.)


[Закрыть] Боже мой, какая чушь, нет, ты когда-нибудь слышала что-либо подобное, Милли?! Дорогая, после утомительной поездки в Город я не в настроении совершенно ни для чего, за исключением старомодных деревенских сплетен… Что там слышно насчет интрижки этой миленькой мисс Чой с молодым мясником из 3030 Дзета? Должно быть, уже есть свежие новости?

И действительно, расторопный инстантмейл хозяйки дома обновил информацию по этой увлекательной теме менее получаса назад. И хотя Милли ужасно не хотелось отвлекаться, пускай даже ненадолго, от своей благородной миссии (помочь бедняжке Эмме обрести любовь!), она приступила к пересказу во всех волнующих и восхитительных деталях наиновейших перипетий реально текущего любовного романа в отдаленном Китае.

В конце концов, как подумалось Милли, столь романтическое повествование вовсе не уводит от темы их доверительной беседы с Эммой, не правда ли? Любовь побеждает всё и вся – включая китайских мясников! И она подробно рассказала, что именно произошло, и когда, и где, и каким конкретно образом, будучи в курсе всего благодаря ММ (мультимерному) телли[2]2
  Авторский неологизм, произведенный контаминацией англ. слов tele (сокр. от television) и tell (выбалтывать, ябедничать).


[Закрыть] и превосходно запомнив каждую мелочь и деталь.

Эмма внимала ей со смешанными чувствами, шокированная и приятно взволнованная одновременно. Ну что же, рассудительно размышляла она, кое-что красноречиво говорит в пользу робота: по крайней мере, если только ты сама не прикажешь ему, робот никогда не полезет ни в какой инстантмейл распространять по миру животрепещущие факты. И насколько это более… достойно (да, самое подходящее слово!), чем подключиться к гигантской всепланетной мельнице слухов, сплетен и новостей, объединяющей все местечки Земли в одну большую деревню.

Высокая, угловатая, прямая, словно древко полкового стяга, Эмма не столько прогуливалась, сколько мерила шагами главную улицу деревни 1220 Альфа. Знакомые звуки и привычные пейзажи были бесконечно милы, как поношенный, но зато любимый и такой уютный утренний халат.

Все, что необходимо пейзанину или пейзанке для комфортной жизни, было здесь практически прямо под рукой. Вдоль улиц с красивой псевдокаменной брусчаткой и прекрасно ухоженных земляных аллей располагались примерно две сотни чрезвычайно опрятных жилых домов, один микромаркет (довольно новый) и такие извечные атрибуты британского образа жизни как чайная комната «Лимонное деревце» и два пивных паба «Королевская пагуба» и «Скрежещущий клык».

В деревенском Театре показывали пантомимы, поставленные своими силами с участием местной детворы, легкие комические оперы и пьесы, которые разыгрывались путешествующими труппами профессионалов. Медицинскую помощь, а также услуги дантиста оказывал деревенский медробот милосердия, поддерживающий информационный контакт с универсальным Евросупертерапевтоботом все 24 часа в сутки. Сам же Евросупертерапевтобот пребывал в специальной каверне глубокого залегания, расположенной под Альпами, для защиты от любого рода помех и воздействий.

Офис констебля, Зал общественных собраний и Англиканский павильон медитации представляли соответственно Государство, местное самоуправление и Церковь. Разнообразные волнения в гражданском обществе, манифестации и беспорядки, не говоря уж о таком кошмаре, как вооруженные конфликты, давно остались в прошлом Земли. Повсюду было тихо, спокойно, благоразумно и благоустроенно.

От 1220 Альфа до ближайшей школы в 1315 Альфа хватало получаса неспешной прогулки пешком, а до соседнего Города – двух часов езды на омнибусе. Сам Город являл собой по большей части не что иное как огромный торговый центр, в запутанных лабиринтах которого ежедневно толкались не менее шести тысяч деревенских жителей. «Благодарение небесам, – вдруг подумалось Эмме, – что я уже здесь, а не там!..»

Лишь только она успела вознести небесам хвалу, как ей на глаза попалась картонная карточка, пришпиленная прямо к стволу старой липы. На этой карточке было что-то написано мелкими, почти невидимыми буковками. Нахмурив брови, Эмма приблизилась и прочла:

Много – большое свинство.

Чем меньше – тем милее.

– Опять эта Банда Прогрессистов! – воскликнула она вслух с негодованием. Горячие роботы сразу вылетели у нее из головы, сменившись действительно пожароопасной темой, уже расколовшей надвое всю деревню.

Хотя старая милая 1220-я была так невелика, что каждая улочка, пересекающая центральную Хай-стрит, заканчивалась или в лесу, или на лужайке, и настолько спокойна, что даже петухи здесь почивали допоздна, некая группа активистов вдруг потребовала сделать ее еще меньше и гораздо спокойнее.

Эта клика оппозиционеров во главе с раздражительным (и неизменно вызывающим раздражение) школьным учителем по имени Мартин Ффренч-Доббин предложила немедленно избавить 1220-ю от микромаркета, невинной чайной комнаты и обоих пабов. По словам Ффренча-Доббина (распространенным через инстантмейл), каждый резидент может заказывать себе все, что потребуется, в Региональном депо снабжения с доставкой на дом, избавив тем самым деревенских активистов от докучливого долга постоянно контролировать качество предлагаемых товаров и услуг. Равно как и от регулярного проведения во всех публичных местах за общественный счет дезинфекции, дезинсекции и дератизации. Пьяные песнопения, разносящиеся по округе из пабов, сменятся благословенной тишиной, а засиженные мухами сласти из чайной комнаты перестанут распространять желудочные заболевания.

Ффренч-Доббин покусился даже на деревенский Театр ввиду его явной избыточности. Ведь каждый имеет возможность ежедневно смотреть высокопрофессиональную продукцию, и не только на больших телли в гостиных, но и на ручных теллифонах тоже.

Только так, торжественно заключил он, поступают истинно прогрессивные деревни! И указал в качестве похвального примера на 1919 Бета (вблизи от Па-де-Кале), где любой шум, превышающий хотя бы на пару микродецибелл характерный звук зубной щетки, активно трущейся о зубы, неотвратимо карается повесткой в суд из жандармерии.

Манифест прогрессистов, как гром небесный, пал на торговлю и сферу обслуживания 1220-й. А конкретно – на владельца микромаркета и всех его арендаторов – мясника, бакалейщика, торговца рыбой etc.; и на почтенную мисс Уайт, державшую «Лимонное деревце»; и на обоих трактирщиков, державших пабы; а также на официантов и официанток, грузчиков, кассиров, упаковщиков, барменов и барменш etc., которые работали на перечисленных выше (и других подразумеваемых) лиц. Собственно, в перспективе угроза нависла вообще над всем трудящимся людом, в том числе над дамской парикмахершей и мужским мастером, а также единственной деревенской портнихой.

Однако многие их сограждане, кто беззаботно жил на недурную ренту, вполне разделяли бурное возмущение гонимых. Включая, разумеется, и Эмму, которая унаследовала приятное кругленькое состояние от полковника Смайта-Денби, своего отца. Эмма проницательно подозревала, что этот Мартин Ффренч-Доббин, вынужденный вариться в визжащей и горланящей геенне школьного преподавания, в качестве компенсации пытается придушить каждый звук в деревне, где он живет. Но ведь это же вовсе не причина для того, чтобы навязать собственные нужды всем окружающим? Эмма очень любила деревенскую жизнь, но только не такую, которая начисто лишена естественных жизненных проявлений.

Микромаркет и чайная комната предоставляли ей львиную долю возможностей встретиться со своими согражданами во плоти. Что касается деревенского Театра, то Эмма была там не только одной из ревностных зрительниц, но и добровольной закулисной помощницей, находя в собственноручном созидании сценических костюмов, масок и декораций желанную и полезную отдушину для своих врожденных артистических наклонностей. Короче, Эмма нуждалась в традиционных публичных местах ничуть не менее, чем их хозяева и работники нуждались в ней в качестве постоянного клиента, а самодеятельные театральные режиссеры – в ее завидных талантах и художественном вкусе.

Пока мысли такого рода проносились у нее в голове, Эмма хмурилась все сильнее и сильнее, и наконец суровая складка прорезала безупречно гладкую выпуклость ее высокого лба. Но она подавила настоятельный призыв сорвать и уничтожить эту мерзкую карточку (оставим пошлый вандализм американцам!), презрительно фыркнула и размашистым шагом продолжила путь домой.

Двухэтажный коттедж Эммы имел цилиндрическую форму и был увенчан острой конической крышей из фальшивого тростника: все согласно моде на африканскую архитектуру, которая процветала и уже отцвела поколение назад. Эмма перешагнула порог с глубокой благодарностью за то, что утомительный день все-таки подходит к концу. Домобот полностью завершил свою работу; керамические напольные плитки и деревянные панели в ее прихожей блистали идеальной чистотой.

Переоблачившись в легкое, свободное платье для отдыха, она уютно устроилась в гостиной перед телли со стаканчиком вина из одуванчиков в руке и устало приказала: «Обнови». Первой всплыла все та же незабвенная мясницкая сага из Китая, и Эмма поспешно велела ее пропустить, затем последовал Виртуальный Футбольный Чемпионат (играла команда 961 Кси и непонятно кто еще), которому Эмма также не уделила внимания, продолжив свой ленивый вечерний серфинг по каналам.

Она скользила и скользила, пока внезапно не наткнулась на безобразно шумную сцену в собственной 1220 Альфа: камера показывала Зал собраний, где пресловутая Банда Прогрессистов под предводительством желчного Ффренча-Доббина вздумала учинить на сцене безмолвную демонстрацию против деревенских магазинов. Молчаливые бандиты крепко сцепили руки, полностью перекрыв своим оппонентам доступ к трибуне, в то время как миролюбивые защитники прежнего образа жизни орали, топали, бесновались и размахивали кулаками.

Эмма нахмурила брови, с отвращением выключила ни в чем не повинный аппарат и пошла на кухню, чтобы приготовить ужин. В отличие от большинства резидентов пояса Альфа, Эмма всегда готовила для себя сама, поскольку роботам совершенно не удавалось научиться приправлять ее любимые блюда в соответствии с ее утонченными вкусами.

Было довольно поздно, перевалило за двадцать два часа, когда Эмма снова уселась перед телли в гостиной с чашкой горячего молока, сдобренного парой чайных ложечек бренди, дабы привести себя в надлежащее настроение для спокойного, мирного сна.

Игнорируя последние новости, она сразу переключилась на познавательный канал Оксбридж. Потому что давно уже, будучи еще студенткой, обнаружила: ничто другое так быстро не ввергает человека в сладостную дремоту, как хорошая занудная лекция.

Этим вечером некий дон[3]3
  Don (англ.) – преподаватель, член совета колледжа в Оксфорде или Кембридже.


[Закрыть] средних лет с заостренной черной бородкой, по традиции в полном академическом облачении, читал лекцию по современной истории, под которой, как выяснилось, сей ученый муж подразумевал историю трех последних столетий.

Ну что же, рассудила Эмма, это еще туда-сюда! Понятие о современности того молодого палеонтолога, которого она однажды попыталась дослушать, охватывало, как ей прекрасно помнится, последние 65 миллионов лет.

«Планета Земля не всегда была столь мирной и рациональной, какой мы знаем ее сегодня, – поведал теллиаудитории бородач. – Некогда она была повсеместно осквернена гигантскими городами и бурлящими толпами».

Последовал архивный клип, показывающий странный демонический ландшафт с монструозной архитектурой отталкивающего вида, среди нагромождений которой суетились в кошмарном количестве прыткие гуманоиды, смахивающие на муравьев. Воздух был испорчен вонючими даже на вид испарениями кофейного оттенка. Бензиновые повозки сновали взад-вперед, как орда металлических жуков на навозной куче, жуткий шум и грохот непрерывно долбились в барабанные перепонки, чудовищные башни вот-вот, казалось, грянутся на головы крошечных людишек внизу.

Вся картина имела настолько омерзительный вид, что Эмма непременно выключила бы ее, не поторопись сам бородатый дон сделать это.

«Но к нашему счастью, – оптимистично продолжил он лекцию, – бесконечные войны, терроризм и неудержимый прогресс науки общими усилиями трансформировали эти адские пейзажи! По мере того, как размеры оружия и цены на него постепенно уменьшались, а его разрушительная сила столь же неуклонно росла, города стали чересчур опасными местами для обитания. И примерно в то же самое время новые прогрессивные методы коммуникации решительно отменили их необходимость…

Мало кто знает (сказал он), что на самом деле во всей известной нам истории люди регулярно покидали большие города. Вспомним для примера хотя бы Ниневию и Уксмаль, Мохенджо-Даро и Кноссос, Ангкор-Ват и Вавилон, брошенные в джунглях или пустынях на произвол диких животных и птиц. Точно так же – триста лет назад – то же самое сделало все человечество…

Но только на сей раз все люди Земли без исключения (подчеркнул он) получили замечательную возможность общаться друг с другом в любой желаемый момент! И всё это благодаря многочисленным электронным связям между рассеянными по Земле отдельными ячейками гражданского общества, которые мы называем деревнями. На текущий момент во всем мире насчитывается более пяти миллионов таких поселений – спокойных, комфортных, просто очаровательных…

Самым небольшим присвоен простой идентификационный маркер (объяснил он), составленный из цифрового индекса и одной из букв греческого алфавита. Каждая из этих 24 букв соответственно обозначает, как вам всем хорошо известно, один из 24 часовых поясов нашей Земли. Что касается…»

Тут Эмма ощутила, что с нее уже вполне достаточно. Она поспешно выключила телли, допила свой полезный напиток и побрела, раздираемая зевотой, вверх по лестнице в свою уютную спальню. Горячее молоко, бренди и сухая академическая наука сотворили обычное специфическое волшебство, и она едва ли шевельнула ресницами вплоть до самого рассвета.

Утром Эмма позавтракала свежим, вкрутую сваренным яйцом и запила его большой чашкой крепкого ароматного чая. После этого она – скорее из чувства долга, чем информационного голода – включила новости. И так Эмма наконец с запозданием узнала о шокирующих событиях, имевших место в Зале общественных собраний 1220 Альфа.

Как показывает накопленный человечеством опыт, ничто на свете так не раздражает группу единомышленников, как вызывающе безмолвная демонстрация их ярых оппонентов. Именно потому Банда Прогрессистов и выбрала такую тактику. И зрелище сограждан, наотрез отказывающихся от разумных дебатов по поводу вопроса исключительной общественной важности (притом эти граждане упорно препятствуют другим обсудить проблему всласть), настолько разъярило местных торговцев и рабочий люд, что все они дружно набросились на демонстрантов с кулаками и складными деревянными стульями. В итоге медробот милосердия внезапно заполучил сразу четырех пациентов в лице добросовестно избитых негодяев, а прочие прогрессивные бандиты с позором сбежали и рассеялись в ночи.

В своем интервью констебль 1220-й (а также и родной брат владельца микромаркета) сказал, что покамест никого не арестовал и не собирается, поскольку «в свободном обществе повиновение закону может быть исключительно добровольным». Он упомянул, однако, что поначалу планировал восстановить порядок посредством силы и даже отправил в Город экстренный запрос на тяжело вооруженную (резиновыми дубинками) спецкоманду, которая должна была умиротворить излишне взволнованную публику.

Эмма совершенно не могла согласиться с индивидуальными воззрениями констебля на закон. Она также не нашла абсолютно ничего забавного в том, что почтенная мисс Уайт из «Лимонного деревца» с двумя дюжими трактирщиками и объединенная дружная компания мясников, пекарей, официантов и официанток, грузчиков и упаковщиков, барменов, уборщиц и кассирш, включая также несовершеннолетнюю помощницу старушки портнихи и примкнувших в порядке солидарности состоятельных рантье, всю ночь рьяно охотились в окрестных лесах на разбежавшихся членов Банды Прогрессистов, вооружившись крикетными битами и в сопровожении своры поддержки из гончих собак.

Тут зазвонил теллифон Эммы, и это оказалась Милли. Обычно веселое и нежно-румяное лицо верной подруги лучше всяких слов свидетельствовало о глубоком шоке.

– Моя дорогая! – вскричала она. – Ты уже слышала, слышала о бунте?! Боже мой, можно подумать, что мы по-прежнему живем в XXI столетии!..

– Да, просто ужасно, отвратительно, – согласилась Эмма. – Хотя эти прогрессисты не вызывают у меня никакой симпатии, но они, в сущности, безвредны, если их просто игнорировать… Как и подобает поступать всем порядочным людям, не так ли?

Милли внезапно смутилась и потупила глаза.

– Эмма, дорогая, – пролепетала она неуверенным голосом. – Я вообще-то позвонила, чтобы… то есть я хотела спросить… Могу ли я попросить тебя об одной большой конфиденциальной услуге?

– Ну, разумеется, можешь, дорогая.

– Дело в том, – произнесла Милли ужасным шепотом, – что в данный момент я укрываю у себя члена Банды Прогрессистов! Спасаю от ярости безумной толпы!

– Ах, Милли! – не могла не воскликнуть Эмма. – Как это храбро, как благородно с твоей стороны!

– Я запихнула его в свободную нишу за моей банкеткой, – сказала Милли деловито. – Оно не слишком-то большое, это место, уж прямо скажем. Да, я чувствовала, что морально обязана спасти ему жизнь, но чтоб еще и с комфортом… Нет уж, увольте! Это тот самый мерзавец Ффренч-Доббин, педант и ханжа. Он сам виноват, что заварил всю эту кашу, так пускай теперь расхлебывает!

– Конечно, это совсем не мое дело, Милли, но… Скажи мне честно, он один из твоих… гм…

– Любовников? Боже упаси! Он ничем не лучше замороженной рыбы, этот жалкий учителишка! – возмутилась Милли. – Так или иначе, – деловито продолжила она, – я не могу больше держать его у себя. Это место может понадобиться мне в любой момент, а я знаю по горькому личному опыту, что когда два джентльмена спрятаны за банкеткой одновременно, они очень редко ладят между собой. Так не сможешь ли ты, моя дорогая?…

– Да, конечно, – сразу ответила Эмма. Она с удовольствием сделала бы для Милли что угодно (кроме этого), но долг есть долг, и она пообещала помочь.

– Этот человек может прятаться у меня до тех пор, – на всякий случай решила уточнить она, – пока общественный порядок не будет в полной мере восстановлен. И я очень надеюсь, что это будет сделано быстро.

– Эмма, ты сущий ангел! Я мигом упакую его в багажник моего минимобиля и быстренько подвезу к тебе, хорошо?

Вздохнув, Эмма отключилась. А ведь она так рассчитывала на спокойный, посвященный неотложным домашним заботам день… В саду следовало окопать грядку с вьюнком, срезать сухую ветвь яблони, посадить несколько кустиков подорожника; а еще надо было раскрасить марионетки, которые она пообещала деревенскому Театру для веселого детского шоу с Панчем и Джуди. А после всего этого, возможно, она могла бы вдумчиво опробовать новый кулинарный рецепт, который позавчера чрезвычайно хвалили в очень популярной теллипрограмме.

Однако теперь вместо столь умиротворяющих занятий она вынуждена выступать в роли хозяйки дома, которая принимает не просто рядового члена всемирно известной Банды Прогрессистов, но самого ее предводителя! Ну что же, если она должна… то должна. Эмма облачилась в суровый твид и даже не прикоснулась к косметике, не желая заронить у тайного гостя подозрение в симпатии, которой нет и не может быть в ее сердце.

Но когда крошечный мобильчик Милли подкатил по укромной аллее к задней двери ее коттеджа, первое впечатление Эммы от Ффренча-Доббина выразилось в глубочайшем изумлении пополам с настоящим шоком. Этот несчастный выглядел так, словно толпа не только поймала его и долго мучила, но напоследок завязала в форме причудливого кренделя, и развязаться собственными силами – по всей очевидности! – он никак не мог.

– Оказалось, что в багажнике даже меньше места, чем за моей банкеткой, – объяснила Милли. – Но не могла же я усадить этого человека рядом с собой! Кто-нибудь наверняка бы его заметил, правильно?

С помощью суперсильного домобота две сердобольные леди успешно доставили скрюченного мужчину на Эммину софу, где он теперь лежал в неестественной позе, издавая жалобные стоны, с намертво прижатыми к подбородку коленями. Одна из лодыжек страдальца вывернулась под странным углом, перекрещенные на торсе руки торчали из-под коленок в разные стороны, подобно концам знаменитого гордиева узла.

– На самом деле его длина около двух метров, – задумчиво сообщила Милли. – В распрямленном виде, конечно. Но я понятия не имею, как распутать его.

– Я знаю как, – сказала Эмма. – Мне часто приходилось помогать моему дорогому, ныне покойному папе, когда он спал крючком и ему внезапно вступало в шею. Ну а ты, Милли… ты можешь спокойно заняться собственными делами, дорогая. Ранние пташки, должно быть, уже распевают любовные песенки у твоих дверей! А ты сама отлично знаешь, как склонны мужчины вступать в дурацкие публичные потасовки, оспаривая право на благосклонность Прекрасной Дамы… Разве не так?

Когда Милли уехала, Эмма решительно приказала домоботу принести ей электроподушки, махровые полотенца, бутылочку с настоем гамамелиса, пергаментную бумагу для выпечки и горячий утюг. При помощи этих незамысловатых, но весьма действенных средств ей удалось постепенно расслабить закостеневшие члены злосчастного Ффренча-Доббина. И теперь он распластался на ее софе во всю двухметровую длину, слабо шевеля губами в знак своей благодарности. Тем временем домобот заварил крепчайший чай, и большая горячая чашка с сахаром и молоком явственно подкрепила физические силы мученика.

– О! Благодарю вас от всей души, мисс… миссис…

– Мисс Смайт-Денби. Вы спаслись от расправы, как я понимаю, только чудом, мистер Ффренч-Доббин.

– Господи Боже!.. Я даже представить не мог, что наши сограждане, наши соседи способны на подобное насилие! Никогда, никогда мне не забыть эту кошмарную ночь… Люди вопили и выли, словно дикие звери! Они пустили по следу стаю бешеных гончих! Этот жуткий, кровожадный лай… Нет, я не забуду, не забуду никогда!

– Вы попытались лишить сограждан средств к существованию, которые ваши соседи зарабатывали честным трудом, – заметила Эмма рассудительно. – Поступки подобного рода, знаете ли, по обыкновению ужасно раздражают людей.

Ффренч-Доббин тяжело вздохнул.

– Полагаю, вы правы. Должен признать, что я никогда не придавал какого-то особого значения этому фактору. Я размышлял исключительно о всеобщем благе! И надеялся, что другие также увидят вещи в том же самом свете, что и я.

– Как вы можете ожидать, что другие поймут вашу точку зрения, если мнение других вас нисколько не интересует?… В любом случае, – сказала Эмма сурово, – мне следует преподать вам одну житейскую мудрость. Как я давно заметила, всеобщее благо практически ничего не значит для большинства из нас, если оно влечет за собой нашу персональную катастрофу.

На эти слова он ничего ей не ответил. Ффренч-Доббин явно понял: по недомыслию совершил огромную ошибку, но Эмма была несколько удивлена, что он даже не попытался как-то выкрутиться, приводя различные доводы в свое оправдание. И это указывало на гораздо большую духовную зрелость, чем можно было ожидать от учителя младших классов стандартной деревенской школы. Так что Эмма не стала дальше его распекать и сказала только:

– Ладно, оставим эту тему. Полагаю, вам следует хорошенько отдохнуть после всех выпавших на вашу долю испытаний. И может быть, вы немного проголодались?

– Если честно, – признался он с немалым облегчением, – я просто умираю с голоду!

Эмма надела поверх грубого твида свой любимый веселенький фартук и, засучив рукава, приготовила сытный, добротный завтрак в типично английском стиле: свежие яйца всмятку, поджаренные на сливочном масле тосты, несколько щедрых ломтей нежного бекона и горшочек клубничного джема. Хотя ее так и подмывало объяснить этому Ффренчу-Доббину, что все продукты, уминаемые им с истинно волчьим аппетитом, были приобретены в том самом микромаркете, от которого он страстно мечтал избавиться, Эмма твердо отвергла искушение, ведь лежачего не бьют.

Вместо этого, когда он наконец насытился и стал более или менее походить на нормального человека, хотя и неухоженного, она спросила, не нужно ли ему чего-нибудь еще.

Ффренч-Доббин задумчиво потер свой щетинистый подбородок и смущенно пробормотал:

– Если бы только немного привести себя в порядок… Но бритвы у меня нет, к несчастью, как и чистой одежды…

– Я сохранила все, что осталось от моего покойного папы, – сказала Эмма. – И я вижу, что вы носите примерно тот же самый размер. Его ванная комната наверху, рядом с лестницей, а я сейчас принесу вам бритву и чистое… чистые вещи.

Она имела в виду, понятно, нижнее мужское белье, которое полковник, будучи восторженным поклонником гигиены, запасал в немереных количествах. К сожалению, он умер прежде, чем сумел все это износить, и после него у Эммы осталось множество новеньких дорогостоящих вещиц, которые никогда даже не вынимались из фабричной упаковки. Она вручила гостю через приоткрытую на четверть дверь ванной комнаты изысканную подборку таких упаковок, присовокупив к ним чистое полотенце и пушистый купальный халат. Взамен всего этого Эмма получила от Ффренча-Доббина изрядно изгвазданную и помятую верхнюю одежду, которую передала домоботу, чтобы тот незамедлительно вычистил ее и погладил.

А потом она спустилась на первый этаж и села обдумывать нежданные сюрпризы, которые преподнесло ей нынешнее утро.

«Нет, вы только послушайте, он все еще принимает душ! – размышляла Эмма. – Похоже, джентльменам требуется гораздо больше воды, чем леди… Потому что у них больше поверхность тела? Или потому, что они больше пачкаются?

Кстати, он уничтожил четыре яйца за один присест! Очень недурной аппетит для такого бескровного создания, каким я прежде его себе представляла…

Подумать только, вчера я едва не купила любовного робота! Робот никогда не ест, не принимает душ и не бреется. Робот не способен ни страдать, ни любить и, по сути, никогда не будет нуждаться лично во мне, даже в смысле секса. Все это только пустая видимость и программы!..

Стоит ли удивляться, что Милли так любит натуральных мужчин? Хотя иногда они, если говорить честно, ужасно утомляют и раздражают разумного человека».