Текст книги "23 оттенка одиночества (СИ)"
Автор книги: Эшли Дьюал
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)
– По какой причине? Я бы с удовольствием.
Мы смотрим друг на друга. Кафетерий превращается в смазанное, цветное пятно, которое окружает меня, жестоко придавливает к земле, и ничто не способно спасти от опасного, огненного взгляда, прожигающего насквозь мое тело. Чего Трой ждет? Чего хочет? Я вижу, как его пальцы сжимают салфетку, замечаю, как дергаются уголки его губ, и вдруг тоже улыбаюсь. Мы делаем друг другу больно, скрывая настоящие чувства за ложью, но нам это нравится. И мы продолжаем издеваться, задевая именно те струны, от которых дышать становится невыносимо.
Я поворачиваюсь к незнакомцу, протягиваю руку и элегантно поднимаюсь с места. Ощущаю взгляд МакКалистера на своей спине, но назад не смотрю. Пусть Трой думает, что мне все равно. Тогда и я в это поверю.
– Кажется, тому парню не по душе моя компания, – шепчет незнакомец, на что я легкомысленно фыркаю, – разве это не так?
– Какая разница.
– Он смотрит на нас.
– Это его проблемы.
Мы останавливаемся посреди зала, и я решительно кладу руки на широкие плечи мужчины. Он не выглядит опьяневшим, но от него прилично разит алкоголем. И я знаю, что веду себя неверно, но от того не перестаю томно закрывать глаза и двигаться в такт музыке, изящно покачивая бедрами. В этот момент моя цель – сделать ему больно. Да. Сходить с ума, любить и причинять боль – одно и то же. И я не собираюсь больше этого отрицать. Приближаюсь к лицу мужчины, закрываю глаза и носом касаюсь его щеки. В эту же секунду его руки сжимаются на моей талии, и я чувствую неприятный жар в тех местах, где его пальцы касаются моей оголенной кожи. Однако я не прекращаю играть с волосами, не раскрываю глаз и не убегаю прочь, пусть внутри и сгораю от тягостного, колючего ощущения. Я продолжаю нагло лгать этому незнакомцу, Трою и самой себе. Я продолжаю вести игру, в которой даже победа считается проигрышем.
Поворачиваюсь к мужчине спиной, он властно обхватывает меня ладонями за бедра и хрипло шепчет мне что-то на ухо. Я не слышу. Открываю глаза и вдруг понимаю, что Троя за столиком рядом со Стеллой и Джейком нет.
Замираю.
– Что-то не так?
Мужчина недоуменно морщит лоб, а я оглядываюсь в поисках парня, без которого этот концерт не стоит ни цента. Замечаю спину МакКалистера уже у выхода. Не знаю, что на меня находит. Я тут же срываюсь с места и сжимаю в кулаки руки. Почему он убегает? Почему опять пытается скрыться вместо того, чтобы решить проблемы?
Я нагоняю его уже около лифта. Хватаю за плечо и резко разворачиваю к себе.
– Куда ты?
– Отвали.
– Что?
– Сегодня твой день, птенчик. Развлекайся.
Парень идет дальше. С грохотом отталкивает от себя двери и несется к лестнице. Я растерянно следую за ним. Хочу остановиться, прирасти к месту, замереть, но отчего-то бегу за ним, как за последним источником света в кромешной, опасной темноте.
– Подожди.
Он не ждет.
– Трой!
Становится страшно. Я вдруг начинаю ненавидеть его еще больше, от того, что не могу ненавидеть. Испуганно семеню следом, затем вижу, как в его руках появляется моя сумка. Парень пытается на ходу достать карточку, чтобы открыть дверь, но у него не получается справиться с замком. Когда мы оказываемся перед нужным номером, у меня и вовсе перехватывает дыхание. И я не знаю, что это: злость, страх или обида. Я вдруг широко распахиваю глаза и восклицаю:
– Сколько можно вмешиваться в мою жизнь!
– Не трогай меня, Китти, – рычит Трой, – я не в настроении.
Его плечи дрожат. Такое чувство, будто наружу вот-вот вырвется дикий зверь, с которым я не сумею совладать. В животе завязывается узел. Уже собираюсь отвернуться, но неожиданно делаю шаг вперед.
– Нет. – Что я несу? – Я никуда не уйду.
– Опрометчиво.
– Трой, почему ты решил, что можешь вести себя…
– Как?
– Так, будто твое мнение что-то значит! Неужели ты думаешь, что…
– Меня нет в твоей жизни, Китти, – вспыляет он. Кидает на пол мою сумку и резко приближается, будто собирается накинуться, причинить боль. – Я не тот, кто находится рядом, я – воспоминание. И ты можешь быть спокойна: я испарюсь, я умею испаряться.
Растеряно замираю. Его лицо так близко. И я должна сказать: да, это именно то, что мне нужно. Но у меня не получается. С силой прикусываю губу и шепчу:
– Договорились.
– Договорились, – будто эхо, повторяет он.
Мы стоим слишком близко. Трой ставит руки по обе стороны от моей головы, и я невольно оказываюсь прижатой к стене, скованная ледяным страхом и желанием.
– Люди исчезают тогда, когда о них никто не помнит; когда они никому не нужны. И я получил урок, птенчик. – Тихо говорит МакКалистер. – Я понял, что должен делать.
– И что?
Он не отвечает. Встречается со мной взглядом и замирает всего на секунду, прежде чем отворачивается и уходит.
– Нет! – невольно восклицаю я. Хватаю его за локоть и крепко зажмуриваюсь. Что я делаю? Что происходит? – Трой, – срывается с моих губ, – подожди.
Мне больше нечем дышать. Этот человек причинил мне так много боли, а я не могу его отпустить. Я не могу! Опять видеть его спину? Отчего же так подкашивает ноги? Я откидываю назад голову и ударяюсь ею о стену.
– Китти…
– Если ты опять уйдешь, я не хочу этого видеть.
– Посмотри на меня.
Я покачиваю головой. Чувствую, как жгучие слезы градом скатываются по щекам, и ненавижу себя за эту слабость. Почему ты ревешь, Катарина? Что с тобой? Однако я не могу успокоиться. Страх столкнуться с пустотой перевешивает хваленую гордость.
Одиночество всегда перевешивает.
– Почему ты плачешь?
– Ты не понимаешь?
– Нет.
Все-таки открываю глаза. Пронзаю огненным взглядом знакомое лицо и сердито подаюсь вперед.
– Я плачу, потому что ты делаешь мне очень больно. Потому что я устала бороться с тобой и со своими чувствами. Я устала, Трой! Устала! Я ненавижу тебя так сильно, что схожу от этого с ума! Но еще больше я хочу, чтобы ты был рядом, и я не могу себе этого простить. Я не могу, я…
Неожиданно парень подается вперед и накрывает мои губы своими.
Я резко отстраняюсь. Растерянно распахиваю глаза и не могу сказать ни слова. Что произошло? Трой смотрит мне прямо в глаза и видит в них что-то такое, что заставляет его вновь приблизиться, заключить мое лицо в ладони.
– Что ты делаешь? – испуганно шепчу я.
– То, – отвечает он, – что давно должен был сделать.
И вновь целует.
Я сдаюсь. Со вздохом вжимаюсь в парня и повисаю в его руках, не найдя в себе сил держать равновесие. Это неправда. Это вымысел. Я сплю, а Трой – обман. Его руки не сжимают мое тело, его губы не ласкают мою кожу, его дыхание не обжигает шею.
– Китти.
Нет, и голос тоже не его. Мне чудится. Я просто сошла с ума.
– Моя Китти.
Мы порывисто врезаемся в стену, и я откидываю назад голову, ощутив его губы на своих плечах. Он всегда целовал их так, будто любил больше всего. Он целовал каждый сантиметр моей кожи, будто любил меня больше всего.
– Трой, – шепчу я.
– Я здесь, – он впивается в мои губы поцелуем. – Я никуда не уйду, птенчик.
– Уйдешь. – Стискиваю его плечи так, будто прощаюсь. – Ты всегда уходишь, Трой.
– Не в этот раз.
Он подхватывает меня на руки, придавливает к стене и целует так, будто пытается восполнить все то, что было упущено, будто хочет обмануть время. Но слишком поздно, мне уже больно. Я стараюсь совладать с эмоциями, страстно сжимая его плечи, впиваясь пальцами в волосы. Но затем покачиваю головой, хочу отстраниться, он не позволяет.
– Нет.
– Трой, подожди, я…
– Я не отпущу тебя, – рычит он, приподнимая мой подбородок. Мы смотрим друг на друга и вдруг больше не пытаемся сбежать. – Не вздумай.
– Это неправильно.
– Помолчи.
Он целует меня, и я откидываю назад голову, испустив тихий стон. МакКалистер всегда заставлял меня терять связь с реальностью. Он и сейчас пробирается сквозь меня, внутрь меня и не дает мыслить.
– Я поступил неверно, – шепчет Трой. Закрывает глаза и целует мое левое плечо. Медленно опускается вниз по предплечью, – думал, будет лучше. Но нет, – он припадает губами к моему запястью, – как и говорил отец, я… – он замирает.
Недоуменно прикусываю губы. В чем дело?
Чувствую, как пальцы парня осторожно сжимают мою руку, как они проходятся по кисти, изучают две столкнувшиеся линии на запястье. Что его так удивило?
Резко раскрываю глаза. С ужасом смотрю на Троя, а затем понимаю, что его глаза оценивают шрамы, когда-то перевернувшие с ног на голову мою жизнь. О, нет.
Выдергиваю руку. Срываюсь с места, однако тут же оказываюсь в ловушке.
– Что это? – тупо спрашивает МакКалистер. Его взгляд путешествует по моей руке. Туда-обратно. Будто если парень еще несколько десятков раз изучит шрамы, реальность изменится и приобретет иной смысл. – Что это, Китти? Что это!
Выгибаю спину и вспыляю:
– Отпусти!
– Какого хрена? Это ты сделала?
– Дай мне пройти!
– Нет, – отрезает он. Припечатывает меня к стене и растеряно округляет глаза. – Ты пыталась покончить с собой? Как ты могла, как ты…– Он резко отстраняется. Хватается руками за лицо и смотрит куда-то сквозь меня, сквозь стены. – Китти…
Я крепко зажмуриваюсь. Стою посреди коридора и ощущаю дрожь во всем теле. Я бы хотела ответить на его вопросы. Правда, не знаю, что сказать.
– Почему? – он вновь смотрит на меня. Делает шаг вперед, но затем возвращается на место. Бледный, сбитый с толку. – О чем ты только думала, Китти?
– О тебе.
– Обо мне? Да ты спятила!
– Не тебе меня судить, – обижено восклицаю я. Рвусь вперед, подхватываю с пола сумку и порывисто смахиваю с глаз слезы. – И никто не вправе. Никто.
– Но…
– Не лезь ко мне в душу. Не трогай меня, слышишь? Я просто доверилась не тому человеку; просто оказалась не такой сильной, какой должна была быть.
– Но я не хотел, я…
– Знаю. – Гляжу в глаза Троя и киваю. – Знаю, но какое это имеет значение?
– Ты ведь могла погибнуть! – наступая, чеканит парень. – Ты могла больше никогда не проснуться, Китти, никогда!
Хмыкаю. Достаю из сумки карточку и ловко вставляю ее в дверь. Слезы горячими линиями обжигают щеки, а я ничего не чувствую. Захожу в комнату, однако прежде чем скрыться за порогом, спрашиваю:
– А кто сказал, что я проснулась?
Два года назад
– Вы пытались покончить с собой?
– Да.
– И вы вскрыли себе вены.
– Да.
– Вы бы повторили это вновь?
Надменно усмехаюсь. Отворачиваюсь и гляжу в окно на пышное дерево. Его ветки тарабанят по стеклу, хотят прорваться внутрь, как и глаза доктора, пытающиеся прорваться внутрь моей головы. Тщетно. Даже если бы я и горела желанием кому-то что-то объяснять, меня бы все равно не поняли. Оттого данный разговор кажется мне полной бессмыслицей.
Бинты неприятно стягивают кожу на запястье. Раны жгут. Я сжимаю их свободной рукой, и незаметно стискиваю зубы, стараясь заглушить боль новой болью.
– Катарина, вы помните, что вы почувствовали?
– Когда именно? – смотрю на доктора. – Когда резала или когда уже порезала?
– Катарина Рочестер, – мужчина встает. Уверена, он ненавидит свою работу, и оттого ненавидит меня еще сильнее. Возня с сумасшедшей психопаткой – не лучшее занятие субботнего вечера. – Отвечайте на вопросы.
– Вы уже задавали их.
– Отвечайте еще раз.
– Зачем? – горблю спину. – Чтобы вы написали в бумажке, будто мне легче? Вам не доставит никакого труда черкнуть пару слов и без моего вмешательства.
– Зачем вы так говорите?
– Мой сарказм умер одновременно с чувством юмора. Простите.
– Вы говорите о тех секундах, когда ваше сердце перестало биться?
Сглатываю.
– Да, именно о них.
– И как это было?
– Холодно. – Скучающе зеваю. – Сравните мои ответы с прошлыми результатами. Думаю, они несильно изменились.
– Вас не выпустят из больницы, пока я не дам добро, вы это понимаете? – Доктор тяжело выдыхает. – Хотя бы попытайтесь помочь себе, Катарина.
– Не хочу.
– Почему? Одна ошибка – не повод опускать руки.
– Я двадцать два дня думала о самоубийстве. А на двадцать третий – наконец, решилась. Так что если мне и приходилось еще что-то так тщательно обдумывать – я об этом не помню.
– Хотите сказать, что вы, действительно, хотели умереть?
– К тому моменту, когда я взялась за лезвие, я уже не могла дышать.
Доктор недоуменно морщит брови, а я усмехаюсь. Вновь смотрю в окно.
– Вот видите, – пожимаю плечами, – я так и знала, что вы не поймете.
ТРОЙ
Китти пыталась покончить с собой.
Я сижу на полу около двери и смотрю сквозь стены, не представляя о чем и думать. Неясное чувство разгорается где-то в груди, и я понятия не имею, что это: вина, страх? Я пытаюсь расшифровать мысли, но лишь тону в вопросах. Мне хочется ворваться к Китти и крепко сжать ее в своих объятиях, но также мне хочется унестись отсюда как можно дальше, ведь если я причинил ей столько боли, могу ли я находиться рядом?
Я привык разгребать проблемы. Так уж вышло, что семья у меня дерьмовая. Но я и представить себе не мог, что существуют вещи пострашнее папиной злости. Я даже не думал, что кто-то может быть ко мне привязан; что я заслуживаю этой привязанности. И как же я ошибался. Во всем.
Когда жизнь внезапно пускает скупую слезу и дает тебе шанс на исправление, не надо рассуждать. Надо действовать. Не надо задаваться вопросами: а правильно ли это, а стоит ли. Надо просто посылать все как можно дальше и впиваться зубами в эту чертову возможность. А я слинял, убежал, доверился словам заинтересованного лица. А, может, просто испугался. Не знаю. В любом случае, я упустил свой шанс. Но более того, я еще и навредил дорогому человеку. Китти ведь могла умереть. Как бы я жил с этим?
С силой сжимаю в кулаки руки и откидываю назад голову. Даже мысли о том, как ее глаза закрываются, раздирают на части. Китти бледная, холодная, испуганная. И она больше не дышит. Не смеется, не поправляет волосы, не касается пальцами лица.
– Трой?
Я резко поднимаю подбородок. Рядом оказывается Джейк.
– Чувак, я болтал со Стелз, она говорит, что ты должен уйти.
– Я ничего не должен. – Так упрямо стискиваю зубы, что сводит челюсть.
– Но так попросила твоя подружка.
– Китти хочет, чтобы я уехал?
Мой голос холодный, да и сам я похож на кусок металла, которому наплевать, что творится вокруг. Но внутри взрываются шары из злости. Я слышу, как сердце отбивает бешеный ритм, и схожу с ума от этого громкого звука, отдающегося по всему телу.
– Да. Она не выйдет, пока ты здесь.
– Хорошо, – резко поднимаюсь. – Если она этого хочет.
– Слушай, Трой, я…
– Не сейчас.
– Скажи, в чем дело, – настаивает Джейк. Он плетется следом и, несмотря на плохое предчувствие, которое сто процентов атакует его голову, продолжает расспрос. – Между вами что-то произошло. Но что именно? Ты сам не свой.
– Это долгая история. Тебе необязательно о ней знать. – Нажимаю на кнопку лифта, не хочу, чтобы он приезжал. Я должен вернуться, обнять Китти и сказать ей о том, что не отпущу ее.
– Трой, Стелз орала, как сумасшедшая, а твоя красотка закрылась в ванной.
– Нет. – Резко зажмуриваюсь. Борьба с собой выматывает. Я чувствую, как схожу с ума, как теряю контроль. Я должен исчезнуть, должен оставить ее в покое.
Дверцы лифта открываются. Через пару минут мы оказываемся на улице. Джейк ловит такси, а я невольно замираю и смотрю вверх. Вдруг Китти тоже на меня смотрит?
– Едешь?
– Да.
Встряхиваю головой. Я до сих пор чувствую вкус ее губ, мои руки до сих пор горят от ее прикосновений. Черт, ничего ведь не изменилось! Я как был опасен, так и остался плохим кандидатом, который не делает жизнь лучше; который лишь рушит ее.
Китти Рочестер заслуживает лучшего. Она должна выкинуть меня из головы, ведь именно я оказался тем самым препятствием, которое способно погубить все, к чему она стремилась. Вопрос лишь в том, смогу ли я от нее отказаться?
Думаю, на сей раз – нет.
***
Снег – редкое дерьмо. Я ненавижу холод, ненавижу, когда на голову сыпется какая-то дрянь, а потом целый день одежда насквозь мокрая. Однако еще больше я ненавижу снег от того, что он бывает лишь на Рождество, а каждое Рождество у МакКалистеров собираются родственники, и они хорошенько отыгрываются на маме или на мне, если я заступаюсь. Заступался я постоянно, поэтому к новому году на моем теле обязательно появлялся новый шрам, который крыл в себе рождественскую тайну и историю.
Докуриваю вторую сигарету, достаю третью и вновь нервно смотрю на телефон, сгорая от желания набрать маме. Знаю, что не должен выдавать ее, однако как спокойно спать, если ей плохо? Мне казалось, за эти два года отец успокоился. Теперь я в курсе, что это не так. Значит ли это, что у нее проблемы?
Прячу телефон в карман и отбрасываю в сторону окурок. Когда я дышу, изо рта выходит пар, а нос неприятно покалывает от холода. Терпеть не могу зиму. Она у меня ассоциируется с наказаниями, с отцовской неумолимой фантазией. С ночами на улице, с каплями крови на сугробах, с черными, поздними рассветами. Была бы возможность, я бы вспоминал нечто другое. Другие дни. Но не выходит.
Лениво плетусь в сторону третьего корпуса, наплевав на мысли об отце и прочей дребедени, как вдруг теряю равновесие. Нога резко соскальзывает в сторону, и я падаю вниз с такой силой, что пробиваю лед локтями.
– Черт!
Лицо само собой морщится от неприятной судороги. Касаюсь пальцами затылка и пару раз моргаю: перед носом прыгают черные точки, протяжный звон воет в ушах.
– Трой?
Поднимаюсь на ноги. Локти зудят, и я то сгибаю, то разгибаю руки, пытаясь как-то унять боль. Отряхиваю штаны.
– Ты цел?
– Отвали, – рявкаю я. Не хочу, чтобы кто-то видел меня в таком состоянии. Однако незнакомец не уходит. Крепко стискиваю зубы, поднимаю подбородок и рычу, – ты меня не понял? Я сказал…
Замираю. Передо мной Китти Рочестер. Черт бы ее побрал. Она осматривает мои мокрые от снега локти, затем опускает взгляд вниз.
– Я думала…, – запинается, – мне показалось…
Делаю несколько широких шагов вперед. Пока Китти рядом, я должен поговорить, должен сказать хоть что-нибудь. Но девушка отпрыгивает в сторону, едва я оказываюсь близко. Это бьет посильнее папиного хука слева.
– Мне пора идти.
– Подожди, – вспыляю я. – Дьявол, Китти, остановись на секунду.
Она не останавливается, и я решительно иду следом. Вокруг люди. Они спешат на занятия. Я спешу за ответами.
– Как это произошло?
– Что именно? – зло усмехается она, не оборачиваясь.
– Ты прекрасно понимаешь, о чем я.
– Ах, об этом? – Девушка резко прирастает к месту. Я едва не налетаю на нее. В ту же секунду она закатывает рукав пальто и вытягивает вперед руку. – Ты о шрамах? Ох, Трой, такое часто случается. Нужно просто найти нечто острое.
– Что ты несешь? – завожусь я. Хватаю ее за запястье и дергаю на себя. – Прошу, Китти, объясни, зачем ты это сделала?
– Захотелось.
– Захотелось?
– Тебе захотелось уехать, мне захотелось побезумствовать.
– Что? – слова застревают в горле. Пялюсь на Китти и понятия не имею, что сказать. Просто громко дышу. В конце концов, она прерывает молчание.
– Как ты и сказал, ты – воспоминание. Так что давай не ворошить прошлое, прошу. Мне пора бежать на занятия, а наши разборки…
– Разборки? Да плевать мне на семинары.
– Но мне не плевать.
– Ты врешь. Ты сама ко мне подошла.
– Только потому, что увидела, как ты упал. Господи, Трой, если ты думаешь, что я к тебе еще что-то чувствую, то…
– Именно так я и думаю.
Китти уязвленно поджимает губы. Затем нервно подергивает плечами и вспыляет:
– Это твое дело.
– Это наше дело. – Я вновь ее останавливаю. Глубоко втягиваю воздух и медленно выдыхаю его через ноздри. Надеюсь, на нас никто не смотрит, потому что мне кажется, что я еле стою на ногах. Китти слишком близко. Ее трясет. Сначала я думаю, виной тому холод. Но потом понимаю: она так же, как и я, не в состоянии контролировать свое тело. – Ты не можешь просто сделать вид, будто все в порядке.
– Очнись, Трой, – шепчет она. Ее глаза блестят. – Прошло два года.
– И что?
– И то, что я слишком долго пыталась запихнуть свои чувства в клетку, МакКалистер. Теперь поздно что-то менять.
– Я и не прошу что-то менять. Я лишь хочу понять тебя.
– Ты не поймешь.
– Почему?
– Потому что ушел, – срывающимся голосом отрезает она. – Я бы не смогла от тебя уйти, Трой. Я бы просто не сумела повернуться спиной и уехать. А ты.… Для тебя всегда все было слишком просто. Ни привязанности, ни чувств. Ты не поймешь меня, потому что не испытывал то же самое.
– Не говори так.
– А как я должна говорить?
– Ты не представляешь, как сложно было уходить!
– Тогда зачем ты это сделал?
– Потому что у меня не было выбора! – дышать становится трудно. Я приближаюсь к Китти и стискиваю зубы. – Я должен был исчезнуть, чтобы дать тебе шанс.
– Какой еще шанс?
– Шанс жить нормально.
– О, Боже, – громко смеется Рочестер, – еще заяви, что ты хотел, как лучше.
– Так и есть.
– Но, Трой, лучше всего мне было с тобой. А ты…, что ты сделал? Боже, все. Я не хочу говорить об этом. – Она порывисто проходится ладонями по лицу. – Мне пора.
– Стой, Китти! – я крепче цепляюсь за ее плечи. – Зачем ты убегаешь?
– С тобой мне нечем дышать.
– Я не желал ничего подобного, – искренне восклицаю я, – птенчик, я, правда, не хотел, чтобы тебе было больно. И это…, – смотрю на ее запястья, на шрамы, – это просто полное безумие! Если бы я знал…
– Но ты не знал. – Девушка вновь отскакивает в сторону. В ее глазах нет прежней нежности. Она совсем другая. Испуганная, недоверчивая. Она смотрит на меня, однако больше не видит того, кто держал ее за руку. Она видит предателя. – Я не хочу врать, и мне незачем строить иллюзии. Ты, как был мне дорог, так и остался где-то внутри.
– Прости меня, Китти. – Я невольно касаюсь пальцами ее щеки. – Мне так жаль.
– Мне тоже, Трой, – дрожащим голосом отвечает она. А затем опускает мою руку, и медленным шагом идем в сторону центрального корпуса.
КИТТИ
Мы становимся жестокими. Каждый из нас грубеет, ломается, и все это происходит благодаря тем, кого мы любим. Человек не похвастается идеальным сердцем, если его уже успели разбить. Однако и ровным сердцем хвастаться не стоит – это обозначает, что никто не добился твоей взаимности. Выходит, плохо всем и всегда. Наверно, поэтому неверно жаловаться, боль – признак жизни. Правда, нелегко проникнуться данной философией, когда на сотни частей разрываются миллионы нервных окончаний.
Смириться могут лишь те, кто не ощущал чего-то в полной мере. Я пообещала себе не думать о Трое, пообещала возненавидеть его. Однако сегодня увидела, как он упал и сломалась. Порыв ринуться навстречу был непроизвольным. Я и подумать не успела, как уже стояла рядом и осматривала его мокрые от снега локти.
Кто-то назовет это слабостью. Что ж, пусть так. Я соглашусь, потому что не знаю, как еще охарактеризовать зависимость. Ежедневная доза Троя МакКалистера. Едва Трой исчез из моей жизни, как тут же ломка достигла апофеоза, и я схватилась за лезвие. Что будет теперь, когда на горизонте рецидив? Даже подумать страшно.
Я иду на занятия и провожу день в тумане. Меня колотит. Я то силюсь выбежать на улицу и найти МакКалистера, то клянусь выкинуть его из головы, и все это напоминает мысли безумного романтика, внезапно оказавшегося в эпицентре сюрреалистического хоррора. Шрамы зудят. Не знаю почему, но чувствую их. Они не дают покоя до обеда, а к ужину горят так, будто их заново вспороли.
– Ты в порядке? – Стелла до сих пор чувствует себя виноватой. Мы сидим в кафе на углу около университета и ждем заказ. – Тебя словно нет рядом. Витаешь где-то далеко.
– Я думаю.
– О нем?
Нерешительно киваю. Отталкивать Троя правильно, неправильно желать его видеть рядом. Однако я ничего не могу с собой поделать. С этим человеком связаны не только плохие воспоминания. Он что-то изменил во мне, что-то исправил. Я перестала думать только о будущем. Я, наконец, зажила настоящим. И я так сильно скучаю по его голосу, по его объятиям и поддержке. По тому, как он смотрел на меня, как защищал, как иногда слушал. Мы не были идеальной парой, мы часто ссорились и часто доводили друг друга до срывов. Но мы всегда возвращались, потому что не могли иначе.
– Ты опять отключилась, – пропевает блондинка. Она легонько толкает меня в бок и усмехается. – Если бы не знала Троя, представляла бы горячего романтика, ведь только по горячим романтикам можно так сходить с ума.
– Он был романтичным, – пожимаю плечами. – В меру. Он даже был чутким.
– О, дорогая моя, хватит говорить о его плюсах.
– Я устала думать о минусах.
– И, тем не менее, сегодня ты сказала ему уйти, – напоминает Стелла. Затем как-то обреченно вздыхает и подпирает рукой подбородок. – Даже все вместе взятые великие английские психологи не смогли бы разобраться в ваших отношениях.
– Не в чем разбираться. Он просто должен оставить меня в покое. И все.
– Какой же прок ему оставлять тебя в покое, если ты этого не хочешь?
– Хочу! – настаиваю я. – А как же иначе? Если Трой будет рядом, я опять не смогу себя контролировать. Это приведет к плохим последствиям, Стелла. Я знаю. Чувствую.
– Он – редкий подонок, Китти. Однако рядом с тобой он…, хм…, – блондинка как-то нерешительно пожимает плечами, – рядом с тобой он меняется. И если это не любовь, тогда что? Пойми, вы бегаете друг за другом, все никак не разомкнете руки. И этот фарс – лишь трата времени. Пора остановиться и признать, как отстойно жить раздельно.
– Из-за него я…, – запинаюсь. К лицу приливает краска, дышать становится трудно, и Стелла тут же накрывает мою руку своей ладонью.
– Знаю, – шепчет она. – Ты вправе порвать с ним, Китти. Но станет ли тебе лучше?
Я рассказала ей обо всем на днях, не смогла держать в себе. Мне вдруг показалось, что поделиться переживаниями – отличная идея, особенно тогда, когда горло сводит, а в глазах щиплет от слез. На удивление после этого мы стали ближе. Она не отвернулась, не сказала, что я ненормальная идиотка. Она поняла меня, будто, знала, о чем идет речь.
– Ладно, – встряхнув плечами, отрезаю я, – пора жить дальше. В конце концов, если бы Трой не появился в этом университете, я бы именно этим и занималась.
– Но он появился, – вставляет Стелла.
– Притворюсь, словно это не так.
– И как же ты это сделаешь, если он постоянно рядом?
– Не знаю. Ох, что за вопросы? Найду себе парня, – от подобных мыслей перчит во рту. – Влюблюсь по уши и забуду о том, как бывает плохо. А, может, и вовсе перестану думать об отношениях. Кому они нужны?
– Всем они нужны, – улыбается блондинка. – А насчет влюблюсь по уши, бедный Кай атакует твой телефон сообщениями уже не первый день. Почему ты не дашь ему шанс? Он милый.
– В том и проблема.
Стелла неожиданно смеется.
– Прости, я и забыла, что тебя тянет только к плохишам. Ну, пусть он не унывает. Я завтра его встречу, посоветую набить пару татуировок на предплечьях. Может, тогда ты обратишь на него внимание?
– Ты издеваешься, – завожусь я, – но нет ничего смешного в том, что происходит.
– Ладно, прости. Просто мне кажется, ты уже давно поняла, что тебе нужно. Однако боишься в этом признаться.
Я упрямо покачиваю головой и устало выдыхаю. Мне не нужен Трой МакКалистер, не нужен. Бывают люди, причиняющие боль. А бывают и те, кто являются ею. Трой – не просто слабость. Он тот самый шип, который я сжимаю в своей ладони. Чем сильнее я пытаюсь обхватить его, тем хуже мне становится.
Когда мы возвращаемся домой, на улице садится солнце. Стелла сразу принимается одеваться к вечеринке, а я устало падаю на кровать.
– Ты, правда, останешься?
– Правда.
– Но почему, Китти? Веселье прямо по курсу, на нашем этаже! Даже ходить никуда не надо. Уверена, нас ждет хорошая музыка, выпивка.
– Я не в настроении, – накрываю голову подушкой. Почему-то горло саднит, и меня так и тянет разреветься. Черт, как же я устала бороться с чувствами. Зачем я вообще это делаю? От обиды? От ненависти? Почему нельзя просто забыть о том, что уже успело со мной случиться, найти Троя и обнять его. Ведь каким бы подонком он не был, я не могу выкинуть его из головы. – Повеселись за нас обеих.
– Не хочу оставлять тебя одну.
– Не выдумывай.
– Хотя, если подумать, ты не одна. – Блондинка плюхается рядом и неожиданно усмехается. – Ты наедине с десятками сообщений от Кая: о, Китти, где ты? О, Китти, давай пойдем в кино. О, Китти, почему ты молчишь?
Я оборачиваюсь.
– Он хороший парень.
– И надоедливый. – Стелла встает и вскидывает подбородок. – Как я выгляжу?
– Отлично. Джейк тоже придет?
– Ты так незатейливо интересуешься, придет ли Трой?
Я вновь прячу лицо под подушкой, на что блондинка смеется. Она оказывается рядом и крепко сжимает мои плечи. Меня удивляет ее поступок, но я не подумаю вида. Слегка приобнимаю ее за руки и прикусываю губы: странно, непривычно ощущать чью-то поддержку, какой бы незначительной она не была.
Я проваливаюсь в сон, а когда просыпаюсь – Стеллы уже нет. Робко оглядываюсь, в комнате темнота, за дверью громыхает музыка. Наверняка, вечеринка в самом разгаре.
Делаю себе чай и читаю психологию, однако теории не укладываются в голове. Вся информация смешивается, и я сама не замечаю, как полностью отключаюсь, предоставив мыслям возможность путешествовать где-то за границами возрастных периодизаций.
Невольно смотрю на левое запястье. Оно уродливое. Касаюсь пальцами шрамов и судорожно выдыхаю. Зачем я это сделала? Я ведь не хотела умирать. На самом деле, мне казалось, что Трой появится и спасет меня. Он всегда меня спасал. Но не тогда.
Тяжело выдыхаю и поднимаюсь на ноги. Осматриваюсь, обхватываю себя за талию и растеряно откидываю назад голову. Трудно сосредоточиться на учебе. Я вообще сейчас туго соображаю, никак не могу понять, что именно меня гложет.
Неожиданно в дверь стучат. Недоуменно вскидываю брови и поджимаю губы. Если это Стелла, почему она не воспользуется ключом? Быстрым движением запахиваю на груди спортивную кофту и приближаюсь к порогу.
– Секунду.
А что если это Трой? Вдруг Бишоп проболталась, сказала, что я не могу найти себе места? Ох, нет, это было бы ужасно, ведь только утром я призналась, что не хочу иметь с ним ничего общего. Вздыхаю и открываю дверь.
– Да?
Пусто. По коридору снуют незнакомцы, беспощадно громыхает музыка, по стенам расползаются цветные круги, но передо мной пугающая пустота. Может, я сошла с ума.
Выглядываю. Осматриваюсь. Собираюсь вернуться обратно, как вдруг замечаю на пороге стаканчик с бронзовой жидкостью. Он притаился на бумажке.
– О, – усмехаюсь я. Присаживаюсь на корточки и читаю записку: выпей меня. Что ж, стоит признать, что фантазия Стеллы не знает границ. Льюис Кэрролл – англичанин, и я уверена, она бы повторила это сто раз, если бы находилась рядом.
Закрываю дверь и довольно осматриваю подарок. Алкоголь – как кстати. Я бы с удовольствием отрубилась. Жаль, нет такой кнопки, которая бы отвечала за отключение от реальности. Улыбаюсь.
