Текст книги "23 оттенка одиночества (СИ)"
Автор книги: Эшли Дьюал
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)
– Подожди, – встревает Джейк. Он удивлен, а я ощущаю неприятный осадок где-то в глотке, будто Китти рассказала о сокровенной тайне, которой мы никогда и ни с кем не должны были делиться. – Знаешь ту девчонку?
– Мы соседки.
– Серьезно?
– Если бы она только знала, что ты здесь. – Я ухмыляюсь. – Ей это не понравится.
– Зато я хотя бы попытаюсь что-то изменить. Она стоит на месте из-за того, что ты рядом, из-за того, что вы ничего не решили. Ты мешаешь ей жить, Трой МакКалистер.
– Не представляешь, как часто я слышал подобное в свой адрес. Но, может, Китти сама себе мешает? Иди, устрой ей психологическую беседу. А я – не твоя подружка, и капать мне на мозги – дохлый номер. Считаешь, я веду себя как кретин? Катись к черту.
– Чувак!
– Подожди! – я затыкаю Джейку рот и подхожу к девчонке ближе. Внутри клокочет ярость, и мне вдруг хочется свернуть ей шею, потому что я искренне и горячо ненавижу тех, кто пытается сказать мне, что я должен делать. – На что ты рассчитывала, красотка? Думала, поставишь меня на место?
– Пытаешься меня запугать?
– О чем ты, и в мыслях не было, – мои глаза сужаются. Я наклоняюсь к ее лицу и улыбаюсь. – Значит так: держи язык за зубами. Если Китти захочет поговорить, пусть сама приходит и пытается достучаться до моей дерьмовой души. Уяснила?
– Уяснила, – Стелла кидает билеты на стол и усмехается. – Думаешь, убедил? Едва ли. Мне казалось, только Китти сходит с ума. Теперь я вижу, вы оба ловите кайф от той боли, которую друг другу причиняете. Но вам решать. Котик, – она переводит взгляд на Джейка и поправляет ремень сумки, – научи своего друга манерам. А то он, как сказал бы Оливер Голдсмит, невоспитанное подобие воспитанного животного.
Довольная собой она кивает и изящно шагает к выходу. Уже возле дверей с ее губ срывается: увидимся в Хильтон Палм, и я невольно усмехаюсь. Интересная девушка.
Сейчас, когда я стою перед бассейном и вижу лицо Китти, поездка обретает смысл. Я не мог уснуть, не понимал, откуда в голове возникают противоречивые мысли, метался и сходил с ума, однако теперь все ясно. Я сбежал от этой девушки, но она вновь рядом, и ничто не может запретить мне тянуться к ней. Даже здравый смысл.
Китти не спешит вылазить из бассейна, а я усмехаюсь:
– Решила искупаться, птенчик?
Она продолжает молчать. Тянется к лестнице, медленно поднимается и вскидывает подбородок так высоко, что едва не заваливается обратно. Я вовремя протягиваю вперед руку. Подхватываю ее за талию и, приблизившись, улавливаю запах алкоголя.
– Не трогай меня, – невнятно требуют ее губы. Еще они требуют, что я неотрывно разглядывал их. – Трой, отпусти.
– Отпущу, и ты упадешь.
– Лучше упасть, чем быть с тобой рядом.
Даже опьяневшая она продолжает глубоко меня ненавидеть. Отлично. Именно та реакция, которую я и хотел увидеть, пусть внутри и сжимаются органы.
Китти вырывается, уверенной и одновременно косой походкой плетется в сторону рецепшена, а я просто иду следом. Разглядываю прилипшую к ее телу накидку. Неясно, что больше привлекает мое внимание: очертания купальника, или то, что находится под ним. Вижу, как Китти забегает в лифт, нажимает на кнопку и забивается в дальний угол. Я становлюсь рядом. Меня безумно забавляет ее злой взгляд, тяжелое дыхание, и, если бы не здравый смысл, я бы уже давным-давно оказался с ней рядом. Однако приевшимся принципам сложно противиться: я не должен прикасаться к Китти, какие бы мысли не атаковали голову.
– Почему ты идешь за мной? – злится девушка, когда мы выходим из лифта.
– А куда мне еще идти, птенчик?
– Куда хочешь.
– Может, я хочу идти за тобой?
Китти бросает через плечо недовольный взгляд, а затем рассеянно тормозит около нужной двери. Ее не на шутку шатает. Сколько же она выпила? Если честно, я вообще не помню, чтобы она притрагивалась к алкоголю. Тут же вспоминаю о реабилитационном центре. Может, это как-то связано? Мой птенчик пошел по наклонной?
– Трой, катись к черту, – в очередной раз бурчит она. Находит карточку и пять раз промахивается. На шестой – дверь, наконец, открывается, и мы заходим внутрь. – Почему ты не слушаешь? Я не хочу, чтобы ты был рядом.
– Прости, но идти мне некуда. Твоя подружка позаботилась лишь о билетах. Про бронь в отеле все прилично умолчали.
– И что бы это значило?
– Что сегодня я проведу ночь здесь.
– О, – покачнувшись, шепчет Китти, – просто прекрасно. Ты ведь шутишь? Боже, Трой, что тебе от меня нужно? Я слишком устала, чтобы выяснять с тобой отношения.
– А нам есть, что выяснять? – по-хозяйски располагаюсь на кровати. Закидываю за голову руки и ядовито ухмыляюсь. – Мне казалось, теперь ты выясняешь отношения с тем блондинистым недоумком.
– О, МакКалистер, ты ревнуешь!
– А стоит?
– Определенно, – неожиданно Китти неспешно крадется ко мне. Залазит на кровать и останавливается напротив моего лица, словно кошка. Мое тело обдает жаром, когда она касается носом моей щеки и мурлычет, – ты всегда дрожишь, когда я рядом, Трой.
– Считаешь, причина в тебе?
– Я это знаю.
– Что ты делаешь? – я не на шутку растерян. Китти почти касается губами моих губ, замирает в нескольких миллиметрах и закрывает глаза. Я не могу пошевелиться. Крепко сжимаю руки, которые так и тянутся к ее телу.
– Когда ты уехал, я дышать перестала, – срывается с ее губ. Она касается лбом моей щеки и беззащитно всхлипывает. – Я знала, потерять тебя сложно, но я и не думала, что бывает так больно. Ты уехал, Трой, и забрал с собой все, что имело значение. Почему ты так со мной поступил? Почему ты это сделал?
Не могу на нее смотреть. Резко отворачиваюсь. Хочу встать, но чувствую, как она прикасается пальцами к моему лицу и замираю. Теперь Китти еще ближе, ее глаза – раскрыты. Они искрятся, будто в них тысячи звезд, и я тону в этих ощущениях. Пытаюсь выплыть на поверхность, но слишком плохо стараюсь.
– Завтра, – хрипло шепчу я, – завтра ты пожалеешь о том, что сейчас происходит.
– Ты сделал мне так больно.
– Китти…
– И ты продолжаешь делать больно, – она обхватывает меня руками за шею. Дышит прямо в лицо, невольно прикусывает губу, – я каждый день ждала, что ты вернешься, а когда мы увиделись, ты лишь оттолкнул меня.
– Так было нужно.
– Но почему? Почему, Трой, объясни, я хочу знать!
– Потому что нельзя было иначе.
Я все-таки подрываюсь с постели. Закидываю за голову руки и дышу так, словно не хватает воздуха. Это невыносимо. Я зря приехал, зря решил, будто сумею побороть свои чувства. Не смогу, сдамся, а это неправильно. Это перечеркивает два прошедших года, делая их огромной ошибкой, за которую я не смогу расплатиться.
– Я пойду, подышу, – рявкаю и несусь к выходу. – Не жди меня больше.
Китти лишь отворачивается.
Два года назад
Я не собирался проводить время в компании тупых отморозков, вытанцовывать в центре спортзала и выкрикивать идиотские фразочки. Но Китти сказала, что мой выпускной – это важно. Правда? Не знаю. Если она так говорит, наверно, так и есть.
В смокинге я похож на кретина. Мама помогла завязать галстук, но я все равно выгляжу, как сорокалетний девственник. Штаны чересчур длинные, пиджак подвисает в плечах. Однако – что смешно – я знаю, Китти все равно будет счастлива. Она почему-то принимает меня таким, какой я есть, и я из кожи вон лезу, чтобы сделать ей приятное.
Спускаюсь по лестнице, подхватываю на ходу нежно-голубую розу – Китти сама выбирала, сказала, что прикрепит ее к карману на моем пиджаке – но останавливаюсь напротив выхода: там стоит отец. Я стискиваю зубы так сильно, что сводит скулы.
– Я отдал тебе деньги, – чеканю я. – Сейчас мне надо уходить.
– Куда?
– Какое тебе дело.
Хочу пройти мимо, однако папа выставляет руку, преграждая мне путь. Чувствую, что просто так он меня не отпустит, и делаю несколько шагов назад.
– В чем дело? Я спешу. Поговорим обо всем утром, хорошо?
– Хорошо? – смеется отец. У него удивительно уродливое лицо, особенно в те дни, когда он дико напивается. То есть практически всегда. – Сынок, мне страшно смотреть, в кого ты превращаешься. Бегаешь за своей шлюшкой, как собачонка.
– Не говори так о ней.
– Почему?
– Потому что я так сказал.
Отец удивленно вскидывает брови. Смотрит на меня, разглядывает, будто впервые видит. Несколько секунд у него уходит на то, чтобы оправиться от шока. А затем его глаза наливаются привычной для меня ненавистью. Он хватает рядом стоящую вазу и швыряет ее о стену с такой силой, что с потолка осыпается штукатурка.
– Да что за хрень с тобой творится? Ты переходишь границы, недоумок!
– Нет, это ты переходишь границы. – Внутри клокочет ярость, однако впервые я готов дать отпор. Пронзаю папу ледяным взглядом и крепко сжимаю в кулаки пальцы. – Я не собираюсь и дальше бороться с тобой.
– Бороться со мной? И что ты называешь борьбой? – он, издеваясь, отвешивает мне затрещину затем хохочет и бьет вновь. – Что, щенок? Твои жалкие попытки не разреветься?
– Прекрати, – сквозь стиснутые зубы, рычу я.
– Нет.
– Хватит!
– И не подумаю, – смеется он. Хватает меня за галстук и сжимает его с такой силой, что я начинаю кашлять. Ноги предательски подкашиваются, и почему-то в эту секунду я думаю о том, что сейчас сдохну. Руками верчу в стороны, тщетно пытаюсь зацепиться за отца, но он отскакивает в сторону, выворачивается и оказывается за моей спиной, рыча и выкрикивая мое имя. Мои пальцы автоматически хватаются за ткань.
– Где же твоя шлюшка? – разит прямо над моим ухом отец. – Не придет спасать? Не кинется с кулаками? Она смелее тебя, засранец. – Он хохочет. – Знаешь, она мне больше нравится. Я бы не против такую поиметь. Ты ведь не решился? Ты слабак. И дерьмо.
– Не трогай ее! – через силу ору я.
Лицо пульсирует, шею так жжет, что я невольно теряю связь с реальностью, не вижу предметы, не чувствую запахов, не улавливаю звуки. Могу лишь думать о Китти. О ее улыбке, коже, руках, о том, как она обнимает меня, когда я готов взорваться. О том, что она говорит мне, когда я готов опустить руки.
– В чем моя ошибка с тобой? – ревет отец. Выпускает из рук галстук, но внезапно размахивается и отпихивает меня ногой к стене. Я врезаюсь в нее с диким грохотом. Не в силах удержать равновесие, скатываюсь вниз, а он тут же оказывается рядом. Поднимает с пола кусок разбитой вазы и усаживается напротив. – С тобой одни проблемы, ублюдок. С тобой слишком много неприятностей.. Ты мне мешаешь, сынок, ты мне не нужен. И никому ты не нужен. Считаешь, эта шлюха тебя любит?
– Не говори о ней…, – дышать трудно, я кашляю и хриплю, – не говори о ней так.
– Ты никогда не будешь таким же. Ты выродок и кусок дерьма. А она родилась для того, чтобы ублажать богатеньких толстосумов, и, желательно, не только ротиком.
– Заткнись!
Я резко подаюсь вперед, но вдруг чувствую, как нечто острое пронзает мне бок. На несколько секунд мир перестает существовать. Я беззвучно ору, горблюсь и натыкаюсь на безумные глаза отца, которыми он разглядывает окровавленный осколок.
– Ты никогда меня не слушался, – шепчет он, затем переводит взгляд на меня и еще шире раскрывает глаза, – ты получил по заслугам. И она должна получить! Она портит тебя сынок, она делает тебя хуже. Посмотри, кем ты стал? Ты перечишь родному отцу.
Мне плохо. Кровь скатывается по белой рубашке, капает на пол. Я часто моргаю. Хочу четко видеть его лицо, но не выходит. Что самое смешное – боли я не чувствую.
– Ты гребанный идиот, – вставая, орет отец. Бросает осколок к моим ногам и резко хватается руками за волосы. – Ты сам напросился. Ты сам кинулся ее защищать. Ты…
Впервые он уходит.
Распахивает входную дверь и исчезает за ней, позволяя холодному ветру обдувать мое испуганное лицо. Не знаю, что делать. Дрожащими пальцами придавливаю рану, поднимаюсь и иду на выпускной. Шок не отпускает, заставляет видеть окружающие предметы в ином цвете. Я сажусь на байк, еду вдоль полупустой трасы и практически не ощущаю, как кровь заливает сидение. Все в порядке, просто царапина.
Вот уже и дом Китти. Пошатываясь, слезаю с мотоцикла. Бреду к главному входу, окровавленными пальцами нажимаю на звонок. От неожиданно нахлынувшей слабости голова повисает, но я упорно держу глаза открытыми. Я должен видеть моего птенчика. Наверняка, она прекрасно выглядит. Она всегда прекрасна.
Дверь открывается. Я выпрямляюсь, однако внезапно встречаюсь взглядом с Хелен Рочестер – высокой, темноволосой женщиной, чьи глаза всегда тщательно сканировали меня, изучали, и чьи глаза всегда оставались пренебрежительно холодными.
– Трой? – ахает она.
Я слабо улыбаюсь.
– Здравствуйте, а Китти, – вытираю ладонью лицо, – Китти дома? Мы должны были встретиться. Она здесь?
– Трой, у тебя кровь.
– Это так. Царапина. Я в порядке. Так что, Китти выйдет?
– Она уже уехала, – растеряно шепчет миссис Рочестер. – Она сказала, что написала тебе; что вы встретитесь уже в школе.
– Правда? Я просто…, – прохожусь избитыми руками по карманам, – кажется, я забыл телефон дома. Ну, не страшно. Тогда я пойду. Спасибо. До встречи!
– Трой, – женщина останавливает меня, внезапно вытянув вперед руку. Ее пальцы крепко сжимают мой локоть. – Проходи.
– Но…
– Зайди в дом.
Решаю не сопротивляться и неуверенно переступаю через порог. Хелен Рочестер ведет меня на кухню, разрешает присесть, а затем зовет горничную. Не знаю, чего она от меня хочет, и поэтому начинаю нервничать. Мне даже и не приходит в голову, что эта женщина просто пытается мне помочь.
Когда в ее руках оказывается аптечка, миссис Рочестер не медлит ни минуты, не переодевается, не просит помощи у служанки. Она сама решительно хватается за перекись и обрабатывает рану на моем боку, будто я что-то значу.
– Что произошло? – спрашивает она, придавливая к порезу тряпку.
– Упал.
– На что?
– На осколок.
– И каким же образом?
– Споткнулся.
– О чью ногу? – уголки ее губ дергаются. Она смиряет меня озабоченным взглядом, а затем выдыхает. – Это сделал твой отец? Китти говорила, он жестокий человек.
Почему-то усмехаюсь. Как по мне, так это самое милое определение.
– Знаете, все вышло случайно.
– Трой, ты должен обратиться за помощью. Рана серьезная, ты мог потерять сознание, мог занести инфекцию. Ты мог погибнуть.
– Но я в порядке.
– И это ты называешь «в порядке»? Так нельзя жить. Как же ты не понимаешь? Это опасно, это так опасно! Ты можешь пострадать, люди, которые рядом, могут пострадать!
– Китти ничего не грозит.
– Китти встанет между тобой и твоим отцом, если появится необходимость.
Отворачиваюсь. Я не хочу слышать то, что и сам знаю. Злиться и до крови сжимать пальцы, уже попросту нет сил. Я опускаю голову, смотрю на блестящий, мраморный пол и понимаю, что загнал себя в ловушку. Такие люди, как я, не должны любить. Возможно, они этого заслуживают, но им противоестественно быть счастливыми. Рядом со мной одна разруха. И лишь рука Китти не позволяет мне упасть. Но что если впереди обрыв? Что если я веду ее к пропасти?
– Отпусти, – неожиданно шепчет Хелен.
Я поднимаю на нее убитый взгляд, и пусть и понимаю, о чем идет речь, все равно переспрашиваю:
– Что?
– Отпусти ее, Трой. Пожалуйста. – Женщина кладет дрожащие руки поверх моих избитых ладоней и прикусывает губы. – Вы любите друг друга, но это плохо кончится. Я чувствую, я же мать. Я не хочу, чтобы ей было больно.
– Я никогда не сделал бы ей больно, миссис Рочестер.
– Сделаешь. И она тебе. Вы погубите друг друга.
Встаю. С силой надавливаю пальцами на переносицу и задерживаю дыхание. Я не хочу ничего слышать, я не хочу уходить от Китти. Она – мой кислород. Она – мое все.
– Трой. Если любишь…
– …отпусти? – Оборачиваюсь. – Вы серьезно? Я не смогу жить без вашей дочери.
– А сможешь ли ты жить, зная, что она пострадала по твоей вине?
Мне нечего сказать. Безумным взглядом оглядываю кухню, затем хватаю со стула пиджак и несусь к выходу. Мне срочно нужно найти Китти, мне надо, чтобы она взяла меня за руку и сказала, что все будет хорошо. Что мы справимся с любыми проблемами.
Запрыгиваю на мотоцикл и газую так резко, что встаю на заднее колесо. Ветер врезается в мое тело. Он будто останавливает меня, но я сопротивляюсь, разрезая метры диким ором мотора. Я все ближе к школе, ближе к ней. Если наши отношения – ошибка, почему тогда мы встретили друг друга? Почему я сразу увидел ее, почему она появилась в этом городе? Таких совпадений не бывает. Да, большинство людей встречается лишь оттого, что им нечего делать. Но между мной и Китти всегда было что-то большее, чем просто выгода. Китти показала лучшее, что есть во мне, ту часть, о которой я даже и не подозревал. Она взяла мою душу и отчистила ее. Она спасла меня.
Торможу около ворот школы. Кто-то из выпускников сидит в зале. Однако я сразу же чувствую, что Китти на улице. Когда мы встречаемся взглядами, она улыбается. На ней длинное, нежно-голубое платье, и я стою, как вкопанный, смотря в ее глаза.
Я люблю эту девушку. Люблю, потому что она заставила меня поверить в лучшее. Однако какое это имеет значение, если я сделал ее жизнь хуже?
Китти недоуменно хмурит лоб. Осматривает мою испачканную в крови рубашку, затем глядит в глаза. Не знаю, что она там видит, но она почему-то восклицает:
– Трой!
И тогда я отворачиваюсь. Вновь сажусь на мотоцикл и крепко стискиваю зубы. Я должен оставить ее. Должен уехать. Я не имею права причинять ей боль. Она не должна жить в моем мире. Она заслуживает лучшего, а я тяну ее вниз.
– Трой! Стой!
Газуй, давай же! Ноги не слушаются.
– Трой, подожди!
Знаю, что когда уеду, мир перевернется. Однако у меня нет выбора. Она слишком многим пожертвовала ради меня. Теперь мой черед жертвовать.
Газую.
– Трой! – кричит Китти. – Что ты делаешь? Я люблю тебя, слышишь? Трой!
Откидываю назад голову. Ветер беспощадно хлещет по лицу, а ее голос разносится за моей спиной и вонзается стрелами в сердце. Если раньше я и не чувствовал боли, то сейчас мне становится так плохо, что дорога перед глазами мгновенно чернеет. Мой свет остался позади. Теперь я еду в темноту.
– Трой, я люблю тебя! – вновь слышу за своей спиной.
– Я тебя тоже, птенчик. – И исчезаю в пустоте
КИТТИ
Когда я просыпаюсь, за окном светит яркое, надоедливое солнце. Голова трещит. Я хватаюсь за нее руками и выдыхаю: что вчера произошло? Неужели Трой и, правда, был здесь? Надеюсь, я не сказал ничего такого, из-за чего сегодня мне будет жутко стыдно.
Медленно поднимаюсь с кровати. Прижимаю одеяло к груди и хожу по комнате, в поисках МакКалистера.
– Трой? – Наверняка, парень мне причудился. Мы со Стеллой осушили три бутылки вина. Галлюцинации, прочно запертые в моей голове, не стали бы неожиданностью. – Ты здесь? – отчего бы ему быть во Флориде. Китти, ты просто сходишь с ума.
Неожиданно слышу странные звуки, доносящиеся из ванной. Внутри холодеет. Не знаю, что страшнее и опаснее: встреча с незнакомцем, ворвавшимся в номер, или встреча с парнем из моего прошлого.
– Трой? – Аккуратно открываю дверь. Здесь темно, ничего не видно. – Это ты?
Включаю свет и растеряно вскидываю брови. Никогда бы не подумала, что увижу нечто подобное. МакКалистер лежит в широкой, белоснежной ванне, обнимая несколько пустых бутылок из-под пива. На его лице выражение безмятежного покоя, в то время как одежда похожа на смятую, изорванную ткань, подобранную на помойке.
Застываю в полном недоумении.
– Трой? – почему-то начинаю злиться. С какой стати этот человек преследует меня? Сколько можно? Сначала университет, теперь Хильтон Палм. Что за несуразица! – Эй! Спящая красавица? – Парень не реагирует. Скатывается вниз и сталкивает между собой бутылки. – Трой!
МакКалистер продолжает спать, и тогда, решившись, наконец, выплеснуть из себя хотя бы толику гнева, я подлетаю к крану, включаю душ и направляю поток воды прямо на лицо парня. Тут же его глаза раскрываются. Он резко вздрагивает, роняет бутылки и испуганно поднимается на ноги, будто пытается экстренно эвакуироваться.
– Ну, слава богу, – ядовито рычу я. – Выспался?
– Что ты…
Он шокирован. Осматривает свои мокрые руки, туловище, а затем вновь поднимает на меня взгляд, однако на сей раз, излучая колючее недовольство.
– Я спрашиваю, выспался?
– Ты разбудила меня.
– Холодный душ по утрам – очень полезно.
– Правда?
Его глаза мгновенно воспламеняются. Предчувствую нечто плохое, но не успеваю среагировать, и уже через пару секунд руки Троя замыкаются на моей талии.
– Отпусти!
Если бы. Прижав меня к себе так близко, что у меня перехватывает дыхание, Трой вырывает душ из моих пальцев и обрушивает на нас поток ледяной, морозной воды. Я кричу, что есть мочи. Пытаюсь вырваться, а он в этом время злорадствует, звонко смеясь над моим ухом. Дыхание у него такое горячее, что на секунду я отвлекаюсь от холодных капель, стекающих по лицу. Однако затем тело сводит, и верещу я уже от неприятной боли, которая тягуче подкрадывается к сердцу.
– Хватит, – умоляю я, – пожалуйста.
– Почему, птенчик? Это же полезно!
– Трой!
Парень, наконец, убирает душ. Грубо отбрасывает его в сторону, а потом так резко разворачивает меня к себе лицом, что я невольно замираю.
– Никогда, слышишь, – его губы совсем близко, – никогда так больше не делай.
– Что ты здесь забыл? – рычу я, дрожа от холода. – Сколько можно, Трой?
– Сколько можно – что?
– Сколько можно вести себя так, будто тебе все дозволено. Нет, хватит! – Я с силой дергаюсь в сторону, но его руки не позволяют мне сойти с места. Вода скатывается по телу. Мне даже кажется, что она впитывается под кожу и замораживает пульсирующий поток крови. – Черт подери, МакКалистер, ты не имеешь права врываться в мою жизнь тогда, когда тебе заблагорассудится!
– Серьезно? – он ухмыляется. – Почему?
– Почему? Ты издеваешься.
– Я спрашиваю.
– Нет, ты…, ты…, – мне не хватает воздуха. Я вдруг ощущаю себя так мерзко, что колени подкашиваются, глаза наливаются слезами. Приказываю себе успокоиться, но не могу, ведь попросту не нахожу в себе сил. Я любила этого человека. Он бросил меня. И теперь он не стесняется делать мне больно, не боится зацепить, обидеть. Ему просто, да, Трой исчез, забыл меня, но почему же он совсем не думает о моих чувствах? Я сходила по нему с ума! А он смотрит в мои глаза и лишь ухмыляется. – Дай мне уйти.
– Китти, знаешь…
– Дай мне уйти! – в моем голосе больше нет жалости.
Пронзаю парня огненным взглядом и замечаю, как он хмурит брови. Хочет что-то сказать, но я в очередной раз рвусь в сторону.
– Да что с тобой? – удивляется Трой. – Почему ты убегаешь?
– Отпусти.
– Нет.
– Трой, я сказала…
Вдруг распахивается дверь. Не успею даже пискнуть, а на пороге уже оказывается Стелла Бишоп, сжимающая в руках корзину, набитую до отвала сладостями.
– Китти, я хотела…– Блондинка замирает. Ошеломленно осматривает меня, руки МакКалистера на моих бедрах, нашу мокрую одежду, и восклицает, – святой Аврелий! А мне казалось, ты монашка. Беру свои слова обратно.
– Стелла…
– О, ты просто совсем ее не знаешь, – с сарказмом выпаливает Трой. – Она еще и не такое умеет, правда, птенчик?
– Не слушай его, – отталкиваюсь от парня и, наконец, оказываюсь на свободе. – Он бредит, после ночи в ванной.
Недовольно несусь в комнату. Укутываюсь в теплое одеяло и взвинчено валюсь на кровать. Интересно, если закрыть глаза, дышать станет легче?
– Я хотела извиниться, – нерешительно протягивает Стелла. – Не помню вчерашний день. Очнулась уже в номере, рядом Джейк, и тогда я сразу купила эту дорогущую дрянь и понеслась к тебе. Ты сильно злишься?
– Нет, – шепчу я, – все в порядке.
– Правда?
– Правда.
Зажмуриваюсь и обхватываю пальцами шрамы на запястье. На самом деле, мне очень обидно. Стелла пригласила Троя за моей спиной. Более того – он приехал. Люди словно сговорились и решили, что им дозволено абсолютно все. Они влезают, рушат, командуют, и они не думают о том, что, возможно, их мнение никого не интересует.
Я не готова была встретиться с МакКалистером. Я хотела отдохнуть. Но теперь он здесь, а это значит, что вспоминания о том, как я разрезала себе кожу, притаившись в уголке комнаты, никуда не денутся. Прошлое не отпускает меня ни на секунду.
– Я хочу пройтись, – отрезаю я, поднявшись с постели. Стелла тут же оказывается рядом, но я покачиваю головой, – одна.
– Одна?
– Да.
– Китти, – блондинка чувствует, что я обижена, сбита с толку, – прости, пожалуйста, я лишь хотела помочь. Мне показалось…
– Что? Что тебе показалось? Что стоит меня обманывать?
– Нет, я…
Не слушаю ее. Накидываю легкий сарафан и проношусь мимо Троя. Он молчаливо преграждает мне путь, выставив вперед руку. Надеется, что я вновь закричу? Или хочет, чтобы мы вновь поссорились?
– Ты – настоящий трус, Трой МакКалистер. Ты бросил меня, а теперь стоишь здесь, будто все так, как надо.
– И почему же тогда я трус, птенчик?
– Что произошло с тобой два года назад? На твои плечи свалились невообразимые трудности? Ты столкнулся с проблемами? Что ж, кажется, все это было полной чушью, раз сейчас ты – здесь, передо мной и разглядываешь мои губы.
Он не отвечает. А я все пытаюсь понять, почему люди ведут себя так, будто от них зависят лишь их жизни; будто мы не связаны. На самом деле близкие всегда влияют друг на друга. Более того, именно они и делают нашу жизнь невыносимой.
***
Возвращаюсь в отель к вечеру. Ноги ужасно болят, но я чувствую себя спокойной. Наконец, гнев ушел, и на его место вступило чувство одиночества. Мне не понаслышке знакомо это ощущение. Для каждого оно свое, верно? Я думаю, в том, чтобы быть всеми покинутым – самое страшное наказание. Существуют неизлечимые болезни, миллионы людей гибнут на дорогах, самолеты пикируют вниз, цунами сносят поселения, но ничто не заставляет ненавидеть себя так сильно, как презрение в чужих глазах.
Я прохожу в комнату. Не включаю свет, наслаждаюсь темнотой, скользящей по мебели и устало выдыхаю. Когда друзья перестали со мной общаться, спасала только темнота. Я укутывалась во мрак, как в одеяло, и проводила часы в комнате, где светом служили лишь звезды на потолке. Они тускло поблескивали, а я рыдала и ощущала, как кто-то капается во мне; переворачивает все, что было заперто; стирает воспоминания. Так проходили целые дни, и даже когда я выходила на улицу, света не было видно. Мир превратился в огромный, бесцветный шар, откуда выкачали кислород, и единственным укромным местечком оставался угол моей комнаты.
Сажусь на кровать, вижу рядом небольшую, прямоугольную коробку и с интересом заглядываю внутрь. У Стеллы хороший вкус. Я достаю платье, разглядываю шифоновый низ, переплетенные плечи и невольно представляю горящие глаза блондинки, когда она бегала по бутикам. Рядом записка:
«Извинения всегда запаздывают, хорошо, хоть сожаление есть. Нил Гейман».
И Нил Гейман, конечно же, англичанин. Со вздохом складываю на коленях руки и думаю о том, как правильно сейчас было бы просто уйти в себя, закрыть глаза и хорошо выспаться. Но факт в том, что, несмотря на усталость, я не хочу спать. Я хочу надеть это платье, выпрямить спину и предстать уверенной, сильной девушкой, которая справилась со своим прошлым, которую не пугают сложности и проблемы. Да, всем бывает трудно. Но цель в исцелении. Какой прок вечно прятаться? Пора выпрямить спину, пусть плечи так и снуют вниз под грузом воспоминаний. Пора дать отпор своим же страхам.
Уже через несколько минут я стою в лифте и нервно мну пальцами светло-голубую ткань юбки. Волосы щекочут шею; от кожи пахнет соленой водой. Я медленно выхожу из кабинки, шествую к ресторану, где проходит ужин, и высоко вскидываю подбородок. Если что-то и должно меня волновать, так это второй семестр в университете. Остальные проблемы – напускное, давно забытое прошлое.
В кафетерии много людей. Здесь шумно и пахнет свежей выпечкой. Звучат ноты джазовой музыки, кто-то танцует, кто-то сидит около барной стойки. И мне приходится хорошенько осмотреться, чтобы в толпе отыскать столик Стеллы.
– Китти! – восклицает она, когда наши взгляды встречаются. В ответ машу ей рукой и чувствую неприятные колики в животе, когда замечаю двух ее спутников. Что ж, вечер предстоит веселый. – Иди к нам.
МакКалистер не смотрит на меня. Он не реагирует и тогда, когда Джейк вежливо отодвигает передо мной стул. К счастью, меня это никак не коробит.
– Ты шикарно выглядишь, – говорит блондинка, – я угадала с цветом.
– Да, так и есть.
– Ты что-нибудь будешь? – интересуется ее парень. Лицо Джейка смазливое. У него широкие скулы, острый нос. А еще в нем есть что-то такое, что неоспоримо делает его идеальным кандидатом на роль верного спутника Стеллы Бишоп. Вдвоем они похожи на звездную парочку, только что сошедшую с таблоидов журналов, и я уже вижу, как через пару лет, они обмениваются поцелуями под цветущей омелой.
– Я бы что-то выпила. – Непроизвольно смотрю на Троя, замечаю лишь его затылок и чувствую, как горло обжигает горечь. – Виски. Двойной.
Его плечи подергиваются. Смешно? Я откидываюсь на спинку стула и недовольно складываю перед собой руки. В груди так и растет негодование. Еще чуть-чуть и я взорвусь на тысячи, миллионы огненных кусков.
– Отлично! – нерешительно поддерживает меня Стелла. – Тогда я тоже за виски.
– А ты чувак? Ты с нами?
– Я бы предпочел воздержаться от алкоголя. И тебе бы посоветовал сделать то же самое, птенчик, – Трой вдруг смотрит на меня. На его губах скользит ядовитая усмешка, а в глазах горит пламя, – или планируешь еще раз искупаться?
Я застываю в немой ярости. Он издевается? Пытается меня зацепить? Черт, как же сильно я его ненавижу! МакКалистер всегда был самоуверенным, чересчур упрямым и прямолинейным человеком. Он видел лишь то, что хотел видеть, и никогда не признавал своих ошибок. Даже сейчас он продолжает гнуть линию, пусть и понимает, что давным-давно пора успокоиться. Несносный гордец и идиот.
– Да, – так же ядовито отвечаю я, – хочу с кем-нибудь искупаться.
– Ммм, с кем-нибудь?
– Ты против?
– Мне все равно.
– Вот и отлично.
Отворачиваюсь, изучаю зал и вдруг натыкаюсь на оценивающий взгляд одного из мужчин. Незнакомец так и поедает меня глазами. Улыбаюсь ему в ответ, похлопываю ресницами и вижу, как он поднимается с места.
Стелла удивленно вскидывает брови, а я неожиданно чувствую себя такой смелой и разъяренной, что даже не стесняюсь прикованного ко мне внимания. Что-то возгорается в груди. Мне внезапно хочется вывести Троя из себя больше всего на свете.
– Здравствуйте, – пропевает незнакомец. Он останавливается прямо передо мной и улыбается так широко, что я замечаю его белоснежные зубы. – Не хотел вам мешать, но и оставаться в стороне не нашел в себе сил. Потанцуем?
– Я…
– Она не танцует.
Ошеломленно оборачиваюсь. Голубые глаза МакКалистер полны ледяной злости, которую лишь мне под силу растопить. Однако я не хочу. Пусть сходит с ума. Сердито стискиваю зубы и рычу:
