Текст книги "Прости меня"

Автор книги: Эшли Бил

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

– Но у тебя всегда был выбор, – сказала я ему.

– Как и у тебя. Ты сделала то, что искренне считала лучшим, я сделал то, что считал лучшим для себя. Потом, когда я увидел тебя в том магазине... черт, Лекси, дерьмо, – он опустил глаза и снова закрыл лицо руками.

Я не знала, что сказать в ответ на любое из его признаний, так что я сидела и смотрела на него, почти желая расплакаться, однако зная, что от этого не будет никакой пользы. В конце концов, я сказала единственное, о чем могла думать.

– Как ты думаешь, мы сможем когда-нибудь быть вместе?

Он отнял руки от лица и с сомнением посмотрел на меня.

– Честно? Не имею ни малейшего понятия.

– Хорошо, – сказала я ему. Я хотела начать спорить с ним из-за этого, доказать ему, что мы могли бы стать идеальной парой, но я понимала, что сейчас от этого будет мало толку.

Он поднялся и, подойдя ко мне, протянул руку. Я приняла ее, и он рывком меня поднял. Заправив прядь моих волос за ухо, он с нежностью посмотрел на меня. Этот Зендер, стоящий сейчас передо мной, был тем Зендером, в которого я влюбилась по столь многим причинам. Открытый, честный, милый, любящий. Он был идеальным.

– Я люблю тебя, Лекси. Правда. Вероятно, я буду любить тебя до конца своих дней. Но это не значит, что все будет очень легко. Нам нужно будет над многим поработать, прежде чем мы сможем подумать хотя бы о свидании, и не только это. Я не уеду из Арлингтона. Никогда. Так что тебе придется решать – ты уезжаешь или остаешься?

Глава 18

Скажи что-нибудь, я перестаю верить в «нас»,

Я стану тем самым, если ты хочешь этого,

Я бы последовал за тобой куда угодно,

Скажи что-нибудь, я перестаю верить "нас".

– A Great Big World

Спрятавшись под одеялами с фонариком, я пыталась закончить последнюю главу. Дверь открылась, и я уже знала, что у меня будут проблемы из-за того, что я не сплю так поздно. Я выключила фонарик и выглянула из-под одеяла. Мама включила верхний свет и подошла к кровати. Она присела на краешек и забрала книгу из моих рук.

– Что ты читаешь? – она перевернула книгу, чтобы рассмотреть обложку.

– Это для школы. Я не дочитала последнюю главу.

Она посмотрела на меня, и я удивилась, что она меня не наказывает.

– Подвинься.

Я немного сдвинулась, и мама прилегла на освободившееся место. Она положила голову на подушку и начала читать с того места, где я закончила. Я свернулась рядом с ней и подтянула одеяло до самого подбородка.

Голос моей мамы, когда она читает, концентрируясь на словах со страницы, это нечто такое, чего я не могу объяснить. Он успокаивает. Я очень дорожу этим моментом, каждой его секундой, потому что такого никогда не случалось. У меня появилось чувство, как будто у меня есть настоящая мама, которая любит меня и знает о моем существовании.

Я даже не вслушивалась в слова, вместо этого я просто следила за движением ее губ, пока она читала историю. Ее голос звучал харизматично, побуждая во мне странное стремление быть поближе к ней. Так что я подвинулась к ней еще ближе. Положила голову ей на плечо и начала засыпать, полностью забывая о книжке, которую нужно дочитать до завтрашних занятий.

Мама протянула руку и, играя с моими волосами, прошептала:

– Сладких снов, Лекси. Я люблю тебя.

Я крепко заснула и увидела самый лучший сон в своей жизни.

***

Смешно, что воспоминание может прийти в голову в любой момент. Воспоминание, которым ты бы хотела дорожить всегда, но полностью о нем забываешь. Не удивительно, что я думала об этом, пока лежала в своей старой детской кровати менее чем через час после похорон моей мамы.

Я оглядела комнату, которая принадлежала мне на протяжении четырнадцати лет. Почти половину моей жизни. Я почти не узнавала ее. Все важные для меня вещи я забрала с собой, и все выглядело так, словно после моего отъезда никто ни к чему не прикасался. Я была здесь с тех пор, как мы добрались до папиного дома, и предпочла бы оставаться здесь, пока все не разойдутся.

Я села с Джастином этим утром и рассказала ему историю, которую поведала мне в больнице мама. Его глаза повлажнели, и он крепко сжал меня в объятиях, говоря мне, что ему жаль. Я оторвалась от него и твердо ему сказала:

– Я нисколько не лучше того человека, каким была моя мама.

Он посмотрел на меня и произнес:

– Нет, потому что ты была честной со мной с самого начала. Ты самая лучшая мама в мире.

Мы провели вдвоем много времени. Я спросила его, хочет ли он присутствовать на похоронах, но он сказал, что лучше не стоит. Он никогда на них не был и утверждал, что ему не хотелось бы присутствовать ни на одних из них, даже на собственных. Для девятилетнего мальчика он определенно умен. Я позвонила его отцу, и он приехал, чтобы забрать его.

Зендер утверждал, что он отпросился с работы на завтра, желая дать мне передышку, учитывая сегодняшний день, и что он привезет Джастина завтра, примерно к ужину. Я ненавидела то, что так мало проводила времени с Джастином в последние две недели, но была очень рада, что он много бывал со своим отцом, дядями и тетями.

Я выбралась из кровати и подошла к своему шкафу. На моём лице растянулась улыбка, когда я увидела сердечко, которое сама же вырезала в восьмом классе. Внутри него была надпись ЛБ+ЗФ. Могу поспорить, папа наказал бы меня за это, если бы увидел. Это было одним из моих мини-мятежей в подростковом возрасте.

Я открывала ящики один за другим, чтобы увидеть вещи, которые оставила, уезжая. Половина сердечка от Брэй для меня, с надписью ЛДН, которое я надела на шею, несколько футболок и пара шорт, пара солнечных очков, коробка со скиттлз с первого свидания с Зендером, какая-то старая пара носков и фотоальбом. Я сама себе удивилась, когда увидела его там.

Вытащив его, я вернулась к кровати, села и открыла его на первой странице. Он начинался с фотографии, на которой мне было года три, я держала на руках Риз и улыбалась широчайшей улыбкой. Мои щечки были похожи на бурундука, и я громко захихикала. На следующих фотографиях были мои родные и я, запечатленные на разных мероприятиях, кроме, может быть, парочки раз, обычно никто из нас не обращал внимания на камеру.

Потом появились фотографии, на которых мне было уже лет девять или десять, и тогда я много гуляла с Брэй. На одной из фотографий мы были в бикини и швыряли друг в друга водяные шарики. Я вспомнила, что тот день завершился фингалом под глазом, потому что Брэй начала бегать за мной вокруг дома, я споткнулась и ударилась о решетку для гриля моего папы.

Перевернув следующую страницу, я чуть не заплакала. Я, плача, свернулась у мамы на руках, а папа пытается успокоить нас обеих. Их лица выглядели так, будто им было не все равно, как будто они любят меня. Факт, что они меня заметили... странный. Я не помнила, чтобы видела эту фотографию раньше. Она разбивала мне сердце, но в то же время дарила утешение. Они оба любили меня, даже если большую часть времени этого не показывали.

Перевернув следующую страницу, я не удивилась, увидев, что она пуста. Я добралась до того возраста, когда больше не заботилась о своей семье, потому что не чувствовала их заботы. Это произошло давным-давно, в моей молодости. Я долгое время прожила со своими братьями, но это изменилось, когда они начали обращать внимание на девочек. После этого моя жизнь стала достаточно одинокой, кроме тех моментов, когда рядом были Брэй и Зендер.

Несколько следующих страниц были пусты, и я уже собралась закрыть альбом, когда заметила листок бумаги, выглядывающий с конца. Я пролистала до него и увидела пожелтевшую записку, прикрепленную к альбому, и фотографию, размещенную в последней рамке.

На фотографии были мы с Зендером, катающиеся на велосипеде: мы смотрели друг на друга щенячьим взглядом, по которому было очевидно, что мы до безумия влюблены друг в друга. На листке бумаги маминым почерком было написано "Не жди, пока не стало слишком поздно, чтобы сказать кому-то, что любишь его, и как много он значит для тебя. Потому что когда он уйдет, не будет иметь значения, как сильно ты будешь кричать и плакать, больше тебя не услышат".

Она уже говорила мне это однажды. Я даже не знала, цитата это или это её собственные слова, но я помнила, как она их произносила. Я как раз пришла после нашей с Зендером поездки на велосипедах, и, если я правильно помню, день был именно этот. Она, должно быть, сфотографировала нас, когда мы не обращали внимания.

Я подошла к холодильнику, чтобы взять нам напитки. Помню, как посмотрела на маму, а та уставилась в окно кухни, как будто увидела там ответ на какой-то неизвестный вопрос. Я спросила ее:

– Мам, все в порядке?

Она просто покачала головой и сказала мне эти самые слова. Хотя при этом она не произносила их с какой-то особой интонацией, скорее без всякого выражения. Я пялилась на нее, наверное, несколько минут, когда она, наконец, посмотрела на меня и сказала:

– Ужин будет готов в пять. Убедись, что к этому времени Зендер уже будет на пути к дому и ты приведешь себя в порядок.

Тогда я ничего не спрашивала, потому что это была моя мама. Количество антидепрессантов, которое она принимала, ввергало ее в еще большую депрессию. Я оставила все как есть. Но сейчас, сейчас я наконец-то ее поняла. Она соотносила меня с собой. Даже почти ревновала. Я нашла кого-то в столь юном возрасте, кого я любила и кто любил меня в ответ, а она определенно никак не могла забыть того доктора, с которым у нее был роман.

Вытащив из рамки фотографию, я приклеила на ее оборот липкую записку и положила к себе на кровать. Положив альбом назад в ящик, я прошлась взглядом по своей старой комнате. На моём лице возникла улыбка при виде плаката N*Sync на стене, а при виде плюшевого мишки в углу комнаты я закатила глаза. У меня была достаточно шикарная спальня, учитывая мой образ жизни, и я должна была быть благодарна за это. Здесь нет ничего, о чем бы стоило грустить, оставляя позади, так что я схватила фотографию, засунула ее в задний карман и вышла из своей комнаты.

Я постучала в дверь комнаты, которая когда-то принадлежала Риз. Я знала, что она в доме, но не была уверена, здесь ли она. Услышав ее приглашение войти, я открыла дверь и улыбнулась, увидев ее сидящей на кровати. Торин сидела рядом с ней, и выглядело так, что они разговаривали о чем-то серьезном.

– О, я не хотела прерывать вас, – сказала я.

Риз сказала мне входить, и я это сделала, хотя по какой-то странной причине почувствовала испуг Торин. Я села на кровати рядом с ними.

– Простите, мне стало одиноко там.

– Мне знакомо это чувство, – сказала Риз. – Джастин не захотел приходить?

Я отрицательно покачала головой.

– Нет, он с Зендером. Он все еще слишком мал, и похороны не слишком подходящее место для него, особенно похороны кого-то, кого он видел лишь раз в жизни.

Торин закатила глаза.

– Не его вина.

Я посмотрела на нее, нахмурив брови и чувствуя, что меня уже начинает тошнить от ее отношения.

– Нет, совсем не его вина. И не моя тоже.

– Ты могла бы вернуться уже давно, – заявила она.

– Ты права, могла бы, но когда я здесь жила, то не чувствовала, что мне рады, что же тогда заставляет тебя думать, что я захотела бы вернуться домой?

Она закатила глаза.

– Ой, да ладно, ты всегда была любимицей, Лекси. Признай это и перестань устраивать драму.

Я вскочила в сильнейшем раздражении. Я знала, что сегодня день маминых похорон, и я пыталась проявить уважение, но это же просто чушь собачья.

– Ты что, издеваешься надо мной? – заорала я на нее, уперев руки в бока. – Ты и понятия не имеешь, как тебе повезло! Тебя испортили любовью и всем тем, чего ты только могла пожелать. Ты выросла с двумя родителями, которые тебя обожали, нянчились с тобой, хотели убедиться, что ты счастлива. Меня же задвинули в задний угол и игнорировали, потому что у родителей был на меня зуб, а я была даже не виновата в этом! Хватит представлений, Торин, это никак не мило и выводит меня из себя.

– И что все это должно означать? – спросила она.

– Это значит, что мой папа на самом деле не мой папа, и в этом доме меня всегда считали паразитом. И когда я приехала, то думала, что все будут вести себя со мной как... ты. Но вместо этого так себя повели лишь ты и папа. Даже у мамы хватило порядочности рассказать мне правду. В конце концов, мы с ней даже обнялись! Ты и понятия не имеешь, как я чувствовала себя после простого маминого объятия.

Я яростно вытерла слезы, пока Торин с удивлением на меня смотрела.

– Когда ты уехала, – мягко сказала она, – мне было всего семь лет. Я не слишком много помню, но когда ты уехала, о тебе внезапно стали спрашивать. Куда бы мы ни пошли: школа, магазин, просто поиграть на улице – все всегда говорили о Лекси, даже спустя несколько лет. Потом ты внезапно начала писать нам, но всего лишь давала нам короткие новости о том, как замечательна твоя жизнь без нас, а потом спрашивала, как у нас дела. Как будто "тыкала нас носом" в это, или что-то в этом роде.

Я покачала головой, отметая эту мысль. Не удивительно, что у нее были со мной проблемы. Бедная девочка и правда была такой молодой и так запуталась. Не имело значения то, что ей лгали все это время, как и всей семье.

– Торин, мне жаль, – сказала я. – Правда жаль. Я не самая лучшая старшая сестра и понимаю это, но я не знаю, как ей быть. Я пыталась, очень пыталась, но думала, что мама с папой тебя просто избаловали, и что ты просто не знаешь, какой дерьмовой была моя жизнь. Те и-мейлы были всего лишь способом общаться с вами. Моя жизнь вдали от этого города не была идеальной, она очень далека от этого, вообще-то, и я ненавижу то, что пропустила ваше взросление. Я ненавижу, что никто из вас не знал о Джастине. Есть очень много вещей, которые я возненавидела за прошедшие десять лет, но сейчас я здесь.

Торин и Риз начали плакать, и мы втроем крепко обнялись. Я была так занята, ненавидя свое прошлое, что забыла, что являюсь не единственной, у кого оно есть. Не все прошли через то же, что и я, но проблемы были у всех. Я должна помнить об этом и перестать быть эгоисткой.

Разомкнув объятия, мы вытерли глаза салфетками и улыбнулись. Чей-то кашель прервал нас и, повернувшись, я увидела папу, стоящего в дверном проеме.

– Приятно видеть, как вы трое становитесь сестрами, – сказал он. Его глаза были налиты кровью, и он выглядел старше, чем даже казался на прошлой неделе, но я уверена, что смерть его жены стала для него тяжким грузом. – Не возражаете, если я украду у вас Лекси на минутку?

Встав, я посмотрела на своих сестер.

– Я надеюсь, что мы сможем стать настоящими сестрами, – честно сказала я им.

Риз широко мне улыбнулась.

– Я тоже.

Я перевела взгляд на Торин, кивающую головой.

– Я бы очень этого хотела.

Ухмыляясь, я повернулась и пошла вслед за отцом. Он отвернулся и пошел по коридору к своей спальне, так что я последовала за ним. Глубоко вздохнув, он посмотрел на меня и слабо улыбнулся.

– Я не слишком хорошо произношу речи, особенно на манер тех, что ты только что произнесла перед сестрами или высказала мне прошлым вечером, но я должен сказать тебе кое-что.

Я кивнула головой и оперлась о стену, пока мой папа продолжал со слегка удручённым видом.

– Я чуть было не оставил твою маму после того... романа. Но это также значило бы, что я должен оставить своих сыновей, и я хотел доказать себе, что я мужчина. У меня сохранилась к ней некоторая обида, и я продолжал говорить себе, что никогда не полюблю ее ребенка, потому что он не мой. Но когда мы были в больнице, когда ты только что родилась, сестра передала тебя мне. Я не знал что делать, но взял тебя на руки. Я не могу этого объяснить, Лекси, но я полюбил тебя, несмотря ни на что. Это не было твоей виной, ты права, никогда не было. И я знал, что всегда защищал тебя.

Он потянулся к маминой шкатулке для украшений и вынул фотографию. Он передал ее мне, и я с улыбкой на нее взглянула. Это был старый полароидный снимок с датой через три дня после моего рождения. На фотографии была моя мама, сидящая на кровати и с улыбкой смотрящая на моего папу. Он держал на руках младенца и смотрел на него с искренней радостью. По моему лицу снова покатились слезы, слезы чистого счастья. Хотела бы я, чтобы у меня было больше таких фотографий, или счастливых моментов, напоминавших мне, что когда-то мы были семьей.

– Когда твоя мама забеременела Риз, мне пришлось взять дополнительные часы на работе. Когда она была беременна Торин, мне пришлось найти вторую работу. Ее разочарование принесло разочарование и мне, и еще до того, как ты поняла, что наша семья не была семьей, я это знал. Твои братья слонялись по городу, развлекаясь со всеми этими девушками, мама нянчилась с твоими двумя сестрами, тогда как ты была средним ребенком, который всегда был сильным и независимым. Меня всегда восхищало в тебе то, что ты способна все делать самостоятельно и никогда не просила о помощи.

Когда я его слушала, все, что он говорил, давало мне новое видение всей истории. Я подумала о том, как удивительно то, насколько сильно восприятие вещей в детстве и затем возможность рассмотреть их в другом возрасте или даже с другой точки зрения может изменить историю.

– Когда я нашел вас с Зендером, моё сердце было разбито, – сказал он, стыдливо глядя в сторону. – А когда ты внезапно уехала и твоя мама сказала, что отправила тебя заботиться о моей матери, я знал, что это ложь. Я знал, почему ты уехала на самом деле. И это ранило меня настолько сильно, что я был не способен поехать и забрать тебя. Я чувствовал, что меня предали.

– Мне было всего лишь четырнадцать, – сказала я ему.

Он кивнул головой и снова посмотрел на меня.

– Мне стыдно за себя. За то, каким я был. Я думал, что когда-нибудь ты вернешься домой, но когда этого не случилось, просто предположил, что тебе лучше там, где ты сейчас. Когда пару недель назад ты появилась у меня на пороге с Джастином, на меня нахлынуло чувство вины. Я не мог даже смотреть на вас обоих, и не потому, что стыдился тебя или не любил, а потому что ненавидел себя. Это было напоминанием того, как я поступил с тобой. Что я не был отцом.

Я вытерла новые слезы, потёкшие с глаз, и кивнула, принимая то, что, как я предположила, было его извинением. Это было большим, чем мне представлялось, и я собиралась принять это от него.

Подойдя ближе, я отложила фотографию, прежде чем обнять своего папу. Он прижал меня крепче, и я почувствовала, что была дома. Наконец-то я была дома.

***

– Я никогда не ела тунца, – все, кроме Брэй, подняли бокалы и сделали глоток.

Клэй посмотрел на Брэй и рассмеялся.

– О, я ни за что в жизни в это не поверю.

Она хитро улыбнулась.

– Рыба, – она подмигнула ему, и мы все начали смеяться.

– Никогда не занималась сексом в публичном месте, – все, за исключением нас с Магнолией, подняли свои бокалы, чтобы выпить. Я задохнулась при всеобщем признании. Они бесстыжие люди!

Покинув папин дом, мои братья, Фэйт, Магнолия и я встретились с Брэй и ее мужем у Ганнера. Мы решили, что вместо того, чтобы плакать и делать ситуацию еще более депрессивной, чем она уже была, мы лучше выпьем и поиграем в игры.

В данный момент мы играли в "Я никогда не...". Я ни разу в нее не играла, и это смешно, учитывая что это за игра. Правила таковы: тебе нужно назвать что-то, чего ты никогда раньше не делала, но знаешь, что делал кто-то за столом. Тот, кто выпьет, признаётся, что делал это. Вещи, в которых они признавались, каждый раз шокировали меня, и я чувствовала себя лузером в отношении того, сколько приходилось пить мне.

– Твоя очередь, – сказала мне Магнолия.

– Хмм, я никогда не целовалась с девушкой.

Все, кроме меня, сделали глоток. Я с удивлением посмотрела на своих невесток. Когда я в первый раз их увидела, то не думала, что у них может быть эта дикая сторона. Внезапно Брэй притянула меня к себе и прижалась к моим губам. Я услышала, как Фэйт с Магнолией нас подбадривают, а братья издают стоны отвращения. Я оторвалась от нее и хлопнула по руке.

– Боже, больше никогда так не делай, ты только что призналась, что ела вагину!

Ганнер закашлялся, поперхнувшись выпивкой, и все за столом расхохотались. Она подмигнула мне, вытерев уголок губы.

– Ну, так не недавно же, – я с отвращением скривила лицо, Клэй был следующим.

– Никогда не занимался сексом втроем, – он расстроено опустил глаза, а я затрясла головой. А затем начала истерически смеяться, увидев, что Фэйт отвела взгляд и сделала глоток своего пива. Клэй подозрительно посмотрел на меня, и увидел, на кого смотрю я.

– Что за черт?

Она посмотрела на него, высунув язык.

– Эй, в колледже, – затем пожала плечами, как будто в этом не было ничего особенного.

Он сердито посмотрел на нее.

– Черт тебя подери. Найди нам цыпочку.

– Ну ты и пошляк! – выдохнула я. – Ганнер, твоя очередь.

Он засмеялся, и задумался.

– Я никогда не... разрушал свадьбу.

Я посмотрела на него, а все начали давиться от смеха. Брэй подняла свой бокал и сказала:

– Черт, да я даже выпью за это. Давай, Лекси, ты должна собой гордиться.

Со стоном, я сделала глоток и все за столом зааплодировали, все кроме Фэйт, которая с неловкостью смотрела на свой напиток. Я попыталась проигнорировать ситуацию и была благодарна, когда муж Брэй выступил следующим.

– Я никогда не был в Огайо, – он с ухмылкой посмотрел на меня. Я показала ему средний палец и оказалась единственной, кому пришлось сделать глоток.

– Я никогда не была родителем, – сказала Брэй, когда очередь снова подошла к ней. Опять застонав, я сделала очередной глоток.

Ещё раз высказалась Магнолия:

– У меня никогда не было темных волос.

– Что за дерьмо! Вы все набросились на меня! – я схватила свое пиво и осушила его до конца. Все засмеялись, и когда я хлопнула по столу бутылкой, то не смогла сдержать ухмылки на лице и присоединилась к смеющимся.

Мы продолжили игру, и все перестали надо мной издеваться. К концу игры я была уверена, что мне нравится муж Брэй, и была рада, что они решили поработать над отношениями. Они хорошо друг другу подходили, особенно если для нее не имело значения то, что он управляет баром для свингеров, о чем я ее и спросила. Она сказала, что это было их общей идеей, так как в городе нет ничего подобного. Потом, когда я начала кричать на нее за то, что она притащила меня туда, она нашла это забавным.

Остаток ночи прошёл именно так, как мне было нужно. Наверное, нам всем было это нужно. Я была уверена, что буду скачать по этому, когда уеду.