Текст книги "А у нас во дворе…"

Автор книги: Эсфирь Цюрупа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

Глава 4. БЫЧОК НА ВЕРЁВОЧКЕ

И стало их трое – Ариадна, Родион и пёс Рыжик. А если считать Филю и Тилю в коляске, то пятеро. А их считать, конечно, надо, потому что каждый день после школы Родион гуляет с ними два часа на детской площадке, и Ариадна с ними, и Рыжик.

Дуют холодные ветры, все дети закутаны, завязаны шарфами, а у Родиона уже второй день куртка то и дело сама распахивается. Мороз холодит живот, забирается под школьную форму, и чья-нибудь чужая мама или бабушка застёгивает его. А через минуту куртка опять распахнута. Хотя шарф на шее затянут. Да что же это такое? Никто не мог понять. Потому что никто не слышал, как Ариадна тихонько просила:

– Родион, покажи ещё раз свою звёздочку!

А мама Родиона догадалась.

– Ариадна, – сказала она, – Родион у нас уже второй день октябрёнок. Правда, красивая у него звёздочка?

– Очень, – пылко ответила Ариадна. – Я всё время хочу на неё смотреть.

– У меня к тебе просьба, – сказала мама, – любуйся ею дома, а не на прогулке. Или ты хочешь, чтобы он простудился и я не выпускала его гулять?

– Не хоту! – решительно ответила Ариадна.

С тех пор куртка перестала «сама» распахиваться. Вот и сейчас Родион гуляет застёгнутый, как все дети. Зашла на площадку мама Родиона, попросила:

– Ребята, съездите с коляской в булочную, купите батон и половинку ржаного. Вот тебе деньги, Ариадна, ты сама войдёшь и купишь, а Родион тебя подождёт, чтоб от малышей ни шагу.

Они повезли коляску по тротуару. Только на минуту остановились у ворот стройки. Родион прочитал вслух новый плакат, почти без запинки:

– РОДИТЕЛИ ВОСКЛИЦАТЕЛЬНЫЙ ЗНАК НЕ РАЗРЕШАЙТЕ ДЕТЯМ ИГРАТЬ НА СТРОИТЕЛЬНОЙ ПЛОЩАДКЕ ЭТО ОПАСНО ДЛЯ ЖИЗНИ ВОСКЛИЦАТЕЛЬНЫЙ ЗНАК. – Потом он посмотрел в щёлку, сказал: – Отсюда совсем не видно кубиков.

– Каких кубиков? – удивилась Ариадна.

– Таких огромных, с ушами.

– Кто с ушами?

– Да кубики эти. Кран их подцепляет за все четыре уха и тащит наверх. Я из своего окна видел. И ничего не понял. Что за кубики.

Ариадна засмеялась:

– Я как взгляну, так сразу разгадаю, что за кубики.

– Так они ж непонятные, – сказал Родион. – Без окон, без дверей.

– Отстань со своими кубиками, – отмахнулась Ариадна.

Они пошли дальше. Малыши сладко спали в коляске. Рыжик, закрутив хвост кольцом, гордо выступал впереди.

У аптеки Ариадна остановилась.

– Зайдём, купим аскорбинку. Двоим сразу больше дадут. И аптекарша мне резиновые колечки подарит, на косички надевать.

Родион мотнул головой – пусть одна зайдёт, он от ребят ни шагу.

– Не хоту одна.

И вот уже тёплым хлебным духом потянуло из булочной.

– Давай, кроме хлеба, купим бубликов, – предложила Ариадна. – Такие, чтоб маковые точечки у них не осыпались. Их надо выбирать обязательно вдвоём. А если там очередь, мы скажем: «У нас дети, дети, дети в коляске!» – и нас пропустят. Это ж одна минуточка! А коляску посторожит Рыжик, мы его за поводок привяжем.

Маковые точечки пошатнули твёрдость Родиона.

– Ну, если только на минуту, – проворчал он. И вслед за Некотухой вошёл в булочную, а Рыжика крепко привязал к коляске.

Булки, батоны разные, чёрные хлеба – толстые бока, палочки-выручалочки в хрустящих пакетах, сухари ванильные, пряники мятные… А вот и бублики румяные, маком присыпанные.

Очередь движется быстро, кассовый аппарат – чирк-чирк, выскакивают светящиеся цифры. Что вам, дети? Нам – хлеб и бублики!

Вот и всё. Купили. Разве мы долго? Мы очень быстро.

Вышли на морозную улицу. Где ж коляска? У Родиона душа в пятки ухнула. И следов от колёс нет, и от собачьих ног нет: снег на тротуаре ещё утром соскоблили.

Ариадна в ужасе глаза зажмурила.

– Ты беги в ту сторону, а я в эту! – скомандовал Родион.

Но она всё перепутала и побежала вместе в ним.

И вдруг они увидели на углу толпу.

С разбега Родион протиснулся меж чьих-то локтей, увидал коляску и спящих в ней братцев.

– Это мои дети! – крикнул он, схватившись за ручку.

– Это наши дети! – И Ариадна уцепилась за коляску.

А из-под коляски виновато глядел Рыжик, он поджал хвост и дрожал мелкой дрожью.

Поднялся ужасный шум. Все говорили вместе: «Плохо вы за детьми смотрите!», «Нельзя таким несмышлёнышам детей доверять!».

– Их Рыжик сторожил!.. – стараясь быть храброй, вздрагивающим голосом сказала Ариадна.

– Хорош сторож, курам насмех! – закричала востроносая тётка из их дома. – Увидел кошку и коляску за собой уволок. А если бы на перекрёсток вывез, под машины? Хорошо, тот парень остановил, ему спасибо скажите!

– Нужно мне их спасибо, как щуке зонтик… – услышали Ариадна и Родион сердитый голос Балабола. Пятясь, он протолкнулся сквозь толпу и удрал. А Родиону стало так страшно за малышей, что слёзы из глаз выжгло.

Мужчина наклонился к Родиону:

– Ты что ж коляску на тормоз не поставил?

От волнения Родион даже ответить не смог. Забыл про тормоз.

Родион и Ариадна повезли коляску к дому. А востроносая тётка крикнула им вслед:

– Это девчонка его в булочную увела. Он за нею как бычок на верёвочке!

«Бычок на верёвочке» прямо-таки потряс Родиона. Он шёл нахмуренный и всё думал и думал: «Папа говорит, что у человека должна быть сила воли. А где моя сила воли? Я, значит, просто бычок на верёвочке, куда потянут, туда и пойду?»

Родион рассказал маме и папе всю правду про историю с коляской. Ну, не совсем всю. Он не сказал про бычка на верёвочке.

Мама разволновалась, папа рассердился.

– Всё! – сказал он. – В наказание – никуда не уходить со своего двора.

– Что ж делать, Родион, если я не могу обойтись без твоей помощи, – вздохнула мама. – Ты старший сын – моя надежда и опора.

Конечно, как маме без его помощи? Ей нужно и в магазин, и обед приготовить, и постирать. С кем же ей малышей отправить гулять, как не с ним?

И стали они опять гулять во дворе.

Глава 5. ПОСТОРОЖИ ДА ПОКАЧАЙ!

Вообще-то во дворе тоже много интересных дел. Конечно, нет каруселей, но зато Родион с Ариадной слепили высокого снеговика, голову ему приделывали со скамейки. И ещё вместе с другими ребятами построили снежную крепость.

Проходит неделя, проходит другая, гуляют Ариадна и Родион с малышами в своём дворе, и всё бы хорошо, да вот что плохо: стоит им появиться, как разные мамы и бабушки пододвигают к Родиону коляски со своими детьми. Только и слышишь:

– Родиончик, ты человек серьёзный, на тебя можно положиться. Погляди за Тимошенькой, я в булочную сбегаю.

Или:

– Родион! Ты всё равно со своими близнятами. Если Илюшка заревёт, ты ему сунь соску в рот и покачай. Он уснёт.

Ариадна бегает по двору с другими ребятами, а Родион качает какого-нибудь маленького крикуна, а ему ведь тоже хочется и бегать, и лазать по сугробам, и гонять шайбу.

Жильцы дома проходят мимо по своим делам, по-доброму поглядывают на него. Одна лишь востроносая тётка ворчит, проходя мимо Родиона:

– Стоит тут столбом!..

А взглянув на Ариадну, опять ворчит:

– Носится без толку, хоть бы минуту на месте постояла!..

Тут как раз бабушка Ариадны шла с сумками из магазина. Услышала её и спрашивает:

– Вы, соседушка, не с левой ли ноги сегодня встали? Всё вам не так! Тот не стой, эта не бегай!

Соседка совсем озлилась:

– Вот и девчонка у тебя наперекорная растёт потому, что ты такая же.

– Может, и потому! – гордо ответила бабушка.

Вечером, когда Родион уже лежал в постели, он услышал, как мама сказала:

– У нас во дворе эти мамы и бабушки совесть потеряли: привязали Родиона к коляскам. Он у нас человек обязательный, всё сделает, что попросят. Но ведь он не старая нянька, а мальчик. Достаточно того, что он в школе сидит за партой и дома за уроками. Филя и Тиля спят, он мог бы побегать, а тут ещё три-четыре крикуна…

Папа подумал и ответил:

– Ладно, давай переведём его обратно на детскую площадку…

Ура! Сегодня Родион и Ариадна опять пойдут на свою любимую площадку. Уж скорей бы Родион пришёл из школы!

Вот он и явился, видно, что спешит: на ходу снимает ранец. А вот уже и выходит из квартиры. Но без Фили и Тили.

Ариадна поджидает его у лестницы.

– А почему ты один? Разве мы не пойдём на площадку?

– Оказывается, я ещё не пришёл, – сообщает Родион. – Я шарф в школе забыл. Мама говорит: «Сбегай, а то затеряется в раздевалке».

– Вот ты такой! – смеётся Ариадна. Проводит лопаткой по перилам, они тарахтят. – Шум-гам-тарарам! – радостно поёт она и под такой аккомпанемент они бегут вниз. До выходной двери осталось всего семь ступенек.

– Подсади меня на перила, – попросила Ариадна.

– Опять? Нетушки! У нас в школе, если кто по перилам съедет, его к директору водят и даже родителей вызывают.

Ариадна насмешливо сморщила нос:

– Так ведь если увидят… А нас никто не видит. Ну подсади!.. Один и последний разочек съеду, и больше никогда в жизни! Ну пожа-алуйста.

Удивительное слово «пожалуйста». У всех людей оно просто вежливая просьба, а у Ариадны… У неё это волшебный ключик. Как пропоёт жалостливо «пожа-алуйста!», прямо деваться некуда, кажется, скала и та не устояла бы, двинулась ей навстречу.

– Давай скорей! – торопит Ариадна. – Будешь три года думать!

А ему некогда три года думать, ему за шарфом бежать надо. «Ладно, в последний раз», – подумал Родион. Он поскорей подсадил её на перила и на всякий случай, чтоб не упала, влез тоже. И они вмиг съехали.

А внизу, где перила кончались, стояла пустая детская коляска. Они оба ввалились в коляску, она закряхтела всеми железными суставами и перевернулась. Родион и Ариадна оказались на каменном полу.

Ариадна живо вскочила:

– Скорей убежим, как будто не мы её перевернули!

Родион с досадой поставил коляску: опять он как «бычок на верёвочке». Теперь, наверно, сломали чужую коляску…

Присев на корточки, он осмотрел все колёса. Одно ему не понравилось: оно качалось.

Он вытащил из карманов всякие железяки, проволоки, винтики, гаечки – чего только не было в его карманах! – и стал возиться с колесом.

Входная дверь открылась, обдуло ребят морозным воздухом.

Мимо них прошагал Василий Игнатьевич. Он спешил по неотложным председательским делам в какую-то квартиру, где нужна была его помощь. Приостановился, спросил Родиона:

– Ты что тут колдуешь, приятель?

Родион смутился:

– Просто так… колёса проверяю…

– Ладненько, – отозвался председатель и зашагал дальше.

А Родион вдруг скомандовал Ариадне:

– А ну иди гулять! Нечего безобразничать в подъезде!

Ариадна возмутилась:

– Когда захоту, тогда и пойду!

И стояла, и смотрела, пока он не кончил ремонт и не сунул железки в карман. Не отставая от него ни на шаг, она пошла с ним во двор. Но Родион свернул к воротам.

– Ты куда?

– Я же тебе сказал, что я ещё не пришёл!

Скоро он возвратился в шарфе и весёлый-развесёлый. Потому что в школе с шарфом случилась история. Родион его, наверно, уронил, а какой-то озорник закинул шарф на люстру. Шарф висел под потолком, а гардеробщица сердилась. Она сказала Родиону:

– Явился не запылился? Беги к завхозу, пусть тащит лестницу.

Но тут один длиннющий десятиклассник влез на плечи другому длиннющему десятикласснику и достал шарф. А Родиону пригрозил:

– Ещё раз потеряешь, мы тебя самого на люстру посадим!

– Верхом! – рассмеялась Ариадна, выслушав рассказ. – Будешь как лампочка там!

– Буду! – на бегу ответил Родион: он уже мчался домой рассказать маме про шарф, забрать коляску с малышами и идти гулять.

Глава 6. МЯЧ В ВОРОТА НЕ ПРОШЁЛ!

Ну вот наконец и площадка. Как они давно здесь не были! Как соскучились по весёлому шуму, горкам, качелям и каруселям!

Маленьким братцам тут тоже нравится, они дрыгают ножками так сильно, что коляска ходуном ходит.

А вот и Витька-Балабол. Здесь, здесь он. Бросил ранец в снег и давай пинать твёрдый снежный ком, бывший когда-то головой снеговика, и приговаривать: «Пассовочка, пассовочка». Тут же он влез на трапецию и, заглядывая оттуда в коляску к малышам, стал кукарекать. А они и рады. Таращат на него глазёнки.

Возвращаясь с работы, пришёл на площадку Василий Игнатьевич, в неизменном кожушке, палка под мышкой.

– Здорово, богатыри! Петух горластый вас не оглушил? – Вытащил из кармана блокнот и шариковую ручку: – Сейчас запишем, хозяева, какие у вас непорядки.

Закрутил карусель на большую скорость. Ребята со всей площадки сбежались, вскарабкались на неё. Председатель тоже проехал с ними круг:

– Ну, что будем писать?

Все наперебой закричали, что карусель скрипит и качается.

Балабол с трапеции всех перекричал:

– Запишите, что карусель орёт, как бешеный осёл. Её надо смазать!

– А я думаю, пора новую ставить, – ответил Василий Игнатьевич. А про осла записал или нет – неизвестно.

В качалку для маленьких он подсадил крохотную девочку. А на больших качелях сам раскачался так высоко, что седой чуб взлетал, ему, наверное, было хорошо, потому что, когда качели летели вниз, председатель приговаривал: «У-ух!» – и улыбался. Морщины его словно разгладились, и Ариадна удивлённо сказала Родиону.

– Гляди, он стал как молодой.

Но Балабол крикнул председателю:

– Качели только для детей!

– Да я проверяю, – ответил председатель. Но с качелей сразу слез, лицо у него сделалось смущённое, и все морщины вернулись обратно.

А Балабол всё задирался:

– Вы проверяйте в доме. А тут вас не касается.

Председатель покачал малышовую качалку, записал, что надо срочно прибить скамеечку, а потом ответил:

– А меня, приятель, всё касается. Все дома и все дворы, вся планета, а тем более – микрорайон. И все люди.

– И я тоже, да? – опять задиристо спросил Балабол.

– И ты тоже, – серьёзно сказал председатель.

Он сел на корягу, по которой малыши любили лазать, воткнул палку в снег, поглядел кругом: малышня крутилась, качалась, бегала, копала снег, возила грузовички.

– Сколько всякого интересного для вас понастроили, – улыбнулся он. – Смотреть весело. А мы тут в Москве росли без игрушек.

– Ка-ак? Без одной-единственной? – Ариадна остановилась рядом с ним.

– У Нюры, моей сестрёнки, вместо куклы был кулёчек, обвязанный бечёвкой. Она его баюкала, песни ему пела. У старших мальчиков нашего двора был мяч, из тряпок сами сшили, а мы – малыши – обходились деревянной чуркой.

– А почему вам настоящих игрушек не купили? – спросила Ариадна.

– Не было тогда в магазинах игрушек. Только недавно Красная Армия разбила беляков, и столько понадобилось всего важного для народа – и машин, и металла, и обуви, – не до игрушек было. – Он засмеялся. – Ничего, зато каждый ребёнок знал: революция победила, значит, и игрушки будут…

– А вы тоже геройски воевали с беляками? – спросила Ариадна.

– Я ж тогда маленьким был! – ответил председатель. – Отец мой воевал. А я пошёл на войну уже через много лет, когда фашисты напали на нашу страну.

– И мой дед был на фронте, – сказал Родион.

– А моего деда фашисты убили, – подал голос Витька-Балабол.

Ариадна поглядела на морщины председателя, спросила с сомнением:

– Значит, вы тоже маленьким были?

– А как же! – засмеялся председатель.

Балабол вмешался:

– Вы что ж, и в футбол играли той чуркой деревянной?

– Конечно. Правда, футболом мы его не называли, чурку гоняли в одни ворота, а я был лучшим отбивалой, вратарём значит.

Балабол вмиг скатился с трапеции:

– Поглядим, какой вы вратарь! – И никто оглянуться не успел, как он наподдал ногой твёрдый снежный ком.

Родион прыгнул, перехватил этот ком, крикнул:

– Нечестно! Ты ему и встать не дал! – Он объяснил Балаболу: – Он тогда мальчишкой был, а теперь инвалид войны. Дурак ты, вот кто.

– А пусть не хвастает, – ответил Балабол.

Василий Игнатьевич встал у коряги.

– Вот теперь я на ногах, мы на равных. Давай ещё раз! Мне самому интересно: сохранилась вратарская реакция? – И он упёр руки в колени, как вратарь перед воротами.

– Не надо! – испуганно попросила Ариадна.

Но Балабол изо всех сил ударил по твёрдому кому. Василий Игнатьевич метнулся наперерез, но негнущаяся нога задержала рывок, и тогда, упав, он грудью накрыл «мяч».

– Поймал! – крикнула Ариадна. А Родион бросился к председателю – помочь ему встать. Ариадна скорей подала палку. Василий Игнатьевич поднялся. Лицо его было бледно.

– А мяч-то не прошёл, – улыбнулся он Балаболу. – Будем продолжать?

Балабол вдруг закрыл лицо рукой, отвернулся и зашагал прочь.

Ариадна спросила:

– Почему он заплакал? Он не плакал, даже когда его большие мальчишки поколотили…

– Погоди, Витя Воробьёв! – Сильно хромая, председатель догнал его. – Так не пойдёт. Надо уметь и проигрывать тоже.

– Я не из-за мяча… – глухо ответил Витька. – Я не потому.

Он не знал таких слов, чтоб объяснить, как ему сейчас плохо, всё получилось не так. Когда он запустил снежный ком в сидящего председателя, это была шутка, недобрая, но шутка, это был озорной вызов: «Я тебя сейчас разоблачу, не хвастай!»

Но Василий Игнатьевич принял вызов. И победил. Ценой… ценой боли. Витька же это видел… Никогда не испытанный стыд терзал его.

– Я не из-за мяча, – повторил он.

– Знаю, – ответил председатель. – Поняли друг друга, и хорошо. И чтоб ни одной слезы больше. – Он дружески встряхнул Витьку за плечи. – А пуговицу кто пришьёт? Ты мужчина или нет? На одной нитке болтается. У каждого солдата есть иголка и катушка.

– Пришью, – ответил Витька.

В это время Ариадна вдруг залезла за коляску и, сидя на корточках, стала толкать Родиона, сигнализируя: прячься!

На площадке появилась молодая мама, она везла своего малыша в коляске, в т о й с а м о й!

– Нашли слесаря? Укрепил он вам колесо? – спросил председатель.

Молодая мама удивлённо пожала плечами:

– Знаете, я ему даже не звонила, слесарю. Коляска вдруг сама исправилась.

– Сама? Вот и отлично, – сказал председатель и весело стрельнул глазами в Родиона.

Глава 7. «ЗИМНЯЯ СКАЗКА»

Сегодня солнечный зимний денёк. На площадке полным-полно ребят. Ариадна съехала с горки, уселась на бревно, где верхом сидел Родион.

– Вдруг бы Филя и Тиля сейчас куда-нибудь уехали с твоей мамой, а мы куда-нибудь пошли бы! – размечталась она.

Только Родион собрался спросить: «А куда?», как пришла мама. Оказалось, ей нужно везти малышей в детскую поликлинику. Она забрала коляску с Филей и Тилей, и они уехали.

Ариадне понравилось, что её желание сразу исполнилось. Она заулыбалась своим щербатым ртом (у неё уже росли четыре зуба, вместо молочных, выпавших) и заявила:

– По щучьему велению, по моему хотению, исполнись моё второе желание. Хоту, чтоб музыка заиграла!

И представьте, музыка заиграла!

Может быть, она играла и раньше. Но сейчас в доме рядом распахнулось окно на солнышко, и музыка вырвалась на улицу. В этом полуподвале, где горели лампы дневного света, временно размещалось музыкальное училище.

И когда открывались из классов форточки или окна, к прохожим сквозь грохот машин прорывались голоса скрипок, флейт или неуверенные, спотыкающиеся звуки рояля. Потому что играли ученики.

Но сегодня чьи-то пальцы бегали по клавишам не спотыкаясь, а скрипка пела уверенно. Звуки сплетались в прекрасную музыку.

– Хоту туда! – заторопилась Ариадна, и они побежали.

Музыка привела их к окну полуподвального этажа. Окно было открыто внутрь, а снаружи перед ним, в глубоком приямке, лежал снег. Приямок обычно был накрыт решёткой, но сейчас решётка стояла сбоку у стены: наверно, дворник собрался вытащить снег да и ушёл.

Солнце освещало класс. Был виден чёрный рояль с поднятой крышкой. «Какой крылатый», – подумала Ариадна. По клавишам бегали тонкие руки девушки. А спиной к окну стоял скрипач и играл на скрипке. Ариадна и Родион сразу узнали его по седому венчику волос – это был старый музыкант с 8-го этажа.

– Ты мне загораживаешь, – шепнул Родион Ариадне.

– А я сама хоту глядеть! – Она оттолкнула его, он её немножко подвинул, и они оба свалились в приямок, в снег.

Музыка оборвалась. Прозвучал испуганный девичий голос:

– Ой, Глеб Сергеевич, кто-то упал!

Чьи-то руки втащили ребят в класс, в тепло. Ариадна пронзительно закричала:

– Не хоту-у!

– Хочешь не хочешь, сударыня, а что ж теперь делать, если надо? – твёрдо спросил знакомый старческий голос.

– Здравствуйте, – смущённо проговорила она.

– Снимайте скорей пальтишко и куртку, я их высушу на батарее, – хлопотала девушка. А под ногами ребят уже расплывался оттаявший снег. – Вот вам стулья, дорогие гости.

– Надюша, – сказал старый музыкант, – им так хотелось послушать музыку, что они свалились с тротуара. Я это ценю.

– Прямо бухнулись! – засмеялась Надя.

– Раз они такие любители музыки, – сказал он, – прорепетируем ещё раз. Хотите?

– Хоту! – Голос у Ариадны был пронзительный, старый музыкант даже почесал в ухе. А Родион не ответил. Он не знал – любит он музыку или нет. Военные песни, которые они пели с папой, он любил, это точно.

Старый музыкант взял скрипку и объяснил:

– Эта музыка называется «Зимняя сказка». Великий композитор Чайковский написал её для оркестра. А мы с Надюшей выступаем в школах и на стройках вдвоём, без оркестра. И я переложил отрывки из «Зимней сказки» для двух инструментов, для рояля и скрипки. Вот мы вам с Надюшей это и сыграем.

Он приложил скрипку к плечу, и зазвучала удивительная музыка. Без слов она рассказывала про заснеженные поля, про зимние дороги, по которым мчатся кони, запряжённые в сани, про снег, падающие хлопья, про лёд, сковавший реки…

И вдруг Ариадна заёрзала на стуле и громко сказала:

– Нетушки! В этом месте не про зиму, а про лето.

Музыка оборвалась. Старый музыкант удивился:

– Это же «Зимняя сказка»! Где ты тут слышишь про лето?

– Вот тут! – Ариадна подошла к роялю и, осторожно тыкая пальчиком, подобрала кусочек мелодии.

Старый музыкант удивился ещё больше:

– Ты учишься музыке, девочка?

Ариадна помотала косичками:

– Не-е. У нас пианино нету.

Он тоже наиграл на рояле мелодию, которую подобрала Ариадна. Задумался. Ещё сыграл. Сказал:

– Может быть, девочка, тут не лето, а такой солнечный зимний денёк, как сегодня?

– Нет, – заспорила Ариадна. – Тут солнышко светит, и цветы расцветают, и снег уже растаял, это лето, лето! – Глаза у неё блестели, она не отходила от рояля.

Старый музыкант опять задумался:

– Тогда, может, это воспоминание о лете среди зимы?

– Нет, – громко сказала Ариадна. – Я хоту, чтоб было лето!

– Она спорит с самим Чайковским, – засмеялась Надя.

Но старый музыкант сказал серьёзно:

– Девочке с таким музыкальным слухом нужно учиться музыке. Я поговорю с твоими родителями… У меня есть фортепьяно. Начнём с Надюшей тебя учить.

Родион обрадовался: здорово, Некотуха будет учиться музыке!

– Не хоту учиться! Хоту сразу играть, как Надя, – заспорила Ариадна.

– Да ты знаешь, девочка, сколько я училась, пока стала играть как сейчас? – сказала Надя. – Шесть лет после уроков ходила в музыкальную школу. А потом ещё четыре года занималась здесь, в училище…

– Шесть и четыре – десять лет! – сосчитал Родион.

Глеб Сергеевич сказал:

– Да. Надюша окончила училище с отличием и пришла к нам работать.

– Работать? А не играть? – удивилась Ариадна.

– Глупенькая! Играть – это и есть моя работа! – Надя засмеялась. – Я аккомпанирую ученикам Глеба Сергеевича, будущим скрипачам. Мне так повезло, что я попала к Глебу Сергеевичу в класс! Я у него учусь понимать, чувствовать музыку.

Глеб Сергеевич укладывал скрипку в футляр.

– Не прячьте её! – воскликнула Ариадна. – Вы почему больше не играете про лето?

– Про зиму, – поправил он. – Не играем, потому что ты нас перебила. А теперь уже поздно, надо класс закрывать.

Надя взяла шубу с батареи, встряхнула. Ариадна обиделась:

– Ка-ак? Уже уходить? Насовсем?

– Пора, – ответил Глеб Сергеевич.

Родион натягивал куртку.

Но тут случилось такое, чего никогда не видал этот класс, где обычно занимались серьёзные студенты.

Ариадна опустилась на четвереньки и с быстротой ящерицы ускользнула под рояль. Она обхватила руками его толстую деревянную ногу и закричала:

– Не хоту! Не пойду! – А рояль над нею отозвался гулким эхом.

Старый учитель был потрясён. Он наклонился к Ариадне и спросил изумлённо:

– И до каких пор ты собираешься тут сидеть?

– До самой ночи… – Ариадна всхлипнула. – Пока вы не сыграете всю музыку до конца. – И опять рояль откликнулся ей своей гулкой глубиной.

Старый музыкант распрямился, взглянул на Надю:

– Понимаешь, она так хочет слушать музыку, что я согласен играть. Но с условием, если они оба будут слушать молча. Или эта девочка не умеет молчать?

Оказалось, что Ариадна молчать умеет.

Они с Родионом слушали до конца, до самой последней ноты. Когда музыка кончилась, Родион удивился, что Ариадна не вскакивает, не прыгает, не болтает. Она тихо подошла к роялю, долго смотрела на молоточки, на молчащие, туго натянутые струны.

А старый учитель внимательно глядел на Ариадну и думал: «Вот девочка, зачарованная музыкой. Жаль, что она не хочет учиться. Подождём, пусть подрастёт немножко…»

Родион видел, как Ариадна, став на цыпочки, дотянулась и осторожно тронула золотую струну. Струна отозвалась долгим звуком, и Некотуха молчала, пока звук не растаял в воздухе.