Текст книги "Меланиновый синдром"

Автор книги: Эрвина Ловелл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

Глава 3. Круги на полях

– Эй! – девушка из параллельной группы – кажется, Лиза ее зовут – поравнялась с Ангелиной, и последняя как-то неосознанно ускорила шаг. – Тоже на полчаса опаздываешь?

– Угу.

Ангелина уже тысячу раз успела пожалеть о том, что в последний момент все-таки решила пойти на лекцию. Нет, Лиза здесь совершенно не причем, все дело в самочувствии. Рвота пускай и принесла облегчение, но очень краткосрочное. И как ей только в голову пришло так объесться после стольких месяцев паталогического недоедания?

Вновь подступившая дурнота натолкнула на мысль, что сейчас самое время развернуться, выйти из учебного корпуса и поехать домой, пока не поздно. Но Ангелина почему-то так и не сбавила шаг, продолжая идти почти рука об руку с Лизой.

– Хорошо, что Лыткин не отмечает.

– Угу, – в абсолютно свободном коридоре она умудрилась столкнуться с какой-то рыжеволосой беременной девушкой, легонько задев оную плечом.

Скомканно извинившись, Ангелина пошла дальше, но все-таки обернулась. Девушка долго-долго провожала ее взглядом. Какое-то лицо знакомое…

– …Слушай, а ты же лекции не пропускаешь, да? По физике. А то у нас из группы только Саша ходит на постоянке, но у него пиздец почерк неразборчивый. Можешь на выходные дать списать, а в понедельник я их тебе верну?

«Вряд ли у меня почерк лучше».

– Да, конечно.

– Класс!

На все дальнейшие вопросы Ангелина отвечала еще более односложно. Усталость, которую она в этот момент испытывала, постепенно начинала граничить с полным бессилием, но приходилось заставлять себя переставлять ноги.

Когда они тихонько прошмыгнули в аудиторию, не дожидаясь звонка на перерыв, до конца первой половины лекции оставалось не больше десяти минут. Лыткин, заведующий кафедрой общей физики, всегда был очень лоялен к опаздывающим, но Ангелина все равно чувствовала себя неловко. Раньше она практически никогда не опаздывала, особенно на полчаса.

Лектор, упершись ладонями в плоскость стола, выжидающе смотрел на притихших студентов – видимо, задал какой-то вопрос и ждал от аудитории ответа. А как только заметил вошедших девушек, негромко поздоровался с ними. Лиза ответила небрежным «здрасьте», а Ангелина просто кивнула, и ее щеки тут же залились румянцем. Как же стыдно…

Повезло, что как раз рядом с Евой, Настей, Никитой и остальными из «компании» оказались свободные места. Лиза шепотом поприветствовала всех, плюхнувшись на скамью между Димой и Андреем. Видно, до нее здесь, посредине, уже кто-то сидел и успел уйти с пары.

– Ты где так долго была? – спросила Ева у Ангелины.

Та поймала себя на необходимости оправдаться.

– Да там… это… забежала кое-куда перед лекцией… Нужно было… кое-что… – рассказывать все подробности случившегося в туалете кофейни она, конечно же, не собиралась. Пищевод и глотку все еще слегка жгло, горло продирало.

Ангелина скинула куртку прямо сюда же, на скамью. Не торопясь, вытащила из рюкзака тетрадь, мобильник, ручку. Несмотря на то, что прошлую лекцию она не пропускала, все же очень смутно помнила материал, потому никак не могла поймать нить того, о чем говорит преподаватель. Решив вникнуть позже и отступив пару страниц в тетради, Ангелина просто начала конспектировать все, что рассказывает лектор, никак не вдумываясь в полученную информацию и сильно сокращая слова.

– …как я уже говорил, любое знание всегда проходит три стадии: этого не может быть, в этом что-то есть и это общепринятый факт. Моя задача перебросить вас из стадии «этого не может быть» хотя бы в стадию «в этом что-то есть».

«В этом что-то есть».

О чем она думала, когда решила поступать на физфак, Ангелина сейчас в толк никак взять не могла. И каким чудесным образом сумела сдать ЕГЭ, да еще с учетом того, что за годы ее отсутствия экзамен претерпел ряд изменений, не знала. Сейчас она не понимала, радоваться ей или плакать.

Иногда (или даже не иногда) Ангелина пыталась смотреть на себя и всю ситуацию со стороны и впадала то ли в шок, то ли в отчаяние.

– …так, к чему это я… А! Результирующая внутренних сил всегда равна нулю, запомните это. В реальном мире барон Мюнхгаузен не смог бы вытащить себя из болота за волосы.

Лектор объяснял материал, периодически отвечая на вопросы, брошенные из аудитории, и подкрепляя свои слова рисунками и графиками.

– …обведем полученный результат, то бишь это уравнение, в «траурную» рамочку. Про время я отдельных пометок делать не буду, «дэ тэ» по умолчанию всегда больше нуля, так что обычно я к этому не возвращаюсь… Ну ладно, давайте все-таки еще раз в скобочках напишу: производная от времени больше нуля. Всегда! Стрела времени не может повернуться вспять. К сожалению. «Где мои семнадцать лет», да? – рассуждал лектор уже больше сам с собой.

«Где МОИ семнадцать лет?»

К Ангелине снова подступил какой-то необъяснимый, немотивированный мандраж, и очень скоро она сделала для себя вывод, что идти на лекцию было не просто плохой, это было очень бестолковой идеей. И дело не только в том, что она никак не может сосредоточиться; странное, непонятно чем вызванное напряжение в руках элементарно не давало писать. Ссутулившись над конспектами и периодически перелистывая их, Ангелина поначалу упорно делала вид, что вникает, но это очень быстро надоело ей.

Поэтому, отложив ручку, она тупо уставилась в свою же писанину. Потом принялась лениво изучать обстановку, точно находится здесь впервые.

– …физика – это не формулы, а понимание, – Лыткин прохаживался от одной стены к другой. – Все, о чем я вам сейчас рассказываю, – не слишком понятно, да? Постепенно, в течение семестра я расскажу вам, что это и с чем это едят.

«Едят… Только не надо про еду, пожалуйста! Зачем вы мне напомнили?» – и ведь действительно, все было более-менее в порядке, пока речь не зашла об этом! А теперь тошнота вновь напомнила о себе жуткими спазмами в пищеводе.

Резко возникшее бурление в животе вынудило Ангелину инстинктивно сжаться. Переждав, когда внутренняя война утихнет, она заозиралась в попытках понять, обратил ли кто-нибудь на это внимание, услышал ли кто-нибудь. Похоже, что нет, и это не могло не радовать. А то стыдно как-то.

На задних рядах тихонько перешептывались между собой, сидящие за спиной парни с параллельной группы делали из конспектов самолетики, кораблики и прочие шедевры оригами – дурачились, проще говоря. Кто-то без зазрения совести сидел в наушниках, уткнувшись в телефон.

– …не будем изобретать велосипед и вспомним скалярное произведение векторов в координатах. Вы же его уже проходили на аналитической геометрии? – лектор продолжил писать, но не на листе, который лежал под документ-камерой, а на доске. Ангелина – уже привычно – прищурилась, силясь рассмотреть написанное и нарисованное. Нужно бы в самом деле проверить зрение, потому что то, с какой скоростью оно стало падать, явно нельзя назвать чем-то нормальным.

Из уважения к своему личному времени Ангелина в который раз предприняла попытку сконцентрироваться на учебе, но тремор, будь он неладен! Мышечная слабость, снова возникшая беспричинно, чередовалась с приступами еще более неуместного двигательного беспокойства. В довесок ко всему снова появилось чувство тяжести внизу живота.

«Видать, "эти дни" на подходе. Давно пора».

Впоследствии сдавшись и взяв пример с большинства, то есть со всех тех, кто всю лекцию просто отсиживается, Ангелина начала бесцельно листать ленту соцсети. Тщетно пыталась справиться с тошнотой, отпивая воду из бутылки маленькими глотками. «Че, сушняк?» – бестолково поддел Никита, и Ангелина посмотрела на него так, что тот даже слегка стушевался. Она пробовала спастись жевательной резинкой, хотя уже давно на собственном опыте поняла, что это нисколько не помогает от тошноты.

Еще – постоянно протирала влажными салфетками руки, потому что кожа по какой-то странной причине высыхала и шелушилась.

Звонок ознаменовал начало перерыва. Преподаватель по обыкновению ушел в примыкающий к лекционной аудитории физический кабинет, а студенты мигом оживились.

– Не хотите сесть поближе? – робко предложила Ангелина, точно не зная, у кого именно спрашивает. Поймав на себе несколько взглядов, она кивнула на только что освободившиеся места во втором ряду – несколько человек, прихватив куртки, вышли из аудитории. Навряд ли они отлучились просто покурить, иначе, помимо верхней одежды, не забрали бы с собой остальные вещи.

– У тебя зрение, что ли, плохое? А че очки не носишь? – спросил Дима.

– Да не знаю, раньше вроде нормально было. Сейчас как-то резко…

– Да, давайте пересядем, – Ева сгребла тетради и прочий «хлам» со стола.

Однако стоило только Ангелине по примеру остальных привстать, как она тут же почувствовала, что кровь резко прилила к лицу. Щеки горели, жар волной прокатился по всему телу. От головокружения ее повело куда-то в сторону, но, благо, удалось достаточно быстро прийти в себя, никто не обратил внимание на ее состояние. Кажется.

Шум в аудитории, который обычно всегда пропускается мимо ушей, вдруг начал действовать на нервы. Ангелина раньше даже не замечала, насколько громко все разговаривают. Чтобы отвлечься от этого и заодно унять тошноту, она начала грызть мятные леденцы. Утвердившееся чувство смутной тревоги не давало думать о чем-либо еще. Вдобавок эти тянущие боли в животе, которые только усиливались…

К привычному недомоганию присоединился еще и непонятный шум в ушах. Новый тревожный симптом неясно чего или просто паранойя?

Ангелина глубоко вдохнула и очень медленно, беззвучно выдохнула через рот. Спокойно. Это все от нервов. Ничего страшного не происходит, просто плохое самочувствие. Это абсолютно нормально, нет никаких поводов для паники.

Когда прозвенел звонок, Ангелина едва не вскочила с места, и это уже не могло остаться незамеченным.

– Ты че шугаешься-то так? – Никита, который тоже невольно вздрогнул от действий одногруппницы, приподнял брови.

Ответом послужило совершенно потерянное выражение лица – Ангелина открыла и закрыла рот, но так и не выдавила ни звука. На какой-то момент неоправданная паника завладела ей настолько сильно, что уже подумалось: если ее через минуту не отпустит, то она от безысходности просто разревется на всю аудиторию.

Только титаническими усилиями получилось вернуть себе хоть какое-то самообладание.

– Да ничего… У меня просто, походу, это… температура. Не очень хорошо себя чувствую.

– Еще одна, – Никита закатил глаза. – Че вы на пары-то ходите, раз болеете? Сидите себе дома и болейте на здоровье. Да вы реально больные!

Только через пару минут после звонка преподаватель вышел из физического кабинета, и возня в актовом зале постепенно прекратилась. На задних рядах, правда, еще продолжали достаточно громко переговариваться.

– Ну тихо, успокоились, – Лыткин выставил ладонь вперед, призывая аудиторию к тишине. – Продолжаем.

Многие тут же приготовили гаджеты, чтобы скоротать еще сорок пять минут времени.

Вместо леденцов на второй половине лекции Ангелина грызла ручку. Сидящая рядом Ева тоже уже ничего не конспектировала. Сложив пальцы домиком под подбородком, она смотрела куда-то сквозь стену, а позже, после пятнадцати бессмысленных минут перелистывания ленты в телефоне, принялась с каким-то маниакальным усердием вырисовывать узоры на полях тетради. Ангелина и не заметила, как непроизвольно вытянула шею, стараясь рассмотреть эти рисунки.

«Рисунки… на полях… в виде кругов… на полях… Круги на полях!»

Подумалось, что это довольно забавно, хоть Ангелина не сразу сообразила, что именно ее так рассмешило. Она и сама от себя такого не ожидала.

– …увеличивается. Но! – лектор многозначительно поднял указательный палец. Ангелина прикрыла рот ладонью, чувствуя, что еще совсем немного, и она уже будет не в состоянии совладать с этим внезапным, ненормальным приступом истерического веселья. – Это относится не ко всем случаям, как вы, надеюсь, знаете. Помните со школы, как называются такие виды сил, которые не зависят от…

«Рисунки в виде кругов на полях. Круги. На полях. На полях! Это типа как на кукурузных полях оставляют инопланетяне! Как я раньше не замечала этот каламбур? Черт, почему так смешно?..»

Небрежно стерев выступившие от беззвучного смеха слезы, Ангелина сама начала вырисовывать гелевой ручкой на внешней стороне ладони незамысловатые узоры, а потом размазывать свое «творчество» по всей коже.

– …так что, юноши и девушки, зря вы в школе игнорировали теорему Виета. Нарисуйте ее где-нибудь на полях, чтоб не забывать.

«Ну хватит, хватит!» – пришлось зажать рот уже обеими руками и сдавленно, беззвучно смеяться в ладони.

– Эй, – шепотом позвала Ева. Ангелина точно не могла понять, почему это заставило ее напрячься. – Ты че ржешь?

– Н-ничего. П… п-просто… на пост смешной наткнулась. Никак н-не м-могу перестать смеяться, – ответила Ангелина, как могла, тихо и демонстративно взяла в руки мобильник.

Понимающе улыбнувшись, Ева уткнулась в свой телефон, и Ангелина сразу же почувствовала, как внутреннее напряжение спадает.

Однако эта расслабленность продлилась недолго.

Истерика заглохла так же внезапно, как и началась. Ангелина невольно съежилась, когда ее прошибли схваткообразные боли, и бессознательно схватилась за живот. Набрав в легкие побольше кислороду, она попыталась обуздать вновь подкатившую к горлу тошноту.

Минута, которую она просидела, не шевелясь, показалась часом. Это возымело обезболивающий эффект, однако стоило поменять позу, как спазмы сдавили живот с новой силой. Опять резко бросило в жар. В горле начало сушить. Ангелина взяла уже почти пустую бутылку с водой и жадно припала к горлышку, но утолить жажду полностью ей не дали необъяснимые боли при глотании, которых она никогда раньше не испытывала.

Сейчас бы болеутоляющее… У Ангелины никак не получалось вспомнить, есть ли у нее с собой какие-нибудь анальгетики. Обычно – всегда при себе, в маленьком кармане рюкзака валяется блистер. Но не успела она ничего предпринять, как ручка вдруг выпала из ослабевших пальцев и, прокатившись по плоскости стола, оказалась на полу.

– Черт, – Ангелина выругалась шепотом.

Но только наклонилась, чтобы поднять ручку, ее затошнило так сильно, что едва не вырвало. Геля тут же распрямилась, и в глазах моментально потемнело.

С усилием и слезами проглотив ком, вставший поперек пересохшего горла, Ангелина снова отпила воду из бутылки, которая тоже чуть ли не выпала из слабых рук – так сильно они тряслись. На языке и во рту остался омерзительный вкус горечи.

Сердцебиение все учащалось и учащалось, почти до вибрации в грудной клетке. Ангелина решила не замечать этого. В последнее время тахикардия стала ее постоянной спутницей. Но усиливающиеся рези внизу живота и рвотные позывы наводили на мысль, что, возможно, скоро придется бежать. Ангелина хоть прямо сейчас выбежала бы из аудитории, но, так как сидела не у края, не рядом с выходом из актового зала, никак не решалась на это. У Лыткина не нужно было спрашивать разрешение, можно просто тихонько отлучиться по необходимости, но некий внутренний барьер мешал это сделать. Как-то неудобно…

Перед глазами вновь забегали черные мушки, и Ангелина в попытках прогнать наваждение тряхнула головой, отчего ко всему прочему добавилась еще и ломота в затылке.

Приходилось постоянно менять положение, то приподнимая над полом, то подгибая ноги, силясь найти такую позу, в которой боль ощущалась бы в меньшей степени. А чем больше Ангелина шевелилась, тем сильнее тянуло на рвоту – порочный круг.

И хотя она прикладывала все усилия для того, чтобы сидеть более-менее непринужденно, на деле уже не знала, куда себя деть. Она закинула ногу на ногу и практически сжалась пополам, наваливаясь на стол. Все тело прошибало крупной дрожью, бусины ледяного пота выступили на лбу.

– Ты нормально? – несколько рядом находящихся человек, включая Еву, наконец, обратили на это внимание. – Тебе плохо?

В ответ Ангелина лишь повела головой из стороны в сторону.

– Нормально, – вымучила. А у самой – глаза на мокром месте, и уже зуб на зуб не попадает.

– Гель, может, тебе лучш…

– Я нормально, – Ангелина в неясном порыве привстала со своего места, но тут же замерла и опустилась обратно, хватаясь за живот. – Вызовите, пожалуйста, скорую кто-нибудь.

Глава 4. Две полоски

Сидя на банкетке, Ангелина беспокойно озиралась по сторонам и все время держала руки на животе, даже когда боль отпускала. Пока ее увозили на скорой с острой болью, с подозрением на воспаление аппендикса, она плакала, как маленькая, и все время повторяла, что хочет домой. И только сейчас более или менее успокоилась. Уже здесь, в приемном отделении, дежурный врач провела осмотр: послушала сердце, смерила давление, проверила рефлексы, попросила сдать мочу на анализ и перед тем, как заняться другими пациентами, дала ей ртутный градусник, который Ангелина до сих пор зажимала подмышкой.

Подушечку безымянного пальца все еще слегка покалывало, хотя кровь взяли почти сразу же, по приезде, то есть примерно полчаса назад.

Сразу же, как только ее погрузили в карету скорой помощи и отвезли в приемный покой, следовало позвонить Розе – Ангелина честно собиралась сделать это. Но никак руки не доходили до телефона, хоть она до смерти боялась возможной операции. Врач ведь сказала, что признаки острого аппендицита налицо. Но, с другой стороны, очень не хотелось заставлять Розу лишний раз волноваться. Вдруг все обойдется! Вдруг врач ошиблась, и это никакой не аппендицит!

Неприятное стягивающее чувство внизу живота усилилось. Рвотный рефлекс и спазмы в пищеводе по-прежнему мучили, но наружу ничего не выходило. Иногда становилось совсем невмоготу, и от слабости начинало пригибать к какой угодно горизонтальной поверхности. В такие моменты Ангелине больше всего хотелось, чтобы ее просто оставили в покое и отвели поспать.

– Давай сюда градусник, – медсестра протянула руку, и Ангелина отдала ей термометр. Она была уверена, что температурит, поскольку все тело трясло, как от холода. Вместе с этим Геля чувствовала, что вспотела до такой степени, что одежда полностью прилипла к телу. Крайне неприятный контраст. – Да у тебя тридцать девять!

«Почти прям как мой вес сейчас», – подумалось как бы невзначай.

И, словно прочитав ее мысли, медсестра спросила:

– Ты всегда была такой худой? Или только в последнее время?

– Эм-м… Ну-у-у…

Боль в животе вернулась, стала какой-то пульсирующей, ноющей. Ангелина терпела из последних сил и только каким-то чудом не согнулась в три погибели прямо на банкетке, сама не зная, с какой целью хочет показать докторам, что чувствует себя лучше, чем есть на самом деле.

– Чего молчите-то? Спрашиваю, давно начали терять в весе?

Ангелина заставила себя выдавить звук согласия, даже толком не сообразив, что у нее спрашивают, чего от нее хотят. Эти резкие переходы с «ты» на «вы» со стороны медсестры резали по слуху.

– Оставьте вещи здесь. Пойдемте на УЗИ и рентген.

Продолжая держаться за живот, Ангелина последовала за медсестрой (или, может быть, это была санитарка?) на второй этаж. Та довела ее до нужной двери, но заходить не стала, осталась ждать в коридоре.

Ни УЗИ, ни анализ крови не подтвердили воспаление аппендикса. Нужно бы выдохнуть с облегчением, но легче не стало. Наоборот, только хуже. Аппендицит – да, приятного мало, но, по сути, ничего страшного в нем нет, большинство людей рано или поздно через это проходит. Гораздо страшнее – неопределенность. Что-то же должно вызывать эти почти нестерпимые болевые ощущения.

Может, следовало все-таки рассказать доктору о том приступе переедания после длительной голодовки? Возможно, это и есть причина недомогания. За этими рассуждениями Ангелина не сразу заметила, как спонтанное двигательное беспокойство полностью завладело ей. Усидеть или улежать на месте сейчас было такой же непосильной задачей, как и здраво мыслить. Под толстовкой кожу все еще холодил мерзкий медицинский гель.

Но вот возле рентген-кабинета медсестра, будто передумав, остановила Ангелину и сообщила, что им нужно спуститься на первый этаж, в приемный покой. Ангелина спорить не стала, но не могла не удивиться, когда женщина в бело-голубой униформе, ненадолго отлучившись и что-то спросив у дежурного врача, снова протянула ей контейнер для анализов.

– А зачем это? Я же уже сдавала.

– Месячные давно были?

– Давно… кажется, – и поспешно припечатала: – Но у меня всегда так.

– В смысле, цикл всегда нерегулярный?

– Да.

Ангелина по-прежнему ничего не понимала, когда медсестра попыталась передать ей в руки нечто, запечатанное в маленькую плоскую упаковку.

– Что это?

– Тест на беременность.

– З-зачем тест? – она неосознанно отступила на шаг назад и так же неосознанно выставила ладони перед собой, словно боялась взять ЭТО в руки.

– Как это зачем?

– Да это же… бессмысленно. Я не могу… Я никак… Я точно не беременна.

– Все вы так говорите, – медсестра, видимо, заметила замешательство пациентки, потому что ее тон немного смягчился: – Ты знаешь, как это правильно делается? Уже делала когда-нибудь?

В ответ Ангелина помотала головой, абсолютно потерянно, даже испуганно глядя на женщину в медицинской униформе.

– Писаешь в баночку, окунаешь туда тест, вытаскиваешь и ждешь несколько минут. Ничего сложного, – она снова протянула злосчастную упаковку Ангелине.

Час от часу не легче! Но на то, чтобы спорить, не было никаких сил. Пусть, если это так необходимо, исключат беременность.

Ангелина со вздохом приняла предложенное и закрылась в уборной.

Мимоходом посмотрела на себя в зеркало. Кожные покровы, невзирая на потливость, сухие и бледные, губы серые, в тон коже, глаза красные, взгляд какой-то лихорадочный – вид очень нездоровый.

Вдох-выдох. И еще раз. Спокойно. Нужно взять себя в руки и просто делать все, что говорит доктор. Пока нет никаких оснований для госпитализации. А боли в животе, они у всех бывают. Просто сказалось отсутствие нормального режима питания, вот и все. В этом нет абсолютно ничего страшного. Ни одного повода для беспокойства.

Силясь унять тремор в руках, Ангелина вскрыла упаковку и достала оттуда тоненькую тест-полоску. Затем, удерживая ее двумя пальцами, опустила до линии «MAX» в емкость с мочой. Через несколько секунд вынула из контейнера и не придумала ничего лучше, кроме как положить тест на обрывок туалетной бумаги.

Одна красная линия проявилась почти сразу же, и в течение нескольких минут больше ничего не происходило.

– Я сделала, – на выходе из уборной сказала Ангелина, зажимая тест-полоску между указательным и большим пальцами. – Вот.

Медсестра без намека на отвращение взяла тест из рук Ангелины.

– Ну вот. Так я и думала. Хорошо, что на рентген не пошли, тебе теперь нельзя, – передала полоску обратно Ангелине. – Я скажу Татьяне Михайловне – врачу, которая тебя осматривала.

Смысл этих слов дошел не сразу и, видимо, даже не собирался доходить. Ангелина просто бестолково смотрела на проявившуюся посередине теста еще одну линию – бледно-розовую, едва заметную. Единственное чувство, которое она испытывала в этот момент, – полное непонимание происходящего.

– Подождите! – спохватилась и кинулась вслед за медсестрой. Та остановилась, развернувшись к пациентке всем телом. – Подождите, это какая-то ошибка! Это точно ошибка! Я не могу быть беременной, это сто процентов! – голос дрожал, как и тест-полоска, зажатая между пальцами.

– Почему не можете? У вас какие-то проблемы по женской части?

– Н-нет… То есть да… Т-то есть… ну… Я никогда не… это, – говорить о таких вещах, да еще и с посторонним человеком, было очень стыдно, и Ангелина, которая не любила обсуждать подобные темы даже с ровесницами, опустила глаза. – Я, в общем, ну… как бы это… девственница.

Медсестра вскинула нарисованные брови.

– Да что вы говорите?

Ангелина не сообразила, что вопрос был риторическим.

– Это правда!

– Слушайте, если вы сомневаетесь, давайте еще один тест сделаем.

Так и поступили. Теперь Ангелина держала в руках две положительные тест-полоски.

– Но мне делали УЗИ! Оно ничего не показало!

– Наверное, срок еще очень маленький. Нужно трансвагинальное УЗИ сделать.

– К-какое УЗИ?

Услышав это страшное слово, Ангелина сразу дала задний ход, причем в самом прямом смысле, но и медсестра, и доктор оказались очень настойчивыми. Ангелину проводили в кабинет, для нее все происходило как в тумане. Еще на пороге она мысленно отметила, что врач-узист является мужчиной.

«Только не это!»

– Живете же половой жизнью? – это было первое, что он спросил – еще до того, как посмотрел медицинскую карту.

Опустившись на кушетку, Ангелина вперилась глазами в пол.

– Нет, – последовал надсадный ответ.

– Вас зачем сюда направили? – мужчина в белом халате даже не смотрел на нее, уставившись в экран компьютера, что-то набирая на клавиатуре.

Чувствуя какую-то необъяснимую опасность, Ангелина нашла в себе силы и подняла взгляд, но не на доктора, а на черно-белый монитор УЗ-аппарата.

– Ну-у… мне сказали сделать тест на беременность, и он показал… ну-у-у…

– Что?

– Две полоски.

– То есть все-таки живете половой жизнью?

Ангелина только помотала головой, в полной мере ощущая всю абсурдность ситуации и не понимая, что с этим делать и как себя вести.

Доктора, видимо, ее ответ тоже сбил с толку, потому что в ту же секунду он обернулся на пациентку и посмотрел на нее так, как подростки смотрят на кого-то из старшего поколения, кто подсел на разные сомнительные телепередачи и теперь на полном серьезе утверждает, что на самом деле в ЦЕРНе вызывают Осириса. Взгляд Ангелины в это время бегал из угла в угол, не находя себе места.

Мучительную минуту спустя врач, наконец, закончив печатать, подошел к раковине, вымыл руки с мылом, а когда вернулся на место, начал надевать латексные перчатки. Ангелина очень внимательно следила за каждым его движением.

– Раздевайтесь ниже пояса, пожалуйста, – указал на кушетку, на которой сидела пациентка. – И ложитесь.

Мысленно убеждая себя, что нервничает на пустом месте, Ангелина встала при опоре на кушетку, попыталась расстегнуть ширинку джинсов, но пальцы будто бы одеревенели и полностью перестали слушаться. Она пронаблюдала, как врач-узист берет в руки пластиковый стержень, наверное, больше десяти сантиметров длиной.

Это, должно быть, далеко не безболезненная процедура.

Когда Ангелина увидела, как доктор надевает на УЗ-датчик медицинский презерватив и смазывает его гелем, внутри сразу все похолодело. Эмоции резко поменяли полярность: шоку, непониманию и подавленности на смену пришла самая натуральная паника. Адреналин выбросило в кровь, заставляя сердце колотиться в поистине безумном ритме.

– П-постойте! – Ангелина оставила в покое многострадальную ширинку и выставила ладони в подобие защитного жеста. – Я не хочу.

Врач привстал над своим вращающимся креслом, но так и опустился обратно, когда от этого, казалось бы, обычного действия пациентка шугнулась к двери, едва не споткнувшись на ровном месте.

– Я… Мне надо идти, до свидания! – и Ангелина сломя голову вылетела из кабинета, в то время как доктор, даже не успев ничего сказать, смотрел на нее с открытым ртом.

***

– …или просто по Сибири соскучился? А вообще ты в Томске надолго остановился или сразу туда поедешь? Когда, говоришь, в Парабель собираешься?

– На той неделе, в среду.

– То есть все-таки соскучился?

– Ага, щас, поперся бы я в это Хуево-Кукуево просто так.

– Ясно все с тобой. На что только люди не идут ради «северных». Ты прям как моя бывшая. Тоже в эту жопу мира, в Парабель, все собиралась, когда мы еще не развелись. Постоянно срались из-за этого, – театрально посокрушавшись, Антон переключился на Розу, которая за все время сказала от силы три слова. – А ты, кстати, почему в Томск вернулась? Питер не понравился? – он уже не раз ее об этом спрашивал.

Та немного помедлила с заранее заготовленным ответом, с завидным усердием создавая видимость какой-то деятельности. Уже давно пора ехать домой, она и так сегодня засиделась на кафедре. Однако что-то продолжало держать ее здесь. Или, лучше сказать, кто-то.

– Не знаю. Просто устала от большого города. Наверное.

– Правильно! Томск ведь гораздо лучше, это же Сибирские Афины! Город студентов! А сестра-то у тебя как, учится? – об этом тоже спрашивает не впервые.

– Да. Первый курс.

– Еще только на первом?

– Да.

– Нравится хоть?

Роза пожала плечами и, оторвавшись от монитора, приложила ладонь ко лбу. От постоянного сидения за компьютером ее начало беспокоить сильное напряжение в глазах, иногда перерастающее в боль.

– Вроде да.

– А твои родители все еще в Правообском живут?

– Нет, они переехали в другой поселок.

С Антоном Роза была знакома еще со времен студенчества, учились на одном факультете и даже в одной группе. Как и с Пашей, который, в отличие от них, не стал оставаться на кафедре, заявив, что бумажная работа и преподавание – это совсем не для него. Насколько Роза знала от общих знакомых, Паша получил второе высшее, и когда закончил химический факультет, начал работать у нефтяников, мотался по вахтам. Вот и сейчас его отправили в новое место, в Сибирь. В Томске он оказался проездом и, пользуясь случаем, решил навестить родной университет, а заодно и всех своих старых друзей.

– Ты, Роз, прям похорошела. Замуж-то еще не вышла?

Это прозвучало как гром среди ясного неба. Хотя от Паши следовало ждать такого вопроса.

Но даже за столько времени осадок никуда не делся. На то он и осадок – не имеет свойства растворяться, выпадая куда-то под ребра.

– Нет.

Ответом (пускай и Роза ничего не спросила) послужил кивок, и неясно было, как его расценивать. Такая неприятная ностальгия! О чем вообще можно беседовать с человеком, с которым встречались и клялись друг другу в любви почти семь лет тому назад, а это совсем не маленький срок. Дело было на последнем курсе бакалавриата. И вроде потом жизнь раскидала обоих по разным плоскостям: она уехала в Питер, он исколесил полстраны. А сейчас сидит перед ней как ни в чем не бывало.

И как все-таки Паша постарел! Поправился прилично, черты лица огрубели, глаза потускнели, голос стал прокуренным и скрипучим… Грустно все это. У Розы не осталось к нему никаких чувств, но она бы предпочла с ним больше никогда не видеться. Чего уж говорить, расстались очень плохо, не по-человечески.

И она искренне недоумевала, почему все еще находится здесь, на кафедре, а не дома.

– Прикольная татуировка. И волосы у тебя прям шикарные стали. Что она значит? В смысле, татуировка.

Роза как-то машинально разгладила закатанный рукав водолазки. Ответа на вопрос, что значит набитая на внутренней стороне предплечья линия пульса, у нее не было. Ничего не значит. Просто захотелось по глупости увековечить что-нибудь на коже. Теперь, когда вот-вот должно стукнуть три десятка, вроде как несолидно ходить с этим художеством на руке, Роза даже подумывала свести все чернила со своей кожи (это не единственная ее татуировка), но сколько ни собиралась, никак не могла решиться. Рисовать на теле, конечно, неприятно, но вот сводить эти рисунки лазером, говорят, – боль просто адская.