Текст книги "Наш человек в гестапо. Кто вы, господин Штирлиц?"

Автор книги: Эрвин Ставинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 25 страниц)

Закончив, он вернулся к своему месту за столом.

– Так, кому поручим с ним работать? – спросил он.

– Думаю, что лучше всего Аистову, – ответил я. – На первых порах я буду его наставником.

– Согласен. Встречи Аистова с Брайтенбахом тщательно готовьте, ведь Богдан, если мне не изменяет память, работал на приеме иностранцев в консульском отделе представительства. Его каждый день видела масса народа, в том числе и шпики гестапо.

– Понимаю.

– Не забывайте, что Брайтенбах привык работать с нелегалами. Поэтому он ведет себя в общественных местах свободно и порой забывает об осторожности.

Он опять замолчал, что-то обдумывая. Потом продолжил:

– Теперь о наблюдении немцев за военным атташе полковником Хлоповым, о чем вам сообщал Брайтенбах, но вы с Кобуловым не придали его информации особого значения. Так вот, от Брайтенбаха поступило новое сообщение. Хлопов в открытую ухаживает за певицей из кабаре «Рио-Рита» Элизабет Холланд. Дарит ей цветы, приглашает за свой столик, иногда провожает домой. Таким образом он, якобы, прикрывает выполнение своих заданий по работе с агентами. Эти «гусарские приемы» вызвали интерес к атташе не только в абвере, но и в гестапо. Эта Холланд является любовницей самого Гайдриха.

Абвер, в частности некий Зигфрид Мюллер, пытался завербовать Холланд и подставить ее Хлопову. Сейчас с ним разбирается сам Гайдрих.

О том, что немцы серьезно занимаются Хлоповым, нам также сообщил американский военный атташе в Берлине. Разведупр мы обо всем уже проинформировали.

Это к вопросу о ценности получаемой от Брайтенбаха информации. Надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду, – не смог удержаться Судоплатов, чтобы не уколоть меня.

Я уж и так все понял. Учтем, как говорится, на будущее.

Судоплатов подошел ко мне и протянул руку.

– Давайте прощаться. Я надеюсь, что эта командировка была для вас полезной. Успехов вам и помните о наших наставлениях! Передайте приветы от меня всем товарищам!

Мы крепко пожали друг другу руки.

Новый,1941 год, начался для Лемана неудачно. Обострилась болезнь и он встречал начало года в постели. Он и подумать не мог, что те несколько встреч, которые он провел с сотрудником советской разведки Александром Эрдбергом, под такой фамилией выступал Коротков, будут иметь для него такие печальные последствия.

Вилли так ждал и стремился восстановить связь с московским разведцентром, столько думал об этом во время бессонных ночей, долго выжидал, пока наконец смог бросить свое письмо в почтовый ящик советского полпредства, что неожиданная для него форма общения – резкость, грубоватая требовательность, наконец скрытое недоверие, проявленные Эрдбергом – начисто выбила его из колеи и надолго уложила в постель.

Он не мог понять, чем вызвано это недоверие и эта настороженность. Не он ли помогал русским, столько лет оберегая их от арестов, представлял интересующую их информацию в таких объемах? Чем он заслужил к себе такое отношение? Нет, Вилли решительно не мог понять этих русских!

Он провалялся в постели около шести недель и появился на работе лишь в середине января. Когда он вышел на службу, первое, что он заметил, это ощущение, что он «выпал из команды». Его место уже занял другой чиновник, а его перевели с понижением в должности в отделение Е на обслуживание военной промышленности. Работа спокойная, хорошо ему знакомая, так что он особенно не расстроился. Главное, что оплата осталась на прежнем уровне.

С Эрдбергом они расстались холодно. Разведчик, как показалось Вилли, формально оговорил условия восстановления связи, и он подумал тогда, что русские, видимо, хотят от него избавиться. Стар стал, не интересен.

Но он ошибся. Через четыре месяца связник от русских позвонил ему домой и предложил встретиться. Вилли согласился, почему бы не встретиться, хотя в душе особого желания не испытывал. Особенно, когда вспоминал, как давил на него Эрдберг. Но он считал, что разорвать отношения никогда не поздно, поэтому лучше встретиться, поговорить, а там будет видно.

К его удивлению, на месте встречи, в назначенное время, к нему подошел элегантно одетый, красивый молодой человек и вежливо представился, назвавшись Богданом. Был он чуть выше среднего роста, не широк в плечах, двигался легко и уверенно, что свидетельствовало о тренированности и хорошей физической выносливости.

Внешне на его появление Вилли никак не реагировал, заметив лишь мимоходом, что частая смена партнеров отражается на качестве их работы и хотелось бы работать с кем-то одним постоянно. Он, конечно, догадался, что Эрдберг, высокую фигуру которого он заметил на углу Берлинер и Шарлоттенбургер, обеспечивал безопасность их встречи, но Богдану об этом ничего не сказал.

Они повернули в сторону Тиргартена и не спеша, двинулись переулками. Говорил больше Вилли, поскольку Борис немецким языком владел слабо, смущался, от чего его тонкое загорелое лицо с прямым носом и красиво очерченными губами принимало застенчивое выражение.

– Вот по вашей просьбе таскал в кармане список мест расположения казарм и служебных помещений Службы восточных укреплений. Все ждал, когда вы позвоните, – негромко говорил Леман.

– Как идут ваши дела сейчас, – спросил Богдан, никак не отреагировав на его замечание.

– В связи с болезнью меня перевели в первое отделение. Проверяю лиц, которые будут заниматься охраной заводов особой государственной важности: металлургические, самолетостроительные, производства синтетического бензина и другие. Однако, у меня по прежнему есть доступ к документам, которые вас интересовали раньше. Но на все нужно время. Невозможно сразу представить схему управления с расстановкой кадров, как этого требовал Александр.

Вилли, держался спокойно и совершенно не обращал внимания на прохожих, не понижал голоса, когда они приближались, его обгоняя. Зябко поеживаясь в своем демисезонном пальто, он все посматривал по сторонам, и заметив, наконец, ресторан, предложил зайти погреться.

Заходили по очереди: сначала Богдан, потом, несколько минут спустя, Леман. В зале было довольно пусто, лишь трое клиентов обедали, да один молодой человек пил пиво. Они выбрали столик в остекленной кабине, и Вилли заказал пиво.

– Было тихо и лишь изредка доносились звуки голосов с той стороны, где обедала троица. Они уже были в подпитии, говорили громко, не стесняясь в выражениях. Похоже, что они обсуждали какие-то события в Чехословакии.

– …Убили банковского клерка. Каково? И где, в Праге! Конечно, это шайка Корта, кто же еще… Его взяли, а вот женщина, его сестра, та сбежала, – толковал один, с усами.

– Но попомните мои слова, ее тоже схватят… – говорил с придыханием его напарник. – Наша полиция научит чехов, как надо работать.

– Наконец-то, – усмехнулся Вилли. – Несут наше пиво. Кельнер с подносом, на котором стояли пивные бокалы, профессионально лавировал между столиками, умудряясь не терять времени и успевая проявлять живой интерес к предмету обсуждения подвыпившими клиентами. Он мгновенно уловил нить разговора и умудрился на ходу вставить пару слов.

– Ваше пиво, господа. Да, ужасное ограбление. Газеты писали, что одного преступника поймали, но он ухитрился повеситься в камере…

Кельнер с некоторым облегчением добежал до столика, где сидели Вилли с Борисом, и с видом гонца, прибывшего с хорошей вестью, поставил перед ними два бокала с пивом:

– Ваше пиво, господа… Благодарю, господа… – и, пожелав им приятно провести время, он выскользнул из стеклянной кабинки.

– Вот это да! – воскликнул Вилли, удивленный этой ловкостью.

Богдан, между тем, наблюдал за молодым человеком. Тот расплатился за пиво, оделся, потом подошел к их кабинке и посмотрел на Лемана.

– Что это может значить? – встревожено спросил Аистов.

– Почему он так посмотрел на вас?

– Не знаю, никогда его не видел, – невозмутимо ответил Леман. – Скорее всего принял меня за кого то из своих знакомых.

– Нам нужно договориться, как мы при необходимости можем срочно связаться друг с другом, – перешел к делу Аистов. – Предлагаю такой вариант: вы звоните в консульство и просите срочно оформить визу Крюгеру. Это будет означать, что встречаемся в этот же день, в семь вечера. Вас устраивает такой вариант?

– Согласен, – ответил Вилли. – Раньше, когда я работал с Ярославом, я звонил в табачную лавку и справлялся о сигаретах. У меня тоже есть вопрос: как у нас будет обстоять дело с оплатой?

– Сколько вам раньше платили? – вопросом на вопрос ответил Аистов.

– Пятьсот ежемесячно, плюс премии к праздникам, – ответил Вилли. Он хотел сказать, что ему еще оплачивали лечение, что Ярослав помогал с продуктами, но постеснялся.

– Возможно, мы вернемся к этой сумме, но все будет зависеть от вашей активности, – пояснил Аистов.

– Между прочим, я уже десять лет с вами работаю и всегда приносил много материалов, – с улыбкой заметил Вилли.

– А сегодня что-нибудь принесли? – поймал его на слове

– Принес схему РСХА с указанием фамилий начальников подразделений. – Леман потянулся рукой в карман, но Аистов его остановил. – Потом, когда будем расставаться.

– Теперь о времени наших обычных встреч, – продолжил Аистов. – Предлагаю встречаться позже, когда стемнеет, часов в семь и гулять на улице. Ресторан для встреч не подходит, тут невозможно обстоятельно что-то обсудить, постоянно кто-то рядом крутится.

На этот раз Вилли позволил себе не согласиться. Работу он заканчивает в половине пятого, болтаться до семи на улице с секретными документами в кармане опасно, приходить домой поздно – жена начнет беспокоиться, будет думать, что он встречается с другими женщинами. Она уже привыкла, что по вечерам он всегда дома.

Решили вернуться к этому вопросу позже. Они расплатились и вышли на свежий воздух. Уже стемнело. Было тихо и пустынно. Окружающие здания погрузились в сумерки. Лишь на фоне бледного небосклона еще выделялись крыши зданий да церковный шпиль. Вереница легких облаков медленно скользила по небу.

Пока они шли к автобусной остановке, Аистов перечислил Леману вопросы, которые в первую очередь интересуют Москву.

– Вот мы и пришли, – сказал Вилли, когда они подошли к автобусной остановке. – Может поедем вместе. Автобус будет проходить мимо вашего представительства.

– Нет, спасибо, – поблагодарил Богдан. – Лучше будет, если мы поедем порознь.

– Показался автобус. Они пожали друг другу руки и Вилли заметил, что было бы неплохо, если бы они продолжили совместную работу в будущем. Ответить Богдан не успел, потому что подошел автобус. Домой Аистов возвращался на метро. Сидя в полупустом вагоне, он снова и снова перебирал все нюансы поведения Брайтенбаха.

«Странно, говорит так, словно в гестапо для него открыты все двери, – думал он. – Держится очень смело, даже слишком смело. Разговаривая, совершенно не обращает внимание на прохожих, не останавливает разговора. Предложил вместе ехать до полпредства. Сказал, что встречаться ему лучше в Западном районе Берлина, потому что его сослуживцы живут в Восточном. Не чувствуется, что он лицемер, нет. По-моему, он держится довольно искренне. И мною совершенно не интересуется… Да, странно все это. Надо посоветоваться с Коротковым и написать обо всем в Москву».

Встречи с Брайтенбахом стали регулярными.

19 июня 1941 года. В резидентуре, смешно говорить, состоящей всего из четырех человек вместе с Кобуловым, полный аврал. 16 июня отправили в Центр тревожную телеграмму. У Аистова не выходят из головы строки:

«Все военные приготовления Германии по подготовке вооруженного выступления против СССР полностью закончены и удар можно ожидать в любое время… Объекты налетов германской авиации определены… Часть германских самолетов уже находится в Венгрии… Розенберг заявил, что понятие «Советский Союз» должно быть стерто с географической карты».

Коротков, страшно занятый подготовкой к работе в условиях войны агентурных групп Корсиканца – Старшины, заметил мимоходом, что неплохо бы написать обобщенную справку по последним сообщениям Брайтенбаха. Агент очень некстати ушел в отпуск, хотя и обещал, что будет поддерживать связь со своим отделом и в случае необходимости, срочно свяжется с Аистовым. Борису было невыносимо стыдно сидеть в такой момент без дела, видя, как твои товарищи буквально разрываются от массы дел.

Богдан открыл свою рабочую тетрадь и стал прочитывать дневниковые записи сообщений, поступивших от Брайтенбаха.

« 17 февраля 1941 г. Разработкой советского полпредства и торгового представительства занимаются чиновники его отдела Гофман и Баак. Держатся они замкнуто и приходится проявлять много изворотливости, чтобы осторожно из них что-нибудь вытянуть. Гофман проговорился, что у него есть доверенное лицо в «Интуристе», но кто этот человек, узнать не удалось.

19 марта 1941 г.В связи с тем, что из-за Балкан в отношениях между СССР и Германией усилилось охлаждение, у нас все больше поговаривают о возможности их военного столкновения. По этой причине заметно усилилась работа военной разведки и контрразведки Верховного командования вермахта против Советского Союза. Во главе одного из контрразведывательных подразделений поставлен хауптман Абдт, мой непосредственный начальник в прошлом, во время работы в политической полиции. Абдт жил в России, хорошо знает русский язык. Ввиду нехватки людей, он привлекает на службу пенсионеров. Проверяя людей по картотеке, он наткнулся на Эрнста Кура и стал интересоваться, не пойдет ли тот к нему на работу».

А вот еще интересная запись: личное письмо Василия Зарубина. Аистов знал, что опала с этого заслуженного человека снята и что он готовиться поехать в Китай.

«Дорогой Богдан! – писал Зарубин. – Материалы, полученные от Брайтенбаха с момента возобновления с ним связи, по мнению руководства, свидетельствуют, что они не состряпаны специально для нас. Целый ряд его сведений при проверке подтверждается… Отрицательная сторона его информации в том, что она еще малочисленна и незначительна по своему оперативному содержанию и значению.

Тебе необходимо тщательно совместно с агентом на каждой встрече обсуждать пути и способы расширения его разведывательных возможностей. Во время такого обсуждения неизбежно выявятся ряд моментов, пока для Центра еще не ясных, станут более явными его возможности, выяснятся его связи в других отделениях, наметятся люди, с которыми он должен сближаться, определиться характер документов, которые уже сейчас он мог бы доставать.

Формальное, сухое требование улучшить работу, даже повторяемое каждый раз в настойчивой форме, результатов не принесут, поверь моему опыту…

Не забывай о личных желаниях агента. Иногда нужно идти на уступки и приспосабливаться к ним. Успехов тебе. Василий Зарубин».

Дальше пошли опять заметки от Брайтенбаха.

25 марта 1941 г.Существует опасность моего перехода в жандармерию. Такое предложение мне уже было в августе 1940 года с последующей поездкой в Париж. Тогда я отказался. Теперь, ввиду большой нехватки людей, такая комбинация может возникнуть в принудительном порядке.

Передал сведения об пеленгаторных установках, об укреплениях на Восточной границе, о бензохранилищах в Гамбурге, бюллетень гестапо.

5 апреля 1941 г.Гестапо срочно подготовила списки руководителей Югославии, которые подлежат аресту после вторжения германских войск. Вторжение в Югославию должно состояться в ближайшие три-четыре дня.

Подтвердил, что у него хранится вся секретная документация по отделу, но выносить ее нельзя, поскольку в любой момент она может кому-нибудь понадобиться. Выносить можно лишь те документы, с которыми все познакомились.

Использовать для встреч квартиру любовницы Флорентины Ливорски невозможно, так как у нее много заказчиков, она взяла ученицу и квартира пустой практически не бывает. В качестве почтового ящика квартира подходит.

10 апреля 1941 г.От родственников жены, проживающей на германо-польской границе /линия Франкфурт-на-Одере – Познань/ стало известно, что через их городок Швибут проходит большое количество воинских эшелонов как с людьми, так и с техникой. Раньше подобного не было. На бензоколонках скапливаются вереницы военных грузовиков. Направление движения. – Восточная Пруссия, Варшава, Краков.

Информации через меня проходит так много, что я часто не успеваю ее прочитывать. Заметки для вас приходится делать в большой спешке.

21 мая 1941 г.Представил доклад рейхсфюреру СС Гиммлеру «О деятельности советской разведки в Германии», подготовленный Шелленбергом. За подписью Гайдриха доклад был направлен Гитлеру.

От начальника советского отделения хауптштурмфюрера Кубицкого узнал, что за машиной советского посла Деканозова ведется тщательное наблюдение, поскольку она используется для секретных операций…»

Вот и вся информация в сжатом виде. Пожалуй, небольшую справку можно подготовить.

В этот момент раздался телефонный звонок. Аистов поднял трубку:

– Слушаю.

– Богдан Николаевич, вы? Это из консульского отдела. Сейчас позвонил какой-то Крюгер, интересовался визой. Сообщаю, как вы предупреждали.

– Понятно. Спасибо!

Аистов не мешкая направился к резиденту.

– Амаяк Захарович! Только что позвонил Брайтенбах! Вызывает на экстренную встречу!

– У вас на какое время договоренность? – живо спросил Кобулов.

– В семь часов вечера.

– Хорошо! Если приедет Коротков, он тебя выбросит. Но лучше ты на него не рассчитывай. Выйди пораньше, проверься и действуй сам по обстоятельствам. Только осторожно, понял!

– Так точно.

– Ну, действуй… Потом сразу же доложишь о результатах.

Вечером 19 июня начальник внешней разведки НКГБ Павел Фитин находился на своем рабочем месте. Последние дни он получал непрерывный поток информации и в первую очередь сообщения резидентов о готовящейся германской агрессии. Из этого вороха сообщений Фитин должен был отобрать все заслуживающие внимание и по каждому особо важному случаю докладывать хозяину товарищу Сталину. Он, Фитин, как никто другой ощущал усилия многих своих сотрудников, ощущал пульс всех оперативных мероприятий, проводимых с его санкции во многих странах.

Обилие агентурных сведений о «секретной подготовке Германии» к войне, оживленная дискуссия по этому поводу в англо-американской печати наводили сотрудников центрального аппарата разведки на мысль, не имеет ли здесь место либо широко задуманная инспирация самих немцев, чтобы оказать давление на СССР и получить уступки по интересующему их вопросу, либо интрига англо-американского блока с целью добиться трещины в советско-германских отношениях и направить германскую агрессию на Советский Союз. При этом агентура могла стать простым рупором этих слухов, которые специально фабриковались как той, так и другой стороной. Было над чем подумать…

Зазвонил телефон внутренней связи, и Фитин поднял трубку.

– Павел Михайлович! Срочная телеграмма из Берлина, – доложил дежурный шифровальщик.

– Давай, неси! – приказал Фитин.

Через минуту шифровальщик положил перед ним бланк шифротелеграммы, на котором от руки был написан текст:

Тов. Павлу, Москва.

Совершенно секретно.

«Сегодня,19 июня, агент Брайтенбах вызвал оперативного работника Николая на экстренную встречу и сообщил ему следующее: германские войска получили приказ начать военные действия против Советского Союза 22 июня после трех часов утра. Гестапо приведена в состояние повышенной боевой готовности.

Мы проявляем бдительность, внимательно наблюдаем за развитием обстановки и будем тщательно перепроверять поступающую от агентуры информацию.

Захар».

Фитин поднял трубку и набрал номер начальника немецкого отделения Журавлева.

– Павел Матвеевич! Пришла срочная телеграмма из Берлина. Справку на Брайтенбаха срочно занесите ко мне!

– Будет сделано, Павел Михайлович!

Фитин задумался. Перед глазами встала картина его недавнего визита к Сталину…

Вызванные экстренно, он, Фитин, и нарком госбезопасности Всеволод Меркулов, приехали почти одновременно. После доклада об их прибытии, они оба вошли и негромко почтительно поздоровались. Сталин ответил им едва заметным кивком, не предложил пройти, и они остались стоять при входе в нескольких шагах от дверей просторного кабинета, настороженные, хорошо представляя, зачем они так срочно понадобились, и не ожидая от этого вызова для себя ничего хорошего.

Сталин, в своем светлом френче, в брюках, заправленных в шевровые кавказские сапожки, заложив одну руку за спину, а другой держа неизменную трубку, и неслышно ступая по ковровой дорожке, расхаживал быстрее обычного, что было у него признаком сильного недовольства.

Пока он удалялся в другом конец кабинета, оба стоявших у входа ели глазами его чуть сутулую спину и седоватый затылок.

Когда же он поворачивал и возвращался, они смотрели ему в лицо, но глаз его не видели: как обычно, расхаживая, покуривая трубку, Сталин не подымал головы. Однако на этот раз вождь изменил своему правилу. Подойдя к наркому безопасности и начальнику разведки, он поднял голову и стал в них всматриваться по очереди, как бы изучая и прикидывая в уме, понимают ли эти люди всю сложность и остроту обстановки. Он не сомневался, что они с нетерпением и опаской, если даже не со страхом, ожидают, когда он заговорит. Наконец Сталин пронзительным взглядом небольших цепких глаз посмотрел прямо в зрачки Фитина и произнес:

– Товарищ начальник разведки, не надо мне рассказывать содержание вашего сообщения. Я его прочел. Объясните, откуда и как ваш источник получает информацию? Верите ли вы ему и почему? Можете ли вы поручиться за его честность и искренность?

Фитин, молодой, светловолосый, с открытым, чуть простоватым, очень русским лицом, выдвинутый на этот пост из партийных рядов по инициативе вождя, стоял прямо перед Сталиным и смело смотрел ему в глаза.

– Их клички Корсиканец и Старшина, товарищ Сталин, – начал докладывать он. – Они убежденные антифашисты, сотрудничают с нами на идейной основе, поэтому откровенно делятся с резидентурой добываемой информацией. Она неоднократно проверялась и, как правило, подтверждалась. У разведки на этот счет нет никаких сомнений.

– Корсиканец это что?

– Корсиканец? Это агентурная кличка.

– Он что имеет отношение к Корсике?

– Нет, это придумано для конспирации.

– Рабочее имя, – понимающе сказал Сталин и, как бы для себя уяснив, отвел глаза и, поворачиваясь, мягкими неторопливыми шагами ступил влево.

Спустя секунды он уже шел в противоположный конец кабинета и оба держали взглядом его небольшую ладную фигуру. У самой панели Сталин повернулся и, в молчании возвратясь на середину кабинета, негромко сказал:

– Есть только один немец, которому можно безоговорочно верить, – это товарищ Вильгельм Пик. Все, что вы написали, перепроверьте тщательным образом и снова доложите! Идите!

Это «идите» и указание все перепроверить тщательным образом относилось к начальнику разведки, но и нарком госбезопасности Меркулов вслед за Фитиным торопливо вышел из кабинета. Они хорошо знали, что Хозяин любит, чтобы все его распоряжения, указания и даже советы претворялись в жизнь сейчас же, выполнялись без малейшего промедления.

– Ну что ты думаешь о сказанном? – спросил Меркулов у Фитина, когда они вместе расположились на заднем сиденье большого черного автомобиля наркома. Фитин сидел насупившись и угрюмо молчал.

– Вероятно товарищ Сталин подразумевал, что следует доверять только немецким коммунистам, – ответил Меркулов сам на свой вопрос. Спад нервного напряжения после визита к вождю у него проявлялся в повышенной разговорчивости. Фитин же по прежнему оставался молчаливым.

По приезду на Лубянку, Меркулов приказал Фитину срочно подготовить список, всех донесений Корсиканца и Старшины в которых содержалась информация о готовящейся агрессии Германии.

…В кабинет вошел начальник немецкого отделения Журавлев со справкой в руках и Фитин очнулся от своих раздумий. Взяв справку, бегло ее прочитав, подчеркнув в ней отдельные места, Фитин поднял трубку прямой связи с Кремлем.

– Слушаю, – узнал он глуховатый голос вождя.

– Докладывает Фитин, товарищ Сталин! Из Берлина пришла срочная телеграмма. Разрешите прочитать?

– Читайте.

Фитин четко, не торопясь, зачитал телеграмму. На другом конце провода установилось молчание. Очевидно, Сталин осмысливал суть доложенного, а затем спросил:

– Кто этот Брайтенбах. Пользуется ли он доверием?

– Брайтенбах наш проверенный источник в гестапо. Сотрудничает с нами с 1929 года. Антифашист. В настоящее время обслуживает военную промышленность, имеет доступ к секретным документам, представил ряд оперативно важных сведений и документов.

Сталин опять задумался. Наконец, послышался его голос.

– Подумайте и проверьте еще раз, товарищ Фитин. Не провокация ли. Это?

И вождь положил трубку.

Но перепроверять информацию уже не пришлось. В ночь с 21 на 22 июня 1941 года Германия напала на Советский Союз.

Связь со многими агентурными источниками, в том числе и с Брайтенбахом была прервана на неопределенное время.

Все сотрудники советской разведки в Берлине, а также находящаяся в краткосрочной командировке Лиза Зарубина, в составе дипломатического представительства, выехали на Родину окружным путем, через Турцию.