Текст книги "Фридрих II Гогенштауфен"

Автор книги: Эрнст Вист

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 23 страниц)

Италия – тоталитарное государство

Человек, только что хладнокровно решивший отступить, бежать на Восток, опять почувствовал себя готовым к новым свершениям. Он так реорганизовал Италию, что почти везде страной правили его сыновья или зятья.

На севере правил его зять, маркграф Эццелино ди Романо. Манфреда, сына от Бианки Ланчии, он женил на дочери графа Амадеуса Савойского. Таким образом он породнился с Томасом Савойским, еще более привязав его к себе, сделав главным викарием. В Ломбардии правил король Энцио и, после его пленения, маркграф Паллавичини. Томас Савойский правил Западной Ломбардией, позже поделенной между маркграфом Ланчии и маркграфом Каретто. В Тоскане был посажен Фридрих Антиохийский, тоже внебрачный сын императора. Сын императора Рихард ди Теате стал правителем Сполето, Романьи и марки. Над Витербо, опять перешедшим от кардинала Райнера в руки императора, был поставлен девятнадцатилетний Генрих (Карлотто), сын от брака с Изабеллой Английской.

Генерал-капитаном над островом назначили Вальтера ди Манупелло, к которому в качестве советников император приставил молодых зятьев, Фому ди Аквино и Ричарда ди Казерта, надеясь благодаря кровным узам обеспечить надежность и верность.

Пребывая в этой иллюзорной уверенности, весной 1247 года император покинул Сицилию, отважно полагая отправиться через Бургундию в Лион и добром или силой принудить папу к миру.

Благодаря новым родственным связям с савойским домом сфера влияния императора распространялась почти до стен Лиона. Фридрих находился в Турине, и тучи императорской власти уже сгущались над Лионом.

Но тут его настиг крик о помощи его сына Энцио. На верную императору Парму напали гвельфы, сторонники папы, и завоевали ее. Опять зять папы, Орландо ди Росси, стал ключевой фигурой в борьбе за власть в Италии. Король Энцио осадил крепость восставших у Брешии, Фридрих Антиохийский стоял при Перудже, а император находился в Турине.

И тут отряд из семидесяти гвельфских рыцарей из Пармы, два года назад бежавших из находящейся в шестидесяти километрах отсюда Пьяченцы, решился на смелый поступок. Император велел убрать внешние укрепления Пармы, и город охранялся только цитаделью. Может быть, гвельфские рыцари из Пармы узнали в близкой Пьяченце, что начальники гарнизона Пармы празднуют йвадьбу и вино с утра льется там рекой?

Во всяком случае, отчаянный отряд рыцарей ворвался в город, зарубил пьяный гарнизон вместе с императорским подестой и штурмовал цитадель. Согласно хорошо продуманному плану несколько часов спустя появились две сотни, а затем еще четыре сотни союзников гвельфов и обосновались на болотистой низменности, расположенной между Пармой и рекой Таро.

От нескольких выживших в бойне король Энцио получил это ужасное известие. Он срочно снял осаду с Брешии, быстро прибыл в резиденцию, в Кремону, и с местной милицией и подкреплением из Павии и других верных императору городов появился на берегу Таро. Вместо того чтобы со своим сильным войском сразу штурмовать город, он разбил лагерь и укрепился. Только после столь роковой ошибки он воззвал к императору.

Тот понял: речь идет не просто о Парме, а обо всей Ломбардии, а возможно, и Италии. Значит, папский военачальник и легат, Грегор ди Монтелонго, с миланским войском, а при нем также зять папы, Орландо ди Росси, должны находиться где-то поблизости. Из всех враждебных императору городов на подмогу Парме спешили войска, и когда император, объединившись с армией Эццелино ди Романо, прибыл спустя две недели в Парму, защищавшие город войска значительно усилились. Но воинство императора тоже росло. С тосканцами спешно прибыл Фридрих Антиохийский; подошли отряды Фридриха, с которым он собирался отправиться в Лион, состоявшие из сицилийцев, сарацин и германской конницы, кроме того, подкрепление из бургундских рыцарей, так что император располагал значительным войском. Почему он не начал штурм слабо укрепленного города, остается непонятным. Неужели он забыл тщетную осаду Брешии, длительную осаду Фаэнцы, или император потерял уверенность в себе и не мог отважиться напасть на слабо укрепленный город, а предпочел казавшийся более надежным план осады? Видимо, часы судьбы в его груди уже пробили его конец.

Поражение при Парме

Фридрих, не отваживаясь на штурм Пармы, приказал соорудить осадную крепость из деревянных и каменных домов. Поскольку он уже объявил о намерении стереть Парму с лица земли, то с учетом будущей победы назвал выстроенный городок Викторией. По примеру античных основателей городов пространство для нового укрепления очертили лемехом. Распланировали стены, рвы, восемь ворот и перекидных мостов, проложили канал для водоснабжения, и на нем построили мельницу. Здесь император построил одну из немногих основанных во времена его правления церквей, посвященную Святому Виктору, победителю. Возвели дома, рынок, дворцы и виллы для его сарацинок, охраняемых евнухами. Целый придворный город с канцелярией, государственной сокровищницей, судом и экзотическим зверинцем заложили в Виктории. Прибывая в роскоши и спокойствии, император собирался ждать здесь голода, истощения осажденных и падения Пармы.

Подобное неслыханное расточительство денег, ценностей, материалов и человеческой рабочей силы происходило в период, когда Италия была охвачена восстанием, а казна императора оскудела.

В Пьемонте маркграф Бонифаций ди Монферрат, незадолго до этого покорившийся императору, послушавшись заклинаний папы, вновь отрекся от императора и захватил Турин, за исключением императорского дворца и его гарнизона. Но двадцатилетнему Фридриху Антиохийскому удалось вновь отвоевать город. В то же время сын императора, Рихард ди Теате, победил папское войско при Интерамме; императорский штатгальтер марки, Ричард ди Кастильоне, к югу от Анконы нанес сокрушительное поражение папскому легату, епископу Марчеллину ди Ареццо.

Летописцы повествуют о четырех тысячах убитых ратников папы и прежде всего о пленении епископа Марчеллина, которому пришлось претерпеть нечеловеческие мучения. После многомесячного заключения его повесили по приказу императора.

Кардинал Райнер Витербоский рассказывает о смерти епископа. Сарацинские черти императора сначала связали святые руки и ноги епископа, затем привязали его к хвосту лошади и по грязи протащили его к месту казни. Замученный епископ запел «Тебя, Господи, хвалим». Тут же лошадь смиренно остановилась, и даже удары хлыста не заставили ее скакать дальше. Лишь когда сарацины силой заставили епископа прекратить пение, лошадь дотащила святого человека до площади.

Там его повесили после многих мучений и спустя три дня нищенствующие монахи предали его тело земле. Но сарацинские язычники откопали его тело, осквернили его и вновь повесили на виселице.

Преступление, совершенное Над епископом, потрясло христианский мир, и в Вюрцбурге против императора проповедовался крест. Во Флоренции разгорелась борьба папистов-гвельфов против императорских гибеллинов. Это привело к тому, что гвельфы и гибеллины, в зависимости от ситуации, взаимно изгоняли друг друга из города. Каждый из изгнанных пополнял или императорское войско, или войско папы. Так в Италии исчез всякий порядок, и разгорелась война всех против всех, даже и после смерти императора остававшаяся проклятием страны.

Чего стоили победы сына императора и его штатгальтера, если это еще больше раскалывало страну? Император же веселился в городе Виктория, транжирил деньги, время и людей, ожидая будущей победы над ненавистной Пармой. Как будто и не было войны, император выезжал на охоту с соколами, ястребами и канюками.

О чем Фридрих совершенно не задумывался, так это о проникающей через фронт информации. Так, запертые и изголодавшиеся жители Пармы узнали: король Энцио находится за пределами лагеря, в походе, для выполнения небольшой военной задачи. 18 февраля 1248 года император в теплый день ранней весны уехал в предрассветных сумерках с шестнадцатилетним сыном Манфредом в сопровождении постоянного придворного общества и свиты из пятнадцати рыцарей на охоту на водных птиц в болотистую пойменную местность, находящуюся по обеим сторонам реки Таро.

В лагерном городе остался лишь маркграф Ланчия со слабым гарнизоном. Тут жители Пармы предприняли отвлекающую атаку в южном направлении. Маркграф ответил контратакой, чем лишил Викторию почти всех войск. Настал час Грегора ди Монтелонго, вдохновителя городского сопротивления! Он вторгся с войсками в осадный город императора (за ним последовали изголодавшиеся жители Пармы с женами и детьми), поджег его и зарубил оставшихся там людей императора. Эта катастрофа, должно быть, стоила трех тысяч пленных и тысячу пятьсот убитых, среди убитых находился и Таддеус Суесский, один из ближайших помощников Фридриха и главный судья королевства.

Вся государственная казна оказалась в руках врагов: они заполучили не только серебро, золото, жемчуг и роскошную одежду, но и знаки императорской власти – жезл и королевскую печать Сицилии. Тяжелая от драгоценных камней корона досталась карлику, прозванному из-за его коротких ног Кортопассо, [32]32
  Маленький шаг.


[Закрыть]и тот с триумфом принес ее в Парму. Великолепно украшенный том книги Фридриха II «Искусство охотиться с ловчими птицами» тоже попал в число трофеев. Но самое главное, в голодающий город поступило продовольствие и – в виде особой удачи – штандартная колесница Кремоны.

Император потерпел самое тяжелое поражение. Не только из-за утраты власти, солдат, друзей, всей государственной казны повергшее императора в тяжелый финансовый кризис. Гораздо хуже было другое: исчез ореол непобедимости, окружавший императора. С высоты небожителя он низвергся на землю как простой смертный.

Еще в молодые годы императора ходили легенды о его выдержке, выносливости в бою и в седле. Сейчас пятидесятидвухлетний Фридрих продемонстрировал те же самые качества. Увидев пылающую Викторию, император в сопровождении нескольких соратников пронесся до Борго-Сан-Доминго и оттуда мощным рывком до Кремоны – дистанция, равная шестидесяти километрам по прямой линии. Поздно ночью он прибыл в Кремону, находясь в седле с раннего утра, и набрал новое войско из мужчин Кремоны и Павии.

Через четыре дня после катастрофы император опять перешел По в направлении Пармы. Войска папского легата Грегора ди Монтелонго, собиравшиеся штурмовать мост через По, удерживаемый королем Энцио, в беспорядочном бегстве устремились в Парму. Королю Энцио таким образом досталась добыча в сотню судов, везущих продовольствие во все еще голодающую Парму. Кроме того, к нему в плен попали три сотни военнопленных. Их он, следуя отцовскому примеру, приказал повесить по обоим берегам реки.

Разгневанный император превратил окрестности Пармы в пустыню. Но до осады города дело не дошло. На то имелась простая причина. Потеря государственной казны сделала императора неплатежеспособным. А война, как тогда, так и сейчас, требует денег.

Но небольшая удача все же улыбнулась императору. В бою с пармцами маркграф Ланчия победил атакующих гвельфских рыцарей, шестьдесят из них захватил в плен, более сотни было убито, среди них и родственник папы, Орландо ди Росси, которого буквально рассекли на части… «Наш отъявленный давний предатель, альфа и омега враждебной нам партии!»

Февраль 1249 года император опять провел в Кремоне, от которой он зависел и которая всегда оставалась ему верной. Кремона когда-то открыла восемнадцатилетнему королю спасительные объятия, вместе с этим городом он праздновал в 1237 году неслыханный триумф после победы над Миланом при Кортенуова, и теперь ему довелось получить здесь самую глубокую рану в жизни.

С помощью пронотариуса и логофета, Петра из Виней, он вновь сумел сделать имперскую канцелярию работоспособной. Фридрих установил новые, неслыханные налоги, дабы компенсировать потерю государственной казны. Прежде всего требовалось выдать жалованье германским рыцарям, на которых держалась императорская власть.

Ведь после совета в Вероне в 1245 году никто из германских имперских князей и их вассалов-рыцарей не показывался более в Италии. Италия была для них так же чужда, как для императора германское королевство. Когда он нуждался в германской военной силе, ему приходилось обращаться к наемным рыцарям.

В ходе расчетов и планов о новых финансовых основах государства внезапно обнаружилось: друг императора, чейовек, по словам Данте, «обладавший ключом к его сердцу», правда, не предал его ради папы, но обкрадывал его в деньгах и имуществе. Петр из Виней, нет, не предатель, хуже – вор. Император глубоко уязвлен: вопреки своей привычке он даже не разразился громкими обвинительными речами.

Создается впечатление, будто он стыдился того, что с ним могло такое произойти. Зятю, графу Ричарду ди Казерта, он пишет о Петре, которого называл вторым Симоном: «Он, державший мошну с деньгами и чувствовавший ее, превратил посох справедливости в змею». О величине и масштабах случившегося Фридрих сообщает в том же письме: Петр из Виней «привычными обсчетами довел империю до такой опасности, из-за которой и император, и империя подобно египетской боевой колеснице вместе с войском фараоновым исчезли бы в пучине морской».

Петр из Виней – императору: «Кто способен без придыхания возвещать миру о величии такого сверхмогучего князя, в чьей груди коренятся достояния всех добродетелей, на него облака изливают справедливость и с высоты небеса льют росу?.. Воистину его чествуют земля и море, и восторженно встречает воздух; божественное провидение послало его миру как истинного императора, и он правит твердой рукой, как друг мира, хранитель любви, основатель права, защитник справедливости, сын власти…

Да здравствует же, да здравствует святое имя Фридриха в народе, да возрастет же горячность его почитания среди подданных, ведь сама мать верности, образец покорности вдохновляет на верный поступок».

Высокопарные слова превратились в золу. Идеи, возносившие его эго, из которых он черпал силу и веру в свое мессианское предназначение, стали насмешкой и прахом. Предательство Петра из Виней было пострашнее пылающей Виктории.

Судьба уготовила ему еще несколько ударов, и все они касались его личного окружения. Примерно в то же время, когда открылись махинации Петра из Виней, было предпринято покушение на императора. Его лейб-медик, выкупленный им на собственные деньги из пармского плена, приготовил для него отравленный напиток. Во время плена лейб-медик, которому Фридрих доверял долгие годы, был подкуплен папским легатом и подвигнут на трусливое предательство.

При легком недомогании императора он направил его в ванну и поднес отравленный напиток. Император же, ставший в последнее время недоверчивым, приказал врачу самому испробовать напиток. В испуге врач опрокинул кубок. Его тут же схватили охранники, отраву дали приговоренному к смерти, и тот умер сразу после того, как ее выпил.

После долгих пыток врача казнили. Петр из Виней был ослеплен и, зная императора и его карающую длань, разбил череп о стены имперской крепости Сан-Миниато.

Попытку отравления, подстроенную папистами, император использовал для большого манифеста королям и народам. Весной 1249 года он пишет: «Внемлите, народы, наполняющие мир, ужасной, неслыханной во всем мире подлости… совсем недавно… этот священник, великий пастырь, миролюбивый руководитель Нашей веры попытался… тайным ударом уничтожить Нашу жизнь. И с Нашим личным врачом, который был в свое время заключен в Парме, он через своего легата бесчеловечно и злодейски договорился, что тот после возвращения даст нам выпить под видом исцеляющего напитка яду… Это точно подтвердилось им самим, попавшимся на месте преступления и не сумевшим лгать, а также из найденных писем, где ясно упоминалось об этой сделке, Нам и пребывающим при Нашем дворе высокопоставленным людям…» И император в ярости восклицает: «Ведь, желая подавить их высокомерие, Мы хотели святейшей церкви, Нашей матери, дать более достойного руководителя, поскольку это подобает Нашему положению и поскольку Мы с искренней склонностью намереваемся сделать ее совершеннее для славы Господа».

В марте 1249 года Фридрих II покинул Кремону. Он с горечью оглядывался на прошлое. Поражение при Виктории, друг Таддеус Суесский, павший в битве, и еще худшая потеря – Петр из Виней, жертва человеческой алчности. Вскоре после прибытия императора в Неаполь, примерно в июле 1249 года, умер его сын, граф Рихард ди Теате. Перед тем он одержал еще одну победу над папским полководцем Уго Новеллусом.

Король Энцио, как представитель императора, находился в Ломбардии. В Кремоне он женился на племяннице маркграфа Эццелино ди Романо, кровавого тирана и военного союзника в борьбе против Ломбардии.

Король Энцио, любимый сын императора и таинственной швабской аристократки, вероятнее всего, дочери герцога Сполето из дома Урслингенов, во время незначительной стычки 26 мая 1249 года при Фоссате близ Модены попал в руки болонцев. Они привезли златокудрого короля в золотой клетке в свой город. Он уже никогда не выйдет на свободу и умрет после двадцатитрехлетнего заключения в 1272 году, пережив крушение династии Гогенштауфенов. С королем Энцио из борьбы в Италии выбыли те Штауфены, которым после смерти Фридриха, возможно, удалось бы изменить судьбу династии. Благородный человек заслужил любовь жителей Болоньи, в особенности дам, мечтательно шептавших его тоскливые канцоны. Возможно, и эту, перекликавшуюся с его собственной судьбой:

 
Времена грядут, они ведут к звездам,
Времена, спускающиеся в бездны,
Время подслушивать, время учить,
Время думать и время говорить.
 

Император предпринял всевозможные усилия, пытаясь добиться свободы для Энцио. Он пишет болонцам, преисполненный самоуверенности и имперской позы:

«Обдумайте с предусмотрительностью и обратите ваше внимание, даже если кажется, что величие Нашей империи подверглось бурям, все же, по справедливому приговору Господа, Мы многих из тех, кто решался бунтовать против Нашей власти, с помощью справедливости привели к смерти и наказанию, дабы явить предостерегающий пример для всех людей столетия… Поэтому приказываем Мы вам под угрозой утраты Нашей милости освободить из темницы Нашего возлюбленного сына Генриха (Энцио), короля Сардинии и Галлуры, совместно с другими Нашими преданными людьми из Кремоны и Модены и всех других, кого вы захватили в плен, после получения данного письма».

Поскольку угрозы не изменили намерений болонцев, император посулил им денег и пообещал за освобождение Энцио выложить круг из серебра вокруг города. Самоуверенность болонцев, а также пошатнувшийся авторитет императора нашли свое выражение в ответном послании горожан императору:

«Знайте же, мы держали, держим и будем держать короля Энцио, как нам это по праву полагается». Затем они напомнили императору старую пословицу, гласившую: «Часто кабана ловит маленькая собака».

Насколько сильно императора угнетало пленение сына, показывают размышления минорита Салимбене Пармского, который в числе десяти несчастий, перенесенных Фридрихом в жизни, описывает и это:

Остаток времени

Так как в огромной империи Фридриха никогда не царило полное спокойствие: повсеместно вспыхивали мятежи и конфликты, постоянно существовало противостояние папы и императора, неспокойно складывалась обстановка в Ломбардии, возникали нескончаемые проблемы в германском королевстве, то можно сказать, последний год правления императора проходил в относительной стабильности.

Поздней осенью 1249 года император, потрясенный ударами судьбы, отправился в Апулию, в столь любимую им Фоджию, для восстановления жизненных сил. В лиственных лесах на Монте-Вультуре он предавался своей страсти к охоте. Вероятно, он еще раз порадовался благородной геометрии замка Кастель-дель-Монте, возведенного им среди апулийского ландшафта как корона.

В те дни император даже подумывал о брачном союзе с дочерью Альбрехта I Саксонского (1212—1260 гг.) и о походе в Ломбардию и Германию. Там король Конрад IV, усиливший свои позиции благодаря заключенному в 1246 году браку с Елизаветой Баварской, не только устоял против рейнских архиепископов, но и сумел победить выставленного ими антикороля, Вильгельма Голландского. Обстановка в Италии тоже стабилизировалась. От Вероны до Бреннера зять императора Эццелино ди Романо жестоким насилием удерживал ситуацию, а породнившийся с императорской семьей граф Савойский держал в своих руках альпийские перевалы на пути в Бургундию. Преемник рыцарственного короля Энцио, маркграф Уберто Паллавичини, человек твердый и властный, установил в Средней Ломбардии спокойствие, подобное кладбищенскому. Ему даже удалось разбить пармские войска неподалеку от бывшего осадного города Виктории. Три тысячи пармцев пали в битве или попали в плен, и – бальзам на сердце императора – была захвачена штандартная колесница пармцев, месть за Викторию.

В папском государстве, в марке Анкона, полководцы императора разбили солдат папы, и города Романьи и марки Анкона подчинились воле Фридриха.

Франция и ее королевский дом отошли от папы, когда в апреле 1250 года король Людовик IX Святой в битве при Мансуре в дельте Нила потерпел поражение и попал в плен. Не без оснований французы обвиняли папу в непримиримой враждебности к императору, сделавшей невозможной его помощь крестовому походу французов.

Король Людовик отправил из Акры брата, графа Артуа и Пуату, и через него потребовал от папы заключить мир с Фридрихом: лишь его особые отношения на Востоке могли спасти Гроб Господень. «Поистине наша надежда покоится на груди Фридриха» – так писал король. В противном случае король грозил изгнать папу из Лиона. Так далеко Людовик Святой еще не заходил.

В сложившейся ситуации папа попытался найти пристанище у короля Англии. Но и тот отказал ему в просьбе. Слишком ненавистными стали для всех сборщики церковных податей. Слишком необдуманно папа злоупотреблял светскими и церковными средствами в борьбе против Фридриха. Прежде всего всех глубоко потрясла попытка покушения на императора, заставившая взглянуть на папу другими глазами.

Почти пророчески звучат строки письма Фридриха, адресованные зятю, греческому императору Иоанну III Дукасу Вататцесу Никейскому, в конце 1248 года:

«Если желаете знать… о Нашем триумфе, то Мы, хотя кое-кто до сих пор сдерживал Наше победное шествие яростными мятежами и хитрыми проделками, благодаря действиям предводителя воинства, мечом справедливости прокладывающего дорогу королю, находимся уже в округах Аузонии (Кампании) и в скором времени ожидаем славный конец Нашего начинания и передачи Лигурии».

Однако кажущееся улучшение дел императора не должно ввести нас в заблуждение: папа не собирался менять свою политику, недвусмысленно заявив одному из кардиналов:

«Не бывать тому, что (подобному) человеку или его змеиному отродью и далее будет оставлен скипетр (правления) христианским народом! Чрезмерная удача развратила его: он забыл, что тоже происходит от человека, безжалостно лютуя против людей, уничтожая их в звериной ярости подобно овцам, а значит, поднялся против создателя человечества, чей образ он презирает в человеке и уничтожает в творении Божьем. Поэтому каждый, кто любит справедливость, должен возрадоваться и омыть руки в крови греховника: всеобщему врагу за все пришло отмщение!»

Но тут в борьбу двух смертельно враждующих властелинов мира и их непримиримых сторонников вмешалось нечто более великое – сама смерть!

Во время дальнего выезда на охоту с императором случился тяжелый приступ дизентерии. Приступ, должно быть, внезапный и стихийный: его не успели доставить в находящуюся всего в двенадцати километрах Лючеру или в Фоджию. Больного уложили в маленьком местечке под названием Фиорентино. Когда он услышал это, а ему пророчествовали, что он умрет в месте с цветочным названием, поэтому он всегда избегал Флоренцию, и увидел свое ложе перед вмурованной в стены дверью с железными створками (также часть пророчества), он уже знал, что над ним исполнилось изречение прорицателей: «Здесь я умру, как мне и предопределено. Да исполнится воля Господня!» Маттеус Парижский прибавляет: «Умер Фридрих, самый великий из князей земли, чудо и преобразователь мира».