Текст книги "Фридрих II Гогенштауфен"

Автор книги: Эрнст Вист

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 23 страниц)

Восстание сына

Штауфенам и присущему им блеску наряду с жестокой политикой власти было свойственно и нечто иррациональное: попытка преодолеть реальность путем ее «невосприятия». Король Генрих (VII) тоже носил на себе это родимое пятно Штауфенов. При последующем рассмотрении возникает впечатление, будто он старался вытеснить из памяти клятвы, данные в Чивидале, и хотел убежать от тяжелой тени отца.

Положение правителей Найфена и Юстингена при швабском королевском дворе не ослабло, а, наоборот, усилилось. При занятии вакантной должности епископа княжескую аристократию обошли. Представители мелкого дворянства Швабии заняли епископские кресла Вормса, Шпейера, Вюрцбурга и Аугсбурга. По назначению королевского совета архиепископа Зальцбурга отстранили в пользу аббата из Сан-Галлена – открытая оппозиция имперским князьям.

Теперь следовало ожидать массивного отпора со стороны князей. Но, как ни странно, в княжеском стане царила тишина. Даже епископ Регенсбургский (1183—1247 гг.), в большей степени бывший канцлером императора, чем короля, вел себя сдержанно и уговаривал архиепископа Майнцского, епископов Бамберга, Хильдесхайма и Оснабрюка сохранять спокойствие.

Молчаливой оппозиции князей пришлось принять во внимание убийство могущественного баварского герцога Людвига I (1183—1231 гг.) одним из ассасинов. Ходили слухи, будто сам император замешан в убийстве, ведь все знали – он связан с «горным старцем» и слепо преданной ему сектой наемных убийц – ассасинов. Даже аббат Альберт из Штаде сообщает в анналах, датируемых 1231 годом: «Герцог Людвиг I Баварский по приказу императора был убит (наемным) убийцей, заколотым на месте при попытке к бегству».

Другие летописцы сообщают, что убийцу схватили, но, даже под жестокими пытками, он не выдал имени того, кто его нанял. Несмотря на утверждение Альберта, считать этим человеком императора безосновательно.

Во время смуты королю Генриху (VII) удалось лично захватить нового баварского герцога Оттона II (1231 – 1253 гг.). К попыткам укрепления королевской власти можно отнести и нападение на верного императору маркграфа Германа V Баденского (1190– 1243 гг.), а также на преданных императору братьев графов фон Гогенлое.

Но самое большое недовольство, прежде всего со стороны папы, вызвал поступок короля Генриха, в Германии снискавший ему всеобщую симпатию.

В Германии запылало пламя религиозного безумия, и папа поручил борьбу с еретиками хорошо ему известному монаху, Конраду из Марбурга, известному также как исповедник святой Елизаветы. Конрад, слепой фанатик, и его помощники – Конрад Доре и Иоганнес, действовали по принципу, изложенному в анналах Вормса:

«Мы готовы сжечь сотню невинных, если среди них есть хотя бы один виновный. Тут страна задрожала перед ними, и сильные стали безвластными».

Обвиненному в ереси графу Генриху фон Сайну удалось перенести процесс в княжеский суд, где председательствовал король. Здесь алчущий крови монах Конрад мог выступать только как обвинитель, а не как судья и обвинитель в одном лице. Архиепископ Трирский объявил в заключение процесса: «Мой господин король желает отложить рассмотрение дела. Граф Сайн уходит отсюда добрым католиком, ни в чем не уличенным».

Немного позднее несколько рыцарей из свиты графов Дёренбаха и Сайна убили ненавистного инквизитора.

После процесса король стал пользоваться большим уважением в Германии. В этом вопросе его поддерживали еще трое архиепископов с Рейна. Император же, радикально ужесточивший именно законы против еретиков, как и папа, был очень недоволен германским королем.

Поражение

Тем временем оба графа Гогенлое и маркграф Баденский направили жалобу императору Фридриху II. Тот обязал сына восстановить за свой счет поврежденные крепости, отдать взятых заложников и полностью возместить ущерб.

Король Генрих приказал епископу Хильдесхайма составить оправдательное письмо, выставляющее его заслуги во время крестового похода отца, когда он, внезапно напав на Баварию, расстроил планы папы посадить на трон антикороля. Далее следовало: «Господин отец из-за хвастовства некоторых князей угрожает через святой престол отлучением от церкви, что является пагубным примером, а также противоречит всякому праву, поскольку мы не уличены и не признались в каком-либо преступлении и до сих пор никогда не были приглашены для оправдания».

Летом 1234 года император с шестилетним сыном Конрадом посетил папу, укрывшегося в Риети от восставших римлян. Он попытался организовать общий фронт против союза ломбардских городов. Воспользовавшись удобным случаем, папа дал поручение трирскому архиепископу произвести отлучение от церкви короля Генриха (VII).

Как только при швабском дворе Гогенштауфенов появились слухи о личном приезде императора в Германию, король Генрих потерял способность верно оценивать реальность. В конце сентября 1234 года при поддержке швабских союзников и своих сторонников в городах он созвал придворный совет в Боппарде. На его стороне находились также епископы Аугсбурга, Вюрцбурга и Вормса.

Все это привело к открытому восстанию и отречению короля Германии от императора. Намереваясь придать инциденту международные масштабы, король послал верных сторонников, Ансельма фон Юстингена и Генриха фон Найфена, двадцать лет назад сопровождавших молодого Фридриха к королевскому трону Германии, к врагам империи – ломбардцам. Надеясь перекрыть императору альпийские перевалы, Ансельм фон Юстинген, представляющий короля, признал законность союза городов Ломбардии.

Далее было заявлено: король считает всех врагов ломбардцев своими врагами, тем самым причисляя к ним отца и императора, объявившего Ломбардскую лигу вне закона. Он пообещал освободить союз от всех налогов и выплат. Кроме того, германский король признал независимость ломбардского союза от империи и обращался с ним как с суверенным государством. За это Генрих (VII) получил согласие ломбардцев признать его королем. Тем самым он выпал из правовых норм того времени и становился бунтовщиком и предателем.

Даже папа не мог это санкционировать и высказал порицание ломбардцам. С одной стороны, он еще нуждался в помощи императора против взбунтовавшихся римлян и его действия по отношению к Ломбардской лиге должны были быть сдержанными: требовалось сохранить лигу как потенциального союзника против императора.

Поэтому наряду с порицанием он дал понять ломбардцам: «Ничего не будет сделано вам во вред, поскольку Мы печемся о вашей пользе».

В то время как Ансельм фон Юстинген заключал в Милане договор, Генрих фон Найфен действовал в Париже. Он сообщил королю Людовику IX Святому (1226—1270 гг.) о предстоящей женитьбе императора Фридриха II на английской принцессе Изабелле, рассчитывая настроить Францию против императора, а еще лучше – добиться союза с королем Генрихом (VII).

Но как императорская, так и папская дипломатия оказалась более искусной. Они уже поставили французского короля в известность о планируемой женитьбе, так что реакции, на которую надеялся Генрих фон Найфен, не последовало. Весной 1235 года папа писал французскому королю: «Мы недавно добились заключения брака между Нашим возлюбленным во Христе сыном Фридрихом… и сестрой светлейшего короля англичан и клятвенно его закрепили. Поскольку, кажется, союз отвечает промыслу Господню, вышеназванному королю поручено в обязательном порядке продвигаться к его заключению. Чтобы Ты не строил по этому (поводу) никаких подозрений, Мы просим и увещеваем Твое высочество… пребывать в уверенности: от Нас и названного короля не произойдет ничего, хотя бы в малейшей степени способного повредить Твоему положению, к тому же император всей душой желает сохранить и укрепить особую дружбу, с давних пор существующую между его и Твоими предками».

Несколькими днями позже император пишет королю Людовику: «Итак, Мы должны по причине таких апостольских увещеваний и просьб… совершить женитьбу, о которой поклялись. При этом Мы настаиваем на постоянстве Нашей любви к Вам, и так как между Нашими и Вашими предками сохранялась взаимная склонность и Мы с Вашими дедом и отцом, светлая им память, состояли в истинной дружбе, Мы хотели бы в Наши счастливые времена сохранить ее нерушимой и с Вами».

Прежде чем поехать в Германию, император подготовил почву, написав германским князьям: «Мы направляем призыв всем князьям, как частям нашей империи, чья сплоченность составляет сиятельное тело империи…»

Потрясающее обращение: каждый князь есть часть сиятельного тела империи, имеет свой пай в империи и государстве. Против такого высказывания прямодушные швабские министры короля не могли устоять. И за клубами императорской похвалы – мастерски прикрытой – Фридрих взывал к собственническим чувствам и к человеческой продажности, призывая: «Поскольку каждого из вас Мы желаем отблагодарить соответствующими подарками, как Мы намеревались и намереваемся!»

Для того чтобы оказать им почтение, он оставил в Германии сына, которого князья «единодушным выражением своей воли для Нашей чести и милости подняли на королевский трон. По праву он должен был быть обязанным обращаться с Вами со знаками особой любви… Но с болью в сердце Мы заметили: Наша надежда оказалась тщетной… После различных презрении наших приказов и Наших просьб он необдуманно обратился против преданных Нам князей, светочей и лидеров Нашего государства, последовал совету тех, кто из-за непокорности и неблагодарности лишился Нашей милости…»

И тут он замахивается для нанесения завершающего удара: «Поскольку Нам стало известно, что он нападает на зеницу Нашего ока, а именно на князей, не вспоминая обо всех услугах, которые они когда-то великодушно оказывали Нам и ему самому, и не испытывая благодарности, Мы не можем с терпением перенести и не пойти на личную жертву, дабы прибыть в Германию… Он попытался легкомысленным образом и не убоялся, отринув гнев Божий и послушание отцу, совершать ужасные вещи, противные чести Нашего имени, беря в заложники из наших верноподданных, занимая крепости и безрассудно соблазняя людей забыть верность Нам…»

Тут поманили сицилийским золотом, тут князья стали «зеницей ока» императора. Но и это еще не все. Объединяя усилия, папа пишет духовным князьям Германии и призывает их вернуть короля Генриха «с ложной стези преступления умно и действенно на путь справедливости, устранив все преграды и препятствия…»

Папа взмахивает булавой апостольской власти и объявляет: «Поистине Мы решили, дабы усилить воздействие нашей просьбы, тех, кто связан с названным правителем (королем Генрихом) принесенными клятвами, освободить от них, поскольку Мы объявляем их несуществующими».

Император выиграл поход в Германию, не сделав ни одного шага. И совершенно понятным становится тот факт, что он в начале мая 1235 года начал свой марш из Фоджии с небольшой, но необыкновенно роскошной свитой.

В Чивидале его ожидали посланники имперских князей и городов. В середине июня он достиг Регенсбурга. Там он договорился с баварским герцогом Оттоном II (1231—1253 гг.) о помолвке семилетнего сына Конрада с дочерью герцога. Правда, официальная помолвка состоялась лишь восемь лет спустя.

Летописец из Эберсбаха так рассказывает о сказочном шествии, чей путь пролегал через Германию:

«Он шествовал, как подобает императорскому величеству, со множеством повозок, груженных золотом и серебром, батистом и пурпуром, драгоценными камнями и дорогими предметами, со множеством верблюдов и дромадеров. Большое количество сарацин и эфиопов, обученных многим искусствам, с обезьянами и леопардами охраняли его деньги и сокровища. Так, в окружении большого числа князей и воинов, он дошел до Вимпфена».

Король Генрих (VII), покинутый всеми сторонниками, оказался в политической изоляции. В конце концов он оповестил императорских переговорщиков о готовности подчиниться. Тяжелую службу – быть посредником между отцом и сыном – взял на себя верный Герман фон Зальца.

Император – судья-отец

Период с 25 по 28 января 1077 года можно считать временем самого жестокого унижения германской королевской и императорской власти. Тогда, стоя на заснеженных полях Каноссы, император Генрих IV, босой, одетый во власяницу, молил папу о милости – о снятии с него отлучения от церкви.

И вновь германский король распростерся на земле, у подножия судейского престола верховного правителя. Тот хранил каменное молчание. Король не отваживался подняться. Невыносимая ситуация, бесчестящая германского короля. Сколько продолжалось это унижение – часы, минуты? Этого мы никогда не узнаем.

Мы знаем лишь одно: надругательство над королем было столь велико, что некоторые добросердечные князья, будучи врагами Генриха, сами просили неумолимого отца прекратить оскорбление короля и короны. Лишь после их ходатайства император подал униженному сыну знак подняться.

Куда девалось великодушие Карла Великого, отославшего мятежного сына в монастырь, но не лишившего его достоинства?

Куда девалось самообладание Оттона Великого (936—973 гг.), против которого составил заговор его собственный брат, герцог Генрих Баварский (ум. в 955 г.) и подняли оружие его собственный сын, герцог Людольф Швабский (949—957 гг.), и зять, герцог Конрад Красный (ум. в 955 г.)? Ведь после того как они покорились, король принял их и вернул им свою милость. Более того, они стали опорой короны. Его зять Конрад Красный Лотарингский пал на поле боя при Лехфельде, где показал себя героем. Сын, герцог Людольф, умер на службе государству в Италии.

Император Фридрих строго судил сына: «Император, глядя в глаза сыну, говорил с ним кратко, тяжелыми и жестокими словами и пришел в такое волнение, что приказал схватить его. «И кто же все твои сторонники?» – прикрикнул он на него, а когда Генрих сообщил все имена, то не получил никакой милости. Его заключили в одну из башен в Вормсе, называемую «Люгинсланд». Затем немилосердный отец услал сына в апулийский застенок. Генрих прибыл в крепость Рокка ди Сан-Феличе в Венозе, вблизи Мелфи, под жестокий арест.

Письмо императора крепостному кастеляну может служить показателем отеческих чувств Фридриха: «Нам стало известно, что Наш сын Генрих, пребывающий в Рокка Сан-Фелйче, одет не так, как должно. Поэтому Мы вверяем твоей верности, по требованию и распоряжению советника юстиции, Нашего верного Томаса …изготовить Нашему сыну подобающую одежду».

Вскоре, видимо, по приказу императора, Генриха препроводили в Никастро, где он оставался до 2 февраля 1242 года. Он не хотел во время переезда показывать сына в таком потрепанном наряде.

Затем последовало новое распоряжение императора «…перевести его в крепость Сан-Марко в Валлеграти. Когда Генрих достиг горы, расположенной между Никастро и Мартирано, он замертво рухнул с лошади на землю. Охранники перенесли его в Мартирано, где он умер и был похоронен в церкви Козенци».

В хрониках Роландини Патавини сообщалось: «Некоторые рассказывают, что он бросился с высоты горы в пропасть вместе с конем, дабы избыть смертью отцовское наказание, другие утверждают – он скончался в мрачной темнице».

Самоубийство германского короля, даже низложенного, никак не укладывается в историческую картину германских историков. Но если кому-то из людей судьба и сулила подобную участь, так это королю Генриху (VII). Его свергли с высоты королевского трона прямо в застенок неумолимого отца, без всякой надежды на милость, и слишком велико было искушение скрыться в милосердной смерти от немилосердного отца.

Сюжет о восстании сына против отца стар, как и сам патриархат. Но не меньшее количество лет насчитывает и история про блудного сына, получившего, возвратясь к отцу, любовь и отчий дом.

Император использовал смерть сына для демонстрации отеческой скорби. Без сомнения, в современном мире масс-медиа Фридрих мог бы стать знаменитым шоуменом. Послушайте его голос, когда он обращается к сицилийским священникам:

«Мы глубоко оплакиваем судьбу Нашего перворожденного сына Генриха, и природа исторгает поток слез из Нашей души, в которой до сих пор находились боль обиды и твердость справедливости. Вероятно, отцы удивятся, как цезарь, непобедимый явными врагами, может быть побежден семейной болью… Но ведь Мы не первые и не последние, кто страдает от нападений сыновей и тем не менее плачет на их могиле».

Затем император приказывает аббату, чтобы все священнослужители его аббатства совершили торжественную панихиду и с пением мессы поручили бы душу усопшего короля Божьему милосердию. Император также ожидает, что все будут с преданностью разделять его боль и сочувствовать ему.

В послании населению Мессины император показывает еще более высокий уровень мастерства:

«Кто может остановить льющиеся ручьями потоки слез, если вызовет в памяти мудрость такого сына? Какой, даже самый красноречивый язык мог бы описать смелость столь славного короля? Какое перо могло бы описать его великодушие? Горе мне! Так я восклицаю, сын мой! Горе мне! Тот, кого любой враг должен был бояться, тот, который был всеми любим и был радостью для всего земного круга».

Как это следует понимать? Что означают сии восхваления сына? Откуда такая смена декораций?

Фридриха II можно понять, лишь осознав его ощущение себя центром вселенной, лишь постигнув его вознесенное над всем эго, возвышавшееся, подобно водолазному колоколу, над временами и людьми.

Он превозносил сына, заставляя всех почувствовать и оценить отцовскую потерю, страдание и печаль. Таким образом подданные призывались к участию в скорбном плаче, «поскольку величие такого князя требует слез многих (людей), ибо для многих он являлся мечом защиты и победы».

В третьем послании всем подданным по поводу смерти сына император демонстрирует многообразие красок своей политической палитры. Сейчас уже выставляется дурной поступок сына, а также долг императора и отца наказать его: «При смерти сына страдает природа и отеческая любовь заставляет плакать, понуждая забыть об обиде на сына, и даже если злоба лишила сына расположения (к отцу), то она не забирает у отца полную любви благосклонность (к сыну).

Если жажда власти лишила Нашего перворожденного сына Генриха сыновней любви, то уязвленная отеческая любовь все же не отказывается от отеческого долга. Ибо каждый поступок по своей природе воспринимается не так тяжело от чужих, но, будучи направленным против отца, весит из-за преступления сыновнего благоговения чрезвычайно тяжело, и ничто нельзя извинить отцовской жестокостью и отсутствием любви, если это непочтительным образом направлено против отца… Известное всему миру Наше наказание свершилось, дабы произошедшее стало явным для защиты сыновей от отцов и послужило сыновьям примером».

Итак, теперь нам все понятно. Император подверг сына жестокому наказанию только для создания предостерегающего примера для защиты отцов от бунтующих сыновей.

И вновь император призывает подданных к печали, но центральным моментом является не молодой злосчастный сын, а отец, император, «от смерти перворожденного сына вынужденный испытывать жесточайшую боль, причиной которой стала жестокость смерти, чтобы величина вашей сокрушенности показала, насколько вы склонны Нас любить».

Глубина всеобщей сокрушенности, а не печаль по сыну должна была показать, насколько подданные любят императора.

История пишется победителями. Победителем стал император. Поэтому жестокому осуждению подвергся германский король Генрих (VII). Как светские, так и церковные писатели вторили императору. Генрих (VII) лишь защищал права германской короны и, предвидя будущее, рассматривал развивающиеся города и городские сословия, поднявшиеся до уровня нового рыцарства, как созидательную силу грядущего времени. Генрих Миттайс по праву называет сына императора «высокоодаренным молодым королем».

Таким образом, он выступил против политики императора как германский король, а не как сын. Император видел в германцах лишь военную силу для завоевания государства своей мечты на юге. Грехом Генриха стало его объединение с врагами империи в Ломбардии. Тут он перешел границы дозволенного и поставил себя вне закона.

Но существует и положительное мнение о нем. Тем, что он, опять-таки вопреки отцу, ужесточавшему законы против еретиков, поставил на место инквизитора Конрада Марбургского, требовал справедливого суда и вершил его, он погасил костры инквизиции и спас Германию от безумства сжигания еретиков. Человеколюбивый поступок, явно не в традициях его венценосного отца.

Народ не забыл короля Генриха (VII). Не покидает чувство, что с этим человеком навсегда ушла возможность иной германской политики. Эпический поэт Ульрих фон Тюрхайм, происходивший из швабского дворянства, чье имя встречается в 1236—1256 годах, передает настроения того времени в стихах:

 
Смерть короля
Печалит меня,
Лишает радости.
Я говорю о короле Генрихе.