Текст книги "Туннель"

Автор книги: Эрнесто Сабато

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 8 страниц)

XXXVII

Когда прошло бесконечное время морей и туннелей, Хантер и Мария спустились по парадной лестнице. Увидев их идущими под руку, я почувствовал, что мое сердце затвердевает и холодеет, превращаясь в кусок льда.

Они шли медленно, как люди, которым некуда спешить. «Куда им торопиться?» – с горечью подумал я. Но ведь Мария знала, что я нуждался в ней сегодня, что изнывал этим вечером, что буду бесконечно страдать каждую минуту бесполезного ожидания. Знала, что в этот самый миг, когда она наслаждается покоем, я буду мучиться в аду подозрений и фантазий. Какое безжалостное и холодное чудовище может притаиться в сердце самой хрупкой женщины! Она способна созерцать предгрозовое небо и медленно прогуливаться по парку под руку с этим человеком (с этим ничтожеством!), чувственно вдыхать аромат цветов, сидя с ним рядом на траве и зная, что в эту минуту я буду напрасно высматривать ее, позвоню ей домой, узнаю, что она отправилась в имение, а сам погибну в черной пустыне, мучимый сомнениями, которые, точно полчища голодных, прожорливых червей, копошатся у меня в душе.

И Мария разговаривала с этим жалким человеком! О чем можно говорить с таким грязным типом? На каком языке?

А может, жалок я? И они смеются как раз надо мной? Разве я не был идиотом, дикарем, посылающим из туннеля шифрованные письма?

Хантер и Мария долго гуляли по парку. Буря уже нависла над нами, черная, разрываемая громом и молниями. Подул ветер из пампы, упали первые капли дождя. Гулявшим пришлось скрыться в доме. Сердце мое забилось с мучительной яростью. В своем убежище, под деревьями, я понял, что наконец увижу развязку, которую много раз представлял себе, и грязная тайна будет раскрыта.

Я наблюдал за первым этажом: там было совершенно темно. Вскоре зажегся свет в средней спальне, принадлежавшей Хантеру. Пока все шло без неожиданностей – спальня Хантера находилась напротив лестницы, и было естественно, что эти окна осветились первыми. Теперь должен вспыхнуть свет в другой комнате. Каждая секунда, которая могла потребоваться Марии, чтобы пройти к себе, сопровождалась бешеными ударами моего сердца.

Но свет в ее комнате так и не загорелся.

Боже мой, я не в силах описать, какое беспредельное одиночество заполнило мою душу. Будто последний пароход, вместо того чтобы увезти меня с необитаемого острова, прошел мимо, не заметив сигналов о помощи. Я медленно осел, словно на меня внезапно обрушилась старость.

XXXVIII

Стоя среди деревьев, раскачиваемых южным ветром, мокрый от дождя, я чувствовал, как предательски идет время. Наконец, сквозь дождь и слезы, я разглядел, что зажегся свет и в другой спальне.

Все, что произошло потом, вспоминается как кошмарный сон. Сражаясь с ветром, я вскарабкался на второй этаж по оконной решетке. По террасе добрался до двери. Проник во внутреннюю галерею и разыскал спальню Марии; луч света на полу безошибочно указал мне комнату. Дрожащей рукой я сжал нож и открыл дверь. Когда Мария взглянула на меня блестящими глазами, я стоял в проеме. Я приблизился к ее кровати, и она тихо спросила меня:

– Зачем ты пришел, Хуан Пабло? Схватив ее за волосы, я прошептал:

– Я пришел убить тебя, Мария. Ты покинула меня. И тогда, рыдая, я вонзил нож ей в грудь.

Мария стиснула зубы и закрыла глаза; когда я вытащил нож, залитый кровью, она с трудом раскрыла их и взглянула покорно и тоскливо. Я вдруг рассвирепел и стал наносить удары еще и еще, в грудь и в живот.

Затем выбежал на террасу и спустился вниз с такой ловкостью, будто дьявол овладел мною. Вспышка молнии в последний раз осветила место, некогда принадлежавшее нам обоим.

Я помчался в Буэнос-Айрес. Приехал в четыре или в пять утра. Позвонил из кафе Альенде, заставил разбудить его и сказал, что должен срочно его видеть. Потом побежал на улицу Посадас. Слуга-поляк уже ждал меня у дома. На пятом этаже, у лифта, стоял Альенде, широко раскрыв беспомощные глаза. Я за руку втащил его в квартиру. Поляк, как идиот, вошел следом, ошеломленно уставившись на меня. Я велел его выгнать. Едва он скрылся, я заорал:

– Я только что из имения! Мария – любовница Хантера!

Лицо Альенде застыло.

– Глупец! – прошипел он с ледяной ненавистью. Раздраженный его неверием, я закричал:

– Это вы глупец! Мария была и моей любовницей, и любовницей многих других!

Чудовищное удовольствие переполняло меня, а слепой выпрямился и словно окаменел.

– Да! – кричал я. – Я обманывал вас, а она обманывала нас всех! Но теперь она уже никого не обманет! Понимаете? Никого! Никого!

– Безумец! – зарычал слепой и бросился на меня, растопырив руки, походившие на когтистые лапы.

Я увернулся, слепой налетел на столик и упал. Но необыкновенно быстро вскочил и продолжал гоняться за мною по всей гостиной, наталкиваясь на стулья, плача без слез и выкрикивая только одно слово – безумец!

Я выбежал на улицу, сбив с ног слугу, который попытался загородить мне путь. Ненависть, презрение и сострадание душили меня.

Когда я сдался в комиссариат, было около шести.

Через окошко камеры я видел, как рождается новый, уже безоблачный день. Мне представилось, что множество мужчин и женщин просыпаются, чтобы потом позавтракать и прочитать газеты, или пойти на службу, или покормить детей или кошку, или обсудить вчерашний фильм.

Я физически чувствовал, как во мне разрастается черная пустота.

XXXIX

В эти месяцы заключения я пытался понять, что значило последнее слово слепого – безумец. И каждый раз огромная усталость – или неосознанный страх – мешает разобраться в этом. Может, когда-нибудь мне удастся разгадать его смысл, и тогда я смогу объяснить, почему Альенде покончил с собой.

Хорошо еще, что мне разрешают работать, хотя подозреваю: врачи смеются за моей спиной, как, наверное, смеялись на процессе, когда я рассказывал о сцене в окошке.

Лишь один человек понимал мою живопись. Между тем мои картины докажут этим дуракам, сколь нелепы их убеждения. А стены моего ада с каждым днем будут все более непроницаемыми.