355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Эрнест Сетон-Томпсон » Рольф в лесах » Текст книги (страница 11)
Рольф в лесах
  • Текст добавлен: 17 октября 2016, 03:05

Текст книги "Рольф в лесах"


Автор книги: Эрнест Сетон-Томпсон



сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

XLIII. Воскресенье в лесу

Рольф по воскресеньям отдыхал, и Куонеб до некоторой степени принимал это во внимание. Краснокожий выказывал несравненно больше терпимости к религиозным верованиям бледнолицего, чем бледнолицый к верованиям краснокожего.

Песни Куонеба, обращённые к солнцу и духу, и обычай его жечь табак и усы животных казались Рольфу нелепостью. Но зато он не любил, чтобы Куонеб пользовался топором, или ружьём в воскресенье, и индеец, понимавший, что такие поступки являются «худым снадобьем» для Рольфа, воздерживался по воскресеньям от работы и охоты. Но Рольф не научился уважать красных ниточек, которые индеец вешал на череп оленя, хотя понимал, что надо предоставить индейца самому себе и не ссориться с ним.

Воскресенье было для Рольфа днём отдыха, а Куонеб сделал его днём песен и воспоминаний.

Однажды, воскресным вечером, они оба сидели в хижине, греясь у огня. Метель шумела на дворе и стучалась в окна и двери. Рольф наблюдал за тем, как белоногая мышка, жившая в хижине, пыталась несколько раз подойти к носу Скукума таким образом, чтобы тот не мог схватить её. Куонеб лежал на куче оленьих шкур; во рту у него была трубка, руки его были заложены под голову. В хижине было тепло и уютно. Рольф прервал молчание и спросил:

– Был ты когда-нибудь женат, Куонеб?

– Да, – отвечал индеец.

– Где?

– В Мианосе.

Рольф не решался больше спрашивать, и стал ждать благоприятного случая. Он понимал, что в делах подобного рода надо быть очень деликатным и что бывает иногда достаточно одного неосторожного прикосновения, чтобы навсегда отдалить от себя друга. Он лежал и ломал голову над тем, как узнать что-нибудь о женитьбе Куонеба. Скукум крепко спал, а Куонеб и Рольф следили за тем, как мышка быстро шмыгала по жилищу. Вот она подошла к берёзовой палке, стоявшей у стены, на которой висел том-том. Рольфу очень хотелось, чтобы Куонеб взял его, чтобы звуки том-тома раскрыли ему душу, но он не смел просить об этом: такая просьба могла вызвать обратные результаты. Мышка тем временем скрылась за берёзовой палкой. Рольф видел, что палка эта при падении должна непременно зацепить протянутую верёвку, один конец которой был на гвозде, где висел том-том. Рольф крикнул на мышь; палка сдвинулась с места, зацепила верёвку, и том-том с глухим стуком упал на пол. Рольф встал, чтобы повесить его на место, но Куонеб что-то проворчал, и Рольф, оглянувшись в его сторону, увидел, что он протягивает руку к том-тому. Предложи ему то же самое Рольф, он наверное отказался бы; теперь же индеец взял инструмент, осмотрел его и, согрев у огня, запел песнь о Бабанаки. Пел он нежно и тихо. Рольф, сидевший подле него и в первый раз слышавший эту песнь, получил новое представление о музыке краснокожих. По мере того как певец пел своеобразную по своей прелести и переливающимся горловым нотам песнь о «Войне Кэлускепа с магами», в которой сказался дух его народа, лицо его всё более и более прояснялось, и глаза загорались воодушевлением. Затем он запел песнь влюблённых «На берёзовой лодке»:

 
Звёзды сияют, и падают росинки,
На берёзовой лодке плыву к любимой.
 

И перешёл после этого к колыбельной песне:

 
Страшный медведь никогда не тронет тебя.
 

Он смолк и, задумавшись, смотрел на огонь. Рольф осмелился, наконец, сказать ему после довольно долгого молчания:

– Матери моей понравились бы твои песни.

Слышал ли индеец или нет, только сердце его, видимо, смягчилось, и он ответил на предложенный ему час назад вопрос:

– Звали её Гамовини, потому что она пела, как птица Гамовини. Я привёл её из дома отца её в Саугатуке. Мы жили в Мианосе. Она делала красивые корзины и мокасины. Я ловил рыбу и ставил капканы; нам хватало всего. Затем родился ребёнок. У него были большие круглые глаза, и мы назвали его Уи-Уис – «наша маленькая совушка», и мы были очень счастливы. Когда Гамовини пела своему ребёнку, мне казалось, что весь мир залит солнцем… Как-то раз, когда Уи-Уис мог уже ходить, она оставила его со мной и пошла в Стамфорд, чтобы продать там несколько корзин. В гавань прибыл большой корабль. Какой-то человек с корабля сказал ей, что матросы купят все корзины. Она ничего не боялась. На корабле её схватили, как бежавшую невольницу, и скрывали её до тех пор, пока корабль не ушёл. Так она не вернулась. Я взял Уи-Уис на плечи и пошёл в Стамфорд. Мне рассказали обо всём, но народ не знал, что это за корабль, откуда он пришёл и куда ушёл… Им было всё равно. Моё сердце горело, и на душе кипела злоба. Мне хотелось битвы. Я хотел перебить всех людей на набережной, но их было много. Меня связали и бросили в тюрьму на три месяца. Когда я вышел из тюрьмы, Уи-Уис умер. Им это было всё равно. С тех пор я ничего больше не слышал о ней. Я поселился под утёсом, потому что не мог видеть нашего прежнего дома. Не знаю, может быть, она жива. Но я думаю – её убила разлука с ребёнком.

Индеец смолк и вскочил на ноги. Лицо его приняло жестокое выражение. Он бросился из хижины и погрузился в полночный мрак, в снежную метель. Рольф остался один со Скукумом.

Как печальна жизнь Куонеба! И Рольф, погрузившийся в размышления, спрашивал себя с мудростью, несвойственной ещё его летам: «Могло ли всё это случиться, с Куонебом и Гамовини, если бы они были белые? С тем ли печальным равнодушием отнеслись бы и тогда поди к их горю?» Увы! он был уверен, что нет. Он знал, что тогда был бы совсем иной разговор.

Часа через два вернулся домой индеец. Ни слова не было сказано между ними, когда он вошёл. Он не озяб и ходил, по-видимому, далеко. Рольф стал готовиться ко сну. Индеец наклонился, поднял с полу иголку, которую тот потерял день назад, и молча передал её своему товарищу. Рольф сказал «гм!» в знак благодарности и положил её в ящик из берёзовой коры.

XLIV. Пропавшая связка мехов

Грабёж капканов на некоторое время прекратился, после того как охотники посетили вражеский лагерь. Когда же наступил март, и снег из-за перемежающихся оттепелей и морозов покрылся ледяной корочкой, снова началось воровство, потому что можно было ходить повсюду, не оставляя после себя никаких следов.

Охотники сняли с капкана соболя и несколько куниц, потом добрались до бобрового пруда.

Капканов они не ставили там, но им интересно узнать, сколько бобров ещё осталось и что они делают.

Журчащие ручьи, стекающие на лёд с берегов пруда, пробуравили его в нескольких местах, так что видна была вода, которая не замерзала, потому что морозы теперь слабели. Бобры, судя по следам, часто выходили через эти отверстия, а потому охотники подходили к пруду осторожно.

Притаившись за толстым бревном, охотники внимательно всматривались в одно из таких пробуравленных отверстий. Куонеб держал наготове ружьё, а Рольф Скукума, когда показалась знакомая им широкая, плоская голова. Внутри отверстия плавал большой бобр, втягивая в себя воздух и осматриваясь по сторонам; немного погодя он вскарабкался на берег, направляясь, очевидно, к какой-нибудь осине, которую он, вероятно, уже раньше принялся валить. Он находился от охотников на расстоянии выстрела, и Куонеб прицелился уже, когда Рольф пожал ему руку и указал вперёд. Пробираясь осторожно среди деревьев, шла большая рысь. Она не видела охотников и чувствовала только запах бобра, который принялся уже валить выбранное им дерево.

Мех бобра дороже меха рыси, но большинство охотников – натуралисты в глубине души и любят наблюдать за жизнью зверей.

Рысь словно провалилась сквозь землю; она исчезла в тот самый момент, когда увидела возможность поживиться добычей, и затем уже начала своё наступление. Охотники видели, как она осторожно кралась по ровному открытому месту. Ростом она казалась в эту минуту менее четырёх дюймов. Брёвен, камней, деревьев и веток, за которыми она могла скрыться, было здесь много. Постепенно она добралась до самой чащи, и усы её выглянули оттуда в каких-нибудь пятидесяти футах от бобра.

Всё это мучительно раздражало Скукума: его, правда, не было видно, но он время от времени издавал визжащие трели и рвался вперёд, горя нетерпением воспользоваться благоприятным случаем. Чуткое ухо бобра расслышало визг собаки. Он прекратил свою работу, повернул назад и направился к отверстию во льду. Рысь в ту же минуту прыгнула из засады и схватила бобра за шиворот; но бобр вдвое тяжелее рыси, а берег был крутой и скользкий, и животные покатились вниз, всё ближе и ближе к отверстию. У самой воды бобр рванулся вперёд и нырнул вместе с рысью, которая продолжала держать его за шиворот, не успели они скрыться, как охотники бросились к воде в надежде, что борцы всплывут наверх и их легко будет захватить; но они не показывались ясно было, что оба отправились под лёд, где бобр был у себя дома.

Прошло минут пять, и можно было с достоверностью сказать, что рыси больше не существует. Куонеб срубил молодое деревце и сделал из него багор. Он опускал его несколько раз под лёд то в одну, то в другую сторону, пока не нащупал что-то мягкое. Он прорубил топором отверстие и вытащил мёртвую рысь. Бобр, очевидно, отделился от неё, не потерпев больших повреждений.

Пока Куонеб снимал мех, Рольф бродил кругом пруда, по скоро вернулся, чтобы рассказать замечательное происшествие.

Он заметил во льду ещё одно отверстие, откуда вышел другой бобр; отойдя на двадцать шагов от плотины, бобр осмотрел несколько деревьев и выбрал себе осину. Он тотчас же принялся подгрызать её, но по какой-то странной причине – быть может, потому, что был один – он не рассчитал направления, и дерево с громким треском свалилось вниз прямо ему на спину, убило его и пригвоздило к земле.

Охотники без всякого затруднения стащили дерево, сняли мех бобра и ушли с бобрового пруда гораздо богаче, чем ожидали.

К следующему вечеру, когда они достигли стоянки на полпути от дома, у них было столько добычи, как не было ещё с того памятного дня, когда они поймали шесть бобров.

Следующее утро было ясное и солнечное. Во время завтрака они увидели вдруг далеко на севере множество ворон. Штук двадцать или тридцать этих птиц носились высоко в воздухе, описывая огромные круги над одним и тем же местом, и время от времени громко каркали. Один из воронов спускался иногда вниз и скрывался из виду.

– Почему их так много?

– Хотят, верно, дать знать другим воронам, что там есть добыча. У них очень хорошие глаза. Они узнают сигнал на расстоянии десяти миль и все летят к этому месту. Мой отец говорил мне, что можно собрать всех воронов на расстоянии двадцати миль, стоит только положить падаль, чтобы её было видно, и они сами дадут знать об этом друг другу.

– Недурно, мне кажется, посмотреть, в чём дело. Может быть, ещё пантера, – сказал Рольф.

Индеец кивнул головой в знак согласия. Спрятав в безопасное место связку мехов и лыжи, которые они взяли с собой на всякий случай, они отправились в ту сторону по твёрдому обледеневшему снегу. Они прошли всего две-три мили до того места, где было собрание воронов, и очутились снова в кедровой чаще с оленьим двором.

Скукуму было знакомо это место. Он бросился в лес, исполненный жажды воинской славы. Но почти моментально во все лопатки примчался назад, жалобно воя и взывая о помощи, а за ним по пятам гнались два серых волка. Куонеб подпустил их к себе на сорок шагов; увидя людей, волки остановились и повернули назад. Куонеб выстрелил; один из волков громко тявкнул, как собака. Затем оба прыгнули в кусты и скрылись из виду.

Охотники внимательно осмотрели снег и нашли следы крови. В оленьем дворе валялось несколько убитых волками оленей. Ни живых оленей, ни волков не было видно; затверделая поверхность снега давала возможность свободно двигаться всем животным, а потому и и другим легко было скрыться от охотников.

Осмотрев низменную местность, поросшую ивой, в надежде найти там бобров; они вернулись вечером к месту стоянки. Они нашли там всё, как оставили, за исключением «связки мехов, которая исчезла куда-то бесследно».

На твёрдой поверхности снега незаметно было, конечно, никаких следов. Они подумали прежде всего, что это сделал их старый враг, но, побродив несколько времени кругом, они нашли шкурку горностая, а на четверть мили дальше её – куски меха выхухоли. Это походило на проказы врага охотников, росомахи, которая, хотя и редко, но попадалась в этих горах. Да! вот и следы когтей росомахи, а вот и ещё кусок меха выхухоли. Словом, было ясно, что меха украла росомаха.

– Как-никак, а она порвала только самые дешёвые меха из всей связки, – заметил Рольф.

Охотники многозначительно переглянулись… «порвала только самые дешёвые».Могла ли росомаха понимать ценность меха? Меха были разорваны только для отвода глаз; это было дело рук человека, и человек этот был Хог.

Он, конечно, успел опередить их и находился теперь далеко.

– Ладно! Подожду несколько дней, чтобы он думал, будто находится в полной безопасности, а потом выслежу его и всё порешу, – сказал индеец, уверенный действительно в том, что положит конец всему делу.

XLV. Усмирение Хога

Перемена погоды повлекла за собой неминуемую перемену всех планов охотников и спасла их врага от немедленного возмездия. Две недели продолжалась, оттепель, и затем пошёл дождь. Лёд на озере покрылся водой дюймов на шесть; река разлилась по всему льду, быстро уничтожая последние остатки его… Грязь и мокрый снег положили конец путешествиям по лесу, подсказывая быстрое наступление весны.

Каждую ночь слегка подмораживало, и с каждым днём солнце грело всё сильнее; на открытых солнечных склонах появились всюду широкие проталины.

Воспользовавшись первым днём, когда слегка подморозило, охотники отправились в обход, зная хорошо, что наступил уже конец сезона и вместе с тем настал и шестимесячный отдых всем капканам и ловушкам.

Они направились обычной дорогой, захватив с собой лыжи, хотя теперь они редко пользовались ими. Здесь они увидели большой след; Куонеб указал на него и кивнул головой, когда Рольф спросил: «Медведь?» Да! Медведи бродили теперь в лесу; зимняя спячка их кончилась. Мех их был в цене; через месяц они должны начать линять. Наступило время охоты на медведя – или капканом, или собакой.

Скукум без сомнения считал последний способ охоты самым подходящим для себя, но дело в том, что на медведя мало одной собаки. Надо по меньшей мере три-четыре, чтобы дразнить его сзади, забегать ему спереди и вступать с ним в схватку; одна собака могла только заставить его улепётывать.

У них не было медвежьих капканов, и они, зная, что медведи весной ходят очень далеко, не захотели идти по его следам.

В ловушках они нашли двух куниц, но одна из них испортилась вследствие тёплой погоды. Они узнали на этот раз, что у Хога была своя линия капканов, для которой он употреблял частью и их ловушки. Он недавно делал обход и воспользовался до некоторой степени их трудами.

Несмотря на то, что ходил он здесь два дня назад, следы его нетрудно было разглядеть на снегу и на земле. Куонеб осмотрел своё ружьё; он прикусил нижнюю губу и зашагал вперёд.

– Что ты хочешь делать, Куонеб? Неужели пустишь в ход ружьё?

– Да.

В глазах краснокожего сверкнул опасный огонёк, заставивший Рольфа молча следовать за ним.

Они прошли мимо трёх куньих капканов и, наконец, увидели возле дерева большой треугольник из брёвен с приманкой. Было ясно, что в этом месте спрятан большой железный капкан для медведя.

С трудом сдержав любознательность Скукума, они двинулись дальше. Они прошли ещё мили две и тут убедились, что враг их был опытным бродягой и хорошо знал всю окружающую местность. Вечером, на закате солнца, они пришли к своей стоянке, выстроенной на полпути от хижины, и остались там на ночь. Когда Рольф, перед тем как ложиться спать, вышел взглянуть ещё раз на небо, он услышал вдруг скрип дерева. Это очень его удивило. Даже Скукум встревожился. Но скрип не повторился больше. Утром они снова пустились в путь.

В лесу постоянно слышатся самые разнообразные звуки – шелест деревьев, пение соек, карканье воронов, трескотня кузнечиков и между ними случайные возгласы тетеревов, куропаток и сов. Четвероногие обычно молчат, за исключением рыжей белки, которая болтлива и деятельна.

Громкие звуки разносятся эхом далеко по лесу. Ни днём, ни ночью не проходило и пяти минут, чтобы до чуткого уха внимательной собаки не доходили звуки какой-нибудь странной лесной болтовни, или царапанья, или треска, или крика, или свиста. Сотни раз в день передавало Скукуму ухо всё, что совершалось в лесу. Шум собственных шагов, заглушающий звуки для охотника, не мешал собаке слышать все звуки леса. Когда повторился скрип дерева, слышанный Рольфом, и донёсся до слуха Скукума, шерсть его ощетинилась, он насторожился и глухо заворчал.

Охотники остановились. Так поступают все опытные охотники, когда собака говорит им: «Стой!». Они подождали с минуту. Скрип снова повторился. Он походил на скрип сука, когда он от ветра скребётся о соседний сук. «Гау! гау! гау!», – откликнулся Скукум и пустился вперёд.

– Назад, дурак! – закричал на него Рольф.

Но у Скукума было своё на уме. Он бежал по-прежнему вперёд, затем остановился, склонил голову к земле и что-то обнюхал на снегу. Индеец наклонился и поднял струбцинку, то есть карманный подъёмный винт, который охотники всегда носят с собой для постановки капкана, ибо без него ни один человек не может ни завинтить, ни отвинтить пружины. Подняв его, индеец сказал:

– Да! Хог будет теперь в большом затруднении.

Он догадался, что соперник-охотник потерял самый необходимый инструмент.

Скукум пустился дальше. Так дошли они до небольшой ложбины. Собака опередила их, и они услышали вдруг, что она сердито лает и ворчит на кого-то. Охотники поспешили к месту действия и увидели на снегу, в одной из тех дьявольских машин, которые называются медвежьими капканами, тело своего врага Хога, попавшего рукой и ногой в западню, поставленную им же самим.

На лице индейца мелькнула злорадная улыбка. Рольф пришёл, напротив, в ужас. В то время как они стояли и смотрели на лежавшего, послышался вдруг слабый крик Хога.

– Он жив, скорее! – воскликнул Рольф.

Индеец подошёл, но не спеша. Он дал обещание отомстить; мог ли он спешить на помощь?

Беспощадные железные челюсти держали вора за колено и правую руку. Надо было прежде всего высвободить его. Но как? Нет человека, который мог бы справиться с пружиной без необходимого приспособления.

– Куонеб, помоги ему! – воскликнул Рольф, забыв свою вражду и видя перед собой только страдающего и умирающего человека.

Индеец смотрел с минуту на Хога, затем подошёл к нему и вынул струбцинку. Первая пружина под напором его сильных пальцев скоро опустилась, но как быть со второй? У них не было второй струбцинки. Они взяли длинный ремень из оленьей кожи, который всегда носили с собой, и обмотали его несколько раз кругом спущенной пружины, чтобы придержать её. Тогда они сняли струбцинку и приладили её ко второй пружине; она спустилась, и капкан раскрылся. Индеец разжал тиски и осторожно вытащил оттуда руку и колено. Хог был свободен, но лежал без сознания. Неужели помощь их опоздала?

Рольф расстегнул Хогу кафтан. Индеец развёл костёр. Минут через пятнадцать был готов горячий чай. Рольф попробовали влить немного пострадавшему в рот. Из груди Хога вырвался лёгкий стон.

Погода была мягкая. Хог не мог замёрзнуть; он только измучился и потерял сознание. Тепло от костра, горячий чай, лёгкое растирание – и он пришёл в себя.

Сперва они думали, что он умирает, но спустя час он настолько пришёл в себя, что мог говорить. Вот что он рассказал им слабым и прерывистым голосом:

– В… м… м… м… Вчера… нет, два или три дня тому назад… м… м… м… не знаю; я пошёл… осматривать капканы… медвежьи. Не посчастливилось… м… м… м… ещё глоток… водки нет? м… м… м… Ничего… ни в одном капкане… а когда я подошёл к этому… о-о… м… м… я увидел… приманку стащили птицы, а полочка… м… м… полочка… да, лучше… а полочка лежала пустая. Я подошёл, чтобы прикрыть… кедром; больше ничего не мог достать… м… м… м… я наклонился… поправить другую сторону… нога моя поскользнулась… лёд… везде лёд… и… м… м… м… потерял… равновесие… коленом ударился о полку… О господи!.. как я страдаю!.. м… м… м… они сдавили мне… колено… руку…

Голос его спустился до шёпота, и он вдруг смолк: с ним сделался, по-видимому, обморок. Куонеб встал, чтобы поддержать его. Взглянув на Рольфа, он покачал головой, как бы говоря, что всё кончено. Но у бедняги было крепкое сложение, как у истого жителя лесов, и он снова пришёл в себя. Они дали ему ещё горячего чая, и он опять заговорил шёпотом:

– Одна рука была свободна и… и… и… я мог бы… м… м… но у меня не было струбцинки… я потерял… кто-нибудь мог услышать… мне легче было… когда кричу… м… м… м… Слушайте… можно собаку прогнать… прочь… пожалуйста… Не знаю… мне показалась целая неделя… может, был в обмороке… м… м… м… Я кричал… когда мог…

Наступила продолжительная пауза, и Рольф сказал, наконец:

– Мне кажется, я слышал твой крик прошлую ночь, когда мы были там, наверху. Собака слышала также. Позволь мне поправить твою ногу.

– М… м… м… да… да… так лучше… скажи, ты… белый… правда? Не оставляй меня одного… потому, я поступил гадко м… м… м… Не оставишь… нет?

– Нет, тебе не следует волноваться… мы останемся с тобой.

Хог что-то пробормотал, но они не расслышали его слов, и он закрыл глаза. После довольно продолжительного молчания он дико оглянулся кругом и заговорил снова:

– Скажите… я плохо поступил с вами… но не покидайте меня… не покидайте меня… не покидайте… – Слёзы градом полились из его глаз, и он жалобно простонал: – Я… всё… исправлю… Ты белый, правда?

Куонеб встал и пошёл набирать ещё топлива. Охотник продолжал шёпотом:

– Я боюсь его… теперь… он… слушай, я теперь бедный старый человек. Если я останусь жив… после этого… м… м… м… я не в состоянии буду ходить. Я теперь калека.

Он задумался, затем снова начал:

– Какой сегодня день… пятница! Я… два дня был здесь… м… м… м… я думал – целую неделю. Когда… собака… прибежала, я думал – волк! Ох!.. ох!.. мне было всё равно… м… м… м… Скажи, ты не покинешь меня… потому… потому что… я поступал… худо? Мне… не принесло это счастья.

Он снова сделался неподвижен, затем вдруг громко, продолжительно вскрикнул… они слышали такой же вскрик ночью. Собака заворчала, охотники вздрогнули. Глаза несчастного закатились, у него начался бред.

Куонеб указал на восток, сделал знак восходящего солнца и качнул головой в сторону Хога. Рольф понял, что больной охотник не увидит никогда больше восходящего солнца. Но они ошибались.

Длинная ночь прошла в борьбе между жизнью и смертью. На рассвете смерть была побеждена и удалилась. А когда солнце взошло, больному стало лучше. Пока можно было не бояться рокового исхода. Рольф сказал Куонебу:

– Куда мы снесём его? Не пойти ли домой за тобогганом: нам легче будет свезти его до хижины.

На этот раз и больной принял участие в разговоре.

– Скажите, вы не возьмёте меня теперь с собой?.. Ах!.. хочется домой. Мне кажется… дома будет лучше. Мои товарищи ушли на реку Муз. Я не поправлюсь, если свезёте меня туда.

Под словом «туда» он подразумевал озеро индейца и как бы мимоходом взглянул при этом на бесстрастное лицо краснокожего.

– Есть у тебя тобогган в хижине? – спросил Рольф.

– Да… довольно хороший… на крыше… слушай, – и он тихо шепнул Рольфу: – пусть он идёт за ним… ты не уходи от меня… он убьёт меня, – и он тихо заплакал от жалости к самому себе.

Куонеб спустился с горы; высокий, мускулистый, он быстро зашагал вперёд; он становился всё меньше и тоньше и расплылся, наконец, в пространстве.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю