Текст книги "Ваше Сиятельство 4т (СИ)"
Автор книги: Эрли Моури
Жанры:
Бояръ-Аниме
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)
За ужином мы поговорили с Майклом об арийских и доарийских летающих машинах. Надо признать, этот раздражавший меня поначалу британец оказался интересным собеседником и его суждения не столько о технике исчезнувших цивилизаций, сколько о древней истории меня весьма увлекли. Под конец, я даже попросил Милтона познакомиться с его научными статьями. Британец обрадовался моему интересу и пообещал, что скоро все журналы с его статьями будут у меня. А также лично мне он покажет свои работы, от публикации которых пока воздерживается. Я, чуть подумав, решил дать ему копию работ отца. Разумеется, не всю – убрав из нее некоторые важные части, указывающих, что тайные знания об устройстве виман древности могут находиться на одном из горных плато в Сибири или на острове Шри-Ланка. У отца не было определенного мнения на этот счет из-за неполноты и противоречивости данных, и этот вопрос в скором времени должен решить перевод Свидетельств Бархума, на который я возлагал основные надежды.
Майкл, когда узнал, что я готов предоставить работы отца, обрадовался так, что излишне увлекся вином. Напился так, что едва держался на ногах. Его пришлось оставить ночевать у нас, увы, в покоях мамы на диване. Я помог ему подняться по той самой лестнице, по которой недавно спускал господина Милтона пинками. Завел в первую мамину комнату и под благодарным взглядом Елены Викторовны уложил на диван. Еще несколько минут Майкл продолжал бессвязно рассуждать о полетах древних виман к Венере и Марсу, о богах Марса и магических знаниях, пришедших на Землю с других планет, а потом неожиданно и громко захрапел.
В школу я пришел минут на десять раньше обычного. У входа под портиком стояло несколько парней из параллельного класса: Звонарев, Кунцев, еще двое, фамилии которых я не знал – курили, обсуждали очередной инцидент в Гибралтаре между нашим военным кораблем и британской морской стражей. Если верить российским газетам – а они, как правило, оказываются чуть правдивее британских – то с нашей стороны жертвами инцидента пали около двадцати матросов, а фрегат «Адмирал Разин» получил много серьезных повреждений. Британская вимана 3-го класса была уничтожена, и их корвет с двумя пробоинами едва дошел до порта.
Из дверей школы вышел граф Сухров с Лужиным. Еграм, завидев меня, жестом отозвал в сторону и сказал:
– Кстати, приветствую. Давно не виделись. Смотрю, ты и Ковалевскую научил школу прогуливать?
– Ну так, немножко, – рассмеялся я, доставая коробочку с «Никольскими». – Ей полезно, а то слишком умная.
– Удивляюсь, тебе Саш. Как ты умеешь так менять людей? – Сухров прислонился плечом к колонне, с улыбкой поглядывая на меня. – В тебе кроме магии есть еще что-то такое, чему я даже не знаю названия.
Я пожал плечами. Ну, есть во мне еще Астерий, только зачем говорить об этом.
– Не слышал, что с «волками» случилось? – спросил Еграм, угощаясь из моей коробочки с сигаретами. – Слухи какие-то совсем дурные. Говорят, где-то в Шалашах или рядом у них был храм Морены, и там всех собравшихся сам Перун пожег молнией.
– Ну, слышал кое-что, – от этих слухов мне стало еще веселее, и я сказал так: – По моей версии имелся у почитателей Морены ритуальный зал. Располагался он где-то там, под поместьем мрачного барона Железняка под землей. Зал этот служил для очень скверных ритуалов – жертвенные убийства людей. Так вот в пятницу, за этим темным занятием застали всех поклонников Морены некие светлые силы. Застали и жестоко наказали за все прошлые прегрешения. Говорят, боги там тоже себя как-то проявили.
– Ты, как я догадываюсь, имеешь отношение к тем «светлым силам»? – Еграм прикурил.
– А как же без меня, – я усмехнулся и подмигнул Лужину. – Лучше поделись слухами, кто из «волков» остался жив? Как я понимаю, Варги и Лешего больше на этом свете нет.
– Да, в понедельник Варгу похоронили. А Лешего только вчера. Говорят, до странного мало собралось на его похороны, хотя был он человеком видным, влиятельным, пришло всего человек двадцать, в основном слуги, родственники. Похоронили там же, Южных Садах Персефоны, только в противоположной стороне кладбища от склепа Синицыных. Кто выжил?.. – граф Сухров в задумчивости выпустил струйку дыма вверх. – Знаю только двоих таких, но они больше не «волки». Собираешься из тоже достать?
– Нет. Если они не перейдут мне дорогу, я их не трону, – пообещал я, подозревая, что эти двое могут быть приятелями Еграма. – Не слышал насчет Джеймса Лаберта? Он тоже вполне мог быть в том подземном зале. Вот его судьба мне интересна особо.
– Нет, о нем не знаю. Я постараюсь узнать, но сам понимаешь, Лаберт – он всегда в стороне и о нем не слишком много знал даже сам Леший, – щурясь от дыма, попавшего в глаза, сказал Сухров.
Мы еще поболтали немного о «волках», о сгоревшем клубе и слухах из Резников, где больше не орудует по вечерам банда Лешего, но взамен появляются какие-то другие неприятные личности. Потом как-то разговор повернулся о девушках.
– Ленская тебя в понедельник очень искала. Спрашивала у Груши, а вчера даже к Ковалевской рискнула подойти. Насколько я понял, поговорили мирно, – сообщил Лужин.
– Кстати, вот и княгиня идет, – заметил Сухров, смотревший на школьные ворота.
Я повернулся и увидел Ольгу. Она шла через школьный двор в золотистом атласном костюме, который блестел в лучах утреннего солнца.
– Пойду, узнаю, что от нее Ленская хотела, – сказал я, выкидывая окурок в урну.
– Так ясно что – тебя хотела, – рассмеялся Лужин.
– Извиняюсь, вынужден откланяться – дела сердечные, – шутливо сказал я Сухрову с Лужиным и направился навстречу княгине.
Мы поцеловались. Теперь Ольга не стеснялась этого делать при всех. И какая может быть в школе дворянская этика в таких вопросах? В нашей школе ее давно уже нет.
– Хочу с тобой снова туда, к Артемиде, – шепнула Ольга Борисовна.
– Охотница вряд ли в ближайшее время позовет в гости, – сказал я, хотя это Ковалевская прекрасно понимала и без меня.
– Жаль, что все хорошее так быстро заканчивается, – она переложила сумку в другую руку, направляясь со мной к двери. – Кстати, папа хочет тебя видеть. Если сможешь сразу после школы, поедем ко мне.
– Что-то серьезное? – насторожился я.
– Да, – ответила княгиня.
Глава 17
Что-то не так
Первой и очень неприятной мыслью пришло, что у Ольги дома конфликт из-за меня. Возможно, Борис Егорович узнал кое-что нежелательное. Этого «нежелательного» может оказаться много. Например, Оля не ходила в школу два дня и пропустила контрольную. Князю несложно выяснить, что в эти дни меня также не было на занятиях. Здесь напрашивался тревожный вывод. Если сюда добавить ночь, проведенную Ольгой в постели со мной, то с главой рода Ковалевских мог получиться неприятный разговор.
– Так рассказывай, что случилось. У тебя какие-то неприятности с родителями? Зачем ему мы вдвоем? – негромко начал расспрашивать я, поднимаясь рядом с княгиней по лестнице.
– Он не говорит. Вчера весь вечер был хмурый, знаю, много общался по эйхосу. Сегодня с утра настроение получше, но все равно какой-то слишком серьезный. Меня задержал, когда уже вышла из дома и спешила к эрмику. Сказал, что хочет видеть тебя и я тоже чтобы обязательно присутствовала, – Ковалевская поздоровалась кивком с девушками из младшего класса. – Я его спрашиваю: «Пап, а в чем дело?». Он мне: «Скоро узнаешь».

– Он знает, что ты не ходила в школу? Может как-то связывает это с моим плохим влиянием на тебя? – предположил я.
– Нет, во-первых, школа, учеба – это целиком моя ответственность. Папа меня к этому приучил с первых классов первого круга. Он никогда не поставит мне в упрек прогул занятий, потому что уверен, что я если где-то расслабилась, то потом наверстаю пропущенное. А, во-вторых, если он решит, что я подверглась чьему-то влиянию, то будет говорить в первую очередь со мной и, скорее всего, только со мной. Если в твоей жизни что-то не так, то лишь слабые и глупые люди валят вину за это на окружающих – этому с детства учил меня отец. Я не знаю, чего он хочет, и зачем мы потребовались ему сразу вдвоем. Самой очень интересно, – заключила она.
– А я знаю. Знаю, чего хочу я, – я придержал ее за руку, не позволяя сразу свернуть к нашему классу.
– Чего? – Ковалевская проводила взглядом подруг Ленской, прошедших рядом и весело поглядывавших на нас.
– Трахнуть тебя, – тихо сказал я, положив ладонь ей на живот.
Она поманила меня пальцем и прошептала на ухо, когда я наклонился:
– Дурак! Я сама этого очень хочу. Перед сном думала о тебе. Думала, как было бы хорошо, если бы мы засыпали и просыпались вместе.
– Мы это постараемся устроить. После экзаменов может полетим на Кипр или Карибы вдвоем хоть на несколько дней? – я поймал губами прядь ее волос.
– Да, – ответила она и поцеловала меня.
Сидеть с Ковалевской на уроке еще то испытание: меня постоянно отвлекает ее близость. Отвлекают ее роскошные, блестящие золотом волосы; ее руки с изящными пальчиками, которые хочется потрогать; ее оголенные ноги, сразу наводящие множество нескромных мыслей. Это испытание я терпел два первых урока, лишь на третьем контрольная по всемирной истории забрала часть моего внимания. Мы с Ольгой написали ее одними из первых, выдали почти по два листа текста, словно соревнуясь, кто напишет больше и быстрее. Княгиня первой поставила победную точку, ответив на последний вопрос задания и победно глянула на меня. Я улыбнулся и дописав еще пару предложений тоже отодвинул исписанные листы. Мы вместе вышли из класса, хотя до завершения урока оставалось еще минут десять.
Я ждал, когда Ольга Борисовна скажет, что от нее хотела Ленская, которой я почему-то не видел между первыми уроками, но Оля молчала. Мне не хотелось первым затрагивать этот разговор, но пришлось.
Когда мы спустились на первый этаж, я все-таки спросил:
– Говорят, Ленская к тебе вчера подходила. Вы с ней мирно поговорили?
– На удивление да. Твоя актриса сбавила гонор, даже стала какой-то особо дружелюбной в общении. Сказала, что хочет быть со мной в хороших отношения. Я ее предложение приняла. Много спрашивала о тебе, пыталась выяснить, не знаю ли я, куда ты пропал. Я, разумеется, не стала ее посвящать, только сообщила, что с тобой все хорошо, – Ковалевская вышла следом за мной под портик. Урок еще не кончился и здесь было пусто. – А потом, Ленская заговорила о театре, о спектакле «Полнолуние в поместье Витте», – продолжила княгиня. – Сказала, что билеты на эту постановку достать трудно, но лично мне она может устроить два места в первых рядах на эти выходные. Я давно не была в театре и, хотя у них, в Островском театральная труппа наполовину непрофессиональная, была готова согласиться. В общем, ее предложение не отвергла, сказала, что подумаю. Потом стало ясно, что хотела эта лиса. Она попросила, чтобы я оставила ей для встречи с тобой эту пятницу или даже все пятницы. Я ответила, что все зависит только от тебя. Я достаточно уважаю тебя и себя, и не буду пытаться удерживать тебя рядом с собой. Если ты захочешь, то пойдешь с ней. Пойдешь?
– А что мне остается? Оль, пойми, я не хочу ее обидеть невниманием. Ты же знаешь, она мне тоже нравится. Нет никакого сравнения с тобой, но Света – хорошая девочка, – говорил это все я под пристальным взглядом княгини.
– Елецкий, какой же ты прохвост. Ну, почему мне приходится ради тебя всегда уступать? – Ковалевская усмехнулась с легкой грустью. – При чем ты это делаешь так, словно решение принимаешь не ты сам, а тебя к этому подталкивают особые коварные обстоятельства.
– Ты уступаешь потому, что ты мудрая и добрая, – последние слова дались мне очень легко. – Очень благодарен тебе, что уступаешь.
– Нет, ты точно прохвост, – она рассмеялась. – У меня даже такое подозрение, что у тебя есть еще одна девушка.
– Открой секрет, кто? А то может я о ней ничего не знаю? – я достал коробочку с «Никольскими».
– Ты все прекрасно знаешь. Знаешь о ком я, – ее светлые как небо глаза, вглядывались в меня.
– Скажи. Не пугай меня! – я на миг подумал о Евстафьевой, но Ольга прекрасно знала о моих истинных отношениях с ней и не могла иметь в виду баронессу.
– Елецкий, имя это дамы – Артемида. Да, да, сама богиня Артемида, – сказала Ольга, прислонившись спиной к колонне. – Я даже поверить не могла, что такое возможно. Но за те два дня, которые, не скрою, потрясли меня, я многое поняла. В том числе поняла ее отношение к тебе. Она любит тебя. И это очень многое объясняет. Объясняет происходящее вокруг тебя.
– Оль, для меня ты – богиня, – я прикурил, с едва скрытым беспокойством: ее слова об Артемиде меня тронули сильно.
– Ой, ладно, Елецкий. Я знаю, что ты меня любишь. Но когда поняла, как на самом деле относится к тебе Великая Охотница, мне стало неуютно. Неуютно там. Потом, правда прошло, – Ковалевская отмахнулась от табачного дыма. – Кстати, не хочешь бросить курить? Лично я уже не ношу с собой сигареты. Нехорошая привычка.
– Ты молодец, что так. Только об Артемиде никому не говори, – попросил я, не отвечая на ее вопрос о курении. Для меня как Астерия ничего не стоило отвязаться от любой привычки. Но зачем, если эти привычки не наносили мне вреда.
– Разумеется. Мне просто не поверят, – сказала она, и раздался сигнал окончания третьего урока. – Я пойду в преподавательскую, узнаю какие у меня долги по занятиям. За тебя узнать?
– Да, пожалуйста, – сказал я.
Она ушла, я докурил, поболтав попутно с Рамилом Адашевым, который вышел со своими на перемену. Затем я вернулся в школьный вестибюль. И неожиданно у лестницы встретился с Ленской. Такое ощущение, что она меня поджидала, потому что стояла одна и смотрела на входную дверь.
– Саша! – виконтесса порывисто обняла меня и поцеловала. – Я очень скучала! И переживала: на мои сообщения не отвечаешь, в школе нет и никто толком не может объяснить, где ты.
– Свет, я тоже скучал, – признал я без капли фальши. – С эйхосом снова проблемы: то теряю, то ломается. Последний и вовсе сгорел в огне – виновата во всем магия. Потом как-нибудь расскажу.
– Я с твоей княгиней вчера говорила, – негромко сообщила она, коснувшись меня своей великолепной грудью. – В общем, надеюсь, мы с ней сможем ладить. Поступила по твоему совету, и в театр ее пригласила. Договорились, что на эту пятницу, то есть завтра ты мой.

– Вот так. Меня поделили без меня самого, – я рассмеялся.
– Но я правда очень соскучилась. И как быть, если тебя нет и у тебя самого не спросишь? – она сделала обиженные глаза.
– Ладно, Свет. Я тоже скучал и если бы вечера не домашние неотложные дела, – я вспомнил о неприятных хлопотах с Майклом, – то сразу бы связался с тобой и просил бы о встрече. А на пятницу у тебя есть какой-то план и во сколько ты хочешь?
– Хотела сразу после занятий, если сможешь. И если не против, поедем к нам в театр. Будет очень короткая репетиция, нужно согласовать лишь некоторые детали в сцене, а потом я полностью твоя. Покажу свою тайную комнату на чердаке, – сказала она и прозвучал звонок на урок.
– Хорошо, Свет. С удовольствием познакомлюсь с твоим театром, – я взял ее под руку, и мы поднялись на занятия.
– Знаешь, что… – она задержала меня возле дверей класса. – Не хотела тебе говорить, но у меня здесь что-то не совсем так, – сказала она очень тихо и приложила руку к низу живота. – Только не пугайся раньше времени. Может быть это просто не связанные с «этим» ощущения. Но если честно, я волнуюсь.
– Наверное, еще слишком рано об этом волноваться, – я прикинул, что после нашей той ночи и страстного утра прошло девять дней.
– Ты же меня не бросишь? – актриса неожиданно сильно вцепилась в мою руку. – Я помню, что ты обещал, но, пожалуйста, пообещай еще раз. Мне важны твои слова.
– Свет, я не брошу тебя. Обещаю. Если «это» случится, – я тоже выделил слово «это», – я буду рядом с тобой.
– И не заставишь меня избавиться от «этого», – ее пальцы, державшие мою руку, стали еще жестче.
Вот что ей сказать? Вопрос архисложный. Когда-то я был мерзавцем по отношению к женщинам. Я был эгоистом до мозга костей. Мне стыдно за того себя прежнего. Но с тех пор я очень изменился, многое осознал и все последние жизни поступаю по возможности благородно, отодвигая в сторону значительную часть своих интересов. Поступая так, я ни раз попадался в ловушку собственного благородства. Если я скажу Ленской сейчас то, что она желает слышать, то мне придется держать слово и актриса очень легко может воспользоваться им не без всяких женских хитростей. Все-таки Ленская далеко не Ольга Борисовна, и при всей моей расположенности к виконтессе, я не доверяю Светлане на 100%. Сказал я так:
– Свет, я очень хорошо тебя понимаю: ты хочешь быть уверенной во мне. Давай договоримся: если что-то «этакое» в самом деле случиться, то мы вместе примем решение, которое устроит нас двоих. Я могу обещать, что ты мне без капли фальши очень интересна, и я хочу видеть тебя рядом. И наши отношения будут тем теплее и крепче, чем больше будет между нами доверия. Я очень постараюсь не создавать тебе никаких неудобств, а ты в свою очередь постарайся не создавать их мне и Ольге.
– Да, Саш, я постараюсь, – сказала актриса. – Все. Побежала на урок. Наши уже все зашли.
Еще по пути к дому Ковалевских Ольга приняла два сообщения от отца. Первое:
«Оля, уроки закончились? Надеюсь, ты не забыла утренний разговор?»
И следом:
«Граф Елецкий с тобой? Если да, ждите меня. Я скоро буду. Если Елецкого с тобой нет, то сразу сообщи – это важно».
Ольга передала управление «Олимпом» автоматическому извозчику, и ответила с некоторой задержкой, держа эйхос возле рта. Я снова вернулся к утренним мыслям. Что же такое могло стрястись, что сам князь Ковалевский, человек далеко не последний среди самых влиятельных людей империи, желает поговорить со мной? И если бы только со мной, то я бы заподозрил, что разговор сведется к тому, о чем мы говорили в кабинете графа Голицына. Но князь собирается говорить одновременно со мной и Ольгой, а это в корне меняло дело. Как я заметил прошлый раз, Борис Егорович не хотел посвящать дочь в тайные интриги вокруг императорского престола и не менее тайные приготовления к войне с Великобританией – они велись за спиной дряхлеющего императора Филофея Алексеевича. Здесь Ковалевского вполне можно понять: уж слишком не женские это темы. Учитывая их огромную важность и закрытость, я удивлен что меня, еще не во всем серьезного юношу, посвятили в то, что скрыто от значительной части политической элиты нашей империи. Если бы я им был нужен лишь как изобретатель очень полезного усовершенствования для виман, то было бы достаточно просто привлечь меня в рамках Директории Перспективных Исследований, а не посвящать в ту часть приготовлений, которые шли в тайне от первых лиц государства. Откуда у Ковалевского столько доверия ко мне? Странно это. Для меня пока необъяснимо.
– Саш, – голос Ольги прервал мои мысли. – Вообще-то, мы приехали.
– Прости, задумался, – спохватился я, поймав себя на мысли, что последнее время, часто впадаю в подобную отрешенность. Это свойство глубоко укоренилось в прежнем Саше Елецком, и когда я отпускал немного контроль, то оно давало о себе знать все сильнее.
– У тебя на лице было необычное выражение. Такая улыбка… – прежде чем открыть дверь эрмимобиля, Ольга замерла, подбирая слова, —…будто ты знаешь нечто такое, чего не знают другие. Хотя теперь я этому не удивляюсь.
Она открыла дверь и вышла из машины. Я последовал за ней к воротам их роскошного родового особняка, с западной части окруженной рядом колонн кенийского мрамора.
– Вот и папа летит, – Ольга подняла голову, глядя в сторону низко нависшей тучи.
Я тоже приметил быстро приближавшийся «Орион». Он вынырнул из тучи, сверкая на солнце полированной сталью, заложив крутой вираж, пошел на посадку.
Помимо дворецкого и немолодой служанки в просторном вестибюле нас встретил робот модели «Дока-5» разработки донецкого отделения «Умных Систем». Ольга представила меня служанке, а дворецкий прежде имел знакомство со мной и сразу с почтением поздоровался.
– Саш, проводи Александра Петровича к столовой и позаботься, чтобы он не скучал, – распорядилась Ольга Борисовна. – Я быстро переоденусь и тоже подойду, добавила она, повернув голову ко мне. – Или пойдешь со мной?
Вот тут у меня возникло секундное непонимание: «Дока-5» зажужжал, глаза его счастливо вспыхнули оранжевым и он, сделав элегантный жест многосуставным манипулятором, пригласил:
– Милейший сударь, прошу, прошу сюда! У нас прекрасная столовая, и время, скажу я вам по секрету, сейчас самое обеденное!
– Он «Саша»? – я перевел взгляд на княгиню, не обращая внимание на улыбку дворецкого и робота, пытавшегося увлечь меня по коридору.
– Да. Ну извини, – Ольга порозовела, сдерживая смех. – В честь тебя назвала. Разве это плохо?
– И когда это стряслось? – полюбопытствовал я, зная, что «Дока-5» – свежая модель.
– Перед Новым годом. А что? – она остановилась, облокотившись на мраморные перила лестницы.
– Позволь, я все-таки пойду с тобой. С моим тезкой потом как-нибудь пообщаемся, – сказал я, поднимаясь за княгиней и уже за поворотом лестничного марша, там где нас никто не слышал, добавил: – Выходит, пять месяцев назад, это имя в твоем понимании было пригодно только для робота?
– Сашенька, причины этого могут быть в корне иными. Например, такие, что я в то время думала о тебе. И не забывай, что я люблю роботов. Мне нравится с ними общаться, нравится задавать им нестандартные алгоритмы и обучать их новому, чего они прежде не умели. Поэтому, я дала имя «Доке» которое мне достаточно близко, – Ольга открыла двери, пропуская меня в собственные трехкомнатные покои, одетые бежевыми с позолотой обоями, красиво подсвеченные крупными кристаллами туэрлина.
– Здесь ничего не трогай, – она кивнула на длинный стол с эбонитовой столешницей, на котором стояло две цилиндрических емкости из толстого стекла. В них в специальной алхимической жидкости плавали мозги каких-то животных, подключенные трубками и проводами к металлической тумбе с бронзовой табличкой «Системы Савельева».
– Ольга, мы скучали! Светлана не слушала меня и пыталась подключиться к информационной сети. Я предупреждала, что доступ закрыт, – раздался звук из говорителя, скрытого за электрической платой. – Это возмутительно, Ольга Борисовна! Она отказывается меня слушать! Скажите ей, что я старше и умнее!
– Хорошо, Адель, ты, конечно, старше. Вам вдвоем нужно набраться терпения. Ближе к вечеру я открою доступ. И ты наберись терпения, – Ковалевская повернулась ко мне. – Я быстро переоденусь и пойдем на обед. Папа, наверное, уже зашел в дом.
– Оль… – я поймал ее за руку.
– Да, граф Елецкий, – она замерла с улыбкой.
– Я тебя люблю, – я притянул ее к себе.
– Ну, конечно. И хочешь меня трахнуть? – княгиня запрокинула голову, подставляя шею поцелуям.
Она любила, когда я начинал ее дразнить прикосновениями губ чуть выше ямочки на шее, поднимаясь к подбородку.
– Да, – признался я и щипнул губами ее кожу, втянул в себя и вовремя спохватился – мог остаться засос.
– Сегодня ничего не выйдет. Обойдешься без сладенького. И завтра из-за твоей Ленской тоже ничего не выйдет. Елецкий! – она задержала мои наглые пальцы, было начавшую растягивать пуговицы с бока ее юбки. – Все, успокойся. Я быстро, – она вывернулась из моих рук оставляя меня с плодами своих экспериментов над интеллектуальными системами.
Обедали мы втроем: я, Ольга и Борис Егорович. Татьяны Степановны дома не оказалось, и это, пожалуй, было мне на руку. Хотя Ольга прямо никогда не говорила, я знал, что в отличие от Бориса Егоровича мама Ольги недовольна встречами дочери со мной.
За столом мы почти ни о чем не говорили. Князь лишь поделился мнением о запеченном фазане и расспросил нас об успехах в школе и дате последнего экзамена. Я понял, что эта дата для Ковалевского важна, потому что он достал из кармана блокнот и сверился с какой-то записью. После обеда Борис Егорович пригласил нас в свой кабинет для более содержательного разговора. Предложил мне присесть рядом с Ольгой на диване, сам устроился в кресле за столом и сказал:
– Ну, что, не догадываетесь по какому случаю вы вдвоем здесь?

– Пап, а может уже пора все объяснить, а не водить нас за нос? – Ольга нахмурилась.
– Действительно, пора. Для этого и собрались. Саш, у тебя есть какие-то неотложные планы на эти выходные? – Ковалевский достал из ящика стола коробку кубинских сигар, придвинул массивную пепельницу, выточенную из крупного кристалла туэрлина и светившуюся оттенками желтых и оранжевых цветов от прикосновения.
– Так, чтобы прямо неотложных нет, – ответил я, рассудив, что дела у меня есть всегда, при чем огромный ворох, но если князь строит на меня с Ольгой какие-то планы, то не грех отодвинуть в свои дела сторону. Ведь планы Ковалевского должны быть достаточно серьезными.
– Вот и хорошо. Очень надеюсь ты не откажешься совершить путешествие длиною в два дня со мной и Ольгой. Точное место по некоторым причинам называть не буду из соображений безопасности. Нам предстоит посетить военно-полевой лагерь – он не слишком далеко от Москвы. Там состоится встреча с очень важными людьми. Кое-кем из Верховной Коллегии Магов и наших высоких военных чинов, что особо важно для тебя, Саша, – Ковалевский извлек сигару из коробки, и я заметил, что сигары именно той марки из Карибской губернии, которыми увлекался граф Голицын. – Хотя, если честно, не только для тебя, но и всех нас. Поменялись некоторые обстоятельства и нам потребуется действовать чуть расторопнее, чем планировалось ранее.
– Это посещение и важные встречи как-то связанны с тем разговором, который был в кабинете Жоржа Павловича? – осторожно спросил я.
Князь кивнул.
– Вот как? У вас, оказывается, имеются большие тайны от меня? Елецкий, а почему я до сих пор ничего не знаю? Получается, я, по-вашему мужскому мнению, не заслуживаю доверия? – Ольга начала сердиться – я это почувствовал по перемене в ее голосе, тут же потерявшем мягкость.
– Оль, всему свое время, – Ковалевский прикурил. – Ты прекрасно знаешь, что есть такие вещи, которыми я не делюсь ни с тобой, ни с Татьяной Степановной. И ты знаешь, что мама никогда не задает мне лишних вопросов. Когда есть такая возможность, я сам рассказываю все то, что вам может быть интересными и то, что вам следует знать.
– Да, конечно, очень-очень серьезная государственная важность, – Ольга поджала губы, и сейчас выглядела как капризная девчонка, вовсе не похожая на себя прежнюю, рассудительную, взрослую не по годам.
– Именно так. Помимо всего в эти выходные тебе предстоит встреча с Денисом Филофеевичем, – князь коротко глянул на дочь и, заскрипев кожаным креслом, вытащил какие-то бумаги из стола: – Царевич спрашивал о тебе. Я сказал ему, что ты тоже обязательно прилетишь.
– Папа! Я никуда не полечу! – Ольга вскочила. – На тебя мама повлияла, да⁈ Почему вы решаете за меня⁈ Я не буду встречаться с Денисом Романовым!
В первый миг я не мог понять, почему так разволновалась Ольга. У нее какие-то отношения с первым сыном императора? Судя по ее реакции отношения сложные. Она никогда не говорила мне об этом.
– Ты сам во мне воспитывал самостоятельность, – порывисто продолжила юная княгиня, в то время как князь с недовольным прищуром смотрел на нее. – Сколько этих уроков ответственности я прошла в детстве! И вот теперь, когда я стала совсем взрослой, вы с мамой начинаете принимать решения за меня⁈ Саша зачем тогда здесь? – Ольга повернулась ко мне и теперь ее возмущение вдруг сменилось растерянностью.
Глава 18
Ерофей Рыжий
Москва – очень большой город. Но, к огромному сожалению, даже здесь молодые дворяне не умирали так часто, как бы того хотелось. Да, мысль эта крайне кощунственная, жестокая, но уж какая пришла. Ведь все мы знаем, что многие мысли, особенно если они неожиданные, нам в голову вкладывают боги и вина за наши поступки во многом лежит на них.
Родерик за прошедший вечер и ночь посетил все известные лечебницы и дома Асклепия столицы, побывал даже в военном госпитале в Коломне, но подходящего кандидата на воплощение так и не нашел. Большей частью в палатах лежали при смерти простолюдины. Попадалось ему несколько высокородных господ, но это были трухлявые, насквозь больные старики, что, разумеется, не устраивало ни его, ни тем более Талию Евклидовну. Мелькнула даже мысль: а не убить ему самому кого-то подходящего под их с Талией запросы: этакого человечка лет 20–25 с достаточно высоким титулом и приличным состоянием. Уж стянуть склянку с сильнодействующим ядом у апотекария Родерику по силам. И вылить коварное содержимое кому-то в чашечку с чаем тоже дело не хитрое. Но и эту вроде бы здравую мысль серый маг отверг. Он решительно не желал быть мерзавцем. Даже в прошлом, он вряд ли бы пошел на столь скверный шаг, а теперь… Теперь ему хотелось сохранить те зерна добра, которые попали в его душу после разговоров с Астерием. При чем это явление, заложившее в нем кое-какие важные перемены, Родерик так назвал сам: «зерна добра». Слабенькие этакие зерна, проросшие куцыми корешками, едва проклюнувшиеся проростками. Кстати, жить с ними непривычно и трудно, но надо, если уж решил стать нормальным человеком. А это «непривычно» и «трудно» со временем должно превратиться в «удобно», «полезно» и «иначе не могу».
Ночь почти миновала. И вот уже под утро в Палаты Спасения, что Каменном спуске привезли некого барона Ерофея Семеновича Семенова. Парню на вид исполнилось лет двадцать с небольшим, и вроде он неплох собой: высокий, худощавый, рыжий правда и несколько прыщавый. Тело его казалось относительно целым. Гораздо более целым, чем тела высокородных стариков, изъеденные всевозможными болезнями – на такие Родерик успел насмотреться за ночь. Но просто так в Палаты Спасения не попадают. У рыжего барона, лежавшего без сознания на каталке, имелись проблемы: вывих руки, множество сильных ушибов и серьезная черепно-мозговая травма. Даже очень серьезная, ибо приложился он затылком очень крепко. Со слов санитаров, доставивших на вимане несчастного барона, тот бросился из окна третьего этажа. И благо внизу оказался не бетон, а кусты и клумба, правда с камнями. Этот полет рыжего барона был не чем иным, как обычной попыткой суицида на почве дикой ревности. При чем попыткой почти удачной. Или даже удачной. Подошедший к каталке маг-целитель – седоватый старичок с длинной бородой, поводил над Ерофеем Семеновым руками, диагностируя жизненные процессы и скорбно сообщил:
– Увы, увы… не жилец он. В палату не везите. Минут через десять душа отлетит и придется огорчить родственников.








