Текст книги "Дело опасной вдовы"

Автор книги: Эрл Стенли Гарднер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

– Тебе ничего не удалось разнюхать в конторе районного прокурора насчет отпечатков пальцев на стекле? – прервал его Мейсон.

– Мне удалось разнюхать, что этот отпечаток оставлен Сильвией Оксман. Я не знаю, как им удалось установить, может, они собрали отпечатки пальцев в ее квартире. Во всяком случае, они вряд ли могли снять их у нее самой. Она ведь забилась в нору и замела за собой следы.

Мейсон задумчиво сказал:

– И ты думаешь, что полиции неизвестно, где она есть?

– Нет… А еще ты думаешь по поводу предлагаемого самоубийства Бенсон?

Мейсон ответил:

– Ровным счетом ничего. Пол. И лучше всего, – он предостерегающе подмигнул Дрейку, – если ты сейчас отправишься к Делле и скажешь ей, чтобы она тоже постаралась разузнать все, что возможно. И еще хорошо было бы упрятать Маннинга куда-нибудь так, чтобы полиция не смогла его разыскать. Я вовсе не хочу чтобы вся эта история выплыла наружу раньше времени. Я намерен подождать, пока Дункан запутается в отдельных деталях. Ничего не имею против, чтобы полиция состряпала целое дело против Сильвии. И только тогда я опрокину этот карточный домик одним мановением руки. И я сделаю это так, что все свидетели будут выглядеть дураками, а суду присяжных придется немедленно прекратить все дело. Сильвия совершила кое-какие проступки, которые лучше бы скрыть. Да и сам я не в таком уж выгодном положении. Так что нам нужно придержать историю Маннинга до тех пор, пока мы не сможем использовать ее наилучшим образом… Вы, Маннинг, должны держать язык за зубами, Пол вас где-нибудь спрячет…

– Вы не хотите, чтобы я остался на судне? – спросил Маннинг.

– Нет, черт возьми, только не теперь. У нас есть достаточно сведений, которые можно обратить против Дункана, чтобы послать все дело к чертям. И это все, что нужно. Я ведь не представитель страховой компании.

– Может быть, тебя куда-нибудь подвезти, Перри? – спросил Дрейк.

Мейсон покачал головой и открыл дверцу.

– У меня свои дела, – сказал он и дружески похлопал детектива по плечу. – Отлично сработано, Пол, – сказал он. – Опять возможно, что ты спас мою шкуру.

Глава 11

Мейсон подогнал взятый на прокат автомобиль к стоянке у отеля «Кристи», внимательно огляделся вокруг и пересек Голливуд-бульвар. Мальчишка-газетчик размахивал перед его носом газетой и Мейсон успел разглядеть кричащий заголовок: «РАЗЫСКИВАЕТСЯ АДВОКАТ В СВЯЗИ С УБИЙСТВОМ НА ИГОРНОМ СУДНЕ».

Он купил газету и прошел через холл отеля к лифту. Мейсон собрался войти в кабину, как вдруг заметил изящную фигуру Сильвии Оксман, которая только что вышла из лифта и внимательно оглядела вестибюль отеля. Перри мгновенно прикрылся газетой. Не разглядев адвоката, Сильвия отправилась к телефонной будке. Мейсон пошел за ней, все еще держа газету так, чтобы его лицо было прикрыто. Войдя в будку, Сильвия опустила в щель автомата монету и стала набирать номер. Мейсону пришлось напрячь глаза чтобы сквозь стеклянную дверь проследить, какой она набрала номер. Это был номер его конторы. Скользнув в соседнюю будку, Мейсон прислушался к словам Сильвии.

– Я хотела бы поговорить с мистером Мейсоном… Это клиентка… Я уверена, что он согласится переговорить со мной. О, пожалуйста, передайте ему, что ему звонила мисс «долговые расписки». Нет, нет, ничего тут нет странного, он все поймет, только вы ему передайте это в точности. Скажите, что я позвоню позже.

Она повесила трубку, Мейсон прижался вплотную к тонкой стенке, соединяющей кабины, и проговорил:

– Хэлло, Сильвия. Это говорит мистер Мейсон.

Он услышал, как она схватила трубку и воскликнула:

– Хэлло! Хэлло!

Потом воцарилось молчание. Мейсон стоял все также, прижавшись к стенке, и улыбался. Внезапно позади него открылась дверь кабины, он повернулся и увидел улыбающуюся Сильвию Оксман.

– Да ведь вы меня до смерти напугали… Я сразу же узнала ваш голос, но никак не могла сообразить, откуда он мог доноситься. Почему вы не своей конторе? Ведь сейчас еще рабочий день.

– Не могу.

– Почему?

Вместо ответа он развернул газету и показал ее заголовок.

– Ох! – Ее глаза потемнели от негодования. – Я никогда бы не подумала, что это может так обернуться.

– Как видите. Почему же вы убежали от меня?

– Я была вынуждена. На борту оказался Фрэнк.

– Откуда вы узнали?

– Мне сказал один человек.

– Кто именно?

– Я его не знаю.

– Послушайте, нам надо поговорить. Не могли бы мы пройти в ваш номер?

– Откуда вы знаете, что я здесь остановилась?

– Мне сообщила птичка.

– У меня в номере убирает горничная. Поэтому я и спустилась вниз позвонить. Давайте сядем вон там в уголочке.

– Ладно, – сказал Мейсон.

Они удобно устроились в даныпем углу вестибюля и закурили.

– В какой степени ваши неприятности, – спросила Сильвия, выпуская клуб дыма, – связаны с тем, что вы для меня сделали?

– Целиком и полностью.

Мне ужасно жаль… Если бы я от вас не убежала, то положение было иным?

– Ни в малейшей степени. Все обернулось против меня. Но сейчас все-таки я хотел бы выслушать вас, что вы мне можете сообщить.

– Я попала в ужасное положение. Хуже не бывает.

– Рассказывайте.

– Вчера вечером я вам солгала. Я не спала всю ночь, думая об этом. Скажите, как мне выпутаться?

– Скажу, если вы мне расскажите всю правду.

– Скажу. Я выдала Дункану и Грибу долговые расписки в погашении карточного долга. Вчера днем кто-то позвонил мне и сказал, что Сэм Гриб собирается продать эти расписки моему мужу. Еще он сказал, что Фрэнк воспользуется этими расписками, как доказательством того, что я – азартный игрок, и что мне нельзя доверять деньги, а значит, я не могу быть опекуном своей дочери.

– Что же вы сделали?

– Разумеется, отправилась прямо на судно. Хотела попробовать что-нибудь предпринять.

– У вас были деньги?

– Около двух тысяч, все, что мне удалось скопить. Я могла бы уплатить эту сумму в качестве отступного и уговорить их подождать.

– Дальше.

– Я приехала на судно и пошла к Грибу в кабинет. В приемной никого не было. Дверь в кабинет была полуоткрыта. Когда я прежде приходила к Грибу, он заранее слышал сигнал и выглядывал в глазок, кто идет.

– Когда-нибудь раньше вы заставали дверь в кабинет полуоткрытой?

– Нет, она всегда была заперта, а засовы задвинуты.

– Что же вы сделали?

– Несколько секунд постояла перед дверью в ожидании появления Гриба. Он не вышел, тогда я постучала в дверь и сказала: – «Это Сильвия Оксман. Можно мне войти?» – Мне никто не ответил. Тогда я толкнула дверь и… Я его сразу увидела.

– Вы хотите сказать, что он был мертв?

– Да. Точно такой, каким вы его застали.

– Что вы сделали?

– Бросилась было бежать. Потом вдруг сообразила, что бумага на столе вполне могут быть моими расписками. Мне как будто показалось, что это они и есть. Знаете, в такие минуты все, что видишь, словно врезается в память. Я на цыпочках подошла к столу. Мне не хотелось дотрагиваться до бумаг, ведь я не была уверена, что это мои расписки. Я наклонилась над столом, чтобы рассмотреть их повнимательнее, убедилась, что это и в самом деле они, и уже потянулась за ними, и тут вы вошли в коридор. В кабинете неожиданно раздался сигнал, и я страшно испугалась. Но все-таки я хотела схватить расписки, спрятать их, а потом объявить, что выкупила их у Гриба. Однако, тут же сообразила, что в сейфе может не оказаться семи с половиной тысяч долларе» наличными. Поэтому я решила выскочить в соседнюю комнату и оставить дверь полуоткрытой, как я сама ее нашла. Я хотела увидеть, кто пришел. Потом я каким-либо образом отвязалась бы от посетителя, вернулась бы в кабинет и взяла эти расписки. Так я и сделала: вышла в приемную, уселась в кресло и притворилась, что читаю какой-то журнал. Ну, а потом вошли вы.

Мейсон нахмурился и пристально поглядел на Сильвию.

– Почему вы не разрешили заглянуть в вашу сумочку?

– Потому что у меня там был пистолет, – твердо сказала она, открыто взглянув на него.

– Что вы с ним сделали?

– Вышла на палубу и бросила его за борт. Я не осмелилась признаться, что у меня есть оружие.

– Что это было за оружие?

– «Смит и Вессон» калибра 32.

Мейсон внимательно посмотрел на нее из-под полузакрытых век и вдруг резко сказал:

– Сильвия, вы лжете.

Она резко выпрямилась, лицо ее под слоем грима сперва вспыхнуло, потом побледнело.

– Не смейте обвинять меня во лжи, Перри Мейсон, – сказала она.

Адвокат сделал небрежный жест рукой.

– Ладно. В таком случае, я сам вам укажу, где в вашем рассказе не сходятся концы с концами.

– Попробуйте, – сказала она с вызовом.

– Во-первых, я шел довольно быстро. Та секция пола в коридоре, которая снабжена сигнализацией, находится всего в тридцати футах от двери в кабинет. На эти тридцать футов мне потребовалось шесть секунд. То, что вы делали, по вашим словам, в кабинете, должно было отнять у вас гораздо больше времени, чем эти шесть секунд.

– Но ведь на самом деле вы не сразу открыли дверь кабинета, вы выжидали две-три минуты.

– Все это отняло у меня не более шести секунд, – сказал Мейсон, пожимая плечами.

– Ноя лучше знаю, как все было, – настаивала она. – Я услышала сигнал. Он меня испугал. Сначала я просто не в силах была пошевелиться. Потом все-таки решила, что стоит попробовать выскользнуть в приемную. Я постаралась очень осторожно приоткрыть дверь. Потом уселась в кресло, взяла журнал и притворилась, что читаю. На все это потребовалось две-три минуты.

– Вы были взволнованы, – сказал Мейсон, не сводя глаз с нее. – Вы могли ошибиться во времени…

– Не будем говорить о времени, – упрямо сказала она. – Остается тот факт, что вы вовсе не прошли по коридору прямо в кабинет, а выждали у двери одну-две минуты.

Мейсон покачал головой. Она упрямо сжала губы.

– Я слышала сигнал.

– Минуточку, – сказал Мейсон. – Может быть, кто-то прятался в приемной?

– Это исключено.

– Вы уверены?

– Да.

– Ладно, пусть пока останется так. Вы говорите, что у вас в сумочке был пистолет.

– Да. Именно поэтому я вам не дала до нее дотронуться.

– А потом вы вышли на палубу и выбросили его?

– Да.

– Но вы не убивали Гриба?

– Я? Разумеется, нет.

– Тогда зачем вы выбросили пистолет?

– Я ведь была в той комнате, а Гриба кто-то застрелил. Я не хотела, чтобы кто-то подумал, что это я застрелила его, поэтому я и решила избавиться от оружия.

– И теперь хотите, чтобы я все-таки доказал, что вы не убивали Гриба?

– Но ведь людям вовсе не обязательно знать, что у меня был пистолет.

– Сколько времени он был у вас?

– Совсем недолго. Поскольку я часто проводила вечера за игрой, у меня иногда бывали некоторые суммы наличных денег, и мне хотелось на всякий случай быть вооруженной.

Несколько минут Мейсон задумчиво дымил сигаретой, потом сказал:

– В вашей истории чересчур много уязвимых мест. Ни один суд присяжных в жизни не поверит в нее. Но у меня есть все-таки опыт и умение разбираться в людях. Глядя на вас во время вашего рассказа, я почувствовал, что вы говорите правду. Я буду защищать вас, Сильвия, но дай Бог, чтобы вам никогда не пришлось ничего подобного рассказывать присяжным.

– Но мне и не придется… Ведь никто не знает, что я там была… кроме вас.

Он покачал головой и сказал:

– Не говоря уж о предательстве Белграйда, вы там оставили отпечатки пальцев, Сильвия. На письменном столе. Когда вы наклонились над столом, чтобы разглядеть расписки, вы оперлись о стекло левой рукой и оставили на нем отпечатки вашей кисти и пальцев.

– Нельзя ли заявить, что это было сделано раньше? – спросила она нахмурясь.

– Нет. Они ведь люди опытные. Поверх этого отпечатка не было никаких других. И он даже не смазан.

– Ол-райт, – сказала она. – Придется мне испить всю чашу. Но только не думайте, что сумеете уговорить меня дать ложные показания. Я все равно скажу всю правду, даже если в этом моя гибель.

– Возможно, так оно и случится, – мрачно сказал Мейсон. – Почему вы все-таки убежали от меня, Сильвия?

– Я ведь уже сказала. Какой-то мужчина сказал мне, что мой муж на борту.

– Вы его встречали раньше?

– Раньше не встречала, но вчера вечером я заметила его, он мне раза два попадался на глаза. Мне… мне кажется, что он вообще преследовал меня.

– Что же он вам сказал?

– Берегитесь, Сильвия, ваш муж на борту или что-то в этом роде…

– Не могли бы вы его описать?

– На нем был черный шелковый костюм, черные туфли на толстой подошве, галстук в черно-синюю полоску и булавка с опалом. Ему лет пятьдесят, густые черные волосы, пышные черные усы. Не очень высокий, но плотного сложения.

– Вы с ним разговаривали в тот вечер?

– Нет.

– Но вам кажется, что он вас преследовал?

– Знаете, как это бывает, когда в игорном зале появляется женщина без спутника. Иногда ко мне просто приставали.

– Так вы думаете, что и он преследовал такие же цели?

– Сама не знаю.

– По-видимому, он знает вашего мужа?

Она кивнула.

– И по какой-то причине предупредил вас, что муж ваш на судне?

Она снова кивнула.

– Вы сами видели мужа?

– Нет.

Мейсон аккуратно загасил в пепельнице сигарету, облокотился о собственные колени, оперся на руки подбородком и задумчиво уставился на ковер.

– Не думал я, что все будет так сложно, Сильвия. Теперь же все стало просто опасным: и дела идут все хуже и хуже и хуже.

– Что же мне делать? Я вам рассказала всю правду…

Мимо прошел рассыльный, неся кипу свежих газет, и Сильвия вдруг замолкла на полуслове.

– В чем дело? – спросил Мейсон.

– Заголовки… заголовки в газетах, которые пронес мальчик…

Мейсон быстро поднялся, пересек холл и подошел к газетному киоску, на стойку которого рассыльный только что свалил всю кипу. Купив два выпуска, он развернул газету и на первой странице прочел: «ОКСМАН ОБВИНЯЕТ ЖЕНУ В УБИЙСТВЕ, ПРОИСШЕДШЕМ НА ИГОРНОМ СУДНЕ».

Сунув газету под мышку, Мейсон вернулся в тот угол, где сидела Сильвия, и сказал, усаживаясь рядом с ней:

– Плохо дело, Сильвия. Думаю, что это удар под вздох, который вы должны встретить мужественно. И, пожалуйста, не проявляйте никаких эмоций, может быть, кто-то за нами наблюдает.

Холодные кончики ее пальцев скользнули по его руке, когда она взяла у него газету. Мейсон развернул свою и тоже начал читать:.

«В своем удивительном заявлении, сделанном сегодня полиции, Фрэнк Оксман, известный биржевик и клубмен, сообщил факты, которые, как считает полиция, полностью разрешают загадку убийства Сэма Гриба, владельца игорного судна «Рог изобилия». До того как Оксман сделал свое заявление, это событие представлялось всем загадочным и трудноразрешимым. Прежде всего, в этом деле немалую роль играет вопрос юрисдикции, так как судно в момент убийства находилось за пределами двенадцатимильной зоны. Поэтому в разборе этого дела принимают участие одновременно и местные полицейские и контора шерифа, в сотрудничестве с федеральными властями. Федеральные власти, по обыкновению, отказывается давать прессе какие бы то ни было сведения, кроме того, что дело продвигается успешно. Однако в поисках наступил успех.

В высших полицейских кругах теперь уже известно, что загадка разрешена полностью, остается лишь несколько частностей, и среди других неясность в вопросе о том, какую роль в событиях играл известный адвокат-криминалист. Власти терялись в догадках по поводу самого таинственного убийства этого года, когда последовало заявление Фрэнка Оксмана, сделанное им через своих адвокатов Уоршема и Уивера, и подействовавшее на полицию, словно разорвавшаяся бомба. Последствия этого признания, несомненно отразятся на судьбе известного адвоката и, без сомнения, приведут седовласую бабушку в руки закона. Одно время предполагалось, что она покончила с собой. Но в свете заявления Оксмана, полиция склонна теперь отказаться от этого мнения.

Хотя признание биржевика передано его поверенным полиции в секрете, никто не сомневается, что в скором времени полиция сделает публичное заявление. Пока что, однако, Уоршер и Уивер отказываются с кем бы то ни было обсуждать вопрос об этом заявлении, хотя они и признали, что это заявление было подготовлено в их конторе и передано федеральным властям. Поверенные отказались сообщить о местонахождении своего клиента, но одному из репортеров удалось напасть на след Фрэнка Оксмана, который и признал при встрече с репортером, что он сообщил полиции некоторые факты, которые послужат обвинением в убийстве его жены. Видимо, под влиянием сильного волнения он сообщил, что уже несколько недель назад они с женой расстались. Однако, их общая любовь к единственному ребенку помешала им немедленно расторгнуть брак. Взволнованно меряя шагами пол Номера в одном из загородных отелей, Фрэнк Оксман поведал нашему репортеру драматическую историю, равную которой бесполезно искать в анналах судебной хроники. «Мы с женой, – заявил он, – разошлись уже несколько недель тому назад. Мне неизвестно, начала ли она оформление развода, но, вероятно, начала. Я хотел, чтобы первый шаг сделала она сама. Потом я вдруг совершенно случайно узнал, что она не только лишилась всех своих наличных средств, но еще и выдала долговые расписки двум игрокам-компаньонам. Разумеется, мне было известно, что она постоянно ездит в Эпоснадо и Рено, я знал, что она обожает игру, но всегда полагал, что она это делает из жажды развлечения. Мне и в голову не приходило, что она способна поставить на карту свое будущее, ровно как и будущее нашего ребенка, забывая все на свете за игорным столом. Сразу же, как только мне стало известно об этом, я безуспешно пытался связаться с женой. В тот день игроки дважды предупреждали меня, что если до полуночи я не выкуплю эти расписки, то они будут предоставлены в распоряжение судебного исполнителя с тем, чтобы их оплатили законным путем. У меня не было никаких причин погашать карточные долги жены, но я не хотел, чтобы имя моей дочери получило огласку, а ведь это было неизбежно, если бы начался процесс. Поэтому я собрал нужную сумму наличными и отправился с этими деньгами на судно. У меня было как раз семь с половиной тысяч долларов. Не могу точно сказать время, когда я поднялся на борт судна, но уже наступила ночь. Я попросил служителя проводить меня в контору игроков, но он мне указал на Г-образный коридор, который вел в приемную, велел мне постучать в тяжелую деревянную дверь. Я так и сделал. В двери открылся глазок и чей-то голос спросил, что мне надо. В тот момент я не знал, что это мистер Гриб, так как раньше никогда не встречался с ним. Я назвался, он сказал, что он – Гриб, и впустил меня. Держался он любезно, но очень по-деловому. Он объяснил мне, что моя жена выдала расписки, заверив, что они будут выкуплены в течение сорока восьми часов. С тех пор прошло гораздо больше времени, и ему, Грибу, не нравится, когда его оставляют в дураках. Поэтому, сказал он, если долговые расписки не будут выкуплены немедленно, то он решил передать дело в суд. Я ему сказал, что ни один суд не станет рассматривать расписки, выданные за карточным столом. На это он мне ответил, что в любом случае гласность неизбежна, а это именно и есть его главное оружие, так как он понимает, что я скорее соглашусь выкупить расписки, чем терпеть позор гласности. Он понимал, что мне придется уплатить. Я уплатил ему семь с половиной тысяч долларов наличными и взамен получил три долговых расписки, написанные рукой моей жены. Разумеется, я предполагал позднее получить эту сумму с моей жены. У меня вполне солидное предприятие, но я не богат, мои доходы ничтожны по сравнению с тем богатством, которое должна через несколько месяцев получить моя жена. Я только хотел избавить нашего ребенка от позора гласности, но я не собирался оплачивать карточные долги моей супруги. Я положил расписки в жилетный карман и покинул судно, ответив отказом на любезное приглашение мистера Гриба осмотреть судно. Выйдя из кабинета, я правда, зашел сначала в бар, чтобы немного выпить, а потом в ресторан, где съел пару сэндвичей. Я уже собирался покинуть судно, как вдруг вспомнил, что не получил от Гриба никакого письменного подтверждения, что это именно те расписки, о которых все время шла речь. А при таких отношениях с моей женой оно могло мне понадобиться, ведь мне еще предстоял расчет с ней. Я вернулся в Г-образный коридор, который вел к двери кабинета, и с минуту помедлил перед дверью Г риба, доставая из жилетного кармана расписки. Потом толкнул дверь и вошел. Я сразу же заметил, что дверь, ведущая в сам кабинет, широко распахнута. Это меня очень удивило, потому что мистер Гриб объяснил мне, что она всегда заперта и закрыта на задвижки, поскольку им приходится иметь в кабинете значительные суммы денег. Я на цыпочках пересек приемную, боясь, что, может быть, нарушаю какое-нибудь деловое совещание. То, что я увидел, буквально лишило меня дара речи. В кабинете стояла моя жена, держа в правой руке пистолет. Гриб полулежал, распростершись на письменном столе, уронив на него голову и плечи. В левом виске у него зияло огромное отверстие, из раны струилась кровь. С минуту я стоял в полной растерянности. Я боялся, что жена обратит оружие против меня. Поэтому я осторожно вышел обратно в приемную и быстро прошел по коридору, надеясь подождать выхода Сильвии и спросить ее, зачем она это сделала. Я хотел потребовать, чтобы она отдалась в руки полиции. То, что я увидел, потрясло меня до глубины души. Когда я стоял у двери, ведущей в коридор, в дальнем конце прохода показалась высокая атлетически сложенная фигура. Сначала я не узнал мужчину, но потом понял, что это Перри Мейсон, знаменитый адвокат. Мне его однажды показывали на каком-то банкете, а таких, как он, обычно не забывают. Я понял, что он непременно увидит ту же сцену, которая меня поразила, но, тем не менее, я обрадовался возможности переложить все на плечи адвоката. Я тот час же вышел на палубу и сел в моторку. По дороге в город я только и думал о том, что мои показания в суде против жены не будут приняты во внимание в соответствии с законом. С другой стороны, если бы я попытался скрыть, что видел, меня могут посчитать соучастником убийства. И потому я решил повидаться с адвокатом. Единственный адвокат, которому я полностью доверяю, является мистер Уоршем, фирма «Уоршем и Уивер». Мистер Уоршем всегда ведет все мои дела, связанные с законом, он хорошо знает меня и Сильвию. Я попытался связаться с ним по телефону, но сумел поговорить с ним только сегодня утром. Я рассказал ему все, что видел, и он настоял на том, чтобы я сделал письменное заявление, предназначенное для полицейских властей. Так я и сделал. Мне неизвестно, что произошло после того, как Перри Мейсон вошел в приемную, но я твердо знаю, что когда он шел по коридору к кабинету, моя жена была еще там. С тех пор я не видел ни своей жены, ни Перри Мейсона. Не видел, чтобы они вышли из кабинета. Но я и не дожидался этого. Я сразу же пошел на палубу и постоял там несколько минут, пытаясь прийти в себя. Сколько времени я там пробыл, затрудняюсь сказать. Я был слишком взволнован, чтобы смотреть на часы».

Оксман отказался сообщить, сохранил ли он у себя копию сделанного им и переданного властям письменного заявления. Расписки же, как он сказал, находились в его руках, он охотно показал их репортеру. Нам стало известно, что полиция должным образом приняла заявление Оксмана, поскольку оно подтверждается неоспоримыми фактами. Оксман был допрошен и отпущен. Он заверил, что по первому требованию готов предстать перед федеральным судом в качестве свидетеля. Суд состоится сегодня днем».

Мейсон перевернул страницу и увидел факсимиле трех расписок с подписью Сильвии Оксман. Были здесь еще и фотографии игорного судна, Сильвии Оксман и Фрэнка Оксмана. Несколько статеек поменьше перепевали эту же самую историю на все лады, в одной из них высказывалось предположение, что, возможно, Матильда Бенсон узнала о преступлении своей внучки и в отчаянии покончила с собой. А может быть, она оказалась соучастником убийства и поэтому предпочла скрыться, как Сильвия Оксман. Рядом было напечатано заявление какого-то свидетеля, который видел Матильду Бенсон и Перри Мейсона, беседующими в баре судна. Он уверен, что это было после убийства, потому что за несколько минут до этого он, свидетель, хотел уехать с судна в город, но ему это не удалось, поскольку администрация судна затеяла для отвода глаз какой-то ремонт сходней, чтобы задержать гостей до появления полиции.

Мейсон поглядел на Сильвию.

– Ничего, – сказала она. – Он меня не видел. Он лжет.

– Значит он не видел вас с пистолетом в руке?

– Конечно, нет. В этом весь Фрэнк Оксман. Ему нельзя доверять ни на секунду. Воткнет вам в спину нож, не задумываясь… Он хотел развестись со мной, но, конечно, отправить меня в тюрьму по обвинению в убийстве намного удобнее.

Мейсон показал ей факсимиле расписок.

– Откуда это у него, Сильвия?

– Как откуда? Наверное, он взял их со стола Сэма Гриба… если только не получил их от вас каким-то образом.

Мейсон вынул из портсигара очередную сигарету.

– Сильвия, я оплатил эти расписки и забрал их.

– Что вы сделали?

– Выкупил расписки.

– Но ведь вы же не могли этого сделать… Они же были там, когда…

– Я знаю. Но я сжег их еще до того, как вошел Дункан.

– Но разве это законно?

– Конечно. Я ведь действовал как поверенный. Нашел эти расписки и оплатил их. Так что вам стоит повнимательнее приглядеться к этим распискам, Сильвия.

Она посмотрела на факсимиле более внимательно, потом наклонилась вперед и стала смотреть сощурив глаза.

– Послушайте, – сказала она, – да ведь это же подделка!

– И хорошая?

– Да, подпись точь-в-точь, как моя. Но я знаю, что это подделка, потому что в тот раз у меня не было с собой авторучки, когда я подписывала первую из этих расписок. Пришлось воспользоваться ручкой Гриба, которая писала неважно, рука у меня дрогнула и на бумаге оказалась клякса. Я сказала, может написать новую расписку, но Гриб сказал, что все в порядке. Я это помню очень хорошо, потому что вчера вечером еще раз видела эту кляксу.

– Теперь и я припоминаю, – сказал Мейсон. – Я тоже ее заметил.

Несколько минут Мейсон задумчиво курил. Сильвия свернула газету и негодующе сказала:

– Ох, меня просто мутит от всего этого! От его бессовестной лжи…

– Минуточку, Сильвия, – прервал ее Мейсон, – думаю, что я могу сказать вам, как все произошло. Вполне возможно, что Фрэнк и в самом деле мог видеть вас в кабинете.

– Но ведь я вам говорю, что это ложь!

– Погодите минуточку. Тот человек, который следил за вами, утверждает, что вы были еще там, где находится кабинет, когда Фрэнк Оксман прошел по коридору. Он отсутствовал минуту или две и тут же снова появился в коридоре. Когда он шел по коридору, в кабинете раздался сигнал, но вы были еще в приемной и сигнала могли не слышать. Возможно, он подошел к двери приемной как раз в тот момент, когда вы толкнули дверь кабинета. Он ведь говорит, что некоторое время помедлил перед приемной, доставая расписки. Так что он вполне мог отворить дверь приемной и войти в нее как раз в тот момент, когда вы были уже в кабинете и наклонились над столом. Сначала он испугался, увидев вас, а потом сообразил, что вот сейчас-то вы и окажетесь полностью в его руках, ведь он может взвалить убийство на вас. Он понял, конечно, что вы возьмете расписки, лежащие на столе, и уничтожите их. Но все равно вы оказались в его власти. Поэтому он тихонько вышел обратно в коридор, и на этот раз вы уже слышали сигнал, поскольку вы находились в кабинете. Но вы подумали, что это кто-то идет, потому и вышли обратно в приемную. А несколько минут спустя появился я, и опять вы не могли слышать сигнала, поскольку вы снова были в приемной, где он не слышен. Таким образом, все сходится.

В ее глазах было отчаяние.

– В вашем изложении все звучит так чертовски логично, – сказала она. – Я почти ненавижу вас за это.

– Успокойтесь, – сказал Мейсон, – и постарайтесь не плакать.

– Я и не плачу, – сказала она напряженным резким голосом.

– Я думаю, что нашел выход, – сказал Мейсон, стряхивая пепел с сигареты. – Мне пришлось уничтожить расписки, потому что я не хотел, чтобы их нашли при мне. Но только вы одна знаете, что я их уничтожил. Так вот, я раздобуду точно такие же бланки расписок, которыми пользовались Гриб и Дункан, это несложно. А потом, пользуясь этими факсимиле, мы изготовим точно такие же копии расписок, соответствующим образом подписанные и датированные.

– А я этим не суну голову в петлю?

– Да, только если об этом будет известно, но подумайте, каким идиотом окажется Фрэнк Оксман, если будет считать, что в руки районного прокурора попали настоящие расписки. Этим самым его фальшивые расписки будут поставлены под удар, а вместе с ним и все остальное. И тогда станет ясно, что все его заявления – сфабрикованная ложь.

Она кивнула и сказала:

– Я понимаю вас. Отправляйтесь за справками.