Текст книги "Детектив США. Книга 4"
Автор книги: Эрл Стенли Гарднер
Соавторы: Хью Пентикост,Томас Росс
Жанр:
Крутой детектив
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 25 страниц)
Глава 10
В международном аэропорту Лос-Анджелеса я взял такси, которое доставило меня к старому супермаркету между Ла-Бреа и Санта-Моника. На ленч с Триплетом я опоздал, но у меня оставалось немало времени, прежде чем отправиться в «Беверли-Уилшир», где Карла Лозупоне хотела бы встретиться со мной в шесть вечера.
– Кто-то позвонил час назад, – сообщил мне Триппет. – Голос звучал довольно враждебно.
– Другого от них ждать не приходится.
Триплет пожелал узнать обо всем, что произошло со мной, и я рассказал, опустив только угрозу Коула в отношении его жены. Рассказал я Триплету и о плане Дэнджефилда, посредством которого я мог заполучить у Сачетти необходимую тому информацию. В самолете полтора часа я обдумывал его план и пришел к выводу, что в результате скорее всего окажусь в одном из двух мест: то ли в больнице, то ли на кладбище.
– Разумеется, вы на это не пойдете? – Триппет отбросил со лба прядь седых волос.
– Другого мне просто не остается. Так что полечу в Сингапур и отыщу там Анджело Сачетти.
– А компрометирующие материалы?
– Не знаю. Если он отдаст их мне, прекрасно. Но я не думаю, что попытаюсь отнять их у него силой.
Триппет оглядел письменный стол.
– Где мы храним наши бланки?
– В нижнем левом ящике.
Он достал чистый бланк, вынул из кармана перьевую ручку и начал писать.
– В Сингапуре вы никого не знаете, не так ли?
– Только Анджело Сачетти.
– Я дам вам рекомендательное письмо к Сэмми Лиму. Очень милый человек. Мы вместе учились в школе.
– Первый раз слышу о нем.
– Возможно. – Триппет продолжал писать, – Его дедушка вместе с моим основали одну из первых китайско-британских экспортно-импортных компаний в Сингапуре. «Триппет и Лим, лимитед». Тогда это произвело фурор. Полное имя Сэмми Лима – Лим Панг Сэм. Теперь он исполнительный директор, и ему принадлежит основной пакет акций, хотя часть их осталась и у меня. Мы не виделись уже много лет, но переписываемся регулярно.
Триппет лихо расписался, спросил, есть ли у меня промокательная бумага, на что я ответил отрицательно, потому что не пользовался ею, так же как и перьевыми ручками. Триппет ответил на это, что терпеть не может шариковых, а я заявил, что он – враг прогресса. Пока мы препирались, чернила высохли, и он протянул мне письмо. Четким, разборчивым почерком он написал следующее:
«Дорогой Сэмми!
Письмо передаст тебе Эдвард Которн, мой добрый друг и деловой партнер. Он в Сингапуре по весьма конфиденциальному делу, и я буду очень признателен тебе, если ты сможешь оказать ему содействие.
Ты задолжал мне письмо и все откладываешь и откладываешь давно обещанный визит в Штаты. Барбара жаждет увидеть тебя вновь.
Твой Дикки».
– Дикки? – переспросил я, возвращая письмо.
Триппет нашел на столе конверт.
– Мы же вместе ходили в школу, – он сложил письмо, положил его в конверт и протянул мне.
– Премного благодарен, – и я сунул конверт во внутренний карман пиджака.
– Пустяки. Когда вы отправляетесь?
– Не знаю. Сначала мне надо сделать прививку от ветряной оспы, а остальное будет зависеть от благородной Карлы и ее желаний.
Триппет покачал головой.
– Я никак не пойму, Эдвард, почему вы согласились выступить в роли ее сопровождающего, или кавалера, или как это у них называется.
– Потому что, как выяснилось, легче согласиться, чем отказаться. А может, мне просто нравится, когда о меня вытирают ноги.
Триппет нахмурился.
– Похоже на жалость к себе.
– После поездки в Сингапур я от нее избавлюсь.
– Вы многое ставите на эту поездку, не так ли?
– Да, – кивнул я. – Многое. А вы не поставили бы?
– Не знаю, – ответил он. – В моей, довольно бессистемной жизни я иногда пытался лечиться географией. Но у этого лекарства всегда оказывался негативный побочный эффект.
– Какой же?
– Мне приходилось брать с собой себя.
Мы прогулялись в бар на углу, выпили, и Триппет рассказал мне, как идут дела у Сиднея Дюрана. Он навестил Сиднея утром, и наш главный специалист по жестяным работам сказал, что их было четверо. Они встретили его около пансиона, где он жил, и отвезли на тихую улочку рядом с бульваром Заходящего солнца. Двое держали его, третий зажимал рот, а четвертый захлопывал дверцу. Затем они попрыгали в машину и умчались, а Сидней, с переломанными руками, вышел на бульвар, где его и подобрали студенты. В темноте он не разглядел лиц бандитов и не мог описать их ни Триппету, ни полиции.
– Я заверил его, что с руками все будет в порядке, – добавил Триппет. – Когда он выпишется из больницы, я возьму его к себе домой, чтобы Барбара приглядывала за ним.
– Я, возможно, не сумею заглянуть к Сиднею, но вы скажите ему, что мы используем его в торговом зале, пока руки окончательно не заживут. Скажите, что мы будем готовить его на должность управляющего.
– Знаете, Эдвард, иногда меня просто поражает переполняющий вас гуманизм.
– Иногда, Дикки, он поражает и меня самого.
Триппет не спеша зашагал домой, а я постоял на углу пятнадцать минут, прежде чем поймал такси, доставившее меня к «Беверли-Уилшир» в пять минут седьмого. Я спросил у портье, в каком номере остановилась мисс Лозупоне, но мне ответили, что в этом отеле таких справок не дают, и, если мне нужна мисс Лозупоне, я могу связаться с ней по внутреннему телефону. Я осведомился у портье, где эти телефоны, он показал, я снял трубку одного из них и попросил телефонистку коммутатора отеля соединить меня с мисс Карлой Лозупоне. Мне ответил мужской голос.
– Мисс Лозупоне, пожалуйста.
– Это Которн?
– Да.
– Поднимайтесь. Она вас ждет.
Я спросил у голоса, в каком номере, получил ответ, поднялся на седьмой этаж, прошел по коридору и постучал в дверь. Ее приоткрыл высокий мужчина лет тридцати с длинными волнистыми черными волосами.
– Вы Которн?
– Я – Которн.
– Заходите.
Он приоткрыл дверь чуть шире, чтобы можно было протиснуться бочком.
Я оказался в номере, обставленном в испанском стиле. Черное полированное дерево, красный бархат обивки, блестящие медные головки обойных гвоздей. Столики, то ли мавританские, то ли сработанные в Мексике, картины с крестьянами в сомбреро, подпирающими белые стены домов в ярко-желтом солнечном свете.
Она сидела на длинном низком диване. В синем платье, оканчивающемся гораздо выше колен. Черные, коротко стриженные волосы обрамляли пару темных глаз, классический нос с чуть раздувающимися ноздрями и рот с полными, надутыми губками. Если б не надутые губки и очень маленький подбородок, ее при желании можно было бы считать красавицей. Но вот в ее чувственности никаких сомнений не было. И у меня создалось впечатление, что эту свою особенность она сознательно выпячивала.
– Значит, вы – та самая сиделка, которую решил приставить ко мне дядя Чарли, – похоже, для нее желания дяди Чарли не являлись законом.
– Дядя Чарли – это Чарльз Коул? – переспросил я.
– Совершенно верно.
– Тогда я – та самая сиделка, которую он решил приставить к вам.
Она наклонилась вперед, чтобы взять с низкого, длинного столика, стоящего перед диваном, высокий бокал. Синее платье чуть распахнулось, чтобы показать мне, что Карла обходится без бюстгальтера. Она отпила из бокала и вновь посмотрела на меня.
– Присядьте. Хотите что-нибудь выпить? Если да, Тони вам нальет. Это – Тони.
Я сел на стул с высокой спинкой, придвинув его к столу перед диваном, и уже хотел поздороваться с Тони, но начались судороги, потом меня прошиб холодный пот, и Анджело Сачетти начал медленно падать в воду, заговорщически подмигивая мне. Потом все закончилось, и Карла Лозупоне с любопытством взглянула на склонившегося надо мной Тони.
– Теперь я выпью, – я достал из кармана платок и вытер пот с лица.
– Дай ему выпить, – приказала Карла. Тони с сомнением посмотрел на меня.
– Что это с вами?
– Спиртное – лучшее лекарство, – отшутился я.
Он прошел к столику, заставленному бутылками, налил что-то в бокал, вернулся ко мне.
– Бербон [7]7
Бербон – пшеничное или кукурузное виски.
[Закрыть]пойдет? – он протянул мне полный бокал.
– Спасибо.
– Что это у вас, какая-то форма эпилепсии? – спросила Карла.
– Нет, у меня не эпилепсия.
– А я думала, эпилепсия. Вы отключились на пять минут.
– Нет, не на пять. На сорок секунд, максимум на минуту. Я засекал время.
– Такое случается часто?
– Каждый день. Только сегодня чуть раньше, чем всегда.
Карла выпятила нижнюю губу.
– Зачем же мне сиделка, которая ежедневно в шесть вечера бьется в судорогах?
– Придется вам приноравливаться.
– Как? Совать в рот деревяшку, чтобы вы не прикусили язык? Кажется, вы должны приглядывать за мной, мистер Которн или как вас там?
– По-прежнему, Которн. Эдвард Которн.
– Вы хотите, чтобы я вышвырнул его вон? – осведомился Тони, направляясь к моему стулу.
– Скажите ему, что этого делать не следует, – предупредил я.
Карла Лозупоне глянула на меня, потом – на Тони. Облизнула нижнюю губу розовым язычком.
– Вышвырни его, Тони.
Высокий мужчина с вьющимися черными волосами положил руку на мое левое плечо.
– Вы слышали, что сказала дама.
Я вздохнул и выплеснул содержимое моего бокала ему в лицо. Затем встал. Руки Тони взметнулись к лицу, и я ударил его дважды, чуть ниже пояса. Он согнулся пополам, навстречу моему поднимающемуся колену, которое угодило ему в подбородок, а пока он падал, я ударил его, не слишком сильно, ребром ладони по шее. И Тони распластался на полу. Я поднял с толстого ковра упавший бокал, прогулялся к столику с бутылками и налил себе шотландского виски. Вернулся к стулу, перешагнув через лежащего Тони, и сел.
Карла Лозупоне следила за мной, раскрыв от изумления рот.
Я поднял бокал, показывая, что пью за ее здоровье, пригубил виски.
– Мне надоело, что мной все время помыкают. Меня уже тошнит от всех Лозупоне, Коулов, Коллизи. Но особенно меня тошнит от Анджело Сачетти, потому я и собираюсь в Сингапур. Возможно, наша встреча позволит мне избавиться от припадков. Если хотите поехать со мной, воля ваша. Если нет, Тони всегда составит вам компанию. Будет следить, чтобы в паспорт поставили визу и не украли багаж. С этим он вполне справится.
Карла Лозупоне задумчиво смотрела на меня.
– Как по-вашему, почему я лечу в Сингапур?
– Как я понимаю, чтобы создать крепкую семью.
– С Анджело? – она рассмеялась, как мне показалось, невесело. – Не болтайте ерунды. Я терпеть его не могу, а он – меня. У нас с детства взаимное отвращение.
– Какого детства? Анджело старше вас минимум на десять лет.
– На девять. Но он болтался в Нью-Йорке, когда мне было двенадцать, а ему – двадцать один. Вот тогда-то я и провела с Анджело один малоприятный день.
– Могу себе представить.
– Едва ли.
– Но почему вы согласились на помолвку и все прочее?
Она осушила бокал.
– Налейте мне еще, – я не шевельнулся, и она добавила. – Пожалуйста.
Я встал и взял у нее бокал.
– В Уэллсли должны были хоть чему-то научить вас. Что вы пьете?
– Водку с тоником.
Я налил водки, добавил тоника, принес Карле полный бокал.
– Вы не ответили на мой вопрос.
– Тут продают «Нью-Йорк таимс»?
– Уже нет, – ответил я. – Обходимся местными газетами.
– Тогда вам не доводилось читать, что пишут о моем отце.
– Я знаю, кто он такой.
– А мне приходится читать о нем постоянно. Как его только ни называют! Если верить репортерам, в Соединенных Штатах он – гангстер номер один. Как вы думаете, приятно читать такое о собственном отце?
– Не знаю. Мой отец умер.
Она помолчала, закурила, выпустила струю дыма в свой бокал.
– Наверное, он и есть.
– Что?
– Гангстер номер один Америки. Но он еще мой отец, и я его люблю. Знаете, почему?
– Почему?
– Потому что он любит меня, и я видела от него только добро.
– Веская причина.
– А теперь он попал в беду.
– Ваш отец? – спросил я.
– Да, и во всем виноват Чарльз Коул.
– Как я слышал, заварил кашу ваш отец.
– Вас ввели в заблуждение. Его заставили, а Анджело используют, как предлог.
– Вы всегда так рассказываете?
– Как?
– Урывками. Что-то отсюда, что-то – оттуда. А не попробовать ли вам начать сначала? Хорошая идея, знаете ли. Потом перейдете к середине, а в конце поставите точку. При удаче я смогу не потерять ход ваших мыслей.
Она глубоко вздохнула.
– Ладно. Давайте попробуем. Все началось несколько лет тому назад. Я училась на втором курсе в Уэллсли и приехала домой на уик-энд. Дело было в субботу, и они сидели в кабинете отца.
– Кто?
– Мой отец и его друзья. Или партнеры. Четверо или пятеро.
– Ясно.
– Я подслушивала. Из любопытства.
– Ясно, – повторил я.
– Дверь из кабинета в гостиную была открыта, и они не знали, что я там. Иногда они говорили по-итальянски, иногда переходили на английский.
– О чем шел разговор?
– О Чарльзе Коуле, или дяде Чарли. Они убеждали отца, что от него надо избавиться. Точнее, убить.
Карла прервалась и отпила из бокала.
– Я читала об этом. Я читала все, что могла найти, о моем отце, но никогда не слышала, чтобы они так говорили. И не смогла заставить себя уйти из гостиной.
– И что вы услышали?
Она снова глубоко вздохнула.
– Те, кто хотел убрать Коула, говорили, что он приобрел слишком большую власть, обходится чересчур дорого, а толку от него – пшик. Мой отец возражал, спор разгорался, они даже перешли на крик. Я даже не представляла себе, что мой отец может так говорить. В тот день они не смогли найти общего решения, но я видела, что мой отец обеспокоен. Он убеждал их, что Чарльз Коул знает слишком много, что у него полным-полно компрометирующих документов. И после смерти Коула они могут попасть не в те руки. Его партнеры не хотели его слушать.
– Но им пришлось? – вставил я. Карла кивнула.
– Он же номер один, так его называют. Им пришлось согласиться с ним, хотя бы на какое-то время. А шесть месяцев спустя, в родительский день, мой старик приехал в Уэллсли, – она уставилась в бокал. – Забавно, не правда ли?
– Что именно?
– Мой отец, въезжающий в Уэллсли на «мерседесе 600» в сопровождении Тони. Они все, разумеется, знали, кто он такой.
– Кто?
– Мои однокурсницы.
– И как они реагировали?
– А чего вы от них ожидали?
– Вас унижали?
Карла улыбнулась и покачала головой.
– Наоборот. Я купалась в лучах его славы. У них отцами были биржевые маклеры, юристы, президенты корпораций. И только у меня – живой, всамделишный гангстер, за рулем машины которого сидел настоящий бандит. То был мой отец, низенький толстячок, лысый, с восемью классами образования, говорящий с заметным акцентом. А мои сокурсницы вились вокруг него, словно он был знаменитым поэтом или политиком. Ему это понравилось. Очень понравилось.
– Но он приезжал не для того, чтобы повидаться с вами? – спросил я.
– Нет. Он приехал, чтобы попросить меня обручиться с Анджело. Раньше он не обращался ко мне ни с какими просьбами. Не просил ничего для себя. Я пожелала узнать причину, и он все мне объяснил. Впервые он говорил со мной серьезно. Как с взрослой.
– Чем же он аргументировал свою просьбу?
Карла ответила долгим взглядом.
– Что вы об этом знаете?
– Больше, чем мне следовало бы, но в изложении другой стороны.
Она кивнула.
– Тогда вы должны знать правду.
Правда состояла в следующем: Джо Лозупоне попросил свою дочь обручиться с крестником Чарльза Коула совсем не потому, что благоволил к Анджело Сачетти, как утверждал Чарльз Коул. Пять нью-йоркских семей разделились: три выступили против Коула, две остались на его стороне. Лозупоне полагал, что помолвка его дочери с Сачетти станет формальным предлогом, если он возьмет сторону Коула. Карла Лозупоне согласилась. О помолвке было объявлено, и дальнейшее в целом совпало с тем, что рассказал мне Коул, за исключением одного. После того как стало известно, что Анджело Сачетти жив, но не собирается возвращаться и жениться на Карле, Лозупоне уже не мог выступить против трех семей, выразивших недоверие Коулу. Ему пришлось встать на их сторону.
– Я делала все, что он просил. Даже надела траур, когда пришло сообщение о смерти Анджело. А потом, когда выяснилось, что он жив, я сказала, что поеду в Сингапур и выйду за него замуж. Насчет поездки я с отцом не советовалась. Но знаю, что мое решение позволит ему выиграть время. Пока они будут думать, что я еще могу выйти за Анджело, мой отец сможет сдержать их, и Чарльз Коул останется жив.
– А если он не женится на вас?
Карла пожала плечами.
– Моему отцу придется согласиться с убийством Чарльза Коула, смерть которого погубит и его самого. В архивах дядюшки Чарли достаточно документов, которые упекут моего отца в тюрьму на долгий-долгий срок. У него больное сердце, тюремное заключение быстро доконает его, – в ее бокале звякнули кубики льда. – У него, разумеется, есть и другой вариант.
– Какой же?
– Он может начать войну. Это просто, и пока она будет продолжаться, о Коуле забудут. Если он победит, Коул будет в безопасности. Если проиграет, вопрос станет несущественным. Потому что отцу едва ли удастся остаться в живых.
– Значит, поездкой в Сингапур вы выигрываете отцу время.
– Получается, что да. Две недели, максимум три. Может, он сумеет что-то придумать. В этом он мастер.
– Вы, должно быть, очень любите его.
Карла вновь пожала плечами.
– Он – мой отец, и, как уже говорилось, я видела от него только добро. Единственное, что я не смогу сделать для него – выйти замуж за Анджело Сачетти. Просто не смогу.
– Я бы на вашем месте об этом не беспокоился, – тут на полу зашевелился Тони. – Думаю, что выходить замуж вам не придется.
Глава 11
Сингапур отделяло от Лос-Анджелеса 9500 миль. Туда летали самолеты разных авиакомпаний, но мы с Карлой смогли заказать билеты первого класса только на рейс 811 «Пан-Америкэн», с вылетом в 9.45 вечера.
Большую часть субботы я ухлопал на то, чтобы заказать билеты, сделать прививку от ветряной оспы и получить заверения туристического бюро, что в отеле «Раффлз» в Сингапуре нам забронированы два номера.
Карла Лозупоне, сопровождаемая Тони, встретила меня в вестибюле «Беверли-Уилшир». Путешествовать она решила в брючном костюме в черно-белую клетку. Не удивили меня и ее капризно надутые губки.
– Мы, что, будем лететь всю ночь? – спросила она, не поздоровавшись.
– Всю ночь и часть послезавтрашнего дня, – ответил я. «Пан-Америкэн» явно не торопилась с доставкой пассажиров к пункту назначения.
– Лучше б полетели из Сан-Франциско. Оттуда прямой рейс в Сингапур.
– В следующий раз мы так и сделаем.
Тони присоединился к нам после того, как заплатил по счету, передал багаж Карлы коридорному и распорядился, чтобы арендованную им машину подали к парадному входу.
– Припадок уже прошел? – спросил он.
Я взглянул на часы.
– Примерно два часа назад. Благодарю.
– Этот фокус с выплескиванием виски в лицо – я видел такое по телевизору сотню раз.
– Там я этому и научился.
Он кивнул, в голосе не чувствовалось злобы.
– Вы не причинили мне особого вреда. Бывало и хуже.
– Я не старался бить в полную силу. Иначе вы оказались бы в больнице с переломами челюсти, а то и основания черепа.
Он на мгновение задумался.
– Спасибо и на этом.
– Пустяки, не стоит об этом и говорить.
– Но живот у меня все еще болит.
– Потому что кулаком я бил от души.
– Да, – снова кивнул он. – Похоже, что так.
Мы сели в новенький «крайслер» и отправились в аэропорт. По пути разговор не клеился, наконец, мы приехали, Тони подкатил к входу в секцию «Пан-Америкэн» и повернулся к нам.
– Наверное, я могу не идти туда, Карла?
– Можешь, – она достала из сумочки пудреницу.
– Что мне сказать боссу? Я лечу домой завтра.
– Что хочешь, то и скажи.
– То есть вы хотите, чтобы я сказал ему, что с вами все в порядке?
– Да, – кивнула она. – Именно это.
Тони посмотрел на меня.
– Я бы не хотел выглядеть в глазах босса лжецом. Позаботьтесь о ней.
– Будьте спокойны, – ответил я.
Мы приземлились в Гонолулу сразу после полуночи, опоздав на четверть часа, пересели на рейс 841, вылетевший в 1.45 ночи, опять же на четверть часа позже, и прошла, кажется, целая вечность прежде, чем достигли острова Гуам. Затем, в сплошных облаках, долетели до Манилы, оттуда направились в Тан-Со-Нат, в четырех с половиной милях от Сайгона, а уж оттуда попали в международный аэропорт Пайа-Лебар. Самолет коснулся колесами посадочной полосы в 1.10 пополудни, в понедельник, в семи с половиной милях от центра Сингапура, опоздав лишь на сорок минут.
Карла Лозупоне не стала ломать голову, чем занять себя в самолете. После взлета в Гонолулу она выпила подряд три мартини, закусила двумя красными таблетками и заснула. Пробудилась она в Маниле, спросила, где мы находимся, заказала двойной мартини, осушила бокал и снова заснула. Вьетнам не заинтересовал ее, но за тридцать минут до посадки в Сингапуре она удалилась в женский туалет, взяв с собой «косметичку».
Этот долгий-долгий полет позволил мне хорошенько обдумать создавшуюся ситуацию. Поначалу мысли мои вернулись к Чарльзу Коулу, и я пришел к выводу, что мой вызов в Вашингтон наглядно показал, сколь перепуган Коул. Он хватался за меня, как утопающий – за соломинку, в отчаянном желании прожить чуть дольше, на год, на месяц, даже на день. Он, похоже, убедил себя, что только я могу забрать у Сачетти похищенные из его сейфа материалы. И я действительно мог их забрать, реализовав план, предложенный Сэмом Дэнджефилдом, агентом ФБР. О плане Дэнджефилда я думал недолго, в основном вспоминал, есть ли у меня шесть друзей, которые понесут мой гроб. К сожалению, требуемого количества не набралось. И Коул, и Дэнджефилд желали получить информацию, находящуюся в данный момент в руках Анджело, или в его сейфе, или под подушкой, информацию, на основе которой Джо Лозупоне отправили бы в Ливенуорт или Атланту [8]8
Тюрьмы для уголовных преступников.
[Закрыть]на многие годы. Но если девушка с надутыми губками, спавшая сейчас рядом со мной в самолете, несущемся над Тихим океаном, говорила правду, только Джо Лозупоне стоял между Чарльзом Коулом и пулей, ножом или купанием в океане с камнем на шее.
Так или иначе, цепочки моих рассуждений каждый раз замыкались на Анджело Сачетти и, где-то за Гуамом, я заснул, думая о нем. Приснилось мне что-то ужасное – что, точно не помню, но проснулся я в холодном поту, когда мы приземлились в Маниле, городе, когда-то называемом Жемчужиной Востока.
В Сингапуре к самолету подогнали автобус, на котором нас доставили к залу для прибывших пассажиров. Было жарко, обычная для Сингапура погода. Мы предъявили паспорта, сертификаты с перечнем сделанных нам прививок, получили багаж и нашли улыбающегося носильщика-малайца. Он поймал нам такси, пока я менял чеки «Америкэн Экспресс» на сингапурские доллары.
Такси, старый «мерседес» с желтым верхом и водителем-китайцем, вырулил на Серангун-Роуд, свернул налево, на Лавандовую улицу, затем направо, на Бич-Роуд, и наконец остановился перед отелем «Раффлз», белоснежный фасад которого слепил глаза в ярком солнечном свете. Я заплатил по счетчику три сингапурских доллара, добавил еще пятьдесят центов, показывая, что я – не скряга, и вслед за Карлой вошел в прохладный, полутемный вестибюль отеля. Сияющий портье-китаец радостно известил нас, что мы можем подняться в забронированные нам номера. По пути из аэропорта Карла Лозупоне произнесла только одно слово: «Жарко».
В вестибюле она огляделась.
– Я слышала об этом отеле еще в детстве.
– Мне нравятся старые отели, – заметил я.
Она еще раз оглядела столетний вестибюль.
– Думаю, этот вас не разочарует.
Наши номера находились на втором этаже, напротив друг друга. У двери Карла повернулась ко мне.
– Сейчас я намерена принять ванну. Потом оденусь, а потом вам придется угостить меня коктейлем. Особым коктейлем.
– Каким же?
– Не зря же я пролетела чуть ли не девять тысяч миль. Вы угостите меня «сингапурским слингом» [9]9
«Слинг» – напиток из рома, коньяка и т. п. с лимонным соком, водой и сахаром.
[Закрыть]в баре этого отеля. После этого займемся делами. Но начнем с бара.
– Отличная мысль, – кивнул я.
Коридорный-малаец ввел меня в номер – большую комнату с высоким потолком, обставленную старомодной, но, по первому взгляду, удобной мебелью. Я дал ему сингапурский доллар, на что он широко улыбнулся и горячо поблагодарил меня. Распаковав чемоданы, побрившись и приняв духа, я надел костюм из легкой ткани, раскрыл телефонный справочник, нашел нужный номер и позвонил мистеру Лим Панг Сэму, единственному человеку, помимо Анджело Сачетти, которого я знал в Сингапуре. Я полагал, что телефона Анджело в справочнике не будет, но, тем не менее, попытался его найти. Мои предположения оправдалась. Прежде чем Лим взял трубку, я поговорил с двумя его секретаршами, не после того, как я представился партнером Ричарда Триплета, он оживился и спросил, как поживает Дикки. Я заверил его, что у Дикки все в порядке, и мы договорились встретиться в десять утра следующего дня в кабинете Лима, Уже положив трубку, я начал сомневаться, а уместно ля спрашивать респектабельного сингапурского бизнесмена об американском шантажисте. С тем же успехом я мог обратиться и к швейцару-сикху у дверей отеля. Но другого выхода у меня не было.
Сингапур, изо всех сил стремящийся к статусу Нью-Йорка Юго-Восточной Азии, основан в 1819 году сэром Томасом Стэмфордом Бингли Раффлзом. Если не считать того факта, что в 1877 году рейд яванцев уничтожил поселение, находящееся на месте нынешнего города, Сингапур моложе Нью-Йорка и Вашингтона, но старше Далласа или Денвера. Город хвалится, что предлагает туристам, приезжающим, к примеру, из Рэпид-Сити, что в штате Южная Дакота, увидеть «настоящую Азию». В действительности Сингапур представляет собой «Азию без слез», потому что вода подается из водопроводного крана, улицы довольно чистые, нищих нет, но много миллионеров, и практически каждый, с кем общаются туристы, понимает по-английски.
Все это я рассказал Карле Лозупоне, пока мы потягивали «сингапурский слинг» в маленьком, уютном баре.
– А что тут еще есть? – спросила она.
– Один из крупнейших портов мира и гигантская военно-морская база, от которой англичане намерены отказаться, потому что не могут ее содержать.
– Та самая, пушки которой во время Второй мировой войны смотрели не в ту сторону?
– На море, – подтвердил я. – Японцы же прошли через малайские джунгли, считавшиеся непроходимыми, и захватили Сингапур почти без единого выстрела.
– Что здесь теперь?
– Где?
– В Сингапуре.
– Теперь здесь республика. Восемь или девять лет назад Сингапур был британской колонией, затем превратился в протекторат, после этого вошел в Федерацию Малайзии, из которой его вышибли в 1965 году. Теперь Сингапур – республика.
– Довольно маленькая, не так ли?
– Совершенно верно.
Карла отпила из бокала, закурила, оглядела бар, практически пустой в три часа дня пополудни.
– Как вы думаете, он приходил сюда?
– Сачетти?
– Да.
– Не знаю. Я лишь четыре дня назад узнал, что он жив. Если он может появляться в городе, не опасаясь, что окажется за решеткой, то наверняка приходил. Этот бар пользуется популярностью, а, насколько я помню, Анджело любил бывать в людных местах.
– Я узнала, что он жив, шесть или семь недель назад.
– Как вам это удалось?
– Один из деловых партнеров отца услышал об этом. Вместо «деловых партнеров» вы можете использовать любое другое слово.
– Вы не выбирали родителей.
– Нет, но один из них пытался выбрать мне мужа.
– На то были причины.
– Причины, – кивнула она. – Но мне от этого не легче.
В бар она пришла в простеньком, без рукавов, желтом платье, по всей видимости, стоившем немалых денег. Когда она повернулась ко мне, платье плотно обтянуло грудь, и я заметил, что Карла вновь обошлась без бюстгальтера.
– Что произойдет после того, как вы найдете Анджело? – спросила она. – Вы собираетесь избить его в кровь?
– А какой от этого толк?
– Не знаю, – она пожала плечами. – Может, вам это поможет. Избавит вас от пляски святого Витта, или вы называете свою болезнь иначе?
– Сначала его надо найти.
– Когда вы начнете его искать?
– Завтра.
– Отлично, – она осушила бокал. – Тогда у нас есть время выпить еще.
Я вновь заказал нам по бокалу «сингапурского слинга». Когда их принесли, Карла пригубила коктейль и зажгла очередную сигарету. В пепельнице лежало уже шесть окурков, а мы не провели в баре и сорока пяти минут.
– Вы слишком много курите, – заметил я.
– Я нервничаю.
– По какому поводу?
– Из-за Анджело.
– А стоит ли? Если исходить из того, что вы мне рассказали, вы приехали сюда просто за компанию.
– Анджело может придерживаться другого мнения.
– И что?
– Сколь хорошо вы его знаете?
– В последнее время буквально все задают мне этот вопрос.
– Пусть так. Но я прошу мне ответить.
– Плохо. Совсем не знаю. Мы работали в нескольких картинах. Кажется, один раз он угостил меня виски, другой раз – я его.
Она обнаружила на языке табачную крошку, сняла ее и положила в пепельницу.
– Значит, вы его не знаете.
– Нет.
– А я знаю.
– Ладно, не буду с вами спорить.
– Насколько я понимаю, он не сидит сложа руки в Сингапуре, так?
– Вы, безусловно, правы.
– И хорошо зарабатывает. Иначе он бы тут не остался.
– Я слышал и об этом.
– Так вот, исходя из того, что мне известно об Анджело, зарабатывает он их незаконным путем. Это первое.
– А второе?
– Если кто-то встанет у него на пути, он переступит через любого.
– Только не говорите мне, что намерены встать у него на пути.
Карла ответила не сразу. Посмотрела на меня, лицо ее моментально потеряло девичью прелесть. Она словно натянула бледную маску, отображавшую лишь одно чувство – ненависть.
– Пока я не знаю, встану ли у него на пути. Это зависит от ряда обстоятельств.
– Например?
– Например от того, что он скажет мне при нашей встрече.
– Когда вы собираетесь встретиться с ним?
– Как можно скорее.
– И о чем вы будете говорить? Делиться воспоминаниями о Нью-Йорке?
Она покачала головой.
– Нет. Я хочу задать ему несколько вопросов.
– Только несколько?
– Три. Может, даже четыре.
– А если он ответит правильно?
Она посмотрела на меня, как на незнакомца, обратившегося к ней с непристойным предложением.
– Вы не понимаете, Которн?
– Не понимаю чего?
– На мои вопросы ответить правильно нельзя. Невозможно.