Текст книги "Избранная(ЛП)"

Автор книги: Эрика О'Роурке

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)

– И ваши семьи общаются до сих пор?

Я издала тихий короткий звук от нетерпения, и Эльза хмуро посмотрела на меня. Я проигнорировала ее. – Они хорошо обходились друг с другом. Послушайте, я понимаю, вам не нравится мой дядя.

Вам было бы приятно связать его с этим делом. Но вы ошибаетесь. Тот кто убил Верити не имеет отношения к моей семье.

– Кто сделал это? Если у вас есть теория, Мо, или вы что-то знаете, тогда я с удовольствием послушаю. Правда.

– Мы закончили, – Эльза встает из-за стола. – Мы в здравом уме, детектив, чтобы не помогать вам в ваших размышления, чтобы не вызывать беспокойств. До тех пор пока у вас нет вопросов, которые действительно имеют отношение к моей подопечной и смерти миссис Грей, Мо не будет в вашем распоряжении.

Я вскочила на ноги и схватила свою сумку.

Эльза вывела меня из комнаты, положив руку на плечо, назад по пыльным, безнадежным коридорам полицейского участка, а затем на улицу. Она опустила руку и показала на многоярусную стоянку поблизости.

– Я думаю, что ты умная девочка, – сказала она на ходу. – Я поражена тем, как ты справляешься со всем, что произошло.

Я посмотрела на нее снизу вверх. Я вряд ли могла бы справиться с тем, что произошло, так же как если бы хотела стать акробаткой, которые выступают в цирке Дю Солей.

Мне приходилось прикладывать огромные усилия, чтобы вставать по утрам. Я разрывалась между гневом, который заставлял меня желать разрушить все вокруг, и истощением, от которого мне хотелось спрятаться под одеялом на следующие десять лет.

– Твой дядя сказал, что ты была бы прекрасной ученицей.

– Я прилежно учусь.

То, что через несколько дней снова начнется школа, было мыслью, которая снова поднимет мою популярность до потолка. У всех наверняка возникнут вопросы.

Все будут пристально смотреть на меня и шептаться, и эта причина подталкивала меня перейти на домашнее образование.

– Сегодня я не вмешивалась в допрос Ковальски, Мо, так как я хотела посмотреть, что он хочет разузнать. Теперь он выложил карты на стол, и мы должны установить несколько правил.

О, замечательно. Именно это мне и нужно.

Мы свернули к парковке, и я споткнулась в попытке догнать Эльзу, которая шла маленькими, но уверенными шагами.

– Три простых правила. Первое, ты не разговариваешь с Ковальски без меня и еще с кем-то из полицейских. Вообще ни с кем. Если они захотят знать, как пройти на проспект Мичигана, ты звонишь мне. Если они захотят знать, как зовут твою собаку, ты звонишь мне.

Я сказала ей, что у меня не было собаки, но лицо Эльзы было твердым как кремень и официальным. Она продолжала:

– Если захотят поговорить о погоде…

– Я звоню вам. Понятно.

– Правило номер два, если мы на допросе, ограничивайся короткими ответами. Да, нет, данные, даты. Ты отвечаешь исключительно на вопросы, которые он задает.

– Я же уже сделала так!

– Ты противоречила. Ты защищала своего дядю. Ты поставила под сомнение расследование. Это не твое задание, а мое. Я лучше в этом, чем ты, и твой дядя хорошо платит мне, очень хорошо, чтобы я делала это, так что предоставь это мне.

Мы остановились перед блестящим черным Мерседесом, и Эльза вытащила ключи из сумочки Hermes. Она не преувеличивала, что касалось ее цен.

– Но ведь дядя Билли ничего не сделал. И как я должна узнать, что произошло с Верити, если я не буду задавать вопросы этому болвану Ковальски?

Она тонко улыбнулась, когда открывала дверь и сделала мне знак садиться.

– Ковальски – не болван. Он – опытный агент, который в данном случае пошел по ложному следу. И если ты хочешь вернуть его на правильный, тебе нужно позаботиться о том, чтобы твои ответы способствовали этому.

– Вы имеете в виду, я должна врать, – я застегнула ремень безопасности и попыталась невинно смотреть.

– Это не ложь, если они помогут ему найти убийцу Верити.

Я не знала, какой след правильный. Я только предчувствовала, что была связь между Люком, Евангелиной и путешествием Верити в Луизиану. И этим тупым снежным шаром.

Эльза одарила меня ненастоящей, конфиденциальной улыбкой, которую используют взрослые, чтобы показать нам, что они действительно на нашей стороне.

Это то самое выражение лица, которое всюду сует учитель, и оно не работает так хорошо, ну не всегда. Эльза выехала с парковки и поехала по дороге. – Я знаю, что ты сказала, что ничего необычного не происходило, когда Верити вернулась домой, и что ты не вспомнила ничего нового о нападении. Но если все-таки там что-то…

– Ничего, – сказала я и опустилась ниже в мягком, кожаном кресле.

Я понимаю, что могла бы рассказать ей о Люке. Он был единственным связующим звеном, частью тайны, которая последовала за Верити домой.

Он дал ясно понять, что не собирается мне помогать, а Эльза, кажется, была на моей стороне. И, все же, что-то удерживало меня от этого.

Наверное, потому что Люк, хотя он и говорил так много отговорок, поступал так, как будто Верити действительно что-то значила для него.

Или, вероятно, причиной было то, что мне не хотелось делать то, что от меня требовали. Неважно по какой причине, но я оставалась безмолвной, когда мы пересекли Интерстейт 57, движение вокруг нас замедлялось, так как приближался час пик.

Эльза вздохнула. – Все, что я хотела сказать, это: если есть что-то, что могло бы помочь полиции, если рассказать им об этом в правильном направлении и помочь им раскрыть дело. Не этого ли ты хочешь?

Я не думаю, что она намеренно разговаривает так снисходительно, но она говорила так, как будто бы я маленький ребенок, который не хотел есть манную кашу.

Конечно, я хотела бы, чтобы полиция раскрыла дело, но ради Верити, а не ради дяди Билли. Он мог сам позаботиться о себе, особенно, если он платит для этого Эльзе. – Это третье правило? Рассказывать вам, о чем помню? Я имею в виду, если я вспомню?

Одобрительная улыбка Эльзы исчезла. – Нет, третье правило звучит так: Не ври мне. Ложь может принести с собой много неожиданностей, обычно в самый неподходящий момент. Я могу разобраться с полицией, если только ты не хочешь, чтобы они не узнали о чем-то, но важно, чтобы мы контролировали ситуацию. Речь идет о том, кто владеет сведениями. Будь откровенной со мной, тогда я сделаю все, чтобы помочь тебе. Я уже сказала твоему дяде, когда он предложил мне взять твой случай. Я могла бы передать тебя одному из наших новых служащих, какому-нибудь юнцу, который только что сдал экзамены. Ты же не хочешь этого, Мо. Ты хочешь, чтобы я была на твоей стороне.

Я видела нас в качестве победителей так, что я тяжело сглотнула.

Считается ли это ложью, что я украла снежный шар? Никто не допрашивал меня по этому поводу, никто не спрашивал, воровала ли я что-то в последнее время.

А также никто не спросил, не вру ли я. Конечно, это был формальный вопрос, но все же адвокаты придавали значение таким вещам, или?

Эльза вела машину точно также, как она делала все остальное: быстро, решительно и агрессивно.

Мои пальцы тверже сжались вокруг дверной ручки. Другие водители, кажется, тоже чувствовали это и вскоре уступали место, если она вставала плотно позади них. Велосипедисты, которые сами обычно ездили так агрессивно, что это казалось самоубийственным, уклонялись к бордюру и ждали, пока мы не проедем.

– Я не понимаю, почему он так привязался к дяде Билли, – благодаря моему отцу мы привыкли к вниманию полиции. Мы практически знали сотрудников налоговой по именам. Но это было чем-то иным. Это выходило за грани слухов и надоеданий.

Каждый идиот мог бы понять, что смерть Верити не имеет отношения к моему отцу или его делами, но Ковальски не хотел попросту забыть старую вражду и начать искать правду. Это было так нечестно, и это выводило меня из себя.

Эльза ничего не сказала, превосходный образец относительно ее собственного совета.

Ужас начал зарождаться во мне, несколько липких, черных усиков в моем животе, но я подавила его. – И все же дядя Билли не сделал ничего плохого, или?

Она сменила тему. – Детектив Ковальски страдает от слишком узкого взгляда, что касается твоего дяди.

Она не ответила на мой вопрос, и я как раз хотела указать ей на это, когда она бросила на меня взгляд. – Ты хочешь ответы, и я могу получить их для тебя, но не так, чтобы Ковальски продолжал концентрироваться на тебе и твоем дяде. Сейчас лучшее, что ты можешь сделать для тебя и твоей подруги – это придерживаться правил, – она припарковалась заскрипев шинами. – Это ясно?

– Абсолютно.

– Отлично. Я прощаюсь.

Едва мои ноги коснулись тротуара, как она сразу вернулась назад в транспортный поток. Бар дяди Билли, Черный Морган, находился рядом с рестораном.

Если хотелось, можно было бы начать в пять утра в ресторане и закончить позже в Моргане, даже не выставив ногу за дверь.

Дверь в задней части склада связывала оба здания. Я росла, бегая между этими двумя помещениями туда-сюда, пытаясь заниматься для школы там, где было максимально спокойно, мне приносили еду из кухни, которая как раз открывалась, играла в задней комнате или посещала постоянных клиентов за их обеденными столами.

Когда я стала достаточно большой, чтобы выглядывать из-за стойки, я стала работать официанткой в ресторане. Не всегда добровольно: было неловко, если приходили дети из школы, и я ненавидела принимать утреннюю смену на каникулах, Слайс и Морган были также и моим домашним очагом как наш оранжевый кирпичный дом.

Я потянула высокую, узкую черную дверь в Морган, латунь ручки была прохладная на ощупь. Внутри в темноте витал запах табака и виски, который впитался во внутреннюю обшивку из эбенового дерева.

Деревянные жалюзи по обе стороны были закрыты; тонкие солнечные лучи проникали насквозь и распространялись по вытертому дубовому полу.

Чарли, бармен, был занят тем, что вытирал стойку старым полотенцем. Он бегал между несколькими фигурами, которые склонились над своими стаканами или бутылками.

Было не так много работы в это время: слишком поздно для обеда, слишком рано для мужчин, которые заканчивали свою смену на фабрике, и Чарли использовал затишье, чтобы все подготовить.

Он выставлял свежие миски с орешками и кренделями, ставил в ряд стаканы рядом с водопроводным краном. В дальней нише сидел дядя Билли с чашкой кофе и пересчитывал товар; он ждал моего рассказа о встрече.

– Хочешь выпить чего-нибудь холодного, Мо? Там снаружи жарче чем в аду, – широкое, незначительное лицо Чарли просветлело, когда он улыбнулся мне и вытирал руки о белый фартук, который носил на поясе. Он уже наполнил один стакан льдом.

Собственно, я не хотела пить, но выплескивать свою злобу на Чарли тоже самое как орать на щенка. – Кола лайт?

Он украсил ее тремя вишнями, как он уже делал это, когда я была еще ребенком. – Пожалуйста, золотце. Как у тебя дела?

Я пожала плечами. – Как у тебя дела? – медленно приближался вопрос, который мне нравился меньше всего. Я слышала его миллион раз за день. – Очень хорошо. Дядя Билли хотел, чтобы я заглянула, – я кивнула назад.

Черли бросил взгляд на типа в другом конце бара. Он был таким же незаметным как и все остальные, сидел одинокий и тихий. Перед ним рядом со стаканом лежала маленькая книга.

– Хорошо, девочка, – сказал Чарли. – Побеседуем позже.

Я взяла стакан и пошла в заднюю часть помещения. К моему удивлению отец Верити уже был там. – Что ты тоже можешь сделать, – сказал он грубым голосом. – Моя жена и я… мы просто не можем…

Дядя Билли встал и пожал мистеру Грею руку. – Конечно, – сказал он. – Она была прелестной девочкой, и это ужасно, что они не могут больше ничего предпринять. Передай сердечный привет от меня Пэтти и Констанце.

Я остановилась, когда мистер Грей проходил мимо меня в тесном коридоре. – Мо, – начал он, но голос сорвался.

Я ждала, скажет ли он еще что-то, но вместо этого он слегка прикоснулся к моему плечу прежде чем уйти.

Он выглядел удрученным и бледным, как газета, которую оставили на улице под дождем. Я ощущала жгучую боль внутри, когда смотрела на него.

– Присаживайся, Мо, – сказал дядя Билли властным, но дружелюбным голосом. – Живым приходится нести тяжелое бремя, не так ли?

Я вытерла глаза. – Что хотел мистер Грей?

– Мира, – ответил он через некоторое время. – А на это потребуется много времени. Теперь о том, как прошел твой допрос?

– Я не смогла никого узнать, – я отпила глоток из стакана. – Мне показалось, что это довольно бесполезно. Ковальски задавал кучу вопросов и проигнорировал мои ответы.

– Я думаю, он спрашивал обо мне.

– Да. Но Эльза присекла это.

– Я убежден в этом, – сказал он с довольной ухмылкой.

– Это выглядит так, как будто им безразлично, кто убил Верити, – я не хотела говорить, но это вырвалось у меня.

Он беспечно махнул рукой. – Эльза пошлет их в правильном направлении, моя дорогая. Она будет хорошо заботиться о тебе.

Мне никто не нужен, кто будет обо мне заботиться, но мне казалось это было бы неблагодарным. Кроме того, дядя Билли еще никогда не был пойман.

– Я хочу, чтобы они поймали тех, кто это сделал.

Он кивнул. – Ты хочешь справедливости. Но это тяжело ограничиваться справедливостью и не мстить.

– Есть различия?

– Справедливость состоит в том, чтобы позволить заплатить им за боль Верити. Месть состоит в том, чтобы самому заставить их заплатить.

– Я хочу и того и другого.

– Конечно, ты хочешь этого. Но ты должна предоставить это другим, – строгость перекрыла сочувствие в его голосе.

Боже, я сыта по горло, что все рассказывали мне, насколько осторожной я должна быть. Было слишком много изменений: смерть Верити, любопытство Ковальски, странности Люка; и тихая и осторожная больше не подходили мне.

Это было мучительно. Также одиноко. Я провела семнадцать лет, безмолвно следуя каждому правилу регулирующего механизма. По большей части это проходило хорошо.

Но смерть Верити расколола мою жизнь на две половины, до и после, и ничто больше не было таким как прежде, как должно быть.

Проблема была в том, что единственный человек, которому это известно, был Люк, и он совершенно не хотел мне помогать.

– Твоя мама переживает за тебя.

– Она всегда беспокоится, – возразила я. – и Все же ты знаешь, какая она.

– Обстоятельства меняют ситуацию, Мо. В данном случае я на ее стороне, – это было чем-то новеньким. И нежелательным.

– Почему?

Он считал аргументы по кончикам пальцев. – Ты единственная свидетельница убийства Верити. Тебя видели, как ты разговаривала с полицией, что делает тебя фактором неопределенности.

И ты правда милая девочка, но не особенно хороша в том, чтобы защитить себя сама. Кто бы ни убил Верити, убил бы и тебя. Кто сказал, что они не попытаются довести все до конца?

От кондиционера на моих руках появилась гусиная кожа. – Это сумасшествие. Я не важна ни для кого.

– Мне важна. Твоей матери тоже.

– Я имею в виду, никому, кто бы… – я беспомощно махала руками. – Никому злому.

– Это благоразумно. Я обещал твоим родителям, и не нарушу своего слова, Мо. Нравится тебе или нет, это моя обязанность, защищать тебя, – он поднял руку и махнул рукой через стойку, чтобы заказать свежую чашку кофе.

– Защищать меня… Как? – Я поставила стакан и сложила руки на груди.

Тип из-за стойки безмолвно встал возле дяди Билли; выражение его лица было холодным и отрешенным. Он кивает мне один единственный раз и поворачивается к моему дяде.

Теперь, когда я увидела его лицо, я знала абсолютно точно, что он не был обычным гостем. Он был осложнением. Большим.

– Мо, это Колин Доннелли. Твой охранник.

Глава 7

– Закрой рот, Мо, а то муха залетит.

Я сжимаю губы и зло смотрю на дядю Билли, на того парня и вновь на дядю.

– Ради твоей безопасности, – сказал он успокаивающе.

Я осела не впечатлившись. Я едва заметила типа, когда он вошел. Если он собрался меня защищать, мог хотя бы постараться внушить страх, а не показывать скуку. Привлекательный, грубый, с закаленным видом, но однозначно заскучавший, с ноткой досады. Светло-коричневые волосы, были коротко подстрижены, и его темные, суровые глаза осматривали меня оценивающе и, кажется, нашли меня незначительной. Несмотря на жару, он был одет в штаны с карманами по бокам и сверху белую хлопковую рубашку с засученными рукавами.

– Мне не нужен охранник. Снова начинается школа. Он что пойдет за мной в школу святой Бриджит? Он выглядит слишком взрослым для курса по химии, – я прищурила глаза. Студент-химик, или, вероятно, даже для докторской. Но кое-что в том, какой он внимательный и неподвижный, подсказывало, что он набрался опыта не из книг.

Я осмотрела его мышцы, которые выделялись как вырезанные из камня в предплечьях, и рубашку, которая так обтягивала его плечи. Его руки были огромными и казались хваткими, поцарапанными и в шрамах. Он ответил на мой взгляд, и мои щеки покраснели. Вероятно, я недооценила его.

Дядя Билли кивнул. – Ты можешь совершенно спокойно продолжать свою жизнь, Мо. Он будет провожать тебя в школу и на работу, отвозить домой и все время держать тебя в поле зрения, пока вечером не подоткнет тебе одеяло.

Краснота распространилась дальше. – Уже долгие годы никто не подтыкает мне одеяло.

– Все равно. Это только для того, когда ты выходишь куда-нибудь. Если Доннелли был бы тогда с тобой, тогда, возможно… – он не закончил предложение, и я не стала поправлять его, несмотря на то что мои пальцы сжались вокруг стакана так сильно, что костяшки на них побелели.

– Это глупо, – сказала я. Мой голос звучал разочаровано, даже в моих собственных ушах. – Никто не должен за мной присматривать. Это бесполезная трата времени и расточительность. Все заметят его! Как я должна объяснить его присутствие в школе?

– Тебе не нужно. Ты должна в первую очередь заботиться только о своих делах, – он смотрел на меня расчетливым взглядом, которым он оценивал лошадей на гоночном треке. – Твое имя может быть и Фицджеральд, но ты при этом еще и Грейди, а мы не оправдываемся, – и вновь у него это выражение лица, которое убеждало и более смелых людей.

– А что насчет моей личной жизни? Я не хочу, чтобы кто-то преследовал меня и…

– Достаточно, – дядя Билли ударил рукой по столу так, что столовые приборы подпрыгнули, а чашка на блюдце упала на бок. – Твоя мать полностью напугана, Мора, ты исчезла во время погребения, но эта капля в море. Я не допущу, чтобы моя сестра проводила дни напролет, ожидая звонка, а потом осматривала то, что осталось от твоего тела. До тех пор пока я не приму другое решение, Доннелли наблюдает за тобой. Ни слова больше о деле.

Что-то не так. Дядя Билли был помешан на контроле, но это казалось преувеличением, даже для него. Мой дядя привык к выпадам моей матери. Но у него обычно получалось унять ее, успокоить, только так я смогла пойти в прошлом году на школьный бал. Если дядя Билли нанимал кого-то, чтобы следить за мной, то не потому что моя мать волновалась. У него были на то причины. И я могла бы поспорить на все чаевые за все лето, что он не назвал бы их мне.

Пока дядя Билли разглагольствовал, Колин просто стоял рядом, убрав руки за спину, направив взгляд на стол между нами.

– Теперь пожмите друг другу руки, скажи ему привет, как вежливая молодая леди, как ты была воспитана.

Я почти дрожала от гнева и унижения. Как он мог разговаривать со мной перед этим парнем как с пятилетней. Но я протянула руку, и Колин коротко пожал ее. Его кожа была мозолистой и грубой. Соприкосновение закончилось, прежде чем я была готова к этому. – Я рада… познакомиться с тобой.

– Полностью взаимно, – крохотная улыбка мелькнула в уголке его рта, и внезапно я поняла, что Колин тоже особо не хотел меня охранять, так же как и я не хотела находиться под охраной. Наблюдение за католической ученицей, наверное, далеко внизу списка в опыте охранника.

Я выскользнула из ниши. – Мне нужно идти, – сказала я. – Сделать покупки.

– Мы возьмем мой грузовик, – ответил Колин.

– Это недалеко. Я могу дойти пешком.

Он пожал плечами. – Мы можем пойти пешком.

Дядя Билли встал, обнял меня и одарил коротким поцелуем в щеку. Это был его способ сказать мне, что буря миновала. – Так будет лучше, золотко, – прошептал он.

Снаружи меня окутала жара и яркий свет, но я не замедлила шаг.

Колин молча следовал за мной.

– Мне не нужна нянька, – выпалила я, когда мы проходили мимо химчистки на углу.

– А мне не нужно это упрямство. Послушай, ребенок, я здесь не для того, чтобы сделать тебя несчастной. Иди в торговый центр, делай маникюр, отдавай шесть евро за чашку кофе или что ты там всегда делаешь. Я не буду стоять у тебя на дороге. Ты даже не узнаешь, что я здесь.

Конечно. Никто не заметил бы привлекательного парня с постоянно мрачным выражением лица, который следит за каждым моим движением. Все совершенно нормально.

– Я не иду в торговый центр, – рявкнула я. – И ты не можешь просто называть меня «ребенок». Сколько тебе вообще? Двадцать два?

– Достаточно взрослый, чтобы у меня не было никакой цели спорить с твоим дядей. И если ты еще не заметила, Билли склонен к тому, чтобы получить то, чего он хочет.

– А то чего хочу я, не играет никакой роли?

– Я считаю, это зависит от того, чего именно ты хочешь, – он бросает взгляд назад во время ходьбы. – Мне кажется, твоя собственная безопасность должна стоять сейчас на самом верху твоего списка желаний.

Должна бы, но нет. Найти убийцу Верити стоит на первом месте. Все остальное дальше, начиная со второго места. Однако, я не стараюсь объяснить это Колину. – Впрочем, я не пью латте. И не делаю маникюр.

Колин некоторое время пристально смотрел на меня, прежде чем кивнул. Внезапно я почувствовала, что люди, с которыми я проводила большее количество времени с недавних пор, были членами семьи, либо работали у дяди Билли. Мысль об этом еще больше расстроила меня.

– Итак, это твоя работа? – спросила я и позволила проникнуть в голос больше снисхождения, как только могла. – Играешь личного охранника?

Он встал передо мной, преграждая мне дорогу и медленно приближал ко мне краснеющее лицо. Невольно я сделала шаг назад. И еще один. Он двигался дальше, до тех пор пока я не оказалась вжата в стену магазина автозапчастей.

– Я не играю. Ты, вероятно, не по годам умная малышка, но твой дядя беспокоится о тебе. Ты действительно думаешь, что он будет нанимать кого-то, кто играет роли?

Я тяжело сглотнула и уставилась на воротник его рубашки, на биение пульса на его шее. Если раньше я считала его безвредным или непосредственным, я однозначно ошиблась, или он был дьявольски хорошим игроком в покер. Искорка страха, или что-то похожее, зажглась в моей груди.

– Нет.

– Совершенно верно, – он отступил назад, и я смогла выдохнуть. Он указал на банк. – После тебя.

Мы снова идем, и я незаметно вытираю вспотевшие руки об юбку.

– Я работаю на твоего дядю на стройке, – говорит он через некоторое время мимоходом. – Как столяр. Так что я, собственно, не нянька.

Я пытаюсь ответить подобным тоном. – Что из этого твоя настоящая работа?

– Именно та, которая оплачивает счета в конце месяца, – он пожимает плечами. – Твой дядя всегда хорошо относился ко мне. Ему нужна была помощь, и я был готов.

Да. Он выглядел таким восторженным. Я охотно спросила бы его, в чем именно дядя Билли хорошо к нему относился, но мы уже пришли в банк. Он кивнул мне в очереди к автомату. – Увидимся, когда ты закончишь.

Я ждала, пока подойдет моя очередь, и украдкой бросала взгляд на Колина. Он стоял, прислонившись к автобусной остановке по близости, и держал в руках открытый выпуск Sun Times, в то время как его глаза обыскивали улицу почти не отвлекаясь. Я почти чувствовала, как его взгляд скользил по мне, но он никогда не перехватывал мой. Я должна была бы согласиться в одном, он был незаметен.

Он следовал за мной по всему супермаркету, но оставался довольно далеко позади меня так, что я замечала его только, если целенаправленно высматривала его. Когда я закончила, он снова стоял на улице и читал спортивную часть.

– Вот, – я протянула ему самый тяжелый пакет с покупками.

– Это не относится к моим задачам.

– Я не могу нести их все вместе, – сказала я. – Если кто-то попытается меня убить, я разрешаю тебе уронить пакет.

Он засопел. – Мы готовы?

Я кивнула.

– Назад в грузовик, – он кивнул головой в сторону ресторана, и я подала ему еще два пакета.

Я практически уверена, что мне удалось стереть самодовольную ухмылку с моего лица, по крайней мере до тех пор, пока он не отвернулся от меня. На какое-то мгновение показалось, что неуютная ситуация скорби и гнева, которые душили меня, исчезла, как будто бы я была вполне нормально девочкой, которая таскалась с парнем во второй половине дня. И тогда исчез свет, как же я могла чувствовать себя так, если Верити больше не было?

Весь обратный путь до ресторана Колин шел вместе со мной, безмолвный и бдительный. Он был проблемой. Как я могла привести убийцу Верити к ответу, если он всегда находился от меня на расстоянии полуметра? Он бы рассказал моему дяде обо всем, и тогда мне не нужен был бы телохранитель, так как меня закрыли бы в моей комнате. Да, однозначно проблема.

Мы добрались до грузовика, помятый, ржавый, красный Форд. Коллин бросил продукты в грузовик, где стоял блестящий стальной ящик с инструментами, замок на котором был размером с мой кулак. Сколько дядя Билли ему не платил, это ни шло ни в какое сравнение с гонораром Эльзы.

По-видимому было проще выпустить меня из гнезда, чем препятствовать тому, чтобы я погибла. Это было глупо думать или даже что-то говорить, поэтому я сжала губы и влезла в маленькую кабину водителя. Она была меньше, чем я ожидала, а сидение было покрыто серым материалом. Пахло кофе и опилками, и на сидении лежал зачитанный экземпляр романа Штайнбека.

Колин сел в машину на мгновение позже и наклонился вперед, чтобы вытащить пистолет из-под рубашки.

Во второй раз с тех пор как я познакомилась с ним, моя нижняя челюсть упала. Он что-то сделал с пистолетом и убрал его в бардачок. Тогда он откинулся назад, вставил ключ в зажигание и пристально посмотрел на меня такими глазами, которые были такие темными, что выглядели совсем как обсидиан.

– Не брать, – буркнул он. – Поняла?

Я старалась не шевелиться даже слегка.

– Я так понимаю, это означает «да», – он повернул ключ и грузовик завелся.

– У тебя есть пистолет? – глупый вопрос. Он лежал всего в двенадцати сантиметрах от меня за тонкой пластиковой дверкой. Я глубже вдавилась в сиденье. Колин не ответил.

– Мой дядя знает об этом?

Взгляд Колина однозначно подразумевал, что, если я была настолько глупа, лучше позволить злодеям меня схватить. – Конечно он знает, – я сама ответила на свой вопрос. – Ты знаешь, что пистолеты запрещены в городе?

Колин вздохнул и вцепился в руль, без сомнения, для того, чтобы не начать душить меня.

Я еще раз попыталась. – Огнестрельное оружие опасно.

– Это его смыл и цель. Лучше, если ты не расскажешь своей матери ничего об этом.

– Что ты имеешь в виду? – спросила я саркастически. – Ты знаешь, как с ним обращаться, не так ли?

– У меня есть очень хорошее представление об этом, – он повернул ключ несколько более сильнее, чем необходимо при зажигании.

– Ты уже подстрелил кого-то?

Он лишь стиснул челюсть и не ответил, что не было совсем утешительно. Разумеется, пистолет был бы очень полезным, если бы я выслеживала убийцу Верити. Для защиты.

Я посмотрела на бардачок. – Научишь меня стрелять из него?

– Нет.

– Если кто-то охотится за мной, я должна уметь защитить себя сама.

– Нет.

– Но я…

– Мо, – мы остановились на светофоре, и он бросил на меня взгляд. – Если кто-то подойдет к тебе так близко, что тебе придется защищаться, значит он прошел через меня. И если он прошел меня, то пистолет тебе уже не поможет, – выражение его лица было серьезным, но не озабоченным, как будто это было невозможно, чтобы что-то подобное произошло.

Разумеется, я считала слишком много вещей невозможным, чтобы чувствовать себя спокойнее. Резко загорелся зеленый свет, и он свернул вместо того, чтобы поехать прямо.

– Ты едешь в неправильном направлении, – сказала я. – Через Вестерн Авеню можно быстрее добраться до 91 улицы, – он бросил взгляд в зеркало заднего вида.

– Я знаю.

– Значит мы не едем домой? – мне очень хотелось нарушить это напряжение, возникшее в машине.

– Мы едем другой дорогой.

– Почему?

– Ты каждый день пользуешься одной и той же дорогой каждый день, не так ли?

– Я езжу на автобусе. Так как у меня нет другого выбора.

– На автобусе ты ездила одна, – сказал он. – А мы будем брать попеременно различные пути, чтобы было невозможно предсказать твое передвижение.

– Ты не особенно хорошо знаешь меня, не так ли? – я была практически воплощением предопределенности.

– Нет, – он слегка улыбнулся, когда мы остановились возле дома. – Но я еще познакомлюсь с тобой.

Я взялась за дверную ручку, неуверенная как я должна реагировать. – Спасибо за поездку, – сказала я, и это выглядело так, как будто выходит он. – Я могу сама занести покупки в дом.

– Я должен осмотреть дом, – возразил он.

Этот парень? В моем доме? Эта мысль вызвала внутри меня панику. Оставила ли я валяться свое нижнее белье? Сушатся ли еще лифчики в ванной? Лежало ли где-нибудь издание Космополитен со статьей «Семь способов соблазнить мужчину»?

Колин вытащил из бардачка пистолет и снова убрал его под рубашку. Он носил что-то вроде кобуры из черной кожи, которая ненадолго выглянула из под одежды.

– Ключ? – он поспешил к входной двери мимо меня.

Я вытащила связку ключей из сумки, и он вырвал ее из рук.

– У кого еще есть комплект ключей? – он проигнорировал мой протест, когда открывал дверь.

– Я. Моя мама. Вероятно дядя Билли тоже, – я остановилась. – Верити.

Он осмотрелся, и его фигура не давала мне возможности заглянуть в гостиную.

– Новые замки. Сигнализация, – бормотал он, пока бродил по дому. – Выходы?

– Ну, входную дверь, в которую ты вошел, ты уже знаешь, наверное… – я остановилась, когда он повернулся ко мне, нахмурив лоб и показывая мне рукой «Давай уже!».

– Есть еще задняя дверь на кухне. Нам не нужна сигнализация. У нас вряд ли есть что-то ценное, что хотели бы украсть.

– Хочешь, чтобы я переехал сюда?

Я зацепилась ботинком за выцветший восточный ковер. – Нет!

– Тогда вы установите сигнализацию, – он продолжил обход дома, как будто бы меня не существовало, осмотрел окна и покачал головой, очевидно, разочарованно.

Я попыталась посмотреть на свой дом его глазами, это было мучительное чувство. Я жила здесь с момента моего рождения. Комнаты были такими знакомыми, что я могла спокойно ходить в темноте и не наталкиваться на мебель, для такой неуклюжей как я, это было довольно впечатляюще. Я никогда не осматривала квартиру с другой стороны. Здесь никогда ничего не менялось. Я побежала за Колином и коснулась тонкой трещины на оконном стекле.