Текст книги "Цзянь"

Автор книги: Эрик ван Ластбадер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 41 страниц)

– Есть о нем какие-нибудь свежие сведение? – Это был другой голос, несколько более мягкий.

– Не думаю, что его травма слишком серьезна, – ответил Генри Вундерман. Но даже не имея точных сведений о характере повреждений, полученных им во время взрыва, могу с уверенностью сказать, что наиболее болезненным будет психологический аспект. Без сомнения, он тяжело переживает гибель своего отряда, или, используя более точный термин, гибель своего дантая.

– Дантая?

– Да, – согласился с коллегой Джерард Стэллингс слегка высокомерным тоном, который у него всегда проскакивал, когда он разговаривал с Донованом.

Это был очень высокий, мосластый человек с точеными чертами лица типичного англичанина, который говорил с техасским акцентом, растягивая слоги и напирая на буквы "р". Его загорелое худое лицо с резко обозначившимися морщинами отличалось подвижностью и силой, как и все его тело. Его глубоко посаженные зеленовато-карие глаза горели из-под нависшего лба, покрытого мелкими веснушками. Он неплохо воевал во Вьетнаме. Генри Вундерману удалось завербовать его и заставить работать на Куорри3 в 1971 году, когда он руководил силами повстанцев в небольшой, но стратегически важной африканской стране. Вооруженные русским оружием, эти отчаянные ребята со Стэллингсом во главе уже собирались приступом брать столицу, когда вмешался Вундерман. Он оценил стратегические таланты Стэллингса и нашел к нему подход. У него в то время была под рукой одна советская шифровка, перехваченная Куорри. Хотя код, основанный на перестановке гласных и удвоении согласных в определенной системе, и был разгадан, но никто из сотрудников никак не мог понять, что значит сообщение в целом. Вундерман показал шифровку Стэллингсу, тот внимательно посмотрел на нее и мгновенно оказался на крючке.

Он был знатоком военной философии Сунь Цзу. "Искусство войны заключается в умелом сочетании твердости и уступчивости", – процитировал он Вундерману в тот жаркий и душный день в Африке, когда они сидели в тенечке, окруженные черепами правительственных чиновников, которые он и его ребята добыли и сложили в красивые пирамидки. Он был стратегом в душе и любил манипулировать людьми, как если бы они были камешками на доске для игры в вэй ци. Как и Джейк.

– Дантай – это особая группа людей, – продолжал Стэллингс, – связанная узами, которые крепче семейных. Ее члены всецело полагаются друг на друга. Давно известно, что в экстремальных ситуациях близкие отношения способствуют проявлению самых важных бойцовских качеств: мужества, стойкости и ясности мышления.

Из всех людей, собравшихся в комнате, Стэллингс обладал самым богатым опытом работы в полевых условиях, и он презирал тех своих коллег, которым подобного опыта не хватало. А вот Донован, так тот вообще понятия не имел, что такое полевая работа. Стэллингс часто думал, что если бы Доновану поручили какое-нибудь мокрое дело, то он бы облевал свои щегольские мокасины.

– Благодаря именно этому, – прибавил Вундерман, – группа Джейка Мэрока так долго и успешно работала.

– Она работала весьма успешно вплоть до инцидента на реке Сумчун, заметил Донован, нет-нет да заглядывавший во время разговора в компьютерную распечатку личного дела Джейка. – Многие сотрудники считают, что тот инцидент изменил Джейка Мэрока.

Стэллингс пожал плечами.

– Да, тот эпизод был весьма неприятным. Джейк потерял... Сколько он потерял, Генри? Троих?

– Четверых, – ответил Вундерман.

Он был ниже ростом, чем Стэллингс, но гораздо плотнее. Джейк часто в шутку называл его борцом-сумо. У него были грубые черты лица, нос – в синих прожилках и немного приплюснутый, как у профессионального боксера, уши огромные, как у беспородного щенка, и темные волосы, редеющие быстрее, чем ему бы того хотелось. На щеках сохранились следы перенесенной в детстве ветрянки... Что и говорить, лицо непривлекательное, тяжеловатое, но, благодаря мягкому взгляду карих глаз, оно выглядело располагающим и даже симпатичным.

– Пятый на всю жизнь остался калекой. Это было три года назад. После этого Джейк собрал новую дантай. Говорили, что ребята в этой группе были что надо. Я думаю, он не хотел, чтобы то, что произошло на реке Сумчун, опять повторилось.

– И тем не менее это повторилось. Он их всех потерял во время последней сумбурной операции.

– Что поделаешь! У него был реальный шанс взять Ничирена, и он им воспользовался, – сказал Вундерман.

– После того, что случилось на реке Сумчун, можно ли его винить в этом?

– Видит Бог, я не виню! – возразил Донован. – Но Старик ему этого не может простить.

Из всех находившихся в комнате он был самым молодым: среднего роста, бледненький, светленький, но с холодным взглядом серых глаз, которые, казалось, ничего не упускают. Выпускник Стэнфордского университета и бывший член престижной студенческой корпорации "Рэнд", он выглядел странно в этой компании и знал это. Но он был достаточно умен, чтобы и не пытаться вписаться в их среду.

– Ты знаешь не хуже меня, Генри, как он относится к дисциплине, – в его голосе прозвучали менторские нотки, характерные для Энтони Беридиена. Дисциплина – это спинной хребет Куорри. Без нее мы бы не получили нашего мандата. А не получи мы его, в мире наступил бы хаос!

Донован улыбнулся и покачал головой.

– Я-то знаю, что было нужно Джейку, но Старик не знает и знать не хочет... Я просто хотел подготовить вас к тому, что он скажет.

– Ну и хреновина! – буркнул Стэллингс. Напряженность повисла в воздухе, как туман, но трое людей, сидевших друг против друга за широким столом, делали вид, что не замечают ее.

Всего вокруг стола было четыре кресла, намертво привинченных к полу и одно из них пока еще пустовало.

– Где Энтони? – спросил наконец Вундерман.

– На совещании в Госдепартаменте в присутствии самого Президента. Они все там порядком перетрухали по поводу каши, которую заварил Джейк. Хотя японское правительство и склонно все списать на – якудзу, но я должен вам сказать, что они сегодня разговаривали с нами сквозь зубы. Президент зол как черт, потому что он потратил последние девять месяцев, чтобы заключить целый ряд импортно-экспортных договоров с Японией. Сами понимаете, нам как-то надо уменьшить наш чудовищный торговый дефицит... Так что один Бог знает, чем все это кончится, но должен вам сказать, что раз Президент нами недоволен, Старик наверняка устроит всем выволочку.

Тут все трое замерли, услышав, как тяжелая, со свинцовой прослойкой дверь в их святая святых с шумом распахнулась и в дверном проеме возникла сухощавая, кургузая фигурка Энтони Беридиена, советника Президента по вопросам международной безопасности.

Когда автоматический дверной замок щелкнул за его спиной, лампы дневного света (которые никогда не выключались, потому что эта комната для секретных совещаний была расположена глубоко под землей) безжалостно высветили его весьма своеобразные черты. Его голова была несообразно велика для его тщедушного тела. Над широким лбом курчавились густые волосы, аккуратно зачесанные назад. Огромные глаза цветом, а порой и твердостью напоминали кобальт. Если бы не они, то его орлиный нос доминировал бы на этом лице. Глубокие морщины прочертили его лоб и щеки, как насечки на рукоятке револьвера. Но он носил эти шрамы, которыми его наградили прожитые годы, как солдат носит единственную медаль.

Как бы компенсируя недостаток роста, он двигался огромными размашистыми шагами. Не говоря ни слова, он занял свое место за столом и окинул их всех взглядом. Затем его кобальтовые глаза остановились на Вундермане.

– Твой Мэрок снял свою группу с задания, которое они выполняли в окрестностях Гонконга, и исчез с ними, как утренний туман. Он поставил под угрозу нашу сеть вблизи границы, всполошил китайцев и уничтожил всякую возможность когда-либо довести свое задание до успешного завершения.

– Дело в том, – ответил Вундерман, впечатав сжатые кулаки в полированную крышку стола, – что он получил данные о местонахождении Ничирена. И это впервые за последние шестнадцать месяцев. Так что он действовал по обстановке. У него не было времени, чтобы поставить тебя в известность через соответствующие каналы.

– Для нас быть замешанными в смерти инспектора полиции – это просто неслыханно! – вспылил Беридиен, даже не пытаясь сдерживаться. – Скажи мне вот что: он хоть с тобой-то посоветовался? Ты ведь, Вундерман, все-таки его непосредственный начальник, черт побери! Ты руководишь этим ублюдком, как и всеми остальными своими агентами! Именно так ведь, кажется, говорится в инструкции, определяющей круг служебных обязанностей руководителя диверсионной службы, если мне не изменяет память? Или это Джейк руководит тобой, как я уже давно подозреваю: с того самого инцидента на реке Сумчун?

Вундерман невольно бросил взгляд на Донована, и Беридиен, заметив это, сказал:

– На этот раз он тебе не поможет, Генри. Твои личные симпатии за последнее время слишком часто входят в противоречие с четкой и слаженной работой всей организацией. И мне следует...

– Если у нас есть какие-нибудь более серьезные проблемы для обсуждения, почему бы нам не приступить к ним? – прервал его Донован довольно-таки бесцеремонно, и Беридиен бросил на него пронзительный взгляд, как-то по-птичьи дернув головой.

– Интересы Куорри для меня превыше всего, – тихо сказал Вундерман, злясь на самого себя за то, что ему приходится говорить банальность. – И так было всегда, с того самого времени, как ты создал нашу организацию.

Беридиен глубоко вздохнул и его голос немного смягчился.

– Никто не обвиняет тебя в недостатке лояльности, Генри. Помилуй Бог, ты мой бронированный кулак среди хаоса этого мира. Но, как и все мы, грешные, ты только человек. У всех у нас есть свои слабости, все мы слишком часто ошибаемся или заблуждаемся. И в том гигантском лабиринте, в котором мы существуем, все это вполне объяснимо. Вот и все, что я хотел сказать.

Hi подводя черту под этим вопросом, он повернул голову к Доновану, опять по-птичьи дернув ею – жест, за который он уже давно получил прозвище Сова.

– Есть ли какие-либо сведения о том, что именно узнал Мэрок насчет Ничирена и каким образом это произошло?

Донован покачал своей белокурой головой.

– Ничего! Последние семь месяцев я лично контролировал новую советскую секретную линию связи. – Он пошуршал компьютерными распечатками, что лежали перед ним на столе, достал одну, посмотрел на нее, затем положил на место. – И ничего! И уж, конечно, ничего по нашим обычным информационным источникам. То, что Мэрок раскопал, он сделал самолично. – Донован пожал плечами. – Если бы у нас проскочила какая-нибудь информация о Ничирене, вы бы ее немедленно получили. Ничирен ведь уже более трех лет числится у нас Объектом Номер Один.

Беридиен наклонил свою массивную голову. Розоватые тени у него под глазами от верхнего освещения делали его более чем когда-либо похожим на сову.

– Очевидно, Мэрок пользовался какой-то летучей информацией о Ничирене. И действовал он не под эгидой нашей организации, а... – тут он опять бросил укоризненный взгляд на Вундермана, – а без ее поддержки и санкции.

– Но наводка была хорошая, – сказал Донован. – Ему удалось-таки прищучить Ничирена, за которым наше агентство поручило ему наблюдать почти с того самого момента около пяти лет тому назад, когда он начал у нас свою карьеру в качестве наемного убийцы.

– Мы еще коснемся вопроса о последствиях, к которым привел провал Мэрока, – вставил Беридиен. – Но дело даже не в отдельно взятом провале и успехе. Боюсь, Генри, что репутация Мэрока в организации скомпрометирована весьма основательно.

– Сэр...

Беридиен протестующе поднял руку.

– Генри, пожалуйста! Мы все здесь профессионалы. Я уже об этом говорил сегодня, Мэрок, как и всякий агент, обязан подчиняться дисциплине. Мы ничего не сможем добиться – ничего! – если но добьемся дисциплины. Куорри был создан пятнадцать лет назад по инициативе и при поддержке Президента Соединенных Штатов для борьбы с тем, что теперь мы называем международным терроризмом, разжигаемым правительствами государств, которые были и остаются нашими потенциальными противниками. Я понимаю, что не говорю вам ничего такого, о чем бы вы сами давным-давно не знали – еще с тех пор, как мы с вами подписали контракт. Но, возможно, вам известно, что каждый из Президентов в период так называемых девяноста дней рассматривал вопрос о целесообразности существования Куорри. И ни один из них, что я с удовольствием должен отметить, не поднял вопрос о нашем расформировании... И за всем этим кроются вполне понятные причины: мы работаем эффективно, и нас легко проконтролировать. Благодаря нашей железной дисциплине мы застрахованы от того, что не раз случалось с ЦРУ. Нам ни разу не предлагалось очистить занимаемые помещения, и никогда не предложат, смею вас заверить, если... Сегодняшнее экстренное совещание в Госдепартаменте было очень неприятно для Президента. В отличие от ЦРУ, которое подотчетно всей стране, мы являемся приемными детьми самого Президента. Любые наши просчеты напрямую сказываются на нем, и поэтому все наши ошибки он принимает очень близко к сердцу. Позвольте вас проинформировать, что на данном этапе Куорри занимает не очень высокое место в списке правительственных организаций, которые он опекает... А что касается Госдепа, то они находятся просто в шоке после целого ряда нелицеприятных разговоров с Начальником токийской полиции Йасухиро Танаба. По его словам инспектор Хигира оказался случайной жертвой неудачного рейда Мэрока, так же, как и известный токийский бизнесмен Кизан. Я до сих пор чувствую на себе укоризненный взгляд Президента: мы стали причиной его неприятностей, затруднив подписание договора с Японией по экспорту и импорту, а ведь это его любимое детище... Итак, в любом случае, Мэрок нарушил дисциплину, а именно в дисциплине – наша сила. И только благодаря дисциплине, Генри, нам удавалось выжить при всех сменах администрации в Белом Доме! Как только Джейк Мэрок ступил на японскую землю, он порвал с нами все связи. И раз уж он сам заварил эту кашу, то пусть сам ее и расхлебывает! Я все сказал.

Вундерман сидел молча, сцепив пальцы рук и опустив глаза. Почему, спрашивал он себя, – я должен выслушивать все это, как школьник, которого директор отчитывает перед всем классом? Он чувствовал, как в нем всколыхнулась злость на Беридиена за его жестокий и бессердечный приговор. Хоть бы словом упомянул о том, что Джейк сделал для Куорри за долгие годы службы! Вундерман понимал, что должен сказать обо все этом прямо сейчас, что это дело чести произнести страстную речь в защиту Джейка. Но он промолчал. Почему? Неужели потому, что он инстинктивно чувствовал правоту Донована? Что случай на реке Сумчун каким-то необъяснимым образом навеки изменил Джейка и та душевная драма, которую он пережил там, подорвала его профессиональные качества как агента?

Конечно, факт остается фактом: Джейк в самом деле нарушил дисциплину. Вундерман понятия не имел о том, что он планирует совершить рейд в Токио, и для него известие о провале этой операции было как гром среди ясного неба. Черт бы его побрал! Хоть бы ему сообщил о своих планах. Тогда бы он мог придумать для него хоть какое-то оправдание и защитить его в глазах начальства!

А что, собственно говоря, особенного произошло на реке Сумчун? Неужели только тот факт, что четверо его людей погибли у него на глазах, а пятый получил тяжелое ранение, в результате которого у него отнялись ног, мог настолько травмировать такого опытного агента, что он ожесточился и замкнулся в себе? Вундерман вспомнил отчет Джейка о той операции. Ему тогда чуть ли не клещами пришлось вытягивать из него слово за словом. О том, чтобы он четко и внятно рассказал все, что случилось, не могло быть и речи. И теперь Вундерман подумал, что, по-видимому, Джейк тогда рассказал ему далеко не все.

– А теперь давайте вернемся к Ничирену, – сказал Беридиен, и Вундерман понял, что упустил время, когда еще можно было хоть как-то защитить Джейка. Генри, есть ли у нас хоть какие-то сведения о том, что случилось с ним после взрыва?

– Нет, – ответил Вундерман, думая не столько о том, что могло случиться с Ничиреном, сколько о том, что случится с Джейком, отлученным от Куорри. Что касается его самого, то без этой организации он бы почувствовал себя лодкой без руля и без ветрил. Наверное, и Джейк тоже...

– Когда связисты установили связь, я сделал запрос на нашу Гонконгскую базу о Мэроке. Оттуда мне сообщили, что один из группы Мэрока, уже умирая, все-таки вытащил его на себе из разрушенного здания. Наши люди в Токио отправили Мэрока в Цзюлун4. Больше они для него сделать ничего не могли.

– Еще пятеро погибших, – покачал головою Беридиен. – До чего же неприятно добавлять их к его длинному списку! Боже мой, этот Ничирен не человек, а ходячая гильотина!

– Когда-нибудь я предъявлю ему этот список, – сказал до сих пор молчавший Стэллингс. – У Мэрока, мне кажется, была верная идея насчет того, как можно взять Ничирена.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Беридиен.

– Хо йань, – ответил тот. – Есть такой маневр в вэй ци. Весьма в духе Джейка.

– Вэй цц? – переспросил Беридиен. – Что такое вэй ци?

– Это китайская игра в солдатики, – ответил Стэллингс, чувствуя себя в своей стихии. – С помощью белых и черных шашек на расчерченной доске разыгрывается настоящее сражение с применением различных стратегических маневров. Японцы имеют похожую на нее игру, которую они называют го.

– Игра? – фыркнул Беридиен. – И имеющая выход в реальную жизнь? Да брось ты!

Стэллингс не обратил внимания на насмешливый тон.

– В отличие от игр, популярных у нас на Западе, вэй ци имеет философскую подоплеку. Стратегии, характерные для игрока вэй ци. отражают его жизненную философию вообще.

– И каковы же взгляды на жизнь у Мэрока, Стэллингс? – поинтересовался Беридиен. – Исходя из этой игры?

– Этот рейд напомнил мне маневр под названием хо йань, что означает "движущееся око". Простое "око" шашки создают, окружив пересечение линий в центре доски. Сюда не может проникнуть противник, это – зона обороны. Но! Тут Стэллингс многозначительно поднял свой длинный палец. – Это "око" может также использоваться и при наступательном маневре, и в этом случае оно называется "движущимся оком" – хо йань. Вот в чем суть рейда Джейка.

– Но он провалился, – заметил Беридиен. Стэллингс кивнул.

– Очевидно, Джейка переиграли.

Он пожал плечами.

– А жаль.

Вундерман сидел нахохлившись. В его грубых чертах лица застыла озабоченность.

– У нас есть одна более насущная проблема, чем философский аспект восточных игр, – сказал он и, почувствовав, что привлек своей фразой всеобщее внимание повернулся к Беридиену и добавил: – Пропала жена Мэрока, Марианна.

Наступившее за этим сообщением молчание нарушил баритон Беридиена.

– Что ты, черт побери, хочешь этим сказать? Пропала! Как так пропала?

– Я думаю, тебе лучше рассказать все по порядку, Генри, – послышался спокойный, неторопливый голос Донована.

Вундерман распрямил плечи и выполнил просьбу молодого коллеги.

– Марианна Мэрок во время того несчастного рейда находилась у себя дома, в Гонконге. Используя подслушивающую аппаратуру СНИП – Службы Наблюдения и Поиска, – разработанную Донованом и установленную на всех оперативных базах, "швейцары" зафиксировали телефонный звонок, сделанный на квартиру Мэрока в 05.57 по местному времени.

– Междугородный или местный? – поинтересовался Беридиен.

– Междугородный. Как вам известно, СНИП предназначен только для фиксирования, но не для записи. Пользуясь им, мы можем только узнать, откуда позвонили, но не можем узнать, кто звонил и что говорил каждый из абонентов.

– Продолжай, – попросил Беридиен.

– Так вот, звонили из Японии. Из Токио, если быть более точным.

– Мэрок? – спросил Беридиен, имея в виду, не сам ли Джейк звонил.

– Это, конечно, наиболее логичное предположение, – ответил Вундерман. – Но вряд ли справедливое. В соответствии с расчетным временем прибытия самолета, доставившего дантай в Японию в 05.57 Джейк все еще находился в воздухе и с борта самолета никак не мог позвонить домой. В общем, дело темное. Все, что нам известно, так это то, что через пятнадцать минут после звонка Марианна Мэрок отбыла...

– Куда?

– Мы смогли проследить ее путь только до Токио.

– Есть ли там у них друзья – у нее или у Мэрока? – спросил Беридиен.

– У Джейка есть, но только по работе, – ответил Вундерман. – А у Марианны, насколько мне известно, нет вообще.

– А насколько тебе известно? – рявкнул Беридиен.

– Я достаточно осведомлен.

В подземном помещении воцарилась тишина Кобальтовые глаза Беридиена буравили Вундермана.

– Есть ли у тебя что-либо конкретное по поводу того звонка, Генри? спросил он.

– "Швейцары" работают над этим вопросом. Роджер знает, что в системе связи все еще сидят наши жучки. Сейчас "швейцары" сужают сферу поиска до квартала и, возможно, смогут узнать даже номер абонента.

В комнате стоял специфический запах, будто где-то рядом что-то горело.

– Исчезновение миссис Мэрок может и не иметь отношения к операции, сказал Донован. – Как я понимаю, у них последнее время появились некоторые... э-э... трудности.

– Исчезновение есть исчезновение, – возразил Стэллингс. – Такого рода вещи всегда серьезны.

– Тем более в сложившихся обстоятельствах, – прибавил Беридиен с многозначительным видом.

– Что ты этим хочешь сказать? – повернулся к нему Вундерман.

– Только то, что я не верю в случайные совпадения. Не исключено, что неудачный рейд Мэрока и исчезновение его жены каким-то образом связаны.

– Вряд ли, – возразил Вундерман и, прежде чем слова сорвались с его языка, осознал, что шеф, возможно и прав.

Голова Беридиена по-совиному повернулась к нему.

– А этот... как ты назвал тот прием? "Движущееся око", кажется? В общем, он должен был сработать, но не сработал. Может быть, потому, что Мэрок уже не тот, каким был до эпизода на реке Сумчун, подрезавшим его крылышки. А может быть, Ничирен получил информацию о рейде. Я ничего не утверждаю, но говорю, что такое возможно... Если это так, то можно предположить только один источник информации. Никто в Куорри не знал о рейде. Знали только Мэрок и его дантай. Его тигры...

– Так ты намекаешь, что Марианна Мэрок могла сообщить Ничирену?..

Вундерман недоуменно уставился на своего начальника.

Кобальтовые глаза Энтони Беридиена, казалось, пронизывали его насквозь и пришпиливали к стенке. Руководитель Куорри преднамеренно сделал свой взгляд еще более жестким, чем всегда. Он не любил, когда Вундерман располагал фактами, о которых он ничего не знал.

– Я ни на что не намекаю, Генри. Я только делаю логические выводы. Из-за необдуманных действий Мэрока нас всех сейчас лихорадит. И эта лихорадка, если не принять немедленных мер, может подорвать всю нашу организацию. Возможно, все это – слепая случайность. Если это так, то нам надо просто, не теряя присутствие духа, постараться выбраться из затруднения. Но не исключено, что известные нам факты – это лишь вершина айсберга, сфабрикованного враждебными разведками. И тогда наше положение осложняется. В этом случае я ставлю вас в известность, что намерен исследовать этот айсберг, причем безотлагательно. И, джентльмены, да поможет Бог тому человеку, кто попытается мне в этом помешать!

Все боги мочатся нам на голову, – произнес Дэвид Оу на кантонском диалекте. Дождь вылил столько воды на улицы Гонконга, что они стали похожи на реки, готовые выйти из берегов. Настроение Дэвида отнюдь не улучшилось от такой картины. Он ударил рукой по подоконнику, молясь Будде, чтобы Джейк не выкинул какую-нибудь глупость, вроде того, как впасть в летаргический сон. Все положенные в таких случаях анализы были сделаны. Физически Джейк почти не пострадал во время катастрофы в Доме Паломника, отделавшись множественными ссадинами и контузией. Его спасло то, что Мэнди Чой прикрыл его от взрыва собственным телом.

Ну и еще сотрясение мозга. Электроэнцефалограмма показала, что мозговые ткани Джейка не задеты. Тем не менее, он никак не приходил в сознание. Доктора, покачивая головой, уверяли Дэвида, что время – лучший лекарь. Дождь, серый, как его мысли, стекал по стеклам, превращая пыль, скопившуюся на подоконнике, в грязь.

Прежде чем войти в эту комнату на четвертом этаже, он постоял некоторое время, прижавшись спиной к закрытой двери, как будто ему было страшно заходить в саму комнату. Войдя, он остановился в полутемной комнате, всматриваясь в причудливые тени, и на душе у него было тяжко. Он слышал звуки дыхания, но не знал, чье оно: его или Джейка.

Он не хотел шевелиться, не хотел подходить ближе, оттягивая минуту, когда увидит то, что должен увидеть.

Дэвид Оу думал о том, как обернется нарушение дисциплины Джейком для Гонконгской базы. Ничем хорошим, конечно. И Дэвид боялся перемен, которые могли за этим последовать. До того, как Джейк Мэрок вступил в Куорри, Гонконгская база представляла собой всего-навсего казарму, в которой обитала кучка плохо обученных мальчиков на побегушках, сновавших по колонии, как муравьи. Лишенная его организаторского таланта, она может снова стать такою. Черт бы побрал этих мудрецов из Вашингтона, которые управляют нашими судьбами, не разделяя нашего риска! Хотя, может быть, они и переживают по-своему за Джейка, Мэнди Чоя и других...

Подойдя к кровати, он взглянул на того, кто лежал на ней. Если все обязательно кончается именно этим, – подумал он, – то почему мы все упорно продолжаем заниматься нашим делом? Но в душе он знал ответ на этот вопрос. Риск – это не главное, по сравнению с теми целями, достижению которых они себя посвятили. Дэвид Оу отлично понимал, что это ощущение избранности и сплачивало их всех в Куорри.

– Джейк!..

Шепот его повис в воздухе.

Остроконечные и угловатые тени заполнили пространство темнеющей комнаты.

Что-то зашевелилось среди теней, и Дэвид вздрогнул, всматриваясь во мглу. Он слышал только, как монотонно барабанят по стеклу капли дождя. Затем он узнал темную фигуру.

– Верзила Сун, – сказал он резко. – Что ты здесь делаешь?

– Джейк Мэрок – мой друг, – ответил тот, выходя на свет. – Я забочусь о нем как о своем друге. Дэвид Оу насмешливо фыркнул.

– Понятно! Ты заботишься о том, получишь ли в этом месяце свое жалование.

Оба они не переваривали друг друга. Дэвид Оу был из Шанхая, а Сун – из Кантона5. А шанхайцы и кантонцы испокон веку между собой не ладили.

На круглом, как луна, лице Верзилы Суна не отразилось никаких эмоций. Подобное отсутствие всякого выражения китайское языковое сознание усматривает лишь в тесовых воротах.

– Охрана и тебя, и других членов Куорри в ваших жилищах требует вознаграждения. Даже ты это должен понимать.

– Я и понимаю, – ответил Дэвид. – Но давай не смешивать одно с другим службу и дружбу. Свое жалование ты получишь, не нервничай!

– Я пришел сюда не ради жалования. Если бы меня интересовал этот вопрос, я просто позвонил бы тебе по телефону в офис. Но, как я уже тебе сказал, я пришел сюда потому, что Джейк Мэрок – мой друг.

Дэвиду нечего было возразить, и он отвернулся. Зачем в такой момент сюда пожаловал кантонец? Когда Джейка прислали на Гонконгскую базу, он заключил контракт с Верзилой Суном, и их сотрудничество оказалось удачным. Но между родственниками Дэвида и Верзилой Суном было соперничество, и Дэвид всегда сторонился его. А может быть, это было просто проявлением исконной вражды между шанхайцами и кантонцами.

– Ну что, ты увидел все, что надо?

– Я пробыл здесь, сколько мне было надо, если это тебя интересует. Желаю здравствовать!

И Верзила Сун вышел из комнаты, не проронив больше ни звука.

– Лян та мадэ!6 – прошипел ему вслед Дэвид.

Он даже лицо закрыл руками от стыда, вспомнив, как он прошептал: "Джейк!" – в присутствии этого сына морской слизи. Ощущение было такое, будто грязными лапами влезли ему в душу! Когда-нибудь этот гад использует это против него!

Он заставил себя взглянуть в забинтованное лицо спящего Джейка. Темные кровоподтеки, как грозовые тучи. Скажи мне что-нибудь, Джейк. Ну хоть что-то!

Дэвид Оу тяжело опустился на стул рядом с кроватью.

– Да помочатся на голову всех врачей все боги, великие и малые! пробормотал он, ставя на пол бумажный стаканчик. Чай был холодный и горький, как желчь. – Что они знают, эти шарлатаны? Ничего толком не говорят, а мы ждем и мучаемся от неизвестности. И за что мы только им платим?

Он сказал себе, что все это в руках судьбы – пробудится ли Джейк или будет продолжать спать. Но это не утешало. Мать Дэвида была католичкой, и он имел представление об этой религии. Католицизм и буддизм внешне похожи, как море и огромное озеро, если смотреть на них, сидя на полоске земли, их разделяющей. Но по сути они очень отличаются и глубиной, и составом воды... Буддисты находят успокоение в жизни, вечно изменяющейся, как земля в разные времена года, принимая от жизни все, что она может дать... и взять. Католики же борются с естественным ходом вещей, считая, что человек должен быть выше инстинктов и должен навязывать природе свой порядок.

Неужели Джейк так и будет спать без просыпу! Дэвид Оу знал, что ему будет нелегко без Джейка. Сколько раз они спасали друг другу жизнь за те десять лет, что Джейк находился на Гонконгской базе! Глупо даже пытаться подсчитывать. Они всем делились – и радостями жизни и смертельными опасностями. Они были ближе, чем братья: братья имеют только общую кровь, а они были едины по духу.

И теперь он злился на Джейка за то, что тот, со свойственной ему одержимостью, поставил все это на карту ради призрачного шанса привезти с собой Ничирена, как какой-нибудь трофей из черной Африки. Разве стоит выродок, вроде Ничирена, того, чтобы такие парни, как Джейк, рисковали своей жизнью, пытаясь захватить его?

Дэвид вздохнул. В этой больничной палате все так пропиталось сыростью, что в ней даже мысли отсыревают! Человеческие страсти буквально омывают эти стены. Кажется, что наряду с гравюрами, изображавшими королевские клиперы старой королевы в гавани Виктории, и цветными портретами королевы, царствующей ныне, на стенах этих развешены стоны и слезы. Молчаливая скорбь и покорность судьбе доминировали здесь, как и в трущобах, располагавшихся неподалеку.

– Дэвид!

Дэвид Оу вздрогнул и резко обернулся, подумав, что это кто-то из полумрака произнес его имя. Потом посмотрел на забинтованное лицо Джейка Мэрока и увидел, что два кошачьих глаза – топазы с бронзовыми прожилками – смотрят на него, не мигая.

– Лян та мадэ! Джейк!

Он пересел со стула на кровать друга.