Текст книги "Великолепная афера"

Автор книги: Эрик Гарсиа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

– Если мы начнем работать вместе, – продолжает Рой, подходя ближе к Саифу, ловит его взгляд и пристально глядит ему в глаза, – и я замечу, что ты собираешься раскрыть свой гриб-сомбреро, я убью тебя. Так и договоримся, я убью тебя.

Саиф кивает головой.

– Другого я и не ожидал, – негромко произносит он.

– Ну и отлично, – объявляет Рой, и все весело улыбаются. – Давайте взглянем на ваш остальной хлам.

* * *

На следующей неделе Рой и Фрэнки сбыли восемь картин, обещав покупателям доставить еще. Их подельник, работавший в городе, парень, знакомый Рою еще с тех времен, когда он проворачивал дела с Хэнком, знает другого парня, тот знает другого парня, который, в свою очередь, знает еще какого-то парня. Входить в дело глубже Рой не желает. Они с Фрэнки имеют на двоих примерно восемь штук за картину. Роя такой заработок устраивает.

Как-то вечером, когда они занимались произведениями искусства, одна из картин привлекла внимание Роя. Краски более яркие по сравнению с другими полотнами, интересные фигуры. Это абстрактная живопись, но Рой думает, что она, наверное, имеет определенный смысл, который раскрывается тому, кто долго и внимательно смотрит на картину.

– Это Миро,[9]9
  Жоан Миро (1893–1983) – испанский живописец, скульптор и график.


[Закрыть] – поясняет ему Саиф. – Одна дама из Брюсселя сделала копию с копии, сделанной одним джентльменом из Эль-Сальвадора, который, в свою очередь, скопировал копию, выполненную другим джентльменом из Испании.

Саиф в благодарность за работу и в знак доброго расположения отдает картину Рою и отказывается брать с него деньги. Рой тем не менее заставляет его принять тысячу долларов. Он с подозрением относится ко всему, что достается бесплатно.

Придя вечером домой, Рой вешает это полотно без рамы на стене комнаты, которая служит ему укрытием, или тайником, над керамической лошадью. Полотно явно контрастирует с блеклыми, ничего не выражающими акварелями. Оно вносит какой-то дополнительный свет в его комнату. Этой ночью он впервые с момента покупки дома спит в своем убежище. Раскрывает диван-книжку, сразу же укладывается и не сводит глаз с картины. С подделки из Брюсселя.

Наутро Рой просыпается поздно. Солнце светит в окно, от голубого неба по комнате разливается мягкий свет. Время лишь на то, чтобы принять душ и побриться. Завтракать уже некогда. У него назначена встреча с доктором Клейном.

– Я опоздал? – обращается он к секретарше, входя в приемную. – Опоздал, да?

Ванда уже привыкла общаться с Роем. Она смеется и взмахом руки просит его не волноваться.

– Он и сам постоянно опаздывает. Проходите, ничего страшного не произошло.

Клейн сидит за письменным столом и, как обычно, что-то пишет в блокноте. Как обычно. Рой бросает взгляд на груду книг, громоздящихся на углу стола. Мешок из толстой ткани валяется на ковре.

– Приветствую вас, док, – говорит Рой, устраиваясь поудобнее в кресле. – Черпаете из кладезя знания?

Доктор поднимает голову от бумаг.

– Рой, вы… оче…

– Почти не опоздал. Проспал.

– Я не то хотел сказать. Вы неплохо выглядите. Это меня радует.

– Чудодейственные таблетки, док, – пожимает плечами Рой. – В них, наверное, содержится что-то особое.

Клейн смеется.

– В них, если быть точным, входит SSCI-ингибитор, но это и вправду чудодейственные таблетки. Примерно сейчас проявляется их действие, – на мгновение он останавливает взгляд на своем блокноте, вертит в пальцах карандаш. – Я слышал, вы хорошо провели время с Анджелой на прошлой неделе. Я слышал, все прошло хорошо.

– Да. Все прошло хорошо. Мне тоже так кажется, хотя в том, чем живут четырнадцатилетние, я разбираюсь как свинья в апельсинах, согласны? Но тем не менее мы хорошо поговорили. Мне так думается. Все было… все было хорошо, – Рой замолчал, раздумывая, откуда док узнал, что у них все прошло гладко. – Вы говорили с ней?

– Говорил. Я говорил с ней. И теперь мне надо кое о чем поговорить с вами.

– Кое о чем, что касается Анджелы?

Рой слышит, как позади него, за спиной, открывается дверь. Слышится звук шагов по плиткам, которыми выстлан пол. Походка легкая, беззаботная. Еще не обернувшись и не увидев ее, он уже знает, что идет она. На ней юбочка из шотландки, голубая блузка, в зубах зажат кончик пластиковой обертки от сладкой плитки.

– "Сникерсы" в автомате закончились, – объявляет Анджела, – пришлось взять "Твикс". Ненавижу эти "Твиксы".

Она окидывает взглядом комнату и видит Роя. Улыбка озаряет ее лицо.

– Привет, Рой. У тебя отличный галстук.

В два прыжка она приближается к Рою и чмокает его в щеку. Рой в смятении – должен ли он ответить поцелуем на ее поцелуй, но она уже прошла половину расстояния до стены кабинета, через секунду усаживается в мягкое кресло, положив ногу на ногу. Выставляет себя напоказ. Так обычно делала Хедер.

– Сегодня… сегодня ведь среда, – говорит Рой, не скрывая удивления. – Я думал, ты позвонишь… я планировал все на уикенд…

– Да, как договорились, так все и будет. Ты знаешь, я передала маме привет от тебя. Помнишь, на вокзале ты сказал мне передать от тебя привет, а я ответила, что вряд ли это нужно, и…

– Я помню.

– Да… Ну так вот, я передала ей привет от тебя, а она сказала, что не желает о тебе слышать. А я сказала ей, что нет ничего плохого в том, что ты передал ей привет, и что если уж ты захотел это сделать, так ей по крайней мере надо услышать это. Я правильно сказала, да? Ну и все. Но она опять сказала, что не желает слышать об этом и не хочет, чтобы я общалась с тобой. А я ответила ей, что не думаю, что она должна решать, с кем мне общаться, а с кем нет; тогда она сказала, что, если я не перестану приставать к ней с приветами от тебя, она запрет меня дома. Но для того, чтобы посмотреть, что она будет делать, я снова сказала ей, что ты передал ей привет, а она и впрямь закрыла меня дома. А когда я снова и снова стала говорить ей о твоем привете, она попросту вышла из себя, я тоже вышла из себя и…

Она улыбается, поднимает мешок, лежащий на ковре у ее кресла, перекладывает его к себе на колени.

– Ведь у тебя в доме найдется комната, так?

* * *

– И часто такое случается? – спрашивает ее Рой вечером, расстилая новую простыню на раскинутый диван. В его комнате-убежище темно, картина Миро не видна. – Ты часто убегаешь из дому?

– А ты никогда не затеваешь скандалов, верно? – сперва спрашивает Анджела и через мгновение отвечает на вопрос: – Иногда такое случается.

– Затеваю скандалы?.. Да нет, я просто не ожидал…

– Обычно я ухожу к друзьям, девочкам, с которыми учусь в школе. И остаюсь у них на несколько дней, пока мама не успокоится и не позволит мне снова вернуться домой.

Рой взбивает подушки, изо всех сил стараясь сделать их мягче и пышнее.

– Она до сих пор все еще выходит из себя и бывает буйной?

– Если это можно так назвать. Иногда она просто прелесть, и мороженое мне купит, и гулять мы с ней ходим, просто гулять, понимаешь? Ходим и говорим о чем угодно; она просто редкостная мама. И если мои друзья допоздна засиживаются у нас, то из этого никто не делает проблемы. А бывает, что она вдруг взрывается и затевает скандал без всякой причины, демонстрируя мне все свои изуверские приемы. Она вцепляется себе в волосы, вопит диким голосом, вертится на месте и носится кругами по комнатам. Наша собака начинает дрожать и прячется под стол. Ты представить себе не можешь, что происходит. – Анджела сидит на разложенном и застеленном диване; диван слегка поскрипывает под ее худощавым телом. – Когда вы были вместе, она тоже позволяла себе такое?

Рой сидит на другом конце дивана. Диван прогибается под ним.

– Не часто, – отвечает он. – В основном-то мы кричали друг на друга. Я не знаю, что являлось причиной. Помню, однажды поздно вечером мы вышли, чтобы перекусить, но все клубы были уже закрыты. Мы нашли одно местечко, по-настоящему отличное местечко, где обслуживали до трех часов.

– Какое-нибудь кафе?

– Нет, не кафе. Это заведение располагалось несколькими ступеньками выше обычного кафе. Туда приходят после того, как уже прошвырнутся по барам, или после театра. Ты же знаешь, люди ходят на спектакли, заканчивающиеся поздно, а потом ищут место, где бы поесть; так вот, это было именно такое заведение. Там, кроме нас, были еще посетители. Но мы нашли свободные места, сели, заказали еду и, перешучиваясь и пересмеиваясь друг с другом, принялись рассматривать платья и костюмы людей, сидевших рядом с нами. И вдруг, немного погодя… я думаю, что официант, убиравший посуду со столов, разлил воду около ее ног. Около туфель твоей мамы. Я не знаю, были ли это ее любимые туфли, или просто туфли, или еще что, но она словно с цепи сорвалась. Она схватила со стола корзину для хлеба и вилок, переломила ее пополам и швырнула ее со всем, что в ней было, в задницу несчастному официанту. К моменту, когда нас вышвырнули оттуда, твоя мама умудрилась сломать три столовых прибора и обругать последними словами всех, кто находился в обеденном зале.

Рой чувствует, что непроизвольно улыбается, вспоминая это событие.

– Это похоже на маму.

– Согласен, – поводит плечами Рой.

– Как ты думаешь, она продолжала бы вести себя так же, если бы вы были вместе?

Он смотрит на Анджелу. Невинные глазки.

– Что ты хочешь сказать?

– Именно то и хочу сказать. Может, мама злится из-за того, что вынуждена растить меня одна.

– Постой-постой, – взволнованно говорит Рой. – Постой… ведь не я ушел от твоей матери. Я даже… я даже и не знал о том, что ты существуешь…

Анджела обхватывает руками голову Роя, прижимая ладони ко лбу. Успокаивает его.

– Я не это имела в виду. Я не виню тебя… я никого не виню. Возможно, маму. Я лишь думаю, что если бы вы до сих пор были вместе, то ей было бы легче. Меньше волнений и стрессов.

– Возможно. Хотя я сомневаюсь. Я не… не стоит беспокоиться об этом. Уже поздно, ты устала. Мне надо съездить кое-куда по делам. – Он встает, диван расправляется. – Если проголодаешься, в холодильнике есть вкусные мясные деликатесы.

– Не волнуйся, я в порядке, – говорит Анджела, – спасибо.

– Хлеб в морозилке, просто разогрей его в микроволновке. Горчица тоже в холодильнике. Там же и замороженный суп, но… он, похоже, уже старый, поэтому… Не надо есть этот суп, в кладовке есть консервированные супы.

– Да ладно, Рой, я сыта.

– Ну ладно. Если захочешь чего-нибудь выпить… ты пьешь?

– Мне ведь четырнадцать.

– Да, понимаю, – говорит Рой, немного смутившись, хотя не уверен, что правильно понял смысл ее ответа. – Если захочешь выпить, то загляни в винный ящик; он рядом со стереопроигрывателем в гостиной.

Анджела залезает в постель, укрывается одеялом до самого подбородка. Ну точь-в-точь как Хедер, думает Рой. Она как будто плывет по воздуху.

– Я скоро вернусь, – говорит Рой. – Не бойся, все будет в порядке.

– Я буду спать. А куда ты идешь?

– На встречу с клиентом.

– Еще с одним? В полночь?

Рой кивает головой, разглаживает складки на одеяле поверх тела Анджелы.

– Антикварные вещи не могут ждать.

Она усмехается, поворачивается на бок, обхватывает руками подушку.

– Спокойной ночи, Рой.

– Спокойной ночи, Анджела.

* * *

В кафе Фрэнки, не умолкая, говорит и говорит о сделках с произведениями искусства. У него уже есть планы, грандиозные планы, заверяет он Роя. Идеи, методы их воплощения в жизнь, новые способы охвата всей страны сетью продажи предметов искусства. Он уже обдумал, как создать местную, региональную и всемирную сеть продаж. Он мысленно представляет себе, как это становится основой их бизнеса, главным источником финансовых поступлений. И все это время Рой, не переставая, думает о том, как там Анджела в его доме. Его волнует, хорошо ли ей спится. Его волнует, что будет, если она проснется и увидит керамическую лошадь. Его волнует, а не снимет ли она с лошади голову. Его волнует, что будет, если она заглянет внутрь. Если она заглянет, он должен будет объяснить ей, чем он в действительности зарабатывает на жизнь. Если она заглянет, он должен будет сказать правду.

– Послушай, о чем я думаю, – говорит Фрэнки. – Мы берем деньги, полученные, ну, скажем, от продаж в Англии, и постепенно переводим их обратно, используя каналы, которые мы организовываем в Азии. Таким образом, мы работаем как бы с двумя финансовыми структурами, осуществляя две разные операции.

– Угу, – бормочет Рой.

Сегодня индейка пересушена. И горчица не помогает.

– А еще курсовая разница. Если правильно выбрать момент, так можно наварить еще по штуке, а то и больше, за каждую картину, и это только за счет обмена денег в правильно выбранный момент. Я видел по Си-Эн-Эн, как проворачиваются такие операции.

– Ты прав, я не спорю.

Фрэнки откладывает недоеденный гамбургер в сторону. Пристально смотрит на безучастное лицо своего партнера.

– Послушай, может, мне сегодня пойти домой пораньше и потрахаться с хомячком? – спрашивает он, стараясь быть таким же спокойным и безучастным.

– Отличная мысль, – бормочет Рой в ответ. – По мне, так это очень даже неплохо.

Но вот Фрэнки привстает, вот уже наполовину приподнялся над стулом, вот в бешенстве хватает вилку и мечет ее в пол. Рой вздрагивает и возвращается в реальность.

– Я-то думал, что эти чертовы таблетки действуют, – рычит Фрэнки.

– Что? Они действуют.

– Не морочь мне голову. Ты что, не принимаешь их?

– Да все я принимаю… принимаю! И какого черта ты все время говоришь об этих таблетках? Сядь! – Рой огляделся вокруг; они обратили на себя внимание посетителей; одни смотрели на них, обсуждая возможную причину столь бурной вспышки, другие перешептывались. – Ты слышишь, сядь!

– Да что с тобой происходит, черт возьми? – не может успокоиться Фрэнки, все еще приподнявшись наполовину над стойкой. – Скажи мне, в конце концов, что у тебя за проблемы.

– Для начала сядь и успокойся, а потом поговорим.

– А мы что делали, не говорили? Я, по крайней мере, говорил. А ты целых полчаса что-то ворчал и бурчал мне в ответ. Я говорю о деньгах; о том, как нам делать деньги, а ты как сомнамбула.

– Да нет же. Нет…

Фрэнки не дает ему закончить:

– Я знаю, то, что мы имеем от продажи картин, для тебя пустяк. Я знаю, что десять штук для тебя пустяк…

– Нет и нет, – обрывает его Рой. – Десять штук – это десять штук.

– …потому что у тебя такая пропасть этих чертовых денег, что хоть задницу ими вытирай; все твои сбережения и твои… просто не знаю, как назвать то, что ты с ними делаешь.

Рой не собирается вникать, что там знает или не знает Фрэнки. Он уверен, что Фрэнки ничего не знает о лошади. И он уверен, что Фрэнки ничего не знает о Каймановых островах, о его банковских счетах. К тому же он не собирается давать ему какой-либо шанс оказаться в курсе всего этого. Фрэнки его подельник, и Фрэнки хороший парень. Но деньги Роя – это деньги Роя. И никого больше это не касается.

– Успокойся, – снова просит Рой. – Успокойся. Я не знаю, с чего ты взял, что у меня пропасть денег.

– Ладно, перестань. Мы снова ругаемся из-за этого, я же знаю, какова твоя доля.

– Так ведь и твоя доля такая же.

– Но я трачу деньги. Я покупаю дорогие вещи. Ты же разъезжаешь на старом драндулете, живешь в какой-то хижине и по десять лет таскаешь одни и те же затрапезные костюмы. Ты постоянно твердишь о бережливости; о необходимости откладывать на черный день; о том, что таким людям, как мы, жизнь может преподнести что угодно, и все в таком духе.

Рой откидывается назад. Делает глубокие вдохи. Чувствует относительное облегчение.

– С чего ты вдруг завел разговор об этом?

Фрэнки шлепается на табурет. Остальные посетители постепенно отворачиваются от этой пары, привлекшей их внимание, и возвращаются к своим заботам.

– Дело в том, – говорит он, – что я делаю все, чтобы заработать деньги, так ведь? Я все еще должен делать дела, которые дают нам возможность держаться на плаву. И поверь мне, я не испытываю морального удовлетворения, когда моему партнеру наплевать на все, что я предлагаю.

– Я ни на что не плевал, – возражает Рой, но сам-то знает, что плевал. Он не всегда обращал внимание на Фрэнки. И, конечно же, оставил без внимания все то, что его подельник излагал сегодня вечером. – Я был просто…

Он не может подобрать нужного слова. Фрэнки вне себя, и Рой это видит. Он хочет знать, что дела снова пойдут так, как надо. Рой может обещать ему это. Рой может все объяснить. Черт возьми, ведь когда-то недовольство партнеров должно прорываться наружу.

– У меня есть ребенок, – говорит Рой как бы невзначай. – У меня появилась дочь, которую зовут Анджела. Ей четырнадцать лет, и сегодня она ночует у меня дома.

Фрэнки подносит гамбургер ко рту, откусывает от него кусок и ржет с набитым ртом.

– Ну и шуточки у тебя, Рой.

– Если это шутка, то я все еще жду, чем она закончится. – И он рассказывает Фрэнки всю историю от начала до конца.

* * *

Всю дорогу до порта, куда они направились этим вечером, Фрэнки говорит и говорит Рою о том, как он воспринимает сложившуюся ситуацию:

– Это нехорошо. Это совсем не хорошо.

– Но это же временно, – объясняет Рой. – Они расплевались с мамашей, поэтому она останется у меня на денек-другой, пока все уляжется.

– Ведь ты не знаешь, что такое иметь детей, это я и хочу сказать.

– А ты знаешь?

– И я не знаю. Но я и не взял бы ребенка, как это сделал ты… лишь потому, что мой психиатр сказал, что от этого я буду лучше себя чувствовать.

– Она же моя… она часть меня. Я ее сотворил. Я участвовал в этом, я… послушай, я сейчас тоже несу за нее ответственность. Особую ответственность. И если это требует определенных усилий с моей стороны, то я должен сделать все, что должен сделать.

– Это опасно.

– Да нет. – Они уже в порту, и Рой опять припарковывается на пятачке, что рядом со складом Саифа. – Она не знает, чем я занимаюсь, она ни о чем не догадывается.

– Не исключено, что скоро ей захочется узнать об этом, а возможно, и поучаствовать.

– Нет, она не хочет и не захочет. Ты ее не увидишь. Тебе незачем ее видеть. Ну все, приехали.

Выйдя из машины, Фрэнки с силой захлопывает дверцу. Рой не реагирует. Они идут на склад. Фрэнки впереди. Рой несет сумки, в которые уложат покупки, и деньги. Носить деньги при себе он не любит. Рой нервничает. Он пытается следить за тенями, которые отбрасывают на стену их тела, но проход слишком узкий. Все вокруг пропитано запахом гниющей рыбы. Рой думает, что зимой здесь будет намного лучше.

Саиф, как всегда, радостно приветствует их, раскинув руки, готовые к объятиям. Рой не противится. Он уже позволил Саифу обнять себя при их последней встрече, создав этим прецедент. Это – составляющая цены, когда ведешь дела с сирийцами. Или с турками. Или кто он там есть на самом деле.

– Сорок штук, – говорит Фрэнки Саифу, доставая пачку денег из сумки Роя и выкладывая ее на крышку ящика. – Это за Кандинского и… ну, этого, у которого черный квадрат в середине и оранжевый сбоку?

– Уилдера, – подсказывает Саиф.

– Да, за него. Двадцать пять за Кандинского, пятнадцать за Уилдера.

Саиф щелкает пальцами, появляется тощий человек в голубом спортивном костюме и забирает деньги.

– А ваша доля?

– Уже взяли, – отвечает Рой. – Так быстрее. Если это все, тогда до завтра. Приедем за очередной порцией. – Он направляется к выходу.

– Друзья мои, – останавливает его Саиф. – Пожалуйста, не уделите ли вы мне минутку своего времени?

Рою это не нужно. Он хочет домой. Хочет лечь в кровать. Хочет узнать, спит ли Анджела или лежит и мечтает. Хочет знать, все ли в порядке. Он смотрит на Фрэнки; глаза этого мерзавца требуют. Он остается. Чтобы выслушать этого человека.

– Да? – со вздохом произносит Рой, поворачиваясь к Саифу.

– Принимая во внимание то, что вы так успешно работали в течение этих нескольких недель, может быть, вы готовы развить наши отношения?

Рой отрицательно качает головой:

– До пятого свидания я не лезу к даме с поцелуями.

Саиф осклабился.

– Я устал заниматься одними и теми же шедеврами. Я в этом бизнесе уже много лет, и хотя он приносит прибыль, но он… надоедает.

– Заведи себе какое-нибудь хобби, – предлагает Рой. – Макраме. Гольф. Лично мне все равно, чем ты займешься.

– Хобби, которое меня увлекает, это ваш жизненный стиль.

– Наш жизненный стиль?

– Мошенничество. Незаконные доходы. Мне интересно почувствовать себя на вашем месте.

– Мне кажется, я ясно выразился, – говорит Рой. – Мы не намерены устанавливать с вами партнерские отношения.

– Ну а в роли ученика…

– В ваших проектах мы также не собираемся участвовать.

Саиф смотрит на Фрэнки. По его взгляду Рой понимает, что они уже говорили об этом раньше. Фрэнки кивком головы выражает свое согласие с тем, что сказал Саиф, а турок продолжает:

– Я понимаю, что для работы в более широких масштабах… для более крупного мошенничества… необходим капитал.

– Мы не играем подолгу в одну и ту же игру.

Вообще-то они играют, но не часто. Только об этом лучше не распространяться.

– Я понимаю, что это может быть намного более прибыльным делом, к тому же у меня есть и необходимый капитал.

– У нас тоже есть деньги. Так что спасибо; спасибо, нет.

А Саиф все говорит и говорит; его слова пролетают мимо ушей Роя.

– К тому же у меня много друзей, согласных участвовать и обладающих такими же капиталами. Многие ищут, как бы удачнее использовать свои возможности.

Рой старается выглядеть более убедительным. Старается показать, что каждый шаг, каждый его ответ тщательно обдуман. Все, что он говорит, твердо и неколебимо. На этот раз он хочет вбить это в тупую башку Саифа.

– Я уже потерял счет тому, сколько раз я повторил тебе это, – произносит он, стараясь не повышать голоса. – Написать тебе это на лбу? Или высечь на твоем надгробном камне? Но поскольку все мы завязаны на бизнесе с шедеврами, я еще раз окажу тебе честь и скажу все напрямик: Мы… Не хотим… Быть… Партнерами.

Саиф отшатывается назад. Опускает голову, глядя в землю.

– Понятно. Может быть, еще не пришло время, друзья мои.

Не пришло время. Рой снова чувствует, как его голову сжимает словно тисками, в ушах шумит. На стенах склада мелькают яркие пятна. Рой знает, что ему нужно расслабиться. Думает о таблетках, ожидающих его дома. Думает о том, как они ему хорошо помогают. Думает об Анджеле, спящей в его потайной комнате. Он может сорваться и не совладать с собой прямо здесь, прямо сейчас.

Скрипя зубами, сжав челюсти, Рой сгребает Фрэнки и молча ведет его вон из склада, в пропахшую рыбой ночную темень.

Фрэнки еще не пришел в себя от случившегося.

– Это как раз то, о чем я все время говорю с тобой, – скулит он. – А что ты сделал… ведь этот человек предложил нам вести дела…

Рой поворачивает своего подельника лицом к себе, подносит к его лицу кулак; в его движениях чувствуется неподдельная ярость. Такое Фрэнки видит впервые. Теперь уже не нужно сдерживать голос и тон.

– Попробуй только еще раз выкинуть что-либо подобное за моей спиной, ты понял? Здесь мы получаем товар – но это не то же самое, что дело, которое мы проворачиваем. Если в деле ты и я, то в нем только ты и я. И никто из этих недоносков не должен совать в него свой нос. А то, что он получает от нас деньги, не имеет никакого значения, ты понял это?

– Господи, Рой, да я и не думал… я был уверен, что тебе понравится это предложение.

– То, что ты сделал, – то, что ты хотел сделать, – в этом нет ни капли здравого смысла, зато смердит от жажды смерти, хоть это ты понимаешь? Много ты видел групп из трех или четырех подельников, которым посчастливилось достаточно долгое время кантоваться на свободе, до того, как они загремели за решетку? Ты нашел нового парня, значит, надо волноваться еще и за этого парня. Ты ведь знаешь его не долго – ты говоришь, что знаешь его два года, – а то, что он мог за это время переродиться и готов всадить тебе нож в спину, – на это плевать, пусть всаживает нож в спину мне... когда найдет нужным. Прихватит наши деньги да и даст деру.

Фрэнки выглядит удрученным и озлобленным.

– Ты вбиваешь себе в голову невесть что, – вкрадчиво говорит он.

– Я ничего не вбиваю себе в голову. Мне следовало послать тебя ко всем чертям, вот что мне следовало сделать. Хэнк всегда говорил мне: когда у твоего подельника свербят пятки, не стоит смазывать их мазью. Пусть уходит. Ты хочешь отвалить, так? А теперь ты хочешь скорешить меня с Саифом?

– Да нет… господи, Рой, нет…

– Ага, не хочешь…

Рой уже выпустил пар. Голову больше не сдавливает. Отпустило. Он снова может видеть, видеть во тьме дорогу к машине.

– Потому что мы хорошая пара, – продолжает он, но уже значительно тише и более спокойно. – Мы с тобой хорошая пара. А поэтому давай не вредить друг другу. Идет?

– Конечно. Конечно.

– Если так, тогда базар закончен.

* * *

Рой не хочет будить Анджелу, но не хочет и держать шесть штук в кармане, ему не терпится положить их в лошадь. Он понимает, что это глупо. Понимает, что держать деньги внутри лошади небезопасно, все равно что хранить их в ящике бюро или в шкатулке. Но он именно так хранит деньги, и независимо от того, принимает он таблетки или не принимает, он желает хранить наличные средства внутри лошади.

На цыпочках, затаив дыхание, он входит в свою потайную комнату. Мягко опуская ступни на пол, старается двигаться бесшумно. Это нелегко. Боль пронзает лодыжки. Анджела спит на разложенном диване-книжке, одеяло сползло, руки по-прежнему обхватывают подушку. Ночная рубашка задралась выше колен, и Рой усилием воли отводит глаза от ее ног. Ноги у нее точь-в-точь как у Хедер. Лучше смотреть в сторону. Лучше смотреть на лошадь.

Голова лошади тяжелая, тяжелая как обычно. Но сегодня ночью ему кажется, что она сделана из свинца. Чем больше стараний он прилагает к тому, чтобы не шуметь, тем больше, как ему кажется, шума производят все его движения. Керамическая шея, когда он хочет поднять голову, со скрежетом поворачивается на теле. Он замирает, оставив голову на месте. Капли пота струятся у него по шее. Анджела вздыхает, всхрапывает во сне, переворачивается на другой бок. Лицом к стене. Отлично.

Рой снова берется за голову, и она поддается. Он старается удержать ее одной рукой, прижимает голову к бедру и достает пачку денег из кармана пиджака. Опускает новенькую пачку вниз, ощупывает пачки, уже лежащие во чреве. Чрево заполнено. Даже переполнено. Надо ехать на Каймановы острова, и скорее. В лошади уже слишком много денег. Кто угодно скажет, что слишком много.

Поставить голову на место легче. Ни треска. Ни скрежета. Он на мгновение застывает на месте, глядя на висящего на стене Миро. Эта картина похожа на Анджелу, думает он. В ней есть жизнь. Из всего, что висит на этих стенах, жизнь есть только в ней. Завтра он, возможно, попросит у Саифа еще одно полотно Миро.

– Рой? – окликает его Анджела. Сердце Роя начинает биться чуть быстрее.

– Спи, – говорит он, поворачиваясь к ней. Она, приподнявшись на локте, всматривается в темноту. Его манипуляций с лошадью она не видела. По всей вероятности не видела.

– Ты только что проснулась? – спрашивает он.

– Угу. Пить хочется, принесешь мне воды?

– Конечно, сейчас. Лежи, не вставай.

Рой спешит на кухню, берет чистый стакан и наливает в него воду из-под крана. Кладет в стакан несколько кубиков льда, чтобы вода была попрохладней. Выжимает несколько капель лимонного сока, чтобы улучшить вкус. Без этого вода из-под крана мало пригодна для питья.

Он возвращается в свою потайную комнату, садится на край разложенного дивана и протягивает ей стакан.

– Спасибо, – говорит она, поднося стакан к губам. – В комнате очень сухой воздух.

– Здесь всегда сухо. Из-за ветра.

Она снова подносит стакан ко рту.

– Как прошла твоя встреча?

– Нормально. Появились еще покупатели.

– А что они хотят купить?

– Одну вещицу, которую я продаю. Столовый сервиз. Очень старый.

Анджела смеется, поднимает волосы к макушке. Пряди опадают и покрывают ее лицо, покрывают глаза. Сквозь них он видит только ее губы; они растянуты в улыбке.

– Можно задать тебе еще один вопрос?

– Завтра. Сейчас спи.

– Почему мама тебя бросила?

Ох уж этот ребенок со своими вопросами.

– Ты бы… спроси лучше у нее.

Анджела отдает Рою стакан, потягивается. Рой укрывает ее одеялом.

– Так из-за этого мы и поскандалили, – говорит она. – Я спросила ее, но она не захотела говорить об этом. Несколько раз обозвала тебя нехорошими словами.

– Да… на нее это похоже. Правда… – Рой не хочет рассказывать Анджеле о том одном случае, когда его кулаки сделали его хозяином положения. Хедер все равно бросила бы его. Наверняка бросила бы. Возможно, она предвидела такой исход намного раньше, чем он. – Я, по правде, не знаю, почему твоя мама ушла от меня. Возможно, она считала меня плохим человеком.

– Плохим человеком? Тебя? – переспрашивает Анджела. Голос ее звучит приглушенно, руки снова обхватывают подушку, в которую уткнулось лицо. Она постепенно погружается в сон. – Ты действительно плохой?

– Да.

– Ты не похож на плохого человека.

– Здесь-то и зарыта собака. То, что я не похож на плохого, делает меня еще хуже.

Глаза Анджелы закрыты, голова утопает в подушке.

– Я не думаю, что ты плохой человек. Ты совсем не плохой человек.

– Тебе еще рано судить об этом, – говорит Рой. Он встает, поправляет на ней одеяло и идет к двери. – Спи. – Он выходит в коридор, прикрывает за собой дверь, смотрит на постепенно затухающую полоску света, которая пробивается из-под двери потайной комнаты. Рою тоже пора идти спать. Он направляется в спальню.

Пройдя пять футов, он все еще слышит бормотание Анджелы: "Я вовсе не думаю, что ты плохой человек".