Текст книги "Непредвиденная опасность"

Автор книги: Эрик Амблер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

Несмотря на поздний час, народу на вокзале было полно, и Кентон не замечал двоих мужчин до тех пор, пока не поравнялся с ними. Внезапно его грубо подхватили с двух сторон под руки, а под ребра ткнулся округлый и твердый ствол пистолета. Сердце у Кентона упало.

– Herr Kenton?

Он помедлил, а затем пожал плечами. Невозможно догадаться, каким образом, но его все-таки выследили! И раз уж он попался, осложнять свое и без того печальное положение, пожалуй, не стоит. Следует принять его как неизбежное. И Кентон кивнул:

– Ja.

– Gut.

Они повели его к выходу, затем – вниз, по ступенькам, к поджидавшему у тротуара большому «мерседесу» с шофером в униформе.

Один из мужчин сел на заднее сиденье. Его напарник толкнул к нему Кентона.

– Einsteigen![38]38
  Садитесь! (нем.).


[Закрыть]

Кентон влез в машину, за ним последовал мужчина с револьвером, и журналист оказался посередине. Шторки на окнах были опущены, машина тронулась с места. Сначала Кентон размышлял – стоит ли попросить этих людей предъявить удостоверения? Вроде бы похожи на полицейских в штатском, но ведут себя как-то слишком неформально.

Внезапно он обернулся к мужчине, сидевшему слева.

– Куда вы меня везете?

– Stillschweigen![39]39
  Молчать! (нем.).


[Закрыть]

Для пущей убедительности в бок ему снова ткнулся ствол револьвера.

Кентон откинулся на спинку сиденья и принялся судорожно соображать. Если они не из полиции, то кто, черт возьми, такие и куда его везут?

Похоже, что пунктом назначения была не Прага. Уж слишком быстро мчалась машина! Совершив несколько крутых поворотов, минут через десять она устремилась по прямой. Судя по хорошо уложенному асфальту и легкости, с которой машина делала виражи, они выехали из города и мчались теперь по главной дороге.

Кентон покосился на своих стражей. Невыразительной внешности, гладко выбритые мужчины в черных макинтошах и темно-серых фетровых шляпах, словом – типичные континентальные полицейские в штатском. Он решил завязать с ними разговор, попросив разрешения закурить. Мужчина с револьвером – похоже, он был здесь главный – что-то проворчал в знак согласия. Но от предложенной сигареты отказался, покачав головой. Второй не проронил ни слова. Кентон оставил эти попытки.

Через несколько минут машина свернула влево и стала спускаться по холму; затем повернула вправо, замедлила ход и остановилась.

Ни один из находившихся в машине людей не выказывал желания выйти. Затем кто-то дверцу отворил снаружи.

– Heraussteigen![40]40
  Выходите! (нем.).


[Закрыть]

Кентон вышел и в сопровождении эскорта стал подниматься по широким ступеням к высоким и массивным дверям. У него не было времени как следует разглядеть фасад этого большого и явно дорогого дома. Вот шофер распахнул перед ним двери, и он вошел в узкий, продолговатый и очень ярко освещенный холл.

Дверь в его дальнем конце распахнулась, из нее вышел мужчина и, улыбаясь, заспешил навстречу. Кентон был так потрясен, увидев его, что на секунду лишился дара речи. Затем кивнул.

– Мне следовало это предвидеть, – мрачно пробормотал он.

– Да уж, это точно, что следовало, – усмехнулся Залесхофф. – А мы ждали вас более ранним поездом. Вы, должно быть, страшно устали! Идемте же, вам надо выпить! Тамаре не терпится увидеть вас снова, – добавил он, и на губах его заиграла многозначительная и лукавая улыбка завзятого сводника.

Кентон шел через холл, словно в тумане. Уж не сошел ли он с ума, уж не привиделось ли ему все это?..

14
Маневры

Кентон оглядел комнату, в которую его ввели, и одобрительно кивнул:

– А у вас тут очень мило!

Залесхофф поднял голову от подноса с напитками.

– Владелец этого дома – тайный поклонник не столь давно почившей императрицы Евгении, супруги Наполеона III. Поэтому такая обстановка. Честно говоря, она немного действует мне на нервы. – Он протянул Кентону стакан виски с содовой.

Журналист взял его и посмотрел на свет.

– Надеюсь, никаких капель, вырубающих напрочь, никаких малоизвестных ядов растительного происхождения или наркотиков тут не подмешано? – язвительно осведомился он.

Залесхофф нахмурился.

– У меня уже имелась возможность отметить у вас, Кентон, отвратительную манеру острить по поводу и без! Если не хотите пить, так и скажите прежде, чем я налью себе.

Кентон поставил стакан и вздохнул.

– Извините, Андреас, но не вам меня винить. Вы попросту свалили, оставив у меня на руках отвратительного младенца в виде обвинения в убийстве. Я попросил вашего сообщника Рашенко помочь мне уйти. И вот он приносит мне пальто, запачканное кровью, все это, как я подозреваю, принадлежало джентльмену по фамилии Борованский – кровь я имею в виду. Затем вы посылаете за мной пару головорезов, маскирующихся под детективов, и они похищают меня. А теперь предлагаете мне выпить. Так почему бы заодно и не отравить, а, скажите на милость?

Тут дверь распахнулась, и вошла Тамара. Увидев Кентона, она так и просияла. Тот сдержанно кивнул ей в ответ. Девушка улыбнулась.

– Рада, что вы благополучно добрались.

– Мистер Кентон, – встрял ее брат, – только что говорил о своих подозрениях. Считает, что я собираюсь отравить его виски с содовой.

– Что за глупости!

– Ради Бога! – возмущенно взмолился Кентон. – Давайте перейдем к делу и оставим все эти выяснения на потом! Какого черта вы затащили меня сюда? И не пытайтесь вилять, отвечайте прямо. Мне нужны только факты, вот и все. Я очень устал.

– Да будет вам, будет, – принялся увещевать его Залесхофф. – Давайте присядем и все обговорим. Снимите пальто.

– Я здесь не останусь.

– Как хотите. И все же присядьте, ненадолго.

– Вы прекрасно знаете, что от моих пожеланий здесь ничего не зависит. Я не идиот и понимаю, что привезли меня сюда не для того, чтобы выпивать за дружеской беседой.

– Тогда почему вы до сих пор в пальто?

Кентон, гневно сверкая глазами, смотрел на русского. Затем решил сменить гнев на милость. Надо успокоиться, сказал он себе, утихомирить свой пыл. И Кентон снял пальто. Залесхофф взял его, приподнял левый рукав, испачканный кровью, и показал сестре.

– Вот, смотри, – сказал он, – так ничего не видно. Разве что ты топаешь прямо по пятам за человеком в этом пальто. Рашенко вряд ли виноват. Он, наверное, просто не заметил.

– Ну конечно, – саркастически заявил Кентон. – А я тот простофиля, который надел это пальто. Впрочем, я не ожидаю получить от вас сколько-нибудь приемлемые объяснения.

Залесхофф похлопал его по плечу:

– Теперь послушайте меня, мистер Кентон. Покидая утром Линц, я оставил вам записку, в которой просил сидеть и ждать у Рашенко до тех пор, пока я все не устрою. Почему вы меня не послушались?

– Потому что я вам не доверяю! Да и с какой стати? С какого такого перепугу вы должны обо мне заботиться? Вы должны делать свое дело. И возможно, для вас очень выгодно обвинить в убийстве именно меня, а не того наемника с мерзкой физиономией, который ехал в поезде.

– Наемника? В поезде?

– Кого ж еще… Видите ли, мужские шляпы обладают одной особенностью. Каждая обретает характерный, присущий только ей вид, стоит ее только подольше поносить. Вы, наверное, и сами это замечали. Мои шляпы всегда выглядели так, словно я извлек их из мусорного бака, где они пролежали минимум неделю. Все дело в том, как их носить. Должен заметить, ваши шляпы выглядят так, точно вы сидите на них каждое утро. Наверное, вы слишком плотно натягиваете их на…

– Все это очень интересно, но…

– Когда Рашенко дал мне эту шляпу, она показалась странно знакомой. Сегодня в поезде я пытался сообразить почему. А потом вдруг вспомнил, где ее видел. На голове у того типа, которого Захс назвал «шпиком наци». Пальто не запомнил, а вот шляпу – очень хорошо. Ясно, как дважды два четыре, что шляпа и пальто принадлежат одному человеку, и скорее всего он является вашим другом. На рукаве пальто была кровь. Захс смертельно боялся типа, который его носил, а потом я нашел Захса убитым. Его закололи ножом. Ну, что вы на это скажете?

Залесхофф поджал губы.

– Вот вы сказали «ясно, как дважды два четыре», мистер Кентон. Как прикажете понимать?

– Рашенко раздобыл эти пальто и шляпу где-то в доме. На улицу он точно не выходил, поскольку был в домашнем халате.

– И вы решили ехать в Прагу?

– Да.

– И как же добрались? Паспорт где-нибудь показывали?

– Я, конечно, дурак, но не до такой степени. Перебрался через границу вблизи Манфурта.

Залесхофф присвистнул.

– Манфурт! Что заставило вас выбрать именно это место? Гораздо легче перейти южнее.

– Другой дороги на карте я не увидел. Ну и потом, леса служили надежным укрытием.

– Да уж, оно вам явно не помешало. Так вы сказали, что перешли через границу. Но как? Перелезли через изгородь?

– Не через, а под ней! – Кентон объяснил, как это ему удалось.

– Нет, ты только послушай его, Тамара! – восторженно воскликнул Залесхофф. – Твой Кентон – парень не промах. Только на будущее, друг мой, запомните одну важную вещь: те участки границы, что выглядят на карте проще, всегда строже охраняются.

– Надеюсь, мне эти знания больше не пригодятся!

Залесхофф громко расхохотался.

– Знаешь, Тамара, а мне начинает нравиться этот парень. Он меня забавляет, нет, правда!

– Чего никак не могу сказать о вас, Андреас, – мрачно заметил Кентон. – У вас очаровательная манера уводить разговор в сторону от главной темы. Давайте же вернемся к делу.

Залесхофф вздохнул:

– Что ж, хорошо.

– Вот и славно. Итак, я прибыл в Прагу с одной целью. И цель эта – выкрасть фотографии у Саридзы и заключить с вами сделку. И цена этой сделки – ваш друг, тот тип с мерзкой физиономией в комплекте с доказательствами для полиции.

– Ну, допустим, вам удастся заполучить эти фотографии, что лично мне кажется весьма смелым предположением. Как затем вы собираетесь связаться со мной, а?

– Через советское посольство.

Повисла пауза. Девушка первой прервала молчание:

– Я вижу, вы оптимист, мистер Кентон! Сами вы так не считаете?

– Я не столь оптимистичен, как вам может показаться. Этим утром вспомнил кое-какую любопытную информацию, которой забыл поделиться с Андреасом. Речь идет об одной фразе в разговоре Саридзы с Майлером. В тот момент я не обратил на нее внимания. Теперь думаю, что она крайне важна.

– Что именно? – рявкнул Залесхофф.

Кентон покачал головой.

– Так дело не пойдет, Андреас, – сказал он. – Когда человека разыскивают за убийство, это, знаете ли, накладывает на его поведение определенный отпечаток. Он становится скрытным.

Снова пауза.

– Надеюсь, вы понимаете, Кентон, – произнес наконец Залесхофф, – что я, если захочу, смогу заставить вас заговорить?

– А вот сейчас вы сказали глупость.

– Ничего подобного. Допустим – это всего лишь предположение, не более того – я бы мог сказать вам, что знаю, кто убил Борованского. Допустим, я бы сказал, что с самого начала имел намерение использовать это знание, чтобы освободить вас от подозрений. Предположим, я бы сказал, что с учетом вашего упрямства и тупоголовости все же решил передать вас в руки полиции. Что бы вы на это ответили?

– Ответил бы, что поступаете глупо.

– Вот как? Думаю, вы не понимаете, насколько крепко сколоченное против вас обвинение. Просто недооцениваете полицию.

– Я прекрасно понимаю это. И скажу вам вот что: это вы поступаете глупо, ибо мне известно, насколько важнее для вас довести игру с Саридзой до конца, нежели покрывать настоящего убийцу или подставлять меня.

Девушка рассмеялась.

– Прекрасно, мистер Кентон! Нет, правда, просто великолепно! А теперь выпейте наконец виски с содовой. Уверяю, напиток совершенно безвреден.

– И еще сядьте наконец ради Бога! – раздраженно добавил Залесхофф. – Невозможно сосредоточиться, когда кто-то стоит над душой.

Кентон уселся рядом с Тамарой и осторожно пригубил виски.

– Тут не о чем особенно раздумывать, Андреас, – заметил он. – Вы собираетесь заключить со мной сделку или нет? Все очень просто.

Залесхофф задумчиво смотрел на него какое-то время.

– Знаете что, Кентон, – произнес он наконец, – ваша проблема в том, что вы родились в стране с имперскими амбициями, привыкшей править другими народами. А потому чувство опасности у вас недоразвито, а вот самонадеянности – хоть отбавляй! Но может, все продиктовано недостатком воображения?

– Иными словами, вы хотите сказать, что я не в том положении, чтобы диктовать условия?

– Именно! Люди, которые доставили вас сюда, прекрасно умеют обращаться с огнестрельным оружием. Более того, они не остановятся перед тем, чтобы изрядно подпортить мишень, пока она еще жива. И вы никак не сможете покинуть этот дом без моего на то разрешения.

– Я одного не могу понять. Зачем меня сюда притащили?

– А вы очень удивитесь, если я скажу, что сделано это было для вашего же блага?

– Очень удивлюсь! И не в обиду будет сказано, отнесусь к этому заявлению скептически.

– Естественно.

Русский встал и начал расхаживать по комнате. Затем остановился прямо перед сидевшим в кресле журналистом и посмотрел на него сверху вниз.

– Послушайте, – начал он, – я не верю, что у вас есть информация о Саридзе, которая могла бы представлять для меня интерес. Вы блефуете, но я не могу ответить тем же. Да, если честно, мне очень нужны эти фотографии. Если я их не раздобуду… это приведет к большим осложнениям, и не только в Румынии. И если у вас есть хотя бы малая толика информации, неведомой мне, я не могу рисковать, мне непременно нужно с ней ознакомиться. Так есть у вас эта информация или нет?

– Есть.

– Надеюсь, что это так. В любом случае я готов предоставить вам все, что пожелаете. Я даже готов рассказать вам, кто убил Борованского и как вам выйти из ситуации, в которой вы оказались. Но вот что еще я хотел бы заметить – не позволяю вам предпринимать что-либо без моего разрешения. Теперь вы здесь у нас, здесь и останетесь – столько, сколько я буду считать необходимым. Позже поймете почему. Ну а теперь выкладывайте все, что знаете! Если, конечно, вам есть что сказать.

– Кое-что знаю.

– Сильно сомневаюсь!

Залесхофф налил себе еще, одним махом опрокинул содержимое стакана в горло и уселся в кресло.

– Когда Борованский выезжал из Берлина, один мой друг посадил ему на хвост испанца, человека по имени Рамон Ортега. Тот должен был следовать за Борованским по пятам и выкрасть у него фотографии в Австрии.

– Так, значит, владелец моего пальто и шляпы некий Ортега? – вставил Кентон.

– Если будете перебивать…

– Простите.

– Ортеге было приказано выкрасть фотографии. Но он превысил свои полномочия. Пробравшись в отель «Джозеф», он убил Борованского. Сказал, что Борованский угрожал ему пистолетом, но скорее всего это ложь. Дело в том, что Ортеге нравится убивать людей ножом. Некогда он работал на бойне в Сеуте. Вот и пристрастился к этому занятию.

– Да, у Захса был пистолет, он держал его под мышкой в кобуре. А когда я нашел его мертвым в номере, оружие исчезло.

– Ортега забрал его. А вот снимки – нет. Потому как их взяли вы. Как бы там ни было, но Ортега ускользнул из отеля через черный ход и отправился по адресу Кёльнерштрассе, 11. Рашенко спрятал его в пустующей комнате этажом ниже. Ну а потом уже полиция вплотную занялась вами. И в данных обстоятельствах… Я, знаете ли, человек, не склонный к сантиментам, но и не тот, за кого вы меня принимаете. И далеко не в восторге от того, что человека преследуют за убийство, которого он не совершал. Так что я убедил мастера Ортегу написать чистосердечное признание и поставить под ним свою подпись.

– Просто вежливо так попросили его подписать себе приговор к пожизненному заключению в австрийской тюрьме? – язвительно спросил Кентон.

Залесхофф, побагровев от злости, вскочил из кресла.

– Тамара! – рявкнул он. – Скажи этому репортеришке… этому жалкому писаке, что я снова заговорю с ним, только когда он будет готов выслушать меня до конца!

– Да полно вам, полно, – спохватился Кентон. – Без обид. Я просто хотел спросить.

– А я не просил вас спрашивать! – резко заметил Залесхофф. – Просто просил нормально выслушать.

– Слушаю вас внимательно.

– Что ж, хорошо. Только слушайте и не влезайте со своими дурацкими ремарками.

– Простите.

– Ортега признался потому, что его приперли к стенке. И главное – потому, что ему плевать. Он и без того уже разыскивается за убийство в Лиссабоне. И я пригрозил, что помогу выдворить его из страны, если он не сознается в убийстве Борованского. Естественно, я не сказал ему, зачем мне понадобилось это признание. Он решил – для того, чтобы в будущем шантажировать его этим фактом. Да и потом, одним признанием больше, одним меньше – такому типу без разницы. Его ведь и в Испании разыскивают – там он тоже натворил дел. Португалия с Австрией отменили смертную казнь за убийство, в двух тюрьмах одновременно он сидеть не может, так что какого черта?

Как бы там ни было, у меня на руках его признание, и я смогу использовать его, если дело для вас запахнет жареным. Проблема в одном. Мне нужно делать свою работу. Если бы вас арестовали, вы наверняка рассказали бы им о своем маленьком приключении, а в данный момент это нежелательно. Если я устрою так, что Ортегу арестуют – он тоже расколется, выдаст уже свою историю с кое-какими дополнениями.

Когда Рашенко позвонил и сообщил, что вы ушли, моей первой мыслью было: вы решили сдаться. Хорошо, что этого не сделали. Вы попали в нешуточный переплет, и помогать вам в такой ситуации мне стало сложно. Полиция мыслит слишком прямолинейно, предпочитает держаться самой первой и простой версии. Решают, что человек виновен, – и все. Но затем Рашенко сказал, что вы собираетесь в Прагу. И поскольку я не велел удерживать вас силой, он позволил вам уйти и даже дал вещи Ортеги. Если бы он счел, что вы прямиком из его квартиры отправитесь в полицию, он без долгих раздумий всадил бы в вас пулю. Но Рашенко у нас человек весьма проницательный, разбирается в людях, вот и посчитал, что вы сказали правду, когда заявили, что едете в Прагу. Он допустил только одну промашку – не заметил пятна крови на рукаве пальто. И когда я сказал ему об этом по телефону, беднягу едва удар не хватил. Должен признаться, и я тоже нервничал, пока вас не привезли. Вы, наверное, догадались, что ребята на вокзале схватили вас именно из-за этого пятна на рукаве?

– Как же Рашенко мог говорить по телефону, если он немой?

– Он приспособил для этого специальное сигнальное устройство.

– Гм… И все равно не понимаю, почему он дал мне вещи Ортеги.

Залесхофф шумно вздохнул.

– Да потому, мой дорогой Кентон, что для него было бы слишком опасно в таком маленьком городке, как Линц, выйти и купить вещи в магазине. В полиции, надеюсь, вы это понимаете, работают далеко не дураки.

– Что ж, ладно. И каков будет следующий шаг? Наверное, я должен торчать здесь до тех пор, пока вы не убедите полицию Австрии в моей невиновности?

– Верно, – кивнул Залесхофф, – хотя, конечно, на самом деле все далеко не так просто. Ортегу следует обнаружить и разоблачить в строго определенных обстоятельствах. Вовлекать в это меня и Рашенко ни в коем случае нельзя. В любом случае Рашенко должен съехать с квартиры.

– Почему?

Залесхофф не ответил.

– Наверное, потому, – предположил Кентон, – что я знаю, где он живет?

– Не желаете ли выпить еще, мистер Кентон?

– Спасибо. А вы чертовски хладнокровны, не так ли, Андреас? Этот Ортега – отъявленный убийца и негодяй, но лично у меня нет ни малейшего желания сдавать его полиции вместе с признанием, которое он написал, чтобы спасти свою шкуру.

Залесхофф занялся сифоном.

– Что это вы вдруг раскипятились, а? Ведь совсем недавно рассуждали, как это несправедливо, что полиция обвиняет вас. А теперь, когда начала вырисовываться реальная перспектива наказать настоящего убийцу, вам это, видите ли, не нравится! – Он обернулся к сестре. – Вот тебе, Тамарочка, типичный пример англосаксонского мышления.

Девушка достала сигарету из коробки на подносе.

– Не думаю, что мистеру Кентону стоит волноваться, – заметила она. – И просто уверена – вскоре он убедится, что сам Ортега отнесется к этому философски.

– Ну, знаешь ли, моя дорогая, – заметил Залесхофф, – это проявление не самого лучшего вкуса.

Кентон уже хотел потребовать объяснений – он не понял, в чем смысл этой загадочной ремарки, – но тут в дверь громко постучали. Залесхофф извинился, встал и вышел из комнаты, затворив за собой дверь.

– Что происходит? – спросил Кентон.

– Не знаю, – ответила Тамара.

Явная ложь, но Кентон решил не заострять на этом внимания.

– Знаете, – начал он, – я просто теряюсь в догадках. Как это вы могли оказаться замешанной в этом деле? Если это вообще можно назвать делом.

– Да, назвать, пожалуй, можно. Что же касается первого вопроса, я постоянно задаю его себе сама. И не получаю ответа. Надеюсь, скоро настанет день, когда впервые за долгие годы мы с братом позволим себе отпуск. Хотя бы недолго попробуем пожить, как все остальные нормальные люди, подальше от этих безумных и опасных игр.

– Похоже, вам не слишком нравится ваша работа.

– Вопрос не в том, нравится или нет. Вопрос в том, умеешь ты отражать удары или нет.

– И можешь ли подниматься и падать или, лавируя среди змей, одерживать одну победу за другой, так?

– Нет, мне это безразлично. А вот брату – нет. Стоит ему одержать хотя бы маленькую победу, и он абсолютно счастлив. А вот если проигрывает, несчастней его нет на свете человека. Мне же все равно. Просто еще одна очередная дурацкая игра среди змей и лестниц.

– Меня не слишком устраивают эти аллегорические метафоры. Они всегда заканчиваются разной путаницей и ерундой.

– Меня тоже. Плюс тут только один – ты не особенно задумываешься. Брат называет это «философией литерного вагона», поскольку люди не слишком задумываются о цели назначения, когда едут в поездах. Везет себе поезд и везет.

– Да, верно. Знаю по собственному опыту, наездился немало. Однажды познакомился в купе – ехал тогда в Афины – с одним человеком. Он всю ночь не давал мне спать. Объяснял строение Вселенной в терминах игры в покер – накануне он всю ночь провел за этим занятием. И, понятное дело, все время выигрывал.

Тамара рассмеялась, но не успела ответить. Дверь распахнулась, и в комнату ворвался Залесхофф.

Кентон сразу уловил перемену в его поведении. Терпеливое добродушие, с каким он выслушивал Кентона всего несколько минут назад, испарилось, на смену ему пришло выражение какой-то отчаянной беззаботности, интерпретировать которое было сложно. Журналист покосился на девушку, но та равнодушно смотрела в камин, где пылали поленья.

– Извините, что задержался, – сказал Залесхофф. – Просто надо было провернуть одно маленькое дельце.

– Очередное похищение человека или же устранение?

Русский проигнорировал эту язвительную ремарку и присел на край кресла.

– А теперь, мистер Кентон, – начал он, – давайте наконец, как вы любите выражаться, приступим к делу. Надеюсь, мне удалось успокоить вас в том, что касается убийства Борованского. Так что настал ваш черед. Не будете ли вы столь любезны выполнить свою часть сделки и поведать мне, в чем же заключается та ценная информация, о которой вы здесь толковали?

Он произнес это небрежно, почти равнодушно, но за этими легкостью и небрежностью Кентон уловил напряжение парового котла, который вот-вот взорвется. Очевидно, что пока он сидел здесь с Тамарой, произошло нечто важное.

– Итак?.. – произнес Залесхофф.

Кентон кивнул:

– Ладно. Но при одном условии.

– Еще одно условие, мистер Кентон?

– Да, и выполнить его очень просто. Мне нужен шанс, сущий пустяк, по правде говоря. Хочу видеть лицо Саридзы, когда у него отберут фотографии.

– Вы хотите сказать, если у него отберут фотографии?

– Нет. Я хотел сказать «когда».

– Давайте не будем спорить на эту тему! Не вижу смысла встречаться с Саридзой.

– А я не понимаю, как вы собираетесь забрать фотографии, не встретившись с ним.

– Может, и не понимаете. Итак, выкладывайте! Я жду.

– Что ж, ладно, слушайте! – Кентон всем телом подался вперед. – Когда я говорил вам, что Саридза собирается ехать в Прагу, то упустил одну мелочь. Он сказал, что собирается встретиться там с человеком по фамилии Бастаки. И вот когда я ехал в автобусе к границе, то познакомился с англичанином, коммивояжером, с занятным таким человечком мистером Ходжкином. От него и узнал, что этот Бастаки румын и что отец его является одним из крупнейших промышленников страны. У самого же Бастаки имеется завод по производству электрических кабелей, находится где-то на окраине Праги. И еще Ходжкин назвал его одним из крупнейших мошенников на всей территории отсюда и до самого Шанхая. Так что если теперь вы скажете, что это не ценная информация, я готов съесть пальто Ортеги!

Залесхофф медленно поднялся из кресла и подошел к окну. Минуту или две он стоял неподвижно, рассматривая узор на плотных шторах. Затем обернулся.

– Мистер Кентон, – мрачно начал он, – у меня просто нет слов! Вы не представляете, как я глубоко заблуждался. Мне следовало сразу сдать вас полиции, еще в Линце. Я потратил на вас слишком много времени и сил в надежде, что вы дадите мне хоть сколько-нибудь ценную информацию. И что же я получаю взамен?

– Вы мне не верите?

Залесхофф приложил ладонь ко лбу и закрыл глаза, словно молясь о том, чтобы Всевышний дал ему сил.

– Ну почему же, мистер Кентон! Верю, конечно, верю! – Он повысил голос, а затем слова так и полились яростным нескончаемым потоком: – Я верю вам, мой дорогой друг, поскольку получил в точности такую же информацию по телефону буквально три минуты тому назад! Мало того, я могу – и этот факт, без сомнения, удивит вас – добавить к ней кое-что.

Буквально час тому назад Саридза встретился с Бастаки в его офисе на кабельном заводе. И при нем были фотографии. А полчаса спустя, когда вы пытались сообразить, отравил я ваш виски или нет, Бастаки отбыл на вокзал и сел на поезд, отбывающий в 12.20 в Бухарест. Саридза вместе с Майлером отправились к дому Бастаки, находящемуся на другом конце города. Всего полчаса тому назад, мистер Кентон, фотографии еще можно было забрать. А теперь благодаря вам они едут в Бухарест! – Он умолк и глубоко вздохнул. – Ну-с, что скажете на это, мистер Умник?

Кентон опустил глаза и стал рассматривать узор на ковре.

– Ничего.

Залесхофф злобно рассмеялся.

– Ничего! Как вам это нравится, а? Нет, мы должны сохранить способность здраво мыслить!

– Я ничего особенного не сказал.

Залесхофф нетерпеливо фыркнул и принялся нервно расхаживать по комнате.

– Вот что, Тамара, – сказал он вдруг, – прямо сейчас позвонишь в полицию и сообщишь, что у тебя украли ожерелье. Бриллиантовое ожерелье. Скажешь, что похитил его – просто сорвал с шеи! – какой-то мужчина, который остановил твою машину в Альтштадте. Дашь описание Бастаки. У них в картотеке оно есть. Скажешь, что твой водитель преследовал грабителя до самого вокзала, но тот успел вскочить на поезд, отбывающий в 12.20 в Бухарест. Скажешь им, что его можно будет перехватить в Брунне. Нет, не годится! Ну придумай что-нибудь сама! История должна выглядеть убедительно, главное – Бастаки должны продержать на границе достаточно долго, чтобы мы могли успеть добраться туда. Скажи Сержу – пусть подготовит маленькую машину и наденет униформу. В полиции тебя будут допрашивать. А Григорий пусть подготовит для меня «мерседес». И поторопись, слышишь?

Девушка направилась к двери.

– Погодите минутку, – сказал Кентон.

Тамара остановилась и обернулась.

– Ну что еще? – раздраженно воскликнул Залесхофф.

– Я бы не стал беспокоиться о Бастаки.

– О чем это вы? Ступай же, Тамара!

– Никаких фотографий у Бастаки нет.

– Что?

Кентон откинулся на спинку кресла.

– Видите ли, мсье Залесхофф, – пародируя манеру русского, начал Кентон, – ваша главная слабость состоит в том, что вы слишком уж зациклены на своей работе.

– Если у вас есть что сказать, говорите, но только быстро!

– Да, конечно, только слушайте и не перебивайте. Вы слишком быстро приходите к заключениям. Если бы я сказал вам о Бастаки в первую же минуту, как только меня доставили сюда, у вас бы все равно не было никакой возможности что-то предпринять. Поскольку, как вы сами только что сказали, его встреча с Саридзой состоялась всего полчаса назад.

– Напрасная трата времени!

– Погодите минутку. Я сказал, что вы слишком поспешно делаете выводы! Бастаки встречается с Саридзой, у которого есть фотографии. Затем Бастаки уезжает на вокзал и садится на поезд. Вы настолько уверены, что теперь эти снимки отправятся в Бухарест, что тут же делаете вывод: Бастаки увозит их с собой. Но это не так. И фотографий при нем нет.

– С чего вы взяли?

– Да с того, что я сам часто ездил этим поездом из Праги в 12.20. Очень удобный поезд, но только ни в какой Бухарест он не идет. Он идет в Берлин.

– В Берлин?

– Именно. И если вы обладаете хотя бы капелькой здравого смысла – а прежде я нисколько в том не сомневался, – то догадаетесь, почему Бастаки после встречи с Саридзой отправился в Берлин.

– Интересно знать, почему же?

– Помните, как вы весьма отчетливо обрисовали мне взаимоотношения Саридзы с румынскими фашистами?

– Да.

– Тогда вы должны помнить, как особо подчеркнули тот факт, что одной из главных целей Кодряну является союз с Германией.

Залесхофф кивнул.

– А вы хоть раз задумывались о том, каким образом Бастаки вообще вписывается в эту картину? И почему Саридза отправляется в Прагу вместо того, чтобы ехать прямо в Бухарест?

– Не знаю.

– Потому что так было задумано. Бастаки не слишком важная персона. Тот факт, что его отец – крупнейший румынский промышленник, лишь отводит от него подозрения. Почему Саридза не стал иметь дел с его отцом, ведь последний, несомненно, является финансово заинтересованной стороной? Где в дело вступает Бастаки-младший? Все эти вопросы, Андреас, я задавал себе, пока дожидался поезда в Будвайсе. И поскольку мне нужно было как-то скоротать время, я решил развлечься – зайти в пражское новостное агентство. Я прикинулся их независимым корреспондентом в Вене – кстати, такой человек существует, и он мой друг – ну и расспросил тамошних ребят о Бастаки. И узнал одну весьма любопытную вещь.

Жена Бастаки чешка – поэтому он и работает здесь. Но она немецкая чешка, и, хотите верьте, хотите нет, фамилия ее родного брата Ширмер, он нацист и работает секретарем в германском министерстве иностранных дел. Теперь понимаете, почему после встречи с Саридзой Бастаки отправился в Берлин? Перед ним была поставлена задача: изучить фотографии, убедиться в их подлинности, а уже потом бежать к своему родственнику Ширмеру с радостной вестью. Кодряну далеко не дурак. Прежде чем сделать очередной ход, он хочет убедиться, что у него есть поддержка. Ну а Саридза отсиживается где-то и ждет, когда Бастаки вернется с официальным благословением.

Балтерген тоже не дурак. Он и пальцем не пошевелит, чтобы помочь Кодряну, до тех пор пока точно не убедится, что дело стоит затрат. Так что, думаю, Саридза просидит на фотографиях в доме у Бастаки часов тридцать шесть, не меньше, будет ждать возвращения Бастаки. Вы можете, конечно, позвонить своему маленькому другу в Берлине, чтобы тот задержал Бастаки, но я бы не советовал. Вы можете провалиться и только подлить тем самым масла в огонь. Саридза улетучится со скоростью пули.