Текст книги "Собрание сочинений в 10 томах. Том 7. Бог паутины: Роман в Интернете"

Автор книги: Еремей Парнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 39 страниц)

Вмешался зав. сектором, воспользовавшись короткой паузой, понадобившейся Заварзину, чтобы откупорить бутылку Нарзана.

– Поскольку регламент нас поджимает, есть предложение утвердить отчет делегации. Кто против?

– Разрешите несколько слов? – руку поднял потенциальный ухажер, как, уловив биотоки, безошибочно определила Марго. Он уже демонстрировал ей богатство мимики, выражая возмущение зубодробительными пассажами консерватора-сталиниста.

– Пожалуйста, Павел Борисович, – облегченно кивнул цековский аппаратчик, взяв в свои руки ведение собрания.

– Признаюсь, мне было странно слышать некоторые заявления уважаемого профессора Заварзина. Быть может, я ошибаюсь, но, по-моему, никто не отменял решений партийных съездов. Еще большее недоумение вызывают нападки на маршала Тито, национального героя дружественной страны, отношения с которой были разорваны исключительно по вине Сталина и вновь восстановлены сразу же после его смерти. Надо ли понимать, что нормализация тоже должна быть подвергнута пересмотру? Нравится или не нравится отдельным греческим товарищам, но Советский Союз проводит свой политический курс, руководствуясь собственными интересами. Позволю себе напомнить, что Федеративная Социалистическая Республика Югославия, подчеркиваю – социалистическая, входит в СЭВ, и мы, мягко говоря, можем попасть в очень неудобное положение… Лично мне будет стыдно перед коллегами из Общества советско-югославской дружбы, – добавил он, как бы смягчая резкость отповеди легкой шуткой.

Картина получилась почти как в «Ревизоре»: Заварзин оторопело уставился на нежданного оппонента, председатель и ухом не ведет, первый зам в замешательстве, а народ, как и положено, безмолвствует.

– Браво, – Марго изобразила аплодисменты. Ей и в самом деле понравилось: темпераментно, аргументированно и с оглядкой на официоз – не подкопаешься.

– Спасибо, – оперативно включилась умница Вера. – Отчет можно считать принятым? – она вновь приникла к мясистому, поросшему диким волосом президентскому уху.

– Переходим к следующему пункту, – министр, надев очки, углубился в подложенную под самый нос бумажку. – Коллектив витебского завода «Монтажник» обращается к нам с просьбой… с предложением о вхождении коллективным членом в наше общество, – спотыкаясь чуть ли не на каждом слове, зачитал он заготовленный текст. – Поддержим?

– Поддержим, – нестройно отозвались отдельные голоса.

– Будем считать завод нашим коллективным членом.

Повестка дня была исчерпана, первые лица отбыли, а вслед за ними потянулись и остальные. За столом из карельской березы, возле Веры, сгруппировалась кучка близких приятелей и пошел посторонний треп.

Как-то само собой получилось, что на выходе рядом с Марго оказался пламенный трибун, бросивший дерзкий вызов темным силам.

– Позвольте представиться, – отдал он церемонный поклон, – Павел Климовицкий… Вам в какую сторону?

Разом утратив дар речи, он поспешно забежал вперед, но тут же сбавил, приотстав на полшага, взволнованный и трогательно неловкий, словно щенок.

Она бы сильно удивилась, если бы ему вдруг оказалось не по пути.

– Вы замечательно выступили, – сказала, чтобы нарушить минутное замешательство. – И, главное, своевременно.

Разговор завязывался не без усилий. Климовицкий что-то пробормотал про переломное время, назревающие перемены, от которых не приходится ждать ничего хорошего, и процитировал китайскую поговорку.

– Как вы сказали? – недопоняла Марго.

– «Чтоб вам жить в эпоху перемен»?.. Я отнюдь не вас имел в виду!.. Так мудрые китайцы желали своим недругам. Один британский лорд, идеолог консерваторов, вообще полагал, что следует сожалеть о любых переменах, даже положительных, поскольку добром все равно не кончится.

– Как это верно! Я и сама чувствую, как на нас надвигается нечто такое, – не зная, как выразить свои смутные ожидания, она передернула плечиками и тяжко вздохнула. – Мыто уж как-нибудь проживем, а детей жалко.

«Владику через неделю ровно три годика, – прихлынуло жаром. – Что же ему подарить?»

Темный огонь, полыхнувший при этом в зрачках, пропал всуе: леса на фасаде «Военторга» не позволили идти рядом. Навес протянулся почти до улицы Грановского, где по соседству с «Кремлевкой» расположился продуктовый распределитель. Марго вспомнила, что забыла предупредить мужа насчет заказа. Для приема ей понадобится еще одна банка икры. Заодно пусть возьмет полкило семги и миног – с повышением по службе возможности значительно расширились.

До метро осталось рукой подать, и она уже готовилась распрощаться, но Климовицкий, набравшись храбрости, предложил заскочить в ресторан.

– Куда-куда? – искренне изумилась Марго, никак не ждавшая такой прыти.

– Все равно, – слегка побледнев, он нервно пожал плечами. – Где ближе. «Националь»?.. Или, может, «Берлин»?

– Боюсь, ничего не получится, – словно раздумывая, протянула она. – Пожалуй, для меня уже несколько поздновато.

– Дом? – Климовицкий понимающе закивал. – Семья? Дети?

– Дом, семья, дети… А у вас?

– Я одинок.

– В самом деле?

– Так уж вышло.

– Не знаю, что и сказать: то ли посочувствовать, то ли наоборот – поздравить… Впрочем, не поздно еще все наверстать?

– Вряд ли, – он торопливо начал рассказывать о себе, спускаясь вслед за ней в подземный переход.

Возле книжного киоска перед входом в метро Марго остановилась и, повернувшись лицом к лицу, решительно протянула руку.

– Рада была познакомиться. Всего вам хорошего.

– И мы никогда не увидимся?

Это «никогда», произнесенное с видом трагической обреченности, ее рассмешило.

– Решили больше не приходить на мероприятия? Зря. Без вас там станет совсем скучно.

– Слишком долго ждать до следующего заседания, – он не понял либо не принял иронии. – Полгода, не меньше. Можно я хоть провожу вас?

– Ну, хотьпроводите… Так чем вы там у себя занимаетесь, в вашей ядерной геологии? – Она никак не ожидала, что Климовецкий окажется физиком.

– Определяю возраст горных пород: сто миллионов, миллиард, три миллиарда лет.

– Привыкли оперировать категориями вечности?.. Значит, и несколько месяцев пролетят для вас как секунда.

– Вы смеетесь, – он отрицательно покачал головой. – Рядом с каменным долголетием природы еще острее ощущаешь мимолетность собственного существования.

– О, да вы еще и философ!.. Признаться, я сперва приняла вас за политического, извините, – за общественногодеятеля! Вот уж не думала, что физик способен снизойти до птичьего языка агитатора-пропагандиста… Нет-нет! Вы говорили превосходно, значительно лучше, чем все они, вместе взятые, но эта фразеология…

– С волками жить…

– Как вы вообще угодили в такую компанию? Я, например, – чисто случайно.

– Я тоже. Приглашали нашего директора, а он, наверное, чтоб отделаться, порекомендовал меня. Все-таки академик – сплошь в титулах. Зачем ему греческая дружба?

– А вам?

– Мне?.. По правде говоря, подумалось, что смогу съездить в Грецию, но пока что-то не очень светит.

– Не отчаивайтесь, получится… Интересуетесь античностью?

– Не так, чтоб очень, но интересуюсь. Вообще-то мне на Тире хочется побывать.

– Тир? Это который рядом с Сидоном? Что-то безумно древнее?

– Не Тир – остров Тира, он же Фера. Санторини, если по-нынешнему. Недалеко от Крита. Там четыре тысячи лет назад взорвался невероятной силы подводный вулкан.

– Понимаю, – Марго озабоченно сдвинула брови. – Профессиональный интерес. Наверное, возраст хотите определить?

– Прежде всего, увидеть собственными глазами, но одна мысль есть: глупая и притягательная.

– Жаль, что я ровным счетом ничего не понимаю в таких вещах… Вам бы надо с моей золовкой познакомиться. Прямо помешана на вашем Крите.

– Так познакомьте!

– Она у нас нынче далеко, в океане. Про подводный хребет Ломоносова слышали?.. Вот-вот, где-то там… Ой, моя остановка! Нет, прошу вас, не выходите!

– Но я еще увижу вас?! – он все-таки выскочил из вагона.

– Когда-нибудь непременно, – не оборачиваясь, Марго помахала рукой, как Лайза Миннелли в фильме «Кабаре».

Приятный, немного щекочущий, но эпизод. Продолжения не будет.

«Надо бы Верке сказать: пусть свезет его на эту Тиру-Феру… Или не стоит, а то еще подумает невесть что?..»

Ох эта Верка! Однажды они с Марго завалились в ресторан ЦДЛ.

– Люблю, когда западают вот так, с ходу, – шепнула Вера, заметив, как навострились мужики за соседним столиком.

– Но это не значит, что надо тут же падать на спину?

– На спину, говоришь? Поза – вопрос дискуссионный. Не терплю однообразия.

«Нет, не будет продолжения…»

Файл 022

WWW – домашние страницы

За бесплатную трепанацию

Во все века трепанация черепа считалась панацеей от мигрени и душевных недугов. Сам верховный Зевс страдал непереносимой головной болью, пока Гефест не пробил ему дырку, выпустив оттуда новорожденную богиню мудрости Афину. Верховный олимпиец не стал от этого слабоумным, скорее напротив, довел до немыслимого совершенства свой дар божественного провидения. И король Артур, чей продырявленный череп хранится в монастыре Глостонбери, подвергся операции, открывающей путь к запредельному знанию. В захоронениях вождей, жрецов и великих шаманов, как в Старом, так и в Новом Свете, археологи находят черепа с отверстием в темени. В Древнем Египте головки новорожденных детей фараона особым образом обматывали бинтами, дабы не зарастал родничок – канал обмена энергией с Космосом. Взгляните на удлиненные к затылку головы Эхнатона, Нефертити и их царственных отпрысков. Под влиянием цивилизации сокровенное знание было утрачено и люди забыли, как открывали врата для проникновения божественного света и изгнания дьявола. Разве не дьявол затемняет наш разум, заставляя совершать дикие поступки, или не силы тьмы терзают нас болью, от которой темнеет в глазах?

Мода шестидесятых годов толкнула молодежь в объятия наркотического дурмана. Тут-то и выяснилось, что психоделия оказывает на организм воздействие, сходное с эйфорией, которую повсечастно испытывают люди с отверстым родничком. С той лишь разницей, что они не знают похмелья и ломки. Клинические исследования показали увеличение притока крови к мозгу и живительную пульсацию мозговых мембран.

В 1966 году художница Ананда Фильдинг отважилась открыть себя Космосу с помощью самой обычной дрели. Испытав ни с чем не сравнимое ощущение счастья, она повторила опыт уже перед камерой, специально для зрителей, на персональной выставке в Лондоне. Из чистого альтруизма Ананда решила передать свой опыт другим. С этой целью она выдвинула свою кандидатуру в палату общин от округа Уэсли-Кингстон и возглавила движение: «Голосуйте за бесплатную трепанацию». В древности эту простую операцию производили кремневыми ножами посвященные в тайну жрецы, ныне она доступна любому. Ананде понадобилось для ее проведения всего три минуты, а еще через пятнадцать минут она спокойно пила чай. Открытый родничок подарит вам легкость, счастье, приток благотворной энергии. Сначала потренируйтесь на пластмассовом черепе и смело беритесь за дело. Единственная опасность – неосторожное заражение. Поэтому не забудьте тщательно простерилизовать все: простыни, бинты, инструменты.

За дополнительными инструкциями обращайтесь к нашим домашним страницам. [29]29
  По понятным соображениям здесь и далее редакция воздерживается от указания конкретных адресов. Эго не значит, что у читателя есть повод усомниться в приведенных сведениях, равно как и в имени названного лица. Заинтересованных отсылаем к русской службе ВВС. Передача по поводу трепанации прошла в сентябре 19 % г.


[Закрыть]

Файл 023

Восславим покорно Смерть и Любовь. Витая средь сонма бессчетных миров, крылом к крылу, сбирают изобильную дань предвечные Танатос и Эрос. Без гнева и сострадания, без отдыха и срока.

Вечность не знает времени и привязанности не ведает, ибо все ей принадлежит, и это все перед нею – ничто. Сердца и звезды в ее жерновах перемалываются в песок забвенья. Из праха ее дуновением нарождается бренная плоть, пронизанная биеньем любви и неизбывной тоской о невозможном.

Очередной конец света назначен на 1999 год, как и предсказывал Нострадамус. Гибелью на сей раз грозит не Король Ужаса, который либо придет, либо нет, а бескрайняя бездна, где неприкаянно носятся обломки погибших миров.

По иронии случая, астероид весом в тридцать тысяч тонн, готовый разнести нас в мельчайшие атомы, зовется Эросом. Говорят, что компьютеры NASA с точностью до минут определили дату неизбежного рандеву, но, да простит поэт, минуй нас пуще всех печалей космическая любовь.

Нам было дано воочию увидеть на экранах, как врезались в оболочку Юпитера ледяные глыбы разорванного ядра кометы. Каждый такой обломок взрывался огненной бомбой в миллион мегатонн. Не будь Юпитера, чье могучее тяготение защищает лучше всякой брони, нам давно бы пришел конец.

Подавляющее большинство обитателей, выросших в суровых условиях ядерного противостояния, не слишком волнует невидимое простым глазом небесное тело, которое то ли упадет, как пророчат записные алармисты, то ли пронесется мимо. Да и когда это будет? Один твердит: скоро, другие уверяют: через тысячи лет.

В сущности, очень правильная позиция, чего не скажешь, однако, о ворожеях и колдунах, для которых людские страхи – верный источник заработка, о всяческих кликушах, серьезно сдвинутых на эсхатологических предчувствиях, и в первую очередь сектантах. Как же без них? Когда многовековая идея конца света приурочена к круглой дате с тремя нулями, да еще и подкреплена астрономическими наблюдениями, для подобной братии наступает благодатный сезон. Надо ковать железо, пока горячо. И стучат, стучат кузнечные молоточки по раскаленным мозгам.

Отсюда скачки статистики душевных расстройств и, как следствие, рост преступлений на так называемой мистической почве, к чему, следует признать, с недоверием относятся в судах и прокуратуре. Не к преступлениям, которые год от года набирают размах, независимо от астероидов и предвещенных дат, а к расплывчатому понятию «мистическая почва», как бы подразумевающему невменяемость. И то верно: вырежут по пьянке целую семью, а после косят под мистику.

Нелегко разобраться в подобной мешанине, особенно если натыкаешься на безымянный труп и приходится возбуждать уголовное дело по факту, без малейшей надежды на поимку убийцы. Тоже, знаете ли, портит и без того неблагополучную статистику.

Труп, и опять обгоревший, но уже более основательно – почти до костей, обнаружили близ того самого лесочка на косогоре. Нашел дачник, надумавший пересадить пару сосенок к себе на участок. Строго говоря – воровство, потому как посадки находятся в ведении лесхоза, но кто нынче считается с такими пустяками? Наконец, обстоятельства неординарные – понимать надо. Тем более что гражданин сам обратился в милицию и чистосердечно рассказал, каким намерением руководствовался, когда под покровом ночи отправился выкапывать хвойные деревца, отвечавшие какому-то друидическому гороскопу его жены. Хотел, значит, презент преподнести к именинам.

Тоже, признаться, порядочная дурь.

Федор Поликарпович Бобышкин – кто же еще? – выехал на место со следственной бригадой. Лесопосадки охватывали площадь в два гектара. Раньше тут находился заболоченный пруд, который основательно засыпали песком и отвели под саженцы. Грунт, следовательно, выдался мягкий. Продолжив работу, начатую дачником, – едва показалось тело, он бросил лопату рядом с уже выкопанной сосной – отрыли и извлекли на поверхность останки вместе с углями и золой. Факт сожжения сомнений не вызывал, но заживо или уже post mort [30]30
  После смерти (лат.).


[Закрыть], установить не представлялось возможным. Вопрос о том, имело ли место предварительное распятие, тоже не возникал: уголья прогорели до основания и рассыпались.

И только один-единственный признак указывал на чрезвычайный характер преступления: круглое отверстие в черепе. На сей раз просверленным оказалось не темя, а лобная кость – на двенадцать миллиметров выше глазниц и точно по центру. Дырка была едва заметна на закопченной пупырчатой поверхности обгоревшей ткани.

– Забирайте, – махнул рукой Бобышкин, закончив первичный осмотр, – и прямо в институт, на улицу Цюрупы.

Образцы древесного угля и перемешанного с золой песка он засыпал в полиэтиленовые пакетики, а тело упаковали в пластиковый мешок, погрузили на труповозку и отправили по назначению.

– Весело становится у вас в Салтыковке, – кивнул он на прощание участковому.

– Куда уж там… А как с сосенкой быть, Федор Поликарпович? Жалко ведь: метра под полтора вымахала.

– Так посадите ее обратно, и весь сказ. Друидический гороскоп, твою мать!

Свидание с Тростинским состоялось только в конце следующей недели – профессор – «гертруда» (Герой труда) слегка приболел.

Расположились прямо в анатомичке, сохранившей среди окружающего разлада свой образцово-показательный вид: сверкающий кафель, мраморный, с покрытием из легированной стали, стол, стеклянные шкафчики с инструментарием на белоснежных салфетках, до блеска отмытые раковины. Гирьки аналитических весов и те лучились позолотой.

– Боюсь, и нынче мне вас нечем порадовать, – Тростинский фыркнул в седые усы, топорщившиеся колючим ежиком. – Но тенденция обозначается бесспорно.

– Один и тот же почерк?

– Кто может знать? Номер сверла тот же – это зерно. Не думаю, что имела место операция с медицинскими целями. Теперь уж точно не думаю.

– Что же тогда? Кто-то прячет следы неудачных экспериментов? Особый магический ритуал? – развел руками Бобышкин.

– Душу на волю выпускали, что ли? Не знаю, что и сказать. Все на самом деле может оказаться значительно проще и в то же время сложнее. Туманная ситуация.

– На чем основывается ваша уверенность в том, что это не имеет отношения к хирургической практике?

– Прежде всего, место проникновения в полость черепа, но и это не главное. Допустим, что в силу каких-то причин понадобилось проделать отверстие именно тут, но какой врач, закончив операцию, оставит открытую рану? Не важно, удалось ему устранить патологию или он убедился в безнадежности радикального излечения. В любом случае, хотя бы кожу, грубо говоря, зашьют.

– А если пациент умер в процессе этой самой операции?

– И надо срочно прятать концы в воду? Таким вот манером? Нет, батенька, тут вам не подпольный аборт. И вообще, никакой практикующий врач, даже самый криминальный гинеколог, не станет действовать подобным образом. Везти куда-то в лес, сжигать, потом рыть могилу – бред какой-то! Существуют иные, менее трудоемкие способы. Неудачный эксперимент, говорите? Но и в этом случае рациональное мышление изберет не столь экстравагантный вариант. Нет, тут что-то совсем-совсем иное. Какая-то сумасшедшинка – аура, экзоплазма… Доктор Калигари, Хичкок.

– Рану, значит, не зашивали?

– Нет. Хотя ткани существенно пострадали от огня, могу с твердой уверенностью констатировать: нет!

– И в первом случае тоже?

– И в первом, – вновь сердито фыркнув, подтвердил Тростинский. – Но там еще есть повод сомневаться. Родничок на какое-то время можно заткнуть простым ватным тампоном, но здесь… Летальный исход почти обеспечен.

– Очевидно, он и был заранее предрешен, исход. Exitus, как нас учили.

– Похоже на то, но ситуация от этого не просветляется.

– Скорее, еще более затемняется. Не знаю, за что ухватиться, хотя бы в мыслях. О следственных действиях и говорить не приходится. Ни единой разумной версии.

– Кроме ритуального жертвоприношения? – поддел Тростинский.

– Вам легко смеяться, профессор, а с меня семь шкур спустят… Нет, вру, – печально улыбнулся Бобышкин, – просто выпрут на пенсию. Впрочем, все равно: так и так выпрут. Семь бед – один ответ. Наконец, профессиональный интерес! Должен же я хотя бы приблизительно знать, в чем тут дело?

– Я вас понимаю…

– И чего я маюсь, старый дурак?

– Ну, душенька, у меня на сей почетный титул куда больше прав, а тоже маюсь. Притом, беру на себя посторонние, скажем прямо, функции.

– Простите, профессор. Мне бы в ножки вам кланяться, а я разнюнился, как…

– Старая баба, хотите сказать? – лукаво прищурился Тростинский. – Еще не вечер, авось что-нибудь и обозначится. Так всегда в жизни бывает. Сначала полная тьма, а там вдруг желанный просвет блеснет… «Искать и не сдаваться» – вот девиз моего поколения. А насчет пенсии – бросьте. Для таких, как мы, покой губителен. Нельзя выходить из режима. Без ежедневной нагрузки мозг дряхлеет значительно быстрее прочих органов. Медицинский факт… Кстати, не с мозгом ли связаны ваши криминальные трепанации? Возможно, ваше предположение о тайных экспериментах не столь уж беспочвенно, как мне сперва показалось. Сейчас такие вещи творятся, что страшно становится. Я бы не стал отбрасывать такую версию. Другой вопрос, как ее обосновать… Придется крепко поломать голову.

Федор Поликарпович превосходно понимал, что старый профессор из сострадания пытается найти слова утешения, как-то подбодрить, но, невзирая ни на что, на душе полегчало, словно и в самом деле обозначился какой-то просвет. Версию, которую нечем обосновать, а это именно тот случай, нечего и в расчет брать, а девиз и вправду хорош. Ведь и он, Тед-Боб, вышел из племени идиотов-романтиков, равно одураченных тотальной пропагандой и стихийным протестом против нее.

Следователи, хорошие следователи, часто склонны к самоанализу. Всякий раз приходится проверять себя на объективность. Стоит поддаться малейшему самообольщению, и в логическую цепочку затешется гнилое звено. При первом же напряжении слабина не замедлит себя проявить.

«Сироты мертвого мифа, мы патологически неисправимы, – Бобышкин попытался осмыслить овладевшее им ощущение сентиментальной разнеженности, тщась подавить его, но не сразу, а сначала продлить, сколько можно. – Полнейший вздор: «Искать и не сдаваться!» А ведь не поспоришь: так оно на самом деле и получается. Гонка в беличьем колесе, пока не подохнешь… «Призыв», «Кадр», «Арс», «Художественный» – кинотеатры, где крутили свою дешевку и трофейную лабуду, – вот какие университеты, а все прочее – шелуха, наносное».

– Голову поломать никогда не вредно, профессор, но лучше совсем ее проломить, пока хоть как-то способна соображать. Потом будет поздно – решимости не хватит… Но это так, a propos. Какие эксперименты возможны на мозге живого человека?

– Вживление электродов, например, для стимуляции определенных участков.

– Опыты Дельгадо? Что-то такое читал… Позволяет управлять поведением?

– Крыс, кроликов. Так были выявлены центры наслаждения, страха, агрессии. Но на людях подобные опыты запрещены. Электроды вживляют строго по медицинскому показанию.

– А в контексте криминала? Иначе обессмысливается само понятие версии.

– Я вас понимаю, однако – увы… Электроды представляют собой тончайшие золотые проволочки и для их внедрения в кору не требуется отверстий столь большого диаметра.

– Лоботомия?

– Исключается.

– Вы имеете в виду лечебные цели?

– О других просто не берусь судить. Не знаю.

– Но не отвергаете, как принципиально невозможное?

– Пожалуй, нет, не отвергаю. При современной технике сквозь такую дыру ничего не стоит пропустить, скажем, световод для лазерного луча, какой-нибудь особый зонд или миниатюрное кибернетическое устройство. Существуют же автоматы-чистильщики, которых запускают в кровеносные сосуды? Гипотез можно насочинять великое множество, но что это даст?

– Кое-что и не так уж мало! – Ощутив прилив бодрости, Бобышкин повеселел. – Как раз то, что необходимо для обоснования следственной версии. Писанина! Читать, может, и станут, но вчитываться – никогда. Огромное спасибо, профессор! Как говорится, то, что доктор прописал…

– Я бы все-таки порекомендовал вам посоветоваться со специалистом. Почему бы не обратиться прямо в Институт мозга?

– А что, такой есть?

– Сейчас поищу адрес в справочнике Академии меднаук.

– Вы воскресили меня для новой жизни! – Бобышкин шутливо воздел руки к бестеневой операционной люстре под сводчатым потолком. – Больше скажу: подарили надежду.