Текст книги "Далеко не близко (ЛП)"

Автор книги: Энтони Бучер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

– Повидаю мистера Харрисона Партриджа. И попрошу выступить на бис.

– У вас тут довольно интересно, – заметил Фергюс, обращаясь к пухленькому лысому изобретателю.

Мистер Партридж вежливо улыбнулся.

– Развлекаюсь небольшими экспериментами, – признался он.

– Боюсь, я не очень разбираюсь в чудесах современной науки. С нетерпением жду более захватывающих чудес, например, космических кораблей или машину времени. Но я пришел поговорить не об этом. Мисс Престон говорит, что вы ее друг. Уверен, вы сочувствуете ее попытке освободить молодого Аша.

– О, естественно. Само собой. Все, что я могу сделать, чтобы помочь...

– Это самый обычный вопрос, но я ищу зацепку. Все, что может указать мне направление. Не считая Аша и дворецкого, вы, кажется, были последним, кто видел Харрисона живым. Не могли бы вы что-нибудь рассказать мне об этом? Как он выглядел?

– Вполне обычно, насколько я мог заметить. Мы поговорили о новом материале, который я нашел для его библиографии, и он выразил легкое неудовольствие последними каталогизациями Аша. Полагаю, они уже говорили об этом.

– С Харрисоном все было в порядке? Никакой... ммм... депрессии?

– Вы думаете о самоубийстве? Милый мой, это не сработает. Боюсь, мой кузен был последним человеком на земле, кому бы такое пришло в голову.

– По словам Брэкета, у вас было с собой одно из ваших изобретений?

– Да, новая и, как мне казалось, сильно улучшенная рамка, чтобы фотографировать редкие книги. Но мой кузен указал, что такое же улучшение уже осуществил один австрийский эмигрант. Я забросил эту идею и неохотно разобрал модель.

– Позорно. Но, полагаю, это часть жизни изобретателя?

– Слишком верно. Вы хотели бы узнать что-нибудь еще?

– Нет. В общем, нет. – Повисла неловкая пауза. В воздухе витал запах виски, но мистер Партридж не проявлял гостеприимства.

– Забавные последствия у этого убийства, а? Только подумать, что этот ужасный факт поможет исследованиям рака.

– Исследованиям рака? – Мистер Партридж поднял брови. – Я не знал, что это было в завещании Стэнли.

– Не у вашего кузена, нет. Но мисс Престон говорит, что старый Макс Харрисон решил, раз его единственный прямой потомок мертв, отдать свое состояние на пользу человечеству. Он планирует создать медицинский фонд, который будет конкурировать с фондом Рокфеллера и специализироваться на раке. Я немного знаю его поверенного, он упомянул, что старик зайдет завтра.

– В самом деле, – размеренно произнес мистер Партридж.

Фергюс мерил лабораторию шагами.

– Если что-нибудь вспомните, мистер Партридж, дайте мне знать. Я хочу очистить Аша. Я убежден, что он невиновен, но если так, то это, похоже, безупречное преступление. Блистательная работа, если можно так выразиться. – Он оглядел комнату. – У вас тут прелестная мастерская. Могу представить, что отсюда может выйти что угодно.

– Даже ваши космические корабли и, – рискнул мистер Партридж, – машины времени?

– Космический корабль – вряд ли, – сказал Фергюс.

После ухода молодого сыщика мистер Партридж улыбнулся. Он подумал, что мастерски провел трудную беседу. Как аккуратно он ввернул придумку о недовольстве Стэнли своим секретарем! Как блестяще он сымпровизировал правдоподобное объяснение машины, которую нес тогда с собой!

Конечно, этот молодой человек ничего не заподозрил. Очевидно, самый рутинный визит. Даже жаль, что дело обстоит так. Как приятно было бы схлестнуться с сыщиком – мастер против мастера. Пустить по своему следу Жавера, Порфирия Петровича, Мегрэ – и восхититься, как блистательно Великий Харрисон Партридж одурачит противника.

Возможно, безупречному преступнику следует быть заподозренным, даже установленным, и все же недосягаемым...

Удовольствие от столь удачно отбитого нападения при этой встрече укрепило его в выросшей со вчерашнего вечера вере. Поистине жаль, что Стэнли Харрисон умер напрасно. На сей раз рассуждения мистера Партриджа оказались неверны; убийство ради выгоды вовсе не было необходимой частью плана.

Но какое великое дело совершили, никого не погубив? Разве колокол не важнее крови несчастных рабочих? Разве древние не верили, что величие строится на жертвоприношении? Не самопожертвовании, как глупо извратили христиане, а истинном жертвоприношении чужой плоти и крови.

Итак, Стэнли Харрисон был необходимой жертвой, на которой воздвигнется Великий Харрисон Партридж. И разве эффект произошедшего еще не заметен? Разве он был бы тем, кем он стал сегодня, выйдя из кокона только благодаря своему открытию?

Нет, его сформировал великий и безвозвратно совершенный поступок, безупречность преступления. Величие – в крови.

Ах, этот нелепый юноша, болтавший про совершенство преступления, он даже представить не может, что...

Мистер Партридж приостановился и обдумал разговор. Дважды так интересно затрагивались машины времени. Затем он сказал... что он сказал?.. “Это преступление – блистательная работа”, а потом... “Можно представить, что из этой мастерской может выйти что угодно”. И эти удивительные вести о новом завещании двоюродного дедушки Макса...

Мистер Партридж радостно улыбнулся. Он был непростительно глуп. Вот его Жавер, его Порфирий. Юный сыщик действительно подозревал его. Ссылка на Макса была искушением, ловушкой. Этот сыщик не знает, насколько теперь не нужно ему это состояние. Он думал соблазнить его и поймать за руку при попытке совершения нового преступления.

А все же, разве любое состояние так уж не пригодится? А такой вызов... такой прямой вызов... можно ли устоять?

Мистер Партридж обнаружил, что уже обдумывает все трудности. Двоюродного дедушку Макса следует убить уже сегодня, раз он планирует повидаться с поверенным завтра. Чем раньше, тем лучше. Наверное, его обычный послеобеденный отдых подходит лучше всего. В это время он всегда в одиночестве дремлет в любимом уголке того большого поместья в горах.

Ох! Загвоздка. Там нет электрических розеток. Портативная модель не годится. И все же... Да, конечно. Можно сделать иначе. В случае Стэнли он совершил преступление, затем вернулся и подготовил алиби. Но здесь он может организовать алиби, а затем вернуться и совершив убийство, отправив себя обратно на большой машине с более широким диапазоном действия. Нет необходимости создавать эффект запертой комнаты. Это приятно, но несущественно.

Алиби на час пополудни. Он не хотел вновь задействовать Фейт. Не хотел видеть ее из стадии личинки. Он позволит ей пострадать из-за бедолаги Аша, а затем набросится во всей славе Великого Харрисона Партриджа. Абсолютно надежное алиби. Можно получить еще одну штрафную квитанцию, хотя его еще не заставляли предъявить первую. Конечно, полиция – вариант не хуже, чем...

Полиция. Но это же превосходно. Идеально. Пойти к ним и попросить о встрече с детективом, работающим над делом Харрисона. Рассказать ему, как будто только теперь вспомнил, о предполагаемой ссоре кузена Стэнли с Максом. Быть там, когда двоюродный дедушка Макс будет убит.

В двенадцать тридцать мистер Партридж вышел из дома и направился в главное полицейское управление. У него не было никакой практической необходимости убивать Максвелла Харрисона. Вообще-то он даже не убедил себя до конца это сделать. Но делал первый шаг в осуществлении плана.

Бдящий неподалеку Фергюс мог слышать храп старика. Попасть в уединенное убежище Максвелла Харрисона было несложно. Уже многие годы газеты так тщательно освещали чудачества старика, что узнать все необходимое можно было заранее – его повседневные привычки, его ненависть к телохранителям, его излюбленное место для сна.

До сих пор отсутствие мер предосторожности вполне оправдывалось. Слуги охраняли все ценное в доме, а кто будет столь экстравагантен, чтобы напасть на человека на десятом десятке жизни, при котором нет никаких ценностей? Но теперь...

Фергюс вздохнул с большим, чем обычно, облегчением, когда добрался до цели и нашел потенциальную жертву невредимой. Он предполагал, что мистер Партридж после беседы с Фергюсом мог вернуться в прошлое. Но детектив сделал ставку на склонность преступника повторять себя – то есть в данном случае сперва совершить преступление, а затем подготавливать свое “когда-нибудь”.

Солнце жарко светило, холмы выглядели мирно. На дне глубокого оврага недалеко от Фергюса журчал ручей. Старому Максвеллу Харрисону хорошо спалось в столь полном одиночестве.

Фергюс курил уже третью сигарету, когда что-то услышал. Это был очень тихий звук, возможно, покатившийся камешек; но здесь, в этом уединении, любой звук, кроме храпа или журчания ручья, казался бесконечно громким.

Фергюс бросил сигарету в овраг и как можно тише двинулся на звук, скрываясь за лохматыми кустами.

Представшее посреди тихого уединения зрелище было хоть и ожидаемым, но, тем не менее, поразительным – на цыпочках крался пухлый лысый мужчина средних лет, а в его поднятой руке блестел длинный нож.

Фергюс бросился вперед. Его левая рука схватила запястье, размахивавшее ножом, а правая завела назад другую руку мистера Партриджа. Лицо изобретателя, на котором в миг приближения маской застыл тихий безмятежный восторг, исказилось чем-то средним между гневом и ужасом.

Его тело дернулось. Это было инстинктивное, неотрепетированное движение, но случайным образом оно пришлось так вовремя, что вырвало его руку с ножом из хватки Фергюса и позволило ей нырнуть вниз.

Движение тела Фергюса было ловким и вполне осознанным, но его оказалось недостаточно, чтобы избежать жалящей раны в плече. Он почувствовал, как по спине течет теплая кровь и невольно ослабил хватку на другой руке мистера Партриджа.

Мистер Партридж поколебался мгновение, словно не зная, попробовать ножом на вкус двоюродного дядюшку Макса или сперва избавиться от Фергюса. Колебание было понятным, но оказалось фатальным. Фергюс прыгнул вперед, нанеся удар по коленям мистера Партриджа. Мистер Партридж поднял ногу, чтобы пнуть приближающееся лицо с зелеными глазами. Он покачнулся и понял, что нарушил равновесие. Затем сыщик ударил его по плечу. Он накренился и падал навзничь, падал, падал...

Когда Фергюс вновь вскарабкался по оврагу, старик все еще храпел. Не было никаких сомнений, что Харрисон Партридж мертв. Ни одна живая голова не болталась бы на шее столь безвольно.

И Фергюс убил его. Назовите это несчастным случаем, самообороной, да как угодно! Фергюс заманил его в ловушку, и в этой ловушке он погиб.

Клеймо Каина можно носить по-разному. Для мистера Партриджа оно приняло вид плюмажа, воодушевляющего его стяга с изображением странного прибора, но Фергюс воспринял эту отметину иначе.

Чувство вины не слишком отягощало его совесть. Он лично и непреднамеренно осуществил то, что надеялся заставить исполнить со всеми надлежащими церемониями штат. Безусловно, человеческая жизнь священна, но если так уж верить в эту заповедь, что станет со смертной казнью или благородным долгом войны?

Быть может, морально он не мог винить себя в смерти мистера Партриджа. Но он мог обвинять себя в профессиональном провале. У него больше не было прежних доказательств для освобождения Саймона Аша, и он запятнал себя убийством. Человек, погибший от вашей руки в устроенной вами ловушке, – есть ли более веская причина утратить сыскную лицензию? Даже если предположить, что вы счастливо избегли обвинения в убийстве.

Ибо убийство распространяется, подобно кругам на воде, и Фергюс О'Брин, расставив ловушку убийце, обнаружил, что и сам стал таким же.

Фергюс колебался, стоя перед дверью мастерской мистера Партриджа. Это был его последний шанс. Тут могут быть доказательства – сама машина или какой-нибудь документ, который бы подтвердил его теорию даже перед скептическим взором лейтенанта полиции Э. Джексона. Взлом при нынешнем послужном списке будет незначительным преступлением. Он решил, что окно слева...

– Привет! – радостно сказал лейтенант Джексон. – Ты у него на хвосте?

Фергюс попытался изобразить свой обычный бойкий вид.

– Привет, Энди. Так ты наконец добрался до Партриджа?

– Он и есть твой таинственный Х? Я подумал, что это, возможно, он.

– И тебя привело сюда это?

– Нет. Он сам вызвал мои профессиональные подозрения. Явился ко мне час назад с чертовски нелепой историей про некое жизненно важное доказательство, которое он забыл. Якобы последние слова Стэнли Харрисона были о ссоре с Саймоном Ашем. Это дурно пахло – как преднамеренная попытка укрепить дело против Аша. Как только я смог освободиться, то решил выйти и еще раз поболтать с этим типом.

– Сомневаюсь, что он дома, – сказал Фергюс.

– Попробуем. – Джексон постучал в дверь мастерской. Ее открыл мистер Партридж.

В одной руке мистер Партридж держал остатки большого бутерброда с ветчиной. Открыв дверь, он поднял другой рукой почти допитую бутылку, содержавшую остатки виски с содовой. Он нуждался в пропитании перед этим ярким новым приключением, этим более чем совершенным преступлением, ибо оно возникло без необходимого принуждения и обычного мотива.

Его глаза загорелись при виде двух стоявших за дверью людей. Его Жавер! Два Жавера! Неофициальный сыщик, так блистательно бросивший ему вызов, и официальный, подтвердивший его алиби. Ему удачно подвернулась возможность вновь ярко выказать свою смелость.

Он не обратил внимания ни на речи официального сыщика, ни на выражение изумленного недоумения на лице неофициального. Он открыл рот, и Великий Харрисон Партридж, сбросив последние рудиментарные облачения кокона, произнес:

– Вы можете узнать правду, если она принесет вам пользу. Жизнь этого Аша ничего для меня не значит. Я могу победить его, даже если он будет жив. Я убил Стэнли Харрисона. Берите это заявление и делайте с ним, что хотите. Я знаю, что неподтвержденное признание для вас бесполезно. Если вы его докажете, можете взять меня. А я вскоре совершу еще одно жертвоприношение, и вы бессильны меня остановить. Поскольку вы, понимаете ли, уже опоздали. – И он тихо засмеялся.

Мистер Партридж закрыл дверь и запер ее. Он доел бутерброд и допил виски, едва ли замечая стук в дверь. Он взял нож и подошел к машине. На его лице маской застыл тихий безмятежный восторг.

Фергюс во второй раз утратил дар речи. Но лейтенант Джексон бросился к двери, опоздав лишь на мгновение. Только через несколько минут они с очнувшимся, наконец, Фергюсом выбили ее.

– Он сбежал, – с озадаченным видом заявил Джексон. – Где-то должен быть выход, это трюк.

– Запертая комната, – пробормотал Фергюс. Его плечо болело, а атака на дверь растревожила рану, которая стала вновь кровоточить.

– Что такое?

– Ничего. Слушай, Энди. Когда у тебя кончается смена?

– Собственно говоря, уже. Я делал этот осмотр в свободное время.

– Тогда давай, во имя семнадцати разных полубогов пьянства, пойдем и утопим наши заблуждения.

Фергюс еще спал, когда на следующее утро позвонил лейтенант Джексон. Его разбудила сестра, наблюдая, как он пытается проснуться, слушая, кивая и бормоча “Да” или “Я буду”. Морин дождалась, пока он повесит трубку, пошарила вокруг, нашла сигарету и зажгла ее. Затем она произнесла:

– Ну?

– Помнишь то дело Харрисона, о котором я тебе вчера говорил?

– С машиной времени? Да.

– Мой убийца, мистер Партридж... Его нашли в овраге в поместье двоюродного деда. Очевидно, он поскользнулся и погиб при попытке совершить второе убийство – так это видит Энди. При нем был нож. Так вот, в свете этого, а также некоего сделанного Партриджем вчера признания, Энди отпускает Саймона Аша. Он до сих пор не понимает, как Партридж совершил первое убийство, но теперь ему не нужно передавать дело в суд.

– Да ну? И в чем проблема? Что плохого-то?

– Плохого? Слушай, Морин Макушла. Я убил Партриджа. Я не хотел этого, и, возможно, ты меня оправдаешь, но я это сделал. Я убил его вчера в час пополудни. В два часа мы видели его вместе с Энди. Затем он ел бутерброд с ветчиной и пил виски. Анализ содержимого желудка показывает, что он умер через полчаса после еды, когда мы с Энди уже почти окончательно опьянели. Ну, ты понимаешь?

– Ты имеешь в виду, что он отправился в прошлое, чтобы убить своего дядю, а тогда ты... ты видел его после того, как ты убил его, но до того, как он отправился в прошлое быть убитым? Ох, ужас какой.

– Не только ужас, сладкая моя. Тут есть и юмор. Временное алиби, то самое “когда-нибудь”, дававшее безупречное прикрытие для действий Партриджа, предоставляет то же самое идеальное алиби и его убийце.

Морин начала говорить и осеклась.

– Ой! – выдохнула она.

– Что?

– Машина времени. Она должна быть там... где-нибудь... разве нет? Тебе же...

Фергюс рассмеялся, хотя ничего смешного не было.

– Это плата за совершенство его опуса. Полагаю, Партридж с сестрой не слишком-то любили друг друга. Знаешь, какая была ее первая реакция на новость об его смерти? После одной официальной слезинки и одного официального рыдания она пошла и к чертям разнесла всю его мастерскую.

На полу мастерской лежали перекрученные и разбитые катушки и шины. В морге лежало пухлое лысое тело со сломанной шеей. Вот и все, что осталось от Великого Харрисона Партриджа.

Секрет дома

Конечно, никто заранее не предполагал, что станет, унция за унцией, ценнейшим из возвратных грузов космических кораблей с Венеры на Землю, хотя ответ должен был стать очевидным любому имеющему хоть малейшее представление об исторических закономерностях.

Редкие металлы? Учитывая, что стоимость топлива для вывода из-под почти земной венерианской гравитации делает их даже дороже, чем на самой Земле? Нет, ответ был очевиден, но его не замечали. Что Марко Поло привёз из Китая, а Васко да Гама – из Индии? Почему Колумб искал новый путь в Индии?

Одним словом: специи.

Нёбо человека время от времени нуждается в омоложении. Одна из главных целей исследований, межконтинентальных или межпланетных, это рестимуляция утомлённых вкусовых рецепторов. И в дополнение к новым специям появились новые методы готовки, такие, как то чудесное местное венерианское быстрое прохождение через живой пар, дающее поразительный эффект шипящей горячей хрустящей сырости; или балй, то странное местное блюдо, немного похожее и на карри, и на буйябес, но богаче и изысканнее любого из них. Был и сокалй, венерианский болотный кабан, самое изысканное и вкусное мясо на всех трёх планетах – впрочем, истинный гурман марсианское мясо даже во внимание не примет...

Эту речь Кэти выслушивала регулярно раз в неделю на протяжении первого года своего брака. Вскоре она поняла, что вышла замуж за человека не только выдающегося и успешного, но и укушенного в восприимчивом возрасте словом “гурман”.

Пока длились ухаживания, было весело. В любом случае, весело, когда ведущий межпланетный комментатор водит секретаршу видеосети по хорошим ресторанам. Особенно весело было наблюдать, как он проходит мужской производственный номер, совещаясь с метрдотелем, посылая комплименты (и инструкции) шеф-повару и обмениваясь мнениями с сомелье, которого Кэти быстро приучилась называть человеком-с-вином. Вино плохо транспортировалось между планетами; ускорение сверх одного g[56]56
  g (произносится “же”) – единица стандартного ускорения свободного падения, равная 9,80665 м/с. В этой величине обычно выражается перегрузка, испытываемая телом, которая равна 0 g в состояии невесомости и 1 g, если тело находится на поверхности Земли на уровне моря.


[Закрыть], в терминологии знатоков, “повреждало” его. В этой области по-прежнему безраздельно царили французы, подчёркнутым превосходством маскируя естественную зависть к венерианским колонистам-выскочкам.

В каждом американском городе – с немногими исключениями в Новом Орлеане и Сан-Франциско – прежние “французские” рестораны стали “венерианскими”, и даже в Париже cuisine vénérienne[57]57
  Венерианская кухня (фр.).


[Закрыть] отличала иные из самых уважаемых заведений.

Но развлекательная ценность эксгибициониста-гурмана уменьшалась по мере того, как ухаживание логично перерастало в брак, а вина и ужины уступали место повседневной проблеме мужского питания. Бвстрое замораживание, конечно, облегчало проблемы невесты по сравнению с прежними столетиями. Но Джордж, в силу своего характера, настаивал на высоком проценте приготовленных лично блюд – и был достаточно проницателен, чтобы обнаружить любые временные замены при помощи глубокой заморозки и электронной духовки.

Ни квартира на самом верхнем этаже Манхэттена, откуда всё ещё был виден Гудзон, ни счета в магазины, в какие она никогда и не решалась войти, ни даже тот чудесный факт, что она любила Джорджа с той страстью, какую всегда считала просто маловероятным обычаем из женских журналов – ничто из этого не могло вполне примирить Кэти и жизнь с мужчиной, который мог опустошить три тарелки вашего лучшего приготовленного вручную устричного рагу, не прерывая разглагольствований о славе настоящего “балй à la Венусберг”, который мог съесть столько жареных рёбрышек, что расшатал бы недельный бюджет, одновременно разоблачая обсурдность легенды о том, что земные повара в общем и англо-саксонские в особенности способны, по крайней мере, понимать говядину.

Кэти играла с мыслью нанять повара не столько для того, чтобы удовлетворить Джорджа, сколько чтобы перенаправить его неизбежные упрёки на кого-то ещё. Но помимо того факта, что жалованье повара привело бы к анемии её счетов, Кэти знала, что её мать, обе её бабушки и, несомненно, все четыре её пра– и все восемь её прапра– кормили своих мужчин и доставляли им счастье. Это служило предметом семейной гордости.

Затем настал тот ужасный день, когда Джордж привёл домой на обед Хосе Лермонтова. Младшая сестра Кэти тоже ужинала с ними в тот вечер и сморщила носик, когда лицо Джорджа исчезло из визифона.

– Эти отвратительные колониальные дипломаты с Венеры, – проговорила Линда. – У него будет окладистая бородка, и брюшко, и жена, и шестеро детишек дома. Кэти, почему Джордж не встречает никого достойного освещения в новостях, кто был бы... ну, достоин?

– Я слышала, это очень приятный молодой человек, – рассеянно пробормотала Кэти. – Лидер партизан, боровшихся против диктатуры, написал прекрасную книгу об её свержении. Что меня беспокоит, так это брюшко – и что я собираюсь в него поместить.

Спустя пять минут после встречи с венерианцем Линда проскользнула на кухню, чтобы прошептать: “Сестра... пожалуйста... можно положить мне это в чулок на Рождество?” Но даже этот приятный поворот не отвлёк Кэти от задачи подготовиться к наполнению несуществующего, как выяснилось, брюшка.

Чуть позже ей подумалось, что ужин прошёл на удивление хорошо, особенно между Хосе и Линдой. Но затем Джордж, проткнув и уничтожив последнюю свиную отбивную, откашлялся.

– Вам надо сделать скидку, Лермонтов. Простая свинина для человека, привычного к сокалйю...

– Сказано про свинью? – вежливо спросил Хосе с обычным венерианским избеганием местоимений.

– И, – сочувственно добавил Джордж, – эта так называемая “деревенская подливка” – сущее потрясение для человека с планеты, где, слава Богу, думают не о подливках, а о соусах.

– Очень хорошая подливка, – сказал Хосе, вытирая остатки со своей тарелки куском хлеба Кэти. – Определено “так называемая”, поскольку впервые сделана в деревне?

– Даже если допустить это, – настаивал Джордж, – неужели вы не можете себе представить, что бы сделала с этим щепотка балй-порошка? Или, возможно, намёк на тинилй?

– Сам, – серьёзно ответил Хосе, – предпочитаю одну из земных трав – щепотка орегано слегка пикантна. По-летнему, конечно.

Джордж серьёзно задумался над этим.

– Возможно. Очень возможно. Но, в любом случае, это демонстрирует прискорбное отсутствие воображения у среднестатистической земной хозяйки.

Вполне возможно, что Кэти слишком громко стучала, складывая и убирая тарелки после ужина. В любом случае, Линда поспешно последовала за ней на кухню.

– Кэти, ангел мой, прошу тебя, не взрывайся, не сейчас. Я знаю, Джордж напрашивается на это, но ему, наверное, уже сказали, что все земные женщины – землеройки, и я не хочу...

Кэти контролировала себя, пока не был достигнут единственный приятный результат вечера: Хосе спросил, может ли он проводить Линду домой. К удивлению своему, она продолжала контролировать себя даже после того, как они ушли, ведь она уже обдумывала План.

На другое утро План воплощался полным ходом.

А: Кэти ворвалась в свой любимый книжный магазин и скупила все имеющиеся книги о венерианских специях и кулинарии, добавив даже таких довенерианских классиков кулинарного восприятия, как Брийя-Саварен[58]58
  Жан Антельм Брийя-Саварен (1755-1826) – французский политик и философ, автор трактата “Физиология вкуса”, изданного им незадолго до смерти.


[Закрыть], Эскофье[59]59
  Огюст Эскофье (1846-1935) – французский шеф-повар, популяризатор традиционной французской кухни в качестве “высокой”, автор книги “Кулинарный путеводитель”.


[Закрыть] и М. Ф. К. Фишер[60]60
  Мэри Фрэнсис Кеннеди Фишер (1906-1992) – американская писательница, выпустившая 27 книг о кулинарии, включая перевод трактата Брийя-Саварена.


[Закрыть].

Б: Она записалась на ежедневные уроки в Школу венерианской кулинарии “Улья-Рулй” (бывшая “Le Cordon Bleu”[61]61
  Имеется в виду международная сеть школ гостиничного сервиса и кулинарии, названная так по виду шницеля.


[Закрыть]).

В: Узнав, что у Джорджа назначен обед в Чикаго со спонсором, она посетила ресторан, где обычно обедал её муж. Это была скромная мясная закусочная, построенная в тридцатых годах, расположенная глубоко на нижнем уровне Манхэттена, и превосходный обед, которым она там наслаждалась, подтвердил самые мрачные её подозрения.

В течение двух недель она читала книги и брала уроки, не пытаясь практиковать, не считая обедов для себя лично. И она действительно кое-чему научилась. Образ мысли Джорджа имел свои резоны. Ведь готовка Кэти, как и её восьми прапрабабушек, была не только земной, но и чисто американской.

Свежий восторг вызывало знание, что Архитектор всех вещей установил на этой планете некую неизбежную связь между помидорами и сладким базиликом и предопределил, дабы семена тмина разделяли судьбу краснокочанной капусты, – подобно тому, как на иной планете Он посеял тинилй, дабы плоть кабана была ещё слаще. И кто мог предвидеть мастерски предопределённые межпланетные слияния? О неизбежном родстве чеснока и баранины Кэти знала давно, но глаза её широко распахнулись, когда она обнаружила, как завершает эту троицу щепотка балй-порошка.

Но эти открытия не ослабили План. И тот же Архитектор улыбнулся Плану, позволив сетевому робоуборщику вдруг обрушить поток воска на пол коридора перед входом в кабинет Джорджа. На этом воске Джордж поскользнулся и сломал ногу.

Джордж, вероятно, не признался бы даже себе, что быть прикованным к постели ему нравится: звонки по визифону, миникурьеры из сети, прикроватный микрофон и камеры. Но он начал признавать, что ему нравится, как готовит Кэти.

Там, где раньше она могла бы подать стейк, теперь она приносила grenadine de boeuf à la vénérienne. Там, где раньше она могла подать спаржу с топлёным маслом, теперь она отваживалась на голландский соус (с пятью крупинками балй-порошка, заменявшего кайенский перец древних рецептов). Там, где раньше она могла подать остатки еды просто разогретыми, теперь она маскировала их соусом, заставлявшим лежащего Джорджа причмокивать, закатывать глаза и бормотать:

– Конечно, силй, и чеснок... и намёк на тинилй... быть может, щепотка пнулйа, возможно, выращенного на Земле? Да, я так думаю... и... что это?

– Кервель, дорогой, – говорила Кэти, а он отвечал:

– Конечно, конечно. Я понял бы через минуту. Знаешь, Кэтрин, дорогпя, у тебя развивается воображение!

Когда в тот четверг было объявлено, что с Джорджа снимут пластигипс, Кэти решила, что настало время для развязки Плана. В четверг утром, когда она кропотливо составляла список покупок, зазвонил визифон, и, как ни странно, это была не сеть в поисках Джорджа.

– О, Кэти! – забормотала Линда. – Сегодня вечером у меня с ним одно из тех милых свиданий из серии “посмотрим, что будет”, и не могла бы ты пригласить нас обоих на ужин? Ведь ты ему нравишься, и он действительно почти здесь, и если бы мы... знаешь, всё в семье и так далее, думаю, это просто могло бы...

– Хосе? – спросила Кэти, зная ответ. Она усмехнулась и удвоила число пунктов в списке.

Худшие из приготовлений к ужину были позади, когда явилась Линда, к удивлению Кэти, с чемоданом. Девушка уделила лишь необходимый минимум времени на любование забинтованной ногой Джорджа, а затем потащила сестру в спальню.

– Кэти. У меня вот какая проблема. Он знал так много женщин... на обеих планетах, и в посольствах, и, наверное, даже шпионок. Я вчера сказала тебе, что думаю, что он станет; только я не знаю, какая нужна помада, какие духи, всё такое. Я хочу сделать себя интересной; но я не хочу переборщить. Так что я просто принесла всё, что у меня есть. Скажи мне ты.

Кэти уставилась на эту кучу. Она подумала об ужине, и о Плане, и начала давать Линде советы.

Состав был тот же, что и том ужасном ужине, вдохновившем План, но люди были другие. Хосе, больше не приезжий из колоний, был джентльменом у себя дома среди друзей, Линда сияла простотой и ухоженным лицом, а Джордж хвалил еду.

Он восхвалил зелёный горошек. Восхвалил картофельное пюре. И более всего восхвалил жареную курицу.

– Не могу это проанализировать, – продолжал говорить он. – Там есть что-то, чего я не могу уловить. Ты чудесно раскрыла вкус. А не может это быть, – с подозрением потребовал он, – тот новый порошок, который, как утверждает Кёнигсберг, он отыскал у туземцев на краю южного континента? Я думал, они ещё ничего такого не прислали.

– Не прислали, дорогой, – сказала Кэти.

– Может быть, крошечная щепотка балйа и немного свежепомолотого сельдерейного семени?

– Нет.

– Тогда что на двух планетах...

– У женщины должны быть какие-то секреты, Джордж. Пусть это будет просто... секрет дома.

В этот момент Кэти поймала взгляд Хосе и поспешно отвела свой. Быть не может, чтобы венерианский дипломат подмигивал своей хозяйке!

За бренди в гостиной Джордж всё ещё задавал вопросы. Хосе, возможно, тоже настроенный (умоляля Кэти) задавать вопросы, увёл Линду в пространство, названное архитектором солнечной зоной, хотя Кэти упорно думала о нём более романтично – как о балконе. Увидев, что эти двое возвращаются, Кэти направилась на кухню, извечное место для сестринских откровений.

Но за ней последовала не Линда, а Хосе. Он небрежно прислонился к дверному косяку и сказал ей:

– Известен секрет дома.

– Да? – небрежно произнесла Кэти. – О, в смысле – вы знаете? Иногда приходится останавливаться и перечитывать вас, как телеграмму. Итак?

– Покупать еду высочайшего качества, готовить очень хорошо, полагаться только на натуральные вкусы, возможно, немного соли. Старый добрый Джордж всегда хотел так много приправ, это показалось новым и революционным вкусовым ощущением. Верно?

Кэти ухмыльнулась.

– Всё по-тихому, – промолвила она. – Я думала, что это сработает, и обрела уверенность, когда пообедала в его обычном месте. Именно это они и делают; но, поскольку это закусочная с репутацией, он думает, что это волшебство. Вот только я тоже кое-чему научилась. Отныне у Джорджа дома будет разнообразие – и, думаю, ему понравится всё это, даже если он не будет знать, почему это ему нравится.

– Простота тоже волшебство, – заметил Хосе. – Ваша идея – чистая, свежая простота Линды объясняет факт вашего зятя. Верно?

– Верно? Чёрт, это великолепно! – Кэти импульсивно поцеловала его. – О мой Бог! – произнесла она, отстраняясь. – Теперь на вас помада, а с балкона вы вышли чистым!