Текст книги "Чуффеттино"

Автор книги: Энрико Новелли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

Глава десятая, в которой Чуффеттино объявляет, что он сын банкира, и потом соглашается… за 4 сольда и стакан вина задушить Мелампо

– Вот что случается с такими неучами, как я, – ворчал себе под нос Чуффеттино, удаляясь от Города Ученых. – А хуже всего то, что я ничего не ел! И поделом мне, потому что, если бы я слушался папы и учителя, то все было бы по другому, зато когда я теперь попаду домой, то вот уж буду старательно учиться и слушаться!! Отец и мама будут плакать от радости, что у них такой хороший сын… А когда вырасту – получу великолепное место и буду загребать золото лопатами! А жители Коччапелато будут охать и ахать от изумления и говорить: «Посмотрите, ведь, это наш Чуффеттино – тот самый Чуффеттино, который раньше был таким сорванцом, таким лентяем! А теперь он председатель Совета Министров! Что за удивительный талант!» Да… А что же я сделаю на свои миллионы?!. Прежде всего куплю отцу новую пару всю из серебра и золота, а мамочке – серьги с блестящими, как солнце, камешками… А сам я ничего не буду есть кроме сливочных пирожных и буду спать на перине! А! вот, наконец, какая-то мельница. Тут-то уж мне наверно дадут поесть.

У порога мельницы, к которой подошел наш мальчик, стоял, заложив руки за спину и покуривая из старой алебастровой трубки, сам мельник. Чуффеттино подошел к нему.

– Добрый человек, – сказал он ему, – не дадите ли вы мне немножко хлеба с маслом и колбасы?

– Нечего сказать, ты довольствуешься немногим, – ответил мельник, смеясь. – Но скажи мне, пожалуйста, – почему это я должен дать тебе хлеба, масла и колбасы?

– Почему?! Очень просто: потому что мне очень хочется есть.

– Но ведь я, когда мне хочется есть, не прихожу к тебе и не прошу, чтобы меня покормили.

– Это правда, – пробормотал Чуффеттино, слегка смутившись, – но я думал…

– Если тебе всего этого так хочется, то ты можешь заработать.

Чуффеттино сделал гримасу.

– Что же я должен сделать? – спросил он.

– А вот что: у меня испортился сегодня мельничный жернов, помоги мне его починить.

Чуффеттино опять сделал гримасу.

– Ну, это дело совсем не для меня, – сказал он, – тут нужен рабочий…

– В таком случае, милейший мой миллионер, оставайся со своей гордостью, а я останусь со своим хлебом.

– Очень великодушно с вашей стороны, нечего сказать!

– А тебе разве не стыдно в твои годы, здоровому и крепкому, не хотеть ничего делать?

– Но если я никогда не чинил жерновов и не желаю портить рук такой работой.

– Бездельник ты несчастный.

– Может быть, я и бездельник, но…

– А чем занимается твой отец, скажи-ка мне, пожалуйста?

– Отец? – Чуффеттино покраснел, как томат, – отец… он… он банкир…

При этих словах мельник разразился громким хохотом.

– Банкир?! Но в таком случае он очевидно обанкротился!..

– Что вы хотите сказать!?

– Да то, что достаточно взглянуть на твои башмаки, чтобы убедиться, что ты не сын банкира.

– Башмаки – как башмаки. В деревне все носят такие.

– Ну, и лгунишка же ты! Так, так-то, душа моя, опять тебя спрашиваю: хочешь ты или нет помочь мне в моей работе. Мой племянник как раз сегодня утром уехал в город, и я совсем один. Если поможешь – останешься доволен. В придачу к хлебу и колбасе дам тебе еще и стакан вина.

– Сладкого?

– Сладкого, конечно.

Чуффеттино поднял глаза к небу, вздохнул и жалостно протянул:

– Хорошо! Помогу. Делать нечего. Только с условием, чтобы вы меня не очень измучили работой.

И они пошли на мельницу. Там дело оказалось не шуточным: у жернового колеса сломался стержень. Работать пришлось во-всю. Чуффеттино в первые минуты принялся было усердно помогать мельнику, который кряхтел, пыхтел и ругался, но скоро устал, бросился на землю и решительно заявил:

– Нет, эта работа не для меня. Я предпочитаю сделаться адвокатом.

За такую работу мельник не дал Чуффеттино ничего кроме хлеба, потом сказал ему насмешливым тоном:

– Если ты так желаешь без всякого труда получить и хлеб, и колбасу, и масло, то я могу предложить тебе следующее: у меня здесь есть старый Мелампо, который мне ни для чего уже больше не нужен и только мне надоедает. Убить его сам я не могу… Мне это было бы неприятно… я человек добрый… покончи с ним ты… вот здесь, в этом овраге… Совсем пустяшное дело: привяжи камень на шею и сбрось в овраг, в воду… А когда вернешься, я угощу тебя ужином и подарю 4 сольда.

Чуффеттино почесал затылок:

– Но я совсем не знаю этого… господина Мелампо… – сказал он.

– Это мой старый пес; он так стар, что только даром ест свой хлеб.

– А! это – собака!

– Разумеется. А что же ты думал?

– Попробую. Но должен вам сказать, что и это дело мне не особенно нравится.

– А в таком случае – убирайся.

– Говорю вам: попробую. Какой у вас скверный характер, однакож, добрейший господин мельник.

Мельник повел Чуффеттино к конуре Мелампо. Мелампо был старый пес, из породы овчарок, у которого за время его долгой и верной службы на мельнице совсем поредела шерсть, повыпадали зубы и пропали все светлые взгляды на жизнь. У него оставалось теперь только два последних зуба, которыми он с трудом разжевывал даже кашу, и всего один глаз, так как другой ему прострелили на охоте. Лаять он больше не мог, так как страдал хроническим воспалением глотки, и с трудом передвигал ногами от сильнейших подагрических болей. Он целыми днями оплакивал свое прежнее счастливое время и не в состоянии был даже защищать хозяйских кур от ночных набегов хищных хорьков, приносивших большой ущерб птичнику.

– Вот пес, с которым тебе надо покончить, – сказал тихо мельник и, обвязав веревкой шею бедного животного, он передал ее мальчику.

– Иди и сделай все быстро, – сказал он ему, – думай об ужине с вином и о новеньких сольдах.

Чуффеттино, таща за собой за веревку Мелампо, нехотя поплелся по извилистой дорожке к оврагу, на который ему указал мельник.

Глава одиннадцатая, в которой Чуффеттино, тронутый мольбами старого Мелампо, решается отказаться от ужина, предложенного ему мельником

Дорогой Чуффеттино вдруг услышал чей-то жалобный, заглушенный рыданьями голос, который говорил где-то совсем близко от него:

– Хороша награда за столько лет верной службы. Подлый и неблагодарный род человеческий.

Чуффеттино обернулся посмотреть, кто это говорит, но никого нигде не увидел.

– Мне это, должно быть, послышалось, – сказал он сам себе, качая головой, и сильнее потянул за веревку Мелампо.

– Иди, иди, Мелампо… В сущности мне совсем не нравится удавить эту несчастную собаку, которая не сделала мне никакого зла, – продолжал вслух думать мальчик. – Да только я уже дал слово этому мельнику.

В эту минуту до слуха его опять донесся тот же жалобный, прерывающийся рыданиями голос:

– А сколько раз я спасал его дом от разбойников и воров…

Чуффеттино остановился, поднял полову, посмотрел наверх, потом вниз, потом несколько раз обернулся и пожал с недоумевающим видом плечами.

– Очевидно, мне это чудится, – сказал он.

Они подошли в это время к оврагу, по дну которого с однообразным зловещим шумом катились мутные воды. Чуффеттино вздрогнул.

– Бедное животное! – проговорил он мысленно, – так кончить свою жизнь… Если бы в это дело не было замешано ужина…

– Чуффеттино, умоляю тебя – не губи меня! – раздался около него тот же голос.

На этот раз мальчик понял, что это был голос Мелампо. Чуффеттино сел на обросший мхом камень и сказал, обращаясь к подползшей к его ногам и умоляюще смотревшей на него собаке:

– Ничего не доделаешь, милейший мой Мелампо! Если бы зависело от меня, то я отпустил бы тебя на все четыре стороны. Но твоей смерти требует мельник. А мне за то, что я сброшу тебя в этот овраг, он обещает столько хороших вещей: и вина, и колбасы, и масла, и 4 сольда! А если бы ты только знал, до чего я сейчас голоден, до чего мне трудно… Кусочек хлеба, который мне дал сегодня мельник, был совсем крохотный, я и не заметил, как проглотил его… А эти четыре сольда помогут мне добраться до дому… потому что – должен тебе сказать – я заблудился, и если мне удастся вернуться домой…

– Пожалей мою старость, милый Чуффеттино!

– Не могу, Мелампо. Правда же, не могу.

– Я так буду тебе благодарен!

– Не могу!

– Вспомни, что часто один хороший поступок заставляет прощать массу дурных.

– Ты говоришь очень убедительно для собаки, Мелампо. Уверяю тебя, что мне хочется плакать при мысли о том, что мое придется бросить тебя в этот овраг.

При этих словах Чуффеттино вытер слезу, показавшуюся на его реснице. Это дало Мелампо слабый луч надежды.

– Настанет день, когда ты будешь доволен, что не исполнил просьбы этого злого человека, – сказал он. – Если бы ты только знал, как он меня мучил и сколько заставил съесть жесткого, как камень, хлеба… Я уверен, что если бы не такой хлеб, я до сих пор сохранил бы еще все свои зубы… У тебя, я чувствую, – доброе сердце. Исполни мою просьбу. Умоляю тебя!

Чуффеттино был растроган. Он отвязал веревку от шеи Мелампо и, ласково гладя его морду, сказал:

– Ну, еще раз не поужинаю, только и всего! Зато спасу твою шкуру. Собственно, я мог бы сейчас вернуться на мельницу и сказать, что поручение я исполнил… Но говорить эту ложь мне не хочется. Очень уж много я лгал в своей жизни… Потерплю еще… Может быть, судьба мне поможет.

Спасенный Мелампо в порыве бешеной радости, чувствуя прилив необычайной энергии и силы, вскочил на задние лапы, положил передние на плечи мальчика и в знак благодарности облизал ему все лицо своим теплым шершавым языком.

– Дорогой Чуффеттино! Небеса да вознаградят тебя за то, что ты для меня сделал!

– Пускай бы они указали мне дорогу домой. Большего я ничего сейчас не требую.

– Но где же твой дом?

– В Коччапелато.

– Коччапелато далеко, очень далеко отсюда, за много, много миль…

– В Коччапелато мой отец, мама…

– Пойдем! Я доведу тебя туда.

– Ты? Такой старый и слабый?!

– О! Сейчас я чувствую в себе прилив новых сил, идем! А знаешь, что мне дает эта новые силы?

– Не знаю. Что?

– Благодарность.

Чуффеттино и Мелампо отправились в путь. В эту ночь они оба легли спать на пустой желудок, забравшись на кучу оставленной кем-то на лугу соломы. Ярко светила луна на безоблачном небе и громко трещали кузнечики в высокой покрытой росою траве.

Глава двенадцатая, в которой Чуффеттино решает отсрочить свое возвращение домой

На следующий день к вечеру Чуффеттино и его новый друг подошли к перекрестку четырех дорог, одна из которых, извиваясь посреди зеленых лугов, поднималась в гору.

– Вот и дорога в Коччапелато, – сказал, указывая на нее, Мелампо.

– Как? Мы уже так близко? – изумился Чуффеттино.

– Ну да! Если будем двигаться быстро, то часа через два будем уже там.

Чуффеттино почесал за ухом.

– Всего через два часа?!

– Да, около этого.

– Удивительно! Право, удивительно!!!

Наступило молчание, продолжавшееся довольно долго.

– Что же, идем, наконец? – спросил Мелампо. – Знаешь, для мальчика, который заблудился, ты не очень-то торопишься увидеть своих папу и маму.

Чуффеттино опять почесал за ухом.

– Дело в том, что я упустил из виду одну вещь…

– Что именно?..

– Да то, что скоро уж вечер…

– Ну так что ж!?

– А мои ложатся спать с курами…

– Ничего не понимаю! Какое же это имеет отношение к твоему возвращению?

– Очень просто, мне не хотелось бы их беспокоить… будить…

– Ну, один-то раз.

– Да, тебе хорошо говорить. Ты не знаешь моего отца!

– Ты думаешь, что он будет сердиться?

– Даже очень.

– Э! пустяки! После такого долгого промежутка, что он тебя не видел… Ему ужасно, наверно, тяжело бедняге… Идем же, идем. Ты сам будешь ужасно рад…

Чуффеттино наклонил голову и молчал.

– А скажи мне? – спросил через некоторое молчание Чуффеттино, – куда идет вон та дорога, прямо перед нами?

– Та? В одно маленькое местечко на берегу моря.

– Отсюда далеко?

– Пустяки. Какие-нибудь полмили, – не больше.

– А там может быть очень красиво?

– Ничего особенного. Я был там как-то раз со своим хозяином.

– Да, но видишь ли… ты, все-таки, прости меня, – собака, и некоторых вещей понимать не в состоянии. Что же касается меня, то я с большим бы удовольствием взглянул на это местечко…

– Солнце скоро сядет, Чуффеттино! Идем. Пора.

Друзья сделали несколько шагов по дороге, которая вела в Коччапелато, но Чуффеттино вдруг остановился и решительно заявил:

– Нет! Я сначала пойду, посмотрю местечко!

– Чуффеттино, будь умником, не забывай, что в жизни часто приходится тяжело расплачиваться за свое легкомыслие.

– Милый Мелампо, ты становишься очень надоедливой собакой, и если так будет продолжаться, то я попрошу тебя итти своей дорогой и оставить меня в покое.

Мелампо вздохнул и отер своей лохматой лапой слезу.

– Ты раскаешься, Чуффеттино!

– Опять!

– Хорошо. Делай, как знаешь. Но ты раскаешься.

Чуффеттино пожал плечами и, простояв с минуту в нерешительности, пошел по той дороге, которая вела к морю. Мелампо последовал за ним.

Глава тринадцатая, в которой Чуффеттино принужден следовать за кап. Манджиавенто в его долгое плавание

Мелампо с Чуффеттино дошли до берега. Вдали тихо покачивалось на якоре старое торговое судно, и синие прозрачные воды отражали, как в зеркале, его неуклюжий почерневший от времени корпус. На берегу не видно было нигде никакого жилья, никакой лачужки, где можно было бы переночевать.

– Знаешь что, – предложил Мелампо, – доплывем сейчас вот до этого судна и проведем там ночь, а когда рассветет, вернемся обратно в Коччапелато. – И с этими словами Мелампо бросился в воду и энергично поплыл по направлению к судну.

Подплыв к судну, Мелампо и Чуффеттино увидели деревянную лесенку, спускавшуюся с палубы. Внизу под нею тихо покачивалась лодка. Взобравшись в нее, наши друзья по лесенке поднялись на палубу, где на скамейках и столах лежали и крепко спали матросы. Днем они здорово выпили, когда съезжали на берег за провизией, и теперь спали, как мертвые. Никем не замеченные, наши друзья спустились в трюм, где хранились запасы сушеной рыбы и дегтя. Воздух там был такой спертый, что можно было задохнуться, но это нисколько не помешало нашему Чуффеттино растянуться на лежавших на полу канатах и, положив голову на ящик с сушеной треской, заснуть крепким сном. Мелампо некоторое время посидел около него, раздумывая о превратностях своей судьбы, потом почесал у себя за ухом, облизнулся и последовал примеру своего друга. Проснувшись, Чуффеттино увидел, что стены маленького помещения, в котором он находился, колебались. «Неужели землетрясение? – подумал он со страхом. Он быстро встал, но ноги его не держали, и, чтобы не упасть, он принужден был опереться на ящик. Потом до слуха его донеслись какие-то странные, зловещие, скрипящие звуки; он прислушался, – было ясно, что скрипели самые обшивки судна… Но почему?.. Мелампо тоже казался озадаченным. Взобравшись на ящик, Чуффеттино достиг маленького окошка и высунулся из него. Ничего не было видно ни в какую сторону, кроме неба и моря, сверкавшего в пурпуровых лучах восходящего солнца.

– Ну, что же? – с волнением спросил Мелампо.

– Да ничего не понимаю, – растерянно ответил Чуффеттино, теребя свой хохол.

– Но что же означает это движение?

– Не понимаю. Знаю только, что я с трудом могу держаться на ногах.

– И я тоже.

– Знаешь что: взберемся на палубу и узнаем там, в чем дело.

– Но если нас увидят?

– Ну, не съедят же нас. По правде сказать, у меня что-то очень неприятное ощущение в желудке…

– Раз ты не боишься, то я уж и подавно, конечно…

– А ты думал, что я боюсь, – я кажется не из трусливого десятка! Если бы ты видел, как я разговаривал с волком-оборотнем! Точно со своим хорошим знакомым… И сего женой. А ты бы только посмотрел, что это за чудовище!.. Они хотели меня поджарить вместе с луком и грибами… И мне было только смешно…

Болтая так, наши друзья поднялись на палубу. Там все матросы были заняты по приказанию капитана исполнением какого-то сложного маневра с парусами, как того требовал внезапно переменивший направление ветер.

Капитан был огромного роста, толстый, с быстрыми глазами, длинной спутанной бородой, с большим ртом, полным острых и крепких, как у крокодила, зубов, и с толстыми губами, всегда готовыми сложиться в добродушную улыбку. Звали его – Манджиавенто (пожиратель ветров), но, хотя король этого слова означает «еду», капитан был далеко не прожорлив и питался почти исключительно только копчеными и солеными селедками, которые, впрочем, мог съедать в неимоверном количестве.

Этому-то капитану Манджиавенто и попались на глаза наши друзья, когда они взобрались на палубу.

– Это еще что! – сердито закричал капитан, подбочениваясь и обводя глазами свою команду. – Кто из вас принял на судно этого крохотного пассажира? Говорил я вам, или нет, что больше пассажиров я не беру!?

– Простите, но я не пассажир – проговорил Чуффеттино, подходя к капитану и снимая шляпу.

– Нет? Так кто ж ты такой?

– Я – Чуффеттино.

– А куда же ты отправляешься?

– Это уж я вас должен спросить, куда я отправляюсь?

– Ты спрашиваешь меня?! Какой ты забавный! Похож на анчоус!

– А вы похожи на гиппопотама.

В эту минуту судно сильно качнуло, Чуффеттино упал и покатился прямо под ноги капитана, у которого от приступа неудержимого гомерического хохота едва не лопнуло сердце. Он был такой весельчак, добрейший капитан Манджиавенто.

– Скажи же, откуда ты сюда явился? – спросил он, перестав, наконец, смеяться.

– Я и сам не знаю.

– А что ты делаешь?

– Ничего не делаю.

– Тут очевидно какое-нибудь недоразумение.

– Да и я это тоже думаю…

– Слушай: ты находишься сейчас на корабле, который отправляется на Антильские острова.

– Антильские острова… Простите, а что это очень далеко от Коччапелато?

При этих словах капитан так громко расхохотался, что Чуффеттино даже вздрогнул от неожиданности.

– От Коччапелато!.. От Коччапел… ой, ой!.. да какой же ты шутник!

– Может быть… Только это не ответ на то, о чем я вас спрашиваю.

– Ну, так вот слушай: Антильские острова за многое множество тысяч миль отсюда… понял, глупыш?

– В таком случае я охать не хочу. Мне надо вернуться.

– Вернуться теперь, когда мы уже вышли в открытое море, нельзя!

– А когда же мы туда доедем?

– Не знаю. Через месяц… Через два… Через шесть… Все будет зависеть от ветра.

– Но как же тогда… как же?! папа мой… мама! – И Чуффеттино отчаянно зарыдал.

Я уже говорил вам, что капитан был: очень добрым человеком. Слезы мальчика его растрогали. Он взял его осторожно на руки и приподнял к самой своей бороде, от которой страшно пахло табаком. Чуффеттино чихнул и продолжал плакать.

– Ну, ну… Брусколино… или как тебя там?..

– Чуффеттино.

– Перестань, Чуффеттино, не плачь… объясни мне в чем дело… Я не могу видеть, когда детишки плачут… будь умник… Увидишь, что мы все устроим… Не плачь. – Но Чуффеттино все чихал и все продолжал плакать. – Ты начинаешь, наконец, меня злить! Если ты не перестанешь сейчас плакать и не расскажешь все толком, я не дам тебе сегодня обедать… Слышишь, Брусса… то-бишь Чуффеттино!

Испуганный такой угрозой Чуффеттино рассказал все, что с ним было. Капитан слушал его, скрывая улыбку. Потом он сказал ему:

– Милый мой мальчик, твое прежнее поведение вполне заслужило полученные тобою тяжелые уроки. Скажу тебе вот что: ты останешься с нами на этом корабле, будешь работать, как все здесь работают, поедешь на Антильские острова и после года такой жизни вернешься домой излеченным от всей твоей прежней лени. У тебя будут мозолистые руки, бронзовое от загара лицо, ты выучишься трудиться, полюбишь ученье. Тебя никто не узнает. Отец твой, потеряв негодного бездельника, получит настоящего порядочного человека. И за все это он поблагодарит меня.

Помолчав с минуту, капитан прибавил:

– Ты, наверно, голоден, милый Буратино… то-бишь Чуффеттино. Ты любишь копченые селедки?

Чуффеттино сделал гримасу.

– Да? Но все-таки ты их будешь есть, так как на корабле нет ничего другого. Сейчас ты получишь две селедки, а твоя собака – миску хорошего супу… А вы, ребята, – за дело. Живо!

Таким-то образом, после целого ряда различных перипетий, происшедших по вине его сумасбродной головенки, – нашему другу пришлось проститься на время с своей прекрасной родиной.

Глава четырнадцатая, в которой Чуффеттино превращается вдруг в неутомимого работника

В этот день Чуффеттино получил на обод конченые селедки, которые ему не понравились, а Мелампо – большую порцию вчерашнего супа, который доставил ему огромное удовольствие.

На следующее утро капитан Манджиавенто сказал Чуффеттино тоном, не допускающим возражений.

– Имей в виду, что здесь на корабле хлеб даром не дается. Нужно его заработать.

Наш герой нахмурился.

– Меня это очень удивляет, – сказал он, – до сих пор мне еще никогда не приходилось зарабатывать свое пропитанье.

– Что ж? Разве по-твоему это стыдно – зарабатывать свой хлеб?.. Ну-ка, бери поскорее вон ту метлу и ведро и хорошенько вымой сейчас здесь пол.

– Такую работу я никогда не делал и делать не намерен, – ответил с раздражением Чуффеттино и топнул ногой.

– Что?! Ты это серьезно? – не возвышая голоса, спросил капитан Манджиавенто. – В таком случае предупреждаю тебя, что сегодня за завтраком ты получишь только один сухарь.

И, действительно, в этот день мальчик получил за завтраком вместо рыбы один только сухой и жесткий, как камень, морской сухарь, о который он едва не сломал свои зубы.

К вечеру пол был им вымыт.

На следующее утро капитал опять позвал к себе мальчика.

– Взберись, пожалуйста, вон на ту мачту и поправь узел той веревки, которой прикреплен парус. Надеюсь, сегодня мне не придется повторять своего приказания два раза.

Чуффеттино сделал величественный жест римского Цезаря.

– Чтобы я туда влез?! Ни за что на свете!

Капитан по своему обыкновению только слегка усмехнулся.

– Что тут смешного?! Я говорю только, что туда не полезу, потому что мне нет никакой охоты сломать себе шею.

– А тебе разве никогда не приходилось залезать так же высоко, когда, убегая в часы занятий из школы, ты охотился за грушами и сливами своих соседей?

– Случалось… – смущенно прошептал Чуффеттино.

– Ты тогда ведь не боялся сломать себе шею?

– Да… Но…

– В конце концов, полезешь ты туда, или нет?

– Ни за что! Если вы даже дадите мне за это 100 лир.

Капитан Манджиавенто пожал плечами:

– В таком случае опять получишь сегодня на завтрак сухарь. Пожалуйста, не выходи из себя… Совершенно напрасно. Все очень просто: ты не хочешь работать? Твое дело, голубчик… Очевидно, сухари тебе нравятся… У всякого свой вкус.

И знаете ли, что, в конце концов, получилось? Прошло каких-нибудь пять-шесть дней, и наш Чуффеттино сделался неузнаваем. Каждое утро, как только светало, он мыл палубу, потом помогал матросам в их работах, взлезал на мачты, распутывал узлы, потом помогал матросу-повару, который готовил для капитана обед, мыл посуду и все это делал быстро, без каких бы то ни было жалоб и оханья. За его живость и веселый, добрый нрав его все скоро очень полюбили – и матросы и капитан.

– Он ростом с горошину, – говаривал этот последний, – а заткнет за пояс многих сильных взрослых работников, у которых соображения столько же, сколько у улитки.

На Мелампо спокойная жизнь, которую он вел на корабле, влияла превосходно. Он точно молодел с каждым днем. Появилась сила в лапах, вытертые места на коже снова заросли шерстью. Он производил теперь впечатление собаки среднего возраста. Бедняга так был этому рад, что начинал мечтать уже о несбыточном, и всякий раз, когда ощущал какое-нибудь болезненнее раздражение в деснах, говорил себе: «Может быть, это у меня режутся новые зубы».

Увы! Эхо были мечты, только мечты!

Дни шли за днями. Погода стояла чудная. Ветер дул все время попутный, и старое судно подвиглось вперед со средней скоростью. Море было совершенно спокойно и на темно-синем небе ни облачка. Если бы все так продолжалось, то через какие-нибудь два месяца путешественники наши были бы у цели. Но тут случились события…