Текст книги "Обручение на море"

Автор книги: Энне Бодман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

Катарина все чаще представляла себе, как она собирает свои вещи и перебирается в каюту принцессы Ангербург. А почему бы и нет? Каюта оплачена и все равно пустует. Нет, конечно, работать она будет и дальше, чтобы получить причитающиеся ей по договору деньги. Просто хочется больше удобства и покоя хотя бы во время сна. Но она понимала, что такая мечта неосуществима. Принцесса Ангербург не может работать горничной и экскурсоводом. А горничные не живут в каютах люкс. Это же так просто. Значит, остается одно: свою личность полностью не раскрывать и терпеть бесцеремонность Бетти в этой узенькой кладовке и дальше.

После ужина Катарина стала собирать бокалы и стаканы со столов, а Петер стелил новые скатерти и расставлял чистые приборы для завтрака на следующий день. Улучив удобный момент, он шепнул Катарине:

– Не забудь про меня, Катарина. Сразу, как закончим, увидимся на прогулочной палубе, о’кей?

– Я только об этом и думаю, – ответила она. – Я сейчас уже заканчиваю.

В кинозале показывали диапозитивы с видами Кенигсберга и Риги. Рига была следующим пунктом их экскурсионной программы. Многие пассажиры не хотели упускать удобный случай, чтобы определить, на что в первую очередь нужно будет обращать внимание. Благодаря этому на прогулочной палубе никого не было. Едва Петер появился наверху, как Катарина сразу же бросилась к нему в объятия.

– Наконец-то! – жалобно сказала она. – Разве это не ужасно: почти сутками ходим рядом, постоянно видимся, а времени, чтобы побыть вместе, совсем не остается. Я имею в виду – наедине друг с другом.

– Смирись, любимая, – утешал он ее. – Было бы много хуже, если бы еще и днем мы были врозь. Если бы я, например, работал водителем дальних рейсов, а ты с нетерпением ждала бы возвращения своего любимого. Едва появившись, я должен был бы отсыпаться, чтобы утром следующего дня быть в форме перед очередным рейсом. Это бы тебе больше понравилось?

– Пожалуй, нет. А ты что, по профессии водитель дальних рейсов?

– Нет. Но, может быть, еще стану.

– О, нет. Тогда давай лучше откроем ларек-закусочную. Знаешь, я имею в виду такой белый, на колесах, который может стоять, например, перед проходной завода. Я буду колбаски «карри» поджаривать для наших клиентов, а ты – готовить картофель-фри. Кассу ты, конечно, тоже должен будешь взять на себя. Это была бы идеальная работа, а? И мы тогда были бы целыми сутками вместе!

– А не боишься, что мы начнем друг друга раздражать, а потом и ругаться. Когда все время вместе, это не очень хорошо влияет на отношения.

– Никогда! – воскликнула Катарина. – Ты никогда не будешь меня раздражать! Такого вообще не может случиться. Знаешь, как я по тебе скучаю, когда тебя нет рядом?

– Со мной происходит то же самое, – вздохнул Петер.

– Ну так что, значит, открываем передвижную закусочную?

Они продолжали строить воздушные замки, прекрасно понимая, что этому никогда не сбыться. Они ласкали и целовали друг друга, а Петер все никак не мог выбрать момент, чтобы поделиться с Катариной своими заботами. Он начал осторожно и издалека:

– Может быть, найдем другой способ существования? Как ты смотришь на маленькую, но изысканную гостиницу? Ты встречаешь гостей в холле, а я их обслуживаю за столом. Разве я плохой кельнер?

– Ничего не выйдет! – запротестовала Катарина. – Всю жизнь смотреть, как красивые клиентки строят тебе глазки? Еще чего!

– Ты самая красивая, красивее всех. Уж если я и посмотрю на кого, то только для того, чтобы в который раз понять, насколько больше мне нравишься ты. Я никогда не полюблю другую, ты же знаешь.

– Когда ты так говоришь, мне хочется верить тебе, по…

Он прервал ее слова долгим и страстным поцелуем. Закрыв глаза, Катарина полностью отдавалась сладкому ощущению быть любимой. Не было большего счастья, чем находиться в объятиях Петера, чувствовать тепло его губ. Тысячи звезд, дрожа, сияли на ковре ночного небосвода. «Людмила», борясь с волнами, все так же уносила их вдаль, навстречу следующему порту. Киль и университет были теперь так далеко, а все самые настойчивые увещевания матери забыты. Зато рядом был ее любимый Петер – мужчина, которому принадлежало ее сердце.

– Ты поедешь со своей подругой в Америку? – тихо спросил он.

Катарина покачала головой.

– Нет. Там ведь нет тебя. Меня не прельщает Америка, если из-за нее я должна буду расстаться с тобой.

– А если бы мы поехали туда вместе?

– Ты… ты хочешь уехать из страны, Петер?!

– Вполне возможно, что меня вынудят к этому обстоятельства. Но мне хотелось бы знать, могу ли я рассчитывать на тебя. Ты бы поехала со мной на чужбину?

– Хоть на край света, – поклялась Катарина.

И снова Петер целовал ее, и она почувствовала вдруг какую-то необыкновенную свободу. Не избавление ли это от векового гнета, называемого фамильными традициями? Она освободится наконец от их непосильной тяжести и сможет вести нормальную жизнь. Петер будет рядом. Он, которого она любит, всегда будет возле нее.

– Ты счастлива? – спросил он.

– Абсолютно счастлива. Это неописуемое чувство, – ответила она. – А ты?

Петер глубоко вздохнул.

– Отчасти, – задумчиво произнес он. – Я рад и благодарен судьбе, что нашел тебя. Что касается этого, то я самый счастливый человек на земле. Но у меня есть проблемы с семьей…

– Они и у меня есть, – поспешила Катарина его утешить. – Но когда-нибудь мы, молодые, должны будем управлять своей жизнью сами. Лучше всего, если родители согласны с этим. Если же нет, то мы и без их благословения справимся сами. Послушай я свою мать, то никогда бы не попала на этот теплоход, и тогда бы мы с тобой никогда не встретились…

Катарина не успела договорить: во всю мощь страшно завыла сирена. Разговаривать стало невозможно. Катарина зажала уши ладонями.

– Что случилось? – прокричала она Петеру в самое ухо.

– Это учебная тревога, – прокричал он в ответ. – Было написано на доске объявлений, но ты из-за выезда в город не видела. И я, как назло, начисто забыл. Все пассажиры и члены команды должны срочно прибыть со своими спасательными жилетами на солнечную палубу и встать возле своих спасательных лодок. Нам ничего другого не остается, Катарина, как сделать это. Тревога есть тревога.

Они бегом спустились по узким сходням туда, где располагались каюты экипажа, чтобы забрать свои спасательные жилеты. Им приходилось постоянно сталкиваться с бегущими навстречу пассажирами, многие из которых, потеряв ориентацию, вообще не понимали, что делать, приняв все это за настоящую аварию на судне.

И тем не менее через несколько минут организаторам учений удалось собрать всех людей на солнечной палубе. Капитан спустился с мостика и изложил свои объяснения на нескольких языках. Члены команды еще раз проверили, как сидят на пассажирах спасательные жилеты, потому как в случае реальной опасности такая мелочь могла бы кое-кому стоить жизни.

Когда учения наконец закончились, на корабле опять возникла неописуемая толчея. Катарина тщетно пыталась разыскать Петера. Разочарованная, она побрела в свою каюту, где ее встретила раздосадованная Бетти.

– Где ты все болтаешься, Катарина? – недовольно проворчала она. – Я хочу наконец заснуть, дай мне покой.

– Можешь выключить свет, – успокоила Катарина медсестру. – Я и в темноте найду, что мне нужно. Спокойной ночи, Бетти.

Бетти не ответила. Глубокие и ровные вдохи и выдохи свидетельствовали о том, что она уже видит десятый сон.

А Катарина осталась наедине со своими раздумьями, к которым примешивалась какая-то тревога. Петер ей так и не рассказал, что его мучает. Но она чувствовала: что-то его гнетет. Удастся ли ему все объяснить ей завтра?

* * *

Когда принцесса Ангербург подошла к своему почтовому ящику, то сначала не поверила глазам: ящик до краев был наполнен корреспонденцией. И это при том, что иногда целыми неделями ничего, кроме рекламных проспектов, вообще не поступало. Счастливая, принцесса понесла письма в дом, но оказалось, что во всех конвертах лежит одно и то же: экземпляры какого-то иллюстрированного журнала, в каждом из которых была обведена красным одна и та же заметка об известном морском круизе. Кроме этого, почти в каждом номере была отмечена фотография. Это был тот журнал, что в свое время Соня обнаружила в кафе на обратном пути из Ойтина.

Принцесса достала очки и сразу поняла, кто изображен на снимке. Катарина, ее дочь, уклонившаяся от участия в круизе для аристократической молодежи. Она стояла, прислонившись к колонне, одетая в платье, которое подозрительно походило на униформу. Но, кажется, никто из приславших письма и отметивших крестиком снимок, этого не заметил. Среди писем было и несколько частных посланий от дальних родственников. Эти даже вырезали снимок специально для Элизабет, приложив к нему сопроводительные записки.

«Как прекрасно, дражайшая Элизабет, что Вы снова установили контакт с нашими кругами… – читала принцесса. – Теперь, вероятно, в доме Ангербург скоро состоится помолвка. Катарина необыкновенно мила. Я очень рада за Вас, дорогая кузина».

И все в таком духе. Оставалось надеяться, что никому не пришло в голову, будто Катарина принимает участие в круизе в качестве горничной, а никакой не гостьи. Элизабет Ангербург все никак не могла отделаться от подозрения. А вдруг правда известна, и матери таким образом хотят намекнуть на недопустимое поведение дочери? Принцесса испытывала противоречивые чувства. Сначала она обрадовалась, что Катарина, несмотря ни на что, приняла участие в круизе. Может, она и в роли горничной познакомится с каким-нибудь принцем, который влюбится в нее и женится? Но потом, трезво рассудив, поняла, что, к сожалению, шансы Катарины в связи с этой работой, пожалуй, близки к нулю. Вот если бы она работала на каком-нибудь теплоходе с пассажирами из среды обыкновенных бюргеров, тогда да. Тогда никто из ее кругов не знал бы, каким образом она зарабатывает себе на учебу. Но сейчас-то Катарина обслуживает на судне равных себе по положению и, вероятно, даже позволяет совать себе в руку чаевые! И если когда-нибудь дело все же дойдет до свадьбы с принцем, на которую, само собой разумеется, будет приглашена вся высшая аристократия, тогда ведь гости, по крайней мере молодежь, смогут узнать в невесте ту, которая еще совсем недавно подносила им на теплоходе напитки.

Выводы, к которым пришла принцесса, показались ей ужасающими. Всем ее распрекрасным мечтам и надеждам угрожала опасность. Но зато теперь она могла, по крайней мере, что-нибудь предпринять: она наконец узнала название теплохода, на котором сейчас находилась ее дочь. Она может передать Катарине сообщение, может даже позвонить туда. Она потребует, чтобы дочь немедленно возвращалась домой.

Тем же вечером Катарину вызвали в радиорубку: для нее, мол, с родины заказан телефонный разговор. Она разволновалась и никак не могла понять, кому еще удалось разыскать ее теплоход. В голову приходила только Соня. Не пытается ли подруга снова соблазнить ее поездкой в Америку?

Однако это оказалась не Соня, а мать Катарины.

– Что-нибудь случилось, мама? – озабоченно спросила она. – Ты случайно не заболела?

– Я очень расстроена, дитя мое. Зачем ты приносишь мне такие страдания? Все это твое ужасное плавание, во время которого ты обслуживаешь пассажиров! Я не понимаю тебя!

– Я работаю здесь экскурсоводом и переводчицей. Но теплоход «Людмила» – маленькое судно, и, если необходимо, каждый должен помогать команде. Когда мы в море, я иногда работаю горничной. Иначе я бы рассиживала без дела, а этого себе ни одно пароходство не может позволить. Но меня это вовсе не унижает. Я честно выполняю свои обязанности.

– И все же ты могла быть гостьей на судне, и тогда тебя бы саму обслуживали. Ты могла бы вращаться в сфере, подобающей великой княжне.

Заявление про великую княжну Катарина пропустила мимо ушей.

– Мне нужны деньги, которые я здесь зарабатываю, мама, – сказала она. И ты, кстати, прекрасно знаешь зачем.

– Так или иначе, Катарина, я хотела бы, чтобы ты в ближайшем порту сошла на берег и кратчайшим путем вернулась домой.

– Мама, мне здесь нравится. И потом, как ты себе это представляешь: как я могу вернуться? Мне даже денег на обратную дорогу не хватит. Теплоход доставит меня в Киль только по окончании рейса.

– У тебя голос какой-то… слишком уж счастливый, – подозрительно сказала мать.

– А я и есть счастливая! – засмеялась Катарина.

– Не стоит ли за всем этим мужчина?

– Точно. А ты даже почувствовала по телефону? Я познакомилась здесь с удивительным человеком, мама, – восторженно воскликнула Катарина.

– Я полагаю, это один из молодых принцев, что принимает участие в круизе в качестве гостя герцогини? – принцесса Элизабет воспрянула новой надеждой.

Но Катарина в одно мгновение разрушила все материнские ожидания.

– Нет, нет, мама. Мой друг принадлежит к команде судна. Если бы ты его знала, ты бы меня поняла.

– Это же… это же невероятно… Это же ни в какие рамки не укладывается! О продолжении плавания не может быть и речи, дитя мое! Ты вернешься домой кратчайшим путем. Деньги на дорогу ты должна как-нибудь сама достать. Скажи просто, что я заболела и нуждаюсь в твоей помощи. В этом случае твое увольнение примут с пониманием. Может, мне послать соответствующую телеграмму?

– Нет, ничего не выйдет. Мы послезавтра заходим в Пернау. Я хочу побывать там во что бы то ни стало. Ты ведь и сама хочешь, чтобы я все разузнала про Пернау!

– Ах, да какое мне дело до этих старых развалин! Там, вероятно, камня на камне не осталось, – умоляла мать. – Речь идет о счастье всей твоей жизни. Ты не можешь так легкомысленно распоряжаться своей судьбой. Это твое увлечение простым моряком погубит все твои шансы на добропорядочный брак.

– Петер ходит в море, но он не моряк. Он мой коллега.

– Экскурсовод? Или переводчик?

– Нет, стюард.

Если бы принцесса Элизабет не сидела сейчас в кресле, то она свалилась бы в обморок на пол. Она напрочь отказывалась понимать свою дочь. Неужели у Катарины нет никакого сословного самосознания? Неужели все заботливое воспитание оказалось тщетным?

Она набрала побольше воздуха для еще одного решительного возражения, но в этот момент их разъединили.

Катарина положила трубку или отказала радиосвязь? Об этом принцессе не суждено было узнать. Таким образом, ничего, кроме возмущения по отношению к непутевой и неблагодарной дочери, плюнувшей на все, что составляло для матери смысл жизни, принцесса Элизабет больше не чувствовала.

Трубку таки повесила Катарина. Но случилось это вовсе не из-за упрямства, а скорее импульсивно, потому что именно в этот момент в радиорубку вошел Петер. Растерявшись, Катарина тут же закончила разговор: он не должен был слышать, что они с матерью обсуждают.

– Привет, Катарина! – удивленно сказал он. – Ты на телефоне?

– Мать звонила. Но мы уже поговорили. Я тебе мешать не буду, уже ухожу.

Но Петер не спешил набирать номер. Он совершенно откровенно ждал, пока Катарина выйдет. Неужели у него есть какие-то тайны от нее? Неужели он что-то скрывает?

* * *

Целый день осматривали Ригу. Это был первый выезд в город, в котором принимали участие все пассажиры судна. У Катарины работы было невпроворот: проверить автобусные билеты, бортовые карты, разузнать о расписании работы всех служб города, согласовать экскурсии. Хорошо подготовившись, она сегодня без труда отвечала на все вопросы. Во время прогулки по старому городу выдалась благоприятная возможность применить свои знания языков. Жаль, что на этот раз Петера не было рядом. Команда дежурила на борту, а из правил внутреннего распорядка исключений не делали. Катарина очень сожалела об этом. Без Петера выход на берег не представлял для нее особой радости. А потому она была довольна, когда вся компания вовремя вернулась к ужину на теплоход.

А вечером на борту случился скандал. На теплоход тайно пробрался какой-то фотокорреспондент, и это вызвало бурю возмущения среди пассажиров. Находясь на зафрахтованном корабле, каждый был уверен, что он как дома, среди своих, может расслабиться и ни о чем не думать, а тут тебя мало что снимут, так еще и сопроводят фото злобным комментарием! Молодые принцы и графы чуть было не избили беднягу. Капитану пришлось приложить немало усилий, чтобы успокоить разбушевавшихся.

– Я всего лишь хотел сделать пару снимков на память, я бы вам же их и продал, – оправдывался фотограф. Но ему не верили. Он едва спас свою камеру от разъяренных молодых людей: они собирались выбросить фотоаппарат за борт.

Катарине этот инцидент тоже доставил массу неприятностей. Но она по приезде из города пропускала пассажиров на борт исключительно по бортовым картам. Первый помощник капитана устроил довольно жесткое разбирательство, однако Катарина при всем желании не могла понять, как этот человек сумел пробраться на теплоход.

– Я требовала, чтобы каждый предъявлял бортовую карту, они даже нервничать стали, – оправдывалась Катарина. – Он не мог пройти на корабль вместе с пассажирами. Может, он проник сюда каким-то другим способом?

– И как вы себе это представляете? – строго и с иронией спросил первый помощник.

Она только пожала плечами.

– Когда мы совершали экскурсию по городу, сюда доставляли продукты для кухни. – Катарина пыталась найти хоть какое-то объяснение. – Еще письма и газеты привозили, может, кто-то из тех служащих его пропустил. Возможностей сколько угодно, почему я одна должна нести за это ответственность?

– Капитан требует от меня объяснения по поводу инцидента, – продолжал первый помощник. – Поймите, у нас на борту необычные гости, они придают особое значение своей обособленности, закрытости Именно по этой причине они арендовали целый теплоход. А тут на тебе, появляется репортер какой-то желтой газетенки и совершенно беспрепятственно снимает. Между прочим, у нас есть свой специальный бортовой фотограф, который предъявляет снимки перед публикацией тем лицам, которые на них изображены. Что же мне теперь делать?

– У вас, вероятно, есть предписания на этот счет, – осторожно сказала Катарина. – Сделайте с этим человеком то же, что сделали бы с обыкновенным «зайцем»: высадите его в ближайшем порту, отберите все пленки и засветите их, не знаю, что еще… Можно мне идти?

– Безусловно. Но побудьте пока либо в салоне, либо в общем зале на тот случай, если у меня еще будут вопросы. И впредь не теряйте бдительность.

Катарину отпустили, но не разрешили пока идти, куда ей нужно. Она посмотрела на часы. Петер уже ждет ее на прогулочной палубе как минимум полчаса, а ей нельзя даже подняться и предупредить его.

А у нее ведь столько вопросов к нему. Во-первых, эта его непонятная озабоченность, которой он обещал поделиться с ней. Потом те таинственные телефонные переговоры, которые явно не предназначались для ее ушей, хотя она не сомневалась в его искренности. Впрочем, он, конечно, сможет все объяснить. Но ей так хотелось услышать от него откровенные слова прямо сейчас. А больше всего Катарина мечтала просто быть рядом с ним. После такого напряженного дня нет ничего лучше, чем кинуться в его объятия и ощутить его близость. С Петером она забывала все свои тревоги и заботы.

Катарина почувствовала себя покинутой. Надо же, быть с Петером на одном судне и не иметь возможности пойти к нему. С таким же успехом она бы и в Ойтине у мамы или в самолете с Соней на пути в Америку была бы от него не дальше, чем сейчас, на круизном теплоходе «Людмила».

Увидев первого помощника капитана идущим по салону, Катарина спросила, нужна ли еще ему, а то она, мол, устала и хотела бы лечь спать.

В ответ он пожелал ей спокойной ночи.

Наконец-то наступило свободное время! В каюту к себе она, конечно, не пошла, а решила поискать Петера на прогулочной палубе. Тут и там раздавались шушуканья и приглушенные смешки. Гости уже сообразили, что прогулочную палубу можно с успехом использовать для ночных свиданий при луне. Время от времени доносился даже осторожный звон бокалов: очевидно, и винца с собой прихватили.

Катарина обошла все закутки, но Петера нигде не обнаружила. Тогда она спустилась по узким сходням в свою каюту. Бетти уже спала. Катарина быстро разделась, не включая света, легла и пожелала себе немного больше везения на следующий день.

Петера она встретила утром в ресторане, потому что он, как и она, был назначен на обслуживание завтраков. Он неустанно носился с тяжелым серебряным подносом к буфету, где гостей ожидали изысканные яства. Катарина тем временем нарезала разнообразные сорта хлеба, ставила рядом масло, хлопья, графины с молоком и кувшины с соками.

– Где ты пропадала вчера вечером? – бросил он на ходу и исчез, не дождавшись ответа.

– Я была на допросе у первого помощника из-за «зайца» на корабле, – сказала она ему, когда их пути снова на мгновение пересеклись в другом конце зала.

Так повторялось несколько раз, и разговор этот ужасно выматывал нервы. Лишь позже, когда гости пришли в буфет и начали выбирать себе кушанья, у влюбленных появилась минутка для того, чтобы обменяться двумя-тремя словами.

– Мне вчера тебя так не хватало, – сказал Петер. – Там, на прогулочной палубе, было несколько парочек. Они неплохо развлекались. Только я был один.

– Я тоже. Когда я наконец смогла подняться наверх, тебя уже не нашла.

– У меня осталось столько вопросов.

– У меня тоже.

– Прежде всего я хотел бы знать, не передумала ли ты поехать со мной, если я…

– Если ты что?

– Ну, если я открою свое дело, закусочную там или маленькую гостиницу. Или если я переселюсь в Америку.

– А ты захочешь меня с собой взять?

– Еще бы, спрашиваешь! Я был бы счастлив, очень счастлив взять тебя в спутницы жизни.

– Это должно произойти уже сегодня? – спросила Катарина. – Или подождем до завтра?

– Ты смеешься надо мной, а между тем я совершенно серьезен. Самое позднее в Санкт-Петербурге я сойду с теплохода. Пойдем со мной, начнем новую жизнь.

– Значит, при заходе в Пернау ты еще будешь, – заключила Катарина. – Все складывается, как нельзя лучше. Я бы обязательно хотела остаться, пока мы не доплывем до Пернау.

– А что, собственно, там такого важного?

– В Пернау родилась моя мама. Не прямо в городе, а в замке Пернау, который за городом. Я обещала ей разыскать родные для нее места и сделать пару фотографий. Хотелось бы сдержать обещание. Да мне, в конце концов, и самой интересно познакомиться со страной, которая является родиной моих предков.

– Замок Пернау, говоришь? А что, разве твои предки жили в замке? – удивленно спросил Петер.

Катарина прикусила язык. Чуть не выдала себя и не разболтала того, о чем никто не должен знать. Может, он намекает на ее происхождение? Она уже несколько раз замечала, что у него об аристократах не очень лестное мнение. Может ведь случиться и так, что он даже откажется от дружбы с ней, поскольку посчитает, что недостоин ее происхождения. Этого нельзя допустить. Она любит его таким, какой он есть, значит, и он должен чувствовать то же самое по отношению к ней.

– Да, мои предки жили в замке, – торопливо пробормотала она. – Дедушка работал управляющим по хозяйству у великого князя Бородина.

Петер остался удовлетворен ответом и дальше разговор на эту тему не пошел.

Катарина представила правду такой, какой она могла бы понравиться Петеру. На самом деле ее прадед принадлежал к великим князьям, он был князем Бородиным. Его сын, то бишь ее дедушка, был землевладельцем, имел замок и поместье Пернау и правил всем сам. Он, разумеется, был не служащим великого князя, а его наследником. А Катарина, правнучка великого князя и сама принцесса, готова, несмотря ни на что, отправиться в неведомое будущее с простым корабельным стюардом и развить мелкобуржуазную деятельность для поддержания своего скромного существования.

И она была готова оставить ради всего этого свою учебу. Ибо впереди ее ждала жизнь, полная любви и счастья.

– Конечно, если это так, – вторгся Петер в ее внутренний монолог, – тогда совершим в Пернау выход на берег. Ты должна увидеть свой замок, это я тебе обещаю. Надеюсь, тебе не настолько там понравится, что ты захочешь остаться?

– Таллинн и Санкт-Петербург я бы тоже хотела посмотреть, хотя бы одним глазком, – тихо добавила Катарина.

– Ну ладно, тогда отложим наше расставание с судном до захода в Санкт-Петербург, – предложил Петер. При этом он так глубоко заглянул ей в глаза, что от одного этого взгляда ее покинули все страхи и опасения.

* * *

Катарину по ее просьбе освободили от обязанностей экскурсовода на время захода в Пернау, а потому никто не обратил внимания на то, что прямо в порту они с Петером наняли такси. Петер держал ее за руку всю дорогу. Катарина была бледна и заметно нервничала.

– Мужайся! – шепнул он ей.

Мужества ей как раз таки и не хватало. Что ее ждет? Что она сможет рассказать матери? Она так хотела познакомиться с родиной своих предков. А теперь, когда она уже почти достигла цели, она сама себя перестала понимать. Все ей казалось таким чужим. Они проезжали улицу за улицей, и ни одной из них она не знала. Водитель обращал их внимание на различные сооружения, вероятно, имевшие большое значение для истории страны. Катарине же они ни о чем не говорили. Дома у матери хранилось несколько открыток с видами Пернау. Но этим снимкам, слава Богу, было, кажется, больше, чем полсотни лет. Катарина не находила ничего схожего с ними в сегодняшнем городе. Несколько раз она просила водителя сделать на минутку остановку: она хотела привезти домой побольше фотографий.

Замок располагался в нескольких километрах от города. Водитель спросил, подождать ли их, чтобы отвезти обратно в город.

– Приезжайте примерно часа через три и заберите нас назад, – попросила Катарина на эстонском, что явно пришлось по душе шоферу.

И вот они стояли перед кованым порталом, вмурованным в каменную стену садовой ограды. Кладка выглядела настолько старой, что, казалось, могла разрушиться от любого прикосновения. Она была сложена из карьерных валунов, но раствор уже выкрошился, и складывалось впечатление, что многие камни держатся вместе только по привычке. Кругом, и особенно вдоль стены, расползлись буйные заросли крапивы.

Ворота смотрелись несколько лучше, но и здесь время поработало над материалом достаточно сильно. Некоторые стержни изогнулись и были изъедены ржавчиной. Концы заостренных прутьев, вероятно, когда-то были покрыты слоем золота, но теперь об этом оставалось только догадываться. Над воротами красовался огромный герб, краски которого почти полностью выцвели. То был герб фамилии Бородиных, и Катарина обратила на это внимание Петера.

– Ну да, – сказал он равнодушно. – Герб бывшего землевладельца. Это у него работал твой дед?

– Да, – ответила она. – Я видела этот герб у своей мамы. Она никогда не расстается с ним. Погоди-ка, я сделаю снимок.

Петер обнаружил на стене справа от портала скромную табличку.

– Понимаешь, что там написано?

– Да. Здесь, оказывается, находится лечебница для рожениц. Значит, замок внутри не совсем разрушен.

Они потянули за шнур звонка, который привел в движение какой-то древний механизм. Через некоторое время где-то внутри раздался гул: «бом, бом, бом». Долгое время стояла тишина, потом появился, шаркая ногами, старик и принялся их долго и подозрительно оглядывать. Когда Катарина обратилась к нему на родном для него языке, он слегка оттаял и сказал, что всегда рад гостям. Потом открыл скрипучие ворота и пригласил их войти.

Петер с Катариной молча последовали за ним. Они приближались к замку, представляющему собой длинное каменное сооружение начала XVIII века. Когда-то, видимо, стены были отделаны светло-желтым материалом, благодаря чему с ними очень хорошо гармонировали оконные переплеты, выложенные известняком. Но теперь все сравнялось и стало просто грязновато-серым. Штукатурка во многих местах отвалилась, выбитые стекла в окнах были закрыты кусками обыкновенного картона. Здание в целом оставляло грустное ощущение неухоженности: повсюду лежал мусор, все выступы обросли клочьями пыли, сад потонул в зарослях сорняков. Некоторые деревья, видимо, пораженные молнией, тоже производили впечатление руин посреди зеленеющих полян, которые, судя по всему, ни разу не испытали на себе работы хорошего косильщика. Изнутри здание выглядело не лучше. Плесень ползла вверх по стенам и распространяла затхлый запах. В комнатах группками сидели молодые матери и недоверчиво глядели на пришельцев. Их младенцы лежали в решетчатых кроватках, стоявших в дальнем углу большой комнаты; некоторые из новорожденных громко плакали. Лишь несколько женщин изобразили на своих лицах некое подобие улыбки. Катарина вспомнила все свои познания в эстонском и поприветствовала их:

– Здравствуйте! Мы знаем людей, которые когда-то здесь жили, поэтому хотели бы осмотреть замок.

– Вы знаете Бородиных? – удивленно спросила одна из женщин. Но ведь они все умерли. Если кто-то все-таки жив, надо, чтобы он приехал и восстановил замок.

– Может, у них на это нет денег, – осторожно возразила Катарина.

– Нет, Бородины богатые, очень богатые. Пусть они помогут бедным женщинам и их голодным детям.

– А что вам здесь не нравится? – спросила Катарина.

– Не то чтобы не нравится. Здесь нам все равно лучше, чем матерям в городе. Мы живем в замке, у нас лес рядом и корова в хлеву. Но когда Бородины жили здесь, говорят, все было намного лучше.

– Мы бы очень хотели посмотреть кладбище, – попросила Катарина. – Можете нам показать, как туда пройти?

Им с готовностью показали дорогу. Кладбище располагалось за замком на отдельном маленьком участке парка. Когда Петер с Катариной вышли на улицу, то первым делом вздохнули полной грудью.

– Уму непостижимо, как могут люди жить в таком могильном воздухе, – качая головой, недоумевал Петер.

– У них, вероятно, нет другого выбора, – сказала Катарина. – Они даже считают за счастье жить в замке.

– Там же воздух совершенно невыносимый, – никак не мог успокоиться Петер. – Хотя бы на улицу-то они могут выйти. Даже в этом бурьяне и то дышится намного легче, чем внутри: в замке ведь стены все влажные. Это же вредно для грудных детей. И это сейчас лето на дворе. Представляю, что там творится зимой, когда через эти дырявые окна дует ветер с востока.

– Действительно удручающая картина, – сказала Катарина. – Такого я себе не представляла. Но мне кажется, я уже вижу во-он там кладбище.

Она показала на невысокую каменную стену, которая отгораживала квадратный участок. Кладбище выглядело еще беспорядочнее, чем парк. Здесь все деревья, кустарники, лопухи, вьющиеся растения так сплелись в сплошной непролазный ковер, что трудно было определить, в какую сторону лучше идти. Надгробные плиты валялись в беспорядке, столбики покосились, надписи на камнях почти везде стерлись. И все-таки Катарине после долгих поисков удалось разобрать, что написано на одном из надгробий: