Текст книги "Лабиринты памяти"

Автор книги: Энн Вулф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

Пиликанье звонка заставило ее содрогнуться. Тело словно вросло в пуф, стало свинцово-тяжелым и не давало встать. Трэвор, вспомнила Млисс, он ведь должен был прийти вечером. Вот ненормальная! Она сбросила с себя постепенно рассеивающееся оцепенение, встала с пуфика и спустилась вниз, к заливавшемуся плачем звонку.

Трэвор осуждающе покачал головой.

– Я уж думал, ты спишь, собрался уходить.

Мелисса покраснела, вспомнив о своих детских страхах наверху.

– Входи. Осмотр местных достопримечательностей затянулся, – она кивнула в сторону комнат. – Завтра попробую бороться с пылью, пока у меня не началась аллергия.

– Ты уже поставила себе диагноз – аллергия на пыль? – шутливо поинтересовался Трэвор.

– Не смешно, – огрызнулась Млисс. – Сейчас будем заниматься поиском кофе.

– Да, настроение у тебя заметно испортилось. Когда я уезжал, ты была куда веселее.

Поиски кофе для Млисс обернулись сущим кошмаром. Дверцы, дверцы, снова дверцы, специи, бульонные кубики, сахар, сухие сливки… Где же кофе, черт возьми? Млисс погрузилась в исследование содержимого нижних шкафчиков.

– Я уверена, что кого-то искала, Трэвор, – раздался измученный голос из кухонных недр.

Трэвор приземлился на деревянный стул.

– Сейчас ты ищешь кофе.

– Не шути, мне не до смеха. Было так тревожно, так страшно… Такое ощущение, что я потеряла кого-то и не могу найти. Ноющий страх в душе, представляешь?

– Туманно. У тебя нет предположений, кого именно ты потеряла?

– Не-а. – Млисс наконец вынырнула из бесконечной вереницы дверей шкафа и радостно шлепнула на стол банку растворимого кофе. – Есть хочешь? У меня, правда, только консервы, но я так голодна, что готова проглотить их прямо в банке.

– Давай консервы, – обречено вздохнул Трэвор. – Как я и предполагал, хозяйка из тебя никакая.

– Вот так-то гости относятся к хозяевам, – надулась обиженная Млисс. – Я человек творческий, мне хозяйствовать не положено. Я, между прочим, поэт и прозаик.

Трэвор зашелся смехом. Взъерошенная девчонка с банкой кофе в руках и консервами в холодильнике – поэт и прозаик! Держите его, а то он живот надорвет!

– Трэвор Лоу! – закричала не на шутку обидевшаяся Млисс. – Если ты не угомонишься сейчас же, то эта банка полетит в тебя! – И она угрожающе замахнулась жестяным оружием внушительных размеров.

Но Трэвор уже не мог остановиться, смех буквально булькал внутри него, разрываясь на множество веселящих пузырьков. Ах, так! Ну ладно же! Теперь она точно осуществит свою угрозу. – Млисс замахнулась, и банка, облетев стол, просвистела над головой едва успевшего пригнуться Трэвора.

– Сумасшедшая. – Трэвор с трудом успокоился, но все еще держался за живот, пытаясь подавить последние признаки смеха. – Ты могла меня убить! Я совсем не хотел тебя обидеть, просто эта фраза прозвучала в такой забавной обстановке…

– Я нелепа. – Млисс грустно опустилась на табурет. – Я ужасно нелепа.

– Может быть. – Посерьезневший Трэвор протянул руку и слегка потрепал Млисс по голове. (Вот уж не ожидал от себя таких телячьих нежностей). – Может быть. Но ты знаешь, это мне безумно нравится.

Мелисса подняла голову. Теплый взгляд Трэвора смущал и одновременно притягивал ее. Она словно растворялась в этом взгляде, погружалась в ту глубину, куда Трэвор никогда раньше не пускал ее. Что там, внутри? Какие томления, терзания, мечты? Горечь одиночества и оставшиеся осколки тепла, которые он сейчас извлек и вытащил на поверхность. И вот Млисс опять в нежных тисках его власти и робости, надежности и требовательности. Знала ли она раньше о существовании подобного чувства? О влюбленности, желании, радости быть согретой в объятьях любимого мужчины?

Одним махом Трэвор разбил очарование их выразительных взглядов и молчания, в котором было так много чувства. Тепло рыбкой нырнуло обратно в глубину глаз, уступив место холодной сосредоточенности.

– Послушай, а эта Амата из Волтингтона, не та ли, кого ты потеряла? Мы искали в Волтингтоне Амату, правда так и не нашли, но, может быть, это и есть предмет твоей тревоги?

– Возможно. В любом случае, я не помню, ни кто такая Амата, ни кого я в действительности ищу. Если бы была хоть какая-нибудь зацепка. Чьи-нибудь телефоны, адреса. Но я даже не знаю, есть ли у меня записная книжка.

– У нормальных людей бывает. Что касается тебя – неизвестно.

– Трэвор! – рявкнула Млисс.

– Умолкаю. Завтра попробуем зайти к соседям, может, они знают кого-нибудь из твоих друзей. Не исключено, что эта Амата – твоя подруга.

– Из-за которой меня хотели убить? Строить предположения можно сколько угодно. Обидно одно – я не наблюдаю никакой логики в своих прошлых поступках.

– А в нынешних? – лукаво подмигнул Трэвор.

– В нынешних она присутствует, благодаря тебе. Я сказала тебе комплимент. Теперь ты наконец перестанешь меня третировать?

– Не надейся!

Млисс залила кофе водой из электрического чайника и разложила по тарелкам содержимое консервных банок.

– Что это? – поинтересовался Трэвор.

– Белая фасоль и мясо криль. Кажется, я большая лентяйка – консервами забит весь холодильник.

– Кто бы сомневался, – буркнул Трэвор и принялся за еду. В глубине души содержимое холодильника Млисс его даже обрадовало: обычно мужей консервами не кормят. Похоже, что Млисс все-таки одинока. – Но, в общем, не так уж плохо. Лучше, чем вообще ничего. Если будешь примерной девочкой, завтра свожу тебя в ресторан.

– Обойдусь и консервами, – хмыкнула Млисс.

Они быстро разделались с крилем и фасолью и приступили к кофе.

– Сейчас бы круассанов, – мечтательно произнесла Млисс. – С вишневым джемом.

– Я бы тоже не отказался, – поддержал ее Трэвор. – Ты умудрилась зародить во мне любовь к этим французским булочкам, за что я тебе очень признателен.

На кухне воцарилась атмосфера уюта и спокойствия. Стихли былые перебранки, наступило временное перемирие за чашечкой кофе. Под действием еды и горячего напитка Млисс совсем расслабилась. Она представила себе уютную постель на втором этаже (наконец-то свою постель!), включенную лампочку рядом с кроватью и томик Гофмана в руках. Поймав на себе взгляд Трэвора, она устало улыбнулась.

– Представляю, как заберусь в свою постель.

– А мне обеспечена ночевка в гостинице. Но ты знаешь, я не испытываю никакого желания возвращаться домой. Даже из-за уютной постели.

Млисс стало жаль его, человека, который не хочет возвращаться домой. Дома его никто не ждет, но ведь и ее тоже не ждали. И, не смотря на это, она была так счастлива найти свое убежище, обретя в нем утраченную часть себя. Если бы Трэвор потерял дом, как она, то смог бы полюбить его. Прозаическая истина: что имеем – не храним. Только мораль этой истины мало кто воплощает в жизнь: людям свойственно пренебрегать тем, что есть, а затем, потеряв, оплакивать утрату, будь то вещь, будь то человеческие отношения.

Трэвор допил кофе и собрался уходить, посоветовав Млисс хорошо выспаться. На улице окончательно стемнело, и потерявшаяся во времени Млисс отправилась на поиски часов.

Время определенно располагало ко сну. Млисс понежилась в ванной, распластавшись в жемчужно-розовой пене, расстелила чистое мягкое белье, найденное в шкафу спальни. Юркнула в объятия одеяла с долгожданной книгой. «Недалеко от приветливой деревушки, у самой дороги, на раскаленной солнечным зноем земле…». На второй странице уставшие глаза захлопнулись сами собой, книга разлеглась на белом кружевном пододеяльнике, а Мелисса ушла в мир снов, который до этой ночи был для нее закрыт.

Туманно-серый лабиринт, в котором на каждом шагу подкарауливает пропасть. Липкие стены, на которые нельзя опереться. Глухие шаги, тяжелым шепотом звучащие в промозглой темноте. И страх, отвратительный, холодный, скользкий, извивающийся как червяк в глубинах сознания. И вдруг, где-то в середине этого серого ледяного безумия раздается стон. Мертвящая тишина. Снова стон, и снова скользкая тишина разбивается о стены лабиринта. Она пытается идти, двигаться навстречу стону. Она уверена в том, что стонущему так же страшно и плохо, как ей. А может быть, еще хуже. Бесконечность движений, немыслимые извилистые повороты. Она то приближается, то отдаляется от того эпицентра страха, который излучает стон. Она пытается держаться за вязкую стену, в которую почти проваливается ее рука. Страх хватает за горло. Страх холодным кольцом сжимает ноги, руки, голову. Страх живет ее телом, пытается управлять ее движениями. Но она продолжает идти по трясине бесконечных поворотов и извилин лабиринта. Стон приближается и усиливается страх. Что если за следующим шагом – пропасть? Что если стон – всего лишь ловушка, в которую заманивает ее хитрый лабиринт? Но из него нет выхода, и единственный ее шанс – идти навстречу жалобному, отчаявшемуся стону. Еще поворот, и еще отчетливее раздается мольба, исчерпавшая слова и оставившая лишь звук. В сером лабиринте – светлое пятно. Она подходит ближе. На расстоянии нескольких шагов женщина, безумно похожая на нее. Или это она сама, истощенная и измученная бесконечным блужданием по лабиринту? Помоги, раздается шепот. Бледное лицо, губы-щелочки и глаза, которые кто-то злой раскрасил отчаяньем. Помоги, раскрываются губы-щелочки, и навстречу Млисс тянется худая, вялая рука. Шаг. Второй. Третий. Гулкая пропасть затягивает ноги в каменный проем пола. Неизвестность. Небытие.

7

Улыбающийся, разве что не насвистывающий веселый мотивчик, Трэвор Лоу шел по утреннему Ричмонду. Он только что заглянул в магазинчик сладостей и купил Млисс ее (а теперь уже и его) обожаемые круассаны. С вишневым джемом. Время для визита он выбрал не самое удачное – возможно, Млисс еще не проснулась. Но ему почему-то ужасно нравилось заставать ее в самом неподходящем виде. Да ты просто извращенец! – сказала бы она, если б узнала об этом.

Ворота цвета кофе оказались открыты. Млисс, в рыжих обтягивающих бриджах и желтой широкой футболке, сидела на траве рядом с палисадником. Рядом с ней стояла чашка дымящегося кофе и деревянная подставка для благовоний с тлеющей палочкой. Трэвор опешил.

– Что это за новости? Ты так обычно сидишь или только сегодня?

Млисс повернула к нему грустные и покрасневшие от слез глаза.

– Не знаю, Трэвор. Я уже ничего не знаю.

Трэвор присел рядом на траву и осторожно заглянул в глаза Млисс.

– Ты плакала? Что случилось?

– Мне впервые за все это время приснился сон.

– Разве это повод для того, чтобы плакать? Прости, – осекся Трэвор. – Я неудачно выразился.

– Мне приснился жуткий кошмар. Я бродила по темному серому лабиринту с вязкими стенами. Я шла по стону, точнее за стоном, раздававшимся из глубины лабиринта. Там была женщина, бледная, измученная, моя точная копия. Она молила о помощи, протягивала ко мне руку. Когда я попыталась подойти к ней, то упала в пропасть. Знаешь, самое страшное – атмосфера, царящая в лабиринте. Но, боюсь, я не найду слов, чтобы описать ее. Все слова блекнут. Остается лишь одно чувство – страх.

Млисс инстинктивно сжалась. Ни дать ни взять – затравленный зверек, ищущий норку, в которую можно было бы спрятаться. Трэвор обнял ее за плечо. Такая хрупкая и беззащитная. Справиться ли он с ее страхами, неразрешенными вопросами? Сможет ли он ей помочь?

– Не печалься. Мы попробуем разобраться в принципе твоего лабиринта и найдем выход из него. Поняла? А еще я принес круассаны с вишней. – Он развернул пакет, вытащил круассан и протянул его Млисс. – Ешь и пей кофе, пока не остыл. А потом пойдем беседовать с соседями, воевать с пылью и перелопачивать полку за полкой в поисках твоей адресной книги.

Млисс улыбнулась. В мутно-хризолитовых глазах затеплился уголек радости. Трэвор, конечно, невыносим, но иногда он бывает таким милым!

Обход соседей не дал абсолютно ничего. Соседи слева (приятная пожилая пара – старичок со старушкой) отнеслись к вопросу участливо и с пониманием, даже пригласили на ланч, от которого Млисс и Трэвор вежливо отказались. Но, к величайшему сожалению обеих сторон, соседи не знали ничего не только о знакомых Мелиссы, но и о ней самой. (Мы, разумеется, читаем ваши книги, признаться не без удовольствия, но вы ведете такой монашеский образ жизни, что узнать о вас что-нибудь представляется невозможным…). И так далее, и так далее. Старушка очень заинтересовалась историей Млисс, но та решила умолчать о подробностях, руководствуясь мудрым принципом «меньше знаешь – крепче спишь». Старичок настоятельно советовал Млисс и Трэвору заходить к ним «на кофе с виски» и энергично пытался всучить девушке книгу о медитации, которая, как он был уверен, обязательно вернет ей память.

Сосед справа (параноидальный тип лет сорока) вышел к ним разве что не с винтовкой. Он с подозрением оглядел пришедших и тот час же предложил им убраться. Но, выслушав тираду Трэвора о том, что «с соседями так нельзя», надел очки и разглядел девушку. Что, в общем, не слишком спасло ситуацию. С Млисс он никогда не общался.

– Ну что я могу тебе сказать, затворница, – озадачено произнес Трэвор. – Напрасно ты не заходила на «кофе с виски» к парочке слева. Они могли бы многое рассказать, будь ты более общительным человеком.

– Нашел в чем упрекнуть, – раздосадованной Млисс было совсем не до шуток – Мне и в голову не могло прийти, что обо мне никто ничего не знает.

– Ладно, не отчаивайся. Какой-нибудь кончик этой веревочки мы все равно вытащим.

Первым делом, придя домой, Млисс принялась за рабочий кабинет. Именно в таком хаосе можно найти что-нибудь дельное. В любом случае, надо следовать интуиции, а именно она заставила ее в день приезда завернуть сюда в первую очередь. Трэвор, как собака-ищейка, рыскал в гостиной, исследуя каждый миллиметр «мягкой комнаты». Вошел в раж, хихикала про себя Млисс. Если еще не утрачена способность подшутить над ближним своим, значит не все потеряно.

Млисс начала с того, что перелопатила кипы бумаг, лежащих на столах. Ничего, кроме набросков и законченных произведений. Она сложила листы аккуратными стопками, разрушив очарование рабочего беспорядка. Но что делать с папками? Вряд ли уже написанные вещи понадобятся ей на столе. Стоит поискать какое-нибудь подобие ящика. Она оглянулась вокруг: тумбочка уже занята какой-то старой печатной машинкой, которая по неизвестной причине до сих пор не была выброшена. Столы, кресло, стул, корзина для мусора и ни одного, даже маленького шкафчика!

Млисс озадаченно присела на корточки – и не зря. Внизу, под поверхностью большого стола виднелся ряд ящичков. И как она раньше не додумалась! Вместо того чтобы исследовать поверхность стола, надо было всего лишь заняться его внутренностями!

Млисс один за другим выдвигала ящики, вываливая на пол их содержимое. Какие-то ключи, старые пожелтевшие журналы, справочник по литературоведению. Господи, неужели она настолько одинока, что у нее нет ничего, кроме творчества и того, что ему сопутствует. В спальне она нашла хотя бы благовония. И даже вспомнила, как ими пользоваться, но здесь! Да, спальня была намного богаче сведениями о Млисс.

Стоп. Что это? Синяя измятая тетрадь в клетку. Млисс открыла тетрадку. Какие-то расчеты, цифры, неловкие попытки расписаться («Линс» с закорючкой). Школьная тетрадь? Но зачем она ей в рабочем кабинете? Жест, который Млисс сделала после, сложно объяснить чем-то кроме инерции – всего, что осталось от ее воспоминаний. Она перевернула тетрадь вверх ногами и открыла последнюю страницу. День, месяц, год и текст, написанный корявым размашистым почерком. Дневник! Конечно же, это ее дневник! Дневник Мелиссы Линсей!

… Сегодня у меня счастливый день: Грэйс наконец решила расстаться с вольной жизнью и выходит замуж за Франческо. Несколько часов назад я узнала об этом. Они пришли вдвоем, такие молодые, красивые, полные жизни и счастья. Франческо, которого я теперь (конечно, с разрешения его и Грэйс) называю на наш лад Фрэнком, преподнес мне восхитительный букет белоснежных роз. Я ему теперь как сестра, сообщил он мне. Свадьба будет через месяц. Они решили обойтись без пышной церемонии (Грэйс настояла), на празднике будут только самые близкие друзья и моя скромная персона. Боже мой, как я рада за Грэйс! Она всегда была гораздо более открытым и дружелюбным человеком, чем я, за что и вознаграждена таким чудом как Франческо. Они изумительная пара, сразу заметно, что не могут надышаться друг на друга. Фрэнк подарил ей роскошное кольцо с розовым бриллиантом – он настолько же щедр, насколько богат. Одно безумно огорчает меня – Грэйс сразу после свадьбы уезжает в Геную, к мужу. Она клянется, что будет постоянно навещать меня, да и я (если, конечно, позволит мой ужасный характер) буду приезжать к ней в гости. Далекая Италия… Не представляю себе, как переживу разлуку с сестрой! Ведь сейчас мы видимся по несколько раз в месяц. Одиночество, одиночество… С каждым годом я погружаюсь в его пучину все больше и больше. Оно затягивает меня, как спрут, в свои глубины. Но сейчас не время огорчаться – сестра выходит замуж! Пусть хотя бы кого-то из нас жизнь щедро одарит своими милостями. Вчера я закончила «Сок безумия». Получилось странно, но интересно…

… Грэйс прислала открытку из Италии – вчера они прилетели и уже обосновались в новом особняке, гнездышке, свитом Франческо для любимой. Грэйс пишет, что дом бесподобен, огромен, великолепен! Как это в ее духе! Роскошный бассейн, огромный сад! А самое главное, любимый и любящий муж. Не успела она уехать, как я уже соскучилась по ней. По ее спонтанным приездам, по нашим вечерним посиделкам в гостиной. Она всегда досадовала на то, что в гостиной нет телевизора (я бы его все равно не смотрела). Но теперь обязательно куплю телевизор, лишь бы только она приезжала ко мне! Какое счастье, что Франческо – замечательный парень, по крайней мере, я могу быть за нее спокойна. Смешно, я начала относиться к ней как-то по-матерински, хотя сестра сама заменила мне и мать, и отца. Вырастила меня и смогла наконец устроить свою жизнь. На столике стоит увядший букет невесты, оставшийся после ее свадьбы, – она бросила его мне, когда стала женой Фрэнка: теперь твоя очередь, сестренка. Нет, Грэйс, твоя сестренка по уши в творчестве и носа из дому не кажет. Какая уж там свадьба! Если только жених сам не заглянет сюда и не выкопает меня из толщи бумаг. Нашлась тут Спящая Красавица!..

… Давненько я не открывала свою синюю тетрадочку. Получила очередное письмо от Грэйс. Они с Фрэнком недавно побывали на приеме в посольстве. Для Грэйс все это в диковинку, она радуется так по-детски. Описала мне туалеты чуть ли не всех присутствующих на приеме дам. Какая же она забавная! Обещала, что они с Фрэнком приедут в Ричмонд через месяц. Как я надеюсь на это! Слава Богу, что Грэйс пишет мне, не то я окончательно сошла бы с ума от одиночества. Обязательно нужно будет прибрать квартиру к их приезду. Все-таки я страшная лентяйка, дом того и гляди окажется погребенным под слоем пыли, как Помпеи под пеплом. Надо написать об этом Грэйс, наверняка она блуждала по помпейским развалинам. Последняя книга разошлась на ура, я получила за нее отличный гонорар. Надо будет озаботиться покупкой телевизора, не то Грэйс совсем разочаруется в моем жилище. Особенно после житья в роскошном итальянском особняке…

… Грэйс написала мне довольно странное письмо. Странное, скорее не тем, что в нем написано, а тем, как оно написано. Грэйс непривычно серьезна, что-то заботит ее, гнетет. Я чувствовала это в каждой строчке, когда читала письмо. Мне стало жутко. Имя мужа, которое раньше фигурировало на каждом листе раз по тридцать, теперь отеснено на задний план. Она упомянула его в письме, дай Бог, пару раз. Об их приезде в Ричмонд она не написала ни строчки, хотя обещала быть здесь с Фрэнком в этом месяце. Кажется, она нашла себе в Италии приятелей – писала о каких-то безумно интересных людях, с которыми познакомилась. Правда, о том, кто эти люди и чем занимаются – ни слова. Может, друзья Фрэнка? Все же мне не дает покоя то, что она не пишет о муже. Это совершенно на нее не похоже. Неужели они в ссоре? Нет, не может быть. Фрэнк – человек, способный всегда найти компромисс и уладить миром любой конфликт. Мягкий, заботливый муж. Но тогда в чем же дело?..

… Я в ужасе. Я совершенно не знаю, что думать. Вчера звонила Грэйс. Кто бы мог подумать, что она не в Италии, а в близ лежащем городке под названием Волтингтон. Я совершенно не могу понять, что она там забыла. Если честно, я не могу понять абсолютно ничего. Она просила не звонить Фрэнку и ни в коем случае не рассказывать ему о том, где она. Между ними все кончено, заявила Грэйс. Она разведется с Фрэнком, как только уладит свои дела (какие дела?). Деньги у нее есть, она сняла со счета нужную ей сумму, (мои глаза округлились, как те нули, о которых она сообщила). Боже мой, для чего ей такие огромные деньги? На мой вопрос, почему она не приехала ко мне, она не смогла внятно ответить. Какие-то путаные отговорки… – Не могу понять, мы ведь всегда доверяли друг другу, рассказывали самые страшные секреты и заветные мечты. К тому же Грэйс никогда нельзя было назвать скрытной. Не зря меня так насторожило ее последнее письмо! И все же мне не верится, что Франческо – инициатор ссоры. Грэйс всегда была взбалмошной, но настолько, чтобы уйти от такогомужа… Я ведь знаю Фрэнка не первый день. Кто бы объяснил мне, что, в конце концов, происходит?..

– Итак, предмет твоих поисков и волнений, женщина из кошмарного лабиринта – это Грэйс.

Подавленная и растерянная Млисс молча сидела на диване в гостиной. Обрела сестру и потеряла ее, так и не увидев. Жизнь Млисс, разорванная на сбивчивые строчки дневниковых записей, лежала на ее коленях. Сейчас, когда прежде всего нужно собраться с мыслями и попытаться связать воедино все известные факты, она предавалась созерцанию своего внутреннего мира, опустошенного и глухого к зову рассудка.

Трэвор легонько тронул ее за плечо.

– Я понимаю, тебе сейчас нелегко. Но давай попробуем рассуждать логически. А для того, чтобы ты смогла это сделать, тебе нужно встряхнуться и прийти в себя. Для начала ответь на вопрос: ты что-нибудь вспомнила? Может быть, какие-то образы, обрывки фраз?

Обрывки фраз? Да ничегошеньки она не помнит! Механизм, когда-то работавший в ее голове, лопнул при ударе о камни злополучного итальянского обрыва. Лопнул и, наверное, уже никогда не начнет вращать своими лопастями.

– Нет, Трэвор, я ничего не вспомнила. Кроме того тепла, с каким я тогда писала о сестре. В голове – бездонная дыра, в которую провалились все мои воспоминания. И рукой, к сожалению, в эту дыру мне не залезть.

– Перестань паниковать. Никакой дыры в твоей голове нет. Не вздумай настраивать себя таким образом, иначе сама перекроешь себе путь к воспоминаниям. Не помнишь, и ладно. Сейчас забудь об этом. Основная задача – выстроить цепочку из имеющихся фактов. Все. Больше от тебя ничего не требуется.

Жесткий тон Трэвора заставил Млисс встрепенуться. Ничего себе, «ладно»! Что это за наставительный тон всемогущего гуру?! Он что, считает ее совершенно беспомощной и неспособной принять самостоятельное решение? Ничего подобного, она отлично может справиться со своими проблемами – ведь как-то жила без Трэвора Лоу все это время!

– Позволь мне как-нибудь обойтись без твоих поучений. Я знаю, что ты хотел как лучше, – она отмахнулась от начавшего было говорить Трэвора. – Но, поверь, мне не станет легче оттого, что меня считают беспомощным существом.

– Да у тебя паранойя, как у твоего безумного соседа справа! Во-первых, я не собирался ничему тебя учить, а всего лишь хотел успокоить. Во-вторых… Нет, теперь уж ты помолчи, абсолютно нелогичное создание женского пола, которое ставит телефон на пол, причем так, чтобы его не нашел никто и никогда! Если бы я не обнаружил его почти под креслом в гостиной и не прослушал автоответчик, ты бы только через полгода узнала о том, что три дня назад тебе звонил ни кто иной, как Франческо Риоли, муж твоей сестры!