Текст книги "Лабиринты памяти"

Автор книги: Энн Вулф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

Тяжелое молчание.

– Я сестра Грэйс Линсей.

Тяжелое, словно превращенное в ледяную глыбу молчание, вот-вот готово обрушиться наголову Млисс.

– Это очень важно для меня, поймите. Моя сестра пропала. Если вы что-то знаете об этом, умоляю, расскажите.

– Вам бы следовало спросить, с кем вы разговариваете, Мелисса. Но вам повезло, я действительно Рейчел Нойли. Через полчаса в кафе «Личия». Я буду в темном фиолетовом платье.

Вот так. Просто и ясно: кафе «Личия» и фиолетовое платье. Млисс уверена, что Рейчел знает что-то о Грэйс, иначе зачем она назначила встречу? Только где может находиться кафе «Личия»? Млисс оглянулась по сторонам в поисках той светлой головы, которая ответит ей на вопрос, где благословенное кафе, в котором ее будет ждать ангел в фиолетовом платье? Все было до смешного просто – кафе «Личия» находилось на другой стороне улицы, напротив того автомата, по которому разговаривала Млисс.

Рейчел Нойли оказалась невысокой полной блондинкой с глазами цвета кофейных зерен и грудным, взволнованным голосом. На вид ей можно было дать лет сорок – сорок пять, не больше. Под глазами ютились крошечные морщинки, уголки рта были опущены вниз, словно кто-то прикрепил их там невидимыми гвоздиками. Грустная, но решительная женщина, подумала Млисс.

Млисс рассказала ей о том, что произошло с сестрой. О странных письмах, о приезде сестры в Волтингтон, о ее последнем звонке.

Рейчел молчала, словно раздумывая, стоит ли ей вмешиваться, затем заказала официанту две чашечки капуччино и наконец обратилась к Мелиссе.

– То, что я сейчас расскажу вам, должно остаться тайной. Вы ни при каких обстоятельствах не должны на меня ссылаться. И ни в коем случае не должны открывать мое имя кому бы то ни было.

Какая таинственность! Но к чему все это? Млисс встревожено посмотрела на женщину.

– Но почему?

– Сейчас вы все поймете. Я не стала ничего объяснять Франческо именно потому, что боялась за себя и свою семью. Я уже давным-давно не верю во всемогущую силу закона, который вступится за меня. Но вы, слава Богу, живете не в Италии. Рассказ будет долгим. – Рейчел сделала глоток кофе. – Достаточно долгим. И, боюсь, то, что я расскажу, едва ли успокоит вас, Мелисса.

Сердце Млисс сжалось от жутких предчувствий – да, кажется, не напрасно она волновалась за сестру – похоже, Грэйс влипла в серьезные неприятности. И Млисс не ошиблась – рассказ Рейчел потряс ее до глубины души.

Грэйс Линсей не спасло ни знание жизни, ни отличная способность разбираться в людях. Чувства, порой, оказываются слепы и глухи к доводам разума и, иногда, самые осмотрительные и осторожные люди попадают в такие ситуации, в которых глупец, и тот вел бы себя рассудительнее. Рейчел сама прошла через это – поэтому она в состоянии объяснить то, что произошло с Грэйс. Правда, для нее все это в прошлом – ей удалось избежать последствий, своевременно очнувшись от нелепых бредней, навязанных ей Сектой Весты. А это было совсем непросто – Рейчел до сих пор боится за свою жизнь.

Все происходящее в Секте странно и страшно. Странно потому, что Рейчел так и не смогла понять, как можно заставить человека верить в подобную чепуху. Да, на какой-то короткий срок это допустимо, но на столь долгое время… Большинство женщин служит Секте всю жизнь, и лишь немногие могут уйти оттуда по своей воле. Страшно, потому что женщины, остающиеся в Секте Весты, так и не могут осознать, что, расставшись со своими семьями, они меняют свою счастливую (как правило) жизнь на слепое служение неизвестному и фальшивому божеству. И еще одно: знающие и отрекшиеся от «верования» секты так просто из нее не уходят.

В Секту вербуют (да, именно вербуют, не привлекают, не призывают) исключительно богатых женщин. Причем, не просто богатых, а очень богатых. Рейчел не знает, как именно Секта занимается поиском этой информации, но члены Секты всегда осведомлены о материальном благополучии тех, кого заманивают в свои сети. Потенциальные жрицы Весты (что самое парадоксальное, в древнеримской мифологии – богини, хранительницы домашнего очага) выбираются вербовщиками из приезжих. Они, по наблюдениям Рейчел, никогда не связываются с итальянками. Во-первых, с коренными жительницами Италии сложнее поспорить на теологические темы (как ни крути, это ведь их культура); во-вторых, их гораздо быстрее хватятся, в случае чего. Секте не нужен шум, она действует метко и продуманно. Их жертвы – обеспеченные туристки и обосновавшиеся в Италии иностранки (эти скорее исключения, чем правило), такие, как Рейчел и Грэйс.

Рейчел не знает принципов вербовки в Секту. Скорее всего, к каждой будущей жрице – свой подход. С ней все произошло просто, она до сих пор поражается, как могла попасть на эту удочку.

Рейчел возвращалась с пляжа на своем «рено» и по дороге чуть не сбила молодого парня, лет двадцати пяти. Конечно, у нее был шок, хотя машина задела его совсем чуть-чуть. Она страшно испугалась и предложила ему свою помощь. Парень, с глазами ангела, не отказался и сел в ее машину. Правда, ни в больницу, ни к ней домой поехать не захотел. Просил лишь подвести, дескать, опаздывает на важное мероприятие. По дороге они разговорились. Он нес что-то о заоблачных вершинах познания, о целостном восприятии всего мира. Она понимала, что все это так далеко от нее, но все равно продолжала слушать, как завороженная. Он вышел у небольшого дома с красной черепицей, оставил ей какие-то координаты, посоветовал прийти на следующее «слушанье». Весь этот и следующий день Рейчел могла думать лишь об этом парне с глазами ангела и его словах. Через неделю она пришла на «слушанье».

Попроси ее повторить то, о чем ей тогда говорили в доме с красной черепицей, – она в жизни не вспомнит. Но тогда ей все казалось таким логичным, правильным, более того, исполненным высшего смысла. Она могла дословно произнести речь, только что сказанную Учителем. Ей до сих пор непонятно, на чем играет Секта, как ей удается заворожить, опутать невидимыми сетями своих потенциальных жертв. Так Рейчел попала под влияние Секты.

Как-то раз она увидела то, чего видеть была не должна. У каждого этапа посвящения – свое время. Просто в один прекрасный день Рейчел заглянула не в ту комнатку, заблудившись в лабиринте здания с красной черепицей. Ее Учитель обрабатывал, другое слово подобрать сложно, одну из женщин, пришедших в Секту раньше, чем она, Рейчел. Он объяснял ей, что нужно сделать для того, чтобы стать жрицей. Оставить дом, семью, прекратить общение с родными. Внести в Сестринскую Обитель (так часто называла себя Секта) внушительную сумму денег. Будь Рейчел на том же этапе посвящения, она ничему бы уже не удивилась, но для нее время еще не приспело… Женщина внимала Учителю, жадно глотая каждое его слово. Она была согласна со всем… Рейчел украдкой прошмыгнула за штору, чтобы услышать больше. И услышала.

После того, как женщина, просвещенная Учителем, удалилась, в комнату вошел парень с глазами ангела. Точнее, эти глаза были когда-то похожи на ангельские. Но то, что светилось в них теперь… Рейчел не может передать это словами. Какое-то дьявольское ехидство и воистину человеческая жадность.

– Как она? – спросил парень Учителя.

– Ничего, можно оставить.

– Ты думаешь?

– Посмотри ей в глаза: овца – овцой. Она уже наша. Месяц посвящения, и она отдаст нам все деньги. Идеальный вариант: принесет кучу денег, да еще и будет служить как собачонка. Посвящение, как всегда, в скромном маленьком городке. Она выбрала Сточтаун. Вечно их тянет на родину… посвящаться.

– Ты уверен, что у нее нет там родных?

– Вроде нет. Да не переживай ты, она от всей этой клоунады млеет так, что никакие родные ей теперь не нужны.

– А что делать с той строптивой… Элис?

– Для начала просто пригрози. Может, удастся решить дело миром. А если нет – Исполнитель должен изобразить несчастный случай. Ты сам отлично с этим разберешься.

Рейчел застыла за шторкой: что это – сон или жуткая явь?

После этого она ушла из Секты, оставив в ней приличную сумму денег, – так велик был ее страх. Какое счастье, что она не успела пройти ту ступень посвящения, после которой уже не возвращаются. А главное, она всю жизнь будет благодарить Бога за то, что ее, дрожащую от страха, не обнаружили за шторкой в доме с красной черепицей.

Грэйс она предупредить не успела – слишком поздно узнала о том, во что ввязалась эта несчастная. Слишком поздно.

Млисс вышла из кафе разбитая и ужасно испуганная. Что же ты наделала, сестричка? Как теперь помочь тебе?

Надо возвращаться в Волтингтон. Их посвящают в маленьких городках, которые «жрицы» выбирают сами. Видимо, Грэйс выбрала Волтингтон, городок неподалеку от Ричмонда. Несмотря на запрет, она хотела увидеть Млисс, попрощаться с ней. Глаза Млисс заблестели от навернувшихся слез. Нет, сейчас не время плакать, нужно спасать сестру. Она найдет Грэйс во что бы то ни стало и поможет ей, даже если это будет стоить Млисс жизни.

И как только ее сестра могла решиться на такое? Чем эти люди, вербовщики и Учителя, забивают головы женщин? Как им это удается? Амата… Хорошо, что Млисс записала это слово на листок – не то непременно забыла бы от волнения. Амата – пароль членов Секты. Рейчел объяснила ей, что так нарекали в Древнем Риме девочек, становившихся жрицами богини Весты. Млисс никогда бы не подумала, что даже знание мифов можно использовать в корыстных целях. Безобидная богиня, хранительница домашнего очага, и жуткая Секта, обирающая доверчивых женщин… Поможет ли ей этот пароль, откроет ли он двери к пропавшей Грэйс?

Чувство тревоги неотступно преследовало Мелиссу с того момента, как та вышла из кафе. Жуткое ощущение – кажется, что любой твой шаг может стать последним. Наверное, это вызвано страхом за жизнь Грэйс. Надо постараться не думать об этом, не отчаиваться. Млисс должна приехать в Волтингтон решительной и уверенной в себе. В противном случае она ничего не добьется.

Как ей добраться до аэропорта? Млисс отерла капельки пота со лба. Жарко. Лучше всего пешком – часовая прогулка сейчас не играет решающей роли, зато перед полетом (при мысли о котором в душе Млисс все переворачивалось от страха) ей не придется трястись в каком-нибудь авто. Всего-то она боится: машин, самолетов, себя самой… А еще хочет помочь сестре… Да разве такая трусиха способна кому-нибудь помочь? Впервые Млисс возненавидела свои страхи. Если до этого они не мешали окружающим, то теперь от ее смелости зависит жизнь сестры. И Млисс не может позволить себе бояться чего-либо.

Она вышла к дороге, по которой, полусонная от успокоительных, шла из аэропорта к особняку Франческо. Пыльный сухой асфальт, редкие кустики на обочине, немногочисленные машины, пролетающие мимо и обдающие тяжелым запахом бензина. Млисс слегка замутило. Да, в Ричмонде воздух куда свежей.

Как Млисс не пыталась гнать прочь тревожные мысли, они не отступали. Могла ли Грэйс передумать и отказаться от посвящения? В этом случае, Исполнитель должен был в очередной раз сделать свою черную работу. В душу Млисс змеей скользнула холодная пустота. Нет, она знает, что ее сестра все еще жива. В таких случаях все-таки лучше верить в мистику, в родство душ, чувствующих друг друга на расстоянии. Так легче. Верить во что-то всегда легче, только Млисс это редко удавалось. Реалистка, а может даже, пессимистка, она всегда верила только в то, что видела. А видела мир она отнюдь не светлым и радостным. Где бы раздобыть розовые очки, которые позволяют глазам некоторых людей смотреть на жизнь, не пугаясь ее безобразия, а любуясь ее красотой? Как стать художником, закрасить серо-черную гамму, сделав ее пестрой и радующей глаз? Так, чтобы ни следа не осталось от прежних блеклых цветов?

На эти вопросы Млисс никогда не находила разумного ответа. Ей казалось, что от подобного взгляда на жизнь человек избавиться не может. Это тот крест, который придется тащить на себе всю жизнь, по всем дорогам, которые без него казались бы прекрасными тропинками в благоуханном лесу, а с ним видятся огромными, бесконечными пыльными автострадами.

Млисс оглянулась – много ли она прошла? Да, прилично. Еще полчаса – и она будет практически на месте. Вдалеке маячила фигура – Млисс не одинока в своей прогулке, кто-то, идущий позади, тоже решил пройтись пешком. Наверное, ловит машину. Только зачем? В городе можно было бы без проблем взять такси.

Млисс продолжала идти вперед, задыхаясь от чувства растущей необъяснимой тревоги. Девушка оглянулась еще раз – нет, машину этот кто-то все еще не поймал. Не так уж часто здесь проезжают машины. Тревога щемила внутри, вгрызаясь в душу, и без того изглоданную переживаниями. Мания преследования – вот как это называется. Пора взять себя в руки – впереди еще адский перелет.

Млисс ускорила шаг и краем глаза обернулась на Кого-то, шагающего за ней вдоль дороги. Кто-то тоже прибавил скорость. Так. Он идет за ней. Он идет по ее душу. Он даже не следит за ней – он уже ее выследил. Млисс пошла еще быстрее, пока не решаясь перейти на бег, чтобы не вызвать у Кого-то ответную реакцию. В беге она не сильна – он догонит ее очень быстро и расправится с ней. Расправится… от этой мысли Млисс передернуло. Кто-то тоже прибавил шаг, явно не собираясь отставать. Слово «Исполнитель» закрутилось в голове Млисс адской каруселью. Исполнитель, Исполнитель… Почему бы Кому-то не оказаться именно тем зловещим палачом, о котором говорила Рейчел?

Нет уж. Млисс рано умирать. Ей двадцать пять лет, и она безумно хочет жить. И не менее безумно хочет видеть живой и здоровой свою сестру. Поэтому сейчас она напряжет свои крошечные, съежившиеся от страха мозги, и придумает выход из создавшейся ситуации. Млисс огляделась. Звать на помощь – бесполезно, вокруг ни одной живой души. Едва ли кто-то ее услышит. Разве что спрятаться. Но где?

Впереди виднелся овраг, заросший кустами. За ним – небольшой, куцый лесок. Глупое, отчаянное решение, но других у нее нет. Она спокойно дойдет до оврага, сбежит с него, а затем попробует укрыться в лесу. Безумно глупо! Но так она может выиграть время, которого, скорее всего, у нее осталось немного.

Она снова покосилась назад – Кто-то приближался. Темные очки, белая шевелюра. Ноги, ускоряющие шаг. У нее нет времени на раздумья – надо бежать сейчас. Млисс собралась силами и припустила к оврагу – будь что будет, но она сделает все от нее зависящее для того, чтобы остаться в живых.

Сердце ее превратилось в огромный стучащий барабан, готовый вот-вот разорвать маленькую грудь. Все мысли, все чувства слились в одно – я хочу жить. Она бежала, спотыкаясь о камни, ноги рассекала жесткая и острая трава, но она продолжала бежать, не оглядываясь назад.

Потому что знала: секунда промедления, и она распрощается с самым ценным, самым дорогим, что у нее есть – жизнью.

Кусты возле обрыва спасительными клочками маячили почти на расстоянии вытянутой руки. Еще чуть-чуть и… от внезапного удара, словно разбившего голову на тысячу осколков, Млисс рухнула с края обрыва, за которым так надеялась спастись.

12

Ни порывы промозглого ветра, ни мелкие, холодные капли дождя не заставили Млисс остаться в доме, где на ее жизнь покушался Стэнли Ларсон. Трэвор предложил ей провести эту ночь в гостинице, и Млисс с радостью согласилась.

В голове Млисс была полная каша. Теперь она вспомнила все, однако нельзя сказать, чтобы ей стало легче. Млисс пришлось пережить заново и свои страхи, и отчаяние, и пустоту, окружавшую ее. Только сейчас она полностью осознала, насколько была одинока до появления в ее жизни Трэвора. Млисс с нежностью посмотрела на своего сероглазого спасителя. Как она была благодарна ему за все, что он сделал! Как она хотела обнять его, прижаться к его теплому, взволнованному телу, согреть поцелуем его ласковые губы, влажные от моросящего дождя! Млисс поняла, что с ней случилось настоящее чудо, самое чудесное из всех чудес на свете – она полюбила. Даже в самых смелых мечтах Млисс не представляла себе это чувство таким ярким, волнующим, сильным. Вот она – та солнечная акварель, которая раскрасит ее серо-черный мирок, заставит его пестреть самыми немыслимыми и восхитительными цветами. Вот она – любовь. Мелисса улыбнулась своим мыслям – сейчас в ее жизни сплошная неопределенность, а она умудряется предаваться мечтам. Значит, не все так плохо.

– Улыбаешься? – Трэвор ласково потрепал ее по плечу. Слава Богу, он так боялся, что шок от последних событий окончательно сломит Млисс. Но не так-то легко ее сломать!

– Да. Глупо, правда? Все идет кувырком, жизнь переворачивается с ног на голову, а я улыбаюсь. Ты, наверное, опять скажешь, что у меня женская логика?

– Зависит только от того, чему ты улыбаешься. Какие мысли бродят в твоей хорошенькой головке, Млисс?

Млисс покраснела. Что она может ответить? Если она перескажет Трэвору свои мысли, то он сочтет ее полной дурой.

– Просто мне опять пришло в голову, что я ужасно нелепа. Со мной происходят какие-то совершенно безумные вещи. Знаешь, бывают люди, у которых всегда все не так. Я, кажется, отношусь к этой категории.

– Тебя это уже не расстраивает? Вчера вечером эта мысль привела тебя в отчаяние. Вот уж действительно – женская логика. Вчера она грустит, сегодня смеется. Ты страшно непоследовательный человек, Млисс.

– Объясни мне, Трэвор, почему непоследовательность считается исключительно женским качеством? – спросила раздраженная Млисс. – Полно ведь непоследовательных мужчин. Таких, например, как ты.

– Я? Да ничего подобного!

– А твое нелепое поведение после нашей прогулки? Это как называется?

– М-м-м… – Трэвору действительно нечего было сказать. Млисс права – непоследовательность чистой воды. – Ну, скажем, у мужчин это качество встречается реже, чем у женщин.

– Очнись, Трэвор. Это зависит от человека, а не от пола. Я удивляюсь тебе – интересный, умный человек, а высказываешь такое шаблонное мнение. Не ожидала.

– Если бы я часто общался с женщинами, – начал оправдываться смущенный Трэвор. – Атак, что с меня взять? Бирюк бирюком. Ладно, уговорила. Можешь считать, что я ничего о твоей логике не сказал.

Они почти пришли – впереди уже мигала розовыми огнями вывеска «Ричмонде Дрим». Млисс трясло от холода, а на Трэвора вообще невозможно было смотреть без содрогания. Сколько раз он бегал туда-сюда под дождем и ветром! Сейчас бы чего-нибудь горяченького! Кофе. Или виски. Лучше, пожалуй, виски. Да и Млисс совсем неплохо было бы выпить – расслабиться и согреться.

– Скажи Млисс, ты готова посидеть со мной в номере за бутылочкой чего-нибудь согревающего?

– Пожалуй, да. Я страшно замерзла, поэтому не откажусь выпить. Правда, для завтрашней поездки будет лучше, если я лягу спать прямо сейчас.

– Брось, ты все равно не уснешь. Слишком напряженный выдался денек. Сначала тебе нужно снять стресс.

– Ладно, умник. Уболтал. И все-таки я думаю, что завтра лучше сразу пойти в полицию Волтингтона. Может, они смогут нам помочь.

– Нет, Млисс. – Трэвор покачал головой. – Сначала попробуем разобраться сами. Пошарим по Лейвер-стрит. Может, что-нибудь найдем. Не зря же твоя сестра сняла квартиру именно на этой улице.

– Времени осталось не много – Рейчел говорила о том, что посвящение длится месяц. Не знаю, в чем оно заключается… Я страшно боюсь, что мы пойдем по ложному следу. Что если Волтингтон – только промежуточное звено в этой цепочке, а посвящение в другом городе?

– Не волнуйся. Если мы поймем, что ошиблись, – обратимся в полицию. Или наймем частного сыщика. Но сдается мне, что твоя сестра – мудрая женщина. Она сомневалась в правильности своего выбора, и поэтому оставила путь к отступлению – выбрала Волтингтон, городок рядом с Ричмондом. Она знала, что ты будешь искать ее.

– Хорошо, если так. – Млисс тяжело вздохнула. Пока она не увидит сестру живой и здоровой, не сможет спокойно жить. Как страшно, когда не знаешь, где близкий тебе человек, что с ним…

Трэвор искренне сочувствовал ей. Ему так хотелось взбодрить Млисс, заставить ее улыбаться, смеяться. Скорей бы все это закончилось – тогда она будет целиком и полностью принадлежать ему. Если, конечно, захочет. Трэвор помрачнел. Может, ее отношение к нему – всего лишь благодарность за помощь. Признательность – и больше ничего. Стоит ли ему сказать ей о своих чувствах? О своей любви к ней? Ведь он, действительно, любит ее. Она вернула ему веру в себя, ту беспричинную радость, о существовании которой Трэвор давно забыл. Только все это будет невозможно, недоступно без Млисс. Без нее… Ему уже сложно представить, как это – жить без нее.

Портье во второй раз выдал Трэвору ключи и записал Млисс в комнату по соседству. Надо сказать, не без удивления. Странная парочка: худенькая промокшая девушка, у которой зуб на зуб не попадает, и не менее продрогший мужчина, черт его знает зачем шатающийся по ночному незнакомому городу в такую погоду. Где он ее нашел? Не похоже, что она легкого поведения. Но какие все-таки нравы у современной молодежи! Сами не знают, чего хотят, бегают туда-сюда, где-то находят женщин… да еще и селят их в отдельный номер. Зачем? И так понятно, что ночь проведут вместе. Кто их поймет? В его, Генри, время все было по-другому. Со своей женой, Вики, он познакомился на танцах. Не на какой-то дискотеке, где все трясутся немыслимым образом, а на танцах. Потом познакомил ее со своими родителями – ни о каких гостиничных номерах речи быть не могло. Вики была приличной девушкой – до свадьбы у них ничего не было. Были же времена… А сейчас все так просто – нашел где-то девушку, тут же привел в номер. Слишком уж все легко и доступно – не за что бороться, все падает в руки само по себе. Эх, да что уж там. Пусть живут, как хотят, потом пожалеют, но будет поздно. Жизнь-то короткая. Пройдет – не заметишь…

В номере Трэвор заставил дрожащую Млисс переодеться в его рубашку и брюки. Вещи, естественно, оказались ей велики, но она так мило в них выглядела. Хорошенькая девчонка, такая нелепая и трогательная в мужской одежде! Трэвора охватило желание. Сейчас бы прижать ее к себе сильно-сильно, крепко-крепко, а потом… Он с трудом погасил полыхающий внутри пожар. Ему показалось, что его желание Млисс сможет прочитать по глазам, по губам, по выражению лица… По голосу, хриплому оттого, что пересохло во рту. Он никого не хотел так, как эту девушку в мужской футболке и брюках.

Полусонная горничная принесла им виски, коньяк и лимоны. Коньяк, разумеется, для Млисс – себе эту гадость Трэвор в жизни не заказал бы. Он залпом выпил половину стакана виски – жидкость горячей волной обожгла желудок. Хорошо! Наконец-то он согреется, холод будто въелся в кожу, пронизал все существо. И неудивительно – столько времени шастать под дождем.

Млисс пригубила коньяк и огляделась. Симпатичные номера в «Ричмонде Дрим». Гораздо уютнее, чем в Волтингтоне, хоть и меньше по размеру. Зеленые шторки на окнах, плюшевая, и тоже зеленая, обивка на мебели. Не зря говорят, что зеленый цвет радует глаз и успокаивает – здесь Млисс действительно чувствовала себя уверенно.

– Ну как, согреваешься? – Трэвор сел на кровать так, чтобы видеть лицо Млисс, на которое падал тусклый свет висящего на стене бра.

– Пытаюсь. Меня трясет не столько от холода, сколько от страха. До сих пор не могу прийти в себя после чудесного вечера со Стэнли Ларсоном… Уверена, он имеет непосредственное отношение к Секте. Скорее всего, он один из Исполнителей, о которых говорила Рейчел.

– Если бы он не сбежал от меня, я бы точно его убил. Кретин! Он с самого начала показался мне подозрительным типом.

– Знаешь, что он сказал мне?

– Сомневаюсь, что умную вещь. Что мог сказать тебе этот лицемер и болтун?

– Что ты ревновал меня к нему.

– Я же говорю – ничего умного. – Трэвору было неприятно осознавать, что какой-то Стэнли Ларсон догадался о его чувствах. И не менее неприятно то, что он, Трэвор, действительно эти чувства испытывал.

– Это правда?

Трэвор готов был сквозь землю провалиться от смущения. Как ему ответить Млисс, не выставив себя полным дураком?

– Правда. – Господи, ну кто его за язык-то дергал? – Не знаю, что на меня нашло, но мне показалось, что он тебе симпатичен. Я только потом понял, что пустила ты его по доброте душевной, а не из других соображений. Я и не знал, что могу так глупо себя вести.

Млисс с удивлением почувствовала, что ревность Трэвора, пусть совершенно не обоснованная, приятна ей. Истина проста: если он ревнует ее, значит она ему не безразлична. Она может понять Трэвора, хотя сама едва ли вела бы себя так, как он.

– Ревность – это неуверенность в себе, Трэвор. Согласись, Стэнли Ларсон отнюдь не тот человек, к которому стоит ревновать. Даже до того, что произошло у меня дома, я не считала его достойным своего внимания. Ты наверняка сомневаешься в своей привлекательности и физической, и моральной. А сомневаешься совершенно напрасно. Ты красив, умен. А главное – ты хороший человек, несмотря на все твои комплексы, которые мешают тебе раскрыться. Помнишь того водителя в Генуе? Когда ты кричал на него, я была готова тебя убить. А потом поняла: вся твоя злость – напускная. Тебе это не присуще. Это твой способ защиты от окружающего мира, хоть способ скверный. Давлением на людей ты ничего не добьешься. Агрессия порождает агрессию. Тебе ведь нужно совсем не это. Ты хочешь, чтобы тебя понимали, чтобы принимали твои недостатки, но только вместе с достоинствами. И, в первую очередь, тебе нужно показать именно достоинства. Помнишь гофманского Цахеса?

Трэвор утвердительно покачал головой.

– Он был соткан из недостатков. Дело даже не в его внешнем уродстве, а в уродстве внутреннем. Благодаря волшебству феи достоинства окружающих его людей, приписывали ему. Люди бывают слепы, но зачем намеренно вводить их в заблуждение? Да, я увидела твою истинную душу – если бы ты действительно был таким, каким хочешь казаться, – злым, тяжелым, неприступным, – никакое волшебство не ослепило бы меня, не заставило поверить в то, что ты добрый и честный человек. Но не все будут рассуждать так, как я. Далеко не всем захочется копаться в твоих переживаниях и объяснять, что двигало твоей злостью. Такой способ общения не даст тебе ничего, кроме вечного одиночества и неприязни окружающих.

Трэвор хлебнул еще виски и вызывающе бросил:

– А ты думаешь, мне есть дело до мнения окружающих? Я самодостаточный человек, и мне не важно, что обо мне думают другие.

– Трэвор! – Млисс осуждающе покачала головой. – Ты продолжаешь выстраивать стену между собой и миром. Кирпичик за кирпичиком – бессмысленный труд, который только приближает одиночество. Ты пытаешься бороться с одиночеством и в то же время семимильными шагами идешь к нему навстречу. Тебе не кажется, что это нелогично? И потом, самодостаточность – это не синоним озлобленности и равнодушия. Самодостаточный человек живет в гармонии с собой, он не терзается внутренними противоречиями. Да, он не слишком озабочен мнением окружающих людей, но не оттого, что весь мир ему враждебен. Просто ему хватает самого себя, он внутренне полон. Ему достаточно богатства своего внутреннего мира, ему, если можно так выразится, хорошо с собой. Сомневаюсь, что может быть хорошо человеку, которого рвут на части две половины собственного «я».

Как всегда права, грустно подумал Трэвор. Он действительно разрывается от внутренних противоречий, он не в состоянии помочь себе сам. Он нелогичен, непоследователен. Он слишком долго был занят исключительно собой, но тщетные усилия разобраться в себе без контакта с окружающими ни к чему не привели. Он шел не тем путем. Выбрал какую-то кривую, странную дорогу и двигался по ней не то вправо, не то влево, не то назад. Но едва ли вперед.

– Млисс, скажи, зачем я несколько лет платил деньги своему врачу? Если бы я встретил тебя раньше, все могло быть по-другому.

– Иронизируешь? – Млисс показалось, что он отнесся к ее словам несерьезно.

– Ни капельки. Раньше – да. Сейчас я начал доверять тебе, прислушиваться к тому, что ты говоришь, Млисс.

– И что изменилось?

Вот он, твой звездный час. Скажи ей, другого удобного случая может не представиться. Скажи, не бойся. Если она так хорошо и тонко понимала тебя до этого, поймет и сейчас. Нет ничего страшного в том, чтобы произнести три слова. От этого никто еще не умирал. Люди становились счастливыми, несчастными, но никто до сих пор не умер, произнеся три заветных слова:

– Я тебя люблю.

Признание Трэвора зазвенело в ушах растерявшейся Млисс. Эта ночь, дождь за окном, ветер, бьющийся в стекло, гостиничный номер, – все наполнилось новым, особым смыслом. Все перестало быть обычным, раскрасилось миллионом пестрых цветов, зажило волшебной, сказочной жизнью. Неужели этот прекрасный мир, в который не страшно войти с открытыми глазами, называется счастьем? Ответь ему, открой ему свое сердце, пусти его в свою душу и ничего не бойся – никакой страх больше не властен над тобой. – Я тоже люблю тебя.

Впервые в жизни тело Мелиссы Линсей узнало о том, что такое наслаждение. Впервые до нее дошел смысл того, о чем она так часто слышала и чего не могла понять.

Руки Трэвора гладили, ее измученное томительным ожиданием тело, лаская каждый его миллиметр, согревая каждую клеточку. Эти теплые и властные мужские руки не пропустили ничего: ни маленьких изящных пальчиков ног, ни слегка дрожащих от возбуждения коленей, ни горячего пушистого холмика внизу живота. Они добрались и до ее груди, осторожно и долго гладили раскрывшиеся бутоны сосков, нежным прикосновением доводя Млисс до сладостного безумия. Ее тело трепетало, оно требовало большего, оно закипало как вулкан, готовящийся к извержению. Но Трэвор не торопился. Он хотел узнать все о теле Млисс, хотел запомнить его так, чтобы не позабыть уже никогда.

Он выводил языком на ее шее страстные признания в любви и диком желании. Он ласкал маленькие ракушки ушей так, словно хотел найти в них жемчужинки. Он целовал ее глаза, наслаждаясь шелковым прикосновением ресниц. Он исследовал ее маленький, страстный рот, погружаясь в него, как в океанские глубины. Он ждал. Ждал, когда желание переполнит ее, и она не сможет больше дышать, говорить, двигаться без его прикосновений. Он хотел погрузить ее в пучину томительной страсти, в которой утопал сам.

Млисс изгибалась, изнемогая от желания. Руки, в поиске Бог знает чего, бродили по спине Трэвора, рисуя на ней причудливые узоры страсти. Я люблю тебя, шептала она, я люблю тебя. Теперь, когда смысл этого слова стал для нее доступен, ей хотелось повторять его еще и еще. Люблю, люблю, люблю…

Трэвор раздвинул ее худенькие колени и погрузился в мир наслаждения, который так долго был для него закрыт. Он видел глаза Млисс, туманные и расширившиеся от желания, смешанного с любопытством: что же принесет ей это новое чувство? Он любовался ее приоткрытым ртом, из которого раздавались тихие стоны. Он погружался в нее все глубже и глубже, почти теряя сознание и рассудок от той головокружительной высоты, на которую возносило его наслаждение.