Текст книги "Лабиринты памяти"

Автор книги: Энн Вулф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

На секунду он остановился: стоны Млисс становились все громче, и ему так хотелось слушать их, еще раз заглянуть в ее туманные зеленые глаза до того, как все кончится. Он любовался ее лицом, которое страсть делала еще прекраснее. Еще одно движение – и Млисс достигла той желанной вершины, с которой совершенно не страшно было падать. Еще одно движение – и Трэвор почувствовал, что теперь Млисс стала частью не только его души, но и его изможденного наслаждением тела.

Потом он долго разглядывал ее лицо, лучившееся счастливой усталостью. Гладил ее губы, совсем недавно одаривавшие его поцелуями. Зарывался в волосы, опутывавшие льющимся шелком его руки. Вот она – любовь, такой полной сделавшая его душу. Вот она – истинная радость, без которой жизнь была бы глупой историей, написанной неумелым графоманом. Вот оно – счастье, когда хочется кричать, петь и повторять, повторять, повторять бесконечное количество раз повторять слова любви.

– Трэвор…

– Что, Лисси?

– Я и представления не имела о том, что этоможет быть таким чудесным. Я думала, что люди обманывают сами себя, рассказывая о плотской любви красивые сказки.

– Я рад, что переубедил тебя. И буду переубеждать снова и снова, если ты мне, конечно, позволишь. И еще одно: я хочу всегда быть рядом с тобой. Понимаешь, всегда.

– Я тоже этого хочу. Мы знакомы совсем недолго, а я уже не могу себе представить, что тебя не будет рядом.

– Глупая. – Он придвинулся к ней и сгреб в охапку ее обнаженное тело. – Какая ты глупая. Я всегда буду рядом, верь мне. Я никуда от тебя не денусь. Ты единственное, что у меня есть. Самое дорогое, самое прекрасное, самое любимое. Самое счастливое, что случилось со мной. Не встреть я тебя – вся моя жизнь была бы бессмысленной.

Млисс улыбнулась. Ей было так тепло и надежно в его объятиях. Все тревоги растаяли, страхи развеялись. Теперь она точно уверена в том, что все будет хорошо. Она найдет сестру, и они, все трое, будут счастливы. Нет, четверо – она вспомнила горестное лицо Франческо. И ничто никогда не омрачит их жизнь. Все будет как в сказке со счастливым концом. Только бы скорее настал этот счастливый конец, потому что душу все равно тяготит тревога.

– Не грусти. – Трэвор угадал мысли Млисс. – Мы найдем твою сестру и вернем ее Франческо. И погостим у них в Италии, если эта страна еще не вызывает у тебя отвращения. Все будет хорошо, не сомневайся. Самое главное, что мы вместе. А вместе мы с тобой горы можем свернуть. Видишь, я уже потихоньку перевоспитываюсь. Из бирюка-пессимиста превращаюсь в счастливого обладателя розовых очков. Нравится перемена?

– Ага, – довольно кивнула Млисс. – Еще бы! Когда мы с тобой познакомились, я думала, что ты неисправим. Но ты определенно делаешь успехи.

– А как иначе – ведь у меня такой замечательный учитель, точнее, учительница.

Млисс испытала мучительное желание выкурить сигарету. Господи, ну почему оно приходит к ней так не вовремя! Она представила себе реакцию Трэвора. К тому же Млисс не курит. Только когда сильно волнуется. После всего пережитого ею сегодня, хорошего и плохого, это не удивительно. То, что ей невыносимо хочется почувствовать во рту восхитительный легкий дымок…

– Трэвор, ты, наверное, будешь ругаться, – осторожно начала Млисс.

– Я – ругаться? – Делано возмутился Трэвор. – Да за кого ты меня принимаешь? А что ты задумала?

– Трэвор, миленький, любимый, мне так захотелось курить. Я все на свете отдам сейчас за сигарету. Одну единственную. Я больше не буду.

Трэвор нахмурился.

– Ты ведь не куришь – ты курила только один раз, в Италии. Попробуй перетерпеть. В конце концов, не умрешь же ты без сигарет?

– Умру, умру, – взмолилась Млисс. – Я в форточку покурю, чтобы не досаждать тебе дымом. Ну пожалуйста, Трэвор.

– Но почему именно сейчас? Ты волнуешься?

– Наверное. Ты же не спрашиваешь себя, почему хочешь пить. Просто хочешь пить, и все.

– Это другое. Желание пить – естественно. Но я не могу понять, зачем сигарета нужна некурящему человеку.

– Трэвор! – Млисс начала раздражаться. – Не делай из мухи слона. Это так просто, что не стоит даже обсуждения.

– Я, между прочим, как любящий человек, забочусь о твоем здоровье.

– А о моих нервах ты не заботишься? Я, в конце концов, не дымлю как паровоз. И прошу только одну сигарету.

– С тобой бесполезно спорить, – надулся Трэвор.

Он накинул рубашку и пошел обшаривать карманы пиджака в поисках злосчастной пачки сигарет, купленной в Генуе.

Млисс было разрешено курить, не вылезая из постели. Она оценила этот широкий жест и признательно улыбнулась Трэвору. Милый ворчун! Ее обожаемый ворчун! Она погладила взъерошенные волосы Трэвора и заглянула в посерьезневшие серые глаза.

– Только не говори мне, что ты так помрачнел из-за того, что я закурила.

Нет, Мелисса, нет. Но я не скажу тебе, о чем я думаю, чтобы не напугать и не расстроить тебя.

Завтрашняя поездка в Волтингтон не казалась Трэвору такой уж безоблачной. Наверное, он просто заразился тревогой Млисс. Словно внутри засновали-забегали крысы, топоча маленькими цепкими лапками, задевая и дергая струнки нервов. Тревога – гадкое чувство. Разогнать бы этих крыс к чертям собачьим, но почему-то не получается. Не уходят, лишь громче топают маленькими лапками, так, что их отвратительная беготня отдается в ушах. Устал, наверное. Утром будет легче, а сейчас надо спать, спать, спать. Он крепко прижал к себе Млисс.

– Спи, моя зеленоглазая радость. Туши свою сигарету и спи. Завтра у нас будет тяжелый день. Может даже тяжелее сегодняшнего. А спать нам осталось совсем недолго.

Млисс потушила докуренную сигарету и посмотрела на Трэвора. Серые глаза уже закрылись, дыхание успокоилось. Она поцеловала его сомкнутые губы, еще раз насладившись их теплом. А теперь спать.

Серое холодное небо, судорожные порывы ветра. Трэвор бредет по городу с огромными высокими домами. Такими высокими, что кажется, они готовы разорвать небо и устремиться вверх, в космос.

Город пуст, словно все его жители вымерли. Не слышно шума машин, не слышно человеческой речи. Только ветер разбивается о стальные огромные дома, гудит, заползает Трэвору в уши, в ноздри, врывается в полуоткрытый рот. Что это за город, и как Трэвор оказался в нем?

Трэвор бредет по пустынным улицам, весь во власти липкого страха и холодного, жуткого ветра.

– Эй, кто-нибудь!

Хлюпкое промозглое молчание в ответ. Даже эхо в этом городе спит или умерло. Где-то вдалеке, за спиной, Трэвор слышит крадущийся шаг. Словно не человек, а тень идет за ним скользкой, зловещей поступью. Лучше пустота, чем эти шаги. Шаги незримого пришельца, погружающие душу Трэвора в трясину страха. Он боится того, кто следует за ним, он охвачен желанием убежать. Но куда?

Трэвор подбегает к одному из домов, рвущихся в небо. Дом стальной глыбой впечатан в асфальт. Дом суров и неприступен. На его серой двери висит замок – дом словно помогает незримому преследователю Трэвора. А шаги все различимее, все слышнее. Они так пугающе легки, что Трэвор боится оглянуться, боится встретиться взглядом с тем существом, которое движется за ним. Если у существа, конечно, есть взгляд.

Дома для него закрыты. Трэвор бежит вперед, скользя по асфальту, внезапно ставшему таким неудобным для бега. Мертвый город ненавидит его, он хочет лишь одного – чтобы Трэвор был пойман и наказан. Трэвор бежит. Скользит, оступается, падает, но продолжает бежать. Свинцовая плоскость небес опускается на город, грозя раздавить Трэвора своей тяжестью. Но Трэвор бежит, не оглядываясь, не останавливаясь. Местность не меняется. Вереница серых зданий не размыкает своего кольца. Трэвор с ужасом понимает, что бежит по кругу.

Он сворачивает влево – снова серая безысходность, он устремляется вправо – но и там его караулят серые призраки домов. Снова вперед – картина не меняется. Нет, только не это. Он не сможет оглянуться назад и посмотреть в глаза своему страху. Лучше бежать по мертвому городу, чем один на один остаться с ужасом, при мысли о котором стынет сердце, замерзает душа. Любая участь лучше взгляда назад.

Трэвор продолжает бежать, с каждой минутой осознавая бессмысленность бега. У него нет сил остановится, нет мужества обернуться. Ветер лижет ему лицо, обжигая ледяным дыханием. Серое небо все ближе и ближе. Вот-вот оно раздавит Трэвора своим свинцом. Если бы только он мог перебороть свой страх и обернуться. Если бы только мог. Трэвор останавливается. Сейчас он наберется сил и вновь побежит. Но зачем, от кого? Ведь он даже не видел своего преследователя. А шаги хрустят за спиной, а небо падает на асфальт призрачного города. Нет, Трэвор должен обернуться, чего бы это ему ни стоило.

Трэвор делает глубокий вдох и с трудом разворачивает назад деревянное тело.

Никого. Стихает ветер, уползает наверх небо, оживает город.

13

«И только синее, синее небо над нами…» Млисс так и не узнала, не вспомнила, откуда эта навязчивая строчка. Отзвук забытой песни, отголосок того, чего она никогда и не знала? Что это?

Млисс пошарила рукой в кровати. Где же то теплое, ласковое тело, открывшее ей вчера истинную суть плотских радостей? Или ей все это приснилось, и уснула она в своем номере, а не в постели Трэвора?

Млисс открыла глаза. Его нет. На столике рядом с кроватью бутылочка коньяка, полупустой стакан виски и тарелка с засохшими дольками лимонам. И еще – окурок сигареты, выкуренной Млисс перед сном. Все пошло и просто: он переспал с ней и ушел.

Бред какой-то. Почему она умудряется думать о людях самое плохое? Вчера он сказал ей, что никогда не оставит ее. Уж ему-то она может верить. Он еще ни разу не солгал ей, не обманул ее. Все верно: вот и его собранная сумка с вещами лежит на стуле. Никуда он не ушел. Во всяком случае, должен вернуться.

Она потянулась, попыталась стряхнуть с себя сон. Взглянула на часы. Да, спала она совсем немного. Всего-то три или четыре часа. Только беспокойство могло заставить ее проснуться в такую рань. Сегодня все должно закончиться, она уверена в этом. Хорошо или плохо, но закончиться. Боже, как она соскучилась по Грэйс! Теперь, вспомнив все, что связывало их с сестрой, Млисс особенно остро чувствовала тоску. И не по иллюзии, а по вполне конкретному человеку, доброму, открытому, чуткому. Единственному человеку (кроме Трэвора, конечно), понимающему ее, заботящемуся о ней. Что с ней стало? Что могла сделать с ней Секта? Млисс вспомнила сон о темном лабиринте. Она плутала по его закоулкам в поисках сестры. Лабиринт – это то, что было ее памятью, путанной туманной, обрывочной, на каждом повороте которой ее караулила пропасть. Сорвется ли она в эту пропасть, или все-таки сумеет помочь сестре? Надежда умирает последней. Совсем недавно надежда была лишь лучиком, освещавшим ее лабиринт, а теперь… Теперь у нее есть фонарик, с которым она смело может отправляться на поиски. Ели бы только этот фонарик превратился в солнце, освещающее ей путь! Ту дорогу, на которой не будет тайн и страхов, дорогу, где она найдет сестру и пойдет дальше, рука об руку с Трэвором.

Как ей теперь вести себя с ним? Вчера все было просто и понятно, легко и доступно. Сегодня она не знает, как говорить с Трэвором, как смотреть ему в глаза. Его серые, теперь открытые для нее глаза. Может то, что случилось вчера, он счел ошибкой, недоразумением? Да какое уж тут недоразумение, когда они признались друг другу в любви? Но все может быть. Не зря же он ушел с утра, не оставив ей даже записки, не разбудив ее. Что, если ему тяжело ее видеть, трудно будет говорить с ней после того, что произошло? Вчера был другой день, другие чувства, другие желания. А сегодня и она не знает, как говорить с ним…

В замке мышью прошуршал ключ, и на пороге номера возник Трэвор с охапкой цветов, перевязанных золотистой ленточкой. Солнечно желтые герберы!

– Ты уже проснулась, мое зеленоглазое счастье?

– Да.

Млисс оттаяла. Душу заволокло радостной весенней лазурью. Теперь можно не думать о том, что говорить, как вести себя. Можно просто говорить. Можно просто подойти к нему, обнять, прижаться к его горячему телу, обжечь его губы поцелуем.

Она стремительно сорвалась с кровати, сбросив с себя одеяло, нагая подбежала к Трэвору и заключила его в объятия.

– Я люблю тебя! – Кто бы только знал, как ей приятно произносить эту фразу, раньше для нее неизвестную! – Я так люблю тебя.

Трэвор прижал ее к себе, заставив слушать гулко стучащее в его груди сердце.

– Это оттого, что я уже безумно соскучился, не видев тебя всего только час. Я умираю от желания затащить тебя в постель и продолжить то волшебство, которое началось вчера. Ты представляешь, я могу говорить даже такое! Но нам пора собираться и ехать. Ну ничего, я обещаю тебе, что когда все закончится, я на месяц запру тебя дома и не выпущу из постели. Будешь пленницей моей страсти – звучит, как название дамского романа. Каким же я стал болтливым – на глазах глупею от счастья.

– Это совсем не плохо. Знаешь, я тоже не каждый день выскакиваю голая из постели навстречу мужчине.

– Спасибо, утешила, – прорычал Трэвор. – Я бы перегрыз горло всем мужчинам, которые дотрагивались до тебя.

– О, поверь, – Млисс насмешил очередной приступ ревности Трэвора, – твоя ярость не обоснована. Это был всего один мужчина, да и тот не вызвал во мне никаких чувств. Мне было противно и только. Так что можешь считать, что ты у меня первый. И, надеюсь, последний.

– Что это еще за «надеюсь»! – Трэвор больно ущипнул Млисс за бок. – Не надеюсь, а уверена. Поняла?

– Да, мой повелитель!

Млисс забрала у него букет и залюбовалась цветами. Герберы, как яркие солнца, сияли в ее руках. Их длинные лучи-лепестки тянулись к Млисс, словно согревая ее своим светом. Она прижала букет к обнаженной груди – ей никто еще не дарил таких чудесных цветов. Для нее все было впервые: любовь, цветы, томительное жгучее желание, рожденное взглядом мужчины, стоящего рядом.

– С тебя бы картины писать. – Трэвор с нежностью посмотрел на хрупкую обнаженную девушку с желтыми цветами в руках. – Жаль, что я не художник. «Девушка с герберами» – подходящее название.

Смущенная Млисс отдала Трэвору букет и начала собираться. Быстро натянула темно-серые брюки и шоколадную рубашку. Прошлась щеткой по каштановой волне волос и затянула их в тугой пучок. Надела черные ботиночки с маленьким квадратным каблуком, и была готова.

Трэвор смотрел на эти молниеносные сборы с удивлением: говорят, что женщины копаются часами, а эта собралась за пять минут.

– В армии ты побила бы все рекорды по сборам. Молодец! И все-таки я буду очень рад, если ты сменишь унылые брюки на короткую юбку, а рубашку – на эротический топ. Тебе нечего скрывать, у тебя восхитительная фигура. Которой я хочу любоваться каждую минуту.

– Ради тебя я готова обновить свой гардероб, – засмеялась Млисс. – Будешь сам выбирать мне вещи. А сейчас – я готова. Можем ехать.

Вниз они спустились вместе. Заспанный портье взял у Трэвора ключи. Генри готов поспорить, что ночь они провели вместе. Вышли в обнимку, улыбаются друг другу. Он глаз оторвать от нее не может. Ну-ну. Случайные связи, молодой человек, ни к чему хорошему не приводят. Пора бы уже знать об этом. Вот его Вики никогда бы не позволила себе такого безобразия. Молодежь!

С самого утра Трэвора не оставляло ощущение: должно произойти что-то из ряда вон выходящее. Еще этот странный сон, приснившийся ему ночью. Что готовит им его величество Случай? Какую очередную западню? С Млисс он предпочел не делиться своими соображениями и эмоциями – она и так разволновалась, когда они подъехали к Волтингтону.

Если ее сестры уже нет в живых? Что тогда будет с Млисс? Этот вопрос волновал его больше всего. Не впадет ли она вновь в ту депрессию, которая охватила ее после смерти родителей? Как она переживет это – ведь сестра была ее единственным близким человеком, единственным другом?

Пока они ехали в машине, он ни на секунду не отпускал руку Млисс, согревая ее в своей, ласково поглаживая ее тонкие пальчики. Несмотря на все волнения и тревоги, он был счастлив. Млисс рядом с ним, она любит его. Сладкое, волшебное слово «любит»… С каким упоением она шептала его вчера ночью, когда отдавалась ему, тая, как свечка, в его неловких руках. Внутри у него росло желание, зажигая каждую клеточку души и тела. Но нужно взять себя в руки, потерпеть – впереди еще столько неразрешенных вопросов.

И вновь однообразие бело-голубой Лейвер-стрит. Скучные дома, похожие один на другой. Трэвор мысленно вернулся в свой сон. Те дома были очень высокие, серые, но такие же одинаковые, как в этом городе. Здесь несложно заблудиться – все так похоже…

Знакомая арка. Знакомый подъезд. Именно здесь, в этом доме снимала квартирку ее сестра. Млисс потянула Трэвора за рукав.

– Пойдем. Она жила здесь. Жила, конечно, громко сказано. Скорее пребывала.

– Ты уверена?

– Мы ничего не теряем, давай заглянем. Хотя бы убедимся в том, что ее здесь нет.

– Ладно, пойдем.

Они вошли в темный подъезд. В ноздри ударил сырой болотный запах. Кажется, из подвала.

Да, ничего себе домик, подумал Трэвор. И действительно, какого черта здесь забыла Грэйс? Не иначе, как помутнение рассудка…

– Куда теперь? – Он сжал руку Млисс, которая прильнула к его ладони, словно в поисках спасительного тепла.

– Если мне не изменяет моя прекрасная память, то нам нужно подняться на пятый этаж.

– Здесь есть лифт?

– Кажется, да.

Поднявшись на небольшую площадку, они увидели лифтовую кабину. Трэвор нажал на кнопку, и лифт с глухим урчанием начал спускаться в низ.

– Да, техника на высшем уровне, – пробормотал Трэвор.

– Кстати, все забывала спросить у тебя… Где ты живешь?

– Мотаюсь по гостиницам с хорошенькими девушками, которых зовут то Амата, то Мелисса, – попытался пошутить Трэвор.

– Я серьезно.

– Увидишь, когда я привезу тебя к себе. Скорее всего, тебе там не понравится. Город очень большой и шумный. А ты ведь любишь маленькие и уютные, вроде Ричмонда?

– Угу. – Мелисса напряженно считала этажи. Второй, третий, четвертый. Скоро она возненавидит Волтингтон, его скучные улицы, жуткие дома. Пятый.

Двери лифта со скрежетом открылись, выпустив на волю Трэвора и Млисс.

– Как в клетке, – произнесла Млисс полушепотом. Здесь не хотелось говорить громко, словно любое слово могли подслушать и впитать в себя глухие серые стены.

Вот она, та квартира, которую снимала Грэйс. Млисс надавила на кнопку звонка. Тишина. Еще раз. Тишина. Третий раз…

– Ее здесь нет. – Трэвор похлопал Млисс по плечу. – Пойдем отсюда.

Она спиной почувствовала его страх.

– Тебе тоже здесь не по себе?

– Стыдно признаваться в своей трусости, но у меня в этом месте мурашки по коже бегают. Не представляю, как можно жить в таком жутком доме.

– Наверное, это особенность восприятия, – попыталась утешить его Млисс. – Мы пришли сюда с тревожным чувством, при отвратительных обстоятельствах. Поэтому и видим этот дом таким. А те, кто живет здесь, думает совсем по-другому.

– Предпочел бы не встречаться с теми, кто здесь живет. Мне кажется, эти люди походят на зомби из фильмов ужаса.

– Брось, Трэвор, я общалась с ними. Обычные люди. Не страшнее моего соседа-параноика. Помнишь?

– Такое забудешь, – усмехнулся Трэвор. – Пойдем. Попробуем еще раз обследовать улицу.

Где-то на первом этаже послышался шорох. Млисс и Трэвор испуганно переглянулись.

– Ты тоже слышал?

– Да. Ладно, не бойся. – Он обнял ее за талию и подтолкнул к хрипло открывшейся двери лифта. – Шорохи в подъезде – обычное дело. Мы возбуждены – вот и боимся всякой ерунды. Пока мы вместе, с тобой ничего не случиться, обещаю. А вместе мы будем всегда.

Млисс вышла из подъезда, радуясь солнечному свету. А нервы все-таки надо лечить. Как она испугалась, а ничего ведь не произошло. Пока еще.

– Значит так. – Трэвор огляделся по сторонам. – Сейчас мы еще раз пройдем эту чертову улицу, которая мне скоро сниться начнет. Если ничего интересного не найдем, то направим стопы свои в родную и близкую полицию Волтингтона. В конце концов, они должны знать о том, что творится у них под носом.

– Хорошо.

Млисс сникла. Если они ничего не найдут… Она, как и Рейчел, не верила во всемогущую силу закона. Не верила в то, что в полиции отнесутся к ее рассказу серьезно и предпримут хоть какие-то действия. То она память потеряла, то приходит с какой-то сказочной историей о Секте Весты… Послушают, покивают головой, потом покрутят пальцем у виска. Вот и все, что ее ожидает. Но другого выхода у нее не будет. Господи, неужели она не сможет спасти Грэйс?

Они вышли из арки и двинулись вперед, к концу Лейвер-стрит. Млисс тщательно разглядывала каждый дом, каждый магазинчик, каждую… Интересно. Она остановилась у небольшой стеклянной витрины, завешенной фиолетовыми шторками. Фиолетовое отчаяние, фиолетовое платье Рейчел – фиолетовые шторки. Да, она, конечно, фантазерка. Но, может, есть в этом совпадении какой-то смысл. Ведь на двери помещения нет даже вывески, ничего не написано. Даже банального слова «ремонт», если таковой там, конечно, идет.

– Трэвор, – она неуверенно приблизилась к витрине. – Я не могу сказать ничего конкретного, я не верю в мистику и в чудеса. Но мне почему-то кажется, что Грэйс там.

– Ты можешь объяснить?

– Попробую. Ты видишь здесь хоть какую-нибудь вывеску? Представь себе, что ты прохожий, и тебе интересно знать, что здесь делается, чем торгуют? На обычных магазинах пишут: «Книжный магазин» или, например, «Косметика». Если это бар, то так и пишут «Бар». Здесь нет никаких надписей. Понимаешь, никаких.

– Может, он еще не открылся? Ты видела его, когда мы были здесь в прошлый раз?

– Не исключено. Но могу сказать тебе точно, что фиолетовых штор не было.

– Тебе что, нравится этот цвет?

– Нет, он связан у меня с определенными ассоциациями, именно поэтому я бы его запомнила.

– Ладно, попробуем положиться на твою интуицию.

Трэвор подошел к двери непонятного магазинчика и подергал ручку. Дверь была заперта, чего и следовало ожидать. Млисс, Млисс, ну нельзя же искать смысл в таких незначительных деталях. Он повернулся к взволнованной девушке.

– Закрыто.

– Нам нужно попасть туда во что бы то ни стало! – Ее решительный настрой привел Трэвора в замешательство.

– Ты что, хочешь, чтобы я средь бела дня вламывался в частную собственность, только на основании того, что там висят фиолетовые шторы?!

– А чего ты, собственно ожидал, что сектанты напишут на двери огромными буквами слово «Амата», так чтобы всем было видно? – вспылила Млисс.

– Ладно, Млисс, я надеюсь, ты знаешь, что делаешь. Точнее, что я делаю.

Трэвор ударил по двери и, к его огромному удивлению, она поддалась с первого толчка, заставив его с размаху влететь в помещение. Не рассчитал, подумал он, отряхиваясь от деревянных стружек, посыпавшихся на него с выломанной двери.

Млисс зашла следом и огляделась. Ничего примечательного не было. Вокруг – обычный беспорядок ремонтируемого помещения. Сорванные обои, местами отвалившаяся штукатурка, перевернутые, закутанные в целлофан стулья и столы, валяющиеся на полу книжные полки.

– Довольна? – Трэвор бросил на нее сердитый взгляд. – Я был уверен, что ничего мы здесь…

Внезапно он запнулся. Его внимание привлекла еще одна дверь, которую не так-то просто было заметить среди царящего здесь беспорядка. Дверь была совсем небольшой, спрятанной за пирамидой стульев и так же аккуратно завешенной целлофаном. Трэвору просто повезло: если бы он стоял в другом месте, то ни за что бы ее не заметил. Кому и зачем понадобилось прятать дверь?

– Смотри. – Он подошел к стульям, отодвинул их в сторону, снял пленку и обнажил перед Млисс загадочную дверь.

– Вот это да! – Млисс даже присвистнула от удивления. – Ты гений, Трэвор. Только не разгоняйся так, как в прошлый раз, – мы ведь незнаем, что за ней находится.

С этой дверью Трэвору пришлось повозиться чуть дольше. С каждой минутой тревога Млисс усиливалась. Что, если она ошиблась, и это помещение – самый обычный магазинчик? Что, если они не найдут здесь Грэйс? Что, если тот, кто является хозяином всего этого хаоса, придет раньше, чем они успеют что-нибудь узнать? Волнение холодило кожу, замораживало дыхание. Ожидание становилось все более мучительным.

– Долго еще?

– Млисс, ты хочешь от меня слишком многого, я же не профессиональный взломщик. Хотя с тобой станешь кем угодно. От детектива до медвежатника. Готово.

Перед ними обнажился маленький узкий коридорчик, в конце которого маячил тусклый свет. Млисс посмотрела на Трэвора и прочитала в его глазах те же страхи, которые терзали ее. Однако Трэвор не собирался сдаваться.

– Будет лучше, если ты останешься здесь, Млисс, а я пойду на разведку один. Мало ли что может случиться.

– Черта с два, Трэвор Лоу. Я тебя одного не отпущу. Мы пойдем вместе.

– Ладно уж, – сдался Трэвор. – Надеюсь, мы не ошиблись дверью.

Он сжал дрожащую руку. Млисс и они двинулись вперед. Они крадучись шли по коридорчику, прислушиваясь к темноте, но слыша лишь тяжелое дыхание и бьющиеся сердца друг друга.

Тусклое мерцание приближалось. Коридорчик вывел их в крошечную комнату без единого окна. На коврике, в углу комнаты, освещенной старенькой унылой лампой, лежало что-то, укрытое куцым одеялом. Услышав шаги, что-то зашевелилось и подняло голову.

Сердце Млисс сжалось от боли и жалости. На нее смотрели тусклые, полные тоски и отчаяния глаза ее сестры.

– Грэйс!

Млисс кинулась к сестре, обняла ее, прижала ее осунувшееся лицо к своему, влажному от слез, лицу.

– Грэйс, Господи, что они делали с тобой здесь?

– Млисс, – слабо простонала сестра. – Я думала, мы никогда больше не увидимся. Эти сволочи накачивали меня всякой дрянью, когда я приходила в себя. Им нужен был номер банковского счета, на который я положила деньги. Но я не могла сказать – они бы сразу разделались со мной, как только получат желаемое.

– Пора выбираться отсюда. Пока нас здесь не застукали. У меня дурные предчувствия. – Трэвор посмотрел на сестер. Безумно похожи: огромные зеленые глаза, четкий изящный профиль, чувственный рот. Только Грэйс страшно бледная и совсем уж худая. Не удивительно: сколько времени ее здесь продержали.

– А вот выбраться, боюсь, у вас не получится, дорогие мои, – раздался голос за спиной Трэвора.

В комнатку, взяв Трэвора на прицел пистолета, вошел хорошо знакомый Млисс Стэнли Ларсон. За ним, злобно сверкая круглыми глазками, стоял какой-то неизвестный тип.

– Ну что, девочки, поздоровались? Теперь можете попрощаться, – ухмыльнулся Стэнли. – Потому что ни одна из вас в живых не останется. А с тобой, – обратился он к Трэвору, – я разделаюсь с великим удовольствием. Ты постоянно стоишь у меня на пути. И зачем тебе понадобилось лезть в это дело? Не впутался – был бы жив и здоров. А теперь – пеняй на себя. Я хотел прикончить ее еще в Италии. Да, моя живучая девочка, да. Тем парнем в черных очках, преследующим тебя на автостраде, был именно я. Но я ошибся: думал, что удара по голове и каменистого обрыва тебе будет достаточно, а ты лишь потеряла память. Я чуть было не лишился работы Исполнителя, за которую, поверь мне, неплохо платят. А все из-за тебя.

Потом я наткнулся на твои фотографии в Волтингтоне, куда Учитель, на свою беду, отправил посвящаться Грэйс. А потом выследил тебя, живую и невредимую. Естественно, я не верю в существование ходячих трупов. Но тут вмешался Трэвор Лоу, Бог знает зачем потащившийся за тобой в Ричмонд. Конечно, ни в какой Ричмонд я бы тебя не повез – прикончил бы по дороге. Не удалось.

Черт принес этого идиота и в ту ночь, когда я уже готов был разделаться с тобой. Так что, Трэвор Лоу, ты сам виноват, что попал в эту западню. И ты, Мелисса, тоже хороша. Твое неуемное любопытство тебя погубило. Грэйс сама выбрала этот путь, ее никто не заставлял вступать в Секту Весты. А раз решила, то не отказывайся от обязательств, взятых на себя. Мы, Исполнители, существуем именно затем, чтобы карать отступившихся и наказывать любопытных. Таких, как вы, мои дорогие друзья. А Созидатели нужны для того, чтобы вытряхивать деньги из пухлых кошельков непроходимых дур, вроде Грэйс. Большинство из них так и не узнает, что их обманули, и продолжает слепо служить Секте, выполняя глупейшие обряды, специально для них придуманные. Мы же не звери – зачем убивать тех, кто готов служить?

– Тогда почему бы не воровать деньги каким-то более гуманным способом? – поинтересовалась осмелевшая Млисс.

Теперь, когда она окончательно почувствовала безысходность создавшейся ситуации, все ее страхи, как это ни странно улетучились. Они уступили место холодной ярости, направленной против этих людей, которые получают истинное наслаждение, убивая и унижая других. Млисс и сама поразилась происшедшей в ней перемене. Да, она боялась. Только боялась теперь не за себя, не за свою жизнь, аза жизни Трэвора и Грэйс. Ей было больно оттого, что она никогда больше не увидит их лиц, оттого, что они умрут вместе с ней.

– Почему? – на секунду задумался Стэнли.

– Этот вопрос адресован скорее к Учителям, чем к нам, – буркнул тип, стоящий за спиной Стэнли (видимо, Созидатель, решила про себя Млисс). – Только вы их уже не увидите, так что ответ на свой вопрос получите на небесах.

Он посмотрел на Стэнли и гнусно расхохотался.

– Отчего же? Моя голова работает гораздо лучше ваших, хоть двух, но пустых. И я сама могу ответить на этот вопрос. – Сейчас она скажет им все, что думает, и никакое дуло пистолета ее уже не остановит. – Просто вы банда тупых и примитивных убийц, способных лишь одним способом удовлетворять свое самолюбие (ибо другие для вас закрыты) – унижать и убивать других. Признайтесь хотя бы самим себе в том, что вы ни на что, кроме этого, не годны, ни к чему не способны. Вы глупы и примитивны! И единственный ваш шанс оказаться на высоте – это заполучить кого-то в свою зависимость и мучить свою жертву! Никакая вы не Секта – это слишком громкое слово для вас! Сборище тупых убийц – самое подходящее название, не так ли, Стэнли?

Стэнли оторвал пистолет от спины Трэвора и направил его дуло на Млисс. Девушка зажмурила глаза и мысленно перенеслась в «Ричмонде Дрим», во вчерашнюю ночь. Она старалась вспомнить каждое слово Трэвора, каждое его прикосновение, каждую ласку. Она видела серые глаза, то горящие любовью к ней, то мутные от страсти, видела губы, приближающиеся к ней, чтобы поцеловать, видела нежную улыбку, расцветающую на этих губах… Она чувствовала объятия. Трэвора и утопала в блаженстве, которое дарили ей его руки. Она заново внимала словам любви, тысячей маленьких росинок повисших на паутинке ее души. Она таяла от счастья, вновь возвращаясь к прекрасной легенде, имя которой любовь. Страха смерти больше не существовало, потому что Млисс твердо знала: она останется и будет жить в этом сказочном мире, над которым смерть не властна.