Текст книги "Холодный как лед (ЛП)"
Автор книги: Энн Стюарт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)
Глава 7
Остров Лисички оборудовали в соответствии со своим назначением, думал Питер спустя несколько часов. Главная вилла располагалась на возвышении с длинным крутым спуском к девственному пляжу в восточной части острова. Сам же остров отстоял в стороне от обычных маршрутов судов, в районе с быстрыми течениями, пугающими если не всех, то большинство дураков–туристов, а вероломные воды довершали остальное. В них водились акулы: Питер точно не знал, но предполагал, что их завез Гарри. Насколько Питеру было известно, никому не удавалось приручить акул, но нисколько не сомневался, что со своими неограниченными ресурсами Ван Дорн нашел способ держать хищниц поблизости, чтобы не подпускать нежелательных визитеров. Это отбивало охоту поплавать в океане, но у миллиардера имелись традиционный и приливной бассейны. Так что помеха сводилась к минимуму.
Рено с Хансом отволокли бесчувственное тело Гарри к небольшому эллингу у пристани и привязали там. Не то чтобы это было необходимо – дозу отмерили абсолютно точно, чтобы поддерживать Ван Дорна в полукоматозном состоянии, пока не пришло время. Питер размышлял, заслужил ли Гарри такую смерть, которую ему предстояло принять? Он никогда не узнает, что погубило его. Достаточно ли суровое наказание за его грехи? Или, может так статься, он слишком легко отделается?
Впрочем, это не имело значения. Питер не станет тратить время на лишние догадки – поскольку знал, что разведывательные службы сроду не ликвидировали по неосторожности невинных личностей, по крайней мере, что касается Комитета. Все тщательно исследовалось, обосновывалось, и проводилась необходимая для безупречного исполнения подготовка. Хотя детали теперешней миссии раздражающе нечеткие, нет никаких сомнений в опасности, грозящей катастрофическими последствиями. Чем дольше Питер оставался рядом с Ван Дорном, тем яснее становилось агенту, что человек этот – безумное зло, причем Питер подозревал, что видит лишь вершину айсберга.
А вот насчет адвокатши у Йенсена не было такой уверенности.
Мисс Спенсер довольно покорно пошла с ним. Он не позаботился о том, чтобы связать ее или нацепить повязку на глаза – в конечном итоге ведь будет все равно. Остров Лисички или его большая часть взлетит на воздух – неисправность в газопроводе по предписанию Комитета. Если только Питер не найдет способ убрать мисс отсюда, она тоже погибнет.
В этих обрезанных шортах Женевьева была чертовски хороша. Она–то думала, что надела одежду Гарри, но Питеру доставляло какое–то извращенное удовольствие осознавать, что на самом деле – это его вещи. Ей бы этот факт не пришелся по душе. Она ведь была убеждена, что Гарри – жертва террористов, и собиралась продолжать бороться за его спасение. Из–за чего не просто становилась занозой в заднице, а была по–настоящему в тягость. Питер мог бы рассказать ей правду, но как агент чисто инстинктивно придерживал информацию по принципу: меньше знаешь – лучше спишь. Неважно, думает ли мисс, что Ван Дорн хороший парень или последний гад. Результат будет тем же.
От обслуживающего персонала они освободились пару дней назад, и на огромной многомиллионной вилле царил унылый дух заброшенности. Неизбежные последствия, подумал Питер. Он здесь уже бывал прежде во время исполнения должности безукоризненного личного помощника Гарри и знал все, что необходимо знать об этом месте. Теперешнюю спутницу он тогда не брал в расчет, но его профессиональности хватало, чтобы приспособиться к изменившимся обстоятельствам.
Питер держал ее за руку. Ей это не особо нравилось, но такова необходимость. Если попытается сбежать, то далеко не уйдет, но почему–то не хотелось рисковать, что ее поймают Рено или Ханс, поэтому и держал рядом. Потерпел, пока они не оказались одни посередине огромной гостиной, чтобы отпустить мисс Спенсер, и с удовольствием понаблюдал, как она стала действовать в точности, как он от нее и ожидал: вырвала у него руку и отступила на несколько шагов. Если она продолжит вести себя так предсказуемо, то причинит себе немало неприятностей.
– Можете занять спальню в конце коридора, – предложил он ей, кивнув в нужном направлении. – Там, может, найдется кое–какая одежда, но я сомневаюсь. У Гарри обычно гостили анорексичные модели, носящие «Виктория Сикрет». Не то чтобы вы не прелестны в сексуальном белье, но не думаю, что сейчас оно у вас на уме.
– Вы не собираетесь меня закрывать? – явно изумившись, спросила Женевьева.
Он пожал плечами:
– Бежать тут некуда. Яхта уже отчалила.
– А как вы сами покинете остров?
– Яхта вернется, хотя «СГ Семь грехов» будет выглядеть как совершенно другое судно. Между тем, здесь вы мало что можете предпринять, и предлагаю вам стараться избегать общения с Рено и Хансом. Они и близко не так очаровательны, как я.
Она издала какой–то низкий рычащий звук, но лицо его сохранило бесстрастное выражение. Неудивительно, что он снова захотел поцеловать ее. Как много женщин рычало на него?
– Я проголодалась, – заявила она.
– Здесь есть кухня. Пойдите и найдите.
– А слуги? У Гарри тут должен быть основной состав обслуги.
Он видел, как работают ее мозги. Она искала союзников, но, увы, – в данном случае ей чертовски не повезло.
– Далеко, – пояснил Йенсен. – Я так понимаю, мы предоставлены сами себе.
Женевьева выглядела потрясенной. Наверно, думала, что он перерезал слугам глотки и скормил тела акулам, когда на самом деле весь персонал наслаждался неожиданным отпуском за счет работодателя за несколько сотен миль отсюда. Не впервые слуг отсылали прочь: существовало несколько вещей, которыми Гарри предпочитал наслаждаться без свидетелей, пусть даже хорошо оплачиваемых.
Женевьева все еще стояла посреди комнаты, уставившись на своего тюремщика.
– Вы не голодны? – спросила она.
Он одарил ее одной из самых своих очаровательных улыбок, про которые его бывшая говорила, что при виде такой улыбки у нее возникает желание его прикончить.
– Спасибо, мне просто пиво с бутербродами, – ответил он.
Она швырнула в него вазу. Конечно, он этого ждал, поскольку сам спровоцировал мисс. Она понятия не имела о стоимости вазы, что, скорее всего, и к лучшему. Разумеется, он пригнулся, и артефакт разлетелся на тысячу осколков, ударившись о пол, выложенный плиткой, – французское антикварное керамическое творение стоимостью семьдесят три сотни долларов.
– Вам нужно еще поработать над сноровкой, – заметил Йенсен, открывая скользящие двери навстречу прохладному тропическому бризу.
У Гарри в доме всегда работали кондиционеры, но сам дом был так удачно устроен, что пассаты идеально охлаждали его и без помощи искусственного воздуха.
Больше Женевьева ничего в него не бросила, хотя Питер был наготове.
– Вы сами знаете, что можете сделать со своими бутербродами и пивом, – не преминула отозваться она. – Вы просто так позволите мне свободно разгуливать по дому? Без присмотра? И не собираетесь привязать?
– Только если вы сами пожелаете. Вы не произвели на меня впечатления извращенки, но если что, я в игре.
В пределах ее досягаемости не оказалось больше ни одной вазы.
– Почему бы мне не сбежать?
Он опустился на диван, скинул обувь и, потянувшись, задрал ноги на кофейный столик.
– Пункт первый: поблизости болтаются Рено и Ханс, и хотя я им наказал держать подальше от вас свои лапы, они не очень–то хорошо следуют приказам. Пункт второй: бежать здесь некуда – яхта отчалила, и мы в сотнях миль от ближайшего острова. И пункт третий: море вокруг острова кишит акулами. Думаю, мины там тоже водятся, но тут я не уверен.
– Веселитесь? – Впрочем, она понимала, что он не шутит. – Так чем мне тут заниматься? Спокойно ждать, когда вы будете готовы меня прикончить?
– Или попытаться придумать какой–нибудь способ спастись, – предложил он.
– Вы могли бы оказать мне посильную помощь.
– Мог бы, – согласился Питер. – Но не буду.
Он задумался, а правда ли это? Агенту Йенсену никогда не приходилось кого–то убивать только за то, что тот случайно перешел ему дорогу. Можно приводить любые аргументы, что Женевьева совершенно ни к чему не причастна, но поскольку он конкретно не знал, почему пришел приказ насчет Гарри, то вряд ли мог знать, в равной ли степени замешана Женевьева.
Участвовала ли она в «Правиле Семерки», что бы оно из себя, черт возьми, ни представляло? Она ведь привезла на подпись документы, передававшие прибыльные нефтеносные месторождения фиктивной корпорации. А Комитет уже установил, что эти нефтяные промыслы – намеченная цель для тщательно разработанной террористической атаки в предстоящие недели, хотя точная дата неизвестна.
Исчезновение Гарри положит этому конец. По крайней мере, Питер на это наделся. У Гарри мания контроля, если кто и ведет переговоры с террористами, то, должно быть, именно Ван Дорн, он единственный держит в руках источники финансирования. Возможно, выбранный Гарри для разрушения месторождений человек готов умереть во славу аллаха. Ван Дорн знал, как играть на слабостях или фанатизме. Деньги на расходы террористам все еще нужны, и они хотят, чтобы позаботились об их женах и семьях. Без финансовой поддержки Гарри есть хороший шанс, что атака не состоится.
Но Гарри замыслил не единственное мероприятие. Они знали, что существует семь целей. А нашли только две. И принимали на веру, что устранение главного вдохновителя предотвратит пять других операций, прежде чем они приведутся в действие.
Все зависит от того, как тщательно разрабатывал свои планы этот безумец и не передавал ли он полномочия. С тех пор как Питер и его товарищи были на службе у миллиардера, наблюдая за ним в оба глаза, шанс, что он использовал кого–нибудь еще для осуществления «Правила Семерки», очень невелик. Они уже пришли к единодушному выводу, что бесполезно пытаться выбить из Ван Дорна информацию: Гарри слишком любил боль, чтобы сознаться под пытками, и не связывался ни с какими технологиями. Ни сотового, ни карманного компьютера, ни компьютера, который можно взломать, – свои секреты Ван Дорн держал при себе.
Другое дело мисс Женевьева Спенсер. Если она что–то и знала, то ее совершенно легко расколоть, и если бы Питер думал со своей обычной ледяной отстраненностью, то не стал бы колебаться.
Но он не собирался трогать ее. Он прикончит ее, если придется, но еще не отказался от надежды найти выход, несмотря на приказы, с легкостью отданные мадам Ламберт. Ей–то просто решать, не находясь на месте событий, подумал он.
Его приоритеты, может, и сместились чуть–чуть, но инстинкты все еще тверды, как камень, и он чувствовал, что Женевьева всего лишь невинный посыльный, случайно вляпавшийся во что–то гораздо большее и паршивое, что она пока не сумела осознать.
Она все еще смотрит на него, Питера, с надеждой. Он было подумывал солгать ей, сказать, что вытащит ее из передряги. Он никогда не нарушал прямых приказов за все время работы в Комитете и впредь не собирался, но мисс Спенсер не надо бы проводить последние два дня жизни в страхе.
Впрочем, лгать он ей не хотел.
– Я не могу вам помочь, – сказал Йенсен. – Не теряйте на меня время – это вас ни к чему не приведет. Я играю в эту игру гораздо дольше вас и вижу каждый угол. Так что смотрите сами. Просто не делайте глупых ошибок.
Что касается ее, то ей предстоит умереть. Единственное, что он мог сделать: поучить ее чему–нибудь, рассказать, дать ей слабый шанс. В конце концов, этих действий будет недостаточно, о чем он прекрасно знал. Но ему само такое положение вещей не обязано нравиться.
Питер бы предпочел, чтобы она принялась искать еще одну вазу, чтобы швырнуть в него. Но вместо того Женевьева вдруг затихла, лишь глядя на него теплыми карими глазами. Она, наверно, видела его довольно ясно – он проверил ее очки перед тем, как выбросить – у нее не такая уж сильная близорукость. Она могла видеть его достаточно четко, чтобы представлять, какой никчемный кусок дерьма он на самом деле из себя представляет. Но впервые он увидел, как от поражения сникли под его белой футболкой узкие плечи.
Впрочем, лишь на секунду. Она пожала плечами, очевидно, выбросив его слова из головы.
– Так где, вы сказали, кухня? – поинтересовалась мисс спокойным тоном.
Йенсен подумал, не решила ли она попытаться прихватить один из кухонных ножей. Ей они пригодятся не больше, чем ее крошечный карманный ножик – куда любительнице против профессионалов.
– Прямо по коридору и налево.
У него хватило здравого смысла не напоминать ей свое требование насчет ланча, о котором сказал главным образом, чтобы подразнить ее, вывести из себя. Вообще–то, он был голоден. Раз уж Гарри утихомирили, то Ханс не считал себя обязанным упражняться в кулинарных изысках, да и Питер крайне мало ел. Он предпочитал такой режим перед исполнением задания – у него обострялись рефлексы. Но до окончания работы еще больше двух дней, а до тех пор он вряд ли мог бы ускорить события.
Женевьева, ни слова не сказав, исчезла, а Питер откинулся на спинку дивана и закрыл глаза. Он размышлял, нужно ли лишний раз предупредить «коллег» держаться от нее подальше. Он уже дал это ясно понять, но ему не приходилось много работать ни с Рено, ни с Хансом, и не было полной уверенности, что они последуют приказаниям. Их отделял лишь один шаг от наемных убийц, им не мешают никакие иллюзии, что они работают ради великой цели. Даже если лично он начинал в этом сомневаться.
Женевьева отнюдь не дурочка и не станет пытаться покинуть дом, бесцельно блуждая. Пока нет. Она будет собираться с силами, а Питер между тем будет делать все, что в его власти, чтобы последние два дня ее жизни прошли безмятежно.
Чуть погодя он услышал, как она вернулась, но не соизволил открыть глаза. Он ждал, что она отправится по коридору в предназначенную ей комнату, но вместо того почувствовал, как мисс Спенсер приближается к нему, и прибрежный ветер доносит до него ее аромат, что–то такое нежное, пахнущее цветами и женщиной. Глаза он открыл, когда она подошла близко. Он почти ожидал, что она будет размахивать каким–нибудь огромным ножом. Но нет, нож она спрятала под просторной футболкой, а в руках несла поднос с бутербродами и пивом.
Она присела рядом с ним.
– Вы издеваетесь, – моргая, промолвил он.
– Любой уважающий себя террорист должен поддерживать свои силы, – наставительно произнесла мисс Спенсер. – Кроме того, я еще не отказалась от надежды выторговать свободу Гарри.
– А заодно собственную?
– Само собой. А тем временем вам просто придется беспокоиться, а не отравлю ли я вас.
И с этими словами она исчезла в коридоре, удалившись на длинных великолепных ногах со смертельным ножом, спрятанным под одеждой, и будь она лет на десять младше, он мог бы поклясться, что она показала бы ему язык.
Женевьева тщательно обследовала комнату, игнорируя бледные приглушенные тона, отменного Ренуара на стене, который мог быть подлинным, бронзовую статуэтку балерины, возможно, руки Дега, скользящие двери, с залетающим через них карибским бризом, а сосредоточилась на том, что действительно важно.
Скользящие двери вели на балкон, с которого просматривалась каменистая часть побережья: если Женевьева умудрится без последствий спуститься с балкона, то, вполне вероятно, сломает себе шею на скалах. Ежели и там выживет, то еще водились акулы, сильные течения и блуждала парочка психопатов. Неудивительно, что Йенсен не удосужился закрыть ее.
Женевьева вытащила из–под футболки нож и сунула между матрацем и пружинами кровати королевских размеров, превратившую бы нормальную комнату в крошечное помещение. А для этого техасского замка такая кровать как раз пришлась впору. По крайней мере Йенсен понятия не имеет, что его пленница вооружилась. Пусть он считает, что она не нанесет вреда карманным ножом, но ему стоило дважды подумать насчет вот этого смертельного тесака для разделки мяса. Он очень острый, она даже палец порезала, пока обыскивала кухню. Вот так ее кровь, считай, и выбрала его. Женевьева сунула нож за пазуху и продолжила рыскать в битком набитом холодильнике. Если ей предстоит умереть, то хоть умрет сытой, подумала она. И больше не придется беспокоиться насчет своих лишних пятнадцати фунтов.
Был полдень – по большей части она судила по положению солнца – и Женевьева задумалась, чем же ей, черт возьми, заняться. Проглоченный ею махом огромный бутерброд на кухне плохо улегся в желудке, и в этом тропическом раю все вдруг стало казаться прогнившим и дурно пахнущим.
Не собирается она предаваться унынию, она еще выберется отсюда целой и невредимой да еще прихватит с собой Гарри Ван Дорна. Ей еще не выпадал шанс совершить что–то стоящее с тех пор, как она поставила крест на своих принципах и продала душу адвокатской клике «Роупер, Хайд, Камуи и Фредерикс». Может, настало время платить долги? Нельзя, чтобы Гарри Ван Дорна истребили как какого–то огромного тропического таракана по распоряжению невесть откуда взявшегося так называемого мистического комитета бдительности. Он выберется отсюда живым. Они оба выберутся. Она просто должна придумать как.
В Лондоне время подходило к полуночи, но рабочий день Изобел Ламберт далеко не закончился. Она недоверчиво уставилась на передатчик. Питер Йенсен, идеальный оперативник, во всех отношениях железный человек, отказывался выполнять приказ. Запрос директивы из Лондона. Неслыханно. Невообразимо.
Событие знаменательное.
Она беспокоилась о нем. Он способствовал дезертирству Бастьена из их рядов, и Питеру пришлось решать, не отвечал ли он за того в какой мере. Бастьен оказался настолько слаб, что позволил себе влюбиться. Мадам искренне сомневалась, что Питер Йенсен вообще способен на такую чувствительность.
Мадам это только на руку: не может она позволить себе потерять его прямо сейчас, когда столько жизней висит на волоске.
Но даже хорошо смазанный механизм может сломаться, роботы сходят с ума, и хотел Питер верить этому или нет, но у него имелась совесть, хотя и похороненная так глубоко, что трудно отыскать.
Кажется, эта самая совесть всплыла в неподходящий момент, но мадам Ламберт придерживалась твердого убеждения, что ошибки не было. Если Питер сомневается в приказах, то наверно прав, что задает вопросы по поводу них.
И за пять тысяч миль от места событий ей ничего не остается делать, как доверять ему.
Глава 8
К своему изумлению, Женевьева провалилась в сон. А когда проснулась, солнце стояло уже низко над горизонтом, и она никак не могла сообразить, где находится.
Пока не услышала со стороны дверного проема этот бесивший ее голос:
– Я–то думал, вы занимаетесь планированием своего побега, а не спите себе как ни в чем не бывало.
Она же закрыла дверь на замок. Женевьеве следовало бы знать, что дело бесполезное – в ней едва всколыхнулось легкое возмущение. Уснула она в одном из кресел и сейчас упорно глазела на мерцающую перед ней голубую воду, лишь бы не смотреть на Йенсена. Дом построили на возвышении, и вид с него открывался великолепный. Включая искусно замаскированную бетонную стену и чуть дальше кишащие акулами воды.
– Полагаю, что постучать вам даже в голову не пришло, – обманчиво мягким тоном сказала пленница. – Я, конечно, понимаю, что с моей стороны уж слишком нахально попросить вас позволить мне закрывать дверь, но могли бы и предупредить.
Йенсен вошел в комнату. Он принял душ и переоделся, а вот Женевьеве не за что было себя похвалить. В этот короткий промежуток времени тюремщик относительно потерял бдительность, и она могла бы сбежать. А вместо того уснула.
– И хорошо, что не пытались, – произнес он, снова читая ее мысли. У нее что, на лице все написано? Она показывала себя неплохим игроком в покер, когда требовали обстоятельства. Любой адвокат должен уметь блефовать.
Питер Йенсен просто особо чутко считывает реакции людей или знает ее лучше, чем она сама. Ей куда приятнее верить, что это врожденный талант, а не что–то личное по отношению к ней.
– Отчего же? – Вся обратившись в слух повернулась к нему Женевьева. – Неужели вы ждете, что я просто–напросто сыграю в рулетку со смертью?
Увы, чтение мыслей работало лишь в одну сторону. По его бесстрастному лицу ничего нельзя было прочесть. Упоминание о смерти повисло в воздухе: никто не хотел обсуждать ее вслух.
– Дом оснащен экспериментальной системой безопасности, – через мгновение сказал он. – Если бы вы попытались открыть какую–нибудь дверь или окно, то вас бы ударило током. Боюсь, довольно сильно, и не думаю, что кто–то здесь обучен технике реанимации.
– А как насчет вас? – отдался эхом ее голос. – Наверняка вы могли бы что–то сделать.
– Это не мой конек, – ответил он. – Я забираю жизни, а не спасаю их.
Она не нашлась, что сказать на это прямое утверждение.
– Так мы просто сядем здесь и подождем, когда вы продемонстрируете свой конек? – спросила она.
– Система безопасности точно также вас защищает и от вторжения. К вашему же благу.
– О, меня уже просто утомили визитами.
В его глазах мелькнул слабый отсвет веселья.
– Вы мне больше нравитесь, когда отвечаете ударом на удар, – заметил он.
– Понравиться вам – вовсе не цель моей жизни, – парировала она. – Если только вы не разрешите мне уехать. И забрать с собой Гарри.
– Боюсь, я не могу вам позволить этого сделать.
– Я вам не верю. Думаю, что вы можете делать все, что хотите.
– Очень рад, что вы обо мне такого высокого мнения, – сказал Йенсен. – Но, увы, факт есть факт: у меня работа, которую требуется выполнить, и я собираюсь проследить, чтобы так оно и было. Дело профессиональной чести, так сказать.
– Тогда зачем мы тут болтаем? – резко спросила Женевьева.
– Дом этот – сплошная ловушка: попытаетесь покинуть его и получите отличный шок. И предупреждаю: не суйтесь в здешние воды. Впрочем, французские двери из гостиной вполне безопасны, а в пределах стен есть два бассейна – с пресной водой и с морской. Возможно, физические упражнения помогут вам расслабиться.
– У меня нет с собой купальника.
– У Гарри тут перебывало женщин видимо–невидимо. Если поищите, думаю, подберете себе что–нибудь. Или плавайте совсем без купальника.
– О, ну да, ничего так не жажду, как гарцевать тут нагишом, – съязвила она, с трудом удерживаясь, чтобы при этом не зарычать.
– Вы сомневаетесь, что со мной вам ничего не грозит?
– О, разумеется, нет. Вы просто планируете убить меня, а вовсе не изнасиловать. – Она откинула волосы с лица. Женевьева находилась достаточно близко, чтобы без контактных линз видеть выражение глаз Йенсена. Впрочем, как обычно, он ничего не выказывал. – Если, конечно, я сама вас не соблазню, чтобы вы смягчились и отпустили меня.
Для осторожного человека он, возможно, совершил опасную ошибку. Разразился смехом в ответ на это замечание.
– Вы думаете, не смогу? – разгневанно призвала она к ответу.
– Соблазнить меня? Безусловно, вы могли бы сделать это… и мы так можем убить два дня, простите за каламбур. Только будет ли в чем разница? Нет. И вот в чем вопрос: вы и в самом деле способны довести дело до конца?
Она позволила взгляду этак лениво и оскорбительно пройтись по нему, что однако не вызвало никакой реакции.
– Почему бы и нет? – произнесла она. – Вы абсолютно точно знаете, что вы вполне красавчик. Когда не изображаете серое привидение.
– Вполне красавчик? – Сейчас Женевьева и в самом деле развеселила его. – Думаю, вам потребуется чего–то получше.
Он был запредельно шикарный с этими длинными черными волосами, завивающимися сзади на концах, с ледяными синими глазами, высокий и стройный.
– Нищим выбирать не приходится, – небрежно бросила она.
– Не тратьте на меня время, мисс Спенсер. Я эксперт во всех видах оружия, включая секс. У меня нет чувств – трахать я могу столь же эффективно, как и убивать, для меня это ничего не значит.
– Вот уж никогда не думала, что секс приравнивают к оружию.
– Либо вы лжете, либо неисправимо наивны. А вы не произвели на меня впечатления безнадежного романтика.
Один–ноль в ее пользу, подумала Женевьева. Значит, он ее вовсе не так уж хорошо знает. Вообще–то, она была отчаянно, до невозможности романтичной.
Она откинулась на кресле, вытянув перед собой длинные босые ноги.
– Итак, давайте подведем итог, – в своей лучшей адвокатской манере произнесла она. По правде сказать, в суде она провела мало времени, и никогда не доводилось доходить до суммирования доводов в заключительной речи, хотя мисс Спенсер могла бы на ходу сформулировать их не хуже других. – Дом покинуть я не могу, поскольку окна и двери под током, но могу пользоваться бассейном… Что помешает мне сбежать, коли я уже окажусь снаружи дома?
– Вокруг бассейна забор тоже под током высокого напряжения, который вас убьет.
Она сглотнула.
– Хорошо. Допустим, я умудрилась перебраться через него, тогда мне придется иметь дело с вашими садистами–дружками. Я проскочу мимо них, а тут море, которое кишит акулами. В существование которых, кстати, я не верю.
– Мне совсем не по нутру наблюдать, как вы пойдете на корм рыбам, – снисходительно заметил он. – В детстве матушка водила меня посмотреть «Челюсти», и, должен заметить, с виду не очень приятный способ умереть.
– А что, есть приятные способы умереть? Не отвечайте – вы, наверно, очень хорошо их все знаете. Как–то не представляю, что у вас была мать. Такой змей, как вы, наверняка вылупился из яйца.
– Кому–то же пришлось отложить эти яйца, мисс Спенсер, – как бы между прочим заметил он. – Но уж поверьте мне, у моей матушки было очень много общего с гадюкой. – Он повернулся, намереваясь оставить комнату.
– Как же так? – произнесла Женевьева. – Вы пришли сюда, перечислили все способы, которыми я могу умереть, и теперь просто уходите?
Он помешкал у двери.
– Я предупредил вас обо всех способах обрести преждевременную смерть. Теперь вы вправе продолжать бороться сколько можете.
– Зачем? Вас что, возбуждает, когда ваша жертва сражается?
Она зашла слишком далеко. Впрочем, она пыталась подстрекать его с того момента, как он вошел через ее запертую дверь. Он двигался столь стремительно, что Женевьева опомниться не успела, как вот он только что был у двери, а в следующую секунду навис над ней, сидевшей в кресле. Руки его оказались на подлокотниках, она очутилась в ловушке, лицо Йенсена приблизилось к ее лицу, ноги его недвусмысленно вторглись между ее ног, разведя их в стороны.
– Вы не захотите знать, что меня возбуждает, мисс Спенсер.
Как может голос быть таким искушающим и одновременно нести в себе смертельную угрозу? Женевьева взглянула в его неимоверно красивое лицо, пытаясь не выказать никакой реакции. Он вправду человек или просто глыба льда под жарким тропическим солнцем?
Но она забыла о его склонности к чтению ее мыслей.
– Или, возможно, вы думаете, что хотите узнать, – тихо произнес он ласковым опасным тоном. И эта ласковость ужасала больше всего, такая же жестокая, холодная и безжалостная, как и все прочее в нем.
– Нет, я…
И тут он поцеловал Женевьеву. Не соблазнительная ласка, после которой он лишил пленницу сознания – этот поцелуй вышел незнакомым, другим, гневным. Его рот поглотил ее губы и сотворил нечто, не имевшее отношение к соблазнению. Поцелуй полный ярости и отчаяния, и она ничего не могла сделать, только позволить целовать ее. Женевьева схватилась за ручки кресла, пальцы намертво вцепились в мягкую обивку с такой силой, что она не могла их оторвать и прикоснуться к нему, хотя определенная сумасшедшая часть ее жаждала это сделать. Она позволяла себя целовать, потрясенная, погрязшая в ощущениях, бурливших где–то внизу живота. Она нашла силы удержаться, чтобы не целовать его в ответ, но не смогла не закрыть глаза и не понимала, почему под веками жгут закипавшие слезы. Она плакала по нему? По себе? Что, черт возьми, с ней не то?
А потом все кончилось. Он отстранился и взглянул сверху вниз на нее, в глазах мерцали иголки синего льда. Он даже не запыхался.
Женевьева же никак не могла обрести дыхание. Сердце выпрыгивало из груди, она моргнула, пытаясь согнать непрошенные горячие слезы, острыми жалами засевшие в глазах из–за этого холодного бездушного поцелуя.
– Нет, – тихо повторил Йенсен. – Вы не захотите знать.
Он отступил назад, освободив пленницу, словно ее оставил какой–то демон, забравший, высосавший все дыхание.
А потом... будто этого поцелуя вовсе и не было.
– Я собираюсь поспать несколько часов, – предупредил Йенсен. – Можете побродить, где душа пожелает, обдумывать любую кровавую месть и все способы отважного побега, какие взбредут в голову. Чем бы дитя не тешилось…
Женевьева не удостоила это ответом.
– Подите прочь, – только и сказала она.
– Уже ушел.
И удалился.
Она еще долго сидела в кресле. Только не было так уютно, как прежде – Йенсен вторгся в этот уют, как проник в каждую частицу ее жизни. После того давнего нападения она научилась медитировать, также как и защищать себя, но с недавних пор обо всем заботились таблетки.
Таблетки у нее забрали, и она не находила себе места, никак не могла вернуть внутреннее спокойствие, оно исчезло. Она пыталась дышать, попыталась применить сознательную релаксацию, встав на носки и потянувшись вверх. Не сработало, поэтому Женевьева начала с макушки, стараясь вспомнить, как обычно медитировала, что знает о чакрах и тому подобное.
И потерпела сокрушительную неудачу. Она смогла унять дрожь и овладеть руками и ногами, но с каждым отмеренным вздохом возвращалось ощущение его рта на ее губах. Каким–то образом Йенсен вселился в нее, и она не знала, как его изгнать, этого дьявола.
Скольким людям доводилось смотреть в лицо смерти? Ей же выпало дважды. Первый раз Женевьева выжила просто чудом и, преодолев смерть, стала сильнее.
На сей раз вероятность очень мала. Женевьева имеет дело не со слепой яростью какого–то громилы. В этот раз у опасности – холодный расчет и полностью здравый ум, как и у самой жертвы. Если она трезво посмотрит на ситуацию, то шансы ее невелики.
Это не значит, что она сдастся. Она была бы дурой, если бы не верила, что Питер Йенсен совершит в точности то, о чем говорил, а дурой мисс Спенсер никогда не была. Только потому что у него лицо ангела, не означает, что душа у него не пуста.
Прежде он являлся серым привидением, теперь он падший ангел. Этот человек просто хамелеон. Он способен превратиться в кого пожелает, и, как он заверял ее, любые эти личности смертоносны. И она ему верит.
Женевьева покинула кресло, потянулась к скользящей двери и в последнюю секунду отдернула руку. Он сказал, что единственные безопасные двери выходили к бассейну.
Он мог бы солгать, пытаясь запугать ее. Впрочем, она так не думала. Она знала только, что если хоть на секунду дольше останется в этой тюрьме, оснащенной кондиционером, то завопит.
