Текст книги "Круги судьбы"
Автор книги: Энн Саундерс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)
Анита, обнаружив, что ее выталкивают за пределы толпы, поняла две вещи: Фелипе может получить любую женщину, какую захочет, и еще он – местная знаменитость. На его родной Лехенде все были его друзьями, потому что, во-первых, он был их Фелипе, а во-вторых, известный матадор. Здесь он был матадором до мозга костей, которого обожали только из-за того варварства, которым он занимался на арене.
Не то его присутствие заразило людей лихорадкой фиесты, не то сегодня день выдался такой, потому что…
Ее взгляд оказался притянут к яркому плакату на стене – Plaza de Toros[7]. Кроваво-красные буквы горели над изображением матадора, чья фигура выгнулась чувственно и горделиво, отведя плечи назад и выдвинув вперед бедра, над фигурой бегущего быка. Взгляд Аниты зацепился вдруг за дату, и она совсем расстроилась. Сегодняшняя!
Анита едва ли заметила, что Фелипе подошел к ней, обвил рукой ее талию и что-то говорил своим друзьям. Вслух: «Она совершенно удивительная девушка», а шепотом ей: «Я не позволю, чтобы моя слава разделяла нас». Анита могла бы, если б захотела, шагнуть в этот заколдованный круг и оказаться рядом с Фелипе. Но как ей это сделать, если она чувствовала то, что чувствовала? Можно ли рассуждать и стремиться за звездой? Анита ощутила радость, боль и ревность. Радость, потому что Фелипе не позволил ей ощутить себя покинутой; боль, потому что ей не нравился этот жестокий спорт; ревность, потому что Анита заметила, какие взгляды бросали на нее самые бойкие сеньориты, и поняла: пока она размышляет, они радостно и охотно пойдут с Фелипе. Однако больше всего Аниту поразило, что Фелипе смотрел мимо этих пышных красоток с сочными губами, черными как смоль волосами, большими бюстами и тонкими талиями: он видел только ее.
В толстой белой стене зиял черный проем двери.
– Вот этот дом, – сказал Фелипе. – Пепе, Исабель! – позвал он. Никто не отозвался. – Никого нет дома. Им надо отвезти детей к матери Исабель, чтобы она присмотрела за ними, пока… – И Фелипе задумчиво посмотрел на Аниту.
– Я знаю, – перебила его Анита. – Я уже все поняла. Пока идет бой быков. – Она кивнула на чемодан, который он поставил в прохладной, немного запущенной гостиной в доме своего друга. – Там твой рабочий костюм, да?
Он кивнул.
– Почему ты не сказал мне сразу?
– Потому что если бы ты знала, то не согласилась бы поехать. Но тебе пора посмотреть. Ты должна видеть меня на арене, разделить со мной эти мгновения – торжество, славу. Нам нечего скрывать друг от друга. Если между нами барьер, как говорит моя мать, мы вместе должны сломать его. Вместе мы можем… Только вместе. Понимаешь?
– Я понимаю, но не могу. У меня не хватит духу.
– У меня хватит на двоих. – В его взгляде мелькнула какая-то сумасшедшинка, беспокойный восторг: он, наверное, уже предвкушал свой выход на арену. В крови каждого матадора гнездится лихорадка, она-то и ведет его на арену навстречу смерти. Анита почувствовала, как заразно это безумие. Лихорадка проникла и в ее кровь, учащая пульс. Его руки сомкнулись вокруг нее – она ощутила волну силы и нежности. У него должны быть сильные руки, чтобы…
«Нет!» – зародился крик в ее душе, но с губ сорвался только хриплый шепот, на который Фелипе, конечно, не обратил внимания.
Через несколько часов он возьмет верх над быком, а сейчас взял верх над ней. Словно предчувствовал, что после этого дня Анита станет любить его или ненавидеть, а не будет нерешительно колебаться между этими чувствами. Она или откажется от доводов рассудка и станет принадлежать ему, или же возненавидит за смерть каждого убитого им быка, который падал к его ногам, и Фелипе уже никогда не познает нежность ее губ, дрожащих под его губами, дрожащих, но пытающихся вырваться. Даже может быть, что Анита найдет любовь к нему в своем сердце, а он все равно проиграет… Если победит бык.
Не только тела, но и мысли молодых людей тесно соприкасались, и она поняла, о чем думал сейчас Фелипе. И вот уже не только он целует ее так, словно у них нет никакого завтра и этот несчастный барьер рухнул, но и она перестала сдерживаться и пытаться отвернуться, и губы ее стали мягкими, нежными, податливыми. Фелипе ослабил свою железную хватку и держал ее в нежных объятиях. Он целовал ее закрытые глаза и открытые губы. Целовал пульсирующую на шее жилку, которая ускорила биение сердца до лихорадочного ритма, и, когда Анита в шутливом протесте положила ему ладошку на губы, Фелипе взял ее пальцы и принялся осыпать их поцелуями. Однако Фелипе лишь играл с ней.
Когда она начинала поддаваться, он намеренно сдерживал свою страсть. Анита обиделась, а потом вспомнила, что они в доме его друзей, Пепе и Исабель, которые могут вернуться в любую секунду.
От этого она почувствовала себя храброй и дерзкой, как те сеньориты с огненными взорами – никак она не могла их забыть. Приняв вид самой отчаянной из них, Анита спросила:
– Фелипе, а если бы мы были где-нибудь в другом месте?
– Если бы мы были в таком месте, где нам не смогли бы помешать, ты бы не осмелилась так вести себя. А я, – с сожалением вздохнул он, – не стал бы так скромничать. Предупреждаю, будет другое время и другое место. И тогда ты не будешь такой смелой. – Пальцем он приподнял ее подбородок и заглянул в глаза. – Ты – просто собрание настроений. И каждое из них совершенно очаровательное. Ты околдовала меня так, что я и себя забываю. Я нехороший человек в том смысле, в каком священник считается хорошим, но и не такой черный, каким ты меня представляешь. Существуют разные степени греха: серый, черный и совсем пропащий. Ты меня представляешь последним. – Повисла пауза, во время которой ее ресницы опустились на щеки. – Ты не отрицаешь. Я не могу уйти с пьедестала. Что бы я ни сделал, я не могу упасть в твоих глазах, потому что я и так на самом дне. Так что любая перемена мнения возможна только в лучшую сторону.
– В таком случае к чему все это сегодня?
– Чтобы ты могла оценить собственные чувства. Посмотреть, можешь ли ты разделить судьбу грешника.
– Ты не такой, Фелипе. Может быть, безжалостный, да, но не грешник. Не верю, что ты родился безжалостным, это жизнь сделала тебя таким. Дорогой, если понимание – это шаг в нужном направлении, я понимаю тебя.
Глупая слеза выкатилась из ее зажмуренных глаз, и Фелипе смахнул ее.
– Прелестная девочка! – сказал он. И все. Для испанца это была очень невыразительная речь, но Аниту она тронула гораздо больше, чем если бы Фелипе наговорил кучу бессмысленных неискренностей. Нельзя плакать – слезы признак того, что она еще не повзрослела, а чтобы удержать Фелипе, надо оставаться сияющей и бодрой – к черту этих испанских сеньорит с их тугими формами и восхищенными взглядами! Если Анита будет вести себя, как глупая школьница, это нисколько не поможет. А потом, у них есть завтрашний день. И много-много завтрашних дней.
Когда-то, еще маленькой девочкой, Аниту пригласили в гости. Она оказалась самой младшей, к тому же, не имея ни братьев, ни сестер, она не умела играть в шумные подвижные игры, знакомые всем детям. Она не могла занять стул в «музыкальных стульях», а за столом желе никак не хотело сидеть у нее на ложке, и все дети смеялись. Потом они играли в другие игры, все более и более грубые, пока Анита уже не смогла больше терпеть и не убежала. Она побежала домой к маме.
Глава 8
– Фелипе, ты здесь! – Девушка в кружевной блузке и черной бархатной юбке над пеной алых нижних, вихрем ворвалась в комнату, обвила прелестными руками шею Фелипе и притянула его худую щеку к своей нежной щеке.
– Ну, разве я не везучая девушка?! – восклицала она. – У меня два красавца кавалера!
– Исабель тебя еще не заметила, – раздался тихий голос из-за спины Аниты. Анита была рада отвести глаза от такого зрелища и посмотреть на Пепе.
– Не беспокойся, – сказал он ей, – Фелипе знает, как обращаться с моей женой.
– Нисколько в этом не сомневаюсь, – довольно сухо ответила Анита. – Другое дело, может ли он? Или даже – хочет ли? Разве ты нисколько не ревнуешь?
Пепе широко улыбнулся, показав ровные белые зубы:
– Конечно ревную! Наверное, я был бы больше счастлив, если бы женился на толстой домашней сеньоре! – Взгляд его гордо остановился на гибкой фигурке, все еще пребывающей в объятиях Фелипе.
– Почему мы о тебе ничего не знаем? – повернулся Пепе к Аните.
– Наверное, потому, что и знать-то особенно нечего, – ответила она. – Я пока не прошла испытательный срок. Меня еще можно вернуть в магазин с запиской: «Не тот размер», или «Не та форма», или «Цвет не подходит».
Пепе рассмеялся:
– Я бы сказал, что ты как раз подходящего размера и формы, да и цвета. – Его загорелые пальцы тронули прядь светлых волос. – Вполне подходит.
– Мне больше нравятся черные волосы.
– Черные волосы грубые. Твои же мягкие, шелковистые, как солнечные лучи. Как приятно их трогать, приятно ласкать.
– Тронь солнце и обожжешься, Пепе, любовь моя.
Пепе убрал руку и широко раскрытыми невинными глазами посмотрел на жену. Очаровательная улыбка куда-то пропала с ее лица, и теперь Исабель была страшно сердита на Пепе. Анита готова была рассмеяться. Ей было все равно – ухаживал за ней Пепе или же просто решил отомстить жене, она видела, что не одна Исабель кипит от ревности, Фелипе тоже смотрит свирепо.
– Я сделаю кофе, – сказала Исабель. – Ребята хотят поговорить, так что пойдем, поможешь мне, – весьма нелюбезно предложила она Аните.
Маленькая тесная и темная кухонька вся пропахла чесноком.
– Твой первый бой быков? – сразу взялась за нее Исабель, безошибочно выбирая то, что обидит Аниту.
– Да.
– Волнуешься?
– Нет.
– Ты давно знаешь Фелипе?
– Нет.
– Да это и не важно, – сказала испанская девушка, добавив обиды Аните. – Иногда время ничего не значит. Секунды вполне хватит, а?
– Почему ты меня обижаешь? – устало спросила Анита.
– Потому что это очень легко сделать, – мстительно ответила Исабель. – Меня тошнит от твоего английского спокойствия. Почему ты не дерешься, не пинаешься и не срываешь свое настроение на том, кто оказался поблизости?
– Как, не понимаю, я оказалась поблизости от тебя? – Анита была озадачена.
– Ты? Да ты просто Снежная королева! Ты от всех далеко!
– Нет. И ты сама это знаешь. Мы же понимаем друг друга как сестры, а, Исабель?
– Не понимаю, о чем ты?.. – с ненавистью прошипела красавица.
– Понимаешь. Я не сразу сообразила. Но теперь я знаю, почему ты так себя ведешь. Пепе тоже не зрителем будет на корриде, ведь так?
– Да. Он в команде Фелипе. Он пикадор.
– Это опасно? Я ничего про корриду не знаю.
– Матадору опаснее. – Взгляд, брошенный искоса. – Но тоже опасно.
– Разве со временем не привыкаешь?
– Со временем только хуже! – Она раздраженно цокнула языком. – Как можно тебя ненавидеть, если ты так все понимаешь?
– Почему хуже, Исабель?
– Появляются дети. Так что со смертью играет уже не только твой муж, но и их папа.
– Сколько у вас детей?
– Двое. Мальчик и девочка. Пепито и Пилар.
– Пилар? – переспросила Анита, хотя имя было достаточно популярное.
– В честь матери Фелипе, которая приходится Пепе тетушкой.
– А я и не знала, что они родственники.
– Мать Пепе и мать Фелипе – родные сестры, – объяснила Исабель. – Отец Пепе был грубый и жестокий человек. Он был рыбаком, и мать Пепе наконец-то избавилась от него, когда его лодку однажды перевернуло в шторм. Отец Фелипе, господин, который был у Пилар, заплатил хорошие деньги за образование Пепе и Фелипе. Он не обязан был этого делать, особенно для Пепе, который ему вообще никто. Некоторые говорят, что он решил прослыть благотворителем, чтобы пустить пыль в глаза госпоже, своей жене, но мне кажется, у него было просто золотое сердце.
– Ты знаешь, кто был отцом Фелипе?
– Знаю, что он был, и все. Даже Фелипе не подозревает, кто он, и мне кажется, что это очень грустно. Мальчик должен знать своего отца.
Да, молча согласилась Анита про себя.
– Если Фелипе и Пепе имеют образование, зачем им заниматься тем, что они делают теперь, чтобы заработать себе на жизнь?
– Они не могли найти хорошо оплачиваемую работу, но могли найти прилично оплачиваемую.
– Так почему же?..
– Они мужчины, а мужчинам надо самоутверждаться. Фелипе должен доказывать, что он в два раза лучше всех остальных мужчин, потому что нет такого мужчины, которого он мог бы назвать отцом. А мой Пепе должен доказывать, что он такой же храбрый, как и Фелипе, потому что в его глазах брат – самый великий. Если в этот раз будет мальчик, мы назовем его Фелипе.
– В этот раз?
Исабель погладила свой плоский живот.
– Здесь еще один малыш. Я тебе первой сказала. Для Пепе месячный цикл – просто дни в календаре. А в календарь он никогда не заглядывает.
– Ты скажешь ему? Сегодня вечером?
– Нет, не сегодня. Может быть, завтра. Сегодня он будет пьян от успеха, и его желания будут совсем примитивными – бутылка вина и женщина. Завтра будет достаточно времени, чтобы напомнить ему о его обязанностях.
Завтра, подумала Анита. Но завтра может и не быть…
Анита сидела на жестком деревянном сиденье и смотрела вниз, на пустую арену, чувствуя подступающую к горлу тошноту. Исабель ушла за подушками, словно какие-никакие удобства могли хоть как-то подправить дело. Она обещала вернуться раньше, чем начнется процессия.
Она вернулась, Анита уныло поблагодарила ее за подушку, и процессия начала свой традиционный круг по арене. Громкая оживленная музыка, сверкающие костюмы матадоров, бандерильеро и пикадоров. Каким красивым казался Фелипе! Прекрасные лошади, яркие чистые цвета, как такое может не нравится?
Но Анита смотрела на все это блестящее представление сквозь слезы. «Со временем только хуже», – вспомнились слова Исабель. Тело Аниты никогда не знало мужчину. Как большинство девушек, она думала об этом, но недолго и не всерьез. Пока не появился Фелипе, который разбудил в ней женщину. Теперь ей хотелось принадлежать ему, клясться, разделить с ним жизнь. Но дележ получается несправедливый. Она разделит моменты его славы, однако слезы ожидания будет проливать в одиночестве. Она разделит с ним дом и детей, мучаясь опять же в одиночестве. Она тронула свой живот тем же жестом, как и Исабель трогала свой. Что, если…
Времени рассуждать уже не оставалось. Фелипе, как главный матадор, испрашивал позволения начать корриду. Президент бросил ключ от загонов, где содержались быки. Потом очень демонстративно Фелипе снял свой роскошный плащ и подошел к Аните. Он протянул ей плащ, и их пальцы соприкоснулись.
Господи, не заставляй меня смотреть. Сделай что-нибудь, чтобы я могла не видеть последнего удара.
Арена опустела, остался только Фелипе и его команда. Вбежал бык, поднимая тучи пыли, и заметался по арене в поисках выхода. Со злыми глазами и рогами убийцы. Непредсказуемый зверь, чьи повадки Фелипе должен знать, если хочет остаться в живых.
Ассистенты выступили вперед, размахивая плащами перед быком, провоцируя его на нападение. Фелипе следил за движениями животного. Анита так крутила и дергала пряди своих волос, что у нее разболелась кожа головы. Фелипе вышел в центр ринга.
– Браво! – кричала в неистовстве толпа, когда он безупречно выполнял все положенные движения одно за другим. Аните на все это было невыносимо смотреть. Невыносима красота женщин, и сила мужчин, и жестокость, подразумеваемая под силой. Все здесь было неестественно преувеличено, выпячено. Вот оно, слово: выпячено. Крайне экстравагантная толпа. Нужно ли ей непременно наслаждаться этим средневековым варварским зрелищем с энтузиазмом, напоминающим горячку? Неужели обязательны эти крепкие сигары, яркие цвета, жаркое солнце? Все мелькало у Аниты перед глазами. Что она тут делает? Это все – не ее. И никогда не будет ее.
Фелипе уходил с арены. Овации толпы звенели в ушах Аниты. У нее было совсем неподходящее настроение, и, вместо того, чтобы подумать: «Какое прекрасное начало! Какой должен быть замечательный бой!» – она подумала: «Десять минут передышки». Ее сердцебиение успокоилось, успокоилось и дыхание, когда первый пикадор, не Пепе, а какой-то молоденький мальчик, которого она еще не видела, выехал на ринг.
Теперь Анита смотрела не вникая. В пикадоре было что-то величественное, бесстрашное и даже бессмертное – как в существе высшего порядка, которое снизошло к своим потомкам. Для толпы те немногие храбрецы, рисковавшие жизнью, были гигантами из мира мифов, они в состоянии были совершать ужасные жестокости и все же не могли поступать дурно, и их почитали как богов. К этим чувствам прибавлялось удивление, потому что эти люди были смертными героями, которых можно было победить. Анита почувствовала себя воином в справедливой войне и даже пробормотала «Ole!» вместе со всей толпой, когда пика пикадора коснулась могучего загривка быка.
Она почувствовала, как Исабель рядом замерла, и поняла, что сейчас выйдет Пепе. Он вышел под громовые крики «Ole!». Пепе был здесь свой и потому необычайно популярен. Его движения были быстры, уверенны и приправлены тем качеством, которое не добыть никакими часами тренировок, только врожденной храбростью. Все же одного мастерства и храбрости тоже недостаточно. Для победы человек должен обладать и кое-чем еще, а именно – удачей. Удача – соль человеческой жизни. Несоленое тесто поднимается, как слава, но на вкус ужасно. Неудачливый смертный – все равно, что приговоренный.
Это случилось за секунду до того, как Пепе повел вниз свою пику. Его пальцы уже направили древко, когда бык перестал рыть копытом землю и сбоку кинулся на лошадь, зацепив и лошадь, и всадника. Лошадь упала на бок, и рога быка нашли незащищенное место на ее теле. Пепе, оглушенный, но не раненый, поспешно вскочил на ноги, зная, что разъяренный бык сейчас кинется на него, но коленные доспехи стесняли движения пикадора.
Несмотря на то, что ассистенты кричали, размахивали плащами, рассвирепевший зверь никак не отвлекался от цели. Нельзя даже было сказать, куда бык нанес удар, так быстро все случилось. Сначала казалось, что Пепе удалось увернуться от атакующего зверя, а в следующий момент он уже кубарем покатился по пыльной земле.
Анита пребывала в том состоянии ступора, когда кажется, что все вокруг происходит не наяву. Исабель кинулась на арену и увидела распростертое тело мужа, которое укладывали на носилки. Анита догнала их уже у машины «Скорой помощи». Как быстро приехала машина!.. Не стояла же она тут все это время, намекая на человеческую уязвимость?
Исабель отважно села в машину рядом с Пепе. Перед Анитой уже закрывались двери, когда испанка попросила:
– Лучше впустите ее, а то вам же будет хуже. Она невеста его двоюродного брата.
Один из санитаров в белом халате сказал другому:
– Двоюродный брат этого парня – Фелипе, el valiente.
И они оба взглянули на Аниту с таким видом, словно хотели сказать: «Это девушка героя!»
С белым от пережитого страха лицом и растрепанными волосами Анита, наверное, не очень походила на такую девушку. И поняла, какой крепкой оказалась Исабель, догадываясь, почему взяли и ее: как Исабель могла ее оставить, такую бледную, напуганную, издерганную? «Невеста» – это слово на самом деле ничего не значило. Исабель не хуже самой Аниты понимала, что ей никогда не быть невестой Фелипе. Иначе все время придется ездить на машине «Скорой помощи».
В больнице Анита, пребывавшая в надежде и ожидании, в ужасе спросила Исабель:
– Как ты можешь оставаться такой спокойной?
Девушка-испанка пожала плечами:
– Если я буду волноваться, у меня может случиться выкидыш. – Она подняла на Аниту полные муки глаза и с отчаянием тихо продолжала: – Может, ты и права. Может, мне надо метаться и биться головой об стену. Зачем мне еще один сын, если у меня не будет Пепе?
– Нет, нельзя говорить так. Ради Пепе ты должна быть спокойной.
– Наверное, это потому, что я люблю его больше, чем он любит меня, – проронила Исабель после долгого молчания. – Ненамного. Но все же больше. Как раз хватает, чтобы почувствовать разницу.
– Ты о чем?
– Почему я такая, какая есть. Или, скорее, почему я сама не своя. Почему душа моя может разрываться на части, а внешне все будет, как было. Да ладно, тебе не надо этого понимать. Но тебе всего лишь надо любить немного сильнее, чтобы начать это понимать. Я тебя совсем, наверное, запутала?
– Нет.
– Я испортила тебе настроение?
– У меня его и не было.
– Я была ужасно противной. Извини, потому что ты мне нравишься.
– И ты мне нравишься, Исабель. Ты просто удивительная.
– Жаль… – Голос Исабель осекся.
– Чего?
– Ты была бы замечательной кузиной.
– А где Фелипе? – вдруг все вспомнив, воскликнула Анита. – Почему он с нами не поехал? Почему он сейчас не с нами?
Исабель посмотрела на нее с упреком:
– Не будь дурочкой. Как бы это ему удалось?
– Ты хочешь сказать, что ему… надо было остаться… там?
– Конечно. Люди заплатили за зрелище большие деньги. А потом, он должен посчитаться за брата. За то, что случилось с Пепе, он потребует два уха.
Ужасно… ужасно! Это все просто ужасно!
Будто и не было этих лет, они улетели прочь, и она снова была той маленькой девочкой в гостях. Другие были больше, сильнее и храбрее, а игры, в которые они играли, оказались слишком грубыми для нее. Анита по-своему пыталась подладиться, но ей, слабенькой, это не удалось. И ничего не оставалось, как убежать. Тогда она бежала домой. Но где сейчас ее дом, когда мамы уже нет на свете?
Надо где-то найти новый дом, обрести свое завтра. Но только не здесь. Здесь для нее не будет этого завтра. Но, пожалуйста, Господи, пусть для Пепе это завтра наступит.
Ее молитва была услышана. Назавтра Пепе открыл глаза. Ему многое пришлось вынести. Его левой руке досталось от рогов злобного зверя, и некоторое время даже думали, что он потеряет руку. Но благодаря мастерству медиков руку удалось сохранить, хотя она уже никогда не будет такой сильной, как раньше, и, конечно, в будущем, когда Пепе придет на корриду, он ограничится всего лишь ролью зрителя. Его это не очень беспокоило. У него была сильная правая рука, любящая жена и двое, нет, скоро уже трое детей. Пожалуй, ему все же повезло. И, конечно, это случилось оттого, что Исабель любит его чуть больше, чем он ее.
Глава 9
Анита вернулась домой и решила начать совершенно новую жизнь. Она не надеялась, что это будет легко; так вышло само собой. По меньшей мере, ей удалось найти вполне приличную работу – она стала учить музыке детей в средней школе Абби-Лейн.
Анита только начала второй урок, когда Флер Фрезер, которая была в это время свободна, просунула голову в дверь, чтобы сказать, что ее просят к телефону в кабинете директора.
Анита недовольно вздохнула: она работала всего месяц, и к ней еще только приглядываются. Ей нравилось тут, и она хотела бы здесь остаться. Директриса, мисс Стэндиш, – пятьдесят лет с хвостиком, тусклые седые волосы, никогда не знавшие краски, – считает болтовню учительниц по телефону во время уроков неподобающим времяпрепровождением.
– Мужчина или женщина? – спросила Анита у Флер.
Восемнадцатилетняя Флер, недавняя выпускница, все еще была похожа на школьницу. Уж она-то не окончит свои дни школьной училкой, старой девой.
– Мужчина, – сказала Флер с благоговением. – Бегите. А я присмотрю за вашими крошками. Конечно, мое общество не разовьет у них большую любовь к музыке. Фортепиано в моих руках – инструмент пытки, но если молотить погромче, то не будет слышно их кошачьего мяуканья.
Мисс Стэндиш ерзала за своим столом, озадаченная.
– Думаю, я вам буду мешать и вы попросите меня удалиться?
Анита чуть не рассмеялась, увидев, какое мучение написано на лице директрисы.
– Нет, конечно! Извините, пожалуйста. Обещаю выяснить, кто это, и сразу положить трубку.
– Ничего! – сварливо ответила обезоруженная ее обхождением мисс Стэндиш. Чтобы создать хоть какую-то иллюзию уединения, она тактично отошла к окну, повернувшись спиной к Аните, которая взяла трубку:
– Алло!
Ей ответил незнакомый голос:
– Мисс Херст?
– Да.
– Мисс Анита Херст?
– Да.
– Меня зовут Кейт Гиффорд, хотя вам это имя ни о чем не скажет. Я работаю в страховой компании «Кардинал».
– Это мне тоже ни о чем не говорит.
– Я так и думал, но надо же с чего-то начать. Я расследую инцидент, который произошел на Лехенде шестого июня. Как я понимаю, вы были пассажиром на самолете Рока Беннета?
– Да. – И в качестве уступки мисс Стэндиш спросила: – Вы оторвали меня от работы, чтобы узнать только об этом?
– У вас нет дома телефона, – ответил голос.
– Нет, зато автобус идет до самого моего дома.
– У меня машина. Вы будете дома, если я заеду сегодня вечером?
– Зачем?
– Чтобы задать вам несколько простых вопросов. Обычное дело. Я отниму у вас не более пятнадцати минут. Скажем, если это будет в половине восьмого?
– Хорошо.
Она положила трубку на место, и в этот миг тонкий луч октябрьского солнца упал на ее руку. Анита вспомнила теплое солнце Лехенды, вспомнила и все остальное, что так или иначе надеялась забыть.
– Мисс Херст, с вами все в порядке?
Анита почувствовала, что ей надо быть в порядке. По крайней мере – внешне. Она так старалась, и теперь уже ничто не должно расстраивать ее.
– Да, я в порядке.
– Не похоже.
– Меня все время догоняет прошлое, вот и все. Это от неожиданности.
– Да, – задумчиво произнесла директриса, и Анита удивилась: о чем в этот момент вспомнила сама мисс Стэндиш? Она, как и Кэти, была человеком сегодняшнего дня. Быстрые, прямые люди не могут жить одновременно настоящим и воспоминаниями о прошлом.
– Кто-нибудь там, в классе, присматривает за вашими детьми?
– Флер Фрезер. Она сама предложила.
– Хорошо. Пусть еще посидит с ними. Я искала случая поговорить с вами. Да, я знаю, о чем вы думаете. Директор легко может вызвать на откровенность, но я предпочитаю ждать, пока представится случай. Я человек пассивный.
– Да, – сказала Анита, не осмеливаясь возражать.
– Вы счастливы? – Анита опешила: такого вопроса она никак не ожидала. Она молчала. – Конечно, все относительно, но тем не менее?..
– Ну, если вопрос звучит так, тогда да, счастлива.
– Я не совсем понимаю, почему вы стали у нас работать. Вы слишком умны, чтобы учить бездарных подростков основам музыки. И признаю, что мое собственное образование позорно мало в этой области, но профессиональную пианистку я всегда могу узнать.
– Здесь главное слово «профессиональная». Нас таких очень много. Чтобы пробиться, необходим гений, или полная самоотдача, или и то и другое. Талантом я не обладаю, а самоотдача – это долгая одинокая дорога, а мне нравится быть с людьми. А это, – Анита широко развела руки, словно хотела обнять всю школу, – мне нравится. Дети не все бездарные, вы же знаете. Да и дежурство в столовой не такое уж наказание.
Да, да, хотелось сказать директрисе, но ведь это только для того, чтобы заполнить пустоту. Но этого недостаточно. И новая учительница в общем ничего так и не сказала. Каждый человек волен заполнять свою пустоту. Флер Фрезер, которая сейчас подменяет Аниту, тоже заполняет. Флер будет работать только до тех пор, пока ей не встретится подходящий мужчина. Она была типичной современной девушкой – яркой, раскованной, иногда даже слишком. Но Анита тоже молода и тоже одета по современной моде. У нее и фигура лучше, чем у Флер, и глаза больше. Почему же, глядя на Аниту, испытываешь чувство, будто перед тобой будущая старая дева? Через десять лет мне уходить на пенсию, подумала мисс Стэндиш, а Анита Херст так и останется тут, в школе, и подарит мне на прощанье традиционный букет.
Анита начала ощущать неловкость, когда наконец зазвенел звонок. Кажется, мисс Стэндиш тоже почувствовала облегчение.
– Звонок. Идите, – сказала она и прибавила едко: – Пропустив один урок, не надо опаздывать на следующий.
– Да, мисс Стэндиш, – беспомощно ответила Анита.
И только позже Анита поняла, какую глупость сделала, согласившись на визит этого господина. Кэти, которая всего на неделю приехала в Англию, договорилась с ней о встрече именно сегодня вечером. Анита не станет отменять встречу с Кэти, она так рада ее видеть, но как позвонить страховому агенту и сказать ему, чтобы не приходил, Анита тоже не знала. Придется принять обоих. А если они приедут в одно время?
Смешно! Она не хочет встречаться со страховым агентом, потому что он напомнит ей о том, что ушло, и в то же время ждет Кэти. Анита немного подумала и решила, что Кэти не только прошлое, но и будущее. Будущее Эдварда.
Милый Эдвард! С тех пор как они вернулись из отпуска, он места себе не находит, боится, что Кэти может передумать, взять обратно заявление об уходе, которое она подала заблаговременно и которое вообще-то не обязана была подавать, просто она предоставила Клоду Перриману возможность подыскать ей замену, а им с Эдвардом – время на раздумья.
– Это был просто вихрь, – сказала тогда Кэти. – Теперь у нас появится время писать друг другу письма… и хорошо подумать.
Она писала и Аните. Длинные веселые письма ни о чем. А тогда, как раз перед тем, как Анита собралась уезжать, Кэти отвела ее в сторонку, чтобы поговорить по душам.
– Поверь мне, это пройдет.
– Я слышу железное лязганье опыта?
– Да, черт тебя и его возьми! Если скажешь Эдварду, я больше никогда не буду с тобой разговаривать.
– Что скажу Эдварду?
– Он был бизнесменом, а я стала главным его бизнесом. Но он сказал, что его жена тяжело больна.
– А она была здорова?
– Радость моя, у него вообще не было жены. Это было просто прикрытие. Чтобы я не начала клянчить у него кольцо.
– И что?
– Появилась куколка. Ноги от шеи, и все при всем. Я имею в виду – в голове. Хотя и остальное не подкачало. Ну, она сразу его раскусила. За крепкими скулами и прищуренными глазами она разглядела маленького мальчика, который увидел яркую новую игрушку и захотел получить ее любой ценой. Ценой оказался брак, а я вышла в тираж. Удивлена?
– Нет. Я ни секунды не верила в твои сказки о плохом здоровье.
– Ты не расскажешь Эдварду?
– Нет.
– Он думает, что моя невинность не тронута. Знаешь, для него это очень важно.
– Знаю.
– Я не стану его разочаровывать.
– И это я знаю.
Зазвенел звонок. Анита заткнула пробкой пузырек с духами и пошла открывать дверь, глянув по пути на часы. Семь пятнадцать. Для страхового агента еще рано.
Ее широкая улыбка померкла до просто вежливой, когда она пригласила агента войти и переспросила:
– Это вы Кейт Гиффорд?
– Да.
– Тогда входите.
Надо ли предложить ему выпить? Конечно, он не в гости к ней пришел, но вежливое поведение спрямляет острые углы.
– Не хотите ли выпить? – вежливо спросила она. – Боюсь только, что выбор у меня весьма ограничен. Джин или кофе?
– На ваше усмотрение.
– Тогда кофе.
Анита была очень довольна. Ей хотелось приберечь джин для Кэти. Она даже пожалела, что не сделала запаса спиртного для того, чтобы по-настоящему отпраздновать возвращение Кэти домой. Анита все время забывала, что теперь уже не стеснена в деньгах. Благодаря новой работе ее кошелек стал немного поглубже, а деньги в банке, полученные от продажи Каса-Эсмеральда, оказались неплохой материальной базой, с которой так приятно существовать. Во время маминой болезни пришлось бросить работу и строго экономить на всем. Приток денег дал Аните возможность переехать из старого дома, где они жили с Инез, в менее унылую квартиру с современной обстановкой, которая при меньших усилиях производила более благоприятное впечатление.
