Текст книги "Скандал на Белгрейв-сквер"
Автор книги: Энн Перри
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
А хуже всего, подумал Питт, было необъяснимое поведение судьи. Удовлетворена была лишь публика в зале, и не потому, что она сочувствовала обвиняемому, а потому, что неожиданно удалось по-настоящему развлечься и позабавиться.
Покидая зал суда, Томас прошел мимо двух расстроенных констеблей. Поймав взгляд Кромби, он как бы выразил ему свое молчаливое понимание и сочувствие. Никто из них не знал причины такого странного поведения судьи, но оба испытывали одинаковые чувства.
По коридору прошествовал королевский адвокат; фалды его сюртука триумфально разлетались, на лице застыло выражение глубокой сосредоточенности, однако не было того удовлетворения победы, которым сияло его лицо в зале заседаний. То ли его грызли сомнения, то ли он уже думал о следующем процессе. Горацио Осмара не было видно, как и красотки Бьюлы Джайлс.
Питту пришлось провести в коридорах суда еще по меньшей мере полчаса, пока наконец судья не уединился на перерыв в свои комнаты и инспектор смог с ним поговорить.
– Я слушаю вас, мистер Питт. – Карсуэлл поднял глаза на Томаса, на его лице была легкая гримаса раздражения. Видимо, он считал, что они уже все обговорили в их первое свидание, и не был расположен все начинать сначала. – Попрошу вас быть кратким. У меня много дел, и они ждут меня.
– Я буду краток, – очень тихо пообещал Питт. Он не хотел говорить с судьей так, но это было неизбежно. – Вы уверены, что вам не следует сказать мне, где вы были в тот вечер, когда убили Уимса?
Лицо судьи потемнело, в голосе появились резкие нотки.
– Абсолютно уверен. Мне не в чем отчитываться перед вами, сэр. Я не знаю этого человека и никогда не имел с ним дела. Мне неизвестно, кто его убил, и меня это может интересовать лишь в рамках моих профессиональных обязанностей. Вот все, что я могу вам сказать. Пожалуйста, занимайтесь своими делами, а мне предоставьте возможность заниматься моими.
– Уимс также занимался шантажом. – Питт стоял перед судьей, не двигаясь.
– Неужели? Очень неприятно. – На лице судьи появилась легкая гримаса брезгливости, однако никакого страха или тревоги Томас не заметил. – В таком случае я сожалею о его смерти еще меньше, – ядовито добавил он. – Но я его не знаю. Я уже говорил вам это и не хочу тратить свое драгоценное время на то, чтобы повторять это. Хотите верьте, хотите нет, но поскольку это правда, вам не найти доказательства моей виновности. А теперь, пожалуйста, идите проводить ваши дознания где-нибудь в другом месте.
– Вы убеждены, что не хотите сказать мне, где вы были в тот вечер?
Карсуэлл встал, лицо его покраснело.
– Нет, не хочу, сэр. Извольте покинуть мой кабинет, как джентльмен, иначе мне придется позвать стражу и выдворить вас, как уголовника.
Инспектор вздохнул. Поскольку он не испытывал антипатии к Карсуэллу, ему не доставляло удовольствия начинать этот разговор.
– Возможно, мисс Хиллард была знакома с ростовщиком и назвала ему ваше имя как родственника, когда брала у него деньги взаймы? – тихо предположил он. – Ни она, ни ее брат, похоже, не живут в достатке…
Лицо Карсуэлла стало белым как мел, когда кровь отлила от него, но в тот же миг оно снова покраснело. Казалось, ноги подкосились под ним. Он тяжело рухнул в кресло и беспомощно уставился в одну точку, не в состоянии привести в порядок свои мысли и что-либо возразить.
– Мисс Хиллард была знакома с Уимсом? – повторил Питт, не потому, что считал молодую девушку убийцей ростовщика, а для того, чтобы своими вопросами не подсказать Карсуэллу ответы.
– Нет, нет!.. – воскликнул судья и тут же умолк. Потом глубоко и прерывисто вздохнул. – Конечно, нет!.. Я… – Он посмотрел на Питта, в глазах его было отчаяние. – Я не убивал Уимса… – Он говорил с трудом. – Да я и не мог… Зачем мне было это делать?.. Клянусь вам, я никогда не знал этого человека, и я не был у него в тот вечер!
– Какие у вас отношения с мисс Хиллард?
Карсуэлл как будто съежился и стал меньше в своем кресле.
– Она… она… моя любовница, – с усилием, почти шепотом произнес он.
Какой смысл спрашивать, шантажировал ли его Уимс или нет? Причина для шантажа была очевидной, даже если бы Карсуэлл отрицал это.
– Уимс знал об этом?
Мускулы лица Карсуэлла напряглись, оно стало жестким.
– Я больше ничего не скажу; лишь повторю, что не убивал Уимса. Если у вас есть хоть капля сострадания, вы не станете втягивать в это мисс Хиллард. Она ничего не знает… ничего… Пожалуйста… – Последнее слово будто застряло у него в горле, выдавая глубину его отчаяния и унижения от того, что он вынужден просить об этом. Пальцы его рук, лежавших на столе, были судорожно сцеплены, сам он был совершенно раздавлен.
– Мисс Хиллард ни в чем не подозревается, – невольно успокоил его Питт, не думая, разумно ли это. – Она ничего не совершала, и нет ничего, что говорило бы о ее связи с Уимсом. – Затем, чтобы как-то компенсировать допущенную им слабость, Питт сурово напомнил судье: – В списках ростовщика мы нашли ваше имя.
Карсуэлл откинулся на спинку кресла, бледный, усталый; страшное напряжение, которое он только что испытал, постепенно отпускало его. Он хотел было что-то сказать, но так и не смог.
Томас, коротко кивнув, извинился и, попрощавшись, вышел. Не было смысла говорить что-либо. Было бы ненужной жестокостью стоять и смотреть на повергнутого в смятение человека. Ничего нового он уже не скажет, хотя Питту очень хотелось узнать, зачем судья, черт побери, позволил Горацио Осмару уйти от наказания. Но это было право судьи, и Питт не мог его оспаривать. Однако считать это злоупотреблением в корыстных целях оснований тоже не было. Возможно, в этом и заключалась необъяснимая эксцентричность судьи Карсуэлла.
– Что? – не поверил своим ушам Мика Драммонд. – Карсуэлл закрыл дело?
– Да, сэр, – признался Питт, стоя в кабинете начальника. – Причем так запросто, словно дела и не было. Кромби и Алардайс не могли поверить в это.
– Вы сказали, что задержанного зовут Горацио Осмар? – задумчиво переспросил Драммонд. – Не был ли он помощником министра в правительстве несколько лет назад?
– Кажется, да. Это что-либо меняет? – Питт готов был тут же ввязаться в дискуссию о сословных привилегиях.
Шеф лишь улыбнулся и повел плечами.
– Нет, не меняет, но кое-что объясняет в поведении Карсуэлла…
– Только не мне, – сердито буркнул Питт. – Если судья считает это правосудием, то в моих глазах он не тот человек, которому следует занимать судейское место.
Драммонд удивленно поднял брови.
– Сильно сказано, Питт.
Томас почувствовал, как его лицо заливает краска стыда. Он преклонялся перед шефом, поэтому понял, что перешел границы дозволенного по чину и сословию. Он шагнул через барьер и стал критиковать человека того круга, к которому принадлежал сам Драммонд.
– Простите, сэр, – хрипло произнес он. – Я не должен был этого говорить.
Лицо шефа разгладилось, в его улыбке были понимание и юмор.
– Мне нравится, как вы иногда подбираете слова, Питт, но есть порядочная разница между тем, что вы уже сказали, и тем, за что приносите свои извинения. – Он вышел из-за стола. – Я готов согласиться с вами по поводу существа этого дела, но хотел бы заметить, что у Карсуэлла и Осмара могли оказаться общие знакомые, которые… – Тут он умолк в нерешительности, подыскивая слова, которыми мог бы объ-яснить то, что смущало и его самого.
Томас неожиданно вспомнил странное мимолетное чувство, охватившее его, когда они вдвоем с Драммондом ехали к лорду Байэму в первый раз.
Он ждал, что Драммонд скажет дальше. В комнате, освещенной солнцем, стояла тишина. С улицы донесся стук упавшего ящика, затем голос торговца, нахваливающего свой товар. Окно на улицу было открыто.
– … и судья вспомнил о дружбе, – закончил фразу Драммонд. – О своих обязанностях.
– Понимаю, – тихо промолвил Питт, хотя ничего не понял. Это были лишь туманные предположения, ничего четкого и определенного, некая путаница из социальных обязательств, долга, привилегий, намеков на коррупцию, а за всем этим – шантаж и изувеченное мертвое лицо Уильяма Уимса, ростовщика.
Драммонд, сунувший руку в карман, выглядел несчастным.
– Я думаю, эта история с любовницей – прекрасный мотив для убийства. Бедняга, – как-то отрешенно произнес он. – А другие имена в списке Уимса? Вы проверили их?
– Нет, сэр. – У Томаса упало сердце. – Но один из них служит в полиции.
Драммонд побледнел.
– Господи! Вы уверены?
– Есть еще надежда, что это простое совпадение имен, – сказал Питт, сам не веря в это.
Драммонд уставился в пол.
– Думаю, вам лучше все проверить. А ружье? – Он поднял глаза на инспектора. – Вы нашли его? Вы говорили, что там было какое-то ружье, не так ли?
– Старинная аркебуза, – пояснил Питт. – Висевшая на стене просто для украшения.
– Вы говорили, что из нее невозможно выстрелить?
– Да, невозможно. Из нее нельзя было убить ростовщика, но убили его из похожего ружья с широким стволом, который можно было набить монетами.
Драммонд поморщился.
– Надеюсь, вы поручили местной полиции разобраться в этом? Да, конечно, я знаю, простите. Вам лучше разузнать все об остальных, кто в этом списке. Дело принимает все более неприятный оборот.
– Да, – согласился Питт. – Боюсь, что вы правы.
Глава 5
Шарлотта, сидя с Эмили за столиком в ресторане отеля «Метрополь», испытывала огромное удовлетворение. Вечер обещал быть замечательным. Она была в своем самом красивом платье, подаренном ей сестрой и ее мужем Джеком в знак благодарности за помощь, которую она оказала им в успешном проведении приема две недели назад. Шарлотта была уверена, что сейчас она выглядит как никогда эффектно. Она довольно долго стояла перед зеркалом, любуясь на величественную даму, которую она там видела, и радостно удивлялась такой перемене. Ее отражение в зеркале было туго затянуто в корсет, обнаженные матовые плечи выгодно оттенял алый шелк корсажа. Платье было новой модели, с менее пышной юбкой и почти без турнюра, смело предвещавшее большие перемены в моде. Лицо обрамляли уложенные короной густые блестящие волосы. Она сияла от предвкушения ждущих ее в этот вечер развлечений. Перед посещением оперы, где давали «Лоэнгрина», они решили поужинать в одном из самых изысканных ресторанов Лондона. Спектакль был гвоздем сезона. Шарлотта, правда, предпочитала итальянцев, но в нынешнем сезоне их не было, да стоило ли сетовать по этому поводу в такой вечер? Все это продолжало, в конце концов, быть частью предвыборной кампании Джека, а значит – долгом.
Эмили придерживалась своей любимой светло-зеленой гаммы цветов. Она чувствовала себя немного лучше и была свежа, как утренний цветок, светловолосая, с белой кожей. Ей, конечно, немножко не хватало румянца, но они решили не прибегать к искусственным средствам, над которыми всегда подшучивали, поэтому, попробовав румяна, Эмили тут же решительно их отвергла. Бриллианты Эшвордов – серьги в ушах и колье – своим блеском должны были компенсировать потерю цвета лица из-за недомогания, и Эмили была полна решимости сполна насладиться этим вечером.
Джек сидел рядом с женой и то и дело с тревогой поглядывал на нее. Но самое удивительное заключалось в том, что Питт тоже был здесь. После немалых споров он все же облачился в смокинг, позаимствованный у кого-то и странным образом отлично сидевший на нем. Шарлотта подозревала, что здесь не обошлось без хитроумного и весьма тактично осуществленного Джеком плана. Питт чувствовал себя несколько неловко; он то и дело поправлял воротничок, словно тот жал ему, приподнимал вверх то одну руку, то другую и вертел кистью, чтобы водворить на место сползающие манжеты. Однако он улыбался и, когда был уверен, что на него никто не смотрит, вполне наслаждался вечером.
Возможно, причиной тому было присутствие за столом лорда Энстиса, который небрежно гонял вилкой по тарелке кусочек лососины, словно весь сосредоточился на этом занятии. Лицо его выражало ожидание. За столом присутствовала также тетушка Веспасия. Ее серебряные волосы сияли, как корона, глаза были полны доброго юмора, а губы чуть улыбались, когда она смотрела то на Шарлотту, то на Томаса. Заметив, как последний в очередной раз расслабился и его плечи свободно опустились, она улыбнулась по-настоящему, и в ее улыбке была не только искренняя симпатия, но и удовольствие.
Лакей подал очередное блюдо, и лорд Энстис продолжил свой рассказ об истории любви Эдварда Хинэйджа Деринга к Ребекке Далсибелле Орпен.
Было это в 1859 году. Деринг явился к ее тетке леди Четтертон, женщине уже преклонного возраста и годящейся ему в матери, и так невразумительно и неловко попросил у нее руки ее племянницы Ребекки, что старая леди приняла это за предложение, сделанное ей самой, – и тут же дала согласие. Деринг был истым джентльменом и не захотел разбивать иллюзии леди Четтертон. В 1865 году все трое приняли католичество, продолжал лорд с ироничной улыбкой. А два года спустя Ребекка Орпен вышла замуж за приятеля Деринга, некоего Мармиона Эдварда Феррарса, тоже католика.
Шарлотта увлеченно слушала мастерский рассказ лорда Энстиса. Знай его получше, она не принимала бы все его слова на веру и усомнилась бы в истинности этой странной истории, но сейчас Шарлотта лишь изредка бросала вопрошающие взгляды на тетушку Веспасию, а та еле заметно кивала ей.
Энстис заметил ее взгляды, но лицо его было по-прежнему слегка насмешливым.
– В конце концов, – сказал он с явным удовольствием, – все они поселились в имении Феррарса в Бедсли-Клинтоне, в Уорвикшире, старинном и прекрасном замке, обнесенном рвом.
Питт осторожно кашлянул, но лорд не принял это за комментарий. Более того, все признаки недоверия слушателей только забавляли его; казалось, он только этого и хотел. Энстис взглянул на Веспасию, ища подтверждения, и получил его.
– Феррарсы не имели денег, о которых можно было говорить, – рассказчик рассеянно коснулся еды вилкой. – А у Дерингов их было в избытке, поэтому они оплачивали закладные, помогали восстановить местную старую церковь и все четверо вели спокойный образ жизни, занимаясь добрыми делами, философствовали и по вечерам вместе читали Теннисона. Деринг сочинял плохие романы, Феррарс, который не без оснований считал, что он похож на Карла Первого, одевался, как тот, и носил такую же бородку, а Ребекка писала со всех неплохие портреты акварелью. Леди Четтертон – а она не поменяла своей фамилии после брака – умерла в 1876 году, Мармион Феррарс – в 1884-м, а год спустя Деринг женился на Ребекке. Они, полагаю, живут счастливо и по сей день.
– Какая прелестная история! – воскликнула в восторге Эмили. – Поклянитесь, что это правда.
– Абсолютная, до мельчайших подробностей, – не задумываясь подтвердил лорд Энстис, глядя ей в глаза и явно забавляясь произведенным эффектом. – Дело в том, что сейчас очень многие ищут романтические идеалы – артисты, художники, поэты и вообще мечтатели. Мы ныне находимся под влиянием некоего эстетического движения, что, по-моему, является естественным переходом от чрезмерной наивности к хвастливой опытности.
Разговор за столом продолжался еще какое-то время, пока не подали десерт, и тогда несколько поспешно, обмениваясь улыбками, все поторопились к своим экипажам, чтобы успеть в Ковент-гарден.
– Разумеется, там будет весь свет, и все с женами! – волнуясь, воскликнула Эмили, когда они медленно двигались в тесном потоке экипажей. – В оперу надо приезжать пораньше, чтобы избежать упреков и ненужных взглядов, если доведется пробираться к своему месту, когда увертюра уже началась. Это неприлично, даже вульгарно, самый дешевый способ привлечь к себе внимание. – Она поудобней устроилась на сиденье. – Посещение оперы – это прекрасная возможность узнать последние новости. Я так давно тебя не видела, Томас. – Она лукаво улыбнулась Питту, не скрывая своего доброго расположения к нему. – Ты не совсем похож на себя, и мне трудно представить, как ты себя чувствуешь.
– Сижу тихо и озабочен лишь тем, чтобы не помять крахмальную манишку и смокинг и не потерять манжеты, – с широкой усмешкой ответил инспектор полиции. – Но я очень доволен и предвкушаю, что будет дальше.
– Ты ведешь сейчас какое-нибудь интересное дело? – продолжала расспрашивать Эмили. – Очевидно, нет, иначе Шарлотта рассказала бы мне. Не думаю, что самые забавные истории лорда Энстиса могут заинтересовать ее больше, чем какое-нибудь твое по-настоящему интересное расследование, да и меня тоже.
– Как, например, убийство ростовщика, – ответил Питт, поморщившись. – Не знаю, будет ли оно интересным.
– Ростовщика? – разочарованно переспросила Эмили. Экипаж, продвинувшись ярдов на двадцать, снова остановился. Впереди раздраженный лакей крикнул что-то сердитое, но никто не обратил внимания, приходилось терпеливо ждать. – Да, не звучит многообещающе, – согласилась Эмили.
– Они оказывают определенные услуги, как я понимаю, – заметил Джек и тоже поморщился.
– По совместительству он еще занимался шантажом, – добавил Питт.
– Сочувствую беднягам, – заметил Джек.
– И я тоже, – сознался Томас. – Шантажировал довольно интересных людей, судя по его записям.
– О! – воскликнула Эмили и выпрямилась на сиденье. Она была вся внимание. – Например, кого?
Питт строго посмотрел на нее.
– Пока это конфиденциальные сведения. С одной стороны – опрометчивый поступок, с другой – ошибка в поведении, приведшая к трагедии, но ни в том, ни в другом случае нет состава преступления. Впрочем, расследование продолжается.
Эмили удалось увидеть лицо Томаса в свете фонаря.
– Тебе это дело неприятно? Оно касается кого-то, кто тебе симпатичен?
Питт печально пожал плечами. Он знал, как проницательна его свояченица, не столь смелая и целеустремленная, как Шарлотта, но лучше разбирающаяся в людях. Отличная актриса, если надо достичь желаемой цели и овладеть положением, Эмили была человеком весьма практичным.
– Да, это люди, которых я знаю, – ответил Питт. – Боюсь, как бы я не стал мучиться совестью, что предаю их. К тому же мне не хочется узнавать их тайны и пороки, даже если впоследствии окажется, что они ни в чем не виноваты и не причастны к убийству.
Эмили понимающе улыбнулась.
– Я тебя понимаю.
Томас снова затеребил свой воротничок.
– Поскольку мне больше нечего добавить, поговорим о ваших делах. Расскажи мне о лорде Энстисе. Я слышал, он не только покровительствует искусствам, но занимается еще политикой и благотворительностью. Он действительно очень интересный человек. У него есть жена?
– Умерла много лет назад, – ответила Эмили, а затем, наклонившись к нему, как бы по секрету заметила: – Трагически умерла, мне кажется.
В это мгновение экипаж тронулся и, проехав несколько ярдов, снова остановился, раскачиваясь на рессорах, потом снова тронулся, чтобы тут же опять остановиться.
– О? – Питт не скрывал своего интереса.
Эмили только этого и было нужно.
– Она погибла. Несчастный случай. Это было ужасно. Вечером вышла на балкон, каким-то образом поскользнулась и упала через перила. Должно быть, облокотившись, слишком сильно нагнулась вниз, хотя никто не понимает, почему она это сделала. – Эмили поежилась, как от холода. – Ходили слухи, что она, возможно, слишком много выпила за ужином. В трезвом виде трудно упасть через перила балкона.
– Какой она была? – тоже сочувственно поморщившись, спросил Питт.
– Красивая, – не задумываясь сказала Эмили. – Самая красивая женщина в Лондоне, как говорили, или даже во всей Англии.
– А как человек? – настаивал Питт. – Она была избалована славой, как это случается с красавицами?
Шарлотта скрыла улыбку, но не вмешалась в разговор.
Коляска дернулась и наконец двинулась.
– Уличное движение становится ужасным, – резко заметил Джек. – Если так будет и дальше, нам скоро придется ходить пешком.
– Об этом говорят уже много лет, – успокоила его Эмили. – Но пока мы все еще ездим. – Она снова повернулась к Питту. – Возможно, слава испортила ее, но я не слышала, чтобы о ней так говорили. Нет, она не была такой. Лорд Энстис, правда, что-то говорил об этом, но, возможно, тогда это объяснялось его состоянием и горем. Он говорил, что все ее любили, ее обаяние и красота делали мужчин ее рабами. Я думаю, этим он признавал, что никто ни в чем не мог ей отказать, а ведь это может означать, что она была избалована, не так ли?
– Да, похоже на то, – согласился Питт.
– Все так думают, кроме тетушки Веспасии, – продолжала Эмили. – Она сказала, что видела ее лишь несколько раз, и она ей понравилась, а Веспасия терпеть не может избалованных женщин. – Она улыбнулась. – Мнение одной из красивейших женщин Англии, царицы лондонского высшего света, чего-нибудь да стоит.
Экипаж снова тронулся, на этот раз с б ольшим успехом, и Джек выглянул в окно.
– Кажется, мы совсем близко, – сказал он с удовлетворением.
Действительно, через несколько минут они вышли из коляски. Эмили оперлась о руку мужа, Питт предложил руку Шарлотте, и они стали подниматься по лестнице в ярко освещенное фойе, полное нарядных дам в кружевах и шелках и мужчин в темных фраках с белоснежными манишками. Повсюду сверкали бриллианты, слышался гул голосов.
У Шарлотты сладко замерло сердце. Оглядываясь, она смотрела на красивую лепку стен, широкую лестницу и сверкающие люстры. Если бы Питт не поддерживал ее под руку, она, заглядевшись, могла бы оступиться. Атмосфера оживления и радостного ожидания наэлектризовала толпу; каждый что-то говорил, куда-то двигался, слышался шелест дорогих шелков.
Шарлотта прижалась к мужу и стиснула его руку. Он еще крепче сжал ее локоть. Слова им были не нужны, да Шарлотта и не знала, что хотела бы сказать Томасу в этот момент.
Когда они поднимались по лестнице в ложу, Шарлотта, глянув вниз, узнала в толпе темную голову лорда Байэма с посеребренными висками. Он держал ее как-то особенно, поэтому сразу же бросался в глаза. А когда он повернулся, заметив знакомого, Шарлотта увидела его прекрасные глаза. Рядом с ним стояла Элинор, очень элегантная, но не столь яркая, как ее муж. Она как-то тушевалась в его присутствии; в ней не было той естественной грации, которая столь отличала ее супруга. Никто из них не взглянул в сторону Шарлотты, да она и не надеялась, что Байэмы узнают или вспомнят ее.
Оглянувшись в последний раз, Шарлотта увидела густую шевелюру еще одного знакомого. Волосы у него были такие же длинные, как и у Питта, но только цвета жухлой осенней листвы. Она удивилась: неужели это тот самый странный юноша, который был на балу у Эмили? Он тогда так горячо обличал несправедливость, которую видел – или думал, что видел, – в международных финансовых кругах.
Они легко нашли ложу Эмили. Сестра держала ее с того времени, как вышла замуж за Джорджа Эшворда, и продолжала держать ради выхода в свет в таких случаях, как этот, да еще потому, что любила музыку.
Веспасия и лорд Энстис приехали раньше. При их появлении последний встал и подвинул Эмили стул, чтобы та села впереди и ей было бы все видно. Шарлотте был предложен стул в центре рядом с тетушкой Веспасией, севшей справа от нее. Как только мужчины заняли свои места, Веспасия передала Шарлотте свой бинокль, чтобы та до начала спектакля посмотрела на публику в ложах, – кто они, как одеты, есть ли кто из знакомых и как они себя ведут.
Знакомых Шарлотта нашла не сразу, и это неудивительно – ведь она так редко бывала в опере. Ее мать не считала оперу подходящим местом, где девица может найти жениха, да и едва ли это стоило таких затрат. Питт водил ее раз или два на оперы Гилберта и Салливана в театр «Савой», но теперь это было совсем другое дело.
– Кого-нибудь увидела? – тихо спросила Веспасия.
– Мистера Фитцгерберта и мисс Морден, – шепотом ответила Шарлотта. – Он очень красивый мужчина.
– Возможно, – сухо ответила леди Камминг-Гульд. – Даже чересчур красив. А мисс Морден?
– Она тоже прекрасно смотрится, – ответила уже менее охотно Шарлотта. – И она это знает, судя по ее позе, позволяющей свету выгодно падать на ее лицо.
– Ты так считаешь?
– Я тоже принимаю такую позу, когда хочу нравиться, – честно призналась Шарлотта. – Терпеть не могу женщин, которые до глупости влюблены в себя. Ей кажется, что весь мир у нее на поводке, и это ей доставляет удовольствие.
– Возможно, – с сомнением согласилась Веспасия. – Но не все, у кого на лице уверенность, испытывают ее внутри. Меня удивляет, что ты этого не знаешь. Люди скрывают за смехом одиночество и страх. Грозовая ночь не означает, что будет ясное утро. – Голос ее смягчился. – Мне кажется, моя милая, любовь Томаса сделала тебя самодовольной.
Шарлотта застыла, прижав бинокль к глазам, стараясь, чтобы Веспасия не заметила, как краска стыда медленно заливает ее лицо. Она неожиданно поняла, что тетушка права. Она слишком привыкла к своему счастью, слишком уверена в нем. Сама не зная почему, Шарлотта обернулась и посмотрела на Томаса, который не сводил взгляда с Джека и лорда Энстиса. Те о чем-то оживленно беседовали. Питт улыбнулся жене и скорчил шутливую гримасу.
Взволнованная Шарлотта снова стала смотреть на ложу, где сидел Герберт Фитцгерберт. Взгляд его был устремлен на сцену, но иногда он оглядывался назад. Оделия Морден рассеянно улыбалась, и мысли ее были где-то далеко.
Шарлотта скользнула взглядом по балкону и заметила Мику Драммонда, глядящего на занавес. Ниже, в третьей ложе, она увидела Элинор Байэм, сидящую очень прямо и сжимающую пальцами обитый бархатом барьер ложи. Ей казалось, что она смотрит на Драммонда, но вот Элинор подняла руку и поприветствовала кого-то из знакомых. Рядом с ней в тени ложи сидел лорд Байэм, лица которого Шарлотта не увидела.
Шум стих, медленно погас свет, и лишь один яркий луч освещал занавес. Перед ним появилась примадонна, оркестр, настраивавший инструмент, заиграл гимн. Великолепный голос запел «Боже, храни королеву».
Поднялся занавес, и взору зрителей предстала торжественная красота сцены. Волшебная сказка началась.
Но на Шарлотту внезапно повеяло холодом. Музыка, полная мощных аккордов и великолепных пассажей, была лишена для нее того личного, интимного, что всегда затрагивали в ней произведения итальянцев. Шарлотта почувствовала, как ее внимание отвлекается, и, снова взяв у Веспасии бинокль, незаметно стала разглядывать ближайшие ложи.
На сцене в царстве музыки и света медленно развивалась драма действия, а в полутьме зала, на обитых бархатом балконах и в ложах, происходили свои маленькие трагикомедии, за которыми, как зачарованная, следила Шарлотта. Престарелый генерал, увешанный орденами, дремал, и его седые усы шевелились от каждого выдоха, а его жена улыбалась и кивала молодому лейтенанту в ложе рядом. Две дамы, похожие на сестер, хихикая и прикрываясь веерами, флиртовали с вальяжным джентльменом средних лет, который не скрывал своего удовольствия. Две герцогини, сидящие рядом, сверкая фамильными драгоценностями, не переставали сплетничать. Им было все равно, что шло на сцене – «Лоэнгрин» или «Микадо».
В антракте все шумно поднялись, обрадованные возможностью отдохнуть. Джек и Энстис, извинившись, покинули ложу и ушли в курительную комнату, где в обществе мужчин могли спокойно поговорить, в том числе и о политике. Эмили милостиво разрешила им, зная, что именно это и было целью данного вечера, а приглашение в оперу было лишь удобным предлогом.
Питт, несколько смущаясь, сопровождал Веспасию, Эмили и Шарлотту в фойе, где угостил их лимонадом в высоких стаканах и дал возможность раскланяться и обменяться последними светскими слухами со знакомыми дамами. Это была шумная толпа шикарно одетых, оживленных встречей людей; шелестели шелка, звенели стаканы, сверкали драгоценности и улыбки. Все это чрезвычайно радовало и возбуждало Шарлотту, глаза ее разбегались от желания все увидеть и ничего не пропустить.
Герберта Фитцгерберта она заметила сразу, ибо он оказался так близко, что едва не столкнулся с ней, хотя, кажется, и не заметил ее. Он был поглощен разговором с Оделией. Они над чем-то смеялись – возможно, над шуткой, сказанной одним из них, или просто потому, что были счастливы и влюблены.
Внезапно Оделия вздрогнула, резко остановилась и, обернувшись, гневно уставилась на молодого человека, который неловко наступил на край подола ее длинного платья. Бедняга покраснел до корней волос.
– О… простите, мадам, ради бога! – воскликнул он в растерянности. – Я приношу тысячи извинений…
Оделия с подлинным ужасом в глазах смотрела на него, уже представив, что произойдет, когда треснувшие у талии швы разойдутся, нитки не выдержат и она в таком виде предстанет перед всеми. Она не вынесет такого позора…
Молодой человек сгорал от стыда.
– Я так виноват перед вами… простите, сударыня. Чем я могу вам помочь? – лепетал он, прекрасно понимая, что ничем помочь он уже не может.
Его спутница, необычайно красивая девушка с русыми с медовым отливом вьющимися волосами и живым взглядом, была вполне разумной в оценке происшедшего. Осмотрев платье, она нашла, что ущерб, нанесенный ему, не так велик, и улыбнулась Оделии.
– Всего два-три шва лопнули внизу на подоле платья, – успокоила она молодую женщину. – Никто ничего не заметит, а ваша горничная легко это исправит. Мы просим простить нас. Какой-то джентльмен наскочил на моего брата, тот потерял равновесие и оступился… – Ее улыбка была щедрой, дружеской; девушка не испытывала никакого замешательства и, кажется, не собиралась считать себя виноватой.
Шарлотта, чтобы не смешаться с прогуливающейся толпой, зашла за кадку с пальмой, где могла видеть и слышать заинтересовавшую ее сцену. Томас и Веспасия проследовали дальше. Оделия облегченно вздохнула, однако не совсем понимала, как вести себя дальше – махнуть ли на все рукой и забыть или сохранить оскорбленный вид и наказать грубияна. Ища помощи, она посмотрела на Фитцгерберта.
Но тот, с удовольствием глядя на оживленное открытое личико девушки, уже с поклоном представлялся ей.
– Герберт Фитцгерберт. – Повернувшись к Оделии, он тут же представил и ее: – Мисс Оделия Морден. – Покровительственно коснулся ее руки. – Мы рады с вами познакомиться, а кусочек оторванного подола – не такая уж большая плата за это удовольствие. Стоит ли думать об этом?
Девушка улыбнулась и присела в еле заметном реверансе.
– Феофания Хиллард, но если вы хотите называть меня по имени, то лучше Фанни. Все мои друзья зовут меня так. А это мой брат Джеймс.
– Фанни! – укоризненно воскликнул юноша. – Мы достаточно помешали мистеру Фитцгерберту и мисс Морден. Возможно, им совсем не интересно нас знать, тем более что мы уже показали, какую угрозу можем представлять…
– Надеюсь, это не вошло у вас в привычку? – насмешливо спросил Фитцгерберт. – Если вы всегда наступаете на шлейфы дам, я могу познакомить вас с теми, кому это может даже понравиться. Это было бы весьма забавно.