Текст книги "Скандал на Белгрейв-сквер"

Автор книги: Энн Перри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

С Оделией Морден ей тоже пришлось обменяться лишь краткими словами приветствия, когда та поднялась по лестнице в толпе расфранченных дам, видимо сознательно выбравших лучший момент для своего появления: не слишком рано, чтобы смутить хозяев, но и не слишком поздно, чтобы бросить обществу вызов или, наоборот, остаться незамеченными. Если на то пошло, не следует переоценивать себя или давать повод думать, что вы появились здесь просто потому, что больше некуда было пойти. Мистер Морден и леди Флавия Морден внешне ничем не были примечательны, хотя леди Флавия была дочерью аристократа. Однако в облике их дочери Оделии было нечто такое, что бесспорно указывало на знатность ее происхождения. Прежде всего, она была необыкновенно хороша, с прекрасными карими глазами, легкими, как пух, светлыми волосами и правильными чертами лица. Ее обаятельную улыбку было трудно забыть, как, впрочем, и весь ее облик. Она умела держаться, в ней не было ни развязности, ни высокомерия. Шарлотта сразу поняла, что она достойная соперница, бесспорно заслуживающая уважения, и недооценивать ее не следует.

Спустя какое-то время прибыл и ее жених, Герберт Фитцгерберт. Его появление произвело большее впечатление, чем появление его невесты. Он считался необычно привлекательным мужчиной, хотя и не прилагал к этому особых усилий. Своей улыбкой Герберт неизменно располагал к себе всех. Его взгляд свидетельствовал о том, что он наделен не только живым воображением, но и юмором и, казалось, только и ждет, чтобы поделиться чем-то важным со своим собеседником, причем искренне, без всякой задней мысли. Было в нем еще нечто доверчивое и беззащитное; это нередко подкупало женщин, подозревавших, что в его жизни была какая-то тайная печаль и что без сочувствия женщины ему не обойтись. И вместе с тем Фитцгерберта нельзя было упрекнуть в позерстве… ну разве лишь чуть-чуть, что при его обаянии вполне объяснимо. Но он был достаточно умен, чтобы самому подшучивать над собственными слабостями или недостатками, а здоровое чувство юмора позволяло ему не обижаться, если это иногда делали другие.

Шарлотта допускала, что у некоторых людей – в основном мужчин – он мог вызывать чувство неприязни, но была уверена, что, будь он с ними мил и любезен, они неизбежно поддались бы его чарам. Не питать к нему симпатии было бы мелко и недостойно.

Фитцгерберт был чуть выше среднего роста, со светлыми волосами и серо-голубыми глазами. Но не это запоминалось тем, кто впервые встречался с ним, а присущее ему изящество, с которым он двигался, что-либо говорил или делал. Именно оно составляло главное и незабываемое впечатление о нем, да еще загадочная печальная улыбка.

Еще до того, как Шарлотта успела произнести вежливые слова приветствия, она невольно подумала о том, смогут ли старания Эмили, ее деньги, доставшиеся ей после смерти первого мужа, и немалая поддержка тетушки Веспасии обеспечить Джеку победу на выборах в кандидаты при таком сопернике. Фитцу, как называли его друзья, нужно совершить какую-нибудь непоправимую ошибку, чтобы проиграть им. Шарлотте было стыдно за те нелепые мысли, которые родились в ее голове. Что, если Фитцгерберт, напившись до беспамятства, опозорит недостойными приставаниями какую-нибудь престарелую герцогиню и признается в этом публично? Но, учитывая его неотразимость, герцогиня, возможно, ничего не будет иметь против. Или он соблазнит чью-то дочь? Соблазнение жены не дало бы такого эффекта, особенно если она не проболтается об этом. Вот если бы он стал ярым поборником непопулярных и неприемлемых идей – например, избирательное право для женщин или самоуправление Ирландии… Да, это, пожалуй, было бы вернее всего.

– Добрый вечер, мистер Фитцгерберт, – наконец произнесла Шарлотта и улыбнулась. С ним следует быть особенно приветливой, подумала она. Это станет своего рода барьером между ними. Однако мистер Фитцгерберт, несмотря на все принятые ею защитные меры, положительно нравится ей, хотя пока еще не вымолвил ни слова. – Я миссис Питт, невестка мистера Джека Рэдли.

– О да! – Со свойственной ему сообразительностью он все понял. – Эмили говорила, что если она захворает, вместо нее будете вы. Это так благородно с вашей стороны – жертвовать своим временем. Ведь б ольшая часть его уйдет на скучнейшее и вгоняющее в сон общение с такими, как я.

– Не сомневаюсь, что оставшаяся его часть вполне восполнит потерю.

Шарлотта была изысканно любезна, но старалась держать дистанцию. Пусть он гадает, к какой части она относит общение с ним. Лучше прикинуться простушкой.

Фитцгерберт весело рассмеялся.

– Браво, миссис Питт! – искренне воскликнул он. – Я уверен, мы станем друзьями.

Поставить его на место означало бы быть грубой и лицемерной. Презирая себя за то, что проиграла в первом же поединке, Шарлотта тем не менее, продолжая испытывать симпатию к гостю, поблагодарила его.

Лорд Энстис был последним из гостей. Поднявшись по лестнице, он уже маячил за спиной Фитцгерберта. Среднего роста, крепкого сложения, но не располневший, несмотря на свои пятьдесят с небольшим лет, он уже начал лысеть. Отказавшись от бороды и усов, Энстис носил бакенбарды, оставляя свое спокойное и умное лицо открытым. Будучи человеком волевым, образованным и умным, он внушал всеобщее уважение. Встретившись с ним взглядом, люди угадывали в нем личность незаурядную. Он был полон той уверенности, которую дает человеку успех. Лорд Энстис не нуждался в чьих-либо похвалах, ибо сам знал себе цену.

Фитцгерберт ничуть не растерялся и, повернувшись, улыбнулся лорду Энстису и извинился, что заставил его ждать. Затем быстро направился в гостиную.

Шарлотта, чувствуя холодок страха, обратилась к важному гостю.

– Добрый вечер, лорд Энстис, – промолвила она с легким придыханием от волнения и улыбнулась. Этот гость играл важную роль в планах Эмили. – Мы так рады, что вы нашли возможность прийти. Я миссис Питт, сестра миссис Рэдли. К сожалению, ей нездоровится, поэтому честь встречать гостей выпала мне.

– Я уверен, что вы прекрасно справляетесь с этим, миссис Питт. – Лорд был очень любезен. – Прошу вас передать миссис Рэдли мое искреннее сожаление; надеюсь, она скоро поправится. Ничего серьезного, я полагаю?

Памятуя, что у членов парламента должны быть здоровые жены, Шарлотта уже придумала, что будет отвечать в таких случаях.

– Да, конечно, – убежденно ответила она. – Ее недомогание – это обычное состояние, которое приходится переносить нам, женщинам, в первые два-три месяца, но это неизбежно, если мы хотим подарить нашим мужьям наследников.

– Думаю, вы правы, – согласился лорд с легким поклоном. – Я искренне рад, что это и есть счастливая причина недомогания миссис Рэдли. – Кинув взгляд назад и убедившись, что лестница за ним пуста, он предложил Шарлотте свою руку. – Могу я провести вас в зал? Я слышу звуки музыки. – Действительно, оркестр уже открывал бал кадрилью.

Пока все шло хорошо. Все знаменитости как будто восприняли ее неплохо, думала Шарлотта. А теперь нужно оказать всем внимание, перемолвиться словечком с каждым – достаточно неофициально, но и не навязчиво, – убедиться в том, что все чувствуют себя хорошо, никто не обижен и не обойден вниманием и что не произошло ничего, требующего вмешательства хозяйки, что всем хватает закусок, шампанское достаточно охлаждено, а оркестранты не злоупотребляют перерывами.

– Благодарю вас, я польщена, – приняла предложение Шарлотта и, опираясь на руку лорда Энстиса, павой поплыла в полный цветов танцевальный зал.

На кадриль они опоздали, но мило поболтали в ожидании следующего танца, обмениваясь банальными фразами и улыбками со знакомыми. После паузы оркестр снова заиграл, и Шарлотта, подхваченная сильной мужской рукой, закружилась в вихре старинной кадрили. Ей оставалось только следить за своими ногами и покрепче держать рукой шлейф. Наконец она вспомнила все па этой забытой кадрили – словно вернулись далекие годы юности, и ей казалось, что она снова девица на выданье, не пропускающая ни одного бала в поисках жениха. Хотя, если вспомнить юность, мать никогда не вывозила ее на подобные балы. Семья Шарлотты не принадлежала к самым высшим слоям общества. Они не были аристократами, хотя и принадлежали к классу состоятельных и уважаемых граждан.

Когда музыка смолкла, Шарлотта, присев в реверансе, поблагодарила лорда и извинилась за то, что вынуждена вернуться к своим обязанностям хозяйки. Среди гостей она заметила Джека и, одарив его мимолетной улыбкой, присоединилась к дамам, которые, насколько было ей известно, имели значительное влияние в высших сферах. Именно сейчас Шарлотта решила использовать ценные инструкции, данные ей сестрой.

Поскольку она была не совсем сведуща в таких темах оживленного разговора, как последние новинки моды – да и скромный бюджет Питтов не способствовал этому, – Шарлотта тут же решила, что беседовать об этом будет столь же болезненно для нее, как сыпать соль на рану. С другой стороны, она также не была в курсе того, кто за кем ухаживает, кто кого отверг или обидел, или же, наоборот, полюбил и какая новая пьеса в каком театре ставится. Поэтому Шарлотта избрала хитроумную тактику и, пустив в ход все свое обаяние, начала сама задавать вопросы и с подкупающей искренностью и жадным вниманием выслушивала чужие суждения. Хотя это решительно противоречило ее характеру и натуре, она все же решилась на эту уловку – и, кажется, та удалась.

– Неужели? – восклицала Шарлотта, широко открывая глаза, когда худая дама, сверкая сапфирами, излагала свое мнение о последней драме, идущей в одном из театров на Хеймаркете. – О, расскажите нам о спектакле как можно более подробно. Из ваших уст все звучит так живо и увлекательно.

Довольную комплиментами леди не пришлось просить дважды. Ей явно не понравилась пьеса, и теперь ей не терпелось убедить всех в бесспорности своих суждений.

– Я отнюдь не ханжа, поверьте мне, – горячо заявила она. – И, смею думать, способна оценить по достоинству литературу разных направлений. Но это копание в себе, в собственных пороках и греховных желаниях! Последующее возмездие, когда грех наказан, отнюдь не извиняет всего, что нам показывают на сцене. Все, что мы видим, справедливо вызывает негодование.

– Боже милостивый! – Шарлотта была поражена и заинтригована. – Неужели они осмелились показать все это на сцене?

Глаза леди округлились еще больше.

– Дорогая миссис Питт, именно это сказала и я.

Мимо прошел смеющийся молодой человек, на его руке повисла раскрасневшаяся хихикающая девушка.

– Я рада, что не взяла в театр свою дочь, – взволнованно поддержала разговор другая леди. Она не могла скрыть дрожи, охватившей ее от великого возмущения. – Представляете, я собиралась взять ее с собой! Ведь хорошая пьеса так обогащает. Молодая девушка должна быть образованной, возвышенной, уметь поддерживать беседу, не правда ли? Глупость всегда шокирует, вы согласны со мной?

– Еще как! – поддержала ее Шарлотта, и вполне искренне. – Самое очаровательное личико может мгновенно наскучить, если выяснится, что девушка глупа и говорить с ней не о чем.

– Совершенно верно, – опять поспешила сказать свое слово дама в сапфирах. – Но то, что я увидела, уверяю вас, не достойно даже обсуждения в приличном обществе, а для молодой девушки так и просто недопустимо, если она хочет удостоиться внимания порядочного джентльмена. Стоит ей начать разговор на подобную тему – и этого будет вполне достаточно, чтобы оттолкнуть от нее интеллигентного человека. Он просто ужаснется, узнав, что юная леди осведомлена о подобных вещах.

Еще одна молодая пара со смехом прошла мимо.

В это время к группе беседующих дам присоединилась тетушка Веспасия, милостиво приветствуя всех легким кивком.

– Миссис Хартер, однако, модница, – заметила дама в сапфирах, провожая взглядом пару. – Вы как считаете, леди Камминг-Гульд?

– Пожалуй. От моды она не отстает ни на минуту. Мила, пока не открывает рта.

– О, вы хотите сказать, она вульгарна? Или глупа? Я ничего не слышала об этом. – В голосе обладательницы сапфиров сквозило явное неодобрение.

– Ни то ни другое, насколько я знаю, – заметила Веспасия. – Я имею в виду ее смех. Он похож на ржание испуганной лошади, слышное за два квартала в тихую ночь.

Кто-то из дам не удержался и хихикнул, но тут же сконфуженно умолк, испугавшись собственной несдержанности. На мгновенье воцарилась тишина, и громче стали слышны все звуки в зале: скользящие шаги по паркету, шорох тафты и туго накрахмаленного тюля, шелест шелковых шлейфов, звон бокалов в гостиной рядом и звуки настраиваемых инструментов.

– А как называлась эта пьеса? – поспешила спросить Шарлотта.

– «Тит Андроник». Мне сказали, что это Шекспир [5]5
  Это произведение считается самой ранней трагедией У. Шекспира.


[Закрыть], – быстро ответила дама в сапфирах. – Поэтому я и решила пойти, надеясь увидеть нечто возвышенное и благородное.

– Разве вам не понравился язык Шекспира? – удивилась Шарлотта.

– Дорогая миссис Питт, я не знаю, о чем вы говорите. – Дама явно сдерживала себя. – Даже если он и хорош, то все равно это не оправдание. В наше время слишком многое оправдывается стилем и прочим, словно это самое главное. Мы утрачиваем наши ценности. Слишком много скандалов. – Дама презрительно фыркнула. – Мне жаль принцессу Уэльскую. Бедняжка, до нее, очевидно, доходят слухи.

– Не думаю, – сухо возразила Веспасия. – Она глуха, как телеграфный столб, и это спасает ее от злостных нашептываний, которые могут больно ранить.

– Да, это верно, – кивнув, согласилась дама в розовом, и камни в ее диадеме ослепительно засверкали. – Страшно подумать, сколько горя могут принести злые языки. Например, сплетни о том, что у ее мужа есть любовница, некая Лилли Лангтри, и он открыто появляется с ней в свете. Я не права? Эта женщина не лучше… – Дама пожала плечами и не решилась произнести ужасное слово. – А ее сын – мот, чего принцесса не может не знать. Мне говорили, что герцог Кларенский по ночам тайком уходит из дворца, чтобы навещать женщин с панели. Вы готовы этому поверить?

– Я слышала, что он навещает одну женщину. – Леди в сапфирах высоко вскинула брови; у нее было лицо человека, которому известно нечто такое, о чем знают немногие. – И еще говорят, что дело зашло куда дальше всеми осуждаемых мужских шалостей. – Она понизила голос. – Разумеется, это всего лишь предположения, но кое-кто связывает это с ужасными убийствами в Уайтчепеле в прошлом году. Вы, наверное, догадались, что я имею в виду Джека-потрошителя? – Дама избегала смотреть на Веспасию, в голосе ее слышалось осуждение. – Конечно, я всегда мало верила в способности нашей полиции, – продолжала она. – Мой дед был решительным противником ее создания. – Дама пожала плечами. – Он считал, что полиция слишком дорого обходится, нарушает права человека, посягая на его достоинство и независимость, лезет не в свои дела, и вообще от нее мало проку, как это подтверждают события в Уайтчепеле. – Она окинула взглядом своих собеседниц. – Если такое могло произойти в самом центре Лондона и за полгода полиция никого не поймала, это подтверждает правоту моего мнения, не так ли?

Веспасия незаметно одернула Шарлотту, собиравшуюся было вступиться за полицию, в особенности за мужа, и быстро произнесла, с ироничной улыбкой глядя на даму в сапфирах:

– Безукоризненная логика. Следуя ей, я предложила бы отказаться также от врачебной помощи. От врачей тоже мало проку. Не смогли спасти принца-консорта – и королева овдовела… В конце концов смерть настигла почти всех, кого я знала.

Все повернулись и уставились на леди Камминг-Гульд. Никто, кроме Шарлотты, не знал, как отнестись к ее словам, ибо то, что она сказала, звучало как несусветная глупость. Но лицо Веспасии было невозмутимым, на нем не дрогнул ни единый мускул; даже в прекрасных серебристо-серых глазах не было и намека на улыбку.

У Шарлотты, ждавшей, что будет дальше, перехватило дыхание. Она боялась нарушить этот великолепный момент тетушкиного торжества над глупостью.

– А… а… – попыталась что-то ответить дама в сапфирах, но беспомощно умолкла. Все с надеждой уставились было на нее, но куда девался ее апломб? Она словно онемела.

Дама в розовом, нервно поежившись, открыла было рот, но, тут же передумав, ненатурально раскашлялась.

Веспасия наконец смилостивилась над ними.

– Это жестокий мир, – назидательно заметила она. – Врачи не в состоянии победить смерть, а лишь облегчают страдания, помогают при несчастных случаях и болезнях. То же можно сказать о полиции. Она не может побороть жестокость в человеке, но предупреждает ее появление и наказывает виновных в назидание остальным. – Тетушка изо всех сил старалась не встречаться взглядом с Шарлоттой. – Даже церковь не смогла победить греховность человека. Жаль, но я тоже ничего не могу предложить.

– Я… э-э-э… я… – снова сделала попытку что-то возразить дама в сапфирах.

– Кто-нибудь из вас был на последней опере Гилберта и Салливана? – бросилась спасать положение Шарлотта. Она тоже избегала смотреть в сторону тетушки Веспасии.

– О да. «Руддигор»! – с облегчением подхватила дама в розовом. – Немного печальна, вам не кажется? Я предпочитаю «Пензанских пиратов» и совсем не понимаю «Принцессу Иду» – авторы не то ратуют за всеобщее образование женщин, не то высмеивают его, как вы считаете?

– Женщин следует обучать манерам, элегантности, умению держать себя, – воспрянула духом дама в сапфирах. – Науки нам совершенно ни к чему, они лишь вызывают брожение в умах. Господь Бог или же природа создали нас совсем не для этого.

– А разве это не одно и то же? – невинно спросила Шарлотта.

– Простите, я не поняла?

– Бог и природа, разве они не единое целое? – пояснила Шарлотта.

Опять подвижные брови дамы в сапфирах взлетели вверх.

– Я считаю…

Оркестр заиграл вальс.

– Простите меня… – ухватилась за эту возможность Шарлотта, пытаясь уйти.

Но это было не так просто.

– Вы получили удовольствие, миссис Питт? – задержала ее дама в розовом, с подлинным интересом глядя на нее.

– О чем вы? – переспросила сбитая с толку внезапным вопросом Шарлотта.

– Я об опере «Руддигор», конечно, – терпеливо пояснила дама.

– К сожалению, я не была на ней, – смущенно призналась Шарлотта. – Представляю…

– О, вы обязательно должны побывать! Я уверена…

– Разумеется, – поспешила на выручку Шарлотте тетушка Веспасия и взяла ее под руку. – А теперь, дорогая, позволь мне умыкнуть тебя. Пойдем, я представлю тебе леди Байэм. Я уверена, она тебе понравится. – И, не дав никому возразить, леди Камминг-Гульд увела Шарлотту.

– Вы все это сделали нарочно! – яростным шепотом укорила ее Шарлотта.

– Конечно, – без всякого раскаяния призналась Веспасия. – Летиция Фокс – набитая дура и вообще не очень приятная особа. Она нагоняет на меня вселенскую тоску своей глупостью. А вот Элинор Байэм тебе должна понравиться, ее муж весьма важная шишка. У него большое влияние не только в Казначействе, но и в политических кругах. Его благосклонность поможет Джеку. Хотя самое важное для вас – это покровительство лорда Энстиса, не так ли?

– Расскажите мне о нем подробнее, – попросила Шарлотта. – Я знаю, что он покровительствует искусствам и помог многим художественным галереям и театрам; кроме того, он щедро дает деньги на благотворительные нужды. Однако каков он как человек? О чем я могу говорить с ним?

Шарлотта взглянула в сторону все еще играющего оркестра. В центре зала кружились пары.

– Регина Карсуэлл, – рассеянно произнесла Веспасия, когда они прошли мимо четы Карсуэллов, беседующей с пожилыми джентльменами. – Приятная дама и не лишена здравого смысла, чего многим так не хватает, но у нее три дочери на выданье, а найти им мужей не так просто, особенно когда девицы все на одно лицо.

– Но у нее положение и деньги. – Шарлотта указала взглядом на генерала в алом мундире в окружении двух подчиненных.

– Да, это верно. Эдисон Карсуэлл – мировой судья, – согласилась Веспасия. – Но три дочери – это нелегкое бремя. Хорошо, что у его жены есть хоть какое-то чувство меры.

– Я спрашивала вас о лорде Энстисе, – напомнила Шарлотта.

– Я все слышала, Шарлотта. Это человек, у которого много власти, много денег и то уважение, которое они неизбежно приносят. Кроме того, это дает ему возможность помогать науке и искусствам в той степени, в какой он этого хочет. – Веспасия взяла бокал охлажденного шампанского, предложенный лакеем. – Он покровительствует отдельным личностям и идеям, – продолжала она, – а это означает, что многие добиваются его благосклонности. Учитывая все это, следует сказать, что лорд весьма добр и терпелив.

– Очень хорошо, – тихо сказала Шарлотта. – А вам он нравится?

– Это не имеет отношения к нашему разговору, – ответила Веспасия.

– Значит, нет.

– Ни то ни другое, – защищалась леди Камминг-Гульд. – Я знаю его лишь по встречам в обществе. Некоторые черты его характера мне импонируют, и я весьма одобряю его деятельность. Но нам мало пришлось говорить друг с другом. – Она отпила шампанского. – Он умен, а это всегда привлекает. Но, моя милая, ты сама должна составить о нем мнение. Однако помни, что у него много власти и влияния. Не забывай об этом, ибо сейчас мы все должны думать о том, как помочь Джеку.

– Я не забуду.

Веспасия улыбнулась.

– Спасибо вам, – искренне поблагодарила ее Шарлотта.

– Тогда выполняй свои обязанности хозяйки, – напомнила ей леди Камминг-Гульд, и Шарлотта послушно покинула ее на какое-то время.

Поскольку Эмили тоже говорила ей о лорде Энстисе, его авторитете и влиянии, Шарлотта считала для себя непременным уделить ему особое внимание и обязательно поговорить с ним – во всяком случае, убедиться, что ему нравится общество, и сообщить, что здесь ему особенно рады.

Она без труда отыскала лорда Энстиса среди гостей. Он стоял, держа бокал в руке, в обществе лорда и леди Байэм и еще какой-то худощавой дамы с соломенными волосами и великолепным изумрудным колье. Оно мерцало и переливалось на ее шее. Как только Шарлотта приблизилась к ним, все они повернулись в ее сторону, словно безоговорочно принимали ее в свою компанию.

– Великолепный прием, миссис Питт, – вежливо похвалил ее лорд Энстис. – Конечно, вы знакомы с миссис Уолтерс? – Он слегка наклонил голову в сторону дамы в изумрудном ожерелье.

Шарлотта, однако, понятия не имела, кто это.

– Конечно, – пробормотала она. Нельзя же признаться в том, что не знаешь свою гостью; это оскорбление. – Я так рада видеть вас, миссис Уолтерс.

– Очень мило с вашей стороны, – неохотно произнесла та. – Лорд Энстис рассказывал нам об опере. Вы любите музыку, миссис Питт?

– Да, конечно, – ответила Шарлотта, надеясь, что они не заставят ее перечислять, в каких концертах она побывала в последние дни. Увы, такие мероприятия были ей не по карману. – Я люблю любую музыку, от пения одного человека в свое удовольствие до грандиозных хоровых исполнений.

– Я говорю о великих голосах, а не великом их количестве, – холодно заметила миссис Уолтерс.

У Шарлотты мелькнула догадка, что дама крайне раздражена ее появлением, невольно нарушившим ход беседы. О чем же они на самом деле говорили? Она более внимательно посмотрела на миссис Уолтерс и заметила тонкие капризные линии на ее лице, словно предвестники привычного ей состояния гнева. Сейчас же гостья была не только напряжена, но и взволнована, и Шарлотте показалось, что это связано с присутствием лорда Энстиса. В данную минуту она бросила на него вопрошающий взгляд, словно не решалась, говорить ей далее или промолчать.

Шарлотта мило улыбнулась даме, искренне сочувствуя ей.

– Я думала о форме исполнения, а не о его качестве. Должно быть, я плохо изложила свою мысль, прошу извинить меня. А вам, миссис Уолтерс, удалось побывать на каком-нибудь значительном спектакле?

– О!.. – Та небрежно повела плечами. – Я была на «Отелло» несколько недель назад. Верди, вы, конечно, знаете? Это последняя его опера. Вы были на ней?

– Нет, – охотно призналась Шарлотта. – Мне не удалось из-за моей занятости. Наверное, это было великолепно?

– О да. А вы как думаете, лорд Энстис? – Дама повернулась к нему. Глаза ее сияли.

Энстис тут же пустился в пространные рассуждения знатока и ценителя музыки. Лицо его преобразилось, он был воодушевлен спектаклем, речь его была возвышенна и окрашена всеми красками его богатых эмоций. Никто не прерывал его. Шарлотта тоже с интересом слушала. Ей хотелось, чтобы ее жизнь была полна таких событий. Увы, это останется только мечтой. Сейчас она участвует в пьесе под названием «Несколько дней из жизни Эмили», поэтому должна наслаждаться каждым мгновением и сделать все, чтобы с честью доиграть до конца свою роль и оправдать надежды сестры.

– Как прекрасно вы умеете рассказывать, милорд, – наконец сказала она и улыбнулась. – У меня такое впечатление, словно я сама побывала там и в прекрасном обществе, о котором только можно мечтать.

Лицо лорда выразило удовольствие.

– Благодарю вас, миссис Питт, это действительно приятный комплимент. Но и вы доставили мне радость, заставив вновь пережить тот незабываемый вечер в опере. – Если это была лишь вежливая фраза, он мог бы ее не произносить, подумала Шарлотта, если бы не хотел.

Лицо миссис Уолтерс, наоборот, потемнело.

– Я уверена, что с величайшим интересом вас слушали и все мы, милорд, – несколько раздраженно вмешалась она. – А вам, миссис Питт, следует чаще бывать в концертах самой. Неужели вы все свободное время отдаете политической карьере вашего зятя? Как я понимаю, политика стала интересовать его совсем недавно?

Стоявший рядом лорд Байэм, отвлекшийся на разговор с кем-то, тут же снова повернулся к ним.

– Джек давно интересуется политикой, миссис Уолтерс, – возразила Шарлотта. – Но решение баллотироваться в парламент он действительно принял недавно.

– Став приятным исключением, – с удовольствием заметил лорд Энстис. – Ты как считаешь, Байэм?

Тот улыбнулся, словно оценил остроумие друга.

– Я понимаю вас, миссис Питт. И все же жаль, что это отнимает у вас то время, которое можно было бы посвятить театру, музыке…

– Что вы, лорд Байэм! У меня есть время и на это. – Шарлотта не собиралась производить впечатление ограниченной простушки. Порывшись в памяти, она попыталась вспомнить что-либо из спектаклей последних лет. – Совсем недавно я была на прелестном спектакле в театре Гилберта и Салливана. Это, конечно, не Верди, но было великолепно.

Миссис Уолтерс высоко вскинула брови, но промолчала.

– Я с вами совершенно согласна, – внезапно присоединилась к разговору Элинор Байэм. – Мы не можем все время смотреть трагедии. В прошлом месяце я снова смотрела «Терпение». Я по-прежнему считаю этот спектакль интересным и до сих пор не могу забыть ту прекрасную музыку. – Она бросила взгляд на мужа.

– Безусловно, – подхватил он, посмотрев не на жену, а на лорда Энстиса.

– Вы не находите, что сам замысел, его воплощение и юмор этой вещи просто восхитительны? Что скажете вы с точки зрения эстета?

Энстис глядел куда-то поверх их голов с таким видом, будто проникал в суть чего-то более глубокого, чем только что произнесенные слова; глаза его светились юмором.

– Мистер Оскар Уайльд был бы польщен, – немного небрежно заметил он. – Его остроумные идеи стали бессмертными, и теперь их будет напевать и насвистывать добрая половина Лондона, даже не задумываясь, почему она это делает.

– Особенно хороша песенка о серебряной маслобойке, – тихо промолвил Байэм и чему-то улыбнулся, тоже глядя в пространство. Он попробовал напеть себе под нос. – Странная это вещь – магнетизм. У кого-то он есть, а кто-то его лишен.

– Вы о металлах или о нас, грешных? – переспросил Энстис.

– И о том, и о другом, – ответил Байэм. – Загадка остается загадкой в обоих случаях.

– Очень способный молодой человек, мне говорили, – промолвила миссис Уолтерс с придыханием. – Вам он нравится, лорд Энстис?

– Мне нравится его язык, обороты его речи, миссис Уолтерс, – осторожно ответил Энстис. – Не более. – В его голосе были нотки снисходительности. – Я имею в виду характеристику, данную ему Банторном [6]6
  Банторн Реджинальд– герой комической оперы А. Салливана на либретто У. Ш. Гилберта «Терпение, или Невеста Банторна» (1881). Считается, что он представляет собой карикатуру на О. Уайльда.


[Закрыть]. Мистер Гилберт создал сатиру на то эстетическое движение, светочем которого является мистер Уайльд.

– Я знаю, – вспыхнув, рассердилась миссис Уолтерс.

Энстис бросил взгляд на Байэма, и оба тут же поспешили отвести глаза в сторону. Но они отлично поняли друг друга. Лицо Байэма выражало сочувствие.

– Разумеется, – примирительно произнес лорд, – я просто объясняю свое отношение к нему. Лично я не знаком с мистером Уайльдом или с кем-нибудь из его почитателей, если на то пошло. Я всего лишь немного знаю его стихи, вот и все.

– Я отдаю предпочтение классическому театру, – решила резко переменить тему миссис Уолтерс. – А вы, леди Байэм? Мне недавно посчастливилось видеть сэра Генри Ирвинга в «Гамлете». Поистине вдохновляющее впечатление.

Улыбнувшись лорду Энстису и попрощавшись взглядом с четой Байэмов, Шарлотта извинилась и, сославшись на свой долг хозяйки, поспешила к другим гостям, оставив поле словесных сражений за миссис Уолтерс.

Остальные полчаса Шарлотта обменивалась вежливыми, ничего не значащими фразами почти со всеми, с кем еще не успела поговорить, обошла несколько раз стол, чтобы убедиться, что всего хватает, проверила, трезвы ли музыканты, в чем у нее было немало сомнений, и улучила минутку, чтобы обменяться мнениями с Джеком по поводу успеха вечера.

В полночь она снова оказалась рядом с тетушкой Веспасией, и они в спокойном и приятном молчании прошли по комнатам. Дойдя до террасы под танцевальным залом, женщины заметили лорда и леди Байэм. Свет китайских фонариков, мягко падавший на лицо и темные волосы женщины, придавал ей некую загадочность.

Они обменялись скупыми фразами, а затем разговор от светских новостей перешел к тому, что их всех интересовало, – к политике. Само собой разумеется, речь зашла о предстоящих выборах. Имена Рэдли или Фитцгерберта, естественно, не произносились, но то и дело упоминались какие-то обстоятельства или факты, касающиеся в той или иной степени конкретных личностей. Не раз Шарлотта ловила на себе взгляд Элинор Байэм, и они невольно обменивались улыбками.

– Конечно, все это очень сложно, – заявил лорд вполне серьезно и без всякого превосходства, которое Шарлотта так не терпела в чиновниках высокого ранга. – Редко когда принимаются финансовые решения, затрагивающие лишь определенную группу людей или чей-то конкретный интерес. Мне кажется, некоторые из наших будущих реформаторов это не понимают. Деньги представляют богатство, но сами богатством не являются.

– Я этого не понимаю, – с подкупающей искренностью призналась Элинор. – Мне казалось, что деньги всегда были наиболее очевидной формой богатства.