Текст книги "Длиною в жизнь"

Автор книги: Энджи Фримен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

2

Кевин пропустил Трейси в ярко освещенную кабину лифта, три стенки которой были зеркальными, затем вошел следом и нахмурился, глядя на собственное отражение.

– Что случилось? – поинтересовалась Трейси.

– Каждый раз, когда вижу себя в зеркале, не перестаю удивляться, – пояснил он с определенной долей самоиронии и нажал кнопку.

– Почему?

– Мне не нравится, как я выгляжу.

– А как, по-твоему, ты должен выглядеть?

Кевин пожал плечами.

– Точно не знаю, однако тот парень, что смотрит на меня из зеркала, похож на кого-то другого.

– Похож на другого? – удивилась Трейси. – Что ты имеешь в виду?

– Он какой-то чужой, неживой, жестокий, – пояснил Кевин, указывая на свое отражение, – лицо такое, словно он никогда в жизни не улыбался. Я не хотел бы иметь подобного типа среди своих приятелей.

Трейси рассмеялась. Кевин тоже улыбнулся.

– Это хорошо, что тебе весело, а то я уже начал беспокоиться.

– О чем и почему?

Ответ Кевина изумил ее.

– С тех пор, как я тебя встретил в аэропорту, ты выглядишь чертовски серьезной. А поскольку я сам себе кажусь никогда не улыбающимся, у меня возникли опасения по поводу нашего брака. Меня постоянно посещают какие-то мрачные видения… – Он вновь взглянул в зеркало и добавил с гримасой комического отчаяния: – Нет, я не кажусь себе таким уж безнадежным занудой, но стоит мне посмотреть на эту безжизненную и печальную физиономию… Ведь я же не всегда был таким? Наверное, я просто чего-то не помню?

Да, невесело подумала Трейси, ты стал таким только в самом конце нашего брака – и именно поэтому я от тебя ушла.

– Только, пожалуйста, не уверяй меня в обратном, – попросил Кевин, – я не в состоянии вспомнить самое элементарное, а потому, наверное, уже никогда не смогу стать самим собой.

– Не огорчайся, – посоветовала Трейси, тщательно подбирая каждое слово, – когда-то ты был человеком, который умел и любил повеселиться.

Это нельзя было назвать чистой правдой, однако Трейси вынуждала себя лгать, поскольку в данный момент, если только она собиралась действительно помочь Кевину, у нее просто не было иного выхода.

– Умел и любил? – переспросил он. – Ты имеешь в виду – до автокатастрофы? Ну что ж, это ободряет. – Однако вопреки собственному заверению, он вдруг снова нахмурился и ткнул пальцем в зеркало. – Но когда же я наконец избавляюсь от этой проклятой физиономии висельника?!

– Всему свое время, – ласково утешила Трейси. – Ты побывал в страшной аварии, сломал руку и несколько ребер, потерял память, да и вообще мог погибнуть… Пока тебе просто не с чего веселиться.

– Возможно, ты и права.

– Возможно?

– Точнее, я почти уверен в этом.

– Но это действительно так! Ты выглядишь как человек, вернувшийся с поля битвы. Кто мне говорил, что не может нормально спать из-за сломанной руки и ребер?

– И ведь тебя не было рядом, чтобы дать мне снотворное, – подхватил Кевин, беря ее руку и осторожно пожимая, – но, к счастью, теперь ты со мной!

Лифт остановился, и двери разъехались в разные стороны.

– С тобой я чувствую себя намного лучше, – продолжал Кевин, ведя Трейси через вестибюль к парадной двери, – одна только мысль о том, что мы можем посмеяться вместе, приносит облегчение.

Стоял прекрасный вечер, когда еще достаточно светло. Воздух был напоен ароматами нагретой за день листвы. За деревьями простирался Индийский океан, и Трейси могла видеть мерцающие в лучах заходящего солнца, набегающие на берег волны.

На лужайке, окруженной деревьями, находился летний ресторан. Они уселись за один из небольших столиков, покрытых яркими скатертями, на которых стояли подсвечники и цветы. Почти сразу к ним подошел официант с картой вин.

– Мне, пожалуйста, не очень сухой шерри, – попросила Трейси, а Кевин заказал бокал шардонэ.

– Шерри, – задумчиво повторил Кевин, когда официант удалился, – это как-то очень по-английски. Любопытно.

Трейси пожала плечами.

– Я всегда заказываю шерри.

– Я бы хотел получше тебя узнать и предчувствую, что это будет весьма интересное занятие.

– Но я тебе могу не понравиться, – вырвалось у Трейси, и она тут же пожалела о своих словах.

– Ты мне уже нравишься, – успокоил ее Кевин, и его темно-золотистые глаза заметно потеплели. – В конце концов, ты моя жена, а я твой муж.

– Однако еще недавно ты об этом не помнил!

– Верно, но у меня имелась большая доля уверенности в том, что я должен быть на тебе женат, поскольку… – он сделал эффектную паузу, – был страстно в тебя влюблен.

Трейси так разволновалась, что не смогла ничего сказать. Она уставилась на букетик фиалок, стоявший на столике.

– Эй, – мягко окликнул ее Кевин, – только не говори, что это неправда. И не уверяй, будто я женился на тебе из-за денег или потому что выиграл тебя в покер…

– Нет-нет, – на губах Трейси заиграла легкая улыбка, – мы поженились по любви.

– Ну и слава Богу! – облегченно выдохнул он. – Хоть здесь нам не о чем беспокоиться. А теперь я собираюсь как можно быстрее влюбиться в тебя снова.

«Не о чем беспокоиться». Насколько же он не прав!

Официант принес заказанные напитки и предложил им меню.

– Сегодня мы рекомендуем гостям наше фирменное блюдо…

Из всего, что он говорил дальше, Трейси не поняла ни слова. Впрочем, в этом не было ничего удивительного, поскольку она никогда не была гурманкой.

Когда официант принял заказ и удалился, Кевин вопросительно посмотрел на Трейси.

– Ты заказала форель, а ведь незадолго до этого назвалась вегетарианкой.

– Я решила сделать исключение для морепродуктов, – отшутилась Трейси.

К ней неожиданно вернулась старая привычка – отпускать ничего не значащие замечания, вести легкие разговоры, обмениваться шуточками. А ведь пережитая ею трагедия, казалось бы, должна была навсегда отучить ее от этого.

– То есть ты решила скорректировать природу и теперь рыбу следует относить к флоре? – не без ехидства поинтересовался Кевин.

– Мне нравятся морепродукты, – упрямо стояла на своем Трейси.

– Это не ответ на мой вопрос.

– Отстань, а?! Ну, хорошо, я несколько преувеличила. Я не являюсь настоящей вегетарианкой.

– И слава Богу!

Трейси решила сменить тему разговора на более важную и принялась расспрашивать Кевина о его новой работе, о том, нравится ли ему в Джилонге.

– Я знаю, это выглядит ужасно эгоистично, – заявил он некоторое время спустя, – но я бы предпочел, чтобы мы говорили непосредственно о моей скромной персоне. Мне бы хотелось узнать о себе как можно больше. – И, очаровательно улыбнувшись, добавил: – Только рассказывай самое хорошее, ладно? Плохое я наверняка и сам рано или поздно вспомню.

От этой невинной просьбы Трейси бросило в дрожь. Осторожно поставив на стол рюмку, она стала преувеличенно внимательно рассматривать узоры на скатерти.

– Хорошо, давай попробуем. Тебе нравилось подолгу находиться на природе – совершать пешие прогулки, ходить под парусом… ну и так далее. Кроме того, ты любил читать, причем все подряд, и играл на фортепиано. Кстати, играл здорово.

– А какую музыку?

– Любую. Классику, джаз, собственные импровизации. – Трейси отпила глоток шерри и, поймав пристальный взгляд Кевина, смущенно спросила: – Почему ты на меня так странно смотришь?

– Пытаюсь вспомнить, что заставило меня в тебя влюбиться, – признался он, виновато улыбаясь. – Впрочем, извини, я, наверное, не совсем удачно выразился – словно такое трудно представить. Но это совсем не так!

– Я понимаю, – сухо заметила Трейси.

– Прекрасно, тогда помоги мне разобраться в этом!

Кевин взял ее руку и принялся играть тонкими наманикюренными пальцами. Это было настолько мучительно приятно, что Трейси захотелось отдернуть руку, однако в данных обстоятельствах подобный жест был бы не слишком уместен.

– Расскажи, о чем ты думаешь, – попросила она.

– О том, что после всего пережитого, жизнь на новом месте начинается для меня с чистого листа.

С чистого листа, повторила про себя Трейси. Для него все внове – и мои зеленые глаза, и рыжевато-золотистые волосы и даже очертания фигуры. Он наверняка не помнит, как я выгляжу без одежды, и уж тем более забыл, что чувствовал, когда прикасался ко мне или занимался со мной любовью.

Впрочем, в данный момент Трейси и сама не хотела думать об объятиях и поцелуях, хотя страстными поглаживаниями ее руки, Кевин ухитрился вызвать в ней целую бурю чувств и воспоминаний.

С каким упоением они когда-то ласкали друг друга и занимались любовью, опасаясь встречаться взглядами и даже разговаривать, чтобы не спугнуть нечто очень важное! Но затем все: и объятия, и смех, и волшебство страсти – куда-то ушло из их жизни.

– А знаешь, Трейси, – сказал вдруг Кевин, – я не совсем точно ответил на твой вопрос. Мне нравится смотреть на тебя и думать, что я не одинок и что могу считаться самым счастливым человеком на свете.

Официант принес заказанные ими блюда. Проголодавшаяся Трейси с удовольствием положила в рот кусочек нежной форели.

– А теперь расскажи мне о том, как мы встретились, – попросил Кевин. – Это была любовь с первого взгляда?

Трейси прикусила губу, чтобы не расхохотаться. В отличие от своего бывшего мужа она прекрасно помнила момент их знакомства, когда чуть было, не приняла Кевина за маньяка.

– Нет, – справившись с приступом веселья, ответила она, – это не была любовь с первого взгляда. Ты влюбился в меня еще до этого.

– Я влюбился в тебя еще до того, как увидел? – недоверчиво уточнил он.

– Вот именно, – подтвердила Трейси, в которую словно вселился маленький бесенок, подталкивающий ее дразнить Кевина.

– Так, где же мы встретились?

– В ванной комнате отеля.

– Очень интересно!

– О да! Это была весьма необычная встреча – хотя бы уже потому, что я была в костюме Евы.

– То есть обнаженной?

– Разумеется, поскольку только что вышла из душа!

– Однако ты сказала, что я влюбился в тебя еще до того, как увидел, – несколько смущенно напомнил он.

– Стоя под душем, я пела. Ты услышал мое пение, едва вошел в номер, и, как потом признавался, сразу же был очарован. Это твои слова, а не мои. Я никогда этого не понимала.

– А что непонятного в том, что мужчина очарован женским пением?

– Видишь ли, у меня абсолютно нет слуха, поэтому я пою только в ванной, когда меня никто не слышит.

– Значит, я влюбился в тебя с первого звука?

– Получается, так.

– А уже затем увидел тебя обнаженной. – Кевин напрочь забыл о стоящем перед ним блюде и откинулся на спинку стула. – И что было дальше?

– Я закричала.

– Но как я очутился в твоем номере? Я что, был вором и намеревался украсть твои драгоценности?

– Окажись ты вором, неужели я вышла бы за тебя замуж? – сердито спросила она.

– Возможно, твои моральные принципы ничуть не лучше моих.

Трейси взглянула на него с таким укором, что Кевин виновато пожал плечами.

– Но ведь я же могу этого не знать, не так ли?

– Мои моральные принципы безукоризненны, – отчеканила она.

– В таком случае, рискну предположить, что и мои тоже, раз ты соблаговолила выйти за меня замуж, – с облегчением подытожил Кевин. – Так что же я делал в твоей комнате?

– Боюсь тебя разочаровать, но ты всего лишь ошибся дверью. Портье дал тебе не тот ключ.

– Гм. Значит, я прошел через всю комнату, услышал твое пение и открыл дверь ванной?

– Она уже была открыта. Я не люблю, когда зеркала в ванной запотевают, и кроме того, никак не ожидала вторжения странного незнакомца.

– Понятно. Итак, ты увидела меня и закричала. Что дальше?

– Я потянулась за полотенцем, поскользнулась и упала в твои объятия.

– Ты надо мной издеваешься… – с недоверием протянул он.

– Нисколько, – Трейси засмеялась, – а уж тогда мне было совсем не до издевки, поскольку все это напоминало сцену из фильма ужасов. Джентльмен в модном костюме держит в объятиях голую и мокрую девицу.

– По-моему, о таком мечтал бы любой мужчина.

– Между прочим, тебя едва не арестовали, – внезапно утратив веселость, сообщила Трейси и вновь принялась за форель. – Ух, вкусно!

– Что же получается? Я в тебя влюбился, а ты вызвала полицейских?

– Не совсем так. Моя подруга находилась в соседнем номере, а наша общая дверь была не заперта. Услышав мой крик, она вбежала, увидела тебя, позвонила в службу безопасности – ну и так далее. Поскольку ошибка вскоре выяснилась, все закончилось замечательно. Администрация отеля, опасаясь, что я подам на них в суд, на все оставшееся время предоставила мне королевские апартаменты. Ты же прислал цветы и пригласил на обед.

– И ты приняла мое приглашение?

– Да. В тот вечер у меня было бесшабашное настроение. Ну, хорошо, хорошо, – поспешила исправиться она, заметив что Кевин недоволен ее легкомысленным ответом, – мне понравились твои волосы. Они у тебя очень красивые – густые и волнистые. – И как же я любила запускать в них пальцы! – добавила она про себя.

– И только-то?

– Еще твой нос. Он с такой милой горбинкой…

Кевин машинально коснулся пальцем носа, словно проверяя, правду ли сказала Трейси.

– Похоже, он был сломан.

– Да, ты говорил, что это произошло во время школьной драки.

– Гм! Так ты приняла мое приглашение на обед потому, что у меня красивые волосы и нос с горбинкой?

– И вообще ты был очень забавный. – Трейси улыбнулась, допивая свой шерри и чувствуя, что у нее заметно поднялось настроение. – Ты постоянно меня веселил. Ты был самым забавным, самым сексуальным и самым крючконосым мужчиной из всех, кого я когда-либо встречала.

Трейси умолчала о том, что, прежде чем вечер их знакомства подошел к концу, она безнадежно влюбилась в своего будущего мужа – в его сексуальный голос, в дьявольские огоньки в глазах, словом, во все то, из чего складывалось его обаяние, заставлявшее трепетать каждую клеточку ее тела.

Спустя месяц они поженились, и Трейси переехала к мужу в Австралию.

В тот день, когда она обнаженной упала в объятия Кевина, Трейси приехала в Оттаву, чтобы присутствовать на свадьбе своей лучшей подруги, которая выходила замуж за необыкновенно красивого канадца. Трейси была подружкой невесты, а Кевин, как выяснилось впоследствии, лучшим другом жениха.

Кевин не прилагал никаких усилий, чтобы вскружить Трейси голову. Он был настолько великолепен, что при одном взгляде на него Трейси охватывала дрожь восхищения. Она без труда могла представить лицо Кевина на обложках журналов: сверкающая, белозубая улыбка, проникновенный взгляд, слегка вьющиеся темные волосы – словом, голливудский герой.

Дни, проведенные ими вместе в Оттаве, были полны романтики: ночное звездное небо, поздний ужин за уличным столиком какого-нибудь ресторана, да еще и предсвадебные хлопоты – ведь Трейси выдавала замуж свою лучшую подругу, а Кевин – друга.

И вот теперь, несколько лет спустя, она рассказала обо всем этом Кевину. К концу ее повествования он заметно расслабился, а глаза его засияли. Затем Трейси поведала ему об их собственной свадьбе и о своих родителях – лучших родителях на свете! – которые жили в Лондоне. Рассказала и о Боуэне – о его чудесных пляжах и тамошнем круге их весьма эксцентричных друзей.

Трейси говорила только о самых веселых и счастливых моментах их жизни – и ни о чем из того, что произошло позднее. Приятные воспоминания каким-то невидимым экраном закрыли от нее прошлое, и отчасти этому способствовал сидящий рядом смеющийся Кевин.

Но так не могло продолжаться слишком долго.

Реальность грубо вторглась в этот фантастический ужин, когда за соседний столик сели две женщины. Они продолжали начатый ранее разговор, причем одна говорила спокойно, зато другая почти кричала – хрипло и враждебно.

– Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что мне не следует с ним разводиться?! – вопрошала крикунья. – Теперь это совсем не тот человек, за которого я когда-то выходила замуж! Он даже не хочет со мной больше разговаривать! Его не волнуют мои чувства! Неужели я должна жить с подобным типом до конца своих дней?! Теперь ты меня понимаешь?!

Эти слова были до боли знакомы Трейси, и ее радостное настроение мгновенно улетучилось.

– Полагаю, нам следует отказаться от десерта, – предложил Кевин, заметив, как гримаса боли исказила ее лицо.

Когда они вернулись в свой номер и отгородились от остального мира запертой дверью, Кевин обернулся к Трейси и улыбнулся.

– И все-таки это был чудесный вечер!

Он стоял так близко, что у Трейси начали дрожать колени.

– Я хочу поцеловать тебя, – сказал Кевин. От этих слов у нее участился пульс. Трейси нe могла шевельнуться, не могла разжать губ, зато остро чувствовала сильное возбуждение Кевина, которое словно наэлектризовало воздух в номере.

– Мне очень этого хочется, однако я не уверен, должен ли это делать, поскольку ты по-прежнему кажешься малознакомой. Черт бы побрал эти животные инстинкты, которые овладевают мужчинами при виде красивых женщин! Однако ты все-таки моя жена, поэтому… – Его голос дрогнул. – Что за чертовщина! – Кевин приподнял здоровой рукой подбородок Трейси и наклонился к ее губам.

Она не могла противиться собственным инстинктам, не могла устоять перед поцелуем его теплых губ, а потому закрыла глаза и всем телом прильнула к Кевину.

За последние пару лет Трейси редко, но все же целовалась с мужчинами, однако ни одному из них так и не удалось растопить ледяной панцирь, сковавший ее сердце, или хотя бы по-настоящему взволновать. И лишь теперь ее кровь закипела, сердце сорвалось с места в карьер, а от былой холодности не осталось и следа.

Нет, беспомощно подумала Трейси, я не должна допустить, чтобы мы вновь сблизились. Наша любовь умерла, Кевин об этом забыл, но у меня-то с памятью все в порядке! Я не могу поступить нечестно по отношению к нему.

Однако все это был лишь жалкий лепет – и она прекрасно это осознавала.

Кевин отстранился и пристально посмотрел на Трейси. В его глазах полыхал хорошо знакомый ей огонь страсти. Да, он ее не помнил и только начинал узнавать заново, но одно, несомненно: он хочет ее. Трейси чувствовала его желание так же ясно и остро, как свое.

Неистовым усилием воли Кевин заставил себя отойти от Трейси. Он подошел к окну и стал смотреть на застывший в ночной тишине лес, который ярко освещала луна.

– Ты понимаешь, мне необходимо вернуть свою память, – словно оправдываясь, пробормотал он. – Я уже смирился с существующим положением вещей, и это позволило мне свежим взглядом оценить ситуацию. Ходить мрачным и постоянно о чем-то беспокоиться – далеко не самый лучший вариант, и теперь я в этом совершенно уверен. – Он порывисто обернулся. – Я рад, что ты здесь, чтобы оказать мне моральную поддержку, пусть даже мне пока кажется, что я совсем тебя не знаю.

Она невольно вздрогнула, и Кевин, заметив это, покаянно продолжил:

– Извини, я не хотел тебя обидеть. Больше всего на свете мне хотелось бы вспомнить свои чувства к тебе, как к своей жене. Тогда я смог бы сказать, что люблю тебя и безумно скучаю, когда ты в отъезде… Тогда я подхватил бы тебя на руки, отнес в спальню и мы занялись бы самым упоительным делом на свете. Но сейчас я даже этого не могу сделать из-за гипса и сломанных ребер! – Он тяжело вздохнул. – Кстати, говоря тебе все это, я чувствую себя полным идиотом.

– Все в порядке! – поспешно заверила Трейси, не поднимая глаз, чтобы не выдать обуревающих ее эмоций. Она чувствовала себя обманщицей, да в сущности таковой и была на самом деле!

– Мои чувства к тебе живы, – мягко продолжал Кевин, – но прячутся очень глубоко, на самом дне моей души. И как же будет замечательно, когда в один прекрасный день они выплеснутся наружу!

– А ты в этом уверен?

– Разумеется. Ведь все, что для этого требуется, – это смотреть на тебя так, как я смотрю сейчас.

Но он был не прав, глубоко не прав. Она опустила голову и сцепила пальцы рук, чтобы сдержать дрожь. Кевин подошел и осторожно погладил ее по голове.

– Все будет хорошо, Трейси.

Нет! – мысленно возразила она. Ничего хорошего уже не будет! Прошлого не вернуть.

3

Следующее утро оказалось весьма тяжелым и нервным. Трейси вновь помогла Кевину одеться и приготовила ему скромный завтрак в маленькой кухне, примыкающей к номеру. Затем он поцеловал ее в щеку, как делал это прежде тысячи раз, и отправился в офис. Даже такая простая вещь, как этот будничный поцелуй, больно ударила по измученным нервам Трейси.

Она налила себе кофе и задумалась над тем, что делать дальше. Стоял прекрасный солнечный день, и она была вольна заниматься чем вздумается. У нее имелись ключи от взятой напрокат машины и ключи от домика, который находился в дальнем конце территории курорта. «Несколько минут замечательной лесной прогулки», как уверял Кевин.

Но Трейси не желала осматривать этот дом – ей не хотелось знать, где Кевин будет жить после того, как она вернется в Кэрнс.

Стоп, стоп, стоп! – скомандовал ей внутренний голос. Не валяй дурака. Тебе непременно надо там побывать!

Это был не дом, а мечта. Трейси прошлась по просторным комнатам, восхищаясь огромными – от пола до потолка – окнами, из которых открывалась захватывающая дух панорама; заглянула в большую, современно оборудованную кухню, но после этого вдруг ощутила болезненный укол какого-то чувства, для которого никак не могла подобрать названия.

Сев в машину, она проехалась по окрестностям и, вернувшись в отель, обнаружила на кофейном столике изящный букет роз и записку, написанную рукой Кевина: «Моей жене. Я рад, что ты здесь. Люблю, целую, Кевин».

«Люблю, целую, Кевин». От этих простых слов у нее перехватило дыхание, а из глаз брызнули слезы. Трейси перечитала коротенькую записку несколько раз и бросила ее на стол, лишь когда услышала звук открываемой двери. Пришел Кевин.

– А, ты здесь! – приветливо сказал он, целуя ее в губы.

– Спасибо за цветы, они прекрасны. – Трейси зачем-то снова взяла записку и нервно смяла ее в кулаке.

– Я сам их выбирал. Кстати, прошлая ночь была самой лучшей с тех пор, как я вышел из больницы. Я счастлив находиться с тобой рядом, даже, несмотря на то, что так и не смог… – Он умолк.

Познать меня в качестве своей жены, поняла Трейси.

Кевин заглянул ей в глаза, и его взгляд заметно потеплел.

– Ты именно та женщина, к которой испытываешь неудержимое влечение, и меня это очень вдохновляет. А тебя?

У Трейси вновь перехватило дыхание. Нет-нет, спохватилась она, я не могу позволить, чтобы мы стали близки прямо сейчас, – сначала мне предстоит слишком многое обдумать!

– Меня тоже, – тем не менее, ответила она, прекрасно сознавая, что лжет, – но все это выглядит немного странно.

Кевин не ответил, а когда Трейси подняла глаза, то увидела на его лице загадочное выражение. Усевшись в глубокое кресло, Кевин протянул ей руку.

– Иди сюда.

Она покорно приблизилась, и тогда он усадил ее на колени, обняв здоровой рукой за талию. Трейси тщетно пыталась сохранить контроль над собственными чувствами, но Кевин оказался настолько близко, что она ничего не могла с собой поделать.

– Почему ты нервничаешь? – вдруг спросил он. – Ты очень напряжена.

– Я и сама не понимаю, – печально ответила Трейси.

– Я твой муж, ты разве не помнишь? Ты полюбила меня за мои густые волосы и искривленный нос.

– Это ты меня не помнишь, что делает наши отношения какими-то неестественными.

На самом деле ты уже не мой муж и мне бы не следовало сидеть у тебя на коленях! – мысленно закончила она.

– Ну и что? Я могу не знать тебя так, как знаешь меня ты, однако это не помешало мне весь сегодняшний день думать о тебе и перебирать в памяти твои вчерашние рассказы о нашей совместной жизни. Весь день я мечтал поскорее вернуться сюда, чтобы увидеть тебя снова. Как чудесно знать, что меня ждет жена, которой можно сказать: «Привет!» – и поцеловать. Я просто чувствовал себя другим человеком.

Трейси захотелось прямо сейчас умереть в его объятиях или провалиться сквозь землю. Но она продолжала сидеть у Кевина на коленях, низко склонив голову и опасаясь того, что если ему удастся заглянуть в ее глаза, то он сразу увидит в них обман.

– Выйдя из больницы, я целых две недели не знал, что у меня есть жена. Более того, я не знал, что у меня есть сестра! Я даже не знал, кто я такой! Я лежал здесь на диване и думал о том, как одинок и никому не нужен. И вот теперь вдруг оказалось, что у меня есть чудесная жена, с которой мы связаны на всю жизнь, – он поцеловал ее в щеку, – и я чертовски рад этому.

Трейси боялась пошевелиться и с трудом понимала, что говорит Кевин. Ей вдруг захотелось вновь, как уже много раз бывало в прошлой жизни, почувствовать на себе его страсть, его любовь, его нежность.

– Взгляни же на меня! – взмолился Кевин.

Она медленно подняла голову.

– Кевин…

Но он тотчас закрыл ей рот поцелуем, после чего все печали и тяготы прошлого мгновенно унеслись прочь. Теперь Трейси целиком была во власти волшебного поцелуя и уже не владела собой. Будь что будет! И она страстно ответила Кевину, обо всем забыв и ничего не стесняясь. Да, она хочет его, и хочет ничуть не меньше, чем прежде!

А из глубин ее подсознания все настойчивее всплывали манящие воспоминания – как ей было хорошо в его объятиях и как чудесно они предавались самому упоительному занятию на свете…

Кевин первым прервал затянувшийся поцелуй, но тут же прижался щекой к щеке Трейси и замер, не говоря ни слова.

Она медленно приходила в себя. Кевин все еще держал ее за талию, поэтому Трейси не могла встать и отойти подальше. Впрочем, у нее и не было ни малейшего желания прерывать это волнующее ощущение близости с любимым человеком.

– Мне кажется, что я все это помню, – неожиданно заявил Кевин.

– Да-а?

– Мы, должно быть, занимались этим прежде, – шутливо заметил он.

– Да, один или два раза, – в тон ему ответила Трейси, – когда не находили более интересного занятия. – Она чуть отодвинулась и заглянула ему в глаза.

Кевин хмыкнул.

– Я начинаю познавать все прелести нашего брака. Когда ко мне окончательно вернется память, – а это будет подобно открытию рождественского подарка, – то сколько же чудесных воспоминаний и сюрпризов меня ожидает!

Трейси почувствовала себя так, словно ее окатили ушатом холодной воды. О, Кевин! То, что ты вспомнишь, не будет иметь ничего общего с рождественским подарком! – с горечью подумала она.

Кевин заметил выражение ее глаз и встревожился:

– Трейси, почему ты опечалилась? Не переживай, я уверен, рано или поздно это наверняка произойдет!

Что-то было не так, но что? Кевин не мог понять. Ночью он стоял у окна своей спальни и думал о Трейси. Как восхитительно она отвечала на его поцелуи, как приникала к нему, дрожа от вполне естественной страсти! Однако, с другой стороны, она вела себя очень нервно и выглядела слишком виноватой для любящей жены. Складывалось впечатление, что она чувствует себя наедине с ним не совсем комфортно – но почему?

Впрочем, все это вполне объяснимо, успокоил себя Кевин. Я сам виноват, обращаюсь с ней, как с незнакомой мне женщиной. Поэтому она просто изучает меня, как если бы никогда не знала прежде.

Но неужели я стал совершенно другим человеком? Неужели злополучная автокатастрофа, вызвавшая потерю памяти, кардинально изменила мою личность?

Сама мысль об этом была ужасна, и тем не менее, Кевину становилось не по себе, когда он видел себя в зеркале.

Что-то было не так, но что?