Текст книги "Путь Отступника (ЛП)"

Автор книги: Энди Чэмберс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц)

Все это закончилось с Падением, после которого в эльдарской истории стал с неприятной частотой всплывать мотив демонов, пожирающих души. Та, что Жаждет, была величайшей среди них, демонической богиней, вечно голодной до душ расы, которая, как верили некоторые, создала Ее.

Двери на вершине лестницы были сорваны с петель, а внутренний двор за ними – наполовину засыпан обломками. Ниос вошел и застыл, услышав слабый голос где-то наверху, шепот, отражающийся эхом от стен.

– Он идет!

Ниос отступил в тени у разбитых дверей со скоростью, которой сложно было ожидать от столь плавного и элегантного движения. В напряжении он ожидал, что вот-вот загрохочет огонь или ворвутся враги. Секунды тянулись, никто не появлялся. Послышался тот же голос, колючий шепот, словно на ощупь пробирающийся во двор. Определенно, он доносился сверху.

– Только первый, только мечтатель.

Яркая искра внутри самоцвета вытянулась, указывая на источник звука. Ниос тут же решился, с царским достоинством вышел на открытое пространство внутреннего двора и посмотрел наверх. Горстка ступенчатых балконов поднималась вверх, к еще одной разбитой хрустальной крыше, сквозь которую виднелись бурлящие облака. Увядшая растительность свисала с балконов и, затейливо извиваясь, спускалась по колоннам. На самом нижнем балконе среди теней пряталась какая-то темная фигура.

Не увидев иных путей наверх, Ниос вложил меч в ножны, убрал драгоценный камень и начал ловко взбираться по растрескавшейся каменной кладке. Он тщательно избегал вероломных побегов мертвой растительности, которые только выглядели надежной опорой. Перемахнув через покрытую трещинами балюстраду, он оказался перед источником шепота.

На первый взгляд существо выглядело как куча черных тряпок, однако из-под капюшона там, где должна была быть голова, выплескивалась блестящая река длинных черных волос. Из лохмотьев высунулись костлявые паучьи руки и начали шарить по мелким, белым как кость предметам, разбросанным по полу. Существо подняло одну костяшку и с хихиканьем показало ему: это было маленькое изображение руны зрения.

Желудок Ниоса скрутило от инстинктивного отвращения. Многочисленные дары эльдаров включали в себя весьма значительную психическую силу, и их древняя цивилизация строилась не только руками, но и мыслями. Но после Падения использование психических сил стало верным способом приманить демонов, что подписывало смертный приговор и самому чародею, и тем, кому не повезло оказаться рядом.

Соблазну сложно было противостоять, не использовать свои силы было все равно что утратить конечность, но все же тем эльдарам, что обитали в Комморре и ее сателлитах, удалось вскоре научиться избегать психического колдовства и уничтожать тех, кто практиковал его, невзирая на последствия. Теперь все их ментальные тренировки концентрировались на том, чтобы удержать силу внутри и скрыть свое существование от Той, что Жаждет. Те немногие, что еще искали запретное знание, как архонт Исклит, обычно плохо заканчивали, неважно, насколько умными себя мнили. Но до сих пор некоторые увлекались опасными искусствами, связанными с варпом, использовали карты, гримуары и фетиши, чтобы защитить себя. Бросать руны, чтобы увидеть будущее, считалось преступлением, имелся и набор чудовищных наказаний для всех, кто этим занимался.

+Теперь он боится, что нашел то, что искал,+ – сказала колдунья и снова захихикала.

– Осторожнее, Анжевер. Душа еще ценна для тебя, иначе бы тебя пожрали много лет назад, – холодно ответил Ниос. – Если ты хочешь сохранить ее, то подчинишься мне, в противном случае я незамедлительно отошлю тебя на совершенно заслуженную встречу с Той, что Жаждет.

С удовлетворением он отметил, что старуха слегка отступила. Она все еще чувствовала страх.

– Так ведь тебя зовут, да? Анжевер, которая когда-то была фрейлиной Диреддии, наложницы Эль’Уриака? – с издевательской вежливостью проговорил Ниос, безжалостно пользуясь своим преимуществом. – Выглядишь на удивление живо, если учесть обстоятельства.

+Прости, господин, я не хотела оказать неуважение,+ – мысленно прошептало убогое существо.

– Так-то лучше. Теперь докажи свою цену. Скажи, по какой причине я решил посетить это очаровательное местечко.

Руки, похожие на пауков, послушно поползли между разбросанными рунами, собрали их вместе и снова метнули. Белые знаки неестественно защелкали и залязгали друг о друга и слегка задергались, коснувшись пола, как будто обладали собственной жизнью. Когда руны замерли, старуха потянулась к ближайшей и прикоснулась к ней.

+Перевернутое спасение, тот, кто переходит из света во тьму,+ – прошептала она, а затем коснулась еще двух символов. – В плетении желания – свобода, что означает превосходство и победу. На месте врага стоит руна владычества. Ты хочешь свергнуть своего хозяина.

Ниос вскипел, когда колдунья назвала великого тирана его хозяином, но не смог отрицать этого.

– Просто догадка, любой уличный артист смог бы такое выдать. Если ты, старуха, хочешь продлить свое убогое существование, тебе надо постараться получше, – сказал он и вытащил тонкий острый меч. Ведьма как будто не обращала на него внимания, продолжая поглаживать разбросанные руны.

+Здесь, в ряду родства, перевернутое блаженство, что означает страдание или боль, и перевернутая щедрость, что означает скупца. Обе касаются руны братства. У тебя два союзника, которые в достаточной мере разделяют твои цели, чтобы им доверять, по крайней мере, до тех пор, пока ты не добьешься своего.+

«Интересно», – подумал про себя Ниос. Старуха правильно угадала черты двух его сильнейших сторонников, подтвердив предчувствие Ниоса, что эта недолгая беседа может иметь только один конец – конечно, когда он получит всю необходимую информацию.

– А ты хороша. Или просто удачлива, – хмыкнул Ниос. – Теперь скажи то, за чем я явился сюда. Как я могу исполнить желание своего сердца и избавить свой народ от Асдрубаэля Векта?

Карга зашипела, услышав имя, хотя Ниос не понял, от боли или от гнева. Она впервые обратила к нему лицо, откинула назад шелковистые волосы и явила зрелище из лихорадочного кошмара. Это было истощенное лицо в глубоких морщинах, с грубо зашитыми веками и губами, и все же архонт ощутил на себе тяжесть ее слепого взора. Ниос видел куда более жуткие вещи, и немало из них было делом его собственных рук, но по позвоночнику все равно пробежал ледяной нож страха, когда она снова заговорила в его мыслях.

+И какие же ужасы ты готов сотворить, чтобы избавиться от него? – мысленный голос старухи теперь казался сильнее и неприятно давил на его разум. – Насколько далеко заведет тебя жажда власти? Вект убил всех, кто противостоял ему. Ты стоишь посреди разрушения, которое постигает его врагов!+

– Вект – паразит, раздувшийся от крови истинного народа, – пылко возразил Ниос. – Я бы с радостью переломил само Великое Колесо, если бы обломки погребли его!

В Комморре он редко осмеливался произносить подобное, даже в разговоре с самыми преданными сторонниками, и теперь, сказав это вслух, он ощутил пьянящую свободу. Старуха молчала, по-видимому, с одобрением. Она снова протянула костлявую руку, собрала руны и зажала их в узловатом кулаке.

Клик, клак. Руны вновь упали наземь. Колдунья потянулась к ним, но отпрянула, как будто ей обожгло руку. В сознании Ниоса прозвучал тонкий горестный вопль.

– Что это? Что ты видишь? – потребовал Ниос и для пущей выразительности опустил свой острый клинок ей плашмя на плечо. Достаточно было дернуть запястьем, чтобы укоротить колдунью на голову.

Трясущимися руками Анжевер снова потянулась к рунам, медленно дотрагиваясь то до одной, то до другой. Колючий мысленный голос начал описывать их символические значения.

+То, что желает твое сердце, скрыто из виду и сейчас недостижимо, но путь к нему усыпан многими дурными знамениями. Вот Солитер, руна бездушия, знак живого мертвеца, но вместе с тем символ надежды или спасения, когда она перевернута. С ней соединены руны мирового духа и истории, символы забытого и беглого, а они в свою очередь указывают на руны феникса, обозначающие обновление или возрождение, спасение и вновь обретенную свободу…+

– Значит, желание моего сердца будет каким-то образом исполнено, – оборвал Ниос. – Чего ты ждешь? Скажи, что я должен сделать, причем коротко и быстро, я уже устал от твоих уклончивых речей.

Старуха помедлила, прежде чем ответить, несмотря на нависшую над ней смерть.

+Путь, по которому ты идешь, в конце концов приведет к руне Разобщения. Если ты пойдешь дальше, то принесешь немыслимые разрушения и перемены. Комморра будет разорвана на куски и переделана.+

Руки карги зависли над руной, как будто она боялась к ней прикоснуться. Ниос поразмыслил над этим катастрофическим знамениям. Разобщение для жителей Комморры было не только метафизической, но и весьма реальной концепцией. Этот город жил в хрупком равновесии между материальным и нематериальным мирами. Разобщения случались и в прошлом, когда реальность сминалась, и неразумные энергии варпа скапливались и давили на нее, пытаясь уничтожить вечный город. Это было время хаоса и бедствий, и только за счет невероятных усилий Комморра и ее суб-царства избегали судьбы Шаа-дома. Ниос решил, что старуха пытается запугать его, и отбросил прочь эти мысли как очередную псайкерскую выдумку.

– Я этого ожидал, – нетерпеливо поторопил Ниос. – Расшифруй всю остальную путаницу, не то я снесу тебе голову.

Некоторые другие архонты считали, что угрозы – грубый и неэлегантный способ добиться послушания, но по опыту Ниоса это был весьма эффективный метод, если только обещанное наказание проявляло себя вовремя. Он выжидающе дернул клинком в сторону.

+Ты должен посмотреть в прошлое,+ – прошептала старуха. – +Верни того, кто был настолько близок к победе над Вектом, что понадобились самые отчаянные меры, чтобы его уничтожить. Чтобы сокрушить Векта, ты должен возродить тень архонта Эль’Уриака, императора Шаа-дома…+

– Но это невозможно! Эль’Уриак погиб, когда обрушилась его крепость, – возразил Ниос, хотя и сам чувствовал сомнение в своем голосе. Эльдары Комморры открыли множество способов избегнуть смерти. На протяжении столетий культ гемункулов, художников-хирургов и ученых палачей темного города, доводил до совершенства противоестественные методы, благодаря которым эльдары успешно противодействовали натиску времени и могли возродиться даже из крошечного кусочка плоти. Подлинная смерть была редка среди высокородных, и из-за этого ее боялись еще больше. Кто знал, чего способны добиться те, кто практикует искусства плоти?

+Нет. Часть его все еще находится в разрушенных владениях. Чистое сердце все еще может призвать его из бездны.+

Ниос опустил клинок и обдумал сказанное. Эль’Уриак не смог свергнуть Векта, но подошел так близко к успеху, что тирану пришлось уничтожить целое царство-сателлит, чтобы справиться с ним. Тайные союзы и альянсы, заключенные Эль’Уриаком с другими кабалами, теперь принадлежали седой древности, но легенда о том, как Вект отомстил Шаа-дому, стала значительной частью невидимой паутины интриг, которая и по сей день защищала тирана. Появление старого врага Векта нанесло бы серьезный удар по его престижу. А ум и опыт такого союзника стоил бы целых легионов солдат.

– Звучит непросто, Анжевер. Где я найду частицу Эль’Уриака и чистое сердце? Если я этого не узнаю, твои видения бесполезны.

+Эль’Уриак лежит в разломе, в котором погиб. Чистого сердца же ты не найдешь ни здесь, ни где-либо еще в Комморре. Больше я ничего не могу сказать, ибо путь скрыт.+

– Ясно. Полагаю, Анжевер, ты уже предвидишь, чем закончится наша небольшая беседа?

+Да,+ – неохотно ответила та.

– И ты говоришь, что больше ничего не можешь мне поведать?

+Ты принесешь Разобщение. Сойди с этого пути, пока не стало слишком поздно.+

– Я так не думаю. Прощай, Анжевер.

Ниос дернул запястьем, мономолекулярное лезвие с шелестом прошло сквозь шею, и голова старухи аккуратно отделилась от тела. Он ощутил очень легкую дрожь отлетающей души и с удивлением посмотрел вниз, на отрубленную голову, которая лежала среди разбросанных рун в растущей луже крови.

Зашитые губы еще шевелились, а глаза медленно двигались под пронизанными нитью веками. Ниос одобрительно хмыкнул, наклонился и осторожно поднял голову за мокрые от крови черные волосы. Старуху еще можно было использовать.

Болезненно-сладкие прикосновения Той, что Жаждет, все еще высасывали его душу, заставляя тело стремительно стареть. Пора было покидать это место.

Ниос Иллитиан устремился прочь из Шаа-дома, провожаемый взглядом древних, незримых глаз рядом с обиталищем карги. Они наблюдали за ним со сверхъестественной внимательностью и невыразимым весельем. Первая фигура встала на место, начался первый ход. Нити судьбы стягивались вокруг мести, дожидавшейся своего часа три тысячи лет, и собрались в сеть, выхода из которой не было. Оставалось лишь спасать то, что можно было спасти, и уничтожить все остальное. За пеленой начали собираться голодные хищники, предвкушающие близкое пиршество.

Глава 2. ИСКУССТВА ПЛОТИ

«Столь многие считают, что причина боли кроется лишь в физическом страдании. Лезвия, крюки, цепи, дыбы – это все грубые физические инструменты, играющие свою роль в умерщвлении плоти. Ожидание, повторение, смирение и надежда – вот более тонкие инструменты, которые следует взять на вооружение, когда начинается умерщвление души».

– Мастер-гемункул Беллатонис

Тайными путями Ниос Иллитиан вернулся в свой дворец-крепость на вершине города, в самом сердце взмывающих к небу шпилей Верхней Комморры. Владения Иллитиана были древним наследием благородного рода, которое неустанно увеличивалось и оберегалось от узурпаторов еще со времен до Падения. Предок Ниоса Дралид Иллитиан был первым, кто расширил и укрепил поместье своей семьи на вершине шпиля, захватив близлежащие уровни и присоединив к своим. Прошло шесть веков стычек, интриг и угроз, и прадед Ниоса, Зовас Иллитиан, полностью завоевал шпиль, вытеснив остатки ядовитого кабала архонта Узийака с нижних уровней. С тех пор крепость принадлежала только Белому Пламени и никому больше. Мелким архонтам приходилось тесниться, деля территорию на одном ярусе, но Иллитиан из Белого Пламени не принадлежал к их числу.

Скошенные бронированные парапеты крутых крыш нависали над трехкилометровой бездной, тянущейся до самого угловатого подножия башни, к которому примыкали Коготь Ашкери и кольцо причалов.

Два из трех ближайших шпилей контролировались кабалами, которые Иллитиан считал вассалами или союзниками. Последний шпиль, скелет из темного металла, служил домом для уцелевшего потомства Узийака и кучки других мелких архонтов, враждебных Иллитиану.

Его не слишком беспокоило подобное соседство. Декоративные шипы, колонны, розетки и статуи, артистически разбросанные по стенам дворца Белого Пламени, скрывали множество систем защиты и невероятно мощные орудия. Дворец постоянно патрулировался воинами-кабалитами, а сотни незримых глаз в его пределах наблюдали за каждой мелочью, постоянно нашептывая Иллитиану, что увидели.

Снова оказавшись в безопасности на своем ярусе города, среди своих воинов и рабов, Ниос Иллитиан быстро восстановил силу, которую утратил в Шаа-доме, за счет страданий прислужников. Несомненно, шпионы великого тирана, которые, как подозревал Ниос, имелись в его владениях, доложили о его кратком отсутствии, но он не тревожился на этот счет. Он держал свои действия в секрете, как и любой другой архонт. Совершенно обычным делом были убийства, спланированные амбициозными подчиненными или завистливыми соперниками, которые можно было считать формой естественного отбора в вечном городе.

Через несколько дней после возвращения Ниос призвал главного гемункула из тех, что служили кабалу Белого Пламени, извращенную личность, известную как Сийин. Ниос обычно не имел дел с гемункулами, если не считать договоров о воскрешении в случае прискорбной гибели. Он считал, что тонкое искусство плоти слишком бесстрастно и по-научному сухо, чтобы им восхищаться, и отнимает слишком много времени, чтобы приносить пользу. И все же глуп был тот архонт, который не держал при дворе гемункулов.

Когда Сийин узнал, что его вызывает архонт, он находился глубоко во чреве крепости Белого Пламени. Он и его подручные обитали в изломанном спиральном лабиринте из камер и пыточных-операционных, где предавались своему искусству. Здесь также жили десятки причудливо измененных пленников, которые выли, кричали, хихикали и хныкали в усеянных бритвенно-острыми лезвиями темницах – странная подборка подопытных кроликов и жертв непрерывных экспериментов. Сийин уже почти закончил трудиться над своим новым лицом – тугим, плоским кругом бледной кожи, натянутым на наращенные кости. Как и все гемункулы, Сийин, полностью посвятив себя призванию, внес много изменений в свое тело. Его конечности были аномально длинны и делали бы его высоким, если бы не скрюченный позвоночник, из-за которого гемункул сгибался почти вдвое. Он напоминал некое четвероногое создание, ходящее на задних ногах, с локтями, касающимися коленей, и скалящимся луноподобным лицом, которое взирало из-под внушительного горба.

Хирург поспешно облачился в традиционный наряд из сшитых шкур своих жертв, чтобы предстать перед архонтом Иллитианом в подобающем виде. Одежда состояла из сотен мягких, похожих на пергамент кусочков, соединенных в мозаику страдания и взятых некогда у существ, доведенных до идеальной высоты мучений. Надев ее, он слегка успокоился. Архонт нечасто советовался с ним напрямую, и подобное приглашение было довольно-таки серьезным поводом для тревоги. Со всей скоростью, которую позволял горб, он устремился по узким извилистым коридорам, освещенным глазами трупов, и поднялся из глубин, как мерзкое насекомое, что, извиваясь, ползет наружу из гниющего дерева.

Сийин заморгал, выйдя на непривычный свет и простор верхнего яруса дворца. Там было больше воинов, чем он помнил с прошлого раза. Везде, куда ни посмотреть, виднелись фигуры в черных доспехах, стоящие на страже или патрулирующие коридоры. К залу аудиенций архонта вела длинная лестница из похожего на алебастр камня, столь чистого, что он как бы светился изнутри. На каждой третьей ступени попарно стояли стражи с церемониальными копьями, украшенными знаменами Белого Пламени. Сийин задумался, не для него ли предназначена эта демонстрация силы, но отверг это предположение. Вряд ли архонт Иллитиан пытался бы впечатлить своего верховного гемункула подобным образом. Сийин решил, что слухи, которые ходили о недавнем отсутствии архонта, имели под собой почву, и теперь тот не слишком тонким образом показывал, что до сих пор властвует над этим дворцом. Горбатый гемункул со всей возможной скоростью поковылял вверх, полный раздумий о том, что эти знаки могли означать для него лично.

Одна из Илмей, пленных солнц Комморры, тускло и ядовито светила через широкие амбразуры в зале аудиенций, медленно угасая в собственном небесном суб-царстве. Элегантно закрученные колонны полированного порфира двойными рядами окаймляли зал и отбрасывали фиолетово-черные тени на изысканную мозаику на полу. Ниос Иллитиан развалился на украшенном клинками троне, выкованном Зовасом Иллитианом из сломанного оружия врагов. Архонт выглядел рассеянно и рассматривал пейзаж за окном с явным отсутствием интереса.

Сийин вошел в зал, и с обеих сторон на него уставились инкубы в безликих шлемах, с огромными изогнутыми клэйвами, готовыми прервать его жизнь по малейшему жесту Иллитиана. Ярко одетые придворные стояли в тенях, держа на золоченых поводках целый зверинец экзотических существ: сопящих тощих ур-гулей, которые жалобно скулили, извивающихся, жаждущих крови гемоворов со ртами, как у миног, андрогинов с золотыми глазами, взирающими с нечеловеческим интересом. Группа соблазнительно накрашенных наложниц-ламей, омытых аконитом и надушенных экстрактом морозника, лениво захихикала над Сийином, когда тот приблизился к архонту на приличествующее расстояние и распростерся перед троном.

Ниос проигнорировал гемункула, продолжая смотреть в окно. Сийин украдкой бросил взгляд на то, что, по-видимому, занимало внимание архонта. Под черным солнцем переливались разноцветные вуали, выдающие присутствие внешних преград, оберегающих город. Движущееся полотно из призрачного света пересекали огни далеких звездолетов. Словом, ничего необычного, и Сийин решил просто ждать.

Любого другого приспешника Иллитиан бы заставил помучиться подольше, прежде чем соизволил бы признать его присутствие. Но архонт знал, что с гемункулами это бесполезно, ибо они превозносили терпение до такой степени, которую большинство истинных эльдаров считали извращенной. Вместо этого он обратился к своему многоликому двору:

– Оставьте нас. То, что я скажу, предназначено лишь для ушей Сийина.

Услышав приказ, воины, наложницы, питомцы и рабы поспешно устремились прочь из зала, как небольшая лавина роскоши. Последними вышли инкубы, предварительно убедившись, что желание архонта полностью исполнено. Когда золоченые двери беззвучно закрылись, и они остались вдвоем, Ниос наконец посмотрел на гемункула, сжавшегося перед ним.

– У меня есть для тебя вопросы, относящиеся к искусствам плоти, – без преамбул начал Ниос. – Если не сможешь на них ответить, то тебе придется найти мне того, кто сможет, я понятно объясняю?

– Абсолютно, мой архонт. Чем я могу помочь вам?

Тон Сийина был уважителен, даже раболепен, но слова подразумевали, что Ниос что-то должен ему за ответ, и этого архонт не мог потерпеть.

– Ты не «поможешь» мне, ты подчинишься приказу и ответишь на мой вопрос или найдешь ответ где-то еще, – резко сказал он.

– Прошу прощения, мой архонт, чем я могу послужить вам? – залебезил Сийин.

– Уже лучше. Теперь скажи, как бы ты возродил высокородного, который мертв уже очень долгое время – века, а возможно, и тысячи лет?

Туго растянутое лицо слегка наморщилось: гемункул прикидывал, насколько может солгать.

– Это сложный процесс, мой архонт. Чем свежее останки, тем быстрее и безопаснее будет регенерация.

– Ясно. А если не считать «свежих останков», как ты выразился, что самое важное для достижения успеха?

Сийин тревожно поджал тонкие губы. Ему было неудобно обсуждать подобные секреты даже с архонтом. Терзания гемункула оказались неожиданно приятны. Ниос привстал с украшенного клинками трона и наклонился к Сийину, чтобы лучше распробовать это чувство.

– Чем сильнее… э… катализатор, тем лучше шансы, мой архонт. Но чтобы вернуть того, кого потеряли тысячи лет назад…

Ниос почувствовал слабость Сийина и атаковал:

– Ты имеешь в виду жертву, верно? Понадобится достаточно сильное жертвоприношение.

Сийин попытался вжаться внутрь кожаной мантии, когда Ниос начал ходить вокруг него. Гемункул сделал слабую попытку сменить направление дискуссии.

– В возвращении давно умерших есть определенные риски, мой архонт. Когда мы восстанавливаем свежих мертвецов, таких рисков нет, – Сийин облизал тонкие губы омерзительно розовым языком. – Это очень опасно.

Архонт на миг остановился, и Сийин дерзко рискнул продолжить:

– Некоторые в моем братстве уверены, что попытки вернуть Влокариона были напрямую связаны с пятым Разобщением, мой архонт, – голос Сийина от страха опустился до шепота. Этой тайной не следовало делиться, но он был в отчаянии. Теперь настала очередь Ниоса хмуриться, потому что он вспомнил предупреждения старухи. И все же ему не нравилась уклончивость Сийина.

– Такие вещи могут быть известны, – медленно проговорил Ниос, – лишь потому, что кто-то из вас пытался сделать это раньше. Расскажи мне о них. Поведай, кто может заполнить пробел, который, очевидно, зияет в твоих знаниях.

Укол достиг цели. Дискомфорт Сийина происходил от нежелания признаваться, что другие знают больше, чем он. Ниос издал смешок. На гордыню всегда можно было положиться, и эта слабость, похоже, затрагивала даже гемункулов. Возможно, в особенности гемункулов. Он ждал, не попытается ли Сийин откровенно солгать и начать отрицать столь явный факт. Сийин скорчился под его безжалостным взглядом и наконец выдал то, о чем вскоре должен был пожалеть.

– В нашем братстве есть один, кто глубоко изучал подобные дела, – нехотя признался Сийин, – мастер по имени Беллатонис. Я слышал, он живет в Вольерах архонта Маликсиана за ярусом Метзух…

Подняв руку, Ниос прервал гемункула и не дал ему даже возможности сохранить лицо, рассказав больше.

– Уходи, Сийин, твоя «помощь» больше не нужна, – небрежно бросил архонт. Подождав, пока Сийин доберется до порога, он снова его окликнул.

– И еще кое-что, Сийин, – любезно добавил он. Гемункул напрягся, услышав эти слова, но Ниос только улыбнулся самой чарующей улыбкой и добавил: – Разумеется, не стоит и говорить, что ты не станешь никому рассказывать об этой маленькой, но драгоценной встрече. Будет очень неприятно, если мне придется искать нового главного гемункула для моего кабала.

Круглолицый хирург молча кивнул в знак понимания скрытой угрозы. Ниос решил, что этого будет достаточно. Гемункулов отличала семейственность, и убийство одного из них просто так не слишком бы понравилось остальным членам этого странного братства. Вместо этого Сийину было позволено уползти обратно в свой лабиринт боли и поразмыслить над своей неудачей, чтобы знать, чем удовлетворить архонта.

Когда Сийин ушел, Ниос пошел прогуляться по дворцу. Инкубы сомкнулись вокруг него защитным кольцом, впереди побежали герольды – ничто не должно было вызвать неудовольствие архонта. Ниос шел мимо пышущих жаром кузниц, где из-под плети трудились рабы, нюхал наркотические цветы в своих садах удовольствия, осматривал тренировочные площадки, где его воины практиковались в навыках убийства, шагал под эротическими фрактальными скульптурами, которые сливались и соединялись, живя собственной жизнью. За каждым поворотом его прислужников пронизывал приятный холодок страха, наполняя Ниоса живительной энергией отрицательных эмоций. По своей прихоти он разбрасывал наказания и милости, оставляя за собой след из боли, раздора и зависти через все свои владения.

Убедившись, что консультация с Сийином теперь надежно погребена под дюжиной других неважных докладов от шпионов тирана, он направился к причалу, расположенному в самой вышине его царства. Отсюда был виден колоссальный простор Комморры, раскинувшейся под кружащейся короной пленных солнц – вернее, некоторую его часть. Со всех сторон возвышались невероятно высокие сооружения из металла, кристаллов, плоти, кости и полированного камня, тысячеметровые изображения архонтов-кабалитов как будто соревновались с закрученными звездоскребами, пробивавшимися из бездны к небесам. Покрытые крючьями шпили и острые шипы сбивались вместе, вытягиваясь к свету Илмей, сплетались друг с другом посредством тонких арок и зубчатых мостов, протянутых в головокружительной вышине над пустотой. Воздух был всюду заполнен стремительными гравилетами, крылатыми фигурами бичевателей высоко наверху и геллионами, беспечно гоняющими на скайбордах далеко внизу.

– Я думаю немного прокатиться по городу, – вслух поразмыслил Ниос, ни к кому не обращаясь. Молчаливые телохранители-инкубы знали, что лучше не отвечать. – Подготовьте мою личную барку и поднимите на крыло каких-нибудь из этих бесполезных бичевателей в качестве сопровождения.

Личный гравитационный транспорт Ниоса был шедевром поразительной красоты. Изогнутые бронепластины на агрессивно торчащем вперед носу были инкрустированы рубинами и алебастром, изображающими Белое Пламя. Длинный узкий корпус имел грациозные, стремительные очертания, в расширенной задней части размещались гондолы с гравитационными двигателями. Ниос взошел на открытую платформу в центре барки и сел на богато украшенный трон, близнец того, что стоял в зале аудиенций. Инкубы заняли места за длинноствольной осколочной пушкой и дезинтеграторами, установленными на корпусе. По кивку архонта транспорт легко взмыл и полетел прочь от причала.

Стая крылатых фигур спустилась к ним с небес, и инкубы тут же развернули пушку к потенциальной угрозе. Им было все равно, что эти бичеватели – часть кабала Белого Пламени, многие архонты пали жертвой собственных, предположительно верных солдат. Только зорким инкубам можно было по-настоящему доверять благодаря кодексам чести и долга, которым следовали эти воины-монахи. Преданность всех остальных можно было купить или навязать силой.

Бичеватели высокомерно пролетели мимо летающей машины и поднялись спиралью, образовав вращающуюся защитную сферу вокруг нее. Сквозь многослойные щиты, окутывающие барку, ясно слышались свист и щелканье их искусственных крыльев. Многие бичеватели обладали не только крыльями, изваянными из плоти, но и птичьими лапами вместо ног или головами хищных птиц, а руки, сжимающие оружие, зачастую имели когти. Каждый следовал своему личному представлению о полете – у большинства были кожистые крылья, у некоторых – как у насекомых, многие были покрыты ястребиными или орлиными перьями.

– Вези на ярус Метзух, посмотрим, какие удовольствия можно найти у Великого Канала, – повелел Ниос рулевому, и транспорт покорно нырнул вниз. Титанические шпили превратились в сияющие стены ущелий, соединенные мостами и арками, которые сверкали навстречу, словно гигантские лезвия. Рулевой мастерски маневрировал между хаотичным архитектурным плетением, всегда успевая нырнуть в тень. Бичеватели не отставали, лениво взмахивая мощными крыльями.

– Быстрее, – приказал Ниос.

Стены каньона размылись, гигантские лезвия стали выскакивать из темноты без предупреждения, и рулевому пришлось прилагать огромные усилия, чтобы сохранять контроль над стремительным транспортом. Бичеватели напряглись, молотя воздух огромными крыльями, и ринулись вперед, следуя за снижающейся баркой. Легчайший ветерок подул сквозь защитные поля – отголосок вихрей, ревущих снаружи. Ниос сделал рулевому жест: «Быстрее».

На такой скорости даже безупречные поля-поглотители энергии не могли полностью защитить пассажиров. Инкубы держались, покачиваясь вместе с машиной, а та огибала препятствия на таком расстоянии, что до них можно было дотронуться рукой. Бичеватели теперь мчались изо всех сил, и только самым крепким удавалось не отставать. Ниос издал смешок, увидев, как один из них врезался в усеянную бритвенно-острыми лезвиями арку. От него осталось только кровавое облако да кучка разрубленных конечностей.

Теперь перед ними простирались нижние области Комморры. Ущелья из шпилей уступили место старым торговым районам и портовым отрогам, которые жались друг к другу у подножия Верхней Комморры. В шпилях это место, где бессчетные миллиарды работали в поте лица до самой смерти, называли Иннеалид, «нижний некрополь». Крошечные искры света озаряли бесконечные запутанные улицы и площади. На напоминающем грибок ковре из тысячи разных архитектурных стилей выделялись рынки плоти и лавки менял, где низший класс комморритов добывал средства к продлению своего неприглядного существования.