Текст книги "Путь Отступника (ЛП)"

Автор книги: Энди Чэмберс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)

Мясистая глыба, которую он увидел ранее, находилась на полпути между Синдиэлем и этим строением. С великим облегчением он понял, что пение исходит не от горы плоти, а издали, от громадной колонны. Внимательно разглядев неприятный объект перед собой, Синдиэль убедился, что это было какое-то существо, стражник, вылепленный гемункулами из живой плоти. Он мог разглядеть шрамы на коже, растянутой на вздутых от мышц плечах и толстых икрах. Существо сидело на корточках в середине моста, опустив голову, которая скрывалась из виду между руками, похожими на каменные плиты. Из мощного позвоночника рос целый миниатюрный лес шприцов и бионасосов, которые тихо побулькивали, качая по телу кислотный ихор, которым ему заменили кровь. Синдиэль почувствовал абсурдное облегчение от того, что не видел лица этого создания.

Он осторожно пробрался на мост и почувствовал небольшой прилив отваги от того, что существо не отреагировало на движение. Синдиэль медленно приблизился, ступая так аккуратно, что не издавал даже намека на звук. Стражник слегка пошевелился, и тот застыл на месте. Плач миропевицы по-прежнему ткал в неподвижном воздухе песнь, повествующую о месте, где вся жизнь соединяется внутри мирового духа, где любая боль утихает, а вражда забывается. Из-под рук существа донеслось несколько глубоких вдохов, и оно снова погрузилось в то, что, как надеялся Синдиэль, было беспробудным сном.

По сторонам едва хватало места, чтобы протиснуться мимо этой твари и не задеть ее, но Синдиэль не был готов попробовать другой маршрут, через пруд. Что-то в этой темной недвижимой поверхности казалось еще более опасным, чем сидящий перед ним стражник. Загадочная башня и жалобное пение миропевицы гнали его вперед.

Он двигался со всей возможной осторожностью, преодолевая страх и мягко ступая мимо твари, и успешно преодолел половину пути. От этого он набрался храбрости, несмотря на то, что стражник был ужасно близко, и Синдиэль даже чувствовал исходящее от него животное тепло. Он уже обошел существо и снова вышел на дорожку, когда пение вдруг оборвалось. Нарушитель замер на месте, мечтая стать невидимкой.

Гора плоти рядом с ним взорвалась рыком, его подобные древесным стволам руки обрушились на поверхность моста и замолотили по ней. Из-под громадных плеч на Синдиэля уставилось лицо в маске из черного железа, чьи красные бездушные глаза горели ненавистью ко всему живому. Синдиэль закричал и отскочил назад. Его ноги заскользили по краю зловещего пруда.

Тварь взмахнула загребущими руками, едва различимыми от скорости движения. Синдиэль попытался броситься в сторону, но его ноги были недостаточно быстры, чтобы спастись от взбесившегося чудовища. Оно схватило его и прижало к покрытой шрамами груди с такой силой, что кости затрещали. Челюсти, усеянные железными клыками, сорвали его богатое одеяние, вмиг добравшись до тонкой сетчатой брони под ней. Еще несколько секунд, и щелкающие зубы вонзятся в его плоть.

Пистолет выпал из руки Синдиэля в тот же миг, как его схватили. Теперь он в отчаянии попытался ударить монстра свободной рукой. Слабый тычок кулака не оставил и следа на прочной, как железо, плоти, но устройство, все еще закрепленное на его запястье, оказалось куда более эффективным. Невидимые нити тончайшей проволоки выстрелили из скрытого оружия, проскользнули сквозь рукав, пронзили покрытую шрамами шкуру и легко погрузились в плоть, как будто проходя сквозь воду. Стражник снова взревел, выронил покрытого синяками и окровавленного Синдиэля и схватился за крошечную ранку, которую тот проколол в его боку. Шприцы в спине чудовища зашипели, автоматически вводя в кровь коагулянты, чтобы запечатать брешь в шкуре, и стимуляторы, чтобы вызвать у гротескного стражника ярость берсерка.

Но размер раны был обманчив. Скрытое оружие Синдиэля, которое Пестрый на прощание подарил ему в Железном Шипе, было древним и редко встречалось в позднейшие эпохи, а имя ему было «поцелуй арлекина». В тот краткий миг, пока «поцелуй» касался кожи стражника, он выпустил внутрь несколько метров мономолекулярных нитей, которые теперь разворачивались в его теле. Насколько крепким не было измененное существо, оно не могло выжить со внутренностями, иссеченными в жидкую кашицу. Великан осел, рухнул с моста с последним стоном отчаяния и исчез в темном пруду, оставив лишь легкую рябь на поверхности.

Синдиэль лежал там, где упал, и переводил дыхание, хватая ртом воздух. Беспомощный, он ждал топота бегущих ног, грубой хватки чужих рук, но никто не пришел за ним. Постепенно сердце перестало бешено колотиться, и он начал приходить в себя. Эльдар осторожно пошевелил руками и ногами, проверяя, нет ли переломов. Выкрученные конечности болели, но, похоже, работали, а вот ребра горели от муки всякий раз, когда он вдыхал. Через несколько минут он перекатился и медленно поднялся на ноги. Он встал и уставился на путь, оставшийся ему до башни, размышляя, не пыталась ли незримая миропевица намеренно погубить его. Синдиэль, пошатываясь, побрел вперед, не зная, что он теперь ищет: искупление или возмездие.

В тусклом камне колонны были грубо вырублены ступени. Лестница поднималась вверх крутой спиралью и быстро исчезала из виду. Усталый Синдиэль начал карабкаться вверх практически на четвереньках, позади него развевались разорванные одежды.

После кажущегося бесконечным подъема лестница закончилась плоской площадкой, которую сделали, расширив огромную горизонтальную трещину в колонне. С потолка свисало множество ламп, заливая мягким белым светом похожий на грот разъем. Здесь было немного вещей, но единственной достойной внимания была покрытая богатой резьбой кровать из темного дерева, а если точнее – то, что в ней находилось. Миропевица Ларайин сидела в постели, глядя, как Синдиэль с трудом преодолевает последние несколько ступеней. На шее у нее был застегнут металлический ошейник с цепью, которая присоединялась к стене. Она выглядела невредимой, однако глаза казались прозрачными озерами страданий. Все мысли о мести покинули его разум при этом зрелище.

– Это ты, – сказала она.

– Да, это я. Тот, кто затащил тебя во все это. Я… – Синдиэль умолк, не в состоянии смотреть ей в глаза. Мысленно он уже отрепетировал много сценариев, но теперь, когда настал момент истины, все они превратились в прах. – Мне… мне жаль, – только и смог сказать он.

К его удивлению, Ларайин рассмеялась, не с горечью или издевкой, но с чистой радостью, которая была подобна дыханию весны в этом сумрачном месте. Синдиэль заморгал от удивления, снова рассмешив ее. Он подумал, не сошла ли она с ума от испытаний.

– После всего, что ты сделал, ты все еще невинен, – наконец сказала она. – Это вселяет в меня надежду. Ты сомневаешься в здравости моего ума – нет, я не обезумела. Они могут причинить мне боль, но не могут ко мне прикоснуться.

– Тогда мы можем сбежать! Я заберу тебя отсюда! – воскликнул Синдиэль, чей разум забурлил планами тайного побега из катакомб к какому-нибудь паутинному порталу. Но что будет потом? Ларайин печально покачала головой, и мягкие золотые волосы прошелестели по ошейнику из темного металла.

– Для меня побег невозможен. Я не могу сойти с этого пути. Я стала Морай-Хег и породила чудовище. Если я не буду питать и растить его, кто знает, чем он может стать?

– Питать? Как ты можешь такое говорить? – задохнулся от ужаса Синдиэль. – Пестрый сказал, что всегда есть выбор, всегда есть шансы, которыми можно воспользоваться…

– И это мой выбор – остаться. То, что Эль’Уриак берет у меня, он бы иначе взял у ста тысяч моих братьев и сестер. Я приняла это бремя вместо них. Понимаешь, дело в том, что теперь мной владеет Эль’Уриак. Мы связаны вместе, как тиран и его невеста боли.

Лицо Синдиэля поблекло, как пепел, и все надежды, которые расцвели в нем, полностью увяли. Миропевица с сожалением поглядела на него глазами, которые казались слишком старыми для ее молодого, полного жизни лица.

– Не печалься, Синдиэль, – искренне попросила она. – Я возродила его к жизни и надеюсь увидеть, как он вернется во смерть, ибо разве не таков цикл жизни? Рождение и смерть? Твоя роль в этом окончена, ты должен спастись, пока еще можешь.

– Ты хочешь попытаться убить его? – с удивлением спросил Синдиэль.

– Я не знаю, как. Его сила – в доминировании и разрушении, моя сила – в пестовании всего, что растет. Но жизнь найдет способ закончиться смертью, как это происходит всегда, и когда она завершится, я буду там, чтобы оплакать его уход и спеть о надежде на более счастливое возрождение.

– Мне дали это в качестве подарка, – Синдиэль окончательно пришел к решению, – но я думаю, что на самом деле это предназначалось тебе.

Он снял с запястья поцелуй арлекина и положил его на край кровати.

– Надавишь самой узкой частью на цель, а оружие сделает все остальное.

Ларайин посмотрела на удлиненный черный ромб, но не прикоснулась к нему.

– Это им ты убил стражника? – наконец спросила она.

– Да. Ты пыталась натравить его на меня?

– Нет. Он так страдал, что я запела, чтобы облегчить его муки. Когда я почувствовала, что сюда приближается некто, имеющий цель, я перестала петь в надежде, что его убьют из милосердия, – миропевица нежно улыбнулась Синдиэлю. – И ты это сделал. Прости, что он причинил тебе боль.

– Должен ли я избавить от мук и тебя? – тихо спросил он.

– Нет! Моя смерть теперь не разрешит то, что уже началось. Я пройду этот путь до конца, каким бы горьким он не был.

Синдиэль отвел взгляд и долгое время просидел в безмолвии. Он нашел в себе смелость посмотреть ей в глаза, только когда его собственный взгляд помутился от слез.

– Как ты можешь простить меня после того, что я сделал?

Ларайин долго молчала, прежде чем ответить.

– Ты знаешь, что я не могу простить тебя, Синдиэль. Ты – единственный, кто может это сделать.

Но Синдиэль, растративший последние капли отваги, уже исчез.

Часть 17. ТРИУМФАЛЬНЫЙ БАНКЕТ (ОБЕЩАНИЕ ФРЕЙЛИНЫ)

«Не говори дурно об отце Шаимеше, ибо он друг и союзник всем, кто нуждается. Старые и слабые берут у него силу взаймы, и возлюбленные также взывают к нему в часы нужды. Где бы вдовы и сироты взяли оружие, если не в его клыках? Он хранит врата и прокладывает дороги, и ему принадлежит ключ ко многим путям в забвение, которых так же много, как его раздвоенных языков…»

Шут Мекуто Сломленному Королю, из «Отчуждений» Урсилласа

Спуститься во владения Эль’Уриака было все равно, что войти в волшебную страну фей. Многие недели рабы лихорадочно глодали кварцевые глыбы и растрескавшуюся скальную породу, чтобы сделать из темных катакомб нечто, во что почти невозможно было поверить. Узкие закоулки и глухие тупики теперь стали просторными залами и коридорами, ведущими к роскошно украшенным комнатам, обставленным изящными стульями и столами из слоновой кости. Высокие потолки опирались на сужающиеся кверху колонны, теряющиеся во тьме, косые спуски превратились в пологие ступени, через бездонные пропасти пролегли мосты. Сто тысяч ламп висели в воздухе, освещая путь, и их сияние оттесняло робкие тени за прозрачные портьеры, окрашенные во множество мягких оттенков. Залитые их золотым светом, катакомбы Эль’Уриака выглядели богатым и гостеприимным местом, полным чудес.

Рабы, которые так прилежно работали над превращением сырого подземелья во дворец аристократа, все еще в определенном роде пребывали здесь. Их шкуры в великом изобилии свисали со стен, а хитроумно переделанные кости были собраны в новые формы, чтобы служить хозяину в смерти так же верно, как и при жизни. От плоти, крови и душ же не осталось и следа, кроме разве что ауры смерти и страданий, застоявшейся в золотых залах потаенного царства Эль’Уриака.

Уже несколько месяцев тонкие щупальца его влияния расползались по вечному городу. Безликие агенты приходили к эзотерическим культам и малоизвестным кабалам, напоминая им о позабытых долгах. Делались осторожные предложения тем, кто жаждал власти, а различные лидеры подкупались или сменялись сотнями. Тысячи незаметных ходов служили одной цели: лишить Асдрубаэля Векта силы и верных слуг. Великий тиран по-прежнему ничего не знал о возвращении Эль’Уриака, но, несомненно, почуял, что в политических джунглях Комморры теперь бродит другой хищник. Не так давно среди кабалов участились междоусобицы – Вект старался восстановить контроль. Он наносил удары вслепую, но часто, и часть их обрушивалась на верную цель – на рабов и собственность последователей Эль’Уриака. Страх охватил весь город, и более всего сторонников возрожденного архонта. И когда петля начала затягиваться, старый император Шаа-дома послал зашифрованный клич всем своим избранникам, призывая явиться к нему.

Тайные последователи пришли из каждого уголка Комморры, и Верхней, и Нижней. Мелкие архонты шагали в окружении безмолвных телохранителей, облаченные в доспехи сибариты шли плечо к плечу с легконогими суккубами, механисты следовали за укротителями, предводители банд обменивались насмешками с торговцами плотью. Все они пришли в масках, чтобы скрыть свои личности, хотя некоторые решили выставить себя на всеобщее обозрение, надев лишь тончайшие намеки на маски, сделанные из шелка или хрусталя. Поэт-философ Аклириид и философ-поэт Псо’кобор устроили дуэль, оружием в которой были острые слова и насмешки, а вивисектор Зилатар, заметив приметные шкуры на стенах, начал рассуждать о том, как ведут себя рабские расы в различных условиях заточения.

– Солнечный свет! О да, лишить зеленокожих солнечного света! И вся их хваленая прочность становится мягкой и податливой, как вареные клубни!

Многие из прибывших поражались численности гостей, ибо до тех пор не знали, насколько велика сила, частью которой они являются. Каждый думал, что поведанные ему тайны разделены лишь между несколькими заговорщиками, а теперь оказалось, что их сотни. Поблескивающая река воинов, убийц, предводителей и шпионов текла все дальше в золотые залы, вбирая в себя ручейки и притоки по мере приближения к огромному амфитеатру внизу.

Там, во своем дворе, их ждал Эль’Уриак, облаченный в блистательные, величественные одеяния древней эпохи. Его мантия, окрашенная в изменчивые оттенки полночи, открывалась на груди и запястьях, демонстрируя светлую броню, как будто он был окутан грозовыми тучами, в которых сверкали молнии. На голове Эль’Уриака была корона из восьми звезд, в руке – рубиновый скипетр, и он выглядел настоящим властелином, даже королем, хотя эльдары давно уже отвергли королевскую власть. На ступенях трона сидела женщина, чье лицо было скрыто вуалью, а одежды имели ослепительно белый цвет, и цепь тянулась от ошейника на ее горле к подножию трона, словно она была неукрощенным животным или опасным чудовищем. По толпе пошли шепотки при виде девы в вуали. Несомненно, это была невеста боли, принадлежащая Эль’Уриаку, чистое сердце, которое, по слухам, даровало истинное бессмертие тому, кто мог им овладеть.

Столы, выставленные рядами вокруг трона, ломились под тяжестью различных яств. Для гостей была собрана добыча с миллиона миров: бочонки из звездного металла поблескивали рядом с закрученными хрустальными бутылками, горы чешуйчатых деликатесов с океанских миров, наваленные на подносы, дрожали возле тарелок с редкими видами мяса, добытого во всех уголках Великого Колеса, и везде во множестве стояли сосуды с эйфорическими настойками и наркотическими порошками.

– Добро пожаловать, друзья мои! – поприветствовал Эль’Уриак огромную толпу в масках, влившуюся в зал. – Прошу вас занять назначенные места! Я с нетерпением жду, когда можно будет начать веселье!

Развлечений здесь тоже хватало: по краям зала своего часа ждали музыканты и танцоры, свирепые с виду рабы-гладиаторы, ораторы и мимы, связанные рабы, которых можно было пытать на месте, и рабы несвязанные, которыми можно было овладеть на досуге. Когда гости разошлись между столами, они обнаружили, что все сиденья индивидуально снабжены табличками с различными надписями, наподобие:

«Афор одиннадцатого округа»

«Правая рука Ксарлона»

«Повелитель каменной дороги»

Каждая из них таила подсказку, которую понимали лишь сам заговорщик и Эль’Уриак – отсылку к зашифрованным посланиям из их прошлой переписки. В некоторых случаях открытое сообщение приводило их в ужас. Некоторые с облегчением занимали свои места, польщенные проявленным вниманием и указанием на прошлые успехи, другие садились с дурным предчувствием, поняв, что надписи означают некий промах или ошибку с их стороны:

«Нарушенное обещание трущоб»

«Крепость Непобедимая для всех, кроме Сакнота»

«Тот, кто сильно, но немудро любил Цимбеллину»

Некоторые поначалу не решались занять предназначенные для них сиденья, но по мере того, как все больше их сотоварищей садилось, они оказались одни. Под обжигающим взглядом Эль’Уриака оставшиеся заторопились, и вскоре все собрание наконец оказалось за столами. Архонт Иллитиан, облаченный в воронью маску и наряд из поблескивающей, незаметно меняющей оттенки черного ткани, прочитал на своем сиденье: «Возлюбленный Прародитель, старший».

Он воспринял это как скорее благой знак, если только Эль’Уриак не желал уподобиться титанам древности, которые пожирали своих родителей. Он поставил цилиндрический контейнер, который принес с собой, за изящное костяное кресло, и сел, после чего начал без всякого интереса разглядывать своих соседей по столу. Среди них было несколько мелких архонтов, но основная масса, судя по всему, принадлежала ко всяческому отребью низкого происхождения. Ниос задумался, не было ли это намеренным оскорблением со стороны Эль’Уриака, поместить его в такую компанию. Рядом любопытно озирался какой-то воин с грубыми руками и в маске с выпученными глазами насекомого, украшенными драгоценностями.

– Что там у тебя, приятель? Давай поделим по-братски? – спросил он весело, показывая в сторону контейнера.

– Это не для таких, как ты, – с презрением бросил Иллитиан.

Его сосед, похоже, ошибочно решил, что его пригласили на какое-то общественное мероприятие, где можно завести друзей. Иллитиан, не омраченный подобными заблуждениями, погрузился в размышления. Эль’Уриак свел вместе множество своих последователей, и это могло значить только одно: он готов действовать. В истории Комморры существовала древняя традиция – банкет заговорщиков, последний шаг, который должен был окончательно объединить всех участников плана и убрать несогласных. Не все из тех, кто вошел в амфитеатр, покинут его живыми, им суждено стать примером и продемонстрировать цену предательства всем остальным, чтобы сплотить их.

Когда последние гости заняли свои места, прозвучали фанфары, рога и трубы, заглушив все разговоры. Гордый и великолепный Эль’Уриак встал на ступени своего трона и начал речь. То ли конструкция амфитеатра, то ли его собственные силы сделали слова столь ясными и громкими, что каждый слышал их, как будто стоял с ним рядом. Голос был низким и волнующим, насыщенным всей мощью и уверенностью его магнетической личности.

– Чувствуете ли вы, друзья мои? Чувствуете ли, как творится история? Это миг, который еще много поколений будет славиться во всем нашем прекрасном городе. Они с благоговением будут вспоминать эту ночь, ночь, когда первые удары обрушились на оковы тирании, опутавшие наши жизни. Тиран сказал, что я, Эль’Уриак, пал от его клинка. Он солгал. Тиран сказал, что город будет процветать под его властью. Он снова солгал. Кто здесь все еще верит в ложь Асдрубаэля Векта?

Хор отрицаний и ядовитых проклятий в адрес коварного тирана эхом отдался по всему амфитеатру. Многие из низкорожденных обнажили оружие и яростно бряцали им, с радостью демонстрируя свою ненависть и презрение к Векту. Эль’Уриак лучезарно улыбался, пока гул вокруг постепенно утихал.

– Итак! Прошу вас пировать и радоваться, ибо впереди нас ждут тяжкие сражения, в которых мы освободим наш город от уз. Позже я поговорю с каждым из вас, чтобы выслушать ваши вопросы и поделиться дальнейшими планами. А пока что расслабьтесь и наслаждайтесь гостеприимством моего двора. К будущему! К погибели Векта!

Снова раздался согласный шум, пожалуй, более искренний, чем первый. Загремели барабаны, пронзительно завыли трубы. Вокруг столов легко задвигались танцоры и начали свое представление. Музыка замедлилась, повторяя один и тот же томный рефрен. Иллитиан перевел взгляд на тарелку с покрытыми желе булавочными звездами, выловленными из не знающих солнца морей, и пошевелил светящихся иглокожих вилкой с серебряными зубцами. Приборы и посуда на столах были роскошны и богато украшены. Тарелки, бутылки, кубки, потиры, чаши, разнообразные и предназначенные для всевозможных целей ножи, ложки и вилки – все было сделано с фантастическим мастерством и полетом мысли, но ни одна вещь не походила на другую. Их сотворил не мастер из Комморры, который объединил бы форму и функцию так, как могут только эльдары. Нет, вся утварь была добыта с миллиона миров, и пиршественные столы Эль’Уриака варварски сверкали награбленным богатством, как пиратский вертеп.

Эта мысль печалила Иллитиана. Разве не было в Темном Городе достаточно ремесленников, чтобы создавать вещи по собственным эстетическим канонам? Он и так знал прискорбную правду. Кабалы больше ценили добычу, и то, что можно было отнять, становилось дороже, чем то, что можно было сделать собственными руками. Все это хаотичное разнообразие таило в себе сообщение, которое мог заметить зоркий наблюдатель: Эль’Уриак смог завладеть всем этим. Даже скрываясь в подземелье, он мог, если хотел, протянуть руку, взять сокровища откуда угодно и разбросать их перед своими последователями. Иллитиан не сомневался, что эта демонстрация впечатлила присутствующую чернь, но лично у него пошел холодок по коже.

Его внимание привлекли уханье и подбадривающие крики. На импровизированном ринге между двумя столами сражались два тощих раба-гладиатора, отсекая друг от друга кровавые куски. Лица у них были с клювами, а волосы походили на перья. Эти птицеподобные существа с достойным похвалы жаром дрались посохами с крючьями на концах, шипели и визжали, когда наносили и получали раны. В конце концов, один пригвоздил другого к полу, вырвал все еще бьющееся сердце и сожрал его к большому удовольствию зрителей.

Вдруг Иллитиан почувствовал чье-то присутствие рядом со своим локтем и резко оглянулся. Подле него стоял жирный кастрат в меховой маске животного.

– Лорд Эль’Уриак передает, что теперь вы можете предстать перед ним, – прошепелявил кастрат, указывая толстыми белыми руками в направлении трона. Иллитиан увидел, что по ступеням, завершив беседу с Эль’Уриаком, спускается троица воинов в бычьих масках. Пришло его время. Он поднял контейнер из-за кресла и двинулся к трону, протискиваясь мимо гостей.

Из-под белой газовой вуали Ларайин наблюдала за потехами Темных Сородичей, заставляя себя не поддаваться слабости. Все тело ныло, и ей хотелось просто съежиться и отключить все чувства, но она продолжала стоять прямо и безмолвно, в то время как кошмар омывал ее со всех сторон. Ей хотелось думать, что ее несгибаемость порождена гордостью, что именно она не позволяет ей поддаться и пресмыкаться перед ними. На самом деле девушку, скорее, мотивировал страх. Ей приказали стоять, и она стояла. Оказалось, что тело может самым малодушным образом не подчиняться воле, и она возненавидела эту часть себя даже больше, чем боль. К запястью прижимался твердый удлиненный ромб, на удивление теплый и почти приятный на ощупь.

Невысокий Темный Сородич в черном одеянии и маске вороны приблизился к трону, и внимание Ларайин сразу привлек контейнер в его руках – цилиндр из полированного металла, снабженный ручкой сверху. Эль’Уриак поднялся и спустился по ступеням, чтобы приветствовать этого своего сторонника – очевидно, он был ценным миньоном. Ларайин недоумевала, что за дань тот принес императору. Та чем-то влекла к себе миропевицу, и забытое чувство предвидения начало покалывать ее затылок.

– А, мой прародитель! – восторженно взревел Эль’Уриак и сгреб невысокого в объятья, что, судя по виду, привело того в ужас. Воронья маска быстро оправился, когда его отпустили, низко поклонился и предложил свой дар.

– Что это? – улыбнулся Эль’Уриак, чьи глаза сверкали ярче, чем корона восьми звезд. – Подарок для меня?

– Именно так. Сувенир из давних времен, – сказал Воронья маска с улыбкой проказливого беса. – Содержимое, разумеется, совершенно безопасно, и я уверен, что ты об этом уже знаешь.

Ларайин видела, что его ухмылка – такая же фальшь, как и клюв с перьями над ней. Жесткий расчетливый взгляд из-под маски быстро метнулся на нее и в тот же миг вернулся к Эль’Уриаку.

– Естественно, – согласился тот. – Позволь мне перефразировать вопрос: чью голову ты мне принес?

Воронья маска открыл замок и изящным взмахом руки отбросил изогнутую крышку, явив взгляду новый кошмар. В металлической оболочке находился хрустальный цилиндр, наполненный бесцветной жидкостью. То, что лежало в ней, было практически скрыто из виду длинными темными волосами, медленно плавающими вокруг, но, вне всякого сомнения, это была отрубленная голова. Ларайин невольно отступила назад, тихо звякнув цепью на шее. Эль’Уриак повернулся и игриво зашипел на нее, отчего девушка застыла в ужасе.

– Не веди себя так, Ларайин. Ты имеешь с Анжевер куда больше общего, чем думаешь, – он снова повернулся к Вороньей маске и широко улыбнулся. – Чудесно. Позволь-ка…

Эль’Уриак поднял контейнер, чтобы лучше рассмотреть его содержимое. Воронья маска внимательно наблюдал за лицом Эль’Уриака, так внимательно, что любопытство преодолело обычный страх Ларайин, и она тоже посмотрела.

Ее удивило то, что она узрела на чересчур красивом лице чудовища. На нем были написаны тепло и нежность, милые воспоминания и печальная ностальгия… Она никогда не видела его таким… смертным, даже уязвимым. В тот же миг она увидела и ту тварь, что смотрела глазами Эль’Уриака. Всего на секунду Ларайин узрела вспышку чудовищного всепожирающего пламени, которое гнездилось в его душе, сущность, взирающую на мир с отвратительным чувством триумфа и невыразимой злобой. Миропевица покачнулась и чуть было не упала, пол амфитеатра как будто попытался вырваться из-под ее ног. Воронья маска тихо разговаривал с чудовищем, но она едва могла их расслышать из-за грохота крови в ушах.

Запястье ныло от теплого ромба, прикрепленного к нему. Несмотря на храбрые слова, сказанные отступнику, она не была уверена, что сможет выдержать мощь потоков судьбы, текущих сквозь нее. Оружие, которое он оставил, терзало ее мысли. Один удар, и все закончится. Ларайин не делала сознательного решения взять оружие с собой или использовать его, но какая-то часть ее разума держалась за него, как за талисман. Оно воплощало возможность выбора. Единственного выбора, который она еще могла сделать.

Иллитиан тоже разглядел в Эль’Уриаке бестию, лишившуюся маски – всего на миг, но этого было достаточно. Мимолетное видение обожгло его разум, и ему понадобилась вся немалая сила воли, чтобы не отшатнуться. К счастью, Эль’Уриак, похоже, был полностью поглощен подарком и не почувствовал ничего особенного, как и предсказал проклятый гемункул. Словно ледяная вода влилась в вены Иллитиана, колени вдруг предательски ослабели. Тварь говорила с ним, и голос на краю сознания кричал, что он должен ответить.

– …она говорит? – спросило существо, похожее на Эль’Уриака.

– Да, конечно, – ответил Иллитиан. Давно отточенное, инстинктивное умение притворства превозмогло страх и бросилось на помощь, чтобы спасти его. – Э… гемункулы встроили в ее контейнер голосовой синтезатор. У нее была неприятная привычка использовать мысленную речь, от которой ее пришлось отучить.

Существо, которое выглядело Эль’Уриаком, весело рассмеялось.

– Итак, – сказало оно голове, – вот до чего довели тебя все твои уловки и хитрости, Анжевер? Я никогда не думал, что однажды стану красивее, чем ты.

Синтезированный голос Анжевер прозвучал, как ветер, свистящий меж голых зимних ветвей.

– Теперь я могу спокойно умереть, зная, что ты снова жив и цел, мой бессмертный повелитель.

– Воистину. Нам с тобой надо о многом поговорить, когда придет время. А пока что поведай мне пророчество, ибо теперь ты старая колдунья, и я больше не услышу твой сладкий голос.

Гости Эль’Уриака, рассевшиеся по амфитеатру, начали утолять свои страсти еще более дикими способами. Трубы выли, как привидения, смешиваясь с какофонией криков и воплей. Но когда Анжевер заговорила, ее тихий вкрадчивый шепот как будто заглушил шум разгула.

– Приближается Разобщение, город будет разбит на куски. Кровь омоет шпили, звери будут красться по улицам. Страдая под плетью судьбы, жители города будут призывать спасение, но не будет им помощи. Трое поднимутся, но останется только один.

Эль'Уриак улыбнулся, всем своим видом выражая снисхождение.

– Очень мило, – сказал он. – Именно то, чего я и ожидал от предвестницы рока, – он огляделся и с понимающей ухмылкой остановил взгляд на Ларайин. – Иди-ка сюда, дорогая. У меня для тебя есть особая работа.

Ларайин против собственной воли пошла к нему. Ромбовидное оружие горело на запястье, как клеймо. Она сделала еще один шаг и теперь была на расстоянии руки от демонической марионетки из плоти и чудовищной твари, которая пряталась в ней. Теперь пришло время, и она поняла, что выбор уже сделан. Девушка напрягла руку перед броском – скорее всего, последним движением в ее жизни. Мысленное зрение охватило переплетение возможных исходов. Сраженный Эль’Уриак, она стоит над его телом, забрызганным алым… Живой Эль’Уриак, хватающий ее за руку и выворачивающий назад… Мертвая Ларайин, розовые пятна на белом платье, оставленные утекающей кровью… Барабаны в ее ушах пульсировали все громче, подчиняясь ритму сердца.

+Не делай это.+

Мысленная речь. Ларайин замерла, в первый раз услышав ее в Темном Городе. Даже отступник не решался использовать мысленную речь, когда был с ней наедине. Эль’Уриак бросил на миропевицу острый взгляд, как будто пронизавший ее насквозь, до самой содрогающейся души… ищущий, пробующий взгляд…

Воронья маска внезапно прочистил горло.

– Возможно, пора перейти к более важным делам, досточтимый устроитель сего пиршества? Я не намеревался отвлекать тебя от иных развлечений, прости, если этот подарок был неуместен.

Эль’Уриак перевел внимание на эльдара в черном. Мгновение подозрительности ушло, к нему сразу же вернулось доброе расположение духа.

– Нет, что ты, друг мой, это большая радость для меня, – сказал он. Ларайин торопливо протянула руки, забрала у него ужасную шкатулку и отошла. Сгодился бы любой повод, чтобы только уйти от него подальше. Эль’Уриак разговорился с Вороньей маской и больше не обращал на нее внимание.