Текст книги "Ты сеешь ветер (СИ)"

Автор книги: Эмма Романова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

      «Легенды лгут. Правда, как всегда, туманна; хотя ни Артур, ни его люди не оказались ниже той славы, которую приобрели. Ибо всем известно, что всего на свете было девять лучших и достойнейших мужчин, и один из них – благородный король и завоеватель Артур Пендрагон. Он был причастен к бессмертию и тесно слит с совокупным временем; он следует за ним и будет следовать на всём его протяжении».

      «Всё же она любила его?».

      «Прекрасная богиня? – спросил Мерлин. – Она привела его к гибели и даровала бессмертие. Она сделала его королём и лишила королевства. Она зачитала брачную клятву и оставила его. Он был один из тех людей, которые любят всю жизнь, не столько потому, что те, кого они любят, остаются им постоянно верны, сколько потому, что раз, даже по ошибке, полюбив человека, они считают бесчестным разлюбить его. Для неё же разлюбить и полюбить в одно и то же время – значило полюбить вдвое сильнее, чем прежде».

      «В конце концов, она вернулась к нему, как он просил. Она вернулась и забрала его с собой на дно».

      «Он простит тебя, хотя ты не станешь просить прощения. Ты никогда не просишь. Ты порыв, грань божественного, радость, тоска, болезнь, небывалые достижения и мучения. Чаще всего – именно мучения. Ибо не дано тебе унять своей истомы».

      Я завороженно следила за быстро меняющейся игрой красок над озёрной гладью. Первыми теряли свою сияющую белизну облака и постепенно начинали алеть. Потом, внезапно, из-за холмов поднялись тени и, будто осмелев, стали соединяться толпами, взмывая чёрной завесой из впадин ввысь. Но тут вдруг вершины гор озарились новым светом, более холодным и блеклым, и глядь – в ещё не померкшей лазури уже появилась луна. Круглым фонарем она повисла высоко над ложбиной между двумя самыми высокими горами, и всё, что лишь минуту назад было живописной картиной с ее многоцветьем, начало превращаться в силуэтное изображение, в контуры чёрно-белого рисунка с крохотными, смутно мерцающими звездами.

      И вновь, как в давние времена, по лунной дороге плыла одинокая лодка, и было в ней двое: король былого и грядущего и озёрная фея. Король спал, а она пела ему:

А где мне взять такую песню -

и о любви, и о судьбе,

и чтоб никто не догадался,

что эта песня – о тебе?²

      Настанет когда-нибудь день, – должен настать, – и великий король возвратится с новым Круглым Столом, у которого не будет углов, как нет их у мира, столом без границ между нациями, которые усядутся за ним для общего пиршества.

      «Надежда на это коренится в культуре. Пока людей удается уговорить читать и писать, а не только есть да предаваться плотской любви, всё-таки существует возможность того, что они образумятся».

      Затем я вновь оказалась в сиротском доме. Ухватившись за деревянный подоконник, я поднялась на носочки и выглянула в окно. Зелёные уголки. Сырой берег ручья, поросший травой. Край луговины. И недвижимое озеро.

2 

      Сон мой был непробудным, одуряющим, не сон, а полное забытье. Я долго не могла очнуться, лишь единожды моему сознанию довелось погрузиться в такие недра беспамятства, что мне пришлось вытаскивать его оттуда медленно, с трудом, частицу за частицей.

      Последняя тонкая оболочка сна оборвалась, и я открыла глаза.

      Я не вернулась в таверну так скоро, как обещала. Я провела большую часть ночи в озере, а затем выбралась на берег и повалилась навзничь на траву.

      В воздухе не было ни звука, угасла золотистая луна, исчезли звезды, померкли краски, скалистые кручи, окутанные туманом, казались бледными и тусклыми, как холодный металл. Только у самых вершин встревоженно толпились густые облака; какая-то невидимая сила то растягивала их, то теребила, порой от плотной массы отделялось белое облако и всплывало в прозрачную высь. И чем выше оно поднималось, тем сочнее окрашивал загадочный свет его зыбкие контуры, выделяя золотую кромку. Приближалось солнце, его ещё не было видно, но в неспокойном дыхании атмосферы уже ощущалось его тепло.

      Ни один человек, пусть даже живущий на самой далекой, самой голой морской скале, не имел права жаловаться на однообразие ландшафта, пока он ещё был способен поднимать глаза к небесам. Ибо в небе каждый миг рождается новая картина, и новый мир – в каждой лужице на скале.

      У меня кружилась голова, подергивались и пульсировали веки, жгуче саднила обветренная кожа. Но несмотря на все эти болезненные ощущения, никогда я ещё не ощущала так остро легкость и упругость своего тела, как именно в эти минуты, когда им овладела безмерно сладостная хмельная усталость. Открытая горячему солнцу и порывам свежего утреннего ветра, овевающего меня со всех сторон, погрузив пальцы в душистую траву, я то созерцала облака в невообразимой лазури, то скользила взглядом по сияющей озёрной глади. Я лежала, словно оглушенная, грезя и бодрствуя одновременно, и наслаждаясь необычайным приливом душевных сил и стихийной мощью природы.

      Ко мне приходили видения.

      Я безвольно погрузилась в тёмный, глубокий водоворот, на ту недосягаемую глубину, где происходило полное растворение сознания.

      Мерлин видел будущее так, словно оно уже случилось и не требовало никаких иных трактовок кроме одной единственно верной и очевидной. Смотри себе и запоминай. Мои же видения были лишены ясности. Я наблюдала за тем, что уже происходило, видела то, что только произойдёт, или то, чего никогда не случится.

      «Незачем об этом думать, какое мне дело? – отвлечённо думала я. – Ни о ком сейчас не хочу знать, хочу быть только наедине с самой собой!».

      Я лежала так час или два, пока солнце не начало обжигать мне губы и щёки. Поднявшись, я поспешно оделась и набрала букет из усеянных крупными каплями росы веточек и цветов – можжевельник, шалфей, полынь, – и отправилась обратно в таверну.

      Нужно было шагать поживее, дабы взбодриться и отогнать остатки тяжёлого сновидения. Наверх, наверх! По извилистой дорожке подъём казался нетрудным, шагалось легко, но я вдруг неожиданно даже для самой себя свернула на другую тропу, ведущую к дому, и с радостным изумлением ощутила, как послушно пружинили ноги в коленях, как эта тропа с плавными поворотами и легчайший воздух словно сами несли меня в гору. Леса стряхнули туман со своих прядей, заблестела далёкая, кривая, как восточная сабля, река, а меж зубцами вершин, внезапно прорвался золотой поток жаркого солнца. Великолепно!

      Я пребывала в восторге от зрелища, но азарт восхождения, охвативший меня, не терпел перерыва, и, опьяненная порывом, я шла всё дальше и дальше, не зная, сколько времени уже прошло. Я вновь свернула в сторону от тропы и вскоре оказалась у обрыва, с которого спрыгнула когда-то, должно быть, тысячу лет тому назад.

      Мерлин говорил, что боги не позволяют людям помнить самые горькие подробности пережитого страдания, – это знак их милосердия к ним. И я не помнила ничего из того, что пережила в тот день. И впервые ни о чём не жалела. Двойственность натуры необязательно должна быть мучительной. Всё, что случилось со мной, отвечало моей природе. Если я страдала, то причиной тому была я сама. Жизнь среди людей открыла мне то, что мир прекрасен, если прекрасен ты сам, и что невозможно получать, не отдавая. Да и давать-то следовало, не ожидая, что ты получишь что-либо взамен.

      «Ты свободна бывать везде, где пожелаешь. Ты можешь быть кем угодно».

      Так кто же я? Создание добровольно принятого подчинения судьбе или человек внешнего намерения?

      Можно ведь и вовсе отринуть любую крайность, набраться беззаботной, праздной решимости и расслабиться, отпустить свою хватку. Всегда помнить и знать, что ты берёшь своё. Я могла быть дочерью стихии и при этом проживать одну человеческую жизнь за другой.

      Будущее – это не прямая дорога, а сложное переплетение тайных и известных троп. Как я свернула со своего изначального пути сейчас и оказалась у обрыва, как однажды сошла с дороги, что вела меня к Мерлину, и отправилась вслед за незнакомцем, так и впредь я не обязана идти навстречу своему будущему так, как мне это было предсказано.

      Возвратившись в город, я заметила неожиданное утреннее безлюдье. Толпа, обычно наводнявшая все дорожки, сейчас, рано утром, казалось, ещё пряталась в своих домах, смежив веки. И только у самой таверны мне навстречу попались несколько десятков молодых мужчин, каменщиков и землекопов, с пустыми, бесстрастными лицами, словно все они были всё ещё скованы хмурым магнетическим сном. Они направлялись к баржам. Я проводила их любопытным взглядом, с каким-то волнением отмечая про себя, что новый король не стал зря терять времени – ещё до официальной коронации принялся восстанавливать разрушенную столицу.

      Мне не удалось попасть на кухню беспрепятственно. Внутри повсюду громоздились деревянные ящики и сундуки.

      Дария наградила меня строгим, осуждающим взглядом. Помимо неё, моего возвращения ожидали ещё трое: взволнованная Сэйв и двое новоявленных рыцарей Камелота, разодетых в цвета королевского дома, принятых при правлении Утера Пендрагона, – красный и золотой.

      Арторий хлебал суп за столом в углу, с любопытством посматривая на собравшихся.

      – Они приехали ещё до рассвета, дабы не привлекать лишнего внимания, – сказала Дария, усаживаясь на скамью. – Всё утро таскали свои проклятые сундуки. А посмотреть, что внутри, не дают.

      – Настали смутные времена, – со вздохом отозвалась я. – Нынче в рыцари посвящают всякий сброд.

      – Король наградил нас за храбрость и заслуги перед отечеством, – не без самодовольства заметил Тощий, принимаясь по очереди открывать тяжёлые крышки.

      – Какие ещё заслуги? Ты, тощая воровская рожа, тебя соплёй перешибешь. Поэтому и шатаешься повсюду с Кабаном – так сказать, для равновесия. Или как его теперь правильно называть? Сэр Свинья? – я обернулась к Кабану.

      – Сэр Томас, миледи, – буркнул в ответ тот и протянул мне скрученный и перевязанный лентой пергамент.

      – Сэр Томас? Тебя зовут Томас? – удивилась я.

      – Да, я как Святой Томас.

      – Только жирный, – от себя добавил Тощий.

      Сэйв ахнула, разглядывая содержимое сундуков, даже раздраженная Дария поднялась со своего места и подошла поближе. Меха, бархат, кружево, золотые и серебряные нити. С моего позволения женщины начали раскладывать платья на столе, ноздри их возбуждённо трепетали, руки дрожали, пальцам так и хотелось нежно погладить ткани, и они лишь с трудом сдерживали себя.

      Сорочка цвета слоновой кости, с ажурной каймой, по-весеннему светилась рядом с платьем, где алые остроконечные язычки пламени трепетали на черном, как ночь, китайском шёлке. Другое было болотного оттенка с серебряными прожилками по краям, ещё тёмно-синее, расшитое цветами, и другие, множество других. Все они казались прекрасными, такие роскошные и тонкие вещи даже надеть страшно: все время будешь бояться – вдруг порвёшь по неопытности. А как ходить, двигаться в этом облачке, сотканном из цвета и света? Ведь носить эти платья надо сперва научиться.

      Мне было знакомо это вожделение во взглядах Дарии и Сэйв, это почти сладострастное волнение, охватывающее всех женщин при виде роскоши; я невольно улыбнулась, заметив внезапно вспыхнувшие огоньки в глазах робкой Сэйв; от одного платья к другому блуждали они, беспокойно и нерешительно.

      А ведь это только начало, сундуков было столько, что они загораживали солнечный свет. Целая гора подарков: драгоценности, лекарские инструменты, вяленое мясо, заморские фрукты, специи и прочее, и прочее.

      «Явлюсь, как в той старой песне, нагружённый дарами».

      Все мужчины должны держать свое слово. В особенности – короли.

      – А как твоё настоящее имя? – спросила я у Тощего, снимая ленту со свитка.

      – Сэр Тристан, миледи.

      – Миле-е-еди, – насмешливо протянула я и повернулась к Кабану. – Что с вашим лицом, сэр Томас?

      На его щеке багровел свежий шрам.

      – Боевое ранение, – мрачно фыркнул он.

      – Напоролись на вилку во время застолья? – с участием поинтересовалась я, развернув свиток. Впервые за всё время я задумалась: а знал ли король грамоту?

      Но писал мне не Артур, а Мерлин:

      «Отныне храбрый рыцарь твой повелевает всей страной».

Примечание к части

1 Место последней битвы короля Артура.

2 Стихотворение М. Агашиной

XI

1 

      – Думаешь, у рыцарей Круглого Стола есть время на то, чтобы убеждать какую-то девку из города явиться в замок? – раздражённо спросил Кабан, привалившись плечом к стене.

      – То, что ты рыцарь стола, я вижу, – ответила я, снимая повязку с плеча Артория, чтобы осмотреть шов. – Не загораживай мне свет, болван.

      Кабан выругался и опустился на скамью рядом с Тощим, рывшимся в ящике с персиками.

      К счастью, рана мальчика не воспалилась. Я повторно обмыла её чесночным отваром и наложила новую повязку.

      Тощий протянул мальчишке персик и кивнул в сторону двери:

      – Иди-ка подыши свежим воздухом.

      Когда Арторий вышел, Тощий поднялся с места и приблизился. В отличие от Кабана, он пребывал в приподнятом настроении, было видно, что он был доволен своим положением и новеньким рыцарским плащом.

      – Серьёзно, Вивиан. Сутки сюда добирались. Я даже специально для тебя прицепил на лошадь дамское седло.

      – Боги, какие жертвы! – фыркнула я. – Слушайте, мне отрадно знать, что вы все живы и находитесь в добром здравии. Передавайте королю мою искреннюю благодарность, пусть ему во всём сопутствует удача и что там ещё? Слава королю, да здравствует король! Мне нечего делать в замке, у меня полно забот. Вы вообще видели, что здесь учинили черноногие? Каждый должен выполнять свою работу: король правит, я ухаживаю за больными, вы праздно шатаетесь по городу без дела.

      – Я не могу её выносить, – пожаловался Кабан. – Только она откроет рот, как меня уже тошнит. Пусть и правда сидит здесь, на кой чёрт она сдалась при дворе? Других девиц что ли нет? Та же леди Маргарет, такая добрая, сердечная девушка, отрада для глаз. Или дочка короля из Камелиарда. Как её там? Гвендолен?

      – Гвиневра, – подсказал Тощий. – Хорошенькая.

      – Не то слово. Аппетитная, – Кабан похлопал себя по бёдрам, – во всех местах. А как она поёт! И такая любезная.

      Тут Тощий вдруг рассмеялся:

      – Всё никак не могу забыть, как Арт пожаловался ей, что у него от долгого сидения на троне разболелся зад. А она, бедняжка, вся раскраснелась, я думал, у неё голова лопнет. Тут она наконец додумалась, что ответить, – Тощий изобразил писклявый голосок камелиардской принцессы. – Я сошью вам бархатную подушечку, Ваше Величество.

      – Видел бы ты лицо её папаши-короля, когда Артур принёс извинения за свои манеры во время застолья, упомянув детство, проведённое в борделе, – от себя добавил Кабан. – Тот подавился едой и так долго кашлял, что мы боялись, скончается прямо там.

      Мужчины захохотали, словно позабыв о моём присутствии. На удивление, их глупое веселье не вызывало у меня привычного раздражения. Внезапно я поймала себя на мысли о том, что была даже рада их внезапному появлению, пускай уже и не могла дождаться, когда они отправятся восвояси.

      – Вот так ждёшь появления истинного короля, а он оказывается дураком, – с притворной досадой сказала я. – И что же эта Гвиневра?

      Всё ещё смеясь, Тощий пожал плечами:

      – Вернулась вместе со своим отцом обратно в Камелиард. Они там что-то заключили, торговое соглашение или вроде того, но сватовства не было. Она, по-моему, была рада этому едва ли не больше самого Арта.

      – Ты нам не нравишься, – заявил Кабан, надкусывая персик. – У тебя дурной нрав, и на лицо ты не ахти, – тут Тощий толкнул его, и Кабан усмехнулся, – но Артуру, кажется, всё равно. А как говорил Святой Павел: лучше жениться, чем сгореть от вожделения.

      Я вспыхнула.

      – Вот пусть тогда на Святом Павле и женится.

      – Поедем же, Вивиан. Не учиняй лишних хлопот. Там тебя ждёт пуховая перина и пироги с голубями. Давно пора тебя откормить, – сказал Тощий. – И работы хватает. Хочешь возиться с ранеными – да пожалуйста. Арт выделит тебе целый лазарет, будешь там хозяйкой. Будешь во всём замке хозяйкой. Собирайся в дорогу. Пока король приглашает, но может и приказать.

      – Что, принудите меня поехать с вами? – насмешливо спросила я. – Разоделись в бархатные плащи, навезли своих сундуков и думаете, я от радости вскачу на лошадь и помчусь куда скажете? Я останусь здесь. Если королю вздумается приказывать мне, что же, я явлюсь ко двору и любезно напомню ему о том, кто я и где моё место, если он вдруг страдает провалами в памяти.

      Наступило долгое молчание, только и было слышно, как Кабан чавкает персиком. Тощий потёр рукой подбородок, в глазах его промелькнуло сомнение.

      – И что ему передать? – растерянно и несколько даже опечалено спросил он.

      Я немного смягчилась и с улыбкой взглянула на мужчин.

      – Скажите, что красный мне не к лицу.

      Кабан не сдержал смешка.

      – Да тебе вообще ничего не к лицу.

      – Не забывайтесь, сэр Томас, – беззаботно отозвалась я. – Вы, может быть, и без мозгов, зато воды в вашем толстом теле с достатком. Как бы вам не захлебнуться ненароком.

      Кабан не переставал ворчать, бросая в мою сторону недобрые взгляды до тех пор, пока, кряхтя, не влез в седло. Затем он расправил свой плащ, горделиво выпрямился и взглянул на меня сверху вниз.

      – Хотел бы я сказать, что был рад повидаться, но кодекс рыцарской чести не велит мне лгать.

      Я только закатила глаза.

      – Не думаю, что мы прощаемся надолго, – добродушно и миролюбиво обратился ко мне на прощание Тощий.

      Я также не думала.

      После их отъезда, когда мы с Дарией перетаскивали пустые сундуки в кладовую, она вдруг заявила:

      – Народ примет Артура. Но не знать. Ни один из двенадцати баронов не забудет о его прошлом.

      Я посмотрела на неё с удивлением. Нам никогда прежде не доводилось говорить об Артуре, даже когда все только и делали, что болтали о нём.

      Поймав мой взгляд, Дария пожала плечами:

      – Ему необходимо как можно скорее жениться на девушке знатного происхождения.

      – Дочь Лодегранса была лучшей кандидатурой, – сказала я, задвигая сундуки под скамью ногой. – В своё время он предлагал её и Вортигерну, но тот отказался.

      – И в итоге лишился поддержки армии Камелиарда.

      – Значит, недальновидность – это семейная черта Пендрагонов.

      Мы вышли на лестницу. Дария дождалась, пока я закрою кладовую, а затем спросила:

      – Так ты не собираешься ехать к нему, если он снова пришлёт за тобой?

      Я не выказала удивления её осведомлённости. Не нужно было подслушивать, чтобы догадаться, на кой чёрт Кабан и Тощий заявились сегодня в таверну.

      – Нет, – сухо ответила я.

      Дария ещё некоторое время строго смотрела на меня, а затем её лицо вдруг расслабилось, а губы дрогнули в улыбке.

      – Тогда лучше избавься от этих дорогущих платьев, – посоветовала она. – На улицу в них всё равно не выйдешь, затащат за первый попавшийся угол и сдерут вместе с кожей. А так хотя бы сможешь снять себе комнату получше.

      Я согласно кивнула.

      – Надо отпороть от них мех, ленты и кружево. Продавать по-отдельности.

      – Я помогу тебе.

      – Можешь забрать себе любое. И Сэйв тоже. Дария, – тут я остановилась, протянула руку и сжала ладонь женщины, – спасибо тебе за всё.

      Она покачала головой.

      – От тебя всегда было больше пользы, чем вреда, Вивиан, – тут её улыбка сделалась шире. – А теперь, когда с тебя есть, что взять, – и подавно.

      Мы обе громко рассмеялись, и я почувствовала, что проникаюсь к Дарии искренними дружественными чувствами.

      – Да, – ухмыльнулась я в ответ. – Я умею быть полезной.

 2 

      Сэр Бедивер и Скользкий Билл (последний представился уже как сэр Уильям) прибыли в начале следующей недели. При них не было сундуков, зато они привезли бумагу с королевской печатью, в которой говорилось об отмене закона о преследовании магов. Король приглашал колдунов явиться ко двору, признать его власть и жить в мире и процветании.

      – И что с того? – спросила я, накрывая на стол.

      Билл многозначительно посмотрел в сторону Сэйв, и та, поклонившись, покинула кухню.

      – А то, что вы, милая барышня, самая настоящая озёрная ведьма, – понизив голос, сообщил он.

      Я налила ему и Бедиверу эля и расположилась напротив.

      – Король не нуждается в подтверждении моей преданности.

      – Король нуждается в вашем присутствии, миледи, – сказал Бедивер. – Иначе бы нас здесь не было.

      – Что-то случилось?

      Билл хмыкнул, не сводя с меня смеющегося взгляда.

      – Ещё как случилось. Может быть, вы слышали, мы устроили государственный переворот. Свергли короля-тирана и посадили на трон нового.

      Я раздражённо выдохнула.

      – Артура никто не знает, – сказал Бедивер. – Вассалы и бывшие сторонники Вортигерна не торопятся кланяться ему. Викинги учиняют проблемы. Пока королю не на что опереться, кроме разве что своей фамилии.

      – Ещё он рассчитывает на поддержку магов, – от себя добавил Билл. – В конце концов, именно они привели его к власти. Но кому из них он может доверять? И могут ли они доверять ему после всего, что сделали его дядя и отец?

      – Артур вернул должность придворного мага, – сообщил Бедивер. – Впервые за последние пятьдесят лет маг получил место в Совете.

      – Мерлин и прежде верно служил Пендрагонам, – возразила я. – У Артура нет причин не доверять ему.

      – В этом-то и проблема, милая барышня, – Билл отложил вилку и нож в сторону и наклонился вперёд. – Не Мерлин стоит подле трона, а леди Моргана, новообретённая сестра короля.

      Я откинулась на спинку стула, не сводя с мужчины удивлённого взгляда.

      – Нет у него никакой сестры, – с уверенностью возразила я. – Артур единственный сын Утера.

      – Но, как оказалось, не единственный ребёнок у своей матери, королевы Игрэйны, – сказал Бедивер. – Мы были удивлены не меньше вашего, миледи.

      – Однако колдун Мерлин подтвердил их родство, – заметил Билл. – Отцом Морганы был Горлойс, герцог Корнуэльский. После его смерти Игрэйна вышла замуж повторно за Утера Пендрагона, а девочку отправили на воспитание в Камбрию. После смерти королевы Моргану тайно вывезли в Ирландию, там она и жила, пока не узнала о возвращении истинного короля.

      – И Артур поверил в это? – спросила я.

      – Поймите правильно, миледи. Артур убил Вортигерна, своего единственного родственника по крови. Король вырос среди чужих людей и никогда не знал своей семьи. Конечно же, он был очень рад услышать о том, что у него есть единокровная сестра. И разумеется, он принял её во дворе.

      Я нервно перебирала пальцами складки платья.

      – Почему он назначил придворным магом её, а не Мерлина?

      – Король не доверяет Мерлину.

      – Но отчего же? – изумилась я. – Именно Мерлин спас его от Вортигерна в ночь убийства короля и королевы. Он способствовал...

      – Артур не доверяет Мерлину из-за вас, – перебил меня Билл. – Все эти баллады и легенды... Король велел Рубио искать в книгах любое упоминание о вас и о Мерлине, и, насколько мне известно, ему не слишком понравилось то, что он узнал.

      – Зато он готов поверить любому, кто явится в замок и объявит себя его родственником! – Я поднялась с места, и, отвернувшись, приблизилась к окну.

      – Явитесь и вы, леди Вивиан, – мягко произнёс Бедивер, поднимаясь следом. – Король нуждается в советнике. Вы в числе прочих помогли Артуру вернуть его законный трон. Вы вверили ему Экскалибур.

      Я покачала головой.

      – Женщина не может быть советником.

      – Ещё как может, – усмехнулся Билл. – Их обычно называют жёнами.

      – Я не могу жить при дворе, – ответила я, скрестив руки на груди. – Я не создана для такой жизни, я, как вы выразились, сэр Уильям, озёрная ведьма.

      – Наша задача – сформировать окружение короля, – сказал Бедивер. – Собрать вокруг него преданных ему людей. Никто из магов не поддержал притязания Артура на трон, пока он не одержал сокрушительную победу над Вортигерном. Никто, кроме вас и Мерлина. Артур не доверяет Мерлину. Но доверяет вам.

      Я молчала.

      – Что вы хотите услышать, барышня? – поинтересовался Билл. – Что король до беспамятства влюблён в вас? Он посылает за вами своих верных людей сейчас, когда нуждается в них почти так же сильно, как и во время восстания. Вы хотите, чтобы он правил долго? Чтобы его правление было увенчано славой?

      – А чем вам двоим не угодила леди Моргана? – вдруг спросила я и обернулась. – Вы опасаетесь того, что она может влиять на Артура. Почему?

      Мужчины переглянулись. Тяжело вздохнув, Бедивер заговорил:

      – Ходят слухи, что леди Моргана не случайно была выслана за пределы Британии. Мерлин признал её родство с Артуром, но не благоволит ей.

      – Мерлин никогда не лжёт. Этого нет в его природе, – сказала я. – Он объявил Моргану сестрой короля, но при этом обеспокоен её присутствием. Она чернокнижница?

      – Мы подозреваем, что да, – ответил Билл. – И нам бы очень не хотелось, чтобы Артур повторил судьбу своего отца.

      Мне никак не удавалось собраться с мыслями. За всё время Мерлин не отослал мне ни единого письма, кроме того, в котором кратко сообщал о состоявшейся коронации. Очевидно, он не желал видеть меня в замке. Я сделала всё, что он хотел, и отныне могла быть предоставлена самой себе. Артур же только отправлял ко мне своих рыцарей с требованием явиться ко двору. Он тоже ничего не написал мне. Он лишь приказывал, сухо и бесстрастно.

      – Я всё ещё имею право отказаться ехать с вами? – наконец спросила я.

      – Разумеется, миледи, – печально отозвался Бедивер, предчувствуя мой отказ.

      – Мерлин больше, чем кто-либо другой, заинтересован в том, чтобы Артур правил долго и мудро. Он никогда не предаст его, как не предал и Утера. Если король нуждается в советнике, он не найдёт лучше. Если король хочет жениться, – тут я посмотрела на Билла, – то пускай обратит свой взор на королевских дочерей из соседних государств. Я благодарю вас за внимание и доверие, оказанные мне.

      – Вы остаётесь здесь? – спросил Бедивер. – В чужом доме, без защиты и покровительства мужчины? Ваш наставник теперь живёт в замке, вы не замужем. Молодой девушке опасно быть одной, тем более в нынешнее неспокойное время.

      – Я также благодарю вас за заботу, – холодно ответила я. – Я не одна, сэр Бедивер. И уж точно не беззащитна.

      Мужчины поднялись и поклонились. Бедивер вышел на улицу, но Билл вдруг задержался на пороге.

      – А если бы вам не пришлось расставаться со своим озером, леди Вивиан, вы бы приняли приглашение короля? – его губы дрогнули в хитрой улыбке.

      Я нахмурилась.

      – Что вы имеете в виду, сэр Уильям?

      – Ничего, – он покачал головой. – Артур влюблён в вас, вы знаете, что влюблён. А когда мужчина не находит выхода для своей страсти, он способен на подвиги, – немного помолчав, он добавил. – Или безумства. Что, в сущности, почти одно и то же.

      Внутри у меня всё похолодело.

      – Сэр Уильям?

      – Мы не хотим, чтобы король совершал глупости из-за любви. Но вам это, должно быть, только льстит, – насмешливо добавил он и последовал за Бедивером.

      Я не нашлась, что сказать ему в ответ, а потому лишь растерянно наблюдала за тем, как Билл и Бедивер покинули таверну, направляясь на север.

      На сердце у меня сделалось неспокойно. Я знала, последние слова Билла что-то значили, что-то очень важное для меня, но только что именно?

      Вернувшись на кухню, я прижалась спиной к двери и задумалась. Не сводя рассеянного взгляда с огня в очаге, я перебирала в памяти всё, что сказали мне рыцари, но по-прежнему не находила ответа на свой вопрос.

      Какую глупость совершил или способен совершить Артур из-за своей страсти?

      Желая занять себя делом, я стала убирать со стола. Вернувшаяся Сэйв принялась помогать мне. Вдруг одна из кружек выскользнула из её неловких пальцев и упала на пол. Я замерла, глядя на то, как эль просачивается в щели между досок.

      В своих видениях я видела себя подле Артура. Я видела нас обоих, стоящих на коленях перед священнослужителем. Я повторяла за ним клятву.

      Как я смогла жить в замке, вдали от озера, будучи отлучённой от своей стихии? Как я согласилась на это?

      «А если бы вам не пришлось расставаться со своим озером, вы бы приняли приглашение короля?».

      Я выронила тарелки из рук, и они с грохотом повалились на стол. Перепуганная Сэйв отскочила в сторону, в удивлении уставившись на меня.

      – Что они делают? – спросила я. – Что король велит делать им?

      – Кому? – не поняла девушка.

      – Отрядам землекопов и каменщиков, что ранним утром уходят к баржам! – я шагнула к Сэйв и стиснула её плечи. – Чем они занимаются?

      Я видела своё озеро обмелевшим. Это могло произойти лишь в случае многолетней засухи или если Темза, Северн и иные подводные воды перестанут питать его, что представлялось невозможным.

      – Что они делают? – заорала я, окончательно выходя из себя.

      Сэйв вжала голову в плечи.

      – Мужчины говорят, замок и прилегающие к нему земли обезвожены с тех пор, как из-за тёмной магии короля Вортигерна река сменила русло, – ответила она. – Артур приказал строить новый канал. Он хорошо платит, люди работают день и ночь. В строительстве задействованы тысячи. Кто откажется от работы в такое время?

      Я выпустила Сэйв и отступила, сжав руки в кулаки.

      – До Северна копать не больше двух миль, тем более, несколько лет назад и Вортигерн объявлял о строительстве канала для нужд своей проклятой уродливой башни.

      – Они копают не до Северна, Вивиан, – робко возразила Сэйв. – Они хотят наполнить котлован пресной водой из озера до следующей осени.

      Я резко отшатнулась и ударилась поясницей о край стола. У меня внезапно ослабели ноги, я села прямо на стол, опустила плечи и повесила голову. Отчаяние и гнев всей тяжестью навалились на меня. Я закрыла глаза и погрузилась в тягостное безмолвие, которое нарушали лишь оклики обеспокоенной моим поведением Сэйв.

      Из ступора меня вывело появление Дарии. Когда она распахнула дверь, на кухню вместе с ней ворвалась долгожданная прохлада. Но дверь тотчас захлопнулась, а Дария принялась отчитывать вас обеих за безделье.

      – Вивиан сделалось дурно, – оправдываясь, сообщила ей Сэйв.