Текст книги "Сюрприз для мужа"

Автор книги: Эмма Ричмонд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

Глава восьмая

Потрясенная, Джеллис лишь мрачно и тупо смотрела на него.

– Он мой? – спокойно и настойчиво повторил Себастьен.

– Ну, конечно же, твой! А чей же еще?

– Может, Дэвида?

– Дэвида? – бессмысленно переспросила она.

– Да. – Он поставил взбитые яйца в холодильник, налил масла на сковородку и поставил ее на плиту.

На лбу Джеллис появились морщинки.

– Дэвида? – в замешательстве повторила она.

– Да. Ты ведь знаешь человека по имени Дэвид, не так ли?

– Да, но я не понимаю, почему… В самом деле, почему ты думаешь… То есть… Кто тебе рассказал про него?

– Натали. – Он достал из холодильника приготовленную смесь и вылил ее на сковородку.

– Когда? – спросила Джеллис. – Когда она сказала тебе?

– Когда я видел ее в Провансе.

– И что же она тебе рассказала? И откуда вообще она об этом узнала?

– Понятия не имею. Так кто же он?

– Его уже нет, – пробормотала Джеллис, не переставая тревожиться о том, что имеет в виду Себастьен.

Осторожно сняв сковородку с плиты, Себастьен обернулся и уставился на Джеллис.

– Нет?

– Он давно умер. За пять лет до того, как я встретила тебя. И ты даже не можешь думать, что…

На этот раз нахмурился он.

– За пять лет до того, как ты встретила меня?

– Да. Мы были обручены. Но когда он играл в регби, у него случился сердечный приступ.

– Сердечный приступ? А сколько ему было лет?

– Двадцать пять. У него был неизлечимый порок сердца, и однажды, во время игры в регби, он умер.

– Боже мой! – потрясенно воскликнул Себастьен. – А ты любила его?

– Да, – просто ответила она. – Но не так, как тебя…

– Понимаю.

– Правда? И что же ты понимаешь?

Он мрачно улыбнулся.

– Не знаю. Я подумал, что, может, из-за этого я уехал… из-за того, что решил… Натали сказала… – Он протяжно вздохнул и повернулся к плите. – Она сказала, – задумчиво продолжал он все с тем же угрюмым лицом, – что ей было понятно, почему я бросил тебя. А когда я спросил, почему, она сказала: «Из-за Дэвида». Сказала, что ты одновременно встречаешься с нами обоими. Что ты поехала в Англию не для того, чтобы повидаться с родителями, а для того, чтобы встретиться с Дэвидом.

– Но откуда она узнала про него? – беспомощно спросила Джеллис.

– Не знаю.

– Я не могла видеть Дэвида, потому что его нет в живых. Но если ты слышал от кого-нибудь его имя… – она нахмурилась, – то должен был спросить меня. Все это бессмыслица, Себастьен.

– Да, – согласился он.

– Так, значит, из-за этого ты приехал? Чтобы все выяснить?

– Нет.

– Нет? Но ведь ты только что обвинил меня в том, что у меня была… любовная связь? Только что обвинил меня в… обмане?

– Нет! Нет, Джеллис! – повторил он и поглядел на нее через плечо. – Мне просто надо было спросить.

– Спросить? – гулко отозвалась она и встала на ноги. – Неужели ты и вправду думал, что я попыталась бы навязать тебе чужого ребенка?

– Не знаю, – понуро отозвался он. – Ведь я же не знаю, что ты за человек.

Джеллис гневно и озадаченно поглядела на него и покачала головой.

– Это верно, – тяжело согласилась она.

– Я не знал, что мы были женаты, не знал, что у меня есть сын, когда Натали мне рассказала про Дэвида. Но теперь я знаю, и мне надо знать – все знать. Иначе…

– Что-нибудь еще может вылезти на свет Божий?

– Да.

Но Джеллис больше ничего не знала. Она глубоко вздохнула и, опустив глаза, заметила, что маленький Себастьен заснул. Она осторожно перенесла его в гостиную и уложила в коляску. «Если бы Натали не рассказала ему о Дэвиде, он, наверное, никогда бы не приехал».

Она медленно вернулась на кухню и увидела мужа. Он стоял там, где она оставила его, с лопаткой в руке, и смотрел на дверь.

– Ты не мог оставить меня из-за Дэвида, – пылко произнесла Джеллис. – И у меня не было связи ни с кем другим. Я любила тебя, Себастьен. Любила больше жизни. И не могла тебя обмануть. Не могла. Ты должен был это понимать. Не сейчас, потому что ты ничего не помнишь, но тогда… Я даже не верю, что ты не знал о Дэвиде и что я не говорила тебе, что мы были с ним помолвлены… – Она беспомощно взмахнула рукой и села за стол.

– Жерар говорил, что я был жестоким, но ты мне не поверила, правда?

– Правда.

– Розовые очки, Джеллис? – нежно спросил он.

«Смотрела ли я через них? Возможно».

– А что сейчас происходит, Джеллис?

– Я не знаю, – ответила она.

– А вдруг ко мне никогда не вернется память? Значит, я никогда не смогу стать отцом для моего сына?

Она покачала головой, понимая, что он не может видеть ее, и тихо сказала:

– Нет. Теперь, когда ты знаешь, ты всегда сможешь приходить к нему. – «Что еще я могу сказать?» Она обхватила себя руками, чтобы согреться и успокоиться, и стала смотреть на него. – Не прошло и дня с тех пор, как мы встретились в Портсмуте, чтобы я не думала об этом, не спрашивала себя, правильно ли я поступаю. Но я больше не знаю тебя, не знаю, как сделать, чтобы тебе было лучше.

– Да, – согласился он, потому что тоже не знал ответа. – Может, ты накроешь на стол? Обед почти готов.

Она кивнула, поставила тарелки, приправу и, пока они молча ели, все думала о том, что еще случится. О том, что еще рассказала Натали. Джеллис казалось, что она никогда не простит этого сопернице. «Но откуда же она узнала про Дэвида?»

Когда они закончили есть, Себастьен собрал пустые тарелки и составил их в раковину, приготовил свежий кофе и принес его на стол.

– Я все время прокручиваю в голове мою поездку сюда из Прованса, – тихо заговорил он, – и все, что случилось, все, о чем мне рассказала Натали и ты. Две женщины отличаются друг от друга как небо и земля. И я бросил вас обеих. Может, здесь кроется что-то еще?

Он всмотрелся в ее лицо, потом помрачнел и беспомощно спросил:

– Но почему? Что могло заставить человека сделать то, что совершил я? Но при этом я не чувствую себя ни мошенником, ни лжецом.

– Не знаю. Может, для тебя слишком тяжела была ответственность, ты почувствовал, что тебя ограничили, связали по рукам и ногам. Может, когда ты снова увидел Натали, ты понял, что все еще любишь ее. Не знаю, Себастьен. Я сама ломала голову в поисках причины. Может, я была во всем виновата, что-то натворила, сказала лишнее или слишком многого ждала? Я ничего не понимаю. Может, тебя выбила из колеи моя беременность, а потом, когда родился ребенок, я слишком много внимания уделяла ему? Он не был «примерным» младенцем, и нам не удавалось выспаться. Мы оба очень уставали… Может, ты почувствовал, что тебе лучше уйти… – беспомощно добавила она.

– Но ведь я мог сказать! Мы ведь должны были обсудить все это! И наверняка нашлись бы какие-нибудь обвинения, доводы…

– Нет, – тихо сказала она. – Ничего не было. Ты поцеловал меня на прощанье, удостоверился, что у меня достаточно денег на текущие нужды, предупредил соседей, что я несколько дней побуду одна, сказал мне, что любишь меня и вернешься как можно быстрее, и уехал.

– Боже праведный, – вздохнул Себастьен. – А когда же я послал ту записку?

– Через три дня.

– А Натали?

– Она приехала через день после этого.

Они словно выдохлись и сидели, грея руки о чашки и задумчиво глядя на кофе. Джеллис снова вздохнула.

– Уже поздно, – пробормотала она.

– Да. Мне лучше поехать в отель.

– Нет! Извини, я просто хотела сказать… – Она быстро посмотрела на него, потом отвела взгляд и смущенно улыбнулась.

– Что если я остановлюсь в отеле, – договорил он за нее, – то все подумают, что…

– Да. В маленькой деревушке все про всех все знают, и…

– Но ведь это никого не касается, кроме тебя?

– Да. Нет. Я никому не говорила, что…

– Я бросил тебя?

– Да. – Она смутилась, потом глубоко вздохнула и спросила: – А на сколько? То есть…

– Сколько дней я здесь пробуду?

– Да.

– А сколько дней мне разрешат провести здесь, Джеллис?

Она посмотрела на него и осторожно спросила:

– Разрешат?

– Да. У меня ведь нет на это абсолютного права, не так ли? Но он мой сын, и я хотел бы узнать его, узнать, какой он, понять его.

– Да, конечно.

Он протянул руки через стол и взял ее ладони в свои, не обращая внимания на то, как она напряглась, пытаясь высвободиться.

– Посмотри на меня, Джеллис.

Она нерешительно подняла глаза, с трудом сглотнула и стала ждать.

– Я понимаю, что ты не хочешь, чтобы я был здесь, понимаю…

– Не то что «не хочу», – поспешно поправила его она. – Не могу. Не могу, – повторила она. – Я говорила тебе…

– Да. Говорила, что, возможно, ко мне никогда не вернется память, и…

Она закрыла глаза и мысленно помолилась.

– Не делай этого, – в страхе прошептала она. – Не делай этого.

– Я должен. Мне надо. Он мой сын. Позволь мне остаться ненадолго, пожалуйста, чтобы я мог узнать его. Я потерял память, всю жизнь. Не дай мне потерять и сына.

«О, как это несправедливо. Но он прав. Как я могу прогнать его? Поэтому я не сразу сказала ему о ребенке».

– Ты позволишь мне остаться, Джеллис?

Она беспомощно кивнула.

– Спасибо. И что бы ни случилось, я всегда позабочусь о том, чтобы ты и ребенок были материально обеспечены. Ты позволишь мне по крайней мере это?

– Да.

– А кстати, как ты со всем этим справлялась? Тебе помогали родители?

– Нет, – тихо ответила она. – Этот коттедж принадлежит моему дяде. Он разрешил мне жить здесь бесплатно, и у меня есть немного своих денег. До того, как я встретила тебя, у меня было небольшое дело, связанное с оформлением дома, – занавески, одеяла, подушки, все в таком роде.

– Ну и как шли дела?

– Неплохо. У меня не было магазина, я работала на дому. Жила на комиссионные, – туманно объяснила она.

– А сейчас?

– Я сделала несколько стеганых одеял, занавесок, когда приехала сюда…

– Вот эти?

– Да. Кое-кому они очень понравились, о них рассказали в округе… Я сделала не так много, у меня не было времени, – с мимолетной улыбкой сказала она. Однако она не очень следила за тем, что говорила, не слишком внимательно прислушивалась к его вопросам. Она ощущала его прикосновение и думала о том, что он остается. О том, что они будут вдвоем в этом доме. В очень маленьком домике.

– Здесь только одна спальня, – глухо сказала она.

Глава девятая

– Я могу лечь на диване.

– Он очень короткий, – неуверенно сказала она.

– Как-нибудь устроюсь.

– Коттедж невелик, – в отчаянии пролепетала она. – Спальня и ванная наверху, гостиная и кухня внизу. Я хочу сказать, тебе лучше… Конечно, глупо волноваться о том, что подумают соседи…

– Но ведь они – твои соседи, – мягко перебил он. – И это твоя жизнь, не так ли?

Она отвела от него глаза и кивнула. «Но я не хочу, чтобы это была только моя жизнь. Я хочу, чтобы это была наша жизнь. Но этого не может быть». Не зная, что еще сказать, она почувствовала облегчение, услышав, что ребенок проснулся и заплакал.

– Похоже, он знает, что сейчас будет, – пробормотала Джеллис. – Я схожу за водой, и мы его выкупаем.

Она поспешила на кухню, налила воды в тазик и аккуратно принесла его в гостиную. Мысленно упрекая себя за глупость и нервозность, она поставила тазик на пол и взяла у Себастьена ребенка.

– Надеюсь, с легкими у него все в порядке? – иронично спросил Себастьен, поскольку ребенок продолжал кричать во всю мочь.

– Да, – согласилась она и посадила сынишку на пол. – Тише, тише, – успокаивала она его. – Люди подумают, что я плохо обращаюсь с тобой. Он ненавидит, когда его купают и переодевают, – объяснила она, чувствуя необходимость поддержать разговор. – А если тебе это кажется ужасным, то что ты скажешь, когда услышишь, как он орет во время утреннего купания? Бог знает, о чем только думают соседи.

– Это точно, – согласился он и с удовольствием принялся рассматривать своего орущего краснолицего сына. – Ты так здорово справляешься, – похвалил ее он.

– Практика.

– Да, – подтвердил Себастьен. – Наверное, очень трудно, – угрюмо прокомментировал он, – все делать одной.

– Иногда, когда он расстроен и много плачет или я чувствую себя усталой… Но ведь у меня нет другого выбора. Мне просто приходится ко всему приноравливаться, жить одним днем. Мои родители помогали бы мне больше, если бы я позволила им это. Может, я и кажусь хрупкой, – смущенно улыбаясь, добавила она, вспомнив слова медсестры, – но на самом деле я крепкая. И вообще, так много женщин в моем положении, да еще без работы, которая есть у меня. Я могу работать дома, мои родители всегда помогут, когда мне это понадобится… – «Но ночи такие одинокие. Без теплых, надежных рук любимого мужчины». Она посмотрела ему в глаза и тихо сказала: – Я старалась изо всех сил.

– Я не критикую тебя, Джеллис.

– Хорошо. Потому что как бы там ни было, но факт остается фактом: ты имел связь с другой женщиной и бросил меня. Я не могу забыть этого, Себастьен. Не могу закрыть на это глаза.

– Да, – согласился он.

– Если бы я знала, или бы мы обсудили это, или ты бы сказал мне, что разлюбил меня, если бы ты был со мною честен… Все тогда было бы по-другому, потому что в жизни такое случается. Но ты этого не сделал. Боль моя могла быть меньше, если бы я знала. Шшш, – обратилась она к ребенку. – Скоро будешь купаться.

Проверив температуру воды, она стала купать малыша.

Потом мельком взглянула на Себастьена и тихо сказала:

– Может, это звучит грубо, но я хочу быть честной. Я не могу этого забыть, как бы ни хотела.

– Не можешь, – сказал он, глядя, как она одевает ребенка в пижаму.

– Пойду принесу его молоко и кашу. – Она передала мужу ребенка и пошла на кухню.

Увидев заветную бутылочку, малыш перестал плакать и, глядя на мать, засиял и сразу стал воплощением кротости, словно никогда за свою короткую жизнь не проявлял таких вспышек гнева, как минутой раньше.

– Ну вот, – сказала Джеллис, – настоящие показательные выступления. – Она завязала фартучек вокруг его шейки и, поскольку Себастьен не желал расставаться с младенцем, придвинула стул и начала кормить их проголодавшееся чадо. – Ты настоящий поросенок, – нежно пожурила она младенца, когда он мгновенно, гораздо быстрее, чем она готовила, проглотил последнюю ложку каши. Передав миску Себастьену, она подхватила сына и пересела на другой стул. Потом взяла бутылочку, попробовала, не горячо ли, и поспешно засунула ребенку в ротик, прежде чем тот снова разразился воплями.

Подняв глаза, она неловко улыбнулась Себастьену. Он угрюмо улыбнулся в ответ.

– Я здесь все уберу, ладно?

– Да, пожалуйста.

Он наклонился, принялся складывать полотенце, чему-то усмехаясь. Потом унес его вместе с тазиком на кухню. Вернувшись, Себастьен аккуратно положил крем и пакет ваты в коробку и закрыл крышку. А Джеллис не сводила с него глаз, смотрела, как он двигался, прикасался к вещам. Он все проделывал точно так же и до того, как уехал.

– Тебе принести что-нибудь?

– Что? О, извини. Может, чашку какао? – с надеждой спросила она, и он послушно отправился на кухню.

Она расслабленно вздохнула и, откинувшись на спинку стула, начала молиться, чтобы Бог послал ей силы. «Но прислушивается ли Господь к отчаявшимся?»

Вернулся Себастьен, и с ним вновь пришла напряженность. Он поставил какао на кофейный столик возле нее, сам сел напротив и вытянул перед собой свои длинные ноги. «Знакомая поза. О Боже, до чего знакомая поза! Если бы все было в порядке, я села бы к нему на колени вместе с ребенком и кормила бы его, сидя на коленях у мужа. А может, я бы и сама кормила его грудью». Но после того, как Себастьен уехал, у нее пропало молоко. «Это из-за стресса и переживаний», – сказал тогда доктор.

Проглотив ком в горле, Джеллис посмотрела на сына и нежно погладила его по темным волосикам.

– Он красивый, правда? – тихо спросила она.

– Да. У него твои глаза. Но меня немного смущает, что нас обоих зовут Себастьен, – негромко заметил он.

– Да. Мы назвали его Себастьен-младший.

– Вот как? Хотел бы я все стереть из памяти, Джеллис. Ведь потерять память – это так удобно.

– Я не сомневаюсь, что ты потерял память, Себастьен.

– Я знаю. – Он вздохнул и спросил: – А как часто ты должна кормить его?

– Он ест столько же раз, сколько я, кроме того, еще пьет на ночь молоко – где-то около одиннадцати. Потом обычно спит до шести утpa, – подчеркнула она. – Сегодня мы немного выбились из колеи. Утром он проснулся в четыре, поэтому ел раньше, чем обычно. Все немного сместилось, – невразумительно добавила она. Себастьен кивнул.

– Может, тебе неприятно, что я расспрашиваю? Видишь ли, мне нужно во всем разобраться. Это странно, потому что я и так должен был бы обо всем знать.

– Да. А ты не сердишься, что я тебе не сказала? – нерешительно спросила она.

– На тебя – нет. Я просто все время думаю, что… – Он замолчал и, упершись локтями в колени, оглядел небольшую комнату, посмотрел на швейную машину в углу, на портьеры на окне.

– Вот такие занавески ты шьешь?

– Да. И еще наволочки для подушек, и сами подушки. Ничего особенного, но… – «Прекрати свою болтовню, Джеллис, – упрекнула она себя. – Его совершенно не интересуют твои домашние дела».

– Они такие красивые. А почему у тебя нет рождественской елки?

– Ну, потому что я… – Как ему сказать, что без него елка не имеет никакого значения? – У меня не было времени, – смущенно промолвила она.

Они еще сконфуженно помолчали, а потом Себастьен спросил:

– А мы отмечали Рождество, Джеллис?

– Да, – тихо сказала она.

– Расскажи мне. Что было в прошлом году? У нас была елка? Украшения?

– Да, ты сказал… Это был наш первый Сочельник, – тихо начала вспоминать она, глядя на их сына. – Елка была огромная… – Со слабой улыбкой она вспомнила, как они пытались затащить ее в парадную дверь. Она посмотрела на мужа, и лицо ее смягчилось. – Это была великолепная елка, Себастьен. Мы с трудом занесли ее в холл, царапая побелку, поставили в углу возле окна, а ты потратил целое состояние на игрушки и мишуру. – «И такое же состояние он потратил на подарки для меня и моих родителей». – Было так хорошо, – вспоминала она, картины прошлогоднего Рождества отчетливо представали перед нею. – Такое счастливое время. Приехали папа с мамой. У нас было так много приглашений на Рождество – в рестораны, бары, а потом ты пригласил много гостей к нам, на рождественский обед, – улыбнулась она.

– И они приехали?

– Ну конечно. Тебя все очень любили.

– А тебя, Джеллис? Тебя разве не любили?

Она забавно пожала плечами.

– Надеюсь, да.

– А я готовил обед?

– Да. Ты разрезал индейку. На нас были шутовские колпаки. Мы страшно много пили. И смеялись.

– А в этом году елки нет, и нет гирлянд на парадной двери, – тихо проговорил он.

– Да. – Она снова посмотрела на сына, не зная, что сказать.

– Джеллис!

Она нерешительно подняла на него глаза, посмотрела на это дорогое близкое лицо и почувствовала, как у нее сжало горло.

– Да? – хрипло спросила она.

– У нас будет елка.

Джеллис отвела взгляд в сторону, чувствуя себя брошенной. Ей было страшно надеяться. Но она кивнула головой.

Выпрямившись и поводя плечами, чтобы снять напряжение, Себастьен поднялся.

– Я схожу принесу вещи из машины.

– Из машины? Ты приехал на машине?

– Нет, я взял ее напрокат в аэропорту.

Она кивнула и прикусила губу. «Я даже не спросила его, как он сюда добрался».

– А у тебя все еще…

– Фальшивый паспорт? Нет. Теперь у меня все по закону.

– Это хорошо.

Он улыбнулся и вышел, а Джеллис откинулась на спину и принялась размышлять над его словами. «Почему он хочет, чтобы у нас была елка? Потому что понимает мое состояние? Даже если ничего не помнит?»

Она тихонько вздохнула. «Родители обожали его. Они все бы отдали ради того, чтобы мы были вместе. Отец стал экспертом по винам. Во всяком случае, ему так казалось, – с улыбкой подумала она. – Они вместе с Себастьеном вдохновенно обследовали винные погреба, попробовали не одну бутылку и не по одному поводу… И мама стала совсем француженкой. Она полюбила ездить за покупками на рынок, словно привыкла к этому с самого рождения. Несмотря на языковой барьер, она всегда умела отыскать среди торгового изобилия лучшие овощи».

Джеллис решительно покачала головой и смахнула слезы. «Всего час. Всего минута, потому что нового Себастьена очень трудно распознать. Он вел себя не так, как раньше, не так думал и, похоже, не так чувствовал, поэтому трудно догадаться, что можно от него ожидать. Если он остается только ради ребенка… Это не меняет того, что он здесь, разве не так? И мне надо справиться со своими чувствами».

«А если бы он не потерял память? Что бы он сейчас делал? Соблазнял бы еще кого-нибудь? Не знаю. Понятия не имею. А Натали? Что она сейчас делает? И изменилось бы что-нибудь, если бы она тогда не приехала? И на этот вопрос у меня нет ответа».

Джеллис почувствовала, как у нее смыкаются веки, и встрепенулась, чтобы прогнать сон.

Через несколько минут вошел Себастьен, в руках у него была небольшая сумка. Она посмотрела на быстро таявший снег у него на плечах и на волосах.

– Снег еще идет?

– Да, – улыбнулся он. – Намело. Завтра я слеплю снежную бабу.

– Снежную бабу? – Она заглянула ему в глаза и почувствовала, как щеки ее согрело теплом. Вот такие слова мог бы произнести «старый» Себастьен. Знать бы, на самом ли деле он хочет этого. Неловко улыбнувшись, она быстро отвела взгляд в сторону.

– Сейчас я найду для тебя одеяла.

– Спасибо. – Он поставил сумку рядом с диваном и снова сел на стул.

«Чувствует ли он себя так же неловко и натянуто, как я? Или он ждал другой реакции по поводу снежной бабы? Нам и так нелегко. Сейчас мы разные люди. Незнакомцы, которым предстоит узнать друг друга. И если бы у нас не было ребенка, захотел бы он остаться? Конечно, он не привез с собой много вещей. Судя по размеру его сумки, он взял одну пару белья и одну смену одежды. Как для уик-энда».

Джеллис посмотрела на сына, который допил свою бутылочку, вытерла ему ротик. Себастьен протянул руки и наклонился к ребенку.

Оставив его с малышом, Джеллис отнесла детские вещи наверх, в спальню, отыскала простыни, одеяла и подушку и вернулась с ними в гостиную.

Остановившись у порога, она увидела, что малыш заснул на руках у Себастьена. Вид у мужа был испуганный. Сердце у нее заныло с новой силой. Она подошла и принялась раскладывать диван.

– Я сам справлюсь, – тихо сказал он, и Джеллис замерла и кивнула.

– Хорошо. Тогда, если не возражаешь, я пойду спать.

– Да.

Джеллис еще раз глубоко вздохнула и взяла у него ребенка. Когда она наклонилась, коса упала ей на грудь и, казалось, надолго приковала его внимание. Какое-то мгновение они смотрели друг на друга. Атмосфера сгущалась. Чуть ли не в страхе Джеллис взяла у него ребенка и быстро выпрямилась.

– Спокойной ночи, – хрипло произнесла она.

– Спокойной ночи, Джеллис. Хочешь, я отнесу его наверх? – поднимаясь, спросил он.

– Нет, – торопливо отказалась она и отпрянула от его громадной фигуры. – Правда, я хорошо себя чувствую. Спокойной ночи.

Она быстро ушла и поднялась в свою комнату. «Если бы я разрешила ему нести ребенка, он оказался бы здесь, в моей спальне». Она взглянула на двуспальную кровать и беспокойно вздохнула. Она чувствовала, как внутри ее поселилась невыразимая боль… «Отчего эта боль? Ее не должно быть. Не должно. А вдруг он остался бы? Вдруг бы все вернулось и он вспомнил бы… Вспомнил, почему уехал? И снова оставил бы меня? Нет, этого я бы не пережила. Ни за что на свете».

Она оставила ночник включенным, потом запечатлела на лобике младенца нежный поцелуй и уложила его в кроватку.

– Спокойной ночи, – прошептала она. – Спи крепко.

Убедившись, что он тепло укрыт одеяльцем, Джеллис тихо подошла к окну, отодвинула занавески и выглянула во двор. Мимо окна пролетали снежинки. «Если ему станет плохо, он уедет, не так ли? И что дальше? Напряжение будет расти и расти, как тогда, во Франции… Но я хочу его. О Боже, как же я хочу его!»

Она задвинула занавески и стала готовиться ко сну. Но она знала, что не заснет. Знала, что не сможет спать, поскольку мысли ее будут там, с ним, ведь он всего лишь в нескольких метрах от нее. Она лежала и всматривалась в темноту, и все время перед глазами у нее проплывал тот миг, когда она держала руки у него под свитером и когда они смотрели друг на друга, а сердце у нее неистово билось.

Она представила себе другое развитие сюжета. Представила, как она прильнула ближе к нему, и почти ощущала прикосновение его губ у себя на коже. «Думал ли он о том, какой пробуждает во мне огонь? А может, он вообще не придает этому никакого значения?» Ей хотелось крадучись спуститься вниз и убедиться, что он не ушел. Посмотреть на него спящего. В шесть часов утра ее разбудил малыш.

Она неловко начала спускаться вниз, в полусне приготовила ребенку бутылочку и снова поднялась в свою комнату. Потом взяла Себастьена-младшего и положила к себе в кровать.

– Тише, тише, ты перебудишь всю улицу.

С закрытыми глазами она сонно укладывалась поудобнее, пока ребенок не припал к ее груди. Тут в дверь тихонько постучали, и Себастьен вошел в комнату.

– Я слышал, как ты встала, – тихо сказал он. – И подумал, что ты, может, хотела бы выпить чашечку кофе.

– Спасибо. – Понимая, что у нее растрепаны волосы, а лицо заспано, она беспомощно посмотрела на него. Он был небрит, в наспех натянутом свитере и брюках, босой… И все же никогда он не казался ей таким милым. – Снег еще идет?

Он улыбнулся и покачал головой.

– Так прекрасно вокруг. Повсюду хрустящий белый холодный снег. – Он поставил кофе на тумбочку и поглядел на сынишку. – Я могу чем-нибудь помочь?

«Да, – хотела сказать она. – Забирайся ко мне в кровать, обними меня, а я буду держать нашего сына. Однако я не могу этого сказать, не так ли?» И она покачала головой.

– Можно, я приму душ?

– Ну конечно. Не нужно спрашивать.

Он как-то странно улыбнулся и переключил внимание на сына.

– А ты снова уснешь после того, как покормишь его?

– О, нет. Я встану.

– Для чего? Если кто-нибудь постучит в дверь или позвонит – я же здесь! Может, ты полежишь и поспишь еще немного?

Джеллис не знала, что на это ответить, не знала, чего ей хотелось. И просто улыбнулась в ответ.

– Может быть. Спасибо за кофе.

– Смотри, чтобы не остыл.

– Хорошо.

«Мы разговариваем, как вежливые незнакомцы», – подумала Джеллис, когда Себастьен вышел из комнаты и тихо прикрыл за собой дверь. Она почувствовала, как одинокая слезинка скатилась у нее по щеке, и нетерпеливо вытерла ее. Сердце у нее сильно болело. Она страстно тосковала по нему, но вынуждена была бороться с собой.

Она услышала, как он вошел в ванную, включил воду, представила его себе обнаженным… Ей стало жарко, неловко, она почувствовала себя почти больной и закрыла глаза. «Ничего у нас не получится. Ничего».

Она покормила ребенка и положила его в кроватку, потом для забавы установила ему погремушку, отодвинула шторы и посмотрела, что за погода на улице. Очевидно, всю ночь валил снег, потому что окрестности были укрыты толстым белым одеялом.

Зачарованная этим зрелищем, Джеллис медленно улыбнулась и снова почувствовала себя ребенком. Ей хотелось выбежать во двор, слепить снеговика. Скоро, едва люди пойдут на работу, а дети в школу, эта чистая земля будет истоптана, запачкана. Вот, в середине дорожки молоковоз уже оставил свои следы, и Джеллис тихонько засмеялась, увидев, как почтальон намеренно топчет покрытую снегом лужайку миссис Нэйтер, чтобы оставить на ее клумбе свои следы.

По-прежнему улыбаясь, она отвернулась от окна навстречу новому дню. «Это будет другой день. Потому что здесь Себастьен».

К десяти тридцати Джеллис переделала неотложные домашние дела, накормила младенца, и Себастьен спросил ее, не желает ли она помочь ему выбрать рождественскую елку.

– Помочь? – удивленно спросила она. Себастьен искоса взглянул на нее. В карих глазах появились смешинки.

– Неужели ты думаешь, что я единолично буду выбирать праздничную елку? – капризно спросил он.

В ее глазах отразилась его улыбка. Она кивнула и надула губы.

– Я понимаю, я пятно на твоей репутации. Тогда поставлю вопрос по-другому. Хотела бы ты поехать и посмотреть, как я буду выбирать елку?

Джеллис засмеялась и, кивнув головой, быстро отвела взгляд от его добрых глаз. В груди ее снова повисла тяжкая, труднопереносимая боль…

– Тогда иди и возьми пальто и ботинки, а я заберу коляску. Мы можем купить елку в деревне?

– Да. Мне нравится ездить по местным магазинам. Поддерживать владельцев.

– Как во Франции, – кивнул он головой. – Иначе нам останутся одни супермаркеты.

– Да. В любой стране надо сохранять деревенскую жизнь.

– Я согласен с тобой. Бери пальто.

Джеллис взяла куртку и зимние ботинки, одела ребенка в стеганый костюмчик и посадила его в коляску, которую Себастьен вкатил в холл из гаража. Тепло укутав малыша, Джеллис обернулась и увидела, что Себастьен угрюмо смотрит на нее.

– А где твои ботинки?

– У меня других нет. Эти подойдут.

– Нет, не подойдут, – возразил он. – Снег за несколько секунд набьется в них. И куртка эта тоже не подходит. На улице холодно, Джеллис. Пойди возьми пальто.

Джеллис разволновалась, смутилась. Чувствуя себя почти виноватой, она тихо сказала:

– У меня нет пальто.

– Почему? Ты же говорила мне, что у тебя достаточно денег! – Лицо его стало жестким, и он сердито добавил: – Почему? Ведь ты жила бок о бок со мной…

– Нет! Деньги тут ни при чем. У меня не было времени! – «А если быть честной, то просто не было желания». – Я куплю пальто, как только мы поедем по магазинам, – поспешно пообещала она.

– А разве можно купить пальто и ботинки в деревне?

Она покачала головой.

– Я поеду в Фолкстоун или в Дувр, когда мы купим елку.

– Сначала мы поедем в город. – Все так же мрачно глядя на нее, Себастьен тихо сказал: – Я был богатым человеком. Почему же оставил тебя без средств, Джеллис? Почему? Неважно, что я чувствовал, чего хотел, в чем нуждался, но почему же оставил тебя без денег?

– Наверное, потому, что ты знал, что у меня кто-то есть. Может, ты думал, что ребенок – не твой… Я не знаю, Себастьен! Ну, поехали?

– Да, – стиснув зубы, согласился он. – Я могу вернуть арендованную машину, у компании есть отделение в Дувре. Мы сделаем покупки, а они потом нас отвезут в деревню.

– Они этого не сделают!

– Обязательно сделают, – удивленно произнес он.

Глядя на его решительное лицо, Джеллис мысленно согласилась с ним. «Да, разумеется, отвезут. Даже до аварии, если Себастьен чего-то желал, он непременно добивался этого. А теперь он стал гораздо более властным, чем прежде».

– Можно сложить коляску и поместить ее в багажник?

– Да.

Он кивнул, набросил теплую куртку, которая, очевидно, была в машине, вынул ребенка из коляски и передал его Джеллис.

– У тебя есть детское сиденье?

– В машине.

Он снова кивнул и выкатил коляску. Через пять минут коляска уже была в багажнике, младенец сидел в своем креслице. Джеллис забрала ключи и сумку, закрыла парадную дверь и покорно устроилась на сиденье машины.

Она надежно пристегнула маленького Себастьена к креслицу, потом защелкнула ремень безопасности и посмотрела на мужа. Она понимала, что он сердится не на нее, но ей все равно было обидно. «До чего же неприятно чувствовать себя крысой, сбежавшей с корабля». Она стала смотреть в окно на зимний пейзаж.