Текст книги "Капитан Темпеста. Город Прокаженного короля"

Автор книги: Эмилио Сальгари

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)

Глава XXVIII
Западня

Бен-Таэль, верный раб Мулей-Эль-Каделя, не терял времени даром. Будучи превосходным пловцом, он быстро проплыл те пять миль, которые отделяли галиот от берега. Выйдя на берег и взобравшись на утес, он был зрителем схватки галеры с галиотом и взятия последнего в плен Метюбом.

Уверенный, что турки непременно поведут галиот назад в Гуссиф и что только один его господин, Дамасский Лев, может спасти герцогиню и ее спутников, невольник перебрался через утес в глубь прибрежной полосы и бросился бежать к Фамагусте, где, по его расчету, все еще должен был находиться Мулей-Эль-Кадель.

Арабы того племени, к которому принадлежал Бен-Таэль, такие же знаменитые ходоки, как абиссинцы, и напоминают тех одногорбых верблюдов, которые в состоянии пройти шестьдесят, даже семьдесят километров в двенадцать часов. Для подкрепления сил этим арабам достаточно горсти муки, размоченной в воде, и трубки табака.

Изредка останавливаясь для кратковременного отдыха, Бен-Таэль мчался вдоль берега с быстротой антилопы, спеша уведомить своего господина о печальном исходе замыслов герцогини. Подобно всем жителям пустыни, он направлялся к нужному месту по инстинкту, как это делают перелетные птицы, не имея нужды ни в компасе, ни в других придуманных людьми, искусственных приспособлениях. До Фамагусты было далеко, но это нисколько не смущало араба: он надеялся на силу своих ног и легких.

Пробежав почти всю ночь, он около рассвета остановился на отдых в маленькой харчевне, каким-то чудом уцелевшей от разгрома при движении войск Мустафы. После кратковременного отдыха он с новыми силами пустился в путь и достиг Фамагусты к вечеру того же дня. Употребив в общей сложности на отдых шесть часов, он был на ногах тридцать два часа, и хотя чувствовал усталость, но не настолько, чтобы не быть в состоянии в случае надобности пробежать еще хоть целую ночь. Удивительная выносливость людей его племени сказывалась в нем особенно ярко.

К несчастью, когда он подошел к воротам города, они уж были заперты, и ему пришлось провести перед ними всю ночь, так как часовые ни за что не соглашались пропустить его, несмотря на все его убеждения и ссылки на своего господина.

Наконец на рассвете ворота отворились, чтобы пропустить собравшихся с провизией окрестных крестьян. Вместе с ними проник и Бен-Таэль в злополучный город, теперь сплошь заселенный одними турками, порезавшими, как мы уже видели, все его прежнее христианское население, за исключением женщин и детей, отправленных в качестве невольников в Константинополь. Улицы и площади были покрыты развалинами, по которым шныряли целые стаи собак в поисках трупов, которые еще не успели убрать так же, как груды обломков и мусора.

Мулей-Эль-Кадель оказался в том же помещении, которое занимал с минуты вступления в город. Увидев своего верного слугу, покрытого пылью и потом, он поспешно спросил его:

– Ты с дурной вестью, Бен-Таэль?

– Да, господин, – отвечал невольник, склоняясь перед ним до земли. – Христиане отплыли из Гуссифа на своем корабле, но их догнали турки на галере и взяли в плен. Галерой командует Метюб, капитан стражи Гараджии.

– Гараджии! – гневно проговорил сквозь зубы молодой витязь. – Опять эта женщина становится мне поперек дороги!.. Расскажи подробнее, как все случилось.

Узнав все, что ему было нужно, Мулей-Эль-Кадель спросил:

– Как ты думаешь, Бен-Таэль, куда теперь повел Метюб христиан?

– Наверное, назад в Гуссиф, господин.

– Да?.. Впрочем, ты прав, куда же больше… Ну, я заставлю Гараджию выдать мне герцогиню… Дамасский Лев будет посильнее этой полоумной тигрицы! – с грозно сверкающими глазами воскликнул молодой турок.

– С этой женщиной опасно тягаться, господин, – осмелился заметить Бен-Таэль.

– Только не мне! – презрительно проговорил Мулей-Эль-Кадель. – Ступай и скажи от моего имени моим адъютантам, чтобы они немедленно приготовили тридцать воинов и столько же лошадей из моей роты и чтобы выбрали самых надежных и расторопных, – добавил он другим тоном. – Если Гараджия вздумает сопротивляться мне, ей не поздоровится. Мустафа силен, Али-паша, быть может, еще сильнее, но Мулей-Эль-Кадель сильнее их обоих; его любит все войско за его храбрость и справедливость… Ступай!

– Позволь только спросить, господин, ты намерен отправиться в Гуссифскую крепость?

– Разумеется, туда, и притом немедленно. Эта ужасная женщина способна перерезать беглецов, лишь только они попадут в ее руки, поэтому я и желал бы быть у нее до их возвращения к ней. Часов через восемь мы будем уже у ворот крепости.

– А как же Мустафа, господин?

– Он ничего не будет знать.

– Сейчас он, может быть, и не будет ничего знать, зато узнает после. А ты знаешь, чего могут ожидать от султана те, которые помогают христианам?

– Знаю – шелкового шнурка для того, чтобы удавиться на нем, – хладнокровно сказал Мулей-Эль-Кадель. – Не бойся за меня, мой верный Бен-Таэль. Дамасский Лев окончит свою жизнь разве только от оружия неприятеля, и ему никто не страшен, даже сам Селим. Ступай и постарайся, чтобы не позже как через полчаса отряд из лучших моих солдат был готов сопровождать меня. Выбирай тех, которые приведены мной сюда из Дамаска и преданы моему отцу и мне до последнего вздоха.

Не прошло и назначенного срока, как Бен-Таэль уже вел в поводу белоснежного боевого коня своего господина. За ним следовало тридцать дамасских солдат, закованных в сталь и вооруженных длинными мушкетами и саблями с широкими кривыми клинками. Это все были рослые, статные молодцы, чернобородые, с энергичными лицами и пылающими отвагой черными глазами.

– Вот и твои люди, господин, – сказал Бен-Таэль, когда Мулей-Эль-Кадель, совсем уже готовый в путь, вышел на крыльцо, услыхав топот коней.

– Да здравствует наш непобедимый предводитель! – в один голос гаркнули солдаты, отдавая честь своему любимому начальнику. – Веди нас, куда хочешь. Мы все готовы следовать за тобой хоть в преисподнюю.

Дамасский Лев внимательно осмотрел весь отряд, и, видимо, оставшись доволен этим осмотром, вскочил на своего коня, нетерпеливо бившего копытами о землю.

– Вперед, мои храбрецы! – крикнул молодой витязь. – Бен-Таэль, ты поедешь рядом со мной.

Верный раб предвидел, что без него не обойдется, и успел приготовить и для себя хорошего коня из конюшен своего господина.

Через несколько минут отряд вихрем мчался по равнине по направлению к Гуссифу, до которого можно было добраться из Фамагусты и сухим путем.

– Если кони выдержат, мы будем на месте часов около двух пополудни, – сказал Мулей-Эль-Кадель своему рабу, с которым привык делиться своими мыслями и чувствами. – Как-то нас встретит Гараджия?

– Не думаю, чтобы очень любезно, – заметил Бен-Таэль.

– И я того же мнения… Впрочем, – с насмешливой улыбкой продолжал витязь, – если вспомнить прошлое, то, пожалуй, она будет и рада меня видеть… Ну, посмотрим. У этой женщины чувства так же изменчивы, как ветер… Однако припустим-ка еще коней. Боюсь опоздать.

Кони предводителя отряда и его невольника понеслись еще быстрее. Казалось, ноги благородных животных почти не касались земли, так что остальные лошади, хотя тоже привычные к бегу, едва поспевали за ними. Каждые два часа всадники ненадолго останавливались в подходящих местах, чтобы дать отдых лошадям, затем снова пускались в путь.

Ровно в полдень впереди, на фоне ярко-голубого, залитого солнцем неба, уже начали обрисовываться и угрюмые башни замка Гуссиф.

– Теперь осталось не больше часа езды, – сказал Бен-Таэль, хорошо знавший дорогу. – Вскоре придется подниматься на крутую гору, и перед тем нужно будет дать новый отдых лошадям.

Проехав мимо зачумленных болот, где происходила ловля пиявок, стоившая жизни одним людям, зато спасавшая множество других, отряд очутился перед почти отвесным утесом, на котором красовался замок, господствуя над всем побережьем. Когда кони, сильно уже измученные, достаточно отдохнули перед крутым подъемом, Мулей-Эль-Кадель приказал отряду осмотреть оружие и подтянуться, предупредив, что может предстоять схватка.

Через полчаса он уже подъезжал к подъемному мосту замка в сопровождении одного Бен-Таэля. Весь же отряд был оставлен немного в стороне.

– Я – Мулей-Эль-Кадель! – крикнул он часовым на башне. – Доложите вашей госпоже, что мне нужно видеть ее по очень важному делу.

– Мулей-Эль-Кадель! Мулей-Эль-Кадель! – разнеслось по стенам замка. – Да здравствует доблестный, непобедимый Дамасский Лев!

Вслед за тем со всех сторон стали сбегаться янычары и флотские солдаты, чтобы приветствовать знаменитого воина, слава о котором была распространена не только по всему Востоку, но и за пределами его благодаря тем из христиан, которые знали его и с восторгом отзывались о нем.

– Гараджия в отсутствии или здесь? – спросил он, въехав через опущенный мост во двор замка.

– Здесь, господин, – ответил один из прибежавших негров. – Она уже знает о твоем прибытии и ожидает тебя.

Мулей-Эль-Кадель, не сходя с коня, свистнул и, когда по этому заранее установленному знаку подъехал его отряд, бросил повод своей лошади Бен-Таэлю, спрыгнул с нее на землю и прошел в замок, предшествуемый офицерами стражи.

В окруженном колоннами портике его уже поджидали слуги с горячим кофе и сладкими лепешками, как это водилось в домах турецкой знати. Молодой витязь выпил чашку ароматного напитка, закусил двумя небольшими пряными лепешками и спросил приблизившегося к нему с низкими поклонами старого домоправителя:

– Могу я видеть твою госпожу?

– Да, господин, она ждет тебя. Пожалуй за мной.

Мулей-Эль-Кадель подошел к Бен-Таэлю, стоявшему в стороне, и шепнул ему на ухо:

– Пусть мои люди не снимают оружия и будут наготове.

Невольник молча наклонил голову.

– Теперь веди меня к твоей госпоже, – обратился витязь к домоправителю.

Старик провел его в ту же комнату, в которой Гараджия угощала мнимого Гамида-Элеонору. Внучка великого адмирала, как в первый день приезда Гамида, стояла перед диваном, опираясь рукой о стол. Одета она была во все белое, сверкая множеством драгоценностей. За поясом у нее, как и тогда, был маленький ятаган.

– Ты, Мулей-Эль-Кадель? – тихо произнесла она глубоким грудным голосом, видимо сдерживая сильное волнение. – Не надеялась я увидеть тебя в этих стенах… Что привело тебя сюда?

– Желание узнать от тебя кое-что относительно той благородной христианки, которая пробыла здесь несколько дней, потом уехала и подверглась преследованию твоего начальника стражи, – сухо ответил Дамасский Лев.

Лицо Гараджии вспыхнуло, а в глазах ее загорелся мрачный зловещий огонь.

– А, – насмешливо сказала она, – ты желаешь иметь сведения о той женщине, которая прокралась ко мне под прикрытием чужого имени и в мужской одежде?

– Да, именно о ней. Где эта женщина? – тоном судьи продолжал Мулей-Эль-Кадель.

– А я почем знаю, – передернув плечами, презрительно вымолвила Гараджия.

– Может быть, она уже вернулась сюда?

– Если бы вернулась, ты не нашел бы ее живой, Мулей-Эль-Кадель.

– Ты все такая же злая, как была, Гараджия?

– Все такая же.

– Ты должна знать, где эта женщина… или, вернее, девушка; она ведь еще не была замужем… Я слышал, твой капитан догнал ее галиот и взял его на абордаж.

Молодая турчанка так и подскочила от радости.

– Взял-таки! – вскричала она с торжествующим смехом. – Посмотрим, кто теперь вырвет ее из моих рук?

– Я нарочно приехал к тебе… с просьбой уступить мне эту пленницу вместе со всеми ее спутниками.

– Это ты-то… мусульманин?!

– Да, я. Эти люди находятся под моим покровительством.

– И ты воображаешь, что Мустафа и Селим будут смотреть на это покровительство сквозь пальцы?

– Пусть они попробуют наказать Дамасского Льва: войско боготворит его и ни один человек из всей армии султана Селима не решится наложить на него руку, – спокойно проговорил молодой витязь.

– Тогда тебе пришлют из Константинополя шелковый шнурок.

– Он может затеряться в пути: Константинополь так далеко отсюда, – насмешливо возразил Мулей-Эль-Кадель.

– Наши галеры очень быстроходны. Они могут доставить тебе султанский подарок не далее как через пять дней. А чтобы он не был перехвачен, об этом мы тоже можем позаботиться, – в свою очередь иронизировала Гараджия.

– Так ты намерена донести на меня? – спросил Дамасский Лев, пристально глядя в глаза своей собеседницы.

Молодая девушка подошла к нему, положила обе руки на его плечи и, так же пристально заглядывая ему в глаза, шипящим и разъяренным голосом произнесла:

– Что ты сделал с моим бедным сердцем, Мулей-Эль-Кадель!.. Как раньше, так и теперь ты прожигаешь его своими взорами… Я любила тебя, любила так горячо, как только могут любить женщины моего племени, а ты отверг мою любовь!.. И теперь ты, заставивший меня перенести такую муку, пролить столько жгучих слез, желаешь, чтобы я собственными руками отдала тебе эту гнусную христианку, которая насмеялась надо мной и которую ты… любишь?!

Спокойно отступив от молодой девушки, так что ее руки упали с его плеч, побледневший Мулей-Эль-Кадель молча отрицательно покачал головой.

– Ты заблуждаешься, Гараджия, – мягко, почти грустно возразил молодой человек. – Та мужественная и благородная венецианка, которая под именем капитана Темпесты совершала чудеса храбрости в Фамагусте, спасла мне жизнь, и Дамасский Лев опозорил бы себя навеки, если бы оказался менее благодарным, чем настоящие львы, обитающие в пустынях нашей Аравии; они никогда не забывают благодеяний и всегда стараются выразить свою признательность, чем только могут…

– Любишь ее, любишь, нечего вывертываться! – злобно кричала Гараджия, наступая со сжатыми кулаками на своего собеседника.

Дамасский Лев скрестил руки на груди и спокойно спросил:

– А если бы и так, то что же ты бы сделала, Гараджия?

– Что я бы сделала?! – прохрипела она, потрясая кулаками в воздухе. – Я сделаю то, что голова этой хитрой змеи, сумевшей прокрасться в сердце, оставшееся закрытым для меня, будет торчать на колу самой высокой из моих башен!.. Клянусь Кораном, что это будет сделано, а я не из таких, которые нарушают свои клятвы… Вот подожди, дай только Метюбу привезти ее обратно…

– Метюба я надеюсь остановить в пути… во всяком случае, не позволю ему высадиться здесь.

– Остановишь в пути и не позволишь ему высадиться?.. Ха-ха-ха! Посмотрим, как ты воспрепятствуешь ему в этом! Разве в твоем распоряжении целая эскадра, чтобы выступить против него?.. Да наконец, разве я допущу тебя идти к нему навстречу? У меня здесь несколько сот людей, превосходно вооруженных, и этот замок – прекрасная крепость…

– Хорошо, об этих интересных подробностях мы можем поговорить в другой раз, – насмешливо прервал разошедшуюся комендантессу Мулей-Эль-Кадель. – Пока же – до свидания… или, вернее, – прощай навеки, Гараджия! Увидишь, на что способен Дамасский Лев.

И, круто повернувшись, он с высоко поднятой головой, бледный, но полный решимости, направился к выходу.

– Берегись султанского шнурка! – крикнула ему вдогонку молодая девушка, имевшая теперь вид настоящей фурии.

– Не боюсь даже и этого шнурка! – не оборачиваясь ответил Мулей-Эль-Кадель.

Он готовился уже переступить порог, когда Гараджия, провожавшая его злобными глазами, вдруг с криком ярости догнала его. Мулей-Эль-Кадель быстро обернулся.

– Что еще нужно тебе от меня? – сурово спросил он.

– Подожди. Я хочу сделать тебе подарок, очень интересный для тебя. Я отдам тебе шпагу поддельного Гамида и капитана Темпесты, которой он на моих глазах победил лучшего бойца всего нашего флота. Можешь впоследствии присоединить ее к той, которая сбросила с коня тебя самого, как я слышала, тогда у тебя будут два знака памяти о той, которую ты любишь…

Заливаясь истерическим хохотом, она подбежала к стене, покрытой оружием, и нажала там металлическую розетку.

В тот же миг часть пола под ногами Мулей-Эль-Каделя опустилась, и молодой человек с криком ужаса, заглушенным торжествующим хохотом турчанки, исчез в образовавшемся проеме.

– Вот и попался, заносчивый рыцарь! – хлопая в ладоши, кричала Гараджия, кружась в дикой пляске по тому самому месту, которое поглотило Мулей-Эль-Каделя и снова быстро закрылось. – Попробуй-ка выскочить из этой западни! Ха-ха-ха!.. Хорошо я тебя поймала?.. Кричи теперь там!..

Она нагнулась к полу и стала прислушиваться. Из-под пола глухо доносились стуки и крики. Очевидно, Дамасскому Льву не очень нравилось в том мрачном подземелье, куда он так неожиданно попал благодаря коварству прекрасной, но злобной хозяйки этого замка.

– Цел еще… не расшибся насмерть, как это случалось с другими, которых я туда спроваживала, – бормотала Гараджия, выпрямляясь. – Ну, теперь нужно заняться теми, которых привел с собой этот мусульманский отступник.

Она вышла в галерею, из которой виден был весь двор, где, не сходя с лошадей, стоял отряд Мулей-Эль-Каделя, держа наготове длинные пищали с зажженными фитилями и обнаженные сабли.

– Тридцать человек! – прошептала Гараджия, лицо которой сильно омрачилось при виде этого отряда. – Ну, постараемся выиграть время; Метюб наверное, уже недалеко отсюда, – заключила она, покидая галерею.

Глава XXIX
Освобождение

Вернувшись в свои покои, Гараджия позвала к себе дворецкого, ожидавшего ее приказаний насчет размещения и угощения Мулей-Эль-Каделя и его отряда. Это был старый, высокого роста, плотный евнух, с хитрым лицом и бойкими, шнырявшими по всем углам глазами; он принадлежал к числу самых близких доверенных Гараджии, от которых она ничего не скрывала.

– Подземелье надежно? – обратилась к нему Гараджия.

– Вполне, госпожа, – ответил старик. – Там только один выход, запирающийся дверью, обитой железом, которую не прошибет даже пушечное ядро.

– Позови ко мне начальника янычар и прикажи приготовить для солдат Мулей-Эль-Каделя закуску, кофе и сласти, пусть они спешатся, разоружатся и отдохнут, пока со мной будет обедать их предводитель. Ты им так скажешь. Понимаешь?

– Понимаю, госпожа. Но согласятся ли они на это?

– Разве ты сомневаешься?

– Сомневаюсь, госпожа.

– Да? Но все-таки нужно попробовать. Ступай и делай, что я приказала. Да пошли скорее ко мне начальника янычар. Я жду его.

Евнух поклонился и пошел распорядиться, чтобы было приготовлено угощение солдатам Дамасского Льва. Послав потом начальника янычар к комендантше, он вышел к Бен-Таэлю и сказал ему по возможности любезно:

– Предложи своим людям потушить фитили пищалей и сойти с коней. Мулей-Эль-Кадель обедает с моей госпожой и встанет из-за стола не раньше как через час.

Бен-Таэль очень удивился.

– Мой господин обедает у твоей госпожи?! – вскричал он. – Быть этого не может!

– Почему же? – спросил евнух. – Что же ты в этом находишь невозможного? Разве твой господин не друг моей госпожи?

– Может быть, он и был им когда-нибудь, но в настоящее время он явился сюда не другом, – возразил араб, видимо обеспокоенный. – Доложи моему господину, что мы будем ожидать его возвращения к нам, не сходя с седел.

– Напрасно, – заметил евнух. – Вон, видишь, вам уже несут и угощение от нашей госпожи.

Бен-Таэль пристально посмотрел ему в глаза и объявил решительным тоном:

– От угощения мы отказываемся, но тем не менее от души благодарим твою госпожу за ее милостивые заботы о нас.

– Вы отказываетесь от угощения?! Так ли, друзья? – обратился домоправитель к самим солдатам.

– Отказываемся, отказываемся! – в один голос ответили бравые воины, понявшие, что Бен-Таэль должен иметь серьезное основание для этого отказа. – Нам ничего не нужно.

– Это очень огорчит нашу госпожу.

– Ничего, наш господин ее утешит, – сказал Бен-Таэль. – Пусть он выйдет к нам и прикажет принять угощение, тогда мы примем его.

– Он слишком занят приятной беседой с нашей госпожой, чтобы прервать ее из-за такого пустяка, – продолжал евнух.

– Ну, тогда мы подождем, когда ему надоест эта беседа, – не сдавался Бен-Таэль.

Видя, что ему не переубедить упрямого араба, домоправитель ушел, угрюмо опустив голову.

Он нашел свою госпожу в страшном возбуждении. В одном из углов залы неподвижно стоял смущенный капитан янычар.

– Ну, обрадовались его люди угощению? – спросила она, подскочив к евнуху.

– Нет, госпожа, – с удрученным видом отвечал старик. – Они все в один голос решительно отказались от твоего угощения; не хотят даже сойти с коней и сложить оружия.

– Ага!.. Ну, а ты, капитан, – продолжала Гараджия, обратившись к начальнику своих янычар, – все-таки настаиваешь на том, что не можешь поручиться за верность своих людей?

– Да, госпожа. Дело идет о Дамасском Льве, а он так любим всем войском, что ни один из солдат не решится выступить не только против него самого, но и против его людей…

– Хорошо, я обойдусь и без вашей помощи, – решительно заявила Гараджия. – Ступай, старик, – снова обратилась она к евнуху, – и собери всех моих невольников и других слуг на одну из верхних галерей… Оттуда им будет удобнее действовать… А ты, капитан, немедленно отбери все оружие у своих людей, раз нельзя быть уверенными в их верности.

Когда евнух и капитан удалились, молодая женщина сняла со стены боевую саблю из знаменитой дамасской стали, позвала двух негров, постоянно дежуривших у дверей, и, приказав им зажечь фитили у своих пищалей, вместе с ними спустилась во двор.

Отряд Мулей-Эль-Каделя находился на прежнем месте и в полной боевой готовности. Янычары, охранявшие подъемный мост, горячо упрашивали своего капитана оставить им их оружие. На верхней галерее столпилось человек тридцать негров, арабов, турок и других людей, также вооруженных длинными аркебузами. Это все были невольники или свободные слуги комендантессы крепости.

Вполне полагаясь на свой отряд, набранный из дамассцев, беззаветно преданных Мулей-Эль-Каделю, сыну правителя их города и области, Бен-Таэль спокойно смотрел на Гараджию, подходившую к нему, держа руку на эфесе сабли.

– Это ты командуешь отрядом вместо твоего господина? – свысока спросила она араба, гордо подбоченившись перед ним.

– Да, я, госпожа.

– Кажется, я уже видела тебя где-то… Ты невольник Мулей-Эль-Каделя?

– Да, госпожа.

– Сойди с лошади и положи свое оружие!

– Не могу этого сделать без приказания моего господина Мулей-Эль-Каделя, – твердо возразил Бен-Таэль.

– А, негодяй, ты еще смеешь рассуждать!.. Разве ты не знаешь, кто я?.. Не знаешь, что я – начальница этой крепости?.. Чтобы весь твой отряд вместе с тобой сию же минуту был разоружен, иначе никто из вас не выйдет живым из этой крепости!

Но ни один солдат не пошевелился и не потушил фитиля своей пищали; что же касается самого Бен-Таэля, то он ответил тем, что направил дула своих пистолетов прямо в грудь Гараджии, невольно отступившей при этом на несколько шагов назад, и с невозмутимым хладнокровием сказал:

– Мы разоружимся только тогда, когда наш господин прикажет нам это лично… Где он? Что вы с ним сделали? Мы желаем видеть его немедленно.

Весь отряд заволновался и грозно загудел:

– Где наш господин?.. Пусть он выйдет к нам, чтобы мы могли видеть, что он еще жив и невредим!

– Эй, янычары, ко мне! – крикнула Гараджия, обращаясь к страже. – Обезоружьте этих людей и отправьте их в подземелье на свидание с Мулей-Эль-Каделем.

К величайшему изумлению Гараджии, янычары тоже не двинулись с места.

– А! Так вы бунтовать! – яростно кричала она, топая ногами. – Всех вас на кол… Эй! – обернулась она к своим людям, стоявшим на верхней галерее. – Стреляйте в этих изменников!

Но прежде чем они успели взять на прицел ружья, отряд Мулей-Эль-Каделя, по знаку Бен-Таэля, дал по ним залп; сам невольник Мулей-Эль-Каделя тоже разрядил оба свои пистолета, направив их в арабов.

Произошел страшный переполох. Невольники и прочие слуги Гараджии в паническом ужасе бросились бежать от своих раненых товарищей. Бен-Таэль спрыгнул на землю, в один скачок очутился возле Гараджии, схватив ее одной рукой за горло, а другой приставил ей к груди острие ятагана и твердо сказал:

– Госпожа, мы не сделаем тебе ничего дурного, если ты сейчас же прикажешь привести к нам нашего господина. Если же ты откажешь нам в этом, то, клянусь Кораном, будешь убита.

Молодая турчанка так была поражена этим неожиданным оборотом дела, что несколько мгновений не могла ни пошевельнуться, ни ответить ни слова.

– Слышишь, госпожа? – продолжал Бен-Таэль, пронизывая ее негодующим взглядом. – Или немедленно прикажи привести сюда Мулей-Эль-Каделя, или готовься к смерти!

Гараджия вдруг рванулась было из руки араба, но эта рука держала ее, как в тисках.

– Ко мне, янычары! – позвала молодая женщина полусдавленным от ярости голосом.

Но и на этот раз султанские солдаты не откликнулись на вопль внучки великого адмирала.

Гараджия поняла, что не может ни на кого рассчитывать в затеянной ею борьбе с Мулей-Эль-Каделем, даже на своих личных слуг и невольников, так постыдно бежавших при первом же выстреле в них и больше уже не решавшихся показываться.

– Уступаю вашей грубой силе, – проговорила наконец она, задыхаясь от душившей ее злобы и бросая Бен-Таэлю взгляд такой дикой ненависти, что тот невольно вздрогнул. – Помни, жалкий раб, – прибавила она, скрежеща зубами, – что наступит день, когда внучка великого адмирала отомстит за себя и добьется того, чтобы с тебя заживо содрали шкуру!

– После делай со мной, что хочешь, госпожа, но сейчас немедленно доставь нам сюда нашего господина, Мулей-Эль-Каделя, если жалеешь собственную жизнь, – ответил араб, выпуская ее горло. – Мы даем тебе пять минут срока.

Гараджия бросилась к старому евнуху, который, трясясь от страха, стоял под одной из колонн портика, и приказала ему:

– Приведи сюда как можно скорее Дамасского Льва!

– Следуйте вчетвером за этим стариком и убейте его на месте, если заметите, что он хочет вас обмануть, – сказал Бен-Таэль своим людям.

Четверо всадников тотчас же спешились. Окружив со всех сторон евнуха, они заставили его указывать им путь к подземелью. Несчастный старик задыхался и трясся от страха. Он молча довел их до обитой железной двери, ведшей в подземелье башни. Дверь находилась наравне с землей и была скрыта под густо разросшимся кустарником. Он попросил их самих отодвинуть тяжелые засовы и болты, запиравшие эту дверь.

Между тем Бен-Таэль схватил Гараджию, но на этот раз только за руку, и сказал ей:

– Пока сюда не придет наш господин, я тебя не выпущу из рук, госпожа.

Обозленная комендантша яростно кусала себе губы до крови, но ни слова не возразила; она хорошо понимала, что это будет бесполезно.

Так прошло несколько минут. Дамассцы зорко оглядывались по сторонам, чтобы не прозевать какого-нибудь сюрприза, на который они готовы были ответить новым дружным залпом. Что же касается янычар, то, стоя на часах возле поднятого моста, они молча переводили глаза с солдат Дамасского Льва на комендантшу крепости, оказавшуюся как бы в плену у последних, и обратно.

Вдруг посланные с евнухом бегом вернулись назад с радостным криком:

– Да здравствует Дамасский Лев!

Вслед за ними спокойно выступал улыбающийся Мулей-Эль-Кадель. Приблизившись к тому месту, где стоял его отряд и происходила вся вышеописанная сцена, он на мгновение остановился и сделал рукой приветственный жест своему отряду, бурно выразившему искреннюю радость при виде любимого начальника живым и невредимым. Окинув потом взглядом убийственного презрения извивавшуюся в бессильной злобе женщину, чуть было его не погубившую, он медленными шагами направился к своему коню, которого держал под уздцы один из его солдат.

Вскочив в седло, молодой витязь просто сказал:

– В путь, друзья!

Отряд пропустил его вперед и последовал за ним через мост, который поспешили поднять янычары, тоже восторженно кричавшие:

– Долгая и счастливая жизнь непобедимому Дамасскому Льву! Да поможет ему Аллах во всех путях его!

Мулей-Эль-Кадель сделал им прощальный знак рукой и проследовал до конца моста. Там он на мгновение приостановил коня, чтобы еще раз взглянуть на ту, которая так предательски поступила было с ним. Она стояла посреди двора и, с растрепанными волосами, перекошенным ртом и злобно горящими глазами, потрясала ему вслед кулаками.

Через минуту он уже несся вместе с догнавшим его Бен-Таэлем по направлению к спуску с утеса. Отряд старался не отставать от своего предводителя.

– Теперь нам необходимо галеру Метюба лишить возможности высадиться здесь, иначе герцогиня все равно пропала, – заметил Мулей-Эль-Кадель Бен-Таэлю.

– А каким же образом мы можем воспрепятствовать этому, господин? – возразил араб. – Ведь у нас нет кораблей, которые могли бы поспорить с военной галерой.

– В Суданском заливе есть десятка два вооруженных пушками кораблей, отнятых нами у греков; экипаж этих кораблей весь состоит из ренегатов, которые находятся под начальством капитана Китета, человека, многим мне обязанного. По первому же моему слову он отдаст в мое распоряжение всю свою эскадру. Сколько понадобится нам времени, чтобы доехать до Суды?

– Часа четыре, господин, если выдержат наши кони.

– Надеюсь, что выдержат… Ну, так вперед, к Суде!

Скоро добрались до гор. Бен-Таэль провел своего господина с его отрядом через узкое ущелье, за которым начинались сыпучие пески, очень неудобные для передвижения по ним. Кони еле брели по этому песчаному морю, беспрестанно фыркая от мелкой пыли, поднимавшейся из-под их копыт.

Было уже в виду и море, как вдруг из-за одного песчаного холма выскочил полунагой человек и громким голосом крикнул:

– Стойте!.. Привет Дамасскому Льву!

Весь отряд мгновенно остановился, держа наготове обнаженные сабли на случай, если бы за песками оказалась засада.

– Никола Страдиото! – с изумлением воскликнул невольник Мулей-Эль-Каделя. – Откуда ты?

– Что это за человек? – спросил Мулей-Эль-Кадель.

– Грек, господин, который вел галиот с герцогиней в Гуссиф, – ответил Бен-Таэль.

– Как ты попал сюда, грек? – обратился молодой турок к Николе, делая ему знак приблизиться.

– Позволь сначала мне предложить тебе один вопрос, господин? – почтительно промолвил Страдиото, низко склонившись перед знаменитым героем турецкой армии. – Куда ты едешь? Не на поиски ли герцогини?

– Да. Я еду из замка Гуссиф, где наводил справки о герцогине. Бен-Таэль сообщил мне, что Метюб забрал ее в плен и везет назад на своем военном корабле.

– Нет, герцогиня находится совсем в другом месте, господин. Но если вы не поспешите к ней на помощь, я не знаю, каким образом она избавится от сетей польского искателя приключений. От Метюба она избавилась вместе со всеми нами. Нам удалось ускользнуть от него, но…

– Что ты мне рассказываешь? – перебил грека Мулей-Эль-Кадель, не веривший своим ушам.

– Правду, господин… Мне и еще одному человеку пришло на ум сжечь галеру, что мы и выполнили. А когда на ней началась страшная суматоха, все мы, христиане и ренегаты, спаслись на лодках. Метюб теперь в таком положении, что едва ли ему удастся вновь овладеть своими бывшими пленниками…