Текст книги "Нелегкое счастье"

Автор книги: Эмили Роуз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

Глава шестая

У Сойера выскользнула из рук кружка с кофе и разбилась на кафельном полу. Он выругался. Неужели присутствие Линн в доме превратило его в недотепу?

Он никогда не жил в одном доме с женщинами. Даже с бывшей невестой. Пам хотела поселиться в его доме. Но не получилось, и это хорошо. Потому что она разорвала помолвку в ту же минуту, как узнала о его намерении оформить опеку над шестнадцатилетним братом.

Сойер взял совок для мусора и щетку и замел осколки. Заскрипела дверь спальни Линн. Значит, он ее разбудил. Проклятие! На лестнице раздались шаги. Она остановилась, когда он высыпал осколки в мусорный контейнер.

У него перехватило дыхание. Разрумянившееся лицо и голые ноги, выглядывавшие из-под короткого шелкового халата. До чего же она сексуальна! Чертовски сексуальна.

Одной рукой она отбросила назад волосы, а другой потуже запахнула халат.

– Прости, я проспала. Если ты дашь мне пару минут, я быстро что-нибудь приготовлю. И скажи мне, в какое время ты обычно завтракаешь. Обещаю, что отныне еда будет готова, когда ты спустишься вниз.

– Я не жду, что ты будешь готовить мне завтрак.

– Не ждешь? – Брови сошлись. В глазах подозрительность.

– Я сам могу себе приготовить. – Он постучал пальцем по коробке с хлопьями, стоявшей на полке.

С ее лица медленно сходило выражение озабоченности. Появилась слабая улыбка, расслабились плечи и спина. Взгляд заскользил по его фигуре. Голая грудь, гимнастические трусы, которые он надел лишь потому, что она была в доме.

Линн залилась краской. Из-под полуопущенных ресниц она рассматривала его лицо, потом отвела взгляд и отвернулась.

– Кажется, я слышала звон?

– Я уронил кружку. Прости, что разбудил тебя, – мрачно проговорил он и прокашлялся.

– Я сейчас буду готова. Ведь ты еще не брился?

Он перехватил быстрый взгляд голубых глаз, но она мгновенно потупилась и потуже затянула пояс на халате.

– Нет, сегодня мы не поедем в офис. До встречи с оценщиком ты можешь отдохнуть, полежать в бассейне, задрав кверху ноги.

– Ты собираешься так проводить время? – Она подняла руку и пригладила волосы. Халат соскользнул с плеча, открылась узенькая бретелька ее ночной сорочки.

О боже! Ему нельзя думать о том, что она носит или не носит под халатом. Он не мог дышать от подобных мыслей. Стиснув зубы, Сойер захватил скользкий материал ее халатика и натянул его на плечо. Сжав кулак, отступил к тостеру, чтобы она не заметила, какое сильное воздействие оказывает на него.

– Я собираюсь покрасить панели в столовой.

– Тебе не понадобится моя помощь?

Конечно, добавочная пара рук поможет выполнить работу быстрее. Но только если он сумеет не отвлекаться и думать о деле.

– Поступай как хочешь. Краска не токсичная. И комната хорошо проветривается. Если ты выдержишь запах, я не откажусь от помощи. Дом большой, и, честно говоря, на ремонт каждой комнаты уходит уйма времени.

– Тогда рассчитывай на меня. Если я собираюсь здесь жить, то по крайней мере помогу тебе обновить дом. Ты уже многое сделал, и очень хорошо.

– Спасибо. Завтрак?

Она почему-то колебалась.

– Мне надо бы одеться, привести себя в порядок… Я спустилась потому, что подумала, может, ты поранился.

Он не привык, чтобы кто-то о нем заботился. Кроме Опал, которая иногда давала ему материнские советы, последние десять лет он даже слов таких не слышал.

– Линн, не забывай, это не отель, это твой дом. Тебе не обязательно одеваться и краситься, прежде чем ты выйдешь из комнаты. Если хочешь, черт возьми, можешь целый день разгуливать в пижаме. – Он надеялся, что она не будет этого делать.

В кухню неторопливо протрусила Мэгги и прижалась носом к ладони Линн. Линн наклонилась и приласкала собаку. Халат задрался до самого предела. Сойер чуть не проглотил язык. Практически он ощущал ладонями ее атласную кожу. Он едва сдержал стон.

– Ладно. – Линн мечтательно посмотрела на кофейник. – А кофе мне не полагается.

– Мы приготовим без кофеина.

– Дело не в этом. Пока он мне не подходит ни в каком виде.

Сойер достал из буфета стакан и поставил перед ней.

– Сок и молоко – в холодильнике.

Сойер положил на тарелку тосты, отнес к барной стойке и подвинул к ней. Снова вернулся к тостеру, положил в него новую порцию хлеба. Мысли его уже были далеко отсюда. Его по-прежнему не отпускала боль утраты. И в то же время муки ревности. Четыре с лишним года Бретт завтракал с Лини. Годами видел ее спящей, а по утрам взъерошенной и такой сексуальной. Или она всегда спускалась вниз одетая и накрашенная.

Он сделал большой глоток кофе, потом посмотрел на нее.

– Если тебе не нравится клубничное, в холодильнике есть и другие желе. А на верхней полке немного яиц.

– Тосты – это хорошо. – Линн вымыла руки и открыла холодильник. Поддразнивающие искорки улыбки, которой она сверкнула через плечо, снова лишили его способности дышать. – Да ты сладкоежка!

Он провел ножом по хлебу, и холодный клубничный джем плюхнулся на ладонь.

– Да, и я к тому же член атлетического клуба, где приветствуют мою плохую привычку.

Она засмеялась. Этот звук окончательно выбил его из колеи. Он забыл, как Линн смеется. Конечно, прошлым вечером она пару раз прыскала над пиццей. Но сейчас это был настоящий, чертовски сексуальный смех. Он напомнил Сойеру вечера четыре с половиной года назад, когда он провожал Линн с работы. Он вспомнил торопливые поцелуи при луне там, куда не проникал свет уличных фонарей.

Она налила себе апельсинового сока и толстым слоем намазала на тост виноградное желе.

– Кажется, не я один сладкоежка. – Он показал рукой на ее тост.

У нее в уголках рта остались пурпурные следы от желе. От неодолимого желания слизнуть эти сладкие точки, ощутить вкус, жар и страсть ее рта у Сойера чуть не разорвалось сердце. Он облизал пересохшие губы и восстановил дыхание.

Ее улыбка исчезла. Под тонкой тканью пиками встали соски, при медленном дыхании груди вздымались и опадали. Она потянулась за бумажной салфеткой и вытерла рот.

Он крепче обхватил кружку. Только бы хватило силы игнорировать влечение, молил он. Всего несколько лет тому назад у него был шанс жениться на Лини. Но она сделала свой выбор, не придала значения его письму. Она вышла замуж за его брата.

Но проклятие, он всегда хотел Линн и ничего не мог с этим поделать.

– Стой. Не входи! – скомандовал Сойер, остановив Линн на пороге столовой. – Нельзя красить в таком наряде.

Она посмотрела на свою форму для гимнастики. Бретт настаивал, чтобы она всегда была прилично одета, даже когда убирала в доме или выполняла упражнения, записанные на видеокассеты, которые он купил ей. Шорты цвета лаванды и рубашка – самые простые будничные вещи из всех, что были у нее.

– Это все, что у меня есть.

– Я дам тебе на время. – Он прошел мимо нее в прачечную комнату и вернулся с серой футболкой и шортами, похожими на те, что носил он.

Линн поднялась наверх переодеться и вернулась.

Взгляд Сойера словно рентгеном просветил ее насквозь – от макушки до кончиков пальцев. На скулах вздулись желваки.

– Надень перчатки, – кивнул он.

Минут десять спустя она поняла, что сделала ошибку, одолжив у Сойера одежду. Эти невыносимые ощущения от прикосновения его футболки к ее грудям! Эти большие шорты, которые он надевал совсем недавно.

Линн стояла на коленях на полу и старалась выместить свое отчаяние на тряпке, которую держала в руках. Она стирала пятно, которое Сойер оставил своей кисточкой на панели.

– Эй, полегче. Оставь немного на другой раз. – Сойер опустил вниз кисточку и тоже встал на колени рядом с ней. Левой рукой он обхватил ее плечо. Потом подвинулся к ней ближе и положил на ее правую руку свою. Если бы она хоть чуть-чуть откинулась назад, то его мужская плоть уткнулась бы ей в ягодицы.

– Вот так. Стирай только лишнее. Чтобы накладывать последние мазки, требуется немного практики. Но ты быстро научишься. – Мягкими взмахами кисти он терпеливо убирал наплывы лишней краски с деревянных панелей.

Линн никак не могла сосредоточиться на работе, потому что его грудь терлась об ее плечо. Пульс барабанил в ушах, воздух застрял в горле.

Она почувствовала запах мяты в дыхании Сойера. Это, а также пряный аромат его одеколона взбудоражили нервы, у нее кружилась голова.

Нельзя сказать, что в комнате было душно. Сойер поставил один вентилятор у открытого окна, и он вытягивал запах краски. А другой – у открытой двери, он гнал в комнату свежий воздух. Но этот ветер не мог охладить ее распаленное воображение.

– Прости. Я все прослушала, – виновато прошептала Линн, надеясь, что он уйдет в другой конец комнаты.

Он пожал плечами. Она не видела этого движения, она его ощутила: его грудь проскользила по ее спине.

– Нет проблем. Я положу здесь побольше краски, и никто даже не заметит разницы.

Он поднял свою кисть, густо намазал краской место, где было пятно, и передвинулся на несколько десятков сантиметров в сторону. Ее напряженные мышцы расслабились.

Бретт бы прочел ей лекцию, сколько времени он потратил, чтобы исправить ее ошибку. И это при том, что сам он ничего не делал руками. Он платил другим, чтобы те выполняли за него черную работу.

Открытие за открытием. Оказывается, у Сойера не так много общего с младшим братом, как она думала. Он не унижал ее, и его щедрость не ждала ответного вознаграждения. Он ухаживал за чужими беременными собаками… и за чужими беременными женщинами. Сойер Риггэн был щедрым и добрым.

Она тронула запястьем кольцо, которое висело на груди. Не позволяй себе привыкать. Не забывай уроков прошлого.

– Зачем реставрировать старый дом, когда гораздо легче купить новый? – спросила она.

– Мы потеряли наш дом после смерти мамы и папы и переехали в тесную квартиру. А здесь все напоминает мне дом, где мы с Бреттом выросли. Я не против новых домов, но старые имеют историю и… – Он пожал плечами.

– …характер, – закончила она за него.

– Точно. – Их глаза встретились.

– Я знаю, что ты имеешь в виду, – кивнула Линн. – Я люблю старые дома, многолетние сады с высокими деревьями и большие дворы.

– Ты ведь любительница растений? – с хитрой улыбкой спросил он.

– Прости. Если хочешь, я избавлюсь от всех домашних цветов.

– Линн, мне нравится, когда в каждой комнате стоит что-то зеленое. Тогда дом выглядит как дом. Обжитой. Окруженный заботой. Если ты такая любительница всякой зелени, распоряжайся по своему усмотрению и в доме и в саду.

– Ты не нанял ландшафтную службу'?

– Нет. Какой смысл иметь большой двор, если не можешь в нем делать, что хочешь?

А Бретт нанял ландшафтную службу и запретил Линн касаться даже листка на дорогих растениях, кадки с которыми стояли всюду. Ей даже не разрешалось срезать розы в собственном саду. К счастью, она подружилась с Лили, ландшафтным дизайнером. И та каждый раз, когда приходила к ним, приносила цветы. Но главное – она научила Линн ухаживать за комнатными растениями.

– А эти красивые цветы…

– Достались вместе с домом. И кусты черники тоже. Вдоль границ владения. В июле у нас будет хороший урожай. А почему ты и Бретт купили новый дом?

– Он любил новые вещи.

– А как с тем, что любишь ты? – вскинул он брови.

– Он платил за дом, за ним и право выбора.

– Я так не считаю. – Он отставил кисть в сторону. – Если ты здесь живешь, хотя бы и временно, ты имеешь право принимать участие во всех домашних делах.

– Ты так говоришь, но это не значит, что так и думаешь. – Она на собственной шкуре научилась понимать, что разговоры – это пустое дело.

– Линн, я всегда говорю то, что думаю. И думаю то, что говорю. Поэтому я жду, что и другие окажут мне такую же любезность.

Линн смахнула волосы с лица.

– Я запомню твои слова. Но я ведь здесь временно и не хочу менять твои планы и задумки.

– Даже когда ты уедешь, твой ребенок будет навещать меня, – глаза стали жесткими и непреклонными. – У тебя на носу пятно от краски.

Она взглянула на свои руки в резиновых перчатках. Ужас. Бросив грязную тряпку, поискала чистую. Без успеха.

– Позволь, я вытру. – Он на коленях направился ближе к ней, по дороге вытаскивая из шорт подол футболки. Одна рука его, гораздо чище, чем ее, легла ей на затылок. Другая подолом футболки стирала краску с лица.

Жар его живота, почти касавшегося ее, зажег в теле Линн пламя. От ужаса она закрыла глаза. Он перестал тереть ее кожу, но не отпускал, и она медленно подняла веки. Синие глаза изучающе смотрели на нее. Парализованная неожиданным непреодолимым желанием, сжигавшим ее изнутри, она увидела в его глазах отражение собственной жажды. Она втянула воздух и облизала губы.

Ей так хотелось, чтобы он поцеловал ее! Хотелось погрузиться в вихрь чувственности. Чтобы исчезли все заботы, чтобы чувствовать себя женственной и желанной. А это мог сделать только Сойер.

Его пальцы крепко держали ее затылок. Его дыхание ласкало ей кожу. Она вздрогнула и закрыла глаза. Его рот завладел ее губами. Он обхватил ее за талию и прижал к себе. Язык проскользнул между полуоткрытыми губами и переплелся с ее.

У нее взмокли руки в резиновых перчатках. Она так хотела сбросить их и обнять Сойера, но продолжала сжимать кулаки, прижав их к бокам. Все тело ныло и томилось. Если бы он догадался уложить ее на пол, прямо на грубую брезентовую подстилку, которой закрыл доски дорогого дерева… Эта мысль шокировала се. Нельзя позволять себе терять самоконтроль. От нахлынувшей паники окаменели мышцы. Она оттолкнулась от его груди.

Сойер мгновенно освободил ее. Он покосился на краску, стекавшую по стене, и поднял свою кисть.

– Если мы хотим пораньше закончить и поплавать перед ленчем, надо вернуться к работе.

От этого хриплого баритона у нее мурашки забегали по коже. Сердце бухало будто паровой молот. Он поцеловал ее в волосы и вернулся к работе. Линн с трудом подняла тряпку. Руки у нее дрожали.

Сойер прислонил кисть к перилам крыльца, чтобы она высохла на солнце. Он пропах краской и скипидаром и еле дождался, когда можно будет окунуться в бассейн и смыть этот неприятный запах с кожи.

Этот поцелуй. Проклятие! Желание захватило его, прижало к земле и превратило в безмозглую, бесформенную массу. Насытится ли он когда-нибудь ею?

Линн для него – запретный плод. Так почему же он мучается воспоминаниями о сладости ее рта, о нежности ягодиц в его ладонях?

Открылась дверь, выходящая во двор. Завернутая в огромное полотенце, вышла Линн. Пересекла двор и сбросила полотенце на бетонированный край бассейна. Сойер проглотил стон. Обмен легкомысленной одежды на более скромную не коснулся купальника. Его кожа покрылась капельками пота. Но ни летняя жара, ни влажность не имели к этому никакого отношения. Причина – женщина, которую он видел перед собой.

Лимонно-желтый купальник Линн обхватывал и поднимал ее груди. У Сойера давно чесались руки обхватить их. Он прикинул на глазок длину ее стройных ног и перевел взгляд на плоский живот. Удивительно, с какой страстью ему захотелось, чтобы там рос его ребенок.

Он не мог оторвать глаз от Линн. Она нырнула почти без всплесков, будто пунктиром отметила поверхность, и заскользила по воде, быстро сделав два круга. Мэгги устроилась на полотенце Линн, наверное тоже зачарованная своей новой хозяйкой, как и он.

Понравится ли Линн быть беременной? Позволит ли она ему ощущать движения ребенка? Ведь есть шанс, что это его ребенок. Разве это не дает ему права? А вдруг Линн попытается оттолкнуть его?

В душе образовалась пустота. У его ребенка не будет такой семьи, в какой вырос он. Любовь, веселое поддразнивание и родственное соперничество. Сойер потерял родителей и младшего брата и чувствовал себя совсем одиноким.

Он хотел эту женщину с того дня, как познакомился. Но чтобы поставить свою компанию на ноги, Сойеру нужно было время. Дни, а иногда и недели он проводил в разъездах. Перед тем как уехать в Калифорнию, чтобы заключить контракт, гарантирующий компании несколько лет уверенной жизни, он написал Линн письмо. В нем объяснял, что надеется видеться с ней больше, когда вернется с подписанным контрактом. Он отдал письмо Бретту, чтобы брат передал его ей и извинился за то, что в последнюю минуту был вынужден отменить их встречу. Но Линн, очевидно, и не собиралась ждать его. Когда он через два месяца вернулся домой, она уже была замужем за его младшим братом.

Сойер до сих пор помнил боль в груди, когда Бретт схватил ее руку с обручальным кольцом на пальце и помахал у него перед носом. Его планы на будущее оказались растоптанными. Он старался, как мог, погасить свою страсть к жене брата. За прошедшие четыре года он встречался с таким огромным числом женщин, что даже не помнил их имен. Держать под контролем неутоленное желание стало легче, когда Линн превратилась в особу, озабоченную лишь тем, чтобы удержаться на «высшем уровне». Обычно он избегал таких женщин. Но сейчас она стала прежней Линн. И он ничего не мог с собой поделать.

Чтобы избавиться от навязчивых мыслей, Сойер направил струю воды на лицо, потом облился холодной водой. Закрутив кран, он направился к двери черного хода.

– Ты идешь в дом? – окликнула его Линн из бассейна. Она держалась за бортик.

– Позвоню в офис, проверю, как там дела, потом начну чистить гараж.

Она вышла из воды.

– Я… я еще не решила, где что поставить. – Она завернулась в полотенце. Но еще раньше ее мелькнувшие тугие, набухшие соски подействовали на Сойера будто удар ниже пояса. Спутанные пряди волос падали на плечи. Никакого макияжа на лице. Он не мог вспомнить, когда последний раз видел ее не накрашенной и не наряженной в середине дня. С влажной кожей медового цвета, поблескивавшей каплями, искрящимися на ресницах, она выглядела юной и невинной. Это слишком большое испытание для него. Ведь когда-то он надеялся назвать эту девушку своей.

Она пересекла двор и встала между ним и дверью.

Он взялся за ручку двери, но она коснулась его руки, и Сойер остановился.

– Сойер, хочу, чтобы ты знал. Все может измениться и пойти не так, как я планирую. Но, заглядывая в будущее, я понимаю: мне нужен кто-то, кого можно любить.

От нежной улыбки и руки, которую она, будто для защиты, положила на живот, у него в горле образовался ком.

Глава седьмая

Жуткие часы ночи – самое подходящее время прятать темные секреты. Оторвавшись от одной из коробок с ее личными вещами, которые Сойер перетащил в детскую, Линн, прижав к груди дневник Бретта, проскользнула в свою спальню, тихо закрыв дверь.

Дневник вновь и вновь заставлял ее чувствовать себя незащищенной и нежеланной. Но она не могла выбросить его, пока не разгадает ядовитые высказывания Бретта. Если у него где-то были пристроены деньги, ей необходимо их найти, чтобы заплатить его долги. От беспомощности она приходила в отчаяние. Он словно пользовался каким-то шифром, который понимал только сам. Конечно, хорошо бы спросить Сойера, возможно, он помог бы раскрыть загадочные заметки. Но сделай она так, он бы узнал из дневника все ее изъяны. Старая медная кровать заскрипела, когда она затолкала дневник в укромное укрытие между матрасом и пружинной сеткой.

Час, проведенный за чтением дневника, взбудоражил ее. Нервы напряглись. Ей ни за что не уснуть в таком состоянии. Придется выпить стакан теплого молока. Как можно тише открыв дверь в холл, она с досадой услышала, как заскрипели дверные петли. На цыпочках Линн спустилась в кухню. Пока грелось молоко, проверила, как дела у Мэгги. Собака, свернувшись, лежала в прачечной комнате на одеяле. Линн налила в кружку молока, прислонилась к рабочему столику и сделала глоток. Отвратительное питье, но считается, будто оно помогает при бессоннице. И полезно малышу, которого она носит.

Полоска света, видневшаяся через неплотно закрытую дверь кабинета Сойера, влекла ее, словно бабочку на огонек. Сойер сидел на кожаном диване с большой раскрытой книгой на коленях. На кофейном столике – полбокала темной жидкости и стопка больших книг. Фотоальбомы? Он поднял голову, окинул ее взглядом с головы до ног. Темная прядь волос упала на лоб. На подбородке темная щетина.

– Не можешь заснуть?

От мрачных нот в его голосе Линн стало не по себе. Она скрестила руки на груди, чтобы скрыть вставшие пиками соски. И почему она не надела халат? Короткая шелковая ночная рубашка слишком многое оставляла открытым. Мудрая женщина моментально бы вернулась в свою комнату.

– Спустилась выпить стакан молока, чтобы уснуть. Я вздремнула днем и нарушила свои биологические часы.

Это только часть правды. Наблюдать, как в полдень грузили ее вещи в фургон торговца, оказалось трудным делом. Будто забивали последний гвоздь в гроб ее надежд. Напрасно потраченные четыре года. Содержимое двух комнат наверху представляет всю ее жизнь. Не так много для двадцати трех лет.

Сойер посмотрел на альбом, лежавший на коленях.

– Он ушел от нас месяц назад. – Его полный боли голос остановил ее уже в дверях.

– Знаю.

– Это его выпуск в детском саду. – Он показал на снимок, лежавший перед ним.

Линн хотела уйти, но Сойер мог бы обидеться. Он так же хотел вспоминать Бретта, как она хотела забыть его. Говорить о погибшем – естественная часть скорби. Наверное, позволив Сойеру высказать все, она сумеет понять, почему тогда влюбилась в Бретта. Каким образом он одурачил ее. Знание предохранит ее от повторения ошибки.

Подойдя поближе, она встала рядом и через его плечо уставилась на фотографию улыбавшегося Бретта. Даже тогда в его глазах играло коварство, обещание веселья и смеха. Обещание, которое после свадьбы он так и не выполнил. Она опустилась на софу рядом с Сойером, оставив между ними несколько сантиметров. Почувствовала его запах с привкусом бурбона и тепло его тела. Она допила свое молоко.

– Это день, когда он пошел в первый класс. – Сойер перевернул страницу.

Бретт – такой беззаботный и жизнелюбивый. Рядом с ним Сойер выглядел настоящим воплощением старшего брата-защитника. Серьезное выражение и аккуратно причесанные темные волосы. На кого из них будет похож ее ребенок? От стыда, что она не знает, кто отец ее ребенка, у нее загорелись щеки. Линн не изменяла мужу. Но из-за того, что она не могла назвать имя отца своего ребенка, она чувствовала себя порочной.

– Сколько тебе здесь лет? – Она подавила неприятные мысли.

– Двенадцать. Между нами… между нами было шесть лет разницы. – Сойер переворачивал страницы и продолжал рассказывать. Где – короткую историю, где – пару слов. Прошел час, они просмотрели один альбом и приступили к другому. Любовь Сойера к брату проявлялась в каждом воспоминании. Но образ, который он описывал, не имел ничего общего с тем, кто спал рядом с Линн после свадьбы.

Было очевидно, что Бретт скрывал от брата многое. А она не хотела открывать Сойеру глаза. Ведь семья – самое важное на свете. И она на собственном горьком опыте поняла, что воспоминания о любимых надо беречь.

В Бретта, каким его описывал Сойер, Линн когда-то влюбилась. Значит, не одну ее он обманул. Она влюбилась в мужчину, который обещал ей все, о чем она мечтала. Дом, семью, любящее сердце. Но все это оказалось пустой фантазией. После свадьбы Бретт изменился.

Фотоальбомы рисовали идеальную семью, члены которой вместе путешествовали и развлекались. Их единение было очевидно. Она мечтала о таких отношениях. Чтобы родители и преданные родственники окружали ее ребенка. У нее заныло сердце. Такого у него не будет, если они с Сойером точно выполнят свое соглашение об условном браке. Ее ребенок станет таким же одиноким, как и она. Сумеют ли они с Сойером ради ребенка остаться друзьями после развода? Смогут ли иметь семью без любви?

– Завидую тебе.

– Почему? – Он удивленно взглянул на нее.

– Потому что у тебя есть это, – она показала на альбомы. – После смерти матери мой отец был так обижен и разозлен, что сжег все фотографии. Я жила с мамой только одиннадцать лет. Многие воспоминания исчезли. Ты прожил с родителями двадцать два года. Когда ты потерял их, у тебя остался брат, и это помогало тебе справиться с горем.

– Ты говоришь, что твои воспоминания только здесь. – Он легким движением руки коснулся ее виска. – А что ты помнишь?

– Когда я закрываю глаза, то вижу ее улыбку.

Мама обычно бывала веселой и пела. Отец возвращался домой с работы усталый, но мама всегда умела заставить его улыбнуться. Когда она умерла, я пыталась делать то же, что она, но у меня не получалось. – Она никогда прежде не признавалась, что и в этом потерпела фиаско. – Почему ты стал специалистом по компьютерам?

– Хочешь знать, как это произошло? Картер и я, пока учились в колледже, жили вместе. Он мне все равно что брат. Мы оба были помешаны на компьютерах, планировали получить дипломы и пойти в военно-морские силы США. Хотели стать специалистами-кибернетиками. Мы видели себя тайными агентами компьютерного века.

Еще одна неизвестная ей грань в мужчине, за которого она вышла замуж.

– Я не знала, что ты был в армии.

– Я не был. Родители погибли, возвращаясь с обеда по поводу получения мною диплома. Мы с Картером предполагали записаться в армию на следующей неделе. Но я не пошел. Надо было заботиться о Бретте.

– Сомневаюсь, чтобы Картер винил тебя за это.

– Я обещал быть рядом с ним, и я не признаю невыполненные обещания. Правда, мы оба осуществили свои мечты, но каждый в отдельности, а не командой, как хотели.

– Но пойди ты в армию, то мог уехать воевать бог знает куда. И Бретт потерял бы тебя. Ведь ты был единственным, кто у него остался.

– Моя невеста ушла, когда я стал оформлять опеку над братом..

– Прости. – Она переплела свои пальцы с его.

– Если бы она по-настоящему любила меня, осталась бы, – пожал он плечами. – Любовь не проходит, когда наступают тяжелые времена. – Сойер закрыл альбом и положил в общую стопку на кофейном столике. – Слава богу, у нашего ребенка будут двое любящих родителей. И мы обязательно сделаем снимки, которые когда-нибудь станут нашим воспоминанием.

– Я надеюсь, что будет девочка, потому что не знаю, как обращаться с мальчиками.

– А я не знаю, как обращаться с девочками. Значит, нам придется обоим учиться. – Нежность в его глазах гипнотизировала Линн, заставляя желать того, чего не может быть никогда.

Вдруг Линн вскочила, услышав мрачный собачий вой.

– Мэгги!

Линн кинулась в прачечную. Сойер за ней. Она остановилась на пороге. Он налетел на нее и обхватил за талию. Они оба устояли, но у Линн перехватило дыхание от жара его прикосновения, проникавшего сквозь тонкую шелковую ткань ночной рубашки.

Но какая картина открылась перед ними…

– Щенята!

Новорожденный лежал чуть в стороне. Мэгги уже облизала его. Сойер издал какой-то звук, словно подавился. Она оглянулась. Похоже, его сейчас стошнит.

– Ты в порядке?

Он состроил недвусмысленную гримасу.

– Да. Но я не знаю, как собаки рожают. А ты?

– Я тоже не знаю. Думаешь, мы должны ей помочь?

В других обстоятельствах она бы расхохоталась, увидев такое испуганное выражение на лице здоровенного мужчины.

– Понятия не имею. Сейчас позвоню ветеринару Рика.

– В час ночи?

– Я оставлю ему сообщение на автоответчик. Неизвестно, сколько пройдет времени, пока он нам позвонит. Включи мой компьютер. Поищем в Интернете инструкции насчет рождения щенят.

Линн побежала в кабинет Сойера и включила компьютер. Она нашла статью и нажала на кнопку принтера.

– Я нашла инструкции. – Линн кивнула на страницы, выходившие из принтера.

Очередной вой Мэгги опять заставил их вскочить.

Сойер ходил по кабинету, поглаживал затылок и читал статью о родах у собак.

– Мы справимся. – Их взгляды встретились.

– Рада слышать.

Два часа спустя Сойер стоял в прачечной рядом с Линн и наблюдал, как выходит в мир пятый крохотный щенок. В отличие от предыдущих четырех, Мэгги не спешила вылизать его. Понюхав, она перестала обращать на него внимание.

– Давай, Мэгги, давай, – уговаривала собаку Линн. Она крепче сжала руку Сойера. Казалось вполне естественным, что они держатся за руки, наблюдая за родами. – Что теперь нам делать? Как ты думаешь, он живой?

Он разглядывал крохотное создание, потом потрогал его пальцем и решился подложить под лапы Мэгги. Она носом оттолкнула его. Сойер оглянулся на Линн. Ее глаза умоляли его спасти малыша.

– Вернись в Интернет и найди, что делать с брошенными щенками.

– Думаешь, она отказалась от него? – Глаза заволокло влагой.

Сойер еще раз попытался подсунуть Мэгги хрупкое существо. И она снова оттолкнула его.

– Да. – Он вытер щенка одеялом. Щенок тоненько, беспомощно попискивал. У Сойера сжалось сердце. Проклятие! Это же всего лишь щенок. Почему же он чуть не плачет?

Зазвонил телефон.

– Это ветеринар.

– Как раз вовремя.

Линн передала всю информацию, сообщив, что Сойер делал со щенком. Это заставило Сойера почувствовать себя человеком, совершившим героический поступок. Он хотел спасти щенка для нее.

Когда она закончила говорить по телефону, Сойер поднялся и положил крохотное создание ей в ладони. Потом спрятал ее руки в своих. Слезы набежали у нее на глаза. У него в горле стоял ком.

– Суперцентр открыт всю ночь. Я возьму список, который надиктовал ветеринар, и куплю все необходимое, – сказал Сойер.

– А я буду присматривать за щенком и за Мэгги. Не могу поверить, что она отказывается от своего малыша.

Он пожал плечами, будто сбрасывая остаток горечи. Взгляд упал на живот Линн. Он не представлял, как можно бросить своего ребенка.

– Это бывает. Дети, щенки. Ты не знаешь… Дело в том, что Бретта мы усыновили. Его мать решила, что не сумеет с ним справиться. Она подбросила мальчика у церкви, когда ему было два года.

– Я не знала, – удивилась Линн. – Он никогда не говорил об этом.

– Ему было почти три, когда он попал к нам. Мы пытались делать для него все, чтобы он не помнил, как когда-то был нежеланным.

– Вы оба были так близки, я бы никогда не догадалась…

– Не было ничего, в чем бы я отказал Бретту. Когда его усыновили, мама просто расцвела от счастья. Она перенесла несколько выкидышей и не могла больше иметь детей. – Он вымыл руки и взял список покупок. – Держи его в тепле. Я скоро вернусь.

Значит, Бретта бросила его мать. Может быть, поэтому он никогда не ласкал ее, не обнимал и никогда не любил?

Непрерывные глухие удары разбудили Линн. Она зарылась поглубже в подушку и попыталась не обращать внимания на назойливые звуки. Но подушка оказалась жесткой. И она лежала не в своей постели. Ноги согнуты, затекли и… Она открыла сонные глаза и обнаружила, что находится не в своей скрипучей кровати.

– Готова подняться наверх? – От спокойного баритона Сойера исчезли остатки сна. Она рывком села на софе. Оказывается, она заснула, прижавшись к груди Сойера. Он поддерживал ее за плечи, а щенок спал у нее на коленях. Тусклый свет из холла проникал в темноту.

– Прости. Я не хотела обременять тебя. – Она спрятала свое смущение, ощупывая теплое тельце щенка и поудобнее укладывая бутылку с горячей водой, завернутую в полотенце. Она вспомнила, как Сойер передал ей малыша. А до этого покормил его и помассировал его животик с такой нежностью, что у нее растаяло сердце. Это последнее, что она помнила.