Текст книги "Нежное притяжение за уши"

Автор книги: Эльвира Барякина

Соавторы: Анна Капранова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

ГЛАВА 6

Машуня сладко потянулась и зевнула. Голова ее лежала на широкой груди Ивана. Все-таки его диван являлся абсолютно недвуспальным. От этого было тесно и приятно. Сам же Федорчук улыбался во сне решительной улыбкой и вздрагивал ресницами. Машуня прислушалась: с одной стороны уверенно и четко постукивало Федорчуковское сердце, с другой стороны, где-то за стеной, разговаривали соседки:

– Какой Иван работящий! – с восхищением говорила Софья Степановна.

– А ведь и не подумаешь, что такие мужчины в наше времечко бывают, – соглашался низкий голос тети Капы. – А то как ни поглядишь на кого, так алкаш и алкаш!

– Так ты же, Капа, водкой торгуешь у проходной. К тебе ж и подходят только пьюшшые.

– А Ванюша-то не такой! – вступила в беседу баба Нюра. – Не-е, не такой, ни капли в рот отродясь не брал!

– И куда девушки-то смотрят?

А девушки тем временем смотрели на волоски на его груди. Волоски завивались. Машуня уже давно поняла, что за стенкой происходит показательное выступление в поддержку ее новоявленного любовника. Она явно понравилась «Комитету по заботе о Федорчуке», и теперь соседки проводили надлежащую рекламную кампанию, чтобы ей не вздумалось куда-нибудь сбежать.

В это время Иван открыл глаза и тут же с обожанием посмотрел на Машуню.

– Доброе утро, – прошептала она. – Как спал?

– Отлично! Любимая женщина рядом, Фиса не орет, чего еще надо?

Машуня довольно вздохнула.

– Значит, мы уже можем разговаривать о работе? – проворковала она, делая невиннейшее лицо. Она подумала, что теперь самое время удивить его результатами своих переговоров с Бурцевой.

Иван приподнял голову.

– А что такое?

Машуня села, прислонившись спиной к ковру с богатырями. Подумать только, совсем недавно она планировала проучить Федорчука, подавив его своим интеллектом и расследовательскими способностями. Теперь же ей просто хотелось, чтобы он лишний раз восхитился ею.

– Странно у нас как-то получается… – произнесла она, глядя в потолок. – Понимаешь, мы как бы стремимся к разным целям. Твоя задача упечь Маевскую за решетку. Моя – освободить ее. И если кто-то из нас выиграет, то второй неизбежно проиграет.

– И что? – сразу нахмурился Иван.

– А то, что я тебя победила, – с нежной улыбкой на устах произнесла Машуня. – Вчера я говорила с Бурцевой, и она сообщила мне, что наврала на Нонну. Я думаю, сегодня она явится в ваше прокурорское учреждение и откажется от своих показаний.

Запахнув простыню на груди, Федорчук вскочил с дивана. Острая обида полоснула сердце. Как же так? У него и так дела не вяжутся, а тут еще Машуня на больную мозоль наступает!

– И что, прикажешь тебе за победу памятник поставить? – резко усмехнулся он. – Молодец, возьми пирожок на полочке!

Машуня никак не ожидала такой реакции. Она же не хотела ничего плохого!

– Я не виновата, что я оказалась расторопнее! Факты надо проверять, а не верить на слово всяким проходимцам! – холодно отозвалась она и, разобидевшись до полусмерти, принялась торопливо одеваться.

Но Иван почему-то и не подумал ее останавливать.

– Нонна была всего лишь подозреваемой в совершении тяжкого преступления! Ее пока никто не обвинял! – выкрикнул он, расхаживая быстрыми шагами по комнате. Конец его простыни волочился по полу, и Фиса тут же принялся за ним охотиться.

– Ага, конечно! – сыронизировала Машуня. – Человека ни в чем не обвиняли, но тем не менее посадили в СИЗО чуть-чуть отдохнуть от повседневной рутины. Очень умно!

Федорчук остановился перед диваном и грозно посмотрел на нее.

– У меня такая работа! А если бы Маевская была преступницей, что, по-твоему, лучше оставить ее на свободе, чтобы она еще кого-нибудь убила?

– А если она не преступница?! Почему она должна ни за что ни про что сидеть в тюрьме, пока ты не выяснишь все обстоятельства? Может, и меня тогда за компанию с Маевской посадишь? На всякий случай?

– Не говори ерунды!

Окончательно обозлившись, Машуня бросилась в прихожую и торопливо накинула плащ.

– Извините, товарищ следователь, маленечко облажалась! Не думала, что вы у нас такой… Всего хорошего!

И хлопнув дверью, она побежала вниз по лестнице.

… Тяжело дыша, Иван осел на диван. Ему было больно и плохо.

* * *

Машуня мыла лапы Гераклу и тихонько ревела. Пекинес сначала как всегда сопротивлялся и фырчал, но потом вдруг начал лезть в мокром виде на хозяйку, чтобы обмуслякать ее в качестве утешения.

– Да ну тебя! – отмахнулась Машуня. – Слюнями горю не поможешь!

Ох, как ей было совестно, ужасно и несчастно! Ну вот зачем Федорчук наговорил гадостей и разозлил ее? Что именно он ей сказал, она уже не помнила, но все равно Иван повел себя совсем как дурак и козлина.

После ссоры с ним вся ее жизнь как-то разом поблекла и опустела. Некому звонить, не о ком думать… Если бы в произошедшем была ее вина, она бы быстренько ее исправила и помирилась с Федорчуком. Но ведь это он был виноват! Пусть теперь сам и приползает мириться!

Машуня выпустила из глаз еще пару слезинок и горестно вздохнула: поскорей бы уж он «приполз», а то она просто умрет от одиночества, тоски и безысходности!

– Геракл, вылезай! – скорбно скомандовала она своему питомцу, вытерев ему лапы половой тряпкой.

Пекинес сочувственно хрюкнул и перевалился через край ванны.

– Пойду вот завтра Кольку из больницы встречать! – объявила Машуня собаке. – И пусть Федорчук знает! А то взял моду! Кто у нас главный?!

Геракл смотрел на нее и слабо шевелил хвостом. Подобные проблемы перед ним не вставали.

* * *

Когда Иван еще раз допросил свидетельницу Бурцеву, и та отказалась от своих прежних показаний, у него не осталось другого выхода кроме как прекратить уголовное дело в отношении Маевской.

По идее ему надо было пойти к ней и принести свои извинения, но Федорчуку просто дурно становилось от одной мысли, что Нонна посмотрит на него снисходительно и напомнит одну вещь: «Я же говорила вам, что вы отпустите меня ровно через неделю!»

Ох, и почему его угораздило поссориться с Машуней именно в такой период? Она была нужна ему… Очень нужна… Но как исправлять положение, Иван не знал.

* * *

Кольку выписали и отправили домой долечиваться.

Когда он увидел себя в зеркале приемного покоя больницы, то невольно поморщился. Мало того, что весь бледный и прозрачный, так еще сто лет не стриженный.

За последнее время его совершенно замучили не только медпроцедурами, но и допросами. Организованное на него покушение было для следствия непостижимым и загадочным. Соболев сам неоднократно пытался придумать, за что его можно было бы убить, и не мог. У Стаса-то хоть враги были, завистники, ревнующие женщины, наконец…

Утешением в жизни было то, что Колька влюбился, и это как-то отвлекало от мыслей об убийствах, покушениях и даже о Стасе. После того, как Машуня навестила его, он только и делал, что изобретал суперплан, как отбить ее у Федорчука.

Вообще-то на эту мысль его навел сосед по палате: как-то раз после очередного посещения своей благоверной он вдруг начал размышлять о том, что любовь русских женщин основана на жалости. Сосед давно уже подметил, что когда он здоров, жена только и делает, что ругается и пилит его по всяким пустякам, но стоит ему попасть в какую-нибудь катострофу или хотя бы чуть-чуть простудится, все меняется самым кординальным образом.

Колька тоже думал над этим и решил, что вообще-то когда тебя жалеют, это не так уж плохо. Сотрясение мозга наверняка может послужить для Машуни толчком к большому светлому чувству. Подтверждением теории любви-жалости был ее визит. Конечно, негодный Федорчук сильно подгадил своим явлением… Но ведь не все еще потеряно: мозги пока еще не прошли, на темечке красовалась внушительная ссадина… Оставалось только увидеть девушку и пожаловаться ей на жизнь.

… День был сер и сумрачен, с неба накрапывала всякая мокрая мерзость, ветер рябил воду в лужах. Колька поежился и поднял воротник куртки, предчувствуя долгую дорогу домой.

Но не успел он спуститься с крыльца, как вдруг рядом с ним возникло мимолетное видение и гений чистой красоты в одном лице.

– О, привет! – выпалила Машуня, размахивая пакетом с рекламой сигарет. – Тебя уже выписали? А я так бежала, бежала… Боялась, что опоздаю. Я тебе опять продуктов принесла, а то у тебя, чай, дома-то шаром покати…

Колька ошеломленно улыбался.

«Она просто так пришла. Она просто так пришла», – принялся надоедать ему внутренний голос.

Тем временем Машуня что-то бойко рассказывала, увлекая его в сторону автобусной остановки, но Соболев не мог сосредоточиться ни на одном ее слове. Несмотря на уверения внутреннего голоса, радость буйно пульсировала в нем: неужели она передумала? Неужели решила бросить этого своего шкафообразного следователя и переметнуться к нему?

… Они запихались в забитую маршрутку, и народное течение тут же разнесло их в разные стороны. Сияя, Машуня смотрела на Кольку, подмигивала ему и строила уморительные рожицы, всем своим видом показывая, насколько тяжела доля российского пассажира общественного транспорта. А он не смел оторвать от нее взгляда. И даже дышать почему-то тоже не смел.

Наконец они добрались до дома. Поднимаясь по лестнице, Колька невольно прислушивался и присматривался ко всему, что происходило вокруг.

– Ну, открывай уже! – подбодрила его Машуня и засмеялась. – Я с тобой, так что ничего не бойся!

Ключ повернулся в скважине, и они вошли в квартиру. Здесь царил обычный беспорядок, который бывает после обысков. Все было сдвинуто, полы истоптаны, в воздухе стоял кислый запах застарелого табачного дыма. Увидев такое разорение, Колька аж вздрогнул: его чистолюбивая душа решительно не переносила бардака.

Он хотел было взяться за половую тряпку, но Машуня тут же отобрала ее.

– Ты что?! Не вздумай! Тебе вредно наклоняться! Сиди на кухне, а я сейчас буду прибираться!

Колька смиренно отдал ей орудие труда и подумал, что, кажется, его теория вовсю работает.

… Машуне до смерти нравилось проявлять благородство. Напевая себе под нос, она махала веником, стирала пыль и краем глаза посматривала на Колькины страдания, которому было очень неудобно, что девушка помогает ему приводить жилище в порядок.

Да, ее месть Федорчуку очень даже удалась, можно было гордиться. Интересно, что бы сказал драгоценный Ванюша, если бы увидел, как она убирается в квартире у Кольки? Да у него бы глаза на лоб полезли, и ревность зацвела махровым цветом! При случае надо будет ему обо всем рассказать. Пусть знает!

И кухня, и комната были уже вымыты, и она перебралась в прихожую. Здесь перегорела лампочка, поэтому пришлось убираться в темноте. Машуня аккуратно сложила в стопку раскиданные газеты и рекламные проспекты, вытерла пыль, расставила рядками обувь… И тут из одного ботинка на пол выпал здоровенный ключ с плоской головкой.

– Эй! – закричала она Кольке, чистившему у раковины картошку. – Ты помнишь, куда засунул свои ключи?

Колькин силуэт появился на фоне светлого прямоугольника окна.

– Они у меня в кармане в куртке…

– А это что? – Машуня торжествующе подняла объект за колечко и помахала им перед Колькиным носом.

– Н-не знаю, – сказал он, запинаясь. – Мой – с брелком и желтого цвета. А этот какой-то серебристый.

Что-то в его голосе настолько не понравилось Машуне, что все ее радостно-мстительно-уборочное настроение как рукой сняло.

Сама еще не зная зачем, она потребовала у Кольки чистый пакетик и, стараясь не задеть за головку, чтобы не насажать лишних отпечатков пальцев, спрятала найденный ключ внутрь. Потом они достали хозяйский экземпляр и убедились, что их бороздки один в один совпадают.

– Кому он мог принадлежать? – напряженно спросила Машуня, усадив Кольку перед собой на тахту. – Может, Стасу?

– Нет. У него точно такой же, как у меня, – растерянно проговорил он. – А почему ты спрашиваешь?

Машуня выразительно похлопала себя по лбу.

– Думать надо! Когда ты пришел домой, дверь была открыта?

– Да.

– А следов взлома на ней, между прочим, нет. Значит, преступник вскрыл замок либо путем подбора ключей, либо у него был свой дубликат. А если так, то убийца просто обронил его, когда убегал. Понимаешь?

Колька молчал, совершенно пораженный ее выводами.

– Еще один ключ был у Нонны, – прошептал он наконец. – Я не знаю, как он выглядел. Когда она переехала к нам, то брала мой, чтобы заказать и себе тоже… Но она не могла его никому передать! Я ее знаю!

У Машуни отчего-то похолодело в груди. Может быть, Нонна все-таки причастна к убийству Стаса? Добрый Бог, не допусти этого! Если это окажется правдой, то как смотреть в глаза Федорчуку?

– Завтра Маевская выходит из СИЗО, – проговорила Машуня, пытаясь взять себя в руки. – Вот мы обо всем ее и спросим.

– А может, лучше Федорчуку позвонить? – неуверенно произнес Колька.

При одной мысли об Иване в душе Машуни поднялась буря чувств.

– Вот еще! – презрительно фыркнула она. – И без него разберемся! От него все равно нет никакого толку. Он ни за что не раскроет убийство Стаса!

Машуня еще долго распространялась о вопиющих недостатках Федорчука, а Колька только диву давался и всячески ей поддакивал. Кто бы мог подумать, что его план так легко и скоро сработает?

* * *

Вопреки Правилам внутреннего распорядка все женское отделение СИЗО взобралась на подоконники и высунулась в форточки. Это были проводы Нонны Маевской на волю. Ее выпустили ровно через неделю после ареста.

Она медленно шла к воротам в сопровождении Пеликановой и то и дело оборачивалась и посылала новым подружкам воздушные поцелуи.

– Счастливо оставаться, девчонки!

В ответ с подоконников и из форточек неслось:

– Не забывай нас! Приходи еще!

На что Нонна отвечала:

– Ладно! Приду!

Выпуская ее за ворота, Пеликанова все же не удержала тяжкого вздоха.

– Нонн, ты это… Как его… – От избытка чувств надзирательница совсем растерялась. – Ну, до свидания, что ль… Спасибо тебе за все!

– Да чего уж! Всегда пожалуйста! Эх, я свободна, как рыночная стоимость!

… Адвокат Иголина и Николай Соболев напряженно ждали Маевскую на улице, стоя под одним пестреньким зонтиком. Машуне было неспокойно и нервно. Вообще после ссоры с Федорчуком ее отношение к Нонне несколько переменилось: выходило, что все ее обещания насчет завораживающего романа с ним – туфта на постном масле. А тут еще эпизод с ключом! Из-за него и святая вера в Ноннину невиновность тоже подмочилась. Кроме нее было некому выдать ключ убийце. Конечно, еще существовал вариант, что Стас сделал дубликат для своей жены, но Колька решительно отмел эту версию. Во-первых, Оксана никогда не бывала у них дома, а во-вторых, Стас крайне щепетильно относился к собственному жилищу: ему было стыдно, что он так бедно живет.

Наконец Нонна вышла из тюремных ворот. Наскоро пробормотав приветственно-поздравительные слова, Машуня с Колькой схватили ее под белы руки и засунули на заднее сиденье поджидавшего рядом такси. Все еще проникнутая прощальным пафосом, Нонна радостно удивилась:

– Блин, на машине забирают! Как будто я не из тюрьмы, а из роддома вышла! А мы что, к нам, что ли, едем? – осведомилась она, когда такси завернуло на родную Колькину улицу.

Машуня кивнула.

– Да. У нас есть к тебе серьезный разговор.

Маевская наморщила нос.

– Давайте лучше пойдем в какой-нибудь кабак! Я угощаю!

Но Колька и Машуня лишь плотнее сжали ее с двух сторон, чтобы предотвратить малейшую попытку к бегству.

Нонна удивилась, но возражать не стала.

– Чудные вы, ребята, ей-Богу…

Даже в квартире Машуня и Колька не оставили своих охранных намерений. Все так же стиснув Нонну и справа и слева, они провели ее в комнату и усадили на диван. Уже что-то уловив, она лишь переводила глаза с одного на другого и почему-то посмеивалась.

– По-моему, вам показалось мало моего ареста, и вы решили по-новой взять меня под стражу, – улыбнулась она.

Но ее конвоирам было не до смеха.

– Нонна! – первым начал Колька. – Сознавайся живо, кому ты давала ключ от нашей квартиры?

Брови Маевской сблизились на переносье, означая полное непонимание.

– Никому я ничего не давала…

– Тогда немедленно покажи его! – потребовала Машуня.

– Да пожалуйста!

Нонна залезла в карман своего пальто и вытащила связку ключей с брелком-камешком. Сблизившись головами, Машуня и Колька принялись его изучать. Сомнений быть не могло: он был один в один с Колькиным вариантом.

– Может быть, объясним мне, в чем дело? – деликатно напомнила Нонна о своем существовании.

Великие сыщики стыдливо потупили глаза.

– Нонн, понимаешь…

Перескакивая с одного на другое, Машуня рассказала ей о своих подозрениях. Она уже поняла, что все они оказались напрасными, и теперь ей было стыдно.

Выслушав ее, Нонна заложила в губы сигарету и прикурила.

– Да, дела… – откинулась она на спинку дивана. – Никто из нас никому не давал своих ключей, но тем не менее они почему-то появляются в руках у посторонних. Так, не отвлекайте меня, мне надо по-быстрому сходить в астрал. Может, небесные силы мне и разболтают чего…

Машуня смотрела на нее и не могла понять: прикалывается она или нет. В ее представлении ясновидящие никак не могли позволить себе таких слов и действий. Но Нонне, очевидно, было плевать на правила.

Она закрыла глаза и несколько секунд плавно водила головою вправо и влево. Потом резко выпрямилась и посмотрела на Кольку совсем как на дурака.

– Ё-моё, Николаша, тебе есть только одно оправдание: тебя стукнули по башке… – проговорила она с напором. – Это же не ваша квартира! Вы же ее снимаете! У хозяев-то должны быть ключи!

Колька стремительно побледнел.

– Ну да, она принадлежит директору нашей радиостанции… Он нам разрешил здесь пожить…

– Значит, у него должен быть запасной ключ! – заявила Нонна, туша сигарету о программу телепередач.

Машуня посмотрела на Кольку: глаза его остекленели, губы стали серыми, а про цвет лица и говорить нечего.

– Может, тебе водички попить? – предложила она.

Но Колька лишь помотал головой. Было похоже, что он тоже впал в какое-то коматозное состояние. Обе девицы, перепугавшись, вцепились в него.

– Эй, Коль… Колька! Что с тобой?!

Наконец он посмотрел на них мутным взглядом и едва слышно сказал:

– Я вспомнил его!

– Кого? – не поняла Машуня.

– Того, кто меня ударил… Это был Ковров.

Вначале все сидели молча, ничего не понимая. Потом Нонна все-таки осторожно спросила:

– А ты уверен?

– Да, уверен. Когда я вошел в квартиру, в прихожей был свет. Я его увидел, но только потом – как провал в памяти случился.

– Но зачем ему нападать на тебя?! – зашумела Машуня.

– Не знаю. Нужно позвонить Федорчуку. И ключ, который мы нашли, надо отдать на экспертизу.

Но Машуня все еще не преодолела пыл ссоры с Иваном.

– Ничего мы ему не дадим! Мы все сами… Проведем оперативные мероприятия и выведем убийцу на чистую воду.

– Хорошо! – обрадованно поддержал ее Колька, до которого только сейчас дошло, что он чуть было сам не свел Машуню со своим соперником.

* * *

Адвокат Иголина впервые подумала о своем клиенте не как о заказчике и денежном мешке. И эти мысли несколько шокировали ее. Ну, конечно! Ковров с самого начала изображал из себя невинную овечку… Эдакого благодетеля небесного… Что ж, его умению скрывать свое истинное лицо можно было лишь позавидовать.

Только одно оставалось непонятным: на кой ляд Коврову потребовалось освобождать Нонну?

В течение целых пяти минут Машуня описывала Соболеву свою методику раскрытия уголовных дел. Она уже абсолютно четко могла себе представить, как путем хитрых разговоров и намеков выведает у Коврова нужную информацию, как расследует всю сложную цепь преступлений, опутавшую Стаса и Кольку, а потом продемонстрирует результаты Федорчуку… Он восхитится, забудет все обиды… и они помирятся.

Но тут Машуня вдруг заметила, что Нонна куда-то исчезла. Телефон на кухне как-то странно взвякивал, что свидетельствовало о наборе номера…

– Нонна! Ты кому звонишь?! – предчувствуя нехорошее, прокричала Машуня.

Но та не ответила.

– Алло! Федорчук? – донесся ее голос. – Это ваша любимая Нонна Маевская на проводе. Хочу вам сообщить, что на Николая Соболева напал никто иной, как господин Ковров.

– Нонна! На фига ты ему позвонила?! – в крайнем негодовании выкрикнула Машуня, врываясь в кухню. – Теперь он все знает!

Та повернула к ней невинное лицо.

– А чего такого? Пусть приструнит этого мерзавца!

Колька появился следом за Иголиной.

– Ты что?! – почти с ненавистью напустился он на Маевскую. – Тебя кто просил?

Видимо, Ноннин звонок резко вывел его из сомнамбулического состояния по поводу Коврова.

Нонна лишь поежилась от Колькиных воплей и подвинулась, делясь с Машуней местом на тахте. Та в крайнем расстройстве опустилась рядом:

– Я хотела сама все выяснить, а ты… – прошептала Машуня.

Несколько секунд Нонна молчала.

– А не надо было ссориться с ним из-за глупостей. Ничего бы и не было.

Машуня подняла на Нонну недоуменные глаза.

– Откуда ты знаешь?!

– От верблюда! Я всегда все про всех знаю. У меня есть соответствующий божий дар.

– Все знаешь! Как же! Ты мне сказала, что у нас с ним будет все хорошо, а у нас вон чего…

Нонна усмехнулась, показав мелкие острые зубки.

– Да помиритесь еще! Сейчас он прикатит брать Колькины показания, вот и помиритесь.

Но Машуня лишь обиженно надула губы.

– Не буду я с ним мириться! Он сам дурак, так что пусть не думает, что я к нему первая пойду. Мне это ни на черта не сдалось!

– И правильно! – встрял Колька, которого Ноннины предсказания повергли в шок.

– Как знаешь, – отозвалась Нонна. – А то у тебя был бы прекрасный шанс.

Не слушая ее, Машуня пошла одеваться. На сердце у нее было пакостно и тоскливо. Колька подал ей плащ, всей душой надеясь, что она разминется с Федорчуком.

Маевская соскочила с дивана и тоже выбежала в прихожую.

– Ты что, обиделась на меня? Я же хотела, как лучше!

– Пока! Запри за мной! – угрюмо буркнула Машуня.

Нонна повернула разболтанный замок.

– Знаешь что? – проговорила она вдруг тихим шепотом. – А по-моему, тебе надо купить расслабляющий крем фирмы «Грин форест».

– Чего? – не поняла Машуня.

Очки Нонны поблескивали в полумраке.

– Я в СИЗО познакомилась с одной девчонкой, которая торгует косметикой «Грин форест». Она мне такого понарассказывала насчет нее! Прямо дух захватывает. Я теперь тоже буду ее распространять. Хочешь, ты будешь моим первым клиентом?

Машуня смерила ее взглядом.

– Нонна, ты и вправду полный нонсенс. Какая к едрене-фене косметика?!

Распахнув дверь, она побрела вниз по лестнице.

– Ну и зря! – ахнул по этажам звонкий голос Маевской. – «Грин форест», между прочим, полностью на натуральной основе! Им во всем мире пользуются!

* * *

Экспертиза подтвердила, что на ключе, обнаруженном под тумбочкой, были отпечатки директора «Пирамиды». Вечером того же дня все местные теле-новости начались с сенсационного сообщения: «Михаил Ковров обвиняется в нападении на своего подчиненного!» Кое-какие наиболее смелые и желтые телекомпании даже предположили, что он мог быть причастен и к убийству Станислава Шорохова, носившего псевдоним «Сергей Дрозд».