355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Эльвира Барякина » Белый Шанхай. Роман о русских эмигрантах в Китае » Текст книги (страница 7)
Белый Шанхай. Роман о русских эмигрантах в Китае
  • Текст добавлен: 29 сентября 2016, 04:52

Текст книги "Белый Шанхай. Роман о русских эмигрантах в Китае"


Автор книги: Эльвира Барякина



сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 44 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]

2

Нина прибыла сюда, потому что ее знакомый попал в заложники. Сердце дернулось – ехать в эту дыру ради какого-то знакомого?

– Ты что-нибудь разузнала о нем?

Нина покачала головой:

– Пленников увели в горы. Войска идут по следу, но приблизиться не могут: главарь бандитов сказал, что иначе он прикажет расстрелять людей.

– Этот знакомый – пан Лабуда? – не выдержал Клим.

Нина рассмеялась:

– Иржи спит у себя в купе. Я взяла его с собой, но толку от него мало.

Камень с души упал. Значит, не любит Нина Лабуду. Так зачем она здесь? Зачем таскает с собой Иржи? Спрашивать нельзя, ревновать нельзя, можно только смотреть и не верить своим глазам: все-таки привела судьба встретиться.

Нина взглянула на часы:

– Бог с ним, с проводником. Хотела почитать – сейчас все равно поздно. Ты где остановился?

– Нигде.

– Хочешь, в мое купе пойдем? У меня верхняя полка свободна.

3

Великие звездные боги, Фу, Лу и Шу, спрячьте золотые монеты, свитки мудрости и персики долголетия, пустите меня к моей женщине, в темноту, заприте двери, завесьте окна.

Уймите сердце мое, дайте вздохнуть свободно.

Впрочем, знаете что? Пришлите мне прекрасную Гуань Инь, богиню милосердия. Говорят, к ней надо взывать в минуты опасности. А сейчас такая минута:

 
женщина моя
там,
внизу,
не спит.
 

Клим молчал, прислушиваясь к ее дыханию. Столько месяцев не видел ее, а каждый вздох, каждый шорох знакомы. Над ухом звенел комар, луна просвечивала сквозь штору размазанным кругом.

Эх, родная, родная… О чем ты думаешь сейчас? Лежишь, спрятав руку под подушку, – знаю, даже не видя тебя.

Медленно, дюйм за дюймом, целую вечность двигаться к краю полки. Посмотреть вниз. Маки на твоем халате кажутся почти черными…

Нина села.

– Заели комары! – сказала в сердцах. – Откуда их столько?

– Хочешь, выловим?

Клим с готовностью спрыгнул вниз, вытащил из чемодана фонарик. Тусклый свет озарил купе, и луна за окном погасла.

– Посвети мне: где-то тут пищали, – сказала Нина, оглядывая стену у изголовья. – Ага! Есть!

От комара осталось мокрое место.

– Тут еще две штуки сидят! Дай-ка мне газету.

Клим, улыбаясь, следил за ней. Нина боролась с врагами: «Сюда посвети! И сюда! И сюда!»

– Они наверняка под потолком затаились. Подержи меня.

Не смея передохнуть, Клим взял ее за талию, подсадил, чтобы она могла дотянуться до верхних полок. Луч фонаря подсвечивал широкие рукава ее халата.

Внезапно потеряв равновесие, Нина обхватила Клима за шею. Фонарь полетел под стол.

– Ох, прости…

Клим осторожно поставил ее на пол – напугавшуюся, тяжело дышащую. Обнял, поцеловал в губы. Думай что хочешь… но это невозможно: залететь сюда, как шальная пуля, и не…

Нина ослабла, села на постель:

– Ты что?

Клим не отвечал. Встал перед ней на колени, раздвинул полы халата. Груди с темными сосками, черная родинка – как капля шоколада. Ткнулся лицом в нежность живота:

– Делай что хочешь – люблю тебя.

– Клим… не надо…

Он отвел ее руки за спину. Контрабандист, нарушитель границ…

Нелепейшее, восхитительное счастье: разбирать ночью перепутавшиеся цепочки нательных крестов.

Глава 14

1

Клим даже во сне не отпускал Нину. Чудесный, родной…

Физическая страсть бывает двух видов: когда тобой восхищаются, когда голова идет кругом от недоуменно-радостного «Господи, за что мне такое счастье?!» А бывает, тебя используют, как носовой платок: ты ценна и совершенно необходима для отправления естественной надобности.

В этом вся разница между любовью и грубым скотством.

Нина гладила запястье Клима. Он-то любил ее со всей нежностью, на которую был способен. Он ничего не забыл и ничуть не изменился. А она?

Нина позвала его к себе в купе, потому что у нее были свои причины. Возможно, Клим не поймет, но, когда тебе одиноко, когда ты вконец запутываешься, тебе надо,чтобы кто-то оказался рядом. Кто-то, кому не все равно.

Нина смотрела на своего мужа. Сердце тревожно екало в груди.

Она использовала Клима – как носовой платок? Неужели он завтра проснется с тем чувством опустошенности, которое возникало у самой Нины когда-то давно – когда к ней захаживал начальник казенных складов?

Клим удивил ее: хорошо одетый, хорошо пахнущий и – вопреки ее пророчествам – вполне успешный: «Ежедневные новости Северного Китая» – весьма солидное издание.

Досада, что он прекрасно обошелся без нее, и острое желание присвоить его… Когда Нина привела Клима к себе в купе, то долго прислушивалась к шорохам наверху: «Неужели он уснет и даже не попытается?..» Сама все устроила.

Бурная радость, счастье, которое не опишешь словами… В тот момент она его действительно любила, и он должен был это почувствовать.

Нина тихонько поцеловала Клима в плечо. Он улыбнулся во сне.

«Ты ничего не знаешь обо мне, да тебе и не нужно знать».

Приподнялась – вдвоем на узкой полке было тесно. Но Клим, не просыпаясь, притянул ее к себе. Его сердце стучало гулко и ровно.

2

Олман был прав – оформить документы чехословацкого консульства оказалось не так сложно. Взятка и бумага, составленная им для Комиссариата по иностранным делам, решили дело. Через две недели Нина уже танцевала на первом балу в своем новом доме, снятом у Тамары за символическую плату. Китайская казна не досчиталась таможенных сборов на десять ящиков шампанского.

– Заработать легко тому, кто по натуре торговец, – говорила Тамара. – Например, наш Лемуан нюхом чует, где лежат деньги. А вы, Нина Васильевна, правитель: куда ни придете, люди начинают подчиняться вам, ибо так должно быть.

Нина смеялась:

– Ах, если бы! Кто мне будет подчиняться?

– Слушайте меня: я по натуре мудрец и знаю, что говорю. Мудрец, торговец и правитель – это самое удачное сочетание для любого предприятия. Поэтому у нас все получается.

Все действительно выходило как надо, но тем не менее у Нины под кожей засел страх. Ее не покидало чувство, что она полностью зависит от Олманов и Лемуана и они могут погубить ее в любой момент. Тамара как будто насмехалась, когда говорила, что Нина – правитель. Они с Иржи были преступниками и большую часть времени тратили на заметание следов и на мысли о неизбежном наказании.

Нина подыгрывала Тамаре, и если раньше она изображала других, то сейчас изображала другую себя – неустрашимую, спокойную и жизнерадостную. Нина нужна была мудрой миссис Олман, как актриса нужна драматургу: Тамара придумывала пьесу и прописывала в ней роли, а потом с нетерпением ждала представления и отзывов публики. После каждого бала она расспрашивала Нину, с кем та поговорила, кто и что сказал, – и все это с довольной, многознающей улыбкой. Ей доставляло удовольствие собирать сведения о знакомых и делать прогнозы, кто за кем будет ухаживать и кто с кем поругается. На этот счет Тамара никогда не ошибалась.

Временами она просила Нину чуть-чуть «подправить действительность»: познакомить людей или ввернуть в разговор фразу, которая могла многое изменить. При этом она никого не посвящала в свои планы. Нина не сомневалась, что у Тамары есть знакомые, с помощью которых она точно так же управляет и ею самой – без ее ведома. Просчитать ходы миссис Олман было невозможно: она не искала выгоды – ей требовался увлекательный сюжет. Если ей покажется, что арест горе-консула – это любопытный поворот событий, она тут же разыграет эту карту.

Нина чувствовала себя голым королем, идущим по улице с высоко поднятым подбородком, и каждую секунду ждала выкрика: «Эге, а величество – без штанов!» Ей требовалась защита: кто-то сильный и действительно неустрашимый.

Но пока у нее был только Иржи. В его преданности она не сомневалась: они были повязаны, как каторжники парными кандалами. Нина сняла для него квартиру в Китайском городе – там и повесили табличку «Консульство Чехословакии» с гербом и весьма двусмысленным девизом: «Veritas Vincit» – «Правда побеждает». Своим гостям Нина представлялась кузиной чехословацкого консула, которая по его просьбе устраивает всевозможные развлечения.

Тамара действительно подобрала для нее идеальную публику. Господа из высшего общества, конечно, не заглядывали к Нине: у нее собирались коммерсанты средней руки, девицы, подыскивающие женихов, и представители богемы с длинными волосами и неизменными разговорами о погибшей культуре. Часто к Нине заходили и вовсе незнакомые личности, которых приводили друзья друзей. Они не требовали роскошного угощения (в целях экономии Нина предлагала только коктейли и закуски), им достаточно было того, что в доме шумно, дымно и весело и что хозяйка соблюдала некие церемонии, которые позволяли гостям чувствовать себя недалеко от вершины мира.

Поначалу Нина слегка побаивалась этого разудалого табора, но очень скоро поняла, что гости заинтересованы в ней куда больше, чем она в них. Всем им требовался повод, чтобы показать себя и посмотреть на других, им нужен был большой дом с лужайкой и атмосфера необязательности. У Нины не придирались к акценту и не задавали лишних вопросов.

В короткое время она завела больше сотни знакомых, из которых никто не стал ее другом. Может быть, среди них и были интересные люди, но все складывалось так, что о серьезных вещах у Нины не говорили. Шутки, флирт, сплетни – никто не показывал своего истинного лица. Но так оно и должно было быть: Нина не хотела ни с кем сходиться. Дружба предполагает откровенность, а откровенность могла стоить ей очень дорого. Ее «семейный круг» оставался очень мал: Тони, Тамара и Иржи. Лемуана, хоть он и знал ее тайну, можно было не считать. Он примыкал к ее жизни с краю, который соприкасался с портовыми спекулянтами и виноторговцами, а от этого мира Нина хотела отгородиться самой высокой стеной.

К Лабуде она испытывала теплую, но все же презрительную жалость. Нину трогало то, что он дал ей возможность заработать. Она берегла его и старалась не впутывать в отношения с Лемуаном и Олманом. Но сам Иржи не берег ее нервы.

– Я знаю, что в Шанхае присутствуют чехи, – говорил он каждый раз. – Скоро нас выведут на прозрачную воду.

Нина стискивала зубы. Она всеми силами пыталась забыть о своих страхах. Как только у нее появились деньги, она начала ходить по блошиным рынкам и антикварным магазинам, выискивая переливчатые муранские вазы и голландские серебряные черпаки с выпуклыми мельницами на дне. Обилие красивых вещей успокаивало ее: они были символом того, что ей многое позволено.

Найти продавца, который не понимает, что за вещь попала ему в руки, долго прицениваться, торговаться и все-таки выкупить лампу Тиффани или статуэтку работы Лансере. [24]24
  Лансере Евгений Александрович (1848–1887) – российский художник, мастер скульптуры малых форм.


[Закрыть]

Дом Нины начал напоминать белый особняк на Гребешке. Не видом – там все было другое. Скорее смыслом.

Она не выносила темноты и после захода солнца во всех комнатах зажигала электричество. До рассвета читала – в основном по-английски. Ама, [25]25
  Ама – так в Китае называли женскую прислугу – горничных и нянек.


[Закрыть]
горничная по имени Чьинь, догадалась, что Нина боится кошмаров.

– Где ваш муж, мисси? – спросила она. – Злые духи не дают вам спать, потому что вы беспокоитесь за мужа?

Нина ничего не ответила. Она каждый день бывала в доме Олманов. Она видела, как Тони садится рядом с Тамарой и тихонько под столом держит ее за руку и вплетает свои пальцы в ее, обтянутые атласной перчаткой.

А Нина думала о том, что у нее под ногами паркет, на стене – багет, на себе – жакет от дома Пату, – получи бесплатное приложение к покупке – одиночество высшего сор та. Носи его на шее, как лисий воротник, как пустую шкурку с болтающимися мертвыми лапами.

«Я замучилась жить одна…» Нина всеми силами пыталась избавиться от этой мысли, разбирала ее, выискивая первопричины. Раньше у Нины была любовь, но она иссохла из-за того, что ей недоставало денег. Теперь у нее были деньги, но это не приносило ни малейшей радости.

Клим был человеком, на которого можно было положиться, она могла рассказать ему все, и он вступился бы за нее, ни о чем не спрашивая и не требуя платы. Но как только сожаления о непоправимой ошибке закрадывались к ней в сердце, Нина гнала их. Она нарочно представляла, что Клим совсем опустился, размяк, может, уехал с контрадмиралом Старком на Филиппины, может, бродит где-нибудь по шанхайским подворотням вместе с остальным бородатым, вшивым белым воинством. Нина умом понимала, что этого быть не может – Клим не из тех людей, что опускаются, – но старательно убеждала себя в обратном.

Нет-нет, в любом случае не Клим. Слов из песни не выкинешь – что сделано, то сделано. Ей нужна новая любовь. Мужчина, который будет намного умнее и сильнее ее. За чью спину можно спрятаться, как Тамара прячется за спину Тони.

3

У Олмана на полке стояла карточка – Тони и Даниэль Бернар на какой-то встрече. Нина разглядывала ее. Мистер Бернар был заснят в профиль, солнце падало на прямой нос и тонкое веко. Чуть заметная складка у рта. Стриженые виски, белый воротничок. Олман сидел рядом с Даниэлем, как доктор Ватсон рядом с Холмсом: хоть и на переднем плане, но главный герой – вот он, не ошибешься.

– Это один из умнейших людей, что я знаю, – сказал Тони, заметив интерес Нины.

Имя Даниэль Бернар словно витало в воздухе. Он уехал в Европу полгода назад, но о нем не забывали. Кто-то восхищался им как удачливым коммерсантом и благотворителем (команда по футболу при университете Святого Иоанна содержалась на его деньги), кто-то завидовал и придумывал мистеру Бернару неубедительные пороки.

Поначалу Нина лишь рассеянно слушала эти разговоры, но постепенно они возбудили в ней любопытство. Олман часто вспоминал о своем приятеле – они были членами одного комитета в Шанхайском клубе. По словам Тони, выходило, что Даниэль – образец не только мужественности, но и добродетели.

– Представляете, когда Китай объявил войну Германии и Австро-Венгрии и всех подданных этих стран решили депортировать, Даниэль за свой счет нанял им врачей и полностью оборудовал передвижной госпиталь. Прошу заметить, что это сделал чех – представитель народа, который немцы вечно угнетали.

Ама Чьинь говорила, что судьба постоянно дает нам знаки, главное – уметь их распознавать. Все складывалось одно к одному: Нина придумала чехословацкое консульство – и Даниэль оказался чехом. Он отправился в Европу – чтобы дать Нине время встать на ноги. Он был приятелем Олмана – и Нина могла узнать о нем поподробнее.

Когда Тони сказал, что мистера Бернара захватили бандиты, она не раздумывала ни секунды. Примчалась к Иржи на квартиру:

– Собирайтесь, мы едем на север спасать вашего соотечественника.

Псевдоконсул пришел в ужас:

– Он отдаст нас полиции!

Нина сузила глаза:

– Собирайтесь, вам сказано!

Иржи подчинился. Всю дорогу он донимал Нину расспросами:

– Почему вы захотели отправиться в этот Линьчэн?

Потому, что ей понравился освещенный солнцем профиль на фотокарточке.

На станции – грязь и хаос, полная невозможность узнать хоть обрывки правды.

Нина будто очнулась: «Куда я приехала? Зачем потащила с собой Иржи? Ему к доктору надо – снимать гипс. Нет никакого Даниэля – я все выдумала!»

Солдаты принесли на станцию найденное в горах тело молодого китайца из числа пленных – он был заколот штыком. Его мать страшно голосила, катаясь по земле. Зеваки смотрели.

Мест в гостиницах нет, ночевать надо в вагоне… Нине было так стыдно за себя, что хотелось плакать. И тут она встретила Клима.

4

Иржи влетел в вагон, чтобы поскорее сообщить новость; пронесся по залитому солнцем коридору, проскочил Нинино купе, вернулся. Дверь была не до конца прикрыта, изнутри доносился чужой голос.

Иржи замер.

На постели Нины сидел человек – в шляпе, в подтяжках на голое тело. Клим Рогов, муж.

– Как думаешь, где твой трефовый король? – веселился он.

Нины не было видно.

– Снизу? – проговорила она.

Клим торжествующе вытащил карту из-за уха:

– Вот где!

Солнечные пятна на скомканных простынях. Клим был бос, растрепан и счастлив. Рука Иржи заныла, зачесалась под гипсом. Он дернул дверь. Не смог открыть – что-то заело. Внутри купе завозились.

– Подождите!

Дверь отъехала в сторону. Нина – в халате, кудрявые волосы распущены по плечам.

– Что вам?

– Пан Даниэль только что прибыл, – сказал Иржи, ни на кого не глядя. – Бандиты его отправили вон, он сейчас посещает Роя Андерсена.

Глава 15

1

Нина пыталась принять решение. Просчитывала, что будет, если они помирятся с Климом. Что он скажет, когда узнает, в какую аферу она впуталась? Что подумают Тамара и все остальные, когда узнают, что у Нины Купиной есть супруг – журналист, работающий в «Ежедневных новостях Северного Китая»?

– Так в какой должности ты служишь? – спросила Нина.

Клим рассмеялся:

– В должности курьера. Но я надеюсь на скорое повышение.

У Нины кровь отлила от сердца. Безнадежно. К ней на приемы ходят солидные люди. А встречать их будет курьер в смокинге и бабочке? А если не будет солидных людей – не будет денег. И тогда все по новой – черная нищета и бессильная ярость, которая все равно направится против Клима.

Она постаралась не выдать разочарования. Когда Иржи объявил о прибытии Даниэля, Нина попросила Клима уйти:

– Мне надо встретиться с мистером Бернаром. Извини, но тебе не стоило приходить сюда.

Лицо его напряглось, будто он плохо расслышал.

Нина нашарила под столом туфли, встала, раскрыла чемодан, разложила вещи. Грудь сдавило – дышала, словно всхлипывала. Не нужно ей никакого Даниэля Бернара… Клим действительно ничуть не изменился – любимый, родной… Но они не смогут дать друг другу то, что требуется, а это значит, что он все время будет смотреть на нее потемневшим, обвиняющим взглядом, а она подсознательно будет искать другой выход – другого мужчину.

– Ты пришел ко мне, получил свое… – отрывисто проговорила Нина. – Все довольны, пора прощаться.

Она специально била словами наотмашь. Пусть считает ее дурой, пусть обвиняет во всем – так ему легче будет пережить все это. Ох, зачем она позвала его к себе – растравила раны!

Клим поднялся. Молча надел рубашку, натянул подтяжки.

– Я как-то забыл, насколько серьезно ты относишься к своей персоне. – Уголки его губ опустились, челюсти сжались. – Если бы я сказал, что служу заместителем главного редактора или хотя бы колумнистом, у нас был бы совсем другой разговор, правда? А что, если я наврал тебе? Просто чтобы посмотреть, что ты ответишь, жадина моя?

Он ушел, дверь купе лязгнула. Нина обхватила себя за локти. Только не плакать – глаза будут красные, а ей еще с Даниэлем Бернаром встречаться. Клим никогда не поймет, что дело не в ее скупердяйстве, а в том, что нельзя выдавать желаемое за действительное. Чтобы супруги были счастливы вместе, у них должны быть одинаковые мечты. Но Нине хотелось надежной крепости, а Климу – рая в шалаше.

2

Даниэль Бернар обгорел на солнце – настолько сильно, что лицо его стало похоже на красную шелушащуюся маску. Доктор, один из заложников, сказал бандитам, что это проказа, и Даниэля выгнали.

Он приехал на станцию верхом на осле в сопровождении двух солдат-китайцев, которых он встретил по дороге. Из одежды – ночная пижама и самодельный тюрбан, на ногах – разбитые крестьянские сандалии.

Появление Даниэля вызвало небывалый переполох. Им тут же занялись доктора и лично Рой Андерсен. Журналисты толпились перед окнами вагона – с блокнотами и фотоаппаратами наготове.

Обедал Даниэль в вагоне-ресторане в окружении радостных чиновников. Он рассказал, что бандиты – их было больше сотни – атаковали «Голубой экспресс» ночью. Остановили паровоз, людей вывели наружу – кто в чем был. Багажные вагоны разграбили, у перепуганных пассажиров отобрали все ценное. Потом их выстроили в колонну и погнали в горы. Но оказалось, что триста пленников – это слишком крупный улов. Многие из них не могли идти – у них не было обуви. Кроме того, их надо было кормить, поить, охранять. Даниэль слышал, что главарь бандитов собирается отпустить женщин и детей – с ними больше всего мороки.

– Дай-то Бог! – молитвенно сложил ладони Рой Андерсен.

Нина настояла, чтобы и она и чехословацкий консул присутствовали на обеде. Она ожидала, что при виде Даниэля у нее по-особому стукнет сердце, что она признает в нем своего. Ничего подобного. «Господи, какой он страшный!» – думала Нина каждый раз, когда смотрела в его сторону.

В голове вертелись обрывки разговора с Климом. Странное чувство, когда хочется быть менее живой, чем на самом деле, – чтобы притупить все, не так дергаться.

Багаж Даниэля пропал, и он был одет в чужой костюм, отлично сшитый, но тесноватый в плечах. Обгорелое лицо – это не трагедия, все заживет. И то, что Даниэль не произвел особого впечатления, – это тоже ни о чем не говорит. Просто сегодня трудный день, все нервы напряжены, все мысли о другом.

Забавно: Нина уговаривала себя полюбить мистера Бернара.

– Мы собирали для заложников продуктовые передачи, вы получали их? – спросил Даниэля Рой Андерсен.

Тот покачал головой:

– Бандиты выкидывали все, кроме консервированной тушенки: боялись, что вы можете подсунуть в еду снотворное или яд. С нами был ювелир Лейба Гауф. Он говорил: «Что делать бедному еврею? Нам нужна еда, и добрые христиане присылают свинину. Нам нужна надежда, и они присылают Библию».

Все рассмеялись. Иржи наклонился к Нининому уху:

– Помните, я говорил вам, что звук виолончели ближе всего к людскому голосу? Как раз к такому, как у пана Бернара.

Нина пожала плечами: голос как голос – ничего особенного. Вдруг Клим действительно обманул ее? Пиджак у него куплен не на курьерское жалованье. А если даже на курьерское, ведь Клим умный, талантливый и явно не будет до конца дней пакеты разносить. Ох, боже мой, боже мой…

Нина повернулась к Даниэлю:

– Как вы считаете, подобное нападение на поезд может повториться?

На мгновение луч солнца очертил его профиль – совсем как на фотокарточке у Олмана.

– Конечно может, – отозвался Даниэль. – Я немного разбираюсь в китайских диалектах: местные жители называли бандитов «патриотами» и «борцами с иностранными захватчиками». Им обидно, что богатства страны утекают к «белым дьяволам». Простому народу при любом раскладе ничего не достанется – даже если в Китае не будет ни одного иностранца, – но тут главную роль играет надежда. Азиату никогда не стать белым, а богатым – кто знает?

– Вы не очень-то уважаете Китай, – сказал Рой Андерсен.

– Я уважаю древнюю Поднебесную империю. А нынешний Китай утратил величие. Он винит в своих бедах иностранцев и ничего не делает для того, чтобы самому встать на ноги.

– А как же китайский национализм? – удивилась Нина. – Все последние восстания китайцев – это движения патриотов.

– О патриотизме больше всех кричат те, кто делает на нем деньги: торгует винтовками, шьет флаги и продает газеты. Я поверю в китайский патриотизм тогда, когда правительство откроет патентные бюро и будет поощрять не военных губернаторов, а национальных изобретателей. Существует четкая взаимосвязь между богатством страны и уважением к людям, которые придумывают всякие новшества. А покуда этого нет, Китай будет голодать, болеть и ежегодно страдать от наводнений.

– Да уж, – кивнул Рой Андерсен, – ныне патриотами в Китае считают тех, кто перебьет больше сограждан из соседних провинций.

– Они пытаются вырваться из исторической ловушки… как могут, – сказал Даниэль. – Неуважение к личности, незыблемые традиции плюс восточная деспотия, а также любовь ставить пафосные диагнозы, ни черта не понимая в болезнях, – вот вам рецепт того, что здесь происходит.

Нина прыснула, догадавшись, что слова о диагнозе Даниэль адресовал сам себе. Но, кроме нее, этой иронии никто не заметил.

Снаружи раздался выкрик:

– Мистер Бернар! Пожалуйста, два слова для журналистов!

Даниэль поднялся и, проходя мимо Нины, подмигнул ей, словно между ними установился молчаливый сговор понимания.

– Вы уже дали телеграмму жене, что с вами все в порядке? – спросил Рой Андерсен.

Нина изумилась: у Бернара есть жена?

– Да, Эдна едет в Шанхай, – ответил Даниэль. – Благодарю за заботу.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю