Текст книги "Паутина Шарлотты"

Автор книги: Элвин Брукс Уайт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

Глава XVIII
ВЕЧЕРНЯЯ ПРОХЛАДА

В час вечерней прохлады, когда на ярмарке сгустились тени, Темплтон выбрался из клети и огляделся вокруг. Уилбур спал в соломе, а Шарлотта плела паутину.

Острый нюх Темплтона различал в воздухе множество восхитительных запахов. Он был голоден, хотел пить и решил отправиться на поиски. Ничего никому не сказав он пустился в путь.

– Принеси мне ещё одно слово! – окликнула его Шарлотта. – Этой ночью я выплету его в последний раз.

Темплтон что-то пробурчал про себя и исчез в тени: быть крысёнком на побегушках ему не нравилось.

После дневной жары вечер принёс всем долгожданное облегчение. В лучах прожекторов, колесо обозрения совершало в небе оборот за оборотом и казалось вдвое выше, чем днём. Главная аллея сверкала огнями. Оттуда доносились щелчки игральных автоматов, музыка карусели и голос человека, выкрикивающего номера лото.

После сна дети взбодрились. Ферн встретила своего приятеля Генри Фасси: он пригласил её покататься на колесе и даже купил ей билет, а миссис Арабл, подняв глаза к звёздному небу, увидела, как её дочка рядом с Генри Фасси всплывают всё выше и выше, как счастлива Ферн, и покачала головой. "Ну, ну! – сказала она. – Генри Фасси – подумать только!"

Темплтон никому не попадался на глаза. В высокой траве за коровником он нашёл свёрнутую газету с остатками чьего-то завтрака: кусочек швейцарского сыра, недоеденное яйцо и сердцевину яблока с червячком. Он забрался в газету и всё съел, а потом вырвал из газеты какое-то слово, свернул его трубочкой и побежал обратно с загончику Уилбура.

К возвращению Темплтона Шарлотта уже почти закончила паутину, но оставила место посередине. Сейчас людей у загончика не было: крыса, паучиха и поросёнок остались одни.

– Надеюсь, ты принёс подходящее слово? – спросила Шарлотта, – потому что оно будет последним словом, которое я выплету.

– Вот оно, – сказал Темплтон, разворачивая газету.

– Что там написано? Прочти мне.

– Здесь написано: «Скромный», – ответил он.

– "Скромный?" – переспросила Шарлотта. – У этого слова два значения: с одной стороны, оно значит "незаносчивый, стыдливый", а с другой – "маленький, немудрящий, такой, что звёзд с неба не хватает."

– Теперь ты, надеюсь, довольна? – фыркнул Темплтон. – Я не собираюсь всю жизнь бегать по твоим поручениям. Я приехал на ярмарку, чтобы наслаждаться жизнью, а не таскать бумаги.

– Ты мне очень помог, – сказала Шарлотта. – Иди теперь: на ярмарке для тебя ещё море удовольствий.

Темплтон ухмыльнулся:

– Это будет для меня ночь удовольствий, – сказал он. – Старая овца права: ярмарка – рай для крысы. Сколько еды! Сколько питья! И сколько мест, где можно спрятаться и поохотиться! Будь здоров, скромный Уилбур! Прощай, Шарлотта, старая плутовка! Эту ночь я запомню на всю свою крысиную жизнь!

И он исчез во тьме.

Шарлотта вернулась к работе. Было уже почти темно. Вдали устроили фейерверк: взлетали в небо ракеты и огненные шары. К тому времени, как взрослые вернулись с главной площадки, Шарлотта успела закончить паутину, и в центре аккуратно было выплетено слово «СКРОМНЫЙ», но никто этого в темноте не заметил. Все были усталыми и счастливыми.

Ферн и Эвери забрались в грузовик и легли, натянув на себя индейское одеяло, а Лэрви подкинул Уилбуру полные вилы свежей соломы. Мистер Арабл похлопал поросёнка: "Пора нам возвращаться домой, – сказал он. – До завтра."

Взрослые устало влезли на грузовик, загудел мотор и машина медленно отъехала задним ходом. Если бы не Шарлотта, Уилбур чувствовал бы себя совсем заброшенным и одиноким, но она была рядом, и издали ещё доносилась музыка карусели.

Засыпая, он попросил Шарлотту:

– Спой мне снова ту песенку о тёплой земле.

– В другой раз, – ответила она тихо. – Я сильно устала.

Голос её, казалось, доносился не из паутины, а из какой-то неясной дали.

– Где ты? – спросил Уилбур. – Я тебя не вижу. Ты в паутине?

– На сегодня я ушла из неё, – ответила Шарлотта.

Уилбур закрыл глаза.

– Шарлотта, – снова спросил он немного спустя, – ты в самом деле думаешь, что Закерман оставит меня жить, а не заколет, когда настанут холода? Ты вправду так думаешь?

– Ну, конечно, – ответила Шарлотта. – Ведь ты стал теперь знаменитым поросёнком, и ты на самом деле очень хороший поросёнок. Завтра ты, может быть, получишь приз, и весь мир услышит о тебе. Закерман будет гордиться таким поросёнком. Тебе нечего бояться, Уилбур, не думай ни о чём. Может быть, ты будешь жить вечно – кто знает? А теперь – спи!

Минуту стояла тишина, а потом снова раздался голос Уилбура:

– Что ты там делаешь, Шарлотта?

– Я тут делаю одну работу, я всегда чем-нибудь занята.

– Ты делаешь что-то для меня? – спросил Уилбур.

– Нет, – ответила Шарлотта. – на этот раз для разнообразия я делаю что-то для себя.

– Ну, скажи мне, что это будет? – взмолился Уилбур.

– Утром, – ответила она, – как только небо окрасится ранним светом и воробьи взобьют воздух своими крыльями, как только коровы загремят цепями, прокричит петух и побледнеют звёзды на небосклоне, когда зашуршат по шоссе первые машины, ты поднимешь глаза и я тебе кое-что покажу. Я покажу тебе своё главное творение.

Уилбур заснул, так и не дождавшись конца этой фразы, и по его дыханию Шарлотта могла понять, что спит он глубоко и безмятежно.

А за много миль отсюда в доме Араблов люди сидели за кухонным столом, лакомились персиковым компотом и обсуждали события прошедшего дня. Эвери уже спал наверху, а миссис Арабл укладывала Ферн.

– Тебе понравилось на ярмарке? – спросила она, поцеловав дочку.

Ферн кивнула: "Это был самый-самый лучший день во всей-всей моей жизни!"

– Как хорошо! – ответила мама.

Глава XIX
МЕШОК ДЛЯ ЯИЦ

На следующее утро, когда небо окрасилось ранним светом, воробьи взбили воздух своими крыльями, коровы загремели цепями, прокричал петух, побледнели звёзды на небосклоне и зашуршали по шоссе первые машины, Уилбур проснулся и взглянул на Шарлотту. Он увидел её в верхнем углу у задней стенки своего загончика. Шарлотта тихо сидела, широко раскинув свои восемь ног. Казалось, что за ночь она стала гораздо меньше, а рядом с ней Уилбур увидел прикреплённый к потолку странный предмет, похожий на мешок или кокон. Он имел цвет персика и казался вылепленным из сладкой ваты.

– Ты спишь, Шарлотта? – спросил он мягко.

– Сплю, – ответила она.

– Что это за чудесная штучка рядом с тобой? Ты сама её сделала?

– Конечно, – ответила Шарлотта слабым голосом.

– Это игрушка?

– Я бы так не сказала. Это мой мешок для яиц – мой шедевр.

– А что такое «шедевр»?

– "Шедевр"– это французское слово, и значит "главная работа". Мешок для яиц – это главное дело моей жизни, моё высшее достижение.

– А что там внутри? – удивился Уилбур. – Неужели яички?

– Пятьсот четырнадцать яиц, – ответила Шарлотта.

– Целых пятьсот четырнадцать? Шутишь!

– Я сама сосчитала. Как стала считать, так и не остановилась, чтобы голова была чем-то занята.

– Какой красивый мешочек! – воскликнул Уилбур и обрадовался, будто он сам его сделал.

– Правда, хороший? – улыбнулась Шарлотта и погладила мешок передними лапками.

– Крепкий – это уж точно. Я сплела его из самых крепких нитей. Они воду не пропускают, и яичкам в них тепло и сухо.

– Шарлотта, – спросил Уилбур задумчиво, – у тебя на самом деле будет пятьсот четырнадцать детей?

– Если ничего не случится, так и будет, – подтвердила она. – Но, конечно, они не появятся до следующей весны.

И Уилбуру показалось, что прозвучала эта фраза грустно.

– О чём ты грустишь? Мне кажется, ты должна быть совершенно счастлива.

– Не обращай внимания, Уилбур, – ответила Шарлотта. – У меня просто сил больше не осталось. А грустно мне потому, что я никогда не увижу своих детей.

– Что ты, Шарлотта! Ты обязательно их увидишь! Мы все их увидим. И как замечательно будет следующей весной в нашем хлеву, когда под потолком и повсюду будут бегать пятьсот четырнадцать паучков! А у гусыни будет новый выводок гусят, а у овец – маленькие ягнятки!

– Может быть, – согласилась Шарлотта спокойно. – Только я чувствую, что мне никогда не увидеть венца трудов этой ночи. Мне что-то нездоровится, и, сказать тебе правду, меня одолела немощь.

Уилбур не понял слова «немощь», но ему не хотелось надоедать Шарлотте и переспрашивать. Всё же беспокойство взяло верх, и он спросил:

– Что такое «немощь»?

– Это значит, что силы покидают меня, и я начинаю ощущать свой возраст. Я ведь немолода, Уилбур. Но ты не беспокойся обо мне. Сегодня – твой великий день.

Посмотри на паутину – как ясно она видна в росе!

Никогда паутина Шарлотты не казалась прекрасней, чем тем утром: каждая нить её была усыпана яркими капельками ранней утренней росы. Лучи с востока осветили её ясный рисунок – вершину строительного искусства. Через час-другой народ потечёт здесь потоком и будет потрясён надписью и Уилбуром, и ниспосланным чудом.

Пока Уилбур разглядывал паутину, показалась пара усов и острая мордочка.

Темплтон прокрался поперёк загончика и шмыгнул в угол.

– Вот я пришёл! – просипел он. – Ну и ночь.

Казалось, его раздуло вдвое больше обычного размера, а пузо стало круглым, как банка с вареньем.

– Ну и ночь! – прохрипел он опять. – Пир и веселье! Можно жрать в три горла.

Что там в три горла – десять брюх можно набить! Я съел остатки тридцати обедов.

Никогда люди столько мне не оставляли, и всё так чудно пропахло, скисло и подопрело к концу жаркого дня. Да, море удовольствий, друзья мои, море удовольствий!

– Как тебе не стыдно, – сказала Шарлотта с отвращением. – И если тебе сегодня скрутит желудок, то, ты, честное слово, это заслужил.

– Не беспокойся о моём желудке, – пробурчал Темплтон. – Он переварит что угодно. И, кстати, я принёс тебе одно неприятное известие. Когда я проходил мимо того кабанчика рядом, который называет себя Дядей, на его загоне висел голубой вымпел: это значит, что он получил первый приз. А тебя, Уилбур, похоже, выперли, так что успокойся: никакой медали тебе ни видать. Закерман ещё передумает: вот захочется ему румяных отбивных и копчёной колбаски – к кому тогда он подойдет с ножом, как ты думаешь?

– Хватит! – прикрикнула на него Шарлотта. – Ты так набил себе брюхо, что вообще не понимаешь, что мелешь! Не обращай на него внимания, Уилбур.

Уилбур старался не думать о словах крысы и решил сменить тему разговора.

– Темплтон, – сказал он. – Если бы ты не был таким тупым, ты бы давно заметил, что Шарлотта сделала себе мешок для яиц. Скоро она станет мамой, и, чтоб ты знал, в этом мешочке пятьсот четырнадцать яичек!

– В самом деле? – удивился Темплтон и подозрительно посмотрел на мешок.

– Да, в самом деле, – вздохнула Шарлотта.

– Поздравляю! – пробормотал Темплтон. – Ну и ночка! – Он закрыл глаза, подгрёб под себя соломы и глубоко заснул, а Уилбур и Шарлотта были рады избавиться от него хоть на час.

В девять часов утра грузовик мистера Арабла подкатил к загончику Уилбура на ярмарке.

– Посмотрите! – закричала Ферн. – Посмотрите на паутину Шарлотты! Смотрите, что там написано!

Взрослые и дети так и уставились на надпись, схватившись за руки.

– "Скромный", – прочитал мистер Закерман. – Пожалуй, не самая удачная характеристика для Уилбура!

Все были в великой радости от того, что чудо с паутиной повторилось, а Уилбур с обожанием смотрел на их лица. Он выглядел очень скромным и очень благодарным.

Ферн подмигнула Шарлотте, а Лэрви занялся делами. Он вылил в лоханку ведро тёплого пойла, и пока Уилбур завтракал, нежно почёсывал его гладкой палочкой.

– Эй, подожди минутку! – закричал Лэрви. – Посмотри на это! – и он показал на голубой вымпел над загоном Дяди. – Этот кабан уже получил первый приз.

Взрослые уставились на вымпел, а миссис Закерман чуть не расплакалась. Никто не проронил ни слова. Все просто стояли и смотрели на вымпел, а Лэрви достал огромный носовой платок и громко высморкался – так громко, что заржали лошади на конюшне на другом конце ярмарки.

– Дай мне денег, – попросила Ферн, – я пойду гулять по главной аллее.

– Стой здесь! – приказала мама, и у Ферн на глазах навернулись слёзы. – Что это вы все расплакались? – спросил мистер Закерман.

– Живо за дело. Эдит, принеси пахту!

Миссис Закерман осушила глаза платком, сходила к грузовику и вернулась с галлоном пахты.

– Час купанья! – объявил Закерман весело. Он, миссис Закерман и Эвери забрались в загончик Уилбура. Эвери медленно поливал Уилбуру голову и спину, и молоко стекало по его бокам и щекам, а взрослые втирали его в щетину и шкуру.

Прохожие останавливались, и скоро собралась целая толпа. Уилбур стал восхитительно белым и гладким, а утреннее солнышко просвечивало сквозь его розовые уши.

– Он не такой крупный, как тот кабанчик рядом, – заметил один прохожий, – но гораздо чище. Это мне нравится.

– Мне тоже, – отозвался другой.

– А какой скромный! – воскликнула женщина, прочитав надпись на паутине.

И кто бы ни подходил к загончику, дарил Уилбура добрым словом. Все восхищались паутиной, но никто, конечно, не заметил Шарлотты.

И вдруг из громкоговорителя раздался голос:

– Внимание! Приглашаем мистера Гомера Закермана доставить своего знаменитого поросёнка к судейской кабине перед главным стендом. Вручение специального приза состоится через двадцать минут. Приглашаем всех присутствовать при этой церемонии. Мистер Закерман, пожалуйста, заведите вашего поросёнка в клеть и срочно подойдите к судейской кабине!

После этого объявления Араблы и Закерманы просто оцепенели на мгновение, а потом Эвери схватил охапку соломы, подбросил её высоко в воздух и издал клич восторга. Солома посыпалась, как конфетти, на волосы Ферн. Мистер Закерман расцеловал свою супругу. Мистер Арабл обнял – свою. Эвери расцеловал Уилбура, Лэрви тряс руку всем подряд. Ферн обхватила маму, Эвери обхватил Ферн, а миссис Арабл обняла миссис Закерман.

А над их головами в тени потолка пряталась невидимая Шарлотта, обхватив передними лапками мешок с яйцами. Сердце её билось тише, и она ощущала себя старой и усталой. Теперь она была уверена, что спасла жизнь Уилбуру, и эта мысль наполняла её блаженным покоем.

– Не теряйте времени! – крикнул Закерман. – Лэрви, тащи клеть!

– Дай мне деньги! – попросила Ферн.

– Да подожди ты! – оборвала её мама. – Не видишь, что все заняты?

– Положите банку из-под сыворотки обратно на машину! – скомандовал мистер Арабл. Эвери схватил банку и побежал к машине.

– Как моя причёска? – спросила миссис Закерман.

– Просто чудо! – бросил на ходу мистер Закерман, подтаскивая вместе с Лэрви клеть к Уилбуру.

– Ты даже не посмотрел на причёску обиделась миссис Закерман.

– Ты прелесть, Эдит! – успокоила её миссис Арабл. – Только не волнуйся.

Темплтон, прятавшийся в соломе, проснулся от шума. Он не понимал толком, что случилось, но когда люди стали заталкивать Уилбура в клеть, решил поехать вместе с ним. Он выждал удобный момент, когда его никто не видел, прошмыгнул в клеть и зарылся в солому на дне.

– Готово, ребята! – крикнул Закерман. – Двинули!

Мужчины разом подхватили клеть и подняли на грузовик, а Ферн уселась на клеть сверху. С соломой в волосах, в охватившем её волнении, она была очаровательна.

Все забрались на машину и поехали к судейской кабине у главного стенда.

Когда они проезжали мимо колеса обозрения, Ферн взглянула вверх и вспомнила, как хорошо ей было там в самой верхней тележке рядом с Генри Фасси.

Глава ХХ
ЧАС ТОРЖЕСТВА

– Специальное объявление! – произнёс громкоговоритель торжественным голосом.

– Дирекция ярмарки рада представить вам мистера Гомера Л. Закермана и его знаменитого поросёнка. Грузовик с этим необычайным животным сейчас приближается к нам. Просим всех отойти и освободить место для машины! Через несколько минут поросёнка выгрузят на площадке перед главным стендом, где будет вручён специальный приз. Просим присутствующих отойти и пропустить грузовик! Благодарю вас.

Уилбур вздрогнул, услышав эту речь. От счастья у него закружилась голова.

Машина медленно продвигалась в толпе, и мистер Арабл должен был вести её очень осторожно, чтобы не наехать на кого-нибудь. Наконец, ему удалось подъехать к судейскому стенду. Эвери соскочил и опустил задний борт.

– Мне так страшно, – шепнула миссис Закерман, – сотни людей глядят на нас.

– Не падай духом, – подбодрила её миссис Арабл, – это ведь просто забава.

– Просим выгрузить поросёнка, – произнёс громкоговоритель.

– Разом взяли, парни! – скомандовал Закерман. Несколько мужчин вышли из толпы и помогли поднять клеть, а Эвери оказался самым рьяным помощником.

– Закатай рукава, Эвери! – закричала миссис Закерман, – и подтяни ремень.

Сейчас штаны упадут!

– Не видите, что я занят! – возмущенно огрызнулся Эвери.

– Смотри, – закричала Ферн, – вот Генри!

– Не кричи и не показывай пальцем! – сделала замечание мама.

– Дай мне, наконец, денег! – требовала Ферн. – Генри снова пригласил меня на колесо, а у него больше нет денег.

Миссис Арабл открыла сумочку.

– Вот тебе сорок центов. Не теряйся и возвращайся скорей к нашему месту у поросёнка.

Ферн рванулась прочь и стала протискиваться сквозь толпу, разыскивая Генри.

– Поросёнка Закермана сейчас выпустили из клети, – громыхал голос. – Ждите следующего сообщения!

Темплтон прятался в соломе на дне клети.

– Сколько глупого шума, – бормотал он про себя. – Какая возня из-за такой ерунды!

А над загончиком в тишине и одиночестве отдыхала Шарлотта, обхватив передними лапками мешок для яиц. Шарлотта слышала всё, что передавали по громкоговорителю, и эти слова приносили ей ободрение: наступил и её час торжества.

Когда Уилбур вышел из клети, толпа захлопала в ладоши и взорвалась возгласами одобрения. Мистер Закерман снял кепку и поклонился, а Лэрви достал из кармана свой огромный платок и вытер пот на шее. Эвери стал на колено прямо в грязь рядом с Уилбуром и поглаживал его, а миссис Закерман и миссис Арабл стояли на подножке машины.

– Дамы и господа! – гремело радио, – мы представляем вам знаменитого поросёнка Гомера Л. Закермана. Молва об этом необычайном животном разнеслась по всей земле и привлекла в наш славный штат многих богатых туристов. Вы, конечно, помните тот незабываемый день, когда на паутине в хлеву Закермана таинственным образом появилась надпись, обратившая внимание всех и каждого на совершеннейшую необычайность этого поросёнка. Чудо так и осталось необъяснённым, хотя немало сведущих людей посетило загончик, пытаясь изучить и понять это явление. Мы можем лишь сказать, что столкнулись со сверхъестественной силой, и все мы должны испытывать чувство гордости и благодарности. Как было написано на паутине, дамы и господа, перед нами поросёнок что надо!

Уилбур покраснел. Он стоял совершенно спокойно и старался выглядеть как можно лучше.

– Это великолепное животное, – продолжал голос, – это поистине потрясающее животное. Посмотрите на него, дамы и господа! Обратите внимание, как гладка и бела его кожа, как безупречна она без единого пятнышка, каким здоровым розовым цветом налились его уши и пятачок!

– А всё от молочной пахты, – шепнула миссис Арабл миссис Закерман.

– Обратите внимание, как сияет это животное, и вспомните день, когда на паутине появилось слово «СИЯЮЩИЙ». Кто же направил нам это тайное послание? Ну, конечно, не паук. Пауки очень умны и мастерски ткут свою паутину, но стоит ли говорить, что пауки не умеют писать.

– Где уж им, разве они что-то умеют? – прошептала про себя Шарлотта.

– Дамы и господа! – продолжал голос. – Я не могу более отнимать у вас драгоценного времени. От имени устроителей ярмарки имею честь вручить специальный приз в размере двадцати пяти долларов мистеру Закерману, а также прекрасную бронзовую медаль со специально выгравированной надписью в знак нашей благодарности за ту роль, которую сыграл этот сияющий, этот мощный, этот скромный поросёнок в привлечении столь многочисленных посетителей нашей ярмарки.

От ливня похвал голова Уилбура кружилась всё сильнее и сильнее, а когда толпа вновь взорвалась возгласами и аплодисментами, он вдруг упал в обморок. Ноги его подкосились, в глазах потемнело, и он без сознания рухнул на землю.

– Что случилось? – спросил громкоговоритель. – Что происходит, мистер Закерман? Что стряслось с нашим поросёнком?

Эвери стал на колени у головы Уилбура, поглаживая его, а Закерман бегал вокруг, обмахивая поросёнка своей кепкой.

– Ничего страшного! – крикнул он. – Иногда у него бывают такие приступы. Он скромный и не смог выдержать такого груза похвал.

– Но не можем же мы вручить приз сдохшему поросёнку, будь он хоть трижды скромным, – громыхнуло радио. – Такого у нас никогда не было!

– Он не сдох! – рявкнул в ответ Закерман. – Он просто лишился чувств. Его легко смутить. Принеси воду, Лэрви!

Лэрви прыжком бросился от судейской площадки и исчез.

Темплтон высунул голову из соломы. Он заметил рядом кончик хвоста Уилбура и ухмыльнулся. "Ну, об этом я позабочусь", – хмыкнул он, и что есть силы впился зубами в хвостик. От боли Уилбур подскочил на ноги.

– Ух! – хрюкнул он.

– Ура-а-а!!! – закричала толпа. – Он встал! Поросёнок встал! Отличная работа.

У тебя, Закерман, поросёнок что надо!

Все ликовали, а счастливей всех был сам Закерман. Он вздохнул с облегчением.

Никто не заметил Темплтона – мистер-крыс хорошо справился со своей работой.

И вот один из судей появился на площадке с призами в руках. Он передал Закерману две десятидолларовые и одну пятидолларовую бумажки, а потом повесил на шею Уилбура медаль. После этого он пожал руку Закерману, а Уилбур покраснел.

Эвери тоже протянул руку, и судья пожал руку и ему. Толпа ликовала, а фотограф сделал снимок Уилбура.

Счастье нахлынуло на Закерманов и Араблов – это был счастливейший день в их жизни: ведь так приятно получить награду на глазах всего народа!

Когда Уилбура затолкали обратно в клеть, появился Лэрви с ведром воды. Глаза у него были, как у сумасшедшего. Не раздумывая ни секунды, он выплеснул воду на Уилбура, но промахнулся и облил с ног до головы самого Закермана и Эвери.

– Чёрт бы тебя побрал! – заорал Закерман, который промок до нитки. Толпа покатилась со смеху, а Эвери совсем разошёлся и стал выкидывать шутки, вроде клоуна. Он изображал, как он стоит под душем, корчил рожи, скакал вокруг и тёр мылом себе под мышками, а потом стал вытираться воображаемым полотенцем.

– Эвери, прекрати! – кричала мама. – Хватит тебе паясничать!

Но людям это нравилось, и Эвери не слышал ничего, кроме аплодисментов. Ему нравилось быть клоуном на площадке, на глазах у всех и прямо перед главным стендом. Он обнаружил, что в ведре осталось немного воды, вылил её на себя и стал корчить рожи. Детвора визжала от восторга.

Наконец, все успокоились. Уилбура погрузили на машину, мама увела Эвери с площадки и усадила в машину сохнуть, а мистер Арабл медленно повёл грузовик обратно к загончику. От мокрых штанов Эвери на сидении осталось большое пятно.