Текст книги "Паутина Шарлотты"

Автор книги: Элвин Брукс Уайт

Глава XII
СОБРАНИЕ

Однажды вечером, через несколько дней после того, как появилась надпись.

Шарлотта созвала общее собрание животных подвала.

– Сперва сделаем перекличку, – объявила она. – Уилбур?

– Я! – бодро ответил поросёнок.

– Гусь?

– Я-я-я!

– Ты отвечаешь за целых трёх гусей, – сделала замечание Шарлотта. – Почему ты не можешь просто сказать: «Я»? Почему ты всё повторяешь?

– Так-так-та-кая у меня природа, – извинился гусь.

– Гусыня? – вызвала Шарлотта.

– Я-я-я, – ответила гусыня, и Шарлотта пристально взглянула на неё.

– Гусята, с первого по седьмой рассчитайся!

– Га-га-га! Га-га-га! Га-га-га! Га-га-га! Га-га-га! Га-га-га! Га-га-га! – отозвались гусята.

– Вот это собрание! – сказала Шарлотта. – Можно подумать, что у нас три гуся, три гусыни и двадцать один гусёнок. Овцы?

– Бе-эээ!

– Ягнята?

– Бе-эээ!

– Темплтон?

Молчание.

– Ладно, все в сборе, кроме крысы, – заключила Шарлотта. – Думаю, можно начинать без него. Я полагаю, что все вы обратили внимание на происходившее здесь в последние дни? Та похвала, которую я выплела на паутине, была воспринята людьми так, как я этого хотела. Закерманы попались и все другие тоже. Хозяин считает, что Уилбур – необычный поросёнок, и поэтому не зарежет и не съест его.

Осмелюсь утверждать, что моя уловка сработает, и жизнь Уилбура будет спасена.

– Ура! – закричали все хором.

– Выражаю всем свою признательность! – сказала Шарлотта. – Я созвала это собрание, чтобы выслушать ваши предложения, но мне нужны новые идеи. Людям уже надоело читать слова: "Поросёнок что надо", и если у кого-то появится новая фраза или новое слово, я с удовольствием вытку их на паутине.

– Напиши "Восхитительный поросёнок", – предложил ягнёнок.

– Не годится – звучит как второе блюдо в ресторане.

– Мо-мо-мо-щный! – выкрикнула гусыня.

– А что, Закерману должно понравиться, – согласилась Шарлотта.

– Послушай, Шарлотта, – вмешался Уилбур, – ну какой я «мощный», я ведь довольно среднего роста.

– Не имеет никакого значения! – отпарировала Шарлотта. – Никакого! Люди верят всему, что написано печатными буквами. А кто знает, как правильно написать слово "мощный"?

– Я думаю, два «м», два «о», два «щ» и так далее, – предложила гусыня.

– Ты думаешь, что я – акробат. Мне нужно сперва выучиться пляске святого Витта, чтобы выплести такое слово.

– Жаль-жаль-жаль-жаль-жаль, – сказал гусак.

Тогда взяла слово старая овца.

– Я согласна, что для спасения Уилбура на паутине нужно выткать что-то новое, а если Шарлотта не может подыскать нужного слова, нужно обратиться к нашему другу Темплтону. Он часто бывает на свалке – там валяются старые журналы, он может вырвать из них рекламу и принести сюда, чтобы у Шарлотты были образцы.

– Неплохая мысль, – согласилась Шарлотта. – Только не уверена, что Темплтон захочет помочь. Вы ведь знаете, он думает только о себе, а не о других.

– Я сумею его убедить, – сказала овца. – Я обращусь к его низменным инстинктам, которых у него хоть отбавляй. А вот и он сам. Не вмешивайтесь, пока я буду с ним разговаривать.

Темплтон зашел в хлев как всегда: украдкой прошмыгнув вдоль стены.

– Что стряслось? – спросил он, увидев всех животных в сборе.

– Проводим собрание директоров, – ответила старая овца.

– Тогда закрывайте скорей – мне все собрания осточертели, – ответил он и полез на висящей на стене верёвке.

– Слушай, Темплтон, – сказала овца. – Когда ты пойдешь на свалку в следующий раз, принеси, пожалуйста, вырезки из журналов. Шарлотте нужны новые идеи относительно надписи на паутине, чтобы спасти жизнь Уилбуру.

– А пусть его зарежут – не велика потеря! – огрызнулся мистер-крыс.

– Потерю ты ощутишь уже в эту зиму, Темплтон, – объяснила овца. – Ты его еще вспомнишь в январе, когда никто не придёт к лоханке с ведром тёплого пойла.

Остатки со стола Уилбура – это ведь твой основной источник существования.

Кто-кто, а ты это хорошо понимаешь. Еда Уилбура – это твоя еда, и поэтому его судьба неотделима от твоей. Если Уилбура заколют, и лоханка его день за днём будет оставаться пустой, ты так истощаешь, что сможешь смотреть сквозь свой живот, как сквозь стекло.

У Темплтона задрожали усы.

– Может, ты и права, – пробурчал он. – Я собираюсь на свалку завтра днём и принесу вам рекламу из журналов, если что-то найду.

– Благодарю вас, – сказала Шарлотта. – Собрание отложено, у меня много работы вечером. Я должна разрезать паутину и выплести слово «Мощный».

Уилбур покраснел.

– Но я совсем не «мощный», Шарлотта, я просто средний поросёнок.

– Для меня ты "мощный:, – ответила Шарлотта мягко, – и только это имеет значение. Ты – мой лучший друг, и я, а не кто другой, думаю, что ты – чудо, а поэтому не спорь и иди спать.

Глава XIII
БОЛЬШИЕ УСПЕХИ

До глубокой ночи, когда все уже спали, Шарлотта трудилась над паутиной.

Сперва она оборвала несколько круговых линий у центра и оставила поперечные, потому что они нужны были для поддержки. Тут пригодились все её восемь ног да ещё и зубы. Она любила прясть и была большой мастерицей. А когда окончила работу и оборвала всё лишнее, то получилось то самое нужное ей слово, и мы расскажем, как оно делалось.

Паук умеет прясть нитки разных видов. Для линий в основании идут сухие прочные нити, а липкие нитки он использует для ловушек: в них попадаются и застревают насекомые. Шарлотта решила выткать новое слово сухими нитками.

"Если я вытку слово «Мощный» липкими нитками, – подумала она, – любая букашка, которая застрянет в них, испортит всё впечатление."

"Ну, вот начну с первой буквы «М». Тут Шарлотта забралась наверх, развернула и прицепила как нужно свою прядилку, прикрепила к ней нитку и полетела вниз.

Когда она стала падать, прядильные трубочки заработали и выпустили нить. Внизу Шарлотта закрепила нить, но результат не устроил её. Она снова забралась наверх и прикрепила ещё одну нитку рядом с первой, а потом полетела вниз, так что нитка получилась двойной. "Буквы станут более чёткими, если я вытку их двойными нитями", – решила она.

Так она протянула вертикальные и косые линии буквы «М», а потом перешла к «О», и все её восемь ног трудились без отдыха.

Во время работы она говорила, будто подбадривая саму себя. И если бы вам случилось тихо посидеть в хлеву в тот вечер, вы бы, наверно, услышали:

"А теперь буква «О»! Вира! Узел посерёдке вязать! Вниз падай! Крепи! Растяжку вяжи! Хорошо! Падай! Отдать конец! Порядок, девочка! Теперь «Н». Крепи! Майна!

По курсу прямо! Право руля! Конец отдать! Завести двойной петлей! Повтор команды! Порядок! Трави! Вниз к ножке! Конец отдать! Хорошо! Узел вяжи! Вира!

Повтор команды! Порядок, девочка!"

Так вот, командуя сама собой, паучиха делала свою трудную работу, а когда закончила её, почувствовала, что страшно проголодалась. Тогда она закусила прибережённой букашкой и пошла спать.

На следующее утро Уилбур проснулся и встал под паутиной, вдыхая утренний воздух. Капли росы сверкали на солнце, и паутина была ясно видна. Когда Лэрви пришёл с завтраком, он увидел упитанного поросёнка, а над ним аккуратно выплетенные печатные буквы: «МОЩНЫЙ». Свершилось новое чудо!

Лэрви побежал звать Закермана, Закерман побежал звать Эдит, а Эдит побежала к телефону рассказать обо всём родне. Люди столпились у загончика, не отрывая глаз от паутины и в сотый раз перечитывая слово, а Уилбур, теперь и вправду ощутивший свою мощь, спокойно стоял, выпятив бока и покачиваясь из стороны в сторону.

– Мощный! – выдохнул Закерман в радостном восторге. – Эдит, позвони репортёру "Событий недели" и скажи ему, что у нас случилось. Пусть едет с фотографом. Во всём штате не сыщется такого мощного поросёнка, как наш поросёнок.

Новость разнеслась по свету, и люди, приезжавшие посмотреть на Уилбура, когда он был "Поросёнком что надо", приезжали опять.

В тот день, занимаясь дойкой и поправляя привязь, Закерман всё размышлял, какой чудесный поросёнок достался ему.

– Лэрви! – позвал он. – Убери навоз из свинарника. У меня мощный поросёнок, и у него должна быть постель из чистой соломы каждый день. Ясно?

– Да, сэр, – ответил Лэрви.

– А ещё, – продолжил Закерман, – сделай клеть для Уилбура. Я решил отвезти его на ярмарку шестого сентября. Сделай просторную клеть и покрась её зелёной краской с золотыми буквами!

– А что мне написать этими буквами? – спросил Лэрви.

– Напиши: "ЗНАМЕНИТЫЙ ПОРОСЁНОК ЗАКЕРМАНА".

Лэрви взял вилы и пошёл за свежей соломой. Он понял, что от такого знатного поросёнка хлопот у него только прибавится.

Под яблоневым садом у конца тропинки лежала куча мусора, куда Закерманы сносили весь лишний хлам. На полянке за ольхой и кустами дикой малины росла восхитительная гора пустых бутылок и консервных банок, старых тряпок и железяк, битого стекла и севших аккумуляторов, старых журналов, худых вёдер, крышек и всякой бесполезной всячины.

Темплтон знал эту свалку как свои четыре лапы и обожал её. Сколько тут было лазеек и укрытий для крысы, и полно консервныых банки с остатками еды.

Темплтон побегал взад и вперёд по своему хозяйству и вернулся в хлев, держа в зубах мятую рекламную страницу из журнала.

– Подойдёт? – спросил он, показав рекламу Шарлотте. – Здесь написано: «Хрустики». Может, так и выплетешь на твоей паутине «Хрустик»?

– Нелепейшее предложение! – возмутилась Шарлотта. – Хуже быть не может! Мы не хотим, чтобы Закерман думал об Уилбуре как о «хрустике». Он может вообразить себе хрустящие поджаристые шкварки – вот тогда-то у него мысль и начнёт развиваться… Мы должны обратить внимание на благородство Уилбура, а не на его вкусовые качества. Сбегай за другим словом, Темплтон!

Темплтон скривил с отвращением морду, но отправился на свалку и вернулся с куском ткани.

– Ну, а сейчас что скажешь? Это ярлык от рубашки.

Шарлотта осмотрела ярлык. На нем было написано: "Не гладить".

– Жаль, Темплтон, – сказала она. – Это никак не годится. Мы ведь не хотим создать впечатление, будто наш Уилбур совсем дикий, и его даже погладить нельзя.

Так что, сходи ещё раз.

– Что я тебе – крысёнок на побегушках? – проворчал он. – Я не собираюсь всю жизнь искать на свалке твои объявления.

– Ну, сбегай ещё разок, ну, пожалуйста, – попросила Шарлотта.

– Вот что я сделаю, – сказал Темплтон. – Там на чердаке валяется коробка из-под стирального порошка, и на ней есть какая-то надпись. Я сейчас принесу тебе кусок этой коробки.

Он взбежал вверх по верёвке на стене, скрылся в дырке потолка и вынырнул с куском картона в зубах.

– Вот! – сказал он торжествующе. – Теперь подходит?

Шарлотта прочла слова: "засияет, как новое".

– Что это значит? – спросила она, потому что никогда в жизни не пользовалась стиральным порошком.

– А я откуда знаю? – дернул плечами Темплтон. – Ты просила принести какие-то слова, я и принёс. В следующий раз ты, наверно, попросишь у меня целый словарь.

Вместе они стали изучать надпись. "Засияет, как новое" – задумчиво повторила Шарлотта.

– Уилбур, – позвала она.

Уилбур подскочил с соломы.

– Побегай! – приказала Шарлотта. – Хочу тебя видеть в движении, чтобы понять, сияешь ли ты.

Уилбур проскакал до конца дворика.

– Теперь назад, быстрее!

Уилбур вернулся назад галопом, шкура его сияла, а хвостик свернулся тонким тугим завитком.

– Подпрыгни! – велела Шарлотта.

Уилбур подпрыгнул как только мог.

– Коснись земли ушами, не сгибая колен!

Уилбур выполнил.

– Прыжок с полуоборотом назад! – выкрикнула Шарлотта.

Уилбур подпрыгнул и грохнулся на землю.

– Ладно, – сказала Шарлотта. – Иди и спи. Ладно, Темплтон. Мне кажется, мыльная реклама подойдет. Не думаю, чтобы Уилбур так уж сиял, но забавно.

– В самом деле, – отозвался Уилбур. – Я чувствую, что сияю.

– Да? – в умилении посмотрела на него Шарлотта. – Ты прелестный поросёночек, и ты будешь у меня сиять. Я уже глубоко влезла в это дело и доведу его до конца.

Устав от пробежек, Уилбур лёг на чистую солому и закрыл глаза. Солома кусалась: она не была такой мягкой, как коровий навоз, на котором ему раньше так удобно и приятно было лежать. Поэтому он сгрёб солому в сторону и растянулся на навозе. Уилбур вздохнул. Трудный был день – первый день, когда он стал «Мощным».

Несколько десятков человек посетило его дворик после обеда, и ему нужно было каждый раз вставать, представляться мощнягой, и он устал. Потом пришла Ферн и тихо села на скамеечку в углу.

– Расскажи мне какую-нибудь историю, Шарлотта, – попросил Уилбур. – Расскажи мне сказку.

И Шарлотта, хотя тоже устала, стала рассказывать.

– Однажды, – начала она, – была у меня двоюродная сестрица. Так она выплела паутину прямо над небольшим ручьём, и как раз маленькая рыбка выпрыгнула из воды и запуталась в паутине. Сестрица, конечно, очень удивилась. Рыбка сильно билась в сетях, и сестрица просто боялась к ней подойти, но потом осмелилась. Она бросилась вниз, густо обмотала рыбку нитками и изо всех сил старалась одолеть её.

– И одолела?

– Бой был незабываемым! Рыбка застряла только одним плавничком и яростно била хвостом в воздухе, сверкая на солнце. Паутина опасно оседала под весом рыбки.

– А сколько весила рыбка? – с интересом спросил Уилбур.

– Не знаю. Сестрица бегала, увёртывалась, получала страшные удары хвостом по голове, подскакивала, отскакивала, набрасывала сети и сражалась. Сперва она попыталась набросить петлю слева на хвост, но рыбка отбила её. Потом попробовала набросить петлю на середину, но рыбка опять отбила. Так забега'ла сестрица то справа, то слева, а паутина качалась и всё больше растягивалась.

– Что случилось потом? – спросил Уилбур.

– Ничего, – сказала Шарлотта. – Сестрица выдержала рыбку какое-то время, а когда она хорошенько провялилась, взяла и съела.

– Расскажи мне другую историю! – снова попросил Уилбур.

Тогда Шарлотта рассказала ему историю о своей другой сестрице, которая была воздухоплавательницей.

– А что такое "воздухоплавательница"? – спросил Уилбур.

– Она летала на воздушном шаре, – ответила Шарлотта. – Она становилась на голову, выпускала много ниток и делала из них шар. Ветер подхватывал шар и уносил его высоко с тёплым воздухом.

– Это правда? – спросил Уилбур. – Или это ты просто выдумала?

– Правда, – ответила Шарлотта. – У меня в роду много замечательных сестриц.

А теперь, Уилбур, тебе пора спать.

– Спой мне что-нибудь, – попросил Уилбур, закрывая глаза.

И Шарлотта запела колыбельную в сгущающихся сумерках под верещанье сверчков в траве:

 
Спи, моя радость, в добре и тепле,
В тёмном сарае на мягкой земле.
Спи, моя прелесть, и страхов не знай:
Полон друзей наш отзывчивый край.
Лёгкие ласточки в гнёзда летят,
Только сверчки всё трещат и трещат,
Только вечернюю славу поёт
Хор лягушачий с далёких болот.

Спи, моя радость, в добре и тепле,
В тёмном сарае на мягкой земле.
 

Когда песня закончилась, Уилбур уже спал, а Ферн встала и пошла домой.

Глава XIV
ДОКТОР ДОРИАН

На следующий день была суббота. Ферн стояла у кухонной раковины и протирала после завтрака посуду, которую мыла её мама. Миссис Арабл работала молча. Ей хотелось, чтобы Ферн играла с другими детьми, а не сидела целыми днями в закермановском хлеву с животными.

– Какая чудная рассказчица Шарлотта, я такой в жизни не встречала! – воскликнула Ферн, протирая полотенцем кастрюлю.

– Ферн, – ответила мама строго, – не надо фантазировать. Ты ведь знаешь, что пауки не рассказывают сказок. Пауки не могут говорить.

– А Шарлотта может, – возразила Ферн. – Очень негромко, а всё-таки говорит.

– И какие же истории она рассказывает?

– Ну, один раз она рассказала нам о своей сестрице, которая поймала рыбку в паутину. Как интересно!

– Ферн, милая, ну как же может рыбка попасть в паутину? – спросила мама. – Ты ведь знаешь, что такого не бывает. Ты всё выдумываешь.

– Да было это всё на самом деле! Шарлотта ничего не врёт. Это её двоюродная сестрица натянула паутину над ручьём. Один раз она там сидела, а маленькая рыбка выпрыгнула из воды и запуталась в паутине. Она запуталась одним плавником и сильно била хвостом, и сверкала на солнце. Ты можешь представить, как опасно опускалась паутина под весом рыбки? А сестрица Шарлотты подкрадывалась и оттуда, и отсюда, и получала страшные удары хвостом по голове, и подскакивала и отскакивала…

– Ферн! – прикрикнула мама. – Хватит! Не рассказывай больше этих глупостей!

– Я не выдумываю, я просто говорю тебе, как было.

– И что же в конце концов случилось? – спросила мама, которой тоже стало любопытно.

– Шарлоттина сестрица победила. Она обмотала рыбку нитками, а потом, когда та хорошо провялилась, съела. Пауки ведь тоже должны есть, как и мы все.

– Да, наверно должны, сказала мама рассеянно.

– А другая сестрица Шарлотты летала на воздушном шаре. Она становилась на голову, выпускала много ниток, а ветер подхватывал её и уносил вверх. Мама, а тебе разве так не хочется?

– Я подумаю, – ответила миссис Арабл. – Только, девочка моя милая, поиграй сегодня на воздухе и не ходи в этот хлев дяди Гомера. Позови своих приятелей и займись чем-то на дворе. Ты слишком долго сидишь в хлеву – нехорошо так долго сидеть одной. 2 – Одной? – удивилась Ферн. – Как одной? Все мои лучшие друзья живут в подвале хлева. Там все разговаривают, и я совсем не одна.

Вскоре Ферн исчезла и показалась на дороге к Закерманам, а мама стала подметать в комнате. Работая, она не переставала думать о Ферн. Наверно, не совсем естественно, чтобы маленькая девочка так интересовалась животными.

Наконец, миссис Арабл решилась сходить посоветоваться к доктору Дориану. Она села в машину и поехала к приёмной доктора в их селе.

У доктора Дориана была густая борода. Приветливо он усадил посетительницу в удобное кресло.

– Я насчёт Ферн, – объяснила она. – Чуть не всё время она торчит в хлеву у Закерманов. Разве это нормально? Сидит там на стульчике в углу подвала рядом с поросёнком и наблюдает за животными. Просто сидит и слушает.

Доктор Дориан откинулся в кресле и закрыл глаза.

– Восхитительно, – сказал он. – Там, должно быть, мило и тихо. Я знаю, у Гомера есть овцы.

– Да, только всё началось с поросёнка, которого Ферн выкормила из бутылочки.

Она назвала его Уилбуром, а Гомер потом его купил, и с тех пор Ферн ходит к дяде, чтобы быть рядом с этим поросёнком.

– Я что-то о нём слышал, – сказал доктор Ферн, открывая глаза. – Говорят, отличный поросёнок.

– Вы слышали о словах, которые появились в паутине? – беспокойно спросила миссис Арабл.

– Да, – ответил доктор.

– Вы что-то понимаете?

– Что именно?

– Ну, как могла в паутине появиться надпись?

– Не понимаю, – ответил доктор. – Но я ведь не понимаю, как пауку вообще удаётся сплести паутину. Когда появились слова, все вдруг заговорили, что свершилось чудо, а никто и не обратил внимания, что сама паутина – чудо.

– Что чудесного в паутине? – удивилась миссис Арабл. – Не понимаю, почему вы называете её чудом. Паутина – это паутина.

– Вы никогда не пробовали её сплести? – спросил доктор Дориан.

Миссис Арабл неловко заёрзала на стуле.

– Нет, – сказала она, – но я умею вышивать салфетки и вязать носки.

– Ну, конечно, – согласился доктор. – Но ведь вас этому кто-то научил?

– Мама научила.

– Ну, а кто научил паука? Молодой паучок умеет выплетать паутину безо всякой учёбы. Вам не кажется, что это чудо?

– Наверно, – согласилась миссис Арабл. – Я об этом не думала. И всё же я не понимаю, как могли на паутине появиться слова? Не могу этого понять, а то, чего я не понимаю, мне не нравится.

– А кому такое может понравиться, – вздохнул доктор. – Я врач, и люди думают, что врач должен знать всё на свете. А я очень многого не понимаю, но не позволяю, чтобы это меня беспокоило.

Миссис Арабл занервничала.

– Ферн говорит, что животные между собой беседуют. Вы верите, что животные могут разговаривать?

– Мне не приходилось слышать, чтобы животные разговаривали, но это ничего не доказывает. Может быть, и был случай, когда какое-то животное вежливо обратилось ко мне, а я пропустил это мимо ушей, потому что был невнимателен. Дети внимательнее взрослых. Если Ферн утверждает, что животные в подвале у Закермана разговаривают, я вполне готов ей поверить. Может быть, если бы люди разговаривали поменьше, животные разговаривали бы больше. А люди болтают столько лишнего, могу вам в этом поклясться.

– Я так беспокоюсь насчёт Ферн. Вы думаете, у неё ничего опасного?

– Она выглядит здоровой?

– Вполне.

– У неё хороший аппетит?

– Она вечно голодная.

– И крепко спит ночью?

– Не добудишься.

– Тогда не беспокойтесь ни о чем, – сказал доктор.

– Вы думаете, она когда-нибудь станет интересоваться чем-то, кроме свиней, овец, гусей и пауков?

– Сколько ей лет?

– Восемь.

– Ну, – сказал доктор. – Я думаю, она всегда будет любить животных, но вряд ли проведёт всю жизнь в подвале у своего дядюшки. Как насчёт мальчиков? Она с кем-то дружит?

– С Генри Фасси, – просветлела миссис Арабл.

Доктор Дориан закрыл глаза и глубоко задумался.

– Генри Фасси, – пробормотал он. – Вот это хорошо. Думаю, вам не надо ни о чём беспокоиться. Пусть Ферн пригласит своих друзей в подвал, если ей там так интересно. По мне, так пауки и поросята ничуть не менее интересны, чем Генри Фасси. Но предугадываю, что настанет день, когда Генри скажет ей какое-то слово, и Ферн обратит на него внимание. Удивительно, как дети меняются от года к году.

А что с Эвери? – спросил он, широко открыв глаза.

– Ох, Эвери! – усмехнулась миссис Арабл. – С Эвери всё нормально. Конечно, он попадает в ядовитый плющ, его жалят осы и пчёлы, он таскает домой лягушек и змей и ломает всё, что ни попадёт к нему в руки. С ним всё в порядке!

– Ну и прекрасно, – заключил доктор.

Миссис Арабл попрощалась и поблагодарила доктора Дориана за совет. Камень свалился с её души.