Текст книги "Адский поезд(СИ)"

Автор книги: Элтон Иван

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 12 страниц)

– Потому что мы едем в нигде.

– У нас есть шанс, – сказал Костя, – я уже говорил. Время от времени поезд останавливается на земле. Только это может быть совсем другое время. Может быть, прошлое. Может быть, будущее. Нам нужно подобрать такой момент и выскочить. Я не знаю, как скоро это будет. Но это уже было. Я сам не воспользовался….

Он вздохнул.

– И? – спросил Петькин.

– Ты начал говорить, как я.

– А я думаю, что ничего этого нет, – сказал он вдруг.

– Да? – удивился Алеша.

– Психотронное оружие.

– А-а-а-а.

– Электроника. Барокамера. Все такое.

– Мне все равно, – сказал Алеша.

– Я вам говорю. Вы думаете, что я скис? Йо, амиго. Паркур форево. Но этого ничего нет. ФСБ проводит эксперимент…..

Он осекся.

Все произошло очень быстро. Какие-то необыкновенно большое насекомое подлетело к окну вагона, блеснуло металлической лапкой и забрало голову и Алеши.

Алеша продолжал стоять, а голова была в лапах жужжащего полосатого жука.

– И-ф-к-з, – прокомментировал Ынжац.

Голова Алеша заморгала. Полосатый жук вынул из себя хоботок и принялся пить глаз. Тело Алеши повалилось на пол, брызгаясь кровью. Аня завопила. Ынжац взял ее под руки и увел в дальний конец вагона. Саша отскочил. Костя, с таким видом, будто ничего не произошло, подошел к окну и закрыл форточку.

Аня заплакала. Это была разрядка. Выход чувств.

– Что он сказал? – спросил Саша.

– Ничего. Ты же считаешь, что ничего этого нет. Вот тело без головы. Скажи ему, что это так.

Полосатый жук взмыл вверх и исчез.

– Ну, – сказал Саша.

– Идем, – ответил Костя, – думать некогда. Если есть какие-то мысли, надо идти. А Алеша сам виноват. И коту было бы ясно, что нельзя открывать ни окна, ни двери. Элементарная техника безопасности!

Другой вагона был плацкартным. Саша, Аня и Костя устало сели на нижнюю полку. Костя курил и смотрел в окно.

Ынжац стоял в проходе.

Он ждал.

Нет, если несколько минут назад его ожидание было более отчетливым, то теперь он не мог сказать что-либо определенно. Если бы у него спросили – о чем думаешь, Костя, он бы ответил – я не знаю.

Я не знаю.

Не знаю.

Не знаю.

Он закрыл глаза. Демоны стояли в несколько рядов. Он обратил внимание на Существо-Листик. Это было черное растение, которое прорастало внутрь жертв и там наполняло все едкими волокнами. Оно появлялось внутри человека неожиданно. Но смерть не наступала моментально. Человек начинал медленно трансформироваться. Злые растительные ткани прорастали в мышцы.

Наступала бесконечность боли.

Иная форма бытия.

Иная форма разложения…..

Он обернулся и посмотрел на Сашу.

– Что? – спросил тот.

– Смотри.

– Что?

– Бутылка водки!

Костя показал рукой. На второй полке болталась одинокая, нераспакованная, бутылка водки.

– О.

Костя заметил, что в словах Саши появилась безысходность.

– Водка, – произнес Петькин.

Он открутил крышку и выпил с горла.

– Будешь?

– Да. Давай. – Костя сделал глоток.

– Ань?

– Да. Давай.

– Ынжац, ты будешь?

Демон повернулся, но ничего не сказал.

Костя снова закрыл глаза.

Существо-Листик.

Как это прекрасно.

Он ощутил светлый голод. Потом, открыв глаза, осмотрел их обоих – Сашу и Аню. Он представил один Листик на двоих. И вот, они на одном Листе, точно на одном кресте. Вживлены в единую плоть.

Они хотели быть вместе? Вот, это близость. Нет никакой лучшей близости!

– Держи, Кость.

Костя сделал еще глоток. Водка была теплая, ужасная.

– Посидим здесь? – спросил Саша.

– Да, отдохнем, – Аня вздохнула.

– Ты устала?

– Да.

– Ничего. Скоро все закончится.

– Да, – ответил Костя, – скоро все закончится.

– Что закончится? – спросила Аня.

– Всё.

– Сашь, мне страшно.

– Костя, что ты несёшь? – нервно сказал Саша.

– Ничего. Скоро будет обед. Обед обедов. И там будут все. Там будут и жаркое, и салаты. Напитки. Паштет. Гуляш. Отбивные. Свежие мозги. Это была лишь подготовка. Едят не однажды. Едят много раз. Одна и та же пища может быть съедена, переварена и…..

Тут он понял, что происходит следующее: он думает одно, и то, что он говорит, он говорит про себя. Но вслух говорит другое. Он состоял из двух существ.

– Совсем мало осталось, – говорил он в реальности, – дойдем до локомотива. Там наверняка будет нужное управление. Если там есть машинист, дадим ему по голове. Я думаю, что там должно быть специальное управление, рассчитанное на перемещения в пространстве.

– Человек, которого съели – рано радуется, – говорил он про себя, – думаете, если вас съели, то и все? Отмучились? Как бы не так. Один раз съеден – считай, что ты – навсегда обед. Есть тебя могут много-много раз. Все начинается с самого процесса. Как вы знаете, существует очень много видов поедания. Это как кухня народов мира.

Могут есть и на живую.

То есть, едят-то оно в любом случае на живую. Даже если зажарили, то это ни о чем не говорит. И в жаренном состоянии вы способны все чувствовать. Отпадает кожа. Их трещинок сочится сок.

Они голодны.

Они ждут.

Ложки, вилки и ножи.

– Е-р-н-е, – сказал Ынжац.

– Что это значит? – спросил Саша.

– Он комментирует мои слова.

– Но ты же говорил о том, что хочешь поскорее приехать в Сочи и пообедать.

– Да.

– Существует еще и Черный Сочи! – воскликнул он в другом пространстве. – У каждого города есть своя обратная сторона. Именно оттуда выходят демоны.

А вот, что сказал Ынжац:

– Я слышал это уже не один раз. Когда-то, очень давно, я тоже говорил, как ты. Я был человеком. И мне тоже предложили сделку. Я стал демоном. Я не испытал горечь поедания. А те, кого съели, их обед уже завершился. Но муки продолжаются. Это ад. Но, думаешь, продавшись и став черным, я продал душу? Нет. Когда-нибудь это случится, и они будут побеждены. Я летел на самолете. Это был пассажирский рейс. В салоне «Боинга» было более трехсот человек. Взрослые, старики, женщины и дети. Мы летели в Нью-Йорк. Это был обыкновенный рейс. Я был журналистом. Я спокойно читал материалы с экрана своего ноутбука, когда это началось. В воздухе появилось крошечное облачко. Пассажиры сразу обратили на него внимание. Оно было слишком густое, слишком объемное. И вот, из это облако образовалось существо, которое набросилось на пассажиров. Все произошло очень быстро. Спустя минуту в салоне было на несколько человек меньше. Существо прошло сквозь оконное стекло. Вместе с жертвами в своем чреве. Нам же стало ясно, что самолет летит где-то не там. За окном было красноватое небо. Люди стали смотреть в окна. И тогда им удалось увидеть землю. Это была страшная земля. После этого все происходило по классическому для подобных ситуаций сценарию. Мы летели очень долго. И по мере полета число пассажиров продолжало сокращаться. Особенная драма случилась возле туалета. Туда пошло несколько человек, и их засосало щупальце. Вся кабинка уборной была залита кровью. Я пошел в кабину пилотов, и оказалось, что пилотов нет. Нет, один был. Но он был мумией. Маленькое существо, напоминавшее мышь, высосало из него все соки. Так он стал мумией. Я сел в кресло пилота, и тогда понял, что разговариваю с НИМ.

– Скоро будет обед, – сказал он.

Мы долго говорили. Он говорил мне о том, что избран. И я понял, я проникся этим. Я ощутил голод. Тебя ждет то же самое.

Это был смысл слова Ынжаца.

– Держи, – Саша протянул Косте бутылку.

Костя сделал два глотка. Он не знал, что ему думать.

– И что с того? – спросил он.

Они вновь стояли возле окна. Поезд поднимался по дуге – вверх, и было не видно, что это за дуга. Если бы ему сказали, что они поднимаются по радуге, он бы охотно в это поверил. Вагон находился под наклоном, и ему пришлось держаться за край форточки.

В вагоне находились дамы и господа. И они также были вынуждены держаться, кто за что.

– Ты готов? – спросил Он.

– Да.

– А столовый прибор?

– Да.

– Любимое блюдо?

– Люблю что-нибудь под соусом.

– Хорошо.

– Специи.

– Очень хорошо.

– А вы?

– Я всегда с тобой. Возможно, что ты смотришь на мир моими глазами.

….Они вошли в зал. Да, именно зал. Конечно, это был вагон. Вот только что за вагон. За столом сидели все те же дамы и господа. Их было много, и все они были готовы к обеду.

– Видишь, – сказал он.

На доли секунд что-то мелькнуло. Точно в изображение вставили кадр. Костя увидел этот зал совсем в другом ракурсе. За столом находились вовсе не люди. А еда была вовсе не еда. И тотчас реальность вернулась.

– Присаживайся, – произнес он ласково.

Сев за стол, Костя посмотрел на вилку и нож.

ОН потер руки в предвкушении.

– Знаешь, я – большой гурман.

Он открыл крышку. На Костю смотрела голова Ани. Глаза широко открыты, и губы чего-то ждут. Поцелуя.

– Начнем.

Откуда-то в его руках взялся специальный нож для вскрытия черепа.

….Костя вздрогнул. Поезд продолжал движение. За окном летел веселый лес со своими радостными цветами, полосатыми насекомыми, росянками и прочими, замечательными на вид, опасностями.

* * *

Костя посмотрел на Ынжаца. Тот снял очки, показав свои глаза. Это были очень странные глаза – вокруг зрачков располагались светло-голубые концентрические окружности.

Он как будто спрашивал.

Костя кивнул.

– Да, мало ли, что он сказал, – произнес Костя, – мало ли, чего он желал. В глубине души и самый злой человек иногда вдруг просыпается, из него что-то вываливается. Это как разбить кувшин, а из него высыпаются сороконожки. Хорошо, пусть он прав. Ну и какие предложения? Положить свою голову на поднос? Очень хорошо. Просто хорошо. Прекрасно. Нет, в этом мире сильны – сильные. И нечего играть в ботаников, в растения, в жертвы, в пищу. Какая разница, как это достается? Таков закон. Что из себя строил Петькин? А кто теперь Аня? Я даже о ней и не думаю.

Он отошел от окна.

– Ну что? – спросил Саша.

Ынжац подошел к нему и встал, покачиваясь.

– Он готов, – произнес Костя.

– Т-у-у, – сказал Ынжац.

– Что? – спросил Саша.

– Он говорит, что в следующем вагоне никого нет. А это – последний вагон.

– Откуда он знает?

– Он говорит, что знает.

– Так. Отлично. Ладно. Давайте.

– Что давать? – спросила Аня.

– Ань, ты что?

– Он говорит, что сейчас – выгодный момент. Планеты выстроились в перпендикуляр. Это – особенная адская фигура, углы которой расположены нелинейно относительно мироздания. Это не то, чтобы шанс. Это – проход. И он еще говорит, что мы правы. Там, в локомотиве, есть панель управления, позволяющая перемещать поезд в пространстве. Таким образом, мы можем вернуться.

– Это правда? – воскликнула Аня.

– Если верить тому, что он говорит – это чистая правда.

– Тогда не будем терять время, – произнес Саша, – надо двигаться. Мало ли. Вдруг это окно закроется?

– Да, ты прав, – сказал Костя, – давай выпьем перед выходом.

– ОК, йо, амиго. Зе бест ви ду. Ви дан. Это говорит тебе лучший трейсер планеты земля Александр Петькин, амиго Питер, камрад Коцеткоаль. Мне всегда говорили, что я – везунчик. Я и был уверен, что мы прорвемся, амиго. Наш путь усеян трупами, йо.

Он поднял перед собой бутылку водки.

В этот момент Ынжац повернулся к Косте и посмотрел ему в глаза.

В них читалось: «Я все знаю».

Костя пожал плечами.

Саша выпил. Передал бутылку Ане. Та – Косте. Тот – демону.

– А-а-з, – сказал тот и сделал глоток.

– Что он сказал? – спросил Саша.

– Это он мне сказал?

– Ого.

– Ладно, идем.

– Так, так, амиго.

– Идем.

Листик разворачивался. Это был липкий, но, в то же время, очень жесткий черный абсолют. Все листики росли в специальных местах. Иногда их поливали. Выглядело это так – словно окно открывалось в космосе. Оттуда появилась рука с кувшином. Полилась вода.

Если бы под струи этой воды попал человек, он бы тотчас скончался.

Время от времени услугами Листиков пользовались черные колдуны, и это были мастера куда более сильные, нежели служители вуду. Они вызывали листики из иного мира и направляли их на жертвы. Внешняя смерть происходила достаточно быстро. Истинная – очень долго. Листик затягивал душу в черный водоворот, и там начиналось продолжительное разрушение.

Костя глубоко вдохнул.

У них был полный контакт.

Саша открыл дверь и осмотрелся.

– Кажется, никого, – произнес он.

– Да, там точно никого нет, – ответил Костя.

– Отлично. Йо, начинаем наш забег.

– Не спеши, – сказала ему Аня.

– О Е!

Листик зашуршал. Он ощущал теплоту человеческого тела. Он ждал. Он готов был стелиться у ног жертвы, только бы заполучить ее в пищу.

Он отдал бы все.

– Странный вагон, – сказал Саша.

– Почему?

– Не знаю.

– Сашь, не спеши.

– Я не люблю, любимая.

Костя усмехнулся.

Может быть, Петькин почувствовал это. Ведь бывают же моменты, где-нибудь на краю, когда в человеке включаются все дополнительные ресурсы. Открываются некогда спавшие органы чувств.

Слышится предупреждающий голос. Какая-та неведомая сила вдруг начинает руководить умом….

Но – может ли это помочь в том случае, когда вы – в аду?

Послышался чмок. Саша поцеловал бывшую костину подругу в лоб.

– Скоро приедем, – сказал он ласково, – и все будет позади. Представляешь?

– А куда мы приедем?

– Ну как куда?

– В Сочи?

– Да. Конечно. В Сочи.

– Ты меня любишь?

– Да. Конечно.

– И я тебя люблю.

– И-ы-у-к, – сказал Ынжац.

– А-р-е-у, – ответил ему Костя.

Сначала он и сам не сообразил, что это значило. Однако, очень скоро к нему понимание. И, как оказывалось, он общаться мысленно.

Он понимал, что началась трансформация. Его зрение смотрело во все стороны, и даже – за горизонт. И там – земля обрывалась.

Это был великий провал.

Окончание мира.

Дальше не было даже ада. Однако, существа, которые там водились, были напрочь лишены логики. Им нельзя было существовать. Это отрицало все, даже антилогику черных пространств.

Он вздохнул. Воздух приятно пощекотал легкие. В глазах поплыли круги – он закричал. Но крика не было слышно – вместо этого протяжно, страшно, пропел поезд.

– Мне страшно, – сказала Аня.

Костя улыбался. Но этого никто не видел.

– Ничего, ничего, – отвечал Саша.

Костя потрогал голову. На его черепе появились скромные, но отчетливые, бугорки. Он улыбнулся. Новая жизнь только начиналась.

Она начиналась с боли.

Обед.

Он дернул лучи мыслей. Листик сорвался с места и поплыл в пространстве. Голод вокруг него сиял, и от этого света все погибало. Когда он шел по черным пещерам в горах, мхи и лишайники превращались в прах.

Листик.

Это была страшная глубина, и здесь, в расщелинах, водилось множество голодных тварей. Заметив движение, они не раздумывая рванулись, но лучше бы они этого не делали. Черная была убита другой черной плотью. Послышался голос смерти.

Музыка ада.

– Но у тебя есть выбор, – услышал Костя, – и он всегда появляется в такие моменты. В кабине локомотива действительно находятся все необходимые приборы. Им никто не управляет. Локомотив идет автоматически. Вы можете сбежать в свой мир, и у тебя есть, еще есть возможность, спасти своих друзей и остаться человеком.

– Для чего ты это говоришь? – спросил Костя.

– Я всегда это говорю.

– Хорошо. А были те, кто вернулись?

– Конечно. В мире нет ничего невозможного.

– А ад?

– Ад также логичен. У тебя несколько секунд.

– Но я не могу принять решение за несколько секунд.

– У тебя нет выбора.

– Вспомни, каким был дом.

– Я помню.

– Я считаю.

– Хорошо, хорошо.

– Ну же…..

– …….

– Может быть, наше общение было напрасным?

– Нет.

– Нет?

– То есть, да.

– Да?

– Да.

– Так да или нет?

– Я не…..

– Говори, или я оставлю тебе летать в пустоте!

– Я чувствую голод!

– Хорошо.

– Я очень голод.

– Очень хорошо.

– Так……

– Я остаюсь….

– Еще раз!

– Я остаюсь!

– Я слышу музыку, – сказала Аня.

– Не слышу, – ответил Саша.

Он дернул ручку и открыл дверь. Грохот колес усилился. И – никакого намека на музыку. Он обернулся. Аня была рядом. Ынжац почему-то отошел в сторону и, как будто, никуда не спешил. Костя же еще больше никуда не спешил, находясь в противоположном конце вагона.

– Слышишь? – спросила Аня.

– Нет.

– Прислушайся.

– Да нет же.

– Гм. Я очень громко слышу.

– Громко?

И тут он услышал. Это был торжественный, какой-то совершенно невозможный, оркестр. С одной стороны, это был джаз. С другой – симфония. В третьих – в нотах музыки было что-то страшное, что нельзя было выразить словами.

Петькин повертел головой по сторонам, пытаясь сообразить, откуда же берется музыка. Однако – источник ее отсутствовал.

Он с ужасом посмотрел в глаза Ани.

– Она играет у меня в голове!

Аня попыталась ответить, но тут ее глаза ее вылезли из орбит.

Все, что было потом, происходило одновременно. Петькин ощутил неожиданный удар. Боль приходила издалека. Она напоминала эхо. Перед его глазами возник стебель растения. Это был блестящий, лоснящийся шест, на котором колыхался ужасающий лист.

– Саша, Саша, – произнесла Аня.

Край листика прикоснулся к ней и проник внутрь. И, вы то же время, каким-то образом другой край листа проник в тело Саши.

– М-м-м-м, – она застонала, – Саша, мне больно.

Петькин дернулся. Потерял равновесие. Упал. Пополз. Он полз и тащил за собой листик, на который уже основательно вживился в него. Боль давала ему сил. Он тащил за собой и свою подругу.

Оркестр продолжал играть. В нем было множество инструментов. Он был ярок и страшен – это была подлинная музыка ада. За музыкальными инструментами не люди. Дирижером был дьявол.

Музыка пела о боли.

О самой страшной боли, которая только могла быть во вселенной.

Листик продолжал свое движение по тканям. Он рос внутри тела, заполняя собой внутренние органы.

Саша продолжал ползти. Ему удалось открыть последнюю дверь. Вход в локомотив был открыт. Возможно, в каком-нибудь другом поезде это было бы и невозможно. Но впереди него был гладкий, блестящий, какой-то эбонитовый коридор, и по обе стороны его горело множество индикаторов. И это напоминало глаза.

Стена с глазами.

Саша напрягся и потянулся на руках. Боль усиливалась. И, вместе с этим, приходило наслаждение болью. В этой черной наполненности, в опухании всех нервных окончаний, появилось что-то новое.

Это было сексуальное возбуждение.

Это было невероятно сильное возбуждение, смешанное с такой же мощной по насыщенностью мукой.

Аня застонала.

Саше показалось, что он сможет что-то сказать, но, вместо этого, также застонал.

Тем не менее, у него получалось двигаться. И он двигался.

Стена вздрогнули. Действительно, индикаторы оказались глазами. Они удивленно моргали. Синие, зеленые, красные, желтые.

Петькин поднял к ним голову и простонал. Терпеть такую боль было невозможно. Но не было никаких средств, чтобы ее остановить.

Поезд вновь издал гудок.

Это был вопль живого существа, требующего крови.

Саша не сдавался. Разум мутнел. Наслаждение усиливалось. Ткань стонала, наполненная слизью и чужеродной плотью. Он полз до конца, и оркестр играл все громче, все ярче, все позитивней.

Это была великая Радость Зла.

Свет Зла.

Оптимизм Зла.

Доброта Зла.

Высота Зла.

Искренность Зла.

Гармония Зла.

Победа Зла.

Если бы он мог думать, то обязательно бы порассуждал на тему справедливости. Ведь как могло такое случиться: он выиграл самый важный матч своей жизни.

Он – победитель.

Он был достоин, чтобы ему поклонялись все живые и неживые существа вселенной.

И вот – он нанизан на чужеродную плоть, и на эту же плоть нанизана его подруга. Вся внутренняя полость тела наполнена паром, который образуется от испарения органов. Пищеварения происходит прямо там – внутри него. Но это – не то, что бы можно было сказать в обычной ситуации.

Это едят его.

Их едят на пару, и они сливаются, становятся единым целым. Их боль резонируем в одной единой струне. И так же – они чувствуют единое наслаждение.

Это сильнее, нежели секс, когда два партнера принадлежат друг другу.

И это сильнее любой другой боли.

– Я смогу! – закричал Саша.

Он дернулся. Но оказалось, что половина его тела не двигается. Хуже того, ноги уже слились с адским листиком.

Ног уже попросту не было.

Поглощение продолжалось. И движение продолжалось. До пульта управления было еще достаточно далеко, но Александр Петькин был готов преодолеть любую преграду.

Он был упорен.

Аня посмотрела на себя. Половина ее тела уже была листиком. Впрочем, боль в той части не ослабевала. Она ощущала себя наполовину жидкостью, наполовину – газом, и лишь частично – человеком. Она двигалась вперед – это тащил ее Петькин. Но шансов уже не было. Поглощение с перевариванием ускорялось. Она выставила впереди себя руки – они попали во что-то желеобразное, приклеились, и тотчас от них пошел пар.

– Я, я, – прокричал Петькин.

Еще одно усилие.

И вот, рука уже тянется к пульту.

– Йо, ком он, я смогу.

Рука зависает над пультом. И в этот момент листик распрямляется, поднимается, вспоминая, что у него есть стебель и вбирает жертвы в себя.

Тела исчезают.

Но лица остаются.

Листик полон лиц – это все его жертвы. И все эти жертвы живы. Они продолжают дышать и мучиться……

Открылись двери. Одна дверь была перпендикулярна вагона, и в нее вышел Ынжац. Костя увидел длинное зеленое поле, в самом конце которого находился дом с красной крышей. Демон шел по нему, постепенно удаляясь. Другая дверь вела в роскошный зал, где собрались дамы и господа. Костя вошел в зал. В глаза ему дарил свет роскоши.

Он сделал еще несколько шагов и увидел сам себя в отражении зеркал. На голове его красовались высокие, прекрасные, рога……

* * *

… Костю разбудило странный шум. Он зевнул, потянул руки и на что-то натолкнулся. Спустя несколько секунд он был удивлен собственной реакцией. Ничего не происходило, и не было никакого смысла размахивать руками.

Он привстал. Рядом с ним лежала Аня. Поезд уверенно поглощал километры, и за окном неслись зеленые поля юга России.

Костя встал и одел штаны. Он ужасно хотел курить. Открывая двери, он посмотрел на пассажира, беспечно смотрящего в окно.

– Все как будто то же, – произнес он, не поворачиваясь, – но никто уже не будет таким, как прежде. Это печать. И это – черта. И теперь – ее уже не перейти. Не перейти никогда. Это стена, которое разделяет мироздание.

– Костя, что там? – спросила Аня из купе.

– Все нормально, – ответил он, – мы подъезжаем к Краснодару. Сегодня же будем на месте.

Он не спеша пошел в сторону тамбура. Потом – остановился, обернулся, еще раз посмотрев на таинственного пассажира.

– Запомни это, – проговорил тот, – жизнь уже никогда не будет такой, как прежде.

– Ынжац? – спросил Костя нервно.

Вместо ответа пассажир отвернулся и зашагал в противоположном направлении.

Костя вышел в тамбур и там прикурил. За окном неслись поля и лесополосы. Солнце наполняло пространство оптимистическим светом.

Но мир был другим. Костя сразу же понял это.

Мир был другим.

И он уже никогда не мог стать прежним.