Текст книги "Влюбленная герцогиня"
Автор книги: Элоиза Джеймс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
– Ты выглядишь здоровой, – констатировал он. – Или ты намерена упасть в обморок?
– Разумеется, нет.
Что-то в его неторопливом взгляде заставило Джину пог краснеть, но тут, к ее облегчению, подошел Себастьян и церемонно поклонился. Тем не менее она поняла, что он не слишком обрадовался, увидев их наедине.
Кэм хотел было откланяться, но потом раздумал: он уже начал уставать от проклятых церемоний. В этот момент появился лакей с подносом.
– Благодарю, – сказал Кэм, передавая жене шампанское. – Извините, что нет бокала для вас, Боннинггон.
Маркиз только молча стиснул зубы, и Джина вздохнула. Разумеется, он считал, что она выпила больше положенного, и, честно говоря, был прав.
– Я не хочу шампанское. Может, ты принесешь мне „ стакан лимонада, Себастьян?
Одобрительно кивнув, Боннинггон отобрал у нее бокал, еще раз поклонился и ушел.
– Как ему, черт побери, удалось не расплескать при поклоне вино? – спросил Кэм. – Проклятие! Теперь нам с тобой придется делить мое, а я имел желание напиться.
Он с такой озорной усмешкой протянул ей бокал, что Джина, не задумываясь, приняла его и сделала глоток. Кэм небрежно прислонился к стене рядом с ней.
– Тебе кто-нибудь докучал приглашением на этот танец?
– Я обещала его Себастьяну. – Она сделала еще глоток, удивляясь, отчего у нее так колотится сердце.
– Но ведь ты не можешь дважды танцевать с одним и тем же партнером, – заметил Кэм. – Помнишь, что ты мне писала, когда дебютировала в свете?
– Даже не верится, что ты запомнил это! Прошло столько лет.
– У меня хорошая память, – лениво произнес он. – Значит, ты отважилась на скандал, чтобы дважды потанцевать со своим женихом?
– О нет, – ответила Джина. – Эти правила относятся только к девочкам, недавно покинувшим классную комнату. Но Себастьян все же ограничивается тремя.
– Будь я твоим женихом, а не мужем, я бы не позволил тебе вообще танцевать с другими мужчинами. Джину вдруг обдало жаром.
– О! – выдохнула она, но совесть заставила ее броситься на защиту своего избранника. – Себастьян чувствует, что у нас довольно сомнительное положение. В конце концов, я ведь еще замужем.
Она раскрыла веер и начала усиленно обмахиваться. Как неоднократно повторяла ее мать, нет ничего хуже пылающего лица при рыжих волосах.
– Да, в конце концов, ты еще замужем, – медленно повторил Кэм.
Он протянул руку, взял у нее шампанское и тоже сделал глоток. Джина облизнула губы. Было нечто слишком интимное в том, что они пили из одного бокала. Видимо, шампанское опять ударило ей в голову.
– Может, сядем где-нибудь? – спросил он.
– Хорошо.
Он тут же повел ее к одному из маленьких альковов с тяжелыми шелковыми портьерами, которые были устроены по всему периметру бального зала. Джина присела на небольшую бархатную софу.
– Я ни разу сюда не заходила.
– Почему? Здесь, правда, душновато. И я не очень высокого мнения о художественном вкусе леди Троубридж. – Он устроился рядом и презрительно оглядел картину с томным купидоном, сидящим на лютике.
– Занавешенные альковы считаются неприличными.
– А я бы только и делал, что проводил все свое время в этих альковах, не пропуская ни одного, – с откровенной насмешкой произнес Кэм и передал супруге бокал. – Полагаю, мы обязаны допить его, пока не вернулся Боннингтон, не так ли?
– Я больше не хочу, спасибо.
– Как ты поживаешь, Джина?
– Прекрасно, – с удивлением ответила она.
Кэм наклонился, и она почувствовала запах его мыла.
– Нет, я имею в виду, как ты поживаешь на самом деле. В конце концов, мы с тобой близкие родственники, хотя и не виделись двенадцать лет. Долгое время мы были кузенами, потом, когда неожиданно выяснилось, что мы не родня по крови, ты стала моей женой.
– У меня действительно все хорошо, – ответила Джина, приходя в еще большее волнение. Она захлопнула веер и уставилась на него.
«Когда глаза Джины прикрыты черными ресницами – наверняка она их красит, – рассеянно подумал он, – ее лицо почти столь же безупречно, как и лицо Мариссы». Странно, что он не заметил этого раньше, видимо, из-за ее глаз, которые отвлекали его. Не глядя на него, Джина изящными пальцами разглаживала веер, и он вдруг почувствовал вожделение, отозвавшееся мгновенной тяжестью в паху. Неужели эти длинные пальцы так же гладили и высокомерного Боннингтона? Если пока и нет, то долго ждать не придется. Кэм с трудом отогнал неприятную мысль.
– Джина. – Она подняла на него свои колдовские зеленые глаза. – Ты не собираешься поприветствовать меня на родине? – хрипло спросил он, а затем без лишних размышлений поцеловал жену.
Кэм почувствовал ее удивление. Он и сам был удивлен. Какого дьявола, что на него вдруг нашло? «Женские губы, закрытый альков, неясные звуки вальса. Англия с ее лучшей стороны», – успел подумать он и растворился в поцелуе.
Услышав сдавленный вскрик жены, Кэм, разумеется, воспринял его как приглашение к действию… и ее рот приоткрылся.
Все исчезло – вальс, портьеры, шампанское. Никакой тоски по родине, никакого приветствия. Брачная игра. В мгновение ока их поцелуй превратился в неразрывное слияние губ. Правой рукой он гладил ее волосы, а ее рука обнимала его за шею. От этого поцелуя мог воспламениться даже воздух, если бы Джина вдруг не отстранилась и не толкнула Кэма в плечо.
С минуту они просто смотрели друг на друга, затем она протянула руку и отодвинула портьеру. Через зал к ним шел ее жених.
– Прости меня, – сказала Джина. – Я на мгновение забыла, кто ты.
Кэм рассердился. Еще ни одна женщина, находясь в его объятиях, не забывала, кто он. А уж тем более собственная жена…
– Похоже, Боннингтон избавит нас от этого супружеского затруднения, – медленно произнес он.
– А разве тебя что-то смущает? – поинтересовалась Джина, подняв тонкую бровь.
Она тоже хладнокровно восприняла случившееся, признал Кэм. И будь он проклят, если поверит, что она ни разу не заходила в альков.
– Я всегда считал неприятным затруднением хотеть собственную жену. Это столь же неприлично, как желание съесть хлебный пудинг в детской.
Она слегка покраснела.
– Хлебный пудинг?
– Да. Хлебный пудинг. Ведь без него можно обходиться долгое время, не так ли? Фактически его редко подают к цивилизованному столу. Но иногда вдруг появляется неожиданная страсть именно к этой домашней стряпне.
Осознав метафору, Джина поняла, что ее сравнивают с невкусной стряпней, которую она так ненавидела в детстве. От бешенства ее голос стал просто медовым.
– Понимаю твое затруднение, – пропела она. – Ведь и в самом деле унизительно испытывать безответную страсть, не так ли?
Кэм улыбнулся.
– Тогда какого дьявола ты помолвлена с этим человеком? – Он кивнул в сторону маркиза.
Джина чуть не задохнулась. Ну что ж, решил Кэм, много приятнее видеть в подобном состоянии жену, чем себя.
– А знаешь, румянец и в самом деле не очень к лицу рыжеволосым, – с видом первооткрывателя сказал он.
Боннингтон подходил к ним, держа стакан отвратительной желтой жидкости. Джина вышла в зал и одарила его чарующей улыбкой.
Кэма очень позабавило, когда он увидел, что загнанное выражение маркиза только усилилось.
– Я должна немного освежиться. К несчастью, это собрание начинает казаться мне довольно скучным. – Джина сделала паузу. – Возможно, это успокаивающий эффект от возобновления знакомства с товарищем детских игр. Полагаю, вы не обидитесь на это, сэр. Боюсь, я совершенно потеряла интерес к детской. – Она холодно улыбнулась мужу и взяла Боннингтона под руку. – Не погулять ли нам в саду?
Кэм исподтишка наблюдал, как маркиз автоматически отстраняется, чтобы соблюсти приличную дистанцию между их телами.
– Надеюсь, вы нас извините, – пробормотал он.
В его глазах мелькнул слабый проблеск мужественной паники, что заставило герцога доброжелательнее отнестись к бедному малому. В конце концов, зачем судить о человеке по его мелочно требовательному поведению на людях? Некоторые из очень благовоспитанных парней, как ему известно, были совершенно возмутительными в частной жизни.
Если хотите, он должен сочувствовать этому зануде. «Его поймали», – думал Кэм, глядя, как Джина уводит Боннингтона. К несчастью, маркиз сам уготовил себе неприятности, когда сделал ей предложение, ркоро он, выйдя из Сент-Джеймсской церкви, окажется под каблуком у своей жены.
– Привет, герцог! – Кэм повернул голову. К нему с непринужденностью заядлого пьяницы обращался неизвестный господин, который слегка покачивался, но сохранял равновесие. – Я Ричард Блэктон, троюродный брат со стороны твоей матери. Сразу тебя узнал. Знаешь, а ты прямо копия своего отца. Зачем сюда пожаловал? Аннулировать первый брак? Хочешь взять кого-нибудь помоложе? Возьми одну из дочерей Девентош. Они тоже рыжие. А в свете не так много женщин с рыжими волосами. Если у тебя склонность к этому цвету, что ж… бедняки не могут выбирать.
– Рад встрече, – ответил Кэм, чувствуя неприятную боль в голове.
– Что? – Пьяница казался смущенным. – Что ты говоришь, сынок?
– Я просто в восторге от нашей встречи.
– Да, иностранные манеры, – сказал Блэктон, подозрительно глядя на Кэма. – Иностранные манеры и рыжие волосы. Мне требуется выпить. – Он повернулся и заковылял к столу с напитками.
Герцог направился в комнаты, отведенные для него леди Троубридж, пытаясь выбросить из головы засевшее там ужасное подозрение. У Мариссы были темные волосы. Очень темные. Настолько темные… просто черные.
А волосы Джины цвета спелого апельсина.
Возможно, у него действительно слабость к рыжим волосам? Эта мысль его смущала, ибо не совпадала с представлением Кэма о себе как об англичанине, который весело живет в забытой Богом стране, ваяет из мрамора упитанных обнаженных женщин, о человеке, который проводит дни, покрытый серой мраморной пылью.
В его жизни… этой жизни… не было места для раздражающей герцогини.
Для жены.
Глава 7
Горечь воспоминаний, последовавших за балом у леди Троубридж
На следующее утро Джина никак не могла заставить себя подняться к завтраку. Она свернулась калачиком в постели, вспоминая каждое мгновение встречи с мужем. Он совсем не походил на того Кэма, образ которого сохранился в ее памяти. «Он стал настоящим мужчиной», – с дрожью подумала она. Его плечи… нет, главным образом его взгляд. Он смотрел на нее с таким выражением, словно она была прелестным объектом для шутки. Джина зарылась в одеяло, игнорируя невольный трепет, который пробудило в ней воспоминание об их поцелуе.
Честно говоря, многие из гостей леди Троубридж были столь же огорчены своими воспоминаниями. Сэр Рашвуд лежал в постели, грустно размышляя над весьма неприятным замечанием жены, сделанным ею после его танца с красавицей миссис Бойлен. У лорда Перуинкла не выходила из головы Карола, не менее трех раз танцевавшая с каким-то щеголем. Сейчас Таппи хмуро жевал тост, гадая, возможно ли с помощью нового гардероба для супруги вернуть ее любовь. Джину вывел из мечтаний голос матери, сопровождается шуршанием юбок.
– Дорогая, открой глаза. Я здесь, – сообщила леди Кренборн. – Приехала вчера очень поздно.
– Я так и поняла, мама, – пробормотала Джина, приподнимаясь на подушке. – Может, перенесем наш разговор на другое время?
– Боюсь, что нет. Я совершила этот вояж только ради того, чтобы поговорить с тобой, и должна немедленно вернуться в Лондон на собрание Женской благотворительной организации. Я получила еще одно! – Тон матери, близкий истеричному, наконец привлек внимание Джины.
– Что получила? – спросила она, уже зная ответ.
– Новое письмо, разумеется! – почти выкрикнула леди Кренборн. – И что мне теперь делать? Мой брат умер!
– Да, мама, – удивленно ответила Джина. – Но какая связь между его смертью и получением этого письма? – Самая прямая! – голосом страдающей Офелии возвестила мать.
Джина ждала.
– В прошлый раз я вызвала брата, и он сам обо всем позаботился. Обо всем! Полагаю, он даже нашел человека Боу-стрит, и хотя с тех пор он никогда об этом больше не упоминал, я думаю, тот человек оказался небезуспешным. А теперь мы одни. Даже Кренборн умер пять лет назад, хотя и в то время он был совершенно бесполезен. Совершенно! «Думаю, женщина умеет держать язык за зубами!» – вот и все, что он мог сказать.
Джина неоднократно слышала этот рассказ о способностях отца, поэтому очередное повторение считала весьма утомительным.
– Слава Богу, Гертон абсолютно не походил на моего супруга, – продолжала леди Кренборн. – Слава Богу, он сразу понял, что ты должна выйти замуж за его сына, а если бы это зависело от твоего отца, тебя признали бы незаконнорожденной еще до того, как он понял бы все последствия.
– Да, но…
– Мой брат просто взял заботу на себя. Осознав всю серьезность положения, он тут же отозвал Камдена из Оксфорда, и на следующий день вы уже были женаты. Если меня кто-то и восхищает, моя дорогая, то это человек действия. Каковым твой отец не был.
– Ты получила еще одно письмо от шантажиста? Но леди Кренборн в ярости ходила взад-вперед по комнате и не слышала ее.
– Я умоляла твоего отца, когда тебя совсем крошкой привезли к нам. Я говорила: Кренборн, если у тебя есть хоть капля ума, заплати этой женщине.
Джина вздохнула. Поскольку разговор предстоял долгий, ода выбралась из постели, накинула халат и села у камина.
– Разве он подчинился? Или послушался меня? Отнюдь. Кренборн только и делал, что бормотал: «Какая необыкновенная эта женщина, какая изысканная, она никогда не предаст собственного ребенка». И что получилось?
– Ничего ужасного. Если ты помнишь, я стала герцогиней, мама.
– Благодаря твоему брату, а не Кренборну! И кто бы мог написать анонимное письмо? Конечно, французы. Я уверена, что его написала эта женщина. И второе письмо тоже.
– Мама, – произнесла Джина, но леди Кренборн продолжала метаться по комнате. – Мама!
– Что? – Она вдруг застыла на месте и автоматически подняла руки к волосам. – Ты что-то сказала, дорогая?
– Графиня Линьи не могла написать это письмо. Она умерла в прошлом году.
– Умерла?
Джина кивнула.
– Твоя… твоя… женщина, родившая тебя, умерла? Невероятно!
– Мне сообщил об этом мистер Раунтон и приложил вырезку из парижской «Экспресс».
– Почему ты не сказала мне?
Джина заметила явные признаки надвигающейся бури.
– Я не хотела расстраивать тебя упоминанием ее имени.
– И что же ты предприняла? – спросила леди Кренборн.
– Предприняла?
– Я знаю тебя, Джина! Пусть я не произвела на свет, но воситала тебя. И что же ты сделала, получив сообщение Раунтона?
– Я написала в ее поместье, – созналась Джина. – Хотела выяснить, не оставила ли графиня послание или какую-нибудь записку.
Леди Кренборн подошла к дочери и погладила ее по голове.
– Прости, дорогая, – сказала она, целуя рыжие волосы Джины, которые та унаследовала от бесчестной графини Линьи. – Я, правда, очень сожалею. Графиня была неблагодарной дурой, хотя ее утрата для меня только благо.
– Все в порядке. Она никогда не обращала на меня внимания, но я думала… – Вздохнув, Джина пожала плечами. – Так странно, хотя…
– Молчи! – Леди Кренборн зажала ей рот ладонью. – Если эта женщина… если графиня Линьи не писала это письмо, тогда кто?
– А что в нем говорится?
– Вот оно, – сказала мать, достав из ридикюля сложенный лист.
Джина пробегала глазами слова, написанные четким почерком с завитушками. Потом до нее вдруг дошел их смысл: «Возможно, маркиз расстроится. У герцогини есть брат».
– У меня есть брат, – прошептала она. – У меня есть брат!
– Должно быть, единоутробный, – поправила леди Кренборн. – Я больше не позволяла твоему отцу ездить на континент после того путешествия во Францию, которое имело столь неприятные последствия. – Она замолчала. – К тебе это не относится, дорогая. Ты мое счастье. Я благодарю Господа, что эта женщина не захотела воспитывать собственных детей. Бог знает, где сейчас может находиться твой брат. Видимо, сына она тоже отдала его отцу, как поступила и с тобой.
– Но кто мог написать это письмо?
– Очевидно, графиня была неосторожна. Она уверила твоего отца, что никто даже не предполагает о твоем существовании. Поняв, что оказалась в интересном положении, она уехала в свое загородное поместье, и ты появилась у нас шести недель от роду. – Леди Кренборн импульсивно поцеловала дочь. – Это был счастливейший день в моей жизни.
– Счастливейший и неприятнейший, мама, – улыбнулась Джина.
– Правда. Но к тому времени я хорошо изучила Кренборна, моя дорогая. Второго такого дурня нет в целом свете. Не держи я твоего отца в узде, он бы наплодил столько детей, что, клянусь Богом, ему бы позавидовал любой кролик.
Джина взглянула на анонимное письмо.
– Может, они снова напишут и сообщат, где мне найти брата.
– Не сомневайся, они напишут и потребуют денег, – заявила мать. – Это письмо – явная угроза. Как ты думаешь, что почувствует Боннингтон, узнав о твоем незаконнорожденном брате?
– Конечно, он будет… – Но слова умерли прежде, чем она хотела вымолвить, что Себастьян будет рад.
С того момента как она призналась ему, что является внебрачным ребенком своего отца и французской графини, Себастьян никогда не упоминал столь позорный факт, делая вид, будто вообще не слышал о нем. Почти все в Англии считали Джину сиротой, ребенком одного из дальних родственников леди Кренборн, и, естественно, эта версия была для него более приемлемой.
– Не думаю, что он хорошо отнесется Атакой новости, – сказала леди Кренборн и чуть слышно хихикнула. – Он расстроится.
– Да, Себастьяну это не понравится, – согласилась Джина. – Ведь существует опасность, что автор письма распространит скандальную новость.
– Слава Богу, я не подпускала твоего отца к делам поместья. Теперь мы достаточно богаты, чтобы заткнуть рот шантажисту.
– Не уверена, что это разумно, – ответила Джина, садясь на край постели. – Шантажист выжидает, не так ли? Дядя Гертон устранил первоначальную угрозу разоблачения, выдав меня за Кэма. Но потом Кэм сбежал в Грецию, и автор письма дожидался своего часа. Наверняка он знал о намерении моего мужа аннулировать брак и теперь рассчитывает, что я заплачу ему целое состояние, только бы удержать Себастьяна.
– Да, в качестве герцогини Гертон тебе не страшен никакой скандал по поводу твоего рождения. Но для экс-герцогини и незаконнорожденной перспектива стать маркизой ничтожно мала. Видимо, тебе лучше самой бросить маркиза до того, как он бросит тебя.
Джина с подозрением взглянула на мать.
– Тебе просто не нравится Себастьян.
– Верно, – ответила леди Кренборн, наклоняясь к зеркалу, стоящему на туалетном столике. – Думаю, он тупица, моя дорогая. Но ведь это не я выхожу за него.
– Вчера приехал Кэм.
– Правда? Как мило! Горю желанием взглянуть на мальчика и постараюсь увидеться с ним за завтраком. Я говорила, что вечером собрание Женской благотворительной организации? Скажу тебе, по большому секрету, разумеется, что у меня есть кое-какой шанс быть избранной президентом. Конечно, я откажусь.
Леди Кренборн полюбовалась в зеркале своей аристократической внешностью. Как вполне современная матрона, она большую часть времени посвящала филантропии.
– Поздравляю, мама! – сказала Джина со всем энтузиазмом, на какой была способна. – Значит, ты станешь главой четырех организаций?
– Трех. На прошлой неделе я покинула Комитет инвалидов. Это просто группа бестолковых старых гусынь, которые ничего не смыслят в руководстве. Если мой брат чему-то и научил меня, так это как нужно руководить. Хотя, должна признаться, сам он плохо обращался с маленьким Камденом. Очень плохо. Это одна из немногих областей, где он действовал не лучшим образом, так я ему и говорила.
– Да, – ответила Джина, вспоминая баталии, которые разнообразили жизнь в доме после бегства Кэма, оставившего свою невесту девственницей в брачной постели.
– Ты не виновата, дорогая. Мой брат оказался не в меру строгим.
– Он мог быть жестоким, мама.
– Я бы так не сказала. Его резкость была вызвана большим умом, – произнесла леди Кренборн, поправляя волосы.
Джина прикусила язык. Гертоны ставили ум превыше гуманности, да и кто она такая, чтобы пытаться изменить свою мать.
– Полагаю, нам следует ждать нового послания.
– Ты хочешь сообщить Боннингтону?
– Нет.
Леди Кренборн оглянулась, в ее глазах была насмешка.
– Осторожно, дорогая. Утаивание секретов от мужа сто свидетельствует о начале разлада в браке.
– Он мне пока не муж, – резко ответила Джина. – Мой муж – Кэм.
– Тогда сообщи Камдену, – посоветовала мать, убирая под шляпу выбившиеся пряди. – Насколько я помню, он столь же умен, как и его отец.
– Я думаю, еще умнее.
– Неудивительно. Гертон всегда жаловался, что мальчик боится темноты, оружия и бог знает чего еще. Все потому, что он не любил охоту. Гертон считал Камдена тряпкой, поскольку тот постоянно вырезал из дерева лодки, а не стрелял в животных. Но, по-моему, он выказывал признаки остроты ума.
– Он не тряпка. Вовсе нет.
– А я никогда так и не думала. Можно сказать, он унаследовал семейный ум. Как и ты, дорогая, – лояльно прибавила мать.
Джина воздержалась от упоминания, что она не кровная родственница Гертонов. Да и после короткой встречи с мужем ей стало ясно, что условности не волнуют его.
– Я не против того, чтобы обсудить письмо с Кэмом. Мать кивнула:
– Нам может потребоваться какая-нибудь помощь. Хотя бы человек, который в случае необходимости передаст деньги шантажисту.
– Мне не нравится мысль платить за молчание.
– А мне не нравится мысль, что ты будешь отвергнута светом. Дураков надо ублажать, поэтому мы заплатим, чтобы ты могла выйти за Боннингтона, раз уж тебе этого хочется. Но потом мы больше не заплатим даже медного гроша. Поскольку мне плевать на то, что думает автор письма, а свет никогда не изгонит жену очень рогатого маркиза. Тем не менее нам лучше не тянуть со свадьбой после твоего развода.
– Себастьян уже получив специальное разрешение.
– Превосходно. Я оставлю тебе записку, дорогая, чтобы ты могла показать ее мужу. Поговори с ним, и как можно скорее. Да, и еще… Полагаю, я не должна тебя спрашивать… но ведь ты избавилась от этого ужасного маленького учителя, не так ли?
– Нет.
– Нет? – повысила голос леди Кренборн. – В своей записке, отправленной сразу же после той скандальной новости в газете, я велела немедленно избавиться от него!
Именно в такие моменты Джина вспоминала, что леди Кренборн и отец Кэма были детьми одних родителей.
– Я не могу этого сделать, мама. Он служащий моего мужа…
– Не понимаю, зачем тебе понадобилось везти его к леди Троубридж, – заявила мать. – Такого ужасного, маленького…
– Он совсем не ужасный. Просто неловкий.
– Что-то в нем очень странное. Не могу понять, отчего ты не оставила его в поместье, раз уж не можешь уволить.
– Он хотел поехать.
– Он хотел? Он хотел поехать! – Голос леди Кренборн поднялся до крика. – Ты считаешься с желанием слуги. Что еще он желает? Посетить Букингемский дворец? Неудивительно, что журнал «Тэтлер» ухватился за это!
– Мама!
– Гертоны не ведут себя как обыкновенная чернь! Мы не теряем собственного достоинства, не совершаем эксцентричных поступков, которые позволяют кому-то чернить твою добродетель. О чем ты думаешь, Эмброджина?
– Да, с моей стороны это было глупо. Я только сказала, что мне жаль пропускать наши занятия, и он выразил такс желание сопровождать меня, что я не смогла оставить его дома. Он совсем не надоедливый, мама. И я с удовольствием занимаюсь историей Италии.
– Он должен уехать, – зловеще произнесла леди Кренборн. – Я немедленно поговорю с твоим мужем. Если мы не увидимся за завтраком, тогда до свидания, дорогая.
И она вышла с таким видом, который ясно давал понять, что женщина успокоится лишь в тот момент, когда учитель истории покинет дом с сумками в руке.
