Текст книги "Супруг для леди"
Автор книги: Элоиза Джеймс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)
Глава 20
Два дня спустя в послеполуденный час они катили по дороге. Аннабел сморили скука и усталость, и когда Эван решил ехать, она свернулась калачиком на сиденье и вскоре погрузилась в сон. Разбудило ее ощущение, что карета резко накренилась влево. Она моргнула, пытаясь решить, действительно ли ящик под сиденьем кучера съезжает в сторону, и тут, прежде чем она успела за что-нибудь ухватиться, карету сильно качнуло, так что ее отбросило к стенке, и вслед за этим раздались пронзительные, режущие слух звуки, когда экипаж соскользнул с какой-то насыпи. Последним звуком, когда карета прекратила свое движение, был резкий треск прогнувшейся толстой деревяшки.
Аннабел с тяжелым стуком приземлилась на дверцу кареты, которая теперь служила полом. В неожиданно наступившей тишине она услышала крики и ржание. С чутьем человека, выросшего в конюшнях, она затаила дыхание, вслушиваясь в лошадиные крики. Но нет. Они были напуганы и рассержены, но им не было больно.
Тут, перекрикивая шум, раздался голос Эвана:
– Аннабел! Аннабел, ты меня слышишь? Ты ранена? – В голосе его явно звучали панические нотки.
– Эван! – отозвалась Аннабел. Она стояла на коленях, поскольку сиденья теперь находились в вертикальном положении. – Меня просто тряхнуло. Что с лошадьми?
– Джейке сумел обрезать упряжь и освободить их как раз перед тем, как карета соскользнула. Поэтому нам осталось только вытащить тебя отсюда. – После чего голос его раздался снова – совсем рядом со стенкой кареты: – Не волнуйся, я здесь.
– Я не волнуюсь, – отозвалась Аннабел. Честно говоря, она уже устала ехать в карете. Теперь она сможет размять ноги, пока они будут чинить экипаж.
– Нам придется перевернуть карету, – сказал Эван. В голосе его все еще слышался отголосок страха, отчего на нее накатило странное чувство острого удовольствия. – Мне может понадобиться несколько минут, чтобы решить, как это лучше сделать. Я не хочу во время этого подвергать тебя лишней тряске, и в этой канаве есть вода, из-за которой нам, возможно, будет трудно найти опору.
Аннабел только что сама обнаружила это, поскольку вода начала просачиваться сквозь дверь, в которую упирались ее колени. Она с трудом поднялась на ноги и прислонилась к стенке кареты.
– Сколько воды? – спросила она, убедительно демонстрируя спокойствие. Вода все прибывала, разливаясь вокруг двери и мутным потоком подбираясь к ее туфелькам. Она протянула руку и схватила свой сплющенный капор, пока тот не утонул.
– Затопить тебя не затопит. Самое большее ты промочишь ноги до лодыжек.
Аннабел нахмурила лоб. Окно находилось над ней, но она определенно в него пролезет.
– Эван! – позвала она. – Окно кареты открывается?
– Ты не пролезешь в окно, – сказал он, прежде чем прокричать что-то неразборчивое своим людям, стоявшим наверху откоса.
– Нет, смогу, – немного негодующе прокричала в ответ Аннабел. Вода уже доходила ей до мысков и была холодной как лед и грязной. – Но я не могу до него дотянуться.
– Погоди минуту! – Карета содрогнулась под весом Звана, и мгновение спустя его лицо показалось в грязном окне над ее головой. – Привет! – ухмыляясь, сказал он. – У тебя волосы растрепались.
Аннабел состроила ему гримасу и показала пальцем на черную воду, плескавшуюся у ее туфелек. Она увидела, как он глянул вниз и, нахмурившись, сказал:
– Отвернись.
Она отвернулась и уткнулась лицом в сиденье кареты, но никаких летящих осколков стекла в нее не попало. Вместо этого она услышала пронзительный звук расщепляющегося дерева, вырываемого из креплений. Когда она снова повернулась, сверху лился солнечный свет. Эван целиком вырвал оконную раму из кареты и сбросил ее вниз.
– Погоди минутку, – молвил он. – Я только уцеплюсь за что-нибудь…
После чего он появился снова, уже лежа на животе и наполовину свесившись из окна с протянутыми к ней руками.
– Давай, дорогая, – сказал он. – Думается мне, это будет так же легко, как вытащить младенца из колыбели.
– Рада, что ты находишь это забавным, – ответила Аннабел, но протянула ему руки. Ручищи Эвана сомкнулись на ее руках, и одним мощным, плавным движением он дернул ее с такой силой, что она буквально взмыла ввысь, и его руки сомкнулись на ее талии. После чего он, крякнув, вытащил ее в окно и усадил так, что юбки ее свесились в пустое пространство кареты.
Аннабел уставилась на него во все глаза. Ей пришлось напомнить себе, что надо бы захлопнуть разинутый рот.
– Как, скажи на милость, ты это сделал?
– Мне не составило никакого труда поднять пушинку вроде тебя.
В какой-то момент Эван снял сюртук и закатал рукава. На руках его от кисти до локтя бугрились мускулы, а плечи, казалось, вот-вот прорвут тонкую льняную ткань рубашки. Аннабел сглотнула, подумав об Эване без рубашки на их пикнике. Он даже не запыхался.
– Откуда у тебя такие мускулы? – поинтересовалась она.
– Поднимаю дамочек, попавших в беду. Улыбнувшись ей, он спрыгнул с кареты и с плеском приземлился в канаву.
После чего поднял руки:
– Прыгай!
Она вытащила ноги из разломанного окна кареты и встала. Отсюда ей были видны раскинувшийся на многие мили темно-изумрудный лес и несколько птиц, вырывавшихся из его зарослей, точно летучие рыбы, парящие над океаном. Воздух был свеж и прозрачен и пах хвоей, темной глинистой землей и весной.
– Аннабел! – позвал Эван.
Она посмотрела вниз. В конце концов, он стоял в воде. Поэтому она, не дрогнув, бросилась вниз с опрокинутой кареты и попала ему прямо в руки с ощущением полной безопасности и удовольствия, какое бывает у ребенка, прыгающего со второй ступеньки.
Руки Эвана сомкнулись вокруг нее, и на миг жар его тела вытеснил все прочие ощущения.
– Задай мне вопрос, барышня, – сказал он. – У нас закончились поцелуи.
– Ты не хочешь уже поставить меня на землю?
– Мой ответ – «нет», – сказал он, накрыв ее уста своими. Губы его были столь же твердыми и сильными, как и его тело. Он выглядел как огромный, простодушный фермер, но целовался, как порочный лорд, которому были известны тайны ее сердца и желания, о которых она и не подозревала, покуда его поцелуи не пробуждали их.
Наконец Эван отстранился, и Аннабел взглянула на него из-под полуопущенных ресниц, сознавая, что она рада, что он по-прежнему держит ее на весу, потому что ноги ее промокли и она дрожала всем телом.
Он не улыбался. Ей это понравилось.
– Милорд! – окликнул его с дороги Мак. – Человек, которого мы послали вперед, вернулся и говорит, что в трех милях отсюда есть небольшая деревушка. Быть может, вы пожелаете отправиться туда, пока мы будем заниматься каретой? Экипажи, которые едут сзади, не могли отстать от нас больше чем на час, и я незамедлительно отправлю их к вам.
Эван протянул руку. Аннабел ухватилась за нее, и он втащил ее вверх по насыпи на дорогу. Оглянувшись, она увидела их блестящую, изящную карету, которая лежала – поцарапанная и покореженная – на боку, словно сбитая выстрелом на лету птица.
– Мы с Аннабел возьмем одну из лошадей и поедем в деревню, – тем временем сказал Эван. – Отправь остальные кареты за нами, и мы продолжим путь, пока не найдем гостиницу для ночлега.
Услышав его слова, она покачала головой, и он сказал:
– У нас нет дамского седла, Аннабел, – тебе придется ехать впереди меня.
– Эти лошади недостаточно сильны, чтобы выдержать нас обоих. Мы возьмем двух лошадей, и я прекрасно обойдусь без дамского седла.
Бровь Эвана взмыла вверх, но он сказал лишь:
– Отлично.
И повернулся обратно к Маку.
Аннабел молча слушала их разговор, пока не услышала, что он собирается взять с ними в деревню несколько слуг. Тут она положила руку ему на рукав.
– Слугам следует поехать впереди нас, – сказала она.
Вид у него сделался довольно смущенный, но он проглотил ее замечание без вопросов. Аннабел на минуту призадумалась над этим: редко какой женщине выпадало счастье встретить мужчину, который примет совет, не подвергая его сомнению. Уж конечно, ее батюшка никогда не понимал подобных вещей.
Через несколько минут четверо верховых бодрым аллюром двинулись в сторону деревни, чтобы привезти обратно с собой еще людей и какую-нибудь фермерскую повозку на тот случай, если карету не сразу удастся привести в годное состояние.
Аннабел пошла к лошадям, которые бродили по краю дороги, щипая траву своими тупыми зубами. Она отыскала гнедого мерина с черной гривой и большими кроткими глазами. Она протянула ему руку, и он вежливо перестал есть траву и дохнул в ее ладонь своим бархатистым носом.
– Я, пожалуй, прогуляю этого милого джентльмена, – сказала Аннабел.
Мерину нравилось гулять, и он приветливо дышал ей в ухо. Секундой позже Эван нагнал ее, веДя свою лошадь на длинном поводе. Аннабел чувствовала на своем лице солнечное тепло. Лучи солнца то и дело попадали на волосы Эвана, отчего казалось, будто в их прядях запутались потоки рубинового света.
Медленно они отдалились от гомона людей, трудившихся над каретой, и тут дорога сделала поворот. Аннабел оглянулась назад и увидела, что они были надежно укрыты от посторонних глаз.
Она одним махом взлетела в седло и тщательно оправила юбки. Минуту спустя она осознала, что Эван по-прежнему стоит у плеча ее лошади, словно примерзнув к месту. Она выгнула бровь и легким движением колена пустила коня шагом вниз по дороге.
– Ты не говорила мне, что умеешь ездить верхом! – крикнул Эван ей вслед.
– Ты и не спрашивал! – крикнула в ответ Аннабел. Она почувствовала, как радость волной поднялась в ее сердце, когда конь сделал под ней легкий курбет.
Поэтому она наклонилась к шее коня и ослабила поводья.
– Вперед! – сказала она, и ему не требовались понукания.
Аннабел почувствовала, как огромные мышцы коня взбугрились и рванулись вперед, в то время как он удовлетворенно фыркнул и запрокинул голову назад, словно вдыхая ветер. И вот они уже летели мимо темных куп хвойных деревьев, скача во весь опор по грязной дороге. Аннабел выпрямилась в седле и рассмеялась во весь голос, держась за поводья одной рукой и легким нажатием колен понуждая лошадь скакать галопом.
Сзади послышался тяжелый стук лошадиных копыт.
Эван, разумеется, догнал ее и поравнялся с ней.
Они свернули на повороте и проскакали галопом по тенистому участку дороги, повернули еще раз и снова выехали на ослепительный солнечный свет.
Тут Эван осторожно подъехал к ней, так что его лошадь теперь шла в миллиметре от Имбиря, и их плечи почти соприкасались.
– Чем дольше мы вместе, тем больше мне кажется, что я тебя совсем не знаю, – сказал Эван, качая головой. – Ты так отличаешься от женщины, которую я, как полагал, встретил в Лондоне.
– И какой же, по-твоему, я была? – поинтересовалась Аннабел, не вполне уверенная, что действительно хочет узнать ответ.
– Леди, – тотчас ответил он. – Истинной леди.
– Я и есть леди! – сердито глянув на него, воскликнула Аннабел.
– Ты знаешь, что я имею в виду. Я был потрясен, когда ты не дала мне пощечину после того, как я поцеловал тебя в майской повозке на приеме на открытом воздухе у леди Митфорд. В конце концов, я решил, что тебя разморило от жары. Ты сидела передо мной вся в кружевах, с трогательным и нежным видом…
Аннабел рассмеялась.
– Я обставила тебя в стрельбе из лука, если помнишь. Это тоже был поступок, подобающий леди?
– Я забыл об этом, – признался он. – Тебе и вправду нельзя отказать в некоторых полезных умениях.
– Нет ничего полезнее трогательного вида, как ты это называешь, – заявила она, послав ему легкую улыбку.
– О! И почему же?
– Потому что если женщина выглядит трогательной и хрупкой, то мужчины, находящиеся поблизости, готовы выполнить любое ее поручение. Вдобавок они полагают, что она беспомощна, и защищают ее. Они считают ее прелестной и поэтому хотят прижать ее к своей груди. И, еще не успев это осознать, они уже чувствуют желание увезти ее домой и охранять до конца своих дней.
– Я тоже хочу увезти тебя домой, и там тебя некому будет охранять, кроме меня, – прорычал Эван.
Когда они подъехали к небольшой развилке, что вела к деревушке, Эван помог Аннабел спешиться, и они пошли рядом с лошадьми, не произнося ни слова.
Несколько минут спустя им повстречались верховые Звана, которые возвращались тем же путем, что и приехали. По всей видимости, повозку им раздобыть не удалось, и поэтому они направлялись обратно к месту происшествия.
Деревенька была не просто маленькой: она являла собой не более чем разнородную группку из трех домишек, выстроившихся вокруг пыльной площади. Здесь не было ни лавки, ни паба, ни гостиницы – только курносый широкоплечий молодой человек с радостной ухмылкой, вышедший поприветствовать их.
– Меня зовут Кеттл, милорд. Я не ожидал сегодня увидеть господ, и, боюсь, мы не успели подготовиться.
Он махнул рукой в сторону крошечного клочка земли между домиками, вспугнув несколько молодых кур, которые возмущенно подскочили.
– Могу я попросить вас оказать нам любезность и предложить глоток воды моей жене? – поклонившись, молвил Эван.
Кеттл улыбнулся во весь рот.
– У нас есть кое-что получше. Я попрошу жену вынести для ее сиятельства стакан эля.
Он вошел в один из домов и вернулся с женщиной, осторожно державшей в руках оловянную чашку. У нее были огненно-рыжие волосы, заплетенные в косу, чтобы не лезли в лицо, две ямочки на щеках, из-за которых у нее был такой вид, будто она сейчас рассмеется, и огромный живот, который изгибался перед ней дугой, словно бросая вызов силе тяжести.
Она ухитрилась сделать неуклюжий книксен, не пролив ни капли эля.
– Мне так жаль, – робко проговорила она. – У нас только одна чашка, но ежели его сиятельство соблаговолит подождать минутку, то я мигом наполню ее снова. И у меня в печи пекутся овсяные лепешки, ежели вы не прочь отведать моей стряпни.
– О нет, миссис Кеттл, – молвила Аннабел в тот самый момент, как Эван сказал:
– С удовольствием. Спасибо!
Лицо миссис Кеттл расплылось в широченной улыбке:
– Миссис Кеттл! Сдается мне, это она обо мне! Сам Кеттл обнял жену за плечи.
– К нам не часто заглядывают гости, а разъездной священник из методистской церкви побывал у нас проездом как раз в прошлом месяце. Думается мне, вы первая, кто ее так назвал.
– Но вы ведь живете здесь не одни? – поинтересовалась Аннабел.
– Обычно нет, – ответила миссис Кеттл, сделав еще один книксен. – Как вы видите, здесь три дома. Но прошлой зимой миссис Ферналд сильно расхворалась, и поэтому они с мужем уехали к ее родичам, чтобы пожить там немного, покуда ей не станет лучше. А третий дом принадлежит Йену Макгрегору. Он отправился искать работу в поле на лето. У него вообще нет жены.
Очевидно, на взгляд миссис Кеттл, бедняга Макгрегор был одинок и несчастен.
А на взгляд Аннабел, Макгрегор был совершенно прав, что не взял на себя ответственность за жену, когда мог позволить себе только лачугу. Она отхлебнула эля. Он был прозрачным, слабым и холодным.
Они с минуту постояли в неловком молчании, и тут миссис Кеттл охнула:
– Как же я не подумала…
Голос ее исчез в недрах дома, и мгновение спустя она появилась со стулом. Ее муж и Эван тотчас бросились к ней, но Эван первым оказался подле нее. Тогда мистер Кеттл принес табурет, и они составили два стула вместе среди пыли и кур. Аннабел уселась на стул, а миссис Кеттл – на табурет. Мужчины неторопливо отошли в сторонку и принялись обсуждать хмель, эль и как дает всходы пшеница.
– Это так любезно с вашей стороны, миссис Кеттл, – сказала Аннабел.
– Знаете, – ответила та со своей улыбкой с ямочками, – не уверена почему, только просто Пегги мне больше по душе. Ежели вам не трудно, зовите меня Пегги.
– Конечно, – согласилась Аннабел. – А вы должны звать меня Аннабел.
– О нет, я не могу этого сделать, – сказала Пегги, с совершенной определенностью отвергнув эту мысль. – Ведь я всю жизнь была просто Пегги, и думаю, потому-то мне трудно привыкнуть к тому, что у меня два имени. Два имени! – Она прыснула. – Это богатство!
– Своего рода, – выдавила из себя Аннабел. Но тут Пегги снова вскочила на ноги.
– Я ж напрочь позабыла об овсяных лепешках!
Мистер Кеттл сказал Эвану что-то о своем сарае для дров и тоже исчез.
Одна из кур подошла к Аннабел и клюнула забрызганную грязью ленточку на туфельке. Девушка содрогнулась.
– Ты озябла? – спросил Эван. Она покачала головой:
– Я почти чувствую запах нищеты.
– А он тебе не нравится? Аннабел отпихнула курицу ногой.
– Нет, не нравится. Быть таким бедным ужасно.
– Они не кажутся несчастными, – заметил Эван.
– У миссис Кеттл одна оловянная чашка, – сказала Аннабел. – Один стул и табурет, скорее всего тоже один.
– И почти наверняка всего одно платье, – вставил свое слово Эван.
– И один ребенок на подходе, – подчеркнула Аннабел.
– Хм-м… И тем не менее они, похоже, счастливы.
– Невозможно быть счастливым в подобных условиях.
– Я не согласен.
Аннабел ощутила прилив раздражения из-за спокойной убежденности в его голосе.
– Если ты так думаешь, то ты ничего об этом не знаешь.
– Они, наверное, питаются одной овсянкой, – сказала Аннабел, не вполне уверенная, отчего ее голос звучит столь укоризненно. – И это несмотря на то что она носит ребенка! Она должна каждый вечер съедать по хорошему, жирному цыпленку. Ты не должен был говорить, что тебе хочется овсяной лепешки. Теперь ей скорее всего будет нечего есть на ужин.
– Отказавшись, я бы обидел ее, – сказал Эван. – Ей хочется чем-нибудь нас угостить.
Аннабел нахмурилась.
Из дома как раз вышла Пегги и предложила им совсем чуть-чуть подгоревшие овсяные лепешки.
– Я пока еще учусь готовить, – сообщила она, помахивая одной из них в воздухе. – И к сожалению, у нас нет меда. Мы надеемся найти дерево с медовыми сотами. Я знаю, что они где-то рядом, потому что пчелы вылетают на солнце. Но всякий раз, когда я иду вслед за пчелой в лес, я сбиваюсь с пути! – Она рассмеялась.
– Что ж, по-моему, у этих лепешек чудесный вид, – заверила ее Аннабел. – Я совсем не умею готовить.
– О нет, конечно, умеете! – воскликнула Пегги.
– Мне стоит научиться.
– Согласен, – сказал Эван, доедая вторую лепешку. Аннабел сердито посмотрела на него, когда он потянулся за третьей. – Если ты сможешь печь такие лепешки, как миссис Кеттл, то тебе никогда не придется опасаться моего неудовольствия.
– Я не опасаюсь твоего неудовольствия! – прямо заявила ему Аннабел, снова повернувшись к Пегги. Эван смеялся, а у Пегги был такой вид, словно ей хотелось захихикать, но она не была вполне уверена, позволительно ли это в присутствии господ.
– Я не хочу отвлекать вас от дел. Быть может, я смогу вам помочь? – спросила Аннабел.
Пегги глянула на прекрасно сшитое платье Аннабел.
– Это не самая разумная мысль, – проговорила она со сдавленным смешком. – Я подогреваю сливки на масло. Леди тут делать нечего.
Лицо Аннабел просветлело.
– Может, я и не умею готовить, но масло-то я сбивать умею. Мы с сестрами раньше каждую неделю помогали кухарке.
Пегги недоверчиво уставилась на нее:
– Вы, должно быть, шутите?
Но Аннабел уже направлялась к дому, таща за собой Пегги. Эван услышал, как ее голос стих за дверью:
– Вы используете морковь, или…
– Почему бы мне не пойти посмотреть, как поживает сарай для дров мистера Кеттла? – спросил Эван. Аннабел как пить дать заставит бабулю поволноваться, когда дело дойдет до сования носа в дела его арендаторов.
Через час карет по-прежнему не было видно. Эван побрел обратно к поляне, дабы найти свою без пяти минут жену. Он остановился в дверях дома, пока она не увидела, что он здесь.
Дом состоял из одной комнаты. Большая кровать была придвинута к стене, а посередине стоял стол из грубо обтесанных досок. Аннабел стояла возле стола и обмывала в воде внушительный кусок масла. Пегги сидела на единственном стуле.
– Нет, вы отдыхайте, – сказала Аннабел, по всей вероятности, уже в двадцатый раз. – Я умею формовать масло. – Она ловко вынула кусок масла из деревянной миски и присыпала его солью. – Ну, где вы держите пресс? – спросила она, оглядываясь.
Эван ухмылялся, наблюдая за Аннабел. Она отыскала форму и принялась утрамбовывать в нее масло.
– Я как раз говорила Пегги, что ей нужен отдых, – поведала ему Аннабел. – Посмотрите на нее: не сегодня-завтра разродится, а сама на ногах с утра до ночи! Пегги, сию минуту лягте в кровать. Вы достаточно долго сидели.
Пегги бросила на Эвана беспомощный взгляд, и он подмигнул ей. Она улеглась на кровать в беспомощной позе человека, только что повстречавшегося с ураганом, который сбил его с ног.
Аннабел перевернула форму вверх дном и, поставив ее на тарелку, надавила на вынимающееся дно. Из формы выскочил золотистый кружочек масла. Верхушка круга была помечена буквой «П».
– Симпатично получилось, – сказал он Пегги, глядя, как Аннабел снова принялась набивать форму маслом. Он никогда не обращал внимания на внешний вид масла, но теперь он припомнил, что у масла, которое появлялось на его столе, на верхушке стоял его герб.
У Пегги сделался довольный вид.
– Сиротский приют подарил мне форму для масла как прощальный подарок, – сообщила она.
– Когда вы покинули его, чтобы выйти замуж за мистера Кеттла? – осведомилась Аннабел.
– Точно так.
Эван был вынужден признать, что Пегги выглядела довольно усталой теперь, когда она лежала на кровати. Ее огромный живот выпирал из ее тощего тела, как остров, вздымающийся над омывающими его водами.
– Конечно, когда я покинула приют, я точно не знала, выйду ли я замуж за мистера Кеттла или за мистера Макгрегора.
– Что? – изумилась Аннабел. Она как раз собиралась перевернуть второй кружочек масла на приготовленную для этого тарелку, но застыла на полпути.
– Коробейник принес в приют весточку, что мистер Кеттл и мистер Макгрегор хотят жениться, – объяснила Пегги. – Я единственная из совершеннолетних девушек была согласна отправиться в глухие дебри на севере страны. Поэтому я поехала вместе с коробейником. Сиротский приют подарил мне форму для масла, а потом коробейник был так мил, что подарил мне обруч для сыра, потому что я помогала ему по дороге сюда. – Она просияла. – Я собираюсь сделать сыр, когда у меня будет лишнее молоко.
– Так, значит, вы приехали сюда с коробейником, а потом выбрали мистера Кеттла? – спросила Аннабел с явным интересом.
Эван устроился поудобнее у дверного косяка, скрестив руки на груди.
– А что, если бы вам не понравился ни мистер Кеттл, ни мистер Макгрегор?
– К тому времени коробейник тоже сделал мне предложение, – ответила Пегги, явно упиваясь своей популярностью. – Но как только я увидела мистера Кеттла, так сразу и поняла, что мы созданы друг для дружки. Коробейник пытался переубедить меня. Конечно, останься я с коробейником, то кастрюль у меня было бы сколько душа пожелает. Но он ничуточки не расстроился, когда я выбрала мистера Кеттла. На самом деле он был так добр, что подарил мне к свадьбе отрез материи, и когда ребенок появится на свет, я сошью из него крошечное платьице.
Аннабел ничего не сказала, просто снова набила форму маслом, слегка насупив брови.
Эван подавил улыбку.
– Значит, у коробейника было полно кастрюль, так? Но у мистера Кеттла есть корова.
– Да, мне пришлось изрядно поломать голову, – сказала Пегги. Она с сонным видом лежала на кровати, положив руку под голову. – Но у коробейника было огромное пузо. – Она сонно хихикнула. – Ага, и вдобавок длинная борода. А мистер Кеттл – мужчина что надо.
Аннабел улыбнулась ей, и Пегги послала ей озорную улыбку и прибавила:
– До последнего дюйма!
Пегги хихикнула, а низкие раскаты смеха Эвана эхом прокатились по маленькому домику. А секундой позже к ним присоединилась и Аннабел. Глаза у Пегги уже закрывались, поэтому Эван приложил палец к губам и, пятясь, вышел из дома.
Снаружи он схватил Аннабел за руки и сказал:
– Стало быть, ты умеешь сбивать масло, так? И метко стреляешь из лука, и ездишь верхом. Есть ли что-то, чего ты не можешь делать?
Аннабел посмотрела на него, криво улыбнувшись:
– Я бы не смогла сделать выбор, который сделала Пегги. Я не хочу выбирать между кастрюлями и домашним скотом.
– Тебе нет нужды это делать, – сказал он, уткнувшись носом в ее щеку. – Я слышал, здешний коробейник ищет себе жену, но я тебя ему не отдам даже за все кастрюли и горшки в мире.
– У меня вопрос, – прошептала Аннабел, увлекая его подальше от дома.
Он подвел ее к дровяному сараю Кеттла и переменил позу, привалившись к стене, так что теперь он мог привлечь Аннабел к себе. Она охнула, но противиться не стала.
– Как дюймы могут быть тем, что надо?
– Что?
– Мистер Кеттл – мужчина что надо, – сказала она по-прежнему приглушенным тоном, хотя ее голос так и сочился любопытством. – До последнего дюйма.
К разочарованию Эвана, ему не пришлось растолковывать эту шутку, потому что стоило произнести ее вслух, как ее значение тотчас дошло до Аннабел. Она охнула, и из ее уст вырвался легкий смешок.
– Счастливчик мистер Кеттл, – заметила она.
– Да, полагаю, бедняга коробейник просто не смог с ним тягаться, – прошептал в ответ Эван.
– Это жестоко!
Эван поцеловал ее в шею.
– Итак, как тебе понравилось пахтанье?
– Это изнурительная работа, – ответила Аннабел, расслабленно навалившись на него, что он целиком и полностью одобрял. – Бедная Пегги! Это слишком тяжко: целый воз работы, да вдобавок ко всему еще и ребенок. Ты знаешь, что малыш может появиться в любую минуту, Эван? И что она будет делать? Здесь же на мили вокруг нет ни одной женщины!
– Полагаю, Кеттл ей поможет, – сказал Эван. В его голове начала пускать ростки одна мысль.
– Это позор! – проворчала она, словно даже не сознавая, что он целует ее в ухо. Но она сознавала: Эван чувствовал, как по телу ее прокатывалась легкая дрожь, когда он покусывал ее мочку. – Кеттл должен отвезти ее куда-нибудь, где ей обеспечат надлежащий уход.
– Он позаботится о ней, – сказал Эван.
– В подобные моменты женщине нужна другая женщина! И тяжелую маслобойку поднимать ей тоже не следует.
Эван отбросил всякую осторожность.
– Ты должна мне поцелуй, – изрек он.
Аннабел встретилась с ним взглядом и вытянула свои землянично-красные губки – столь же соблазнительные, как и у всякой уважающей себя сирены в Средиземном море.
Но он сдержался, едва коснувшись ее губ в легчайшем поцелуе – невесомом, точно шелк, и нежном, словно пушок.
– Ты должна мне фант, – заявил он. Едва заметный румянец окрасил ее щеки.
– Да.
– Думаю, я потребую свой фант прямо здесь, – задумчиво произнес он.
Она встревожено окинула взглядом пыльную, залитую солнцем поляну:
– Здесь?!
Но он не был расположен к разговорам. Их языки соприкоснулись, и на мгновение Эван услышал ее дыхание – частое и неглубокое. Кровь хлынула в его чресла. Медленно, он просунул колено между ее юбками и, приподняв ее, прижал к себе. Она была как расплавленный воск в его руках – мягкая и горячая. Глаза она, разумеется, закрыла, и у нее был этот соблазнительный полубессознательный вид, к которому он уже начал питать пристрастие.
– Аннабел, – позвал он, и голос его прозвучал так грубо и низко, что он сам удивился.
– Да?
Однако она не открыла глаз – только прислонилась к нему.
– Мой фант. Могу я получить его сейчас?
– Ты хочешь, чтобы я сняла одежду?
Ее вопрос повис в навевавшем истому полуденном воздухе. Вокруг слышались жужжание пчел и легкий стук копыт коровы Кеттла, которая беспокойно передвигалась по своему стойлу.
– Конечно, хочу, – прорычал он ей на ухо. – Но я попрошу не об этом.
– Ты собираешься снять одежду с себя?
В голосе ее послышался проблеск надежды, от которого сердце его вновь гулко забилось. Но Эван покачал головой:
– Нет. Это не имеет никакого отношения к одежде. Аннабел повернула голову и прижалась щекой к его груди.
– Тогда ты, конечно же, можешь получить свой фант. В конце концов, ты честно его выиграл.
Эван размышлял. Он думал о том, что Кеттлы устроились в жизни нисколько не хуже, чем любая другая чета в христианском мире. Если они с Аннабел остановятся здесь на денек-другой, то она узнает, что такое быть бедной не по вине ее отца-игрока. Они смогут положиться друг на друга. Губы его медленно изогнулись в улыбке. Потому что больше им не на кого будет полагаться.
– Тебе не кажется, что кареты задерживаются? – спросила Аннабел.
Словно бы в ответ на ее вопрос в отдалении послышалось громыхание: похоже, одна из его тяжелых, тихоходных грузовых карет ехала за ними, чтобы отвезти в следующую деревню. Поэтому он отбросил колебания.
– Я хотел бы посадить Кеттла с Пегги в эту карету, – заявил Эван.
– О, Эван, это восхитительная мысль!
– Мак пристроит Пегги в гостинице или у какой-нибудь повитухи и останется с ними, пока не родится ребенок. Ты сказала, что это дело одного-двух дней.
– Так думает Пегги, – сказала Аннабел. – Самая не имею ни малейшего представления о младенцах.
– Ну, тогда столько, сколько понадобится. Аннабел лучезарно улыбнулась ему:
– Это замечательный поступок!
– Но… – начал Эван. Она нахмурилась:
– Но?
– Кто-то должен остаться здесь и присматривать за коровой, курятами и домом, – напомнил Эван.
– Один из верховых? Кто-нибудь из них наверняка вырос в деревне, – поспешно предположила она.
– Я требую свой фант, – сказал Эван. – Мы остаемся.
– Мы что?
– Мы останемся и приглядим за маслом Пегги и коровой Кеттла. – Облик его прелестной, обольстительной Аннабел выражал крайнее замешательство. – Всего на пару дней, – заверил он ее и подарил ей нежный, словно прикосновение крыльев бабочки, поцелуй – один из тех, что не считались. – Мы ведь как будто не особенно торопимся. Представь, что мы добрые самаритяне.
– Добрые кто?
– Не важно. Мы не торопимся. Ты же знаешь, что до моих владений ехать еще неделю с лишком. Мы устроим себе приятную передышку.
– Приятную?! – Похоже, она была потрясена.
Ардмор пожал плечами, наслаждаясь тем, как ее груди, приятно покачиваясь, трутся об его грудь.
К сожалению, она отстранилась от него и вытянулась в струнку, воззрившись на него так, словно у него выросла вторая голова.
– Ты Полагаешь, весело будет жить здесь, в этом месте – в этом доме?
Ардмор подавил ухмылку.
– Нет. Мы сделаем доброе дело. Чтобы помочь Пегги, – сказал он. – И потому что…
– Потому—что? – повторила Аннабел, сердито глядя на него.
– Потому что это может нам понравиться.
– Ты спятил, – заявила она с глубокой убежденностью.
– Я хотел бы побыть с тобой наедине, – прошептал он, поднеся ее руки к своим губам. – Хотел бы смотреть, как ты сбиваешь масло. – Он поцеловал ее, хотя это было нарушением правил их игры, поскольку он не задал никакого серьезного вопроса. – Я покажу тебе, как доить корову, – прошептал он, не отрываясь от ее губ.
– Ты действительно хочешь, чтобы мы остались здесь совсем одни? – Эта мысль одновременно завораживала и страшила ее. – Это же скандал! – почти прошептала она. – Мы не женаты.
