Текст книги "Много шума из-за невесты"

Автор книги: Элоиза Джеймс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

Мисс Питен-Адамс криво усмехнулась:

– Только не в том случае, когда мать будущего супруга держит в своих руках закладную на поместье, принадлежащую отцу невесты.

– Но я думала, что вы богатая наследница! – воскликнула Тесс.

– Так оно и есть. После вступления в брак я получу большое наследство от своей бабушки, но поскольку мир устроен так, как он устроен, этим наследством сможет воспользоваться мой муж, а не мой отец. К сожалению, в выигрыше останется леди Клэрис.

– Силы небесные!

– Я подумала, что если буду давить на лорда Мейтленда своей образованностью, то он, возможно, сам расторгнет помолвку. Тогда моя семья могла бы потребовать закладную в качестве компенсации за нарушение обещания жениться, и все было бы хорошо. Однако не тут-то было! Чем больше я стараюсь наскучить ее сыну, тем с большим энтузиазмом воспринимает это мать.

– Привет! – раздался вдруг откуда-то сверху голос. На краю стены стоял мистер Фелтон, а рядом с ним – их опекун и леди Клэрис собственной персоной.

Мисс Питен-Адамс, бросив на Тесс многозначительный взгляд, еле слышно шепнула: «Смотрите!» Потом, раскинув в стороны руки, воскликнула:

– Приветствую вас, друзья, римляне, соотечественники!

– «Юлий Цезарь», – сухо заметил мистер Фелтон.

Леди Клэрис даже зарделась от возбуждения.

– Ах, мисс Питен-Адамс, вы всегда знаете, что именно следует сказать! – крикнула она сверху. – Всего лишь слушая вас, я становлюсь умнее. Нам спуститься вниз? Есть ли там, в этой яме, что-нибудь представляющее интерес с просветительской точки зрения? Может быть, какая-нибудь ваза?

– Боюсь, что нет, – ответила мисс Питен-Адамс, начиная взбираться по каменному спуску. Мистер Фелтон немедленно спустился, чтобы помочь ей. Как только мисс Питен-Адамс выбралась на траву, он поспешил вернуться вниз, видимо, желая оказать Тесс такую же помощь.

Тесс вдруг показалось, что небольшая комната еще уменьшилась в размере. Фелтон, казалось, полностью заполнял собой пространство, и его широкие плечи почти прикоснулись к ее плечам, когда он наклонился, чтобы разглядеть обнаруженное мисс Питен-Адамс отверстие, через которое сюда поступала по трубе вода.

– Предполагаю, что это была баня, – заметил он.

– Мы пришли к такому же заключению, – сказала Тесс, не зная, следует ли ей взбираться наверх. Остальные уже ушли отсюда, и она слышала их удаляющиеся голоса. .И… она осталась.

Он бродил по небольшой комнате, прикасаясь тростью к выступам стен. Тесс почему-то стало трудно дышать, как будто из развалин вдруг выкачали воздух. Как, черт возьми, умудрялись римляне сидеть без одежды в этом замкнутом пространстве?

Ведь если они были без одежды…

– Мисс Питен-Адамс полагает, что это, возможно, была парилка, – сказала Тесс скорее для того, чтобы прогнать возникающие видения.

– Вот как? – уклончиво произнес он. – Возможно, она права. Нетрудно представить себе, что вот эта каменная штука предназначалась для того, чтобы лежать на ней.

Они оба некоторое время смотрели на подобие каменной скамьи вдоль стены, полностью покрытой зеленым мхом.

У Тесс при мысли о том, кто и в каком виде мог возлежать на этой скамье, зарделись щеки.

– Нам следует присоединиться к остальным, – сказала она и, подобрав юбки, приготовилась подниматься по каменному спуску.

Губы мистера Фелтона дрогнули в улыбке.

– Я не хотел пугать вас, мисс Эссекс.

Ах, как не любила она мужчин, которые всегда взирали на окружающий мир с непроницаемым выражением лица! Даже капризно надутые губы лорда Мейтленда не так раздражали, как непроницаемость физиономии Фелтона.

– Я не испугалась, – сказала Тесс, однако немного отступила назад. Он был такой крупный мужчина. Фелтон шагнул к ней, и было в его улыбке что-то такое…

– Почему-то мне кажется, – сказал он, останавливаясь прямо перед ней, – что шотландские девушки смущаются точно так же, как английские леди, при одном намеке на спальню.

Он явно имел намерение смутить ее. Так что, судя по всему, за его сардонической улыбкой скрывалось желание заставить молодую женщину нервничать. Очень мило, нечего сказать!

– Вы ошибаетесь, – резко ответила она. – Я обожаю исторические места. Так и представляешь себе, как римляне сидят, развалившись, и…

– Едят виноград? – предположил он. Он стоял теперь совсем близко. Ветер привел в беспорядок его шевелюру, и пшеничного цвета пряди уже не были уложены волосок к волоску, а разметались во всех направлениях.

– Конечно. Ели виноград и сочиняли стихи.

Все это римляне действительно делали. Учитывая пробелы в ее обучении, она знала о римлянах лишь то, что, когда они не находились в походе, закованные в доспехи, то сидели без одежды и ели виноград, возможно, слушая при этом стихи, которые так любила Аннабел. Она, конечно, не собиралась упоминать конкретные произведения. Или говорить о поедании винограда в обнаженном виде. Или…

Искорки, блестевшие в глазах мистера Фелтона, давали основание предполагать, что он знает, о чем она думает. Тесс почувствовала, что краснеет, но с места не двинулась.

– Стихи? – переспросил он. – Какие же римские поэты вам больше всего нравятся?

Уж не смеется ли он над ней? Тесс вздернула подбородок.

– Выдающимся поэтом древнего мира был Катулл.

– У вас, должно быть, была великолепная гувернантка, – заметил искренне удивленный мистер Фелтон.

Тесс промолчала. У них, разумеется, не было гувернантки. Но в какой-то момент они с Аннабел решили прочесть книги в папиной библиотеке, пока он их не продал. Чтобы, когда они поедут в Англию на сезон, как всегда обещал им папа, не выглядеть невежественными дикарками.

– Я не удивился бы, узнав, что образованная молодая женщина читала Вергилия, – сказал он. – Но Катулл!

Видя его удивление, Тесс решила кое-что объяснить.

– Мы с Аннабел решили прочесть все книги из библиотеки отца. Катулл по алфавиту[4]4
  Имеется в виду английский алфавит.


[Закрыть] идет раньше Вергилия. А до буквы V мы не дошли.

Судя по всему, мистера Фелтона это очень позабавило.

– Так до какой же буквы алфавита вы дошли?

– До буквы Н.

Фелтон рассмеялся. Ей стало неловко оттого, что он стоит так близко.

– Мое любимое стихотворение Катулла, хотя я сомневаюсь, что такая добропорядочная леди, как вы, читала его, начинается так: «Ты спрашиваешь, скольких твоих поцелуев мне будет достаточно».

Тесс почувствовала, что краснеет. Его голова склонилась к ней с тем же дерзким бесстыдством, которым, должно быть, отличались обнаженные римляне. Ей надо бы оттолкнуть его. Вскрикнуть…

Его губы прикоснулись к ее губам, как будто он хотел попробовать их на вкус. Прикосновение было почти целомудренным, если бы он не стоял, склоняясь, так близко от нее, что Тесс ощущала запах полей и сохнущего сена от его сюртука и волос.

Она не. знала, как это получилось, но пальцы ее правой руки оказались в его густых волосах, и в то же мгновение что-то изменилось в его поцелуе: терпение уступило место нетерпению. У нее перехватило дыхание.

– Сомневаюсь, что гувернантка позволила бы вам прочесть это стихотворение Катулла, мисс Эссекс. – Судя по всему, мистер Фелтон был очень доволен. Рука Тесс замерла в его волосах. Он, наверное, думал, что у нее дух захватит от одного прикосновения его губ. Он, наверное, знал, что у них никогда не было гувернантки, и поэтому был дерзок. Как видно, он думал, что она наивная, потому что необразованная.

Она отодвинулась от него, хотя не резко. Глаза у него были самого темного оттенка цвета индиго. Она позволила себе чуть заметно улыбнуться.

– Ты спрашиваешь, скольких поцелуев мне будет достаточно, чтобы я насытился, – произнесла она, удивившись тому, что голос у нее почему-то прерывается. – Столько, сколько песчинок в Ливийской пустыне, сколько… – Она замолчала. У него был такой взгляд, что она забыла продолжение.

Его взгляд теперь не был язвительным, мистер Фелтон был искренне удивлен. Пора ей уходить… Обстановка стала слишком интимной, и ей было не по себе.

– Увы, – сказала она, снова подбирая юбки и поворачиваясь к спуску. – Я забыла следующую строку, так что придется нам отложить научную дискуссию.

Он подошел к ней, чтобы помочь взобраться наверх.

– Сколько звезд, – произнес он таким тоном, словно они говорили о садоводстве, о римлянах или о политике. – Сколько звезд в небе, когда ночь тиха и они смотрят вниз, видя все тайные человеческие желания.

– Именно так, – сказала Тесс, снова выходя наконец на зеленую траву. Она вдруг вспомнила, что граф Мейн ухаживает за ней и что она решила не отвергать его ухаживания.

Целоваться с мистером Фелтоном при таких обстоятельствах было неблагоразумно.

На краю развалин стоял лакей. Всем своим видом он показывал, что не заглядывал вниз, но у Тесс вспыхнули щеки.

– Вас ждут к столу, мисс, – сообщил он.

Мистер Фелтон предложил ей руку, и Тесс оперлась на нее. Она теперь видела, что все собрались под ивой на краю развалин. Она видела яркие волосы Аннабел, блестевшие на солнце, видела солнцезащитный зонтик леди Клэрис, который та держала так небрежно, что он угрожал выколоть кому-нибудь глаз.

Она вела себя отвратительно, позволила целовать себя, словно распутная деревенская девчонка. Наверняка молодые леди, которых воспитывают гувернантки, ведут себя более сдержанно. Мысль была не из приятных. Мистер Фелтон, должно быть, счел ее вульгарной девицей.

Они оба молчали.

Если уж говорить правду, то Лусиуса мучили угрызения совести и необъяснимость собственного поступка. Какого дьявола он это сделал? Он гордился тем, что следовал всем джентльменским заповедям, кроме тех, которые требовали праздной жизни. Почему, черт возьми, он изменил практике, проверенной жизнью? Он не просто поцеловал молодую леди, но поцеловал именно ту леди, на которой решил жениться его друг Мейн. Ситуация – хуже не бывает.

Более того, его поведение имело серьезные последствия. Ведь когда джентльмен целует (пусть даже робко) молодую леди в римской бане, он обязан предложить ей выйти за него замуж. Все, что он знал о молодых леди, говорило о том, что Целовать именно этих представительниц рода человеческого можно только в том случае, если имеешь намерение предложить в самом ближайшем будущем жениться на них.

Правда, мисс Эссекс, судя по всему, никаких таких надежд, кажется, не питала. Она не заглядывала ему в глаза в предвкушении дальнейших действий и даже с некоторым неудовольствием оперлась на его руку, когда они выбрались на поверхность.

Ему вдруг пришло в голову, что Мейн впал бы в ярость, если бы узнал, что мисс Эссекс приняла его предложение. Чтобы умиротворить Мейна, пришлось бы отдать ему лошадь из своей конюшни. Он был уверен, что Мейн с удовольствием примет лошадь в обмен на невесту.

Поэтому, не позволяя себе далее углубляться мыслями в этот вопрос и памятуя о том, что он воспитан так, как подобает настоящему джентльмену, Лусиус сказал:

– Мисс Эссекс, я хотел бы предложить вам выйти за меня замуж.

До этого Лусиус делал предложение всего один раз в жизни; предложение тогда было принято с весьма смутившей его пылкостью. Однако на этот раз молодая леди, которая шла рядом с ним, кажется, даже не расслышала то, что он говорил.

– Мисс Эссекс, – повторил он чуть громче.

Она слегка вздрогнула и повернулась к нему. Лусиус помедлил, – заглянул ей в глаза, потом перевел взгляд на ее умопомрачительно соблазнительные губы и подумал, что, возможно, поцелуй был не таким уж плохим решением с его стороны. Эта мысль потрясла его. Неужели ему и впрямь приходят в голову подобные глупости?

– Я хотел бы просить вас выйти за меня замуж, – повторил он.

Никакой всепоглощающей радости на лице мисс Эссекс Лусиус не заметил. Вместо этого она прищурила глаза и сказала:

– Предполагаю, что ваше предложение является формальной реакцией на то, что только что произошло между нами?

Лусиус чуть не остановился.

– Я очарован общением с вами, – осторожно сказал он, глядя на нее. Их глаза на мгновение встретились, потом она отвела взгляд.

– Надеюсь, вы не сочли меня вульгарной?

– Отнюдь, – возразил он. – Я один виноват в том, что произошло. Я вел себя самым бессовестным образом.

– Ваши слова существенно облегчили мою совесть, – сказала мисс Эссекс. – Тем не менее я отказываюсь выходить за вас замуж на таких легковесных основаниях. – Уголки ее рта дрогнули в улыбке.

Лусиус понимал, что это ему следует испытывать облегчение. Его раздражало собственное упорное желание узнать, почему она не захотела выйти за него замуж.

– Не тревожьтесь, мистер Фелтон. Я и не вспомню об этом поцелуе. А поскольку нас никто не видел, у нас нет никакой причины принимать скоропалительные решения на основе такого пустяка.

Пустяка? Пустяка?! Лусиус назвал бы это совсем по-другому.

– Много шума из ничего, – сказала она таким тоном, который не приветствовал продолжение разговора на эту тему.

Тесс прибавила шагу, поздравляя себя с тем, что она сумела говорить таким беспечным и даже насмешливым тоном. Она была уверена, что точно таким же тоном отказался бы мистер Фелтон, доведись ему получить подобное предложение. Правда, леди никогда не просят джентльменов жениться на них. Но если бы леди вдруг его об этом попросила, он бы взглянул на нее с таким же непроницаемым выражением лица. Насмешливо.

– Между людьми, оказавшимися в подобных обстоятельствах, неизбежно возникает некоторая напряженность, – сказал мистер Фелтон, прерывая затянувшееся молчание.

Они уже почти подошли к месту пикника. Прежде чем помахать рукой присутствующим, Тесс повернулась к нему и с улыбкой сказала:

– Не вижу для этого никаких причин.

– А-а, вот и вы! – довольно раздраженно воскликнула леди Клэрис, когда они подошли. – Не представляю, что может быть интересного в этих развалинах, если можно их так называть. Лично я увидела там только несколько ям в земле да множество камней, которые бедному мистеру Джессопу будет нелегко убрать отсюда.

Граф Мейн моментально вскочил на ноги и одарил Тесс лучезарной улыбкой.

– Дорогая мисс Эссекс, позвольте мне помочь вам усесться.

– Боже мой, как благородны английские джентльмены, – сказала она, бросив взгляд на мистера Фелтона. Потом она взяла протянутую Мейном руку и опустилась рядом с ним на подушку. На лице мистера Фелтона вновь появилось непроницаемое выражение, и он, устроившись рядом с Аннабел, предложил очистить для нее яблоко.

– На меня развалины произвели самое ужасное впечатление, – заявила леди Клэрис.

– Развалины действительно представляют сомнительный интерес, – сказал Фелтон.

Как будто чувствуя, что Тесс наблюдает за ним из-под ресниц, он поднял глаза с тяжелыми веками и с нарочитой медлительностью добавил:

– Хотя там было кое-что, навевающее романтические мысли.

– Вы имеете в виду обветшавшие ступени или обветшавшие стены? – поинтересовалась Аннабел.

Фелтон продолжал смотреть на Тесс, а она – такая дурочка! – не нашла сил, чтобы отвести взгляд.

– Ни то ни другое, – ответил он. Потом и глазом не моргнув снова повернулся к Аннабел.

Мейн сразу же постарался привлечь внимание Тесс и предложил ей пирожок с лососиной. Ей на мгновение пришла в голову мысль, что было бы странно, если бы у мужа ресницы были длиннее, чем у нее.

Аннабел смеялась чему-то, что шептал ей на ушко мистер Фелтон. Тесс повернулась к графу Мейну и одарила его милой улыбкой.

– Вы, как видно, знаете все о том, что принято в светском обществе, – достаточно громко, чтобы услышал мистер Фелтон, сказала она. – Я была бы очень благодарна вам, если бы вы согласились быть моим наставником.

Мистер Фелтон еще ниже наклонился к Аннабел и снова что-то прошептал ей. Аннабел рассмеялась, а леди Клэрис воскликнула:

– Умоляю, поделитесь шуткой!

– Это не очень остроумная шутка, миледи, – сказал мистер Фелтон.

Тесс, опустив ресницы, медленно ела клубнику. Аннабел уже давно обратила ее внимание на то, что клубничный сок окрашивает губы в красный цвет необычайно привлекательного оттенка. К сожалению, мистер Фелтон не обратил ни малейшего внимания на цвет ее губ. Тесс съела еще одну ягоду. Зачем, черт возьми, она ведет себя таким образом? Почему ей не безразлично, заметил ее губы мистер Фелтон или нет?

«Потому что… потому что он поцеловал меня», – подумала она. И съела еще ягоду, размышляя об этом поцелуе. И о замужестве. Леди Клэрис, судя по всему, решила всерьез заняться Рейфом. Но Тесс за него не беспокоилась. Он сидел, прислонившись спиной к стволу ивы. Судя по отсутствующему выражению лица, он уже прикончил содержимое своей фляги и теперь даже не прислушивался к тому, что говорила леди Клэрис. Тесс снова вспомнила поцелуй мистера Фелтона, и тут до нее донесся голос мисс Питен-Адамс, которая говорила:

– Уверена, что нет на свете человека, такого равнодушного и ограниченного, что он даже не желает узнать, при каком общественном строе римлянам удалось завоевать большую часть мира.

Лорд Мейтленд тем временем кормил Имоджин виноградом, не обращая ни малейшего внимания на свою невесту. В том, что касалось римской истории, он, несомненно, считал себя как равнодушным, так и ограниченным.

Пятна солнечного света, проникавшего сквозь листву ивы, падали на деликатесы, разложенные на развернутой для пикника скатерти. Свет подчеркивал нежный цвет лица Имоджин и ее блестящие волосы. Мисс Питен-Адамс сидела прямо и продолжала рассказывать о римлянах.

Но Имоджин, казалось, инстинктивно знала, что римляне, когда они кормили друг друга виноградом, подразумевали под этим нечто большее, чем утоление голода. Ее «спасибо» за каждую виноградинку, которую давал ей Мейтленд, слетали с губ как заклинания.

Тесс вздохнула. Взглянув на Имоджин, она еще раз убедилась, что была права, ответив отказом на предложение Фелтона. Для этого надо было если уж не таять от любви (как Имоджин), то по крайней мере чувствовать себя комфортно. А с мистером Фелтоном она совсем не чувствовала себя комфортно. Он вызывал раздражение бесстрастным выражением лица и своей язвительностью… Этот любитель целовать не желающих целоваться женщин. Тесс снова взглянула на него и неожиданно встретилась с ним взглядом.

Рука Мейна протянула ей следующую ягоду, и она посмотрела на него. Взгляды Мейна были совсем не похожи на быстрые, напряженные взгляды, которые бросал на нее мистер Фелтон. Он взглядывал и сразу же отводил взгляд.

Тогда как Мейн… Ну, прежде всего Мейн был гораздо красивее: аристократические черты лица, в глазах веселые искорки, как будто он был в любой момент готов говорить комплименты и всякие прочие любезности. Тесс инстинктивно знала, что они с ним подошли бы друг другу как супруги: они бы никогда или почти никогда не ссорились; они жили бы весело и нежно относились бы друг к другу. Со временем они стали бы испытывать друг к другу если нелюбовь, то искреннюю привязанность.

Сейчас он сидел, наклонив голову, и чистил яблоко. В это мгновение он поднял глаза, и их взгляды встретились. У него было хорошее лицо – красивое и волевое.

Оно сильно отличалось от лица мистера Фелтона, которое было более суровым, более худощавым, и в глазах мистера Фелтона не было озорных искорок, как у Мейна. Едва ли он был готов в любой момент говорить всякие приятные слова.

Однако он ее поцеловал.

«Как поцеловал бы любую молодую леди, на которую случайно наткнулся», – сказала она себе, принимая яблоко из рук графа. Она инстинктивно знала, что, если бы Фелтон вышел из себя, он наговорил бы резкостей, беспощадных, как северный ветер. Он был в двадцать раз более опасным, более жестоким, более…

Очевидно, выбора у нее не было.

Она повернулась к Мейну и нежно улыбнулась ему.

Глава 12

На следующий день произошло чрезвычайно важное событие: миссис Чейс, деревенская портниха, доставила им вечерние платья с запиской от сестры графа Мейна, в которой говорилось, что она приедет завтра, чтобы сопровождать их на скачки в Силчестер.

Тесс прекрасно сознавала, что леди Гризелда приезжает по одной-единственной причине. Вне всякого сомнения, Мейн сообщил родне о своем намерении жениться. Знаки внимания, которые он ей оказывал, становились с каждой минутой все заметнее. Накануне вечером они играли в шахматы под аккомпанемент его легкомысленных шуточек и милых комплиментов. Хотя ничего не было сказано, оба они и без слов знали, что он имеет серьезные намерения. Его физиономия буквально светилась обожанием. И он говорил всякие приятные слова о ее волосах, о ее глазах и… она уж и не помнит, о чем еще. Он тоже знал много стихов и цитировал поэтов, имена которых начинались с буквы I и до конца алфавита и которых Тесс пока еще не читала, но предполагала когда-нибудь прочитать.

Аннабел была довольна.

– Нетрудно догадаться, что он попросит твоей руки, как только прибудет леди Гризелда, – сказала она, снимая платье. Миссис Чейс прислала по одному платью для каждой и обещала в самое ближайшее время доставить также костюмы для верховой езды. – Можно, я примерю твое? – спросила она и, не дожидаясь ответа, натянула на себя через голову платье Тесс.

Тесс, нахмурясь, смотрела на свое отражение в зеркале. Она торопилась заколоть волосы до того, как появится Гриззи, чтобы помочь ей одеться перед поездкой на скачки в Силчестер. Если не считать абсолютного неумения справиться с волосами, Гриззи была очень милой, жизнерадостной девушкой, которая не ворчала, если хозяйка в любое время дня требовала приготовить ванну.

Тесс была в таком восторге от возможности принимать ванну когда захочешь – тем более что воду приходилось таскать не самой, а слугам, – что ей приходилось сдерживать себя, чтобы не купаться несколько раз в день.

– Ты меня слышишь? – спросила Аннабел. – Мейн, возможно, сделает предложение либо сегодня вечером, либо завтра на скачках. Тебе лучше надеть в Силчестер шляпку Имоджин – это самая хорошая из всех наших шляпок. Ты должна выглядеть наилучшим образом под любым углом зрения на тот случай, если ему вдруг придет в голову сделать тебе предложение, стоя у тебя за спиной.

– Ну конечно, – проворчала Тесс. – Немало джентльменов было сражено наповал видом моих лопаток.

– Жаль, что миссис Чейс не смогла доставить костюмы для верховой езды, – сказала Аннабел. – Взгляни на твое платье. Мне кажется, грудь у тебя стала больше, чем у меня.

Вечернее платье Тесс было сделано из тончайшей шелковой ткани синего цвета на белой атласной подкладке. «Полутраурное», как назвала его портниха. Вырез был довольно низким и открывал грудь. Тесс перевела взгляд с груди Аннабел на свою грудь.

– Дело не в размере груди, – сказала она, – просто у моего платья более глубокий вырез.

Аннабел вертелась и так и сяк, разглядывая себя в зеркале.

– Не возражаешь, если мы поменяемся платьями? – спросила она. – Моя грудь в твоем платье выглядит колоссально.

– Колоссальным можно назвать архитектурный памятник, а не грудь, – заметила Тесс. Она сильно подозревала, что, будь она завернута в мешковину, граф все равно сделал бы ей предложение. Так что у нее не было причин надевать на себя более соблазнительное платье. Но тут ей пришла в голову одна мысль. – Уж не собираешься ли ты соблазнить мистера Фелтона своей колоссальной грудью?

– Нет, – рассеянно ответила Аннабел. – Ах, как бы мне хотелось иметь корсет! Будь у меня корсет, я смогла бы приподнять грудь вот так… – Она приподняла груди чуть не до подбородка.

Тесс усмехнулась:

– И тогда мы могли бы показывать тебя на Варфоломеевской ярмарке как леди… —Она помедлила. – Нет, это было бы неделикатно.

Но Аннабел неделикатность никогда не смущала.

– Как леди с грудью, начинающейся от ушей, – сказала она, глядя в зеркало. – Я и в самом деле выгляжу смехотворно. Может быть, мне не нужен корсет?

Однако по какой-то причине Тесс не нравилось, что Аннабел будет демонстрировать свою грудь, в то время как на ней будет надето более скромное платье.

– Извини, Аннабел, но мне хочется надеть свое платье. – Аннабел открыла было рот, чтобы возразить, но Тесс сказала: – Вполне возможно, что граф сегодня вечером сделает мне предложение. Я просто не могу допустить, чтобы джентльмен предлагал мне выйти за него замуж, когда на мне надет не самый лучший из моих нарядов. – Как видно, она совсем забыла о том, что мистер Фелтон сделал ей предложение, когда на ней было надето отвратительное бомбазиновое платье.

По какой-то причине она не рассказала Аннабел ни о его предложении, ни о его поцелуе.

Аннабел вздохнула и расстегнула застежку спереди.

– Ты права, – сказала она. – Лучше я буду рассчитывать, что ты и твой молодой супруг купите мне сотни платьев. Только, пожалуйста, чтобы все они были из шелка и имели достаточно глубокие вырезы, чтобы соблазнить самого утомленного распутника.

– Утомленный распутник? Что за странный выбор кандидатуры на роль супруга? – улыбнулась сестре Тесс.

– Именно так, – сказала Аннабел. – Ты никогда не прислушивалась к тому, о чем болтают кумушки в деревне, Тесс. А я многое от них узнала. Знаю, например, что мужа надо выбирать опытного, однако не настолько неуемного, что его невозможно было бы удовлетворить дома. Так что утомленный распутник – это наилучший вариант будущего супруга.

Тесс покачала головой.

– Видно, Джози права. Ты задумала женить на себе одного из этих семидесятилетних герцогов, не так ли?

Аннабел снова надела собственное платье и теперь пыталась перед зеркалом опустить как можно ниже край выреза.

– Ну конечно, – сказала она с видом человека, у которого совесть чиста как стеклышко. – Правда, я пока не выяснила, кто из этих весьма престарелых джентльменов неженат. Надо будет попросить Бринкли отыскать для меня последний выпуск «Дебретта», чтобы я могла провести необходимые исследования.

Но несмотря на то что на Тесс было новое платье, которое предположительно должно было заставить графа думать о женитьбе, единственным приятным событием в тот вечер было заявление леди Клэрис о том, что, учитывая прибытие сестры графа Мейна, она утром уедет домой. Сам граф Мейн осыпал Тесс комплиментами, но выйти за него замуж пока не предложил.

Леди Гризелда Уиллоби больше всего напоминала Тесс очаровательную фарфоровую пастушку – такую фигурку ее отец подарил матери в первые годы их супружеской жизни. У пастушки были кудряшки, жеманная улыбка и ножки, обутые в туфельки без задников, которые выглядывали из-под массы рюшечек, украшающих юбку. После того как умерла мать (Тесс исполнилось тогда восемь лет), она частенько пробиралась на цыпочках в ее комнату, чтобы просто подержать в руках вещи, к которым когда-то та прикасалась: щетку для волос, пастушку, маленький молитвенник. Но не прошло и нескольких месяцев, как все, что имело какую-то ценность, стало исчезать из этой комнаты. И вот однажды, когда Тесс пришла туда, пастушки на каминной полке уже не было. Отец унес ее в кармане вместе с ее фарфоровой улыбкой и голубыми глазками, чтобы продать.

Конечно, пастушка всегда молчала. Даже когда Тесс плакала и горячие слезы капали на холодный фарфор, пастушка продолжала улыбаться своей безмятежной улыбкой. Но леди Гризелда говорила – и говорила много. Они пили чай в утренней столовой. Комната была оклеена сиреневыми обоями, оттенок которых леди Гризелда объявила абсолютно убийственным для цвета лица. «Любой, кто увидит нас, подумает, что у нас желтуха», – сказала она. Она сидела на диване, откинувшись на его спинку. На ней было домашнее платье из крепа янтарного цвета, отделанное воланами того же цвета, отороченными кружевом. Янтарный креп придавал волосам едва заметный бронзовый оттенок, а ее кожа напоминала свежие сливки. Таких голубых глаз, как у нее, Тесс еще никогда не видывала. И уж меньше всего она была похожа на больную, страдающую желтухой. И тем не менее она заявила:

– Леди, мы должны поклясться, что ноги нашей в этой комнате не будет, пока Рейф не заставит своих обленившихся слуг сменить здесь обои.

Джози вытаращила глаза:

– А где же мы будем завтракать?

Леди Гризелда взмахнула рукой в воздухе.

– Завтракать каждая будет в своей комнате. Нельзя приучать джентльменов к тому, что они могут видеть нас в любое время дня, когда им заблагорассудится. Дорогой, – обратилась она к брату, – возьми с собой Рейфа на прогулку, поохотьтесь на каких-нибудь кроликов, что ли…

Тесс была рада заметить, что граф Мейн относится к сестре с искренней любовью. Он наклонился над спинкой дивана и потянул ее за прядку волос.

– Замышляешь испортить мисс Эссекс и ее сестер всей этой чепухой относительно того, что должны и чего не должны делать леди?

– У меня имеется кое-какой опыт в этой области, – высокомерно заметила леди Гризелда, – и если мне придется вывозить этих леди в свет, я, естественно, поделюсь с ними этим опытом.

– Я уверен, что это будет весьма познавательный курс обучения, – сказал Рейф. Тесс заметила, что он тоже не прочь подтрунить над леди Гризелдой. Но она, кажется, не обращала на это внимания и относилась к нему с такой же фамильярностью, как и к своему брату. – Может быть, нам лучше остаться, Мейн, чтобы убедиться, что нас не оклеветали в наше отсутствие?

– Убирайтесь немедленно – оба! – приказала леди Гризелда. – И не смейте хихикать в кулак, ваша светлость. Хочу, чтобы вы знали, что как только я женю своего братца, так примусь за вас.

Когда за ними закрылась дверь, леди Гризелда повернулась к сестрам. Больше всего, естественно, ее интересовала Тесс. Женщина, которая, судя по всему, заставит ее шарахающегося от женитьбы брата сделать шаг в направлении алтаря. Она была хороша собой даже одетая в бомбазин. По-настоящему красива.

Губы Гризелды дрогнули в улыбке. Все складывалось как нельзя лучше.

– А теперь, – сказала она, – мы можем поговорить. – Она выпрямила спину. Гризелда взяла за правило сидеть прямо как можно реже, потому что ее фигура смотрелась лучше всего, когда имела легкий наклон, хотя это правило – как и многие другие правила в ее жизни – соблюдалось только тогда, когда в комнате находились джентльмены.

– Мы очень благодарны за то, что вы согласились быть нашей дуэньей, – сказала Тесс.

– По правде говоря, я согласилась с удовольствием, – проговорила в ответ Гризелда и улыбнулась Тесс так, как это сделала бы ожившая фарфоровая пастушка. – Я почти потеряла надежду, что мой дорогой братец когда-нибудь женится, а теперь эта надежда возродилась.

У Тесс вспыхнули щеки, и она хотела было сообщить, что Мейн пока еще ничего ей не говорил, но тут вмешалась Аннабел:

– Мы, естественно, рады тому, что Тесс привлекла внимание графа.

– Аннабел! – прикрикнула на нее Тесс.

– Я предпочитаю говорить откровенно, – успокоила ее Гризелда. – Прямо скажем, чтобы представить вас всех четырех на ярмарке невест, мне придется с беспощадной прямотой описать вам ситуацию. Поймать одним махом четверых мужей, даже если считать одним из четверых моего брата, дело нелегкое. Хотя вы, возможно, еще слишком молоды, моя дорогая, – сказала она, обращаясь к Джози. – Извините, я пока не знаю вашего возраста. Вы еще учитесь?