Текст книги "Малышка (СИ)"
Автор книги: Эллин Ти
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)
15. Влад
Арина
Сижу на лавке, нервно сжимая телефон в руке, чтобы подгадать момент и позвонить Максу. Думать о чем-то другом просто не получается, а звать на помощь именно его у меня заложено на уровне инстинктов ещё с детства, он сам приучил, и даже два года разлуки не дали мне об этом забыть.
Влад плохой человек, я знала об этом с самого начала и никогда не питала иллюзий на его счёт. Просто у нас все было по обоюдному согласию, обоим было удобно в этих «отношениях», поэтому проблем особо никогда не возникало.
Сейчас я понимаю, что Влад считал меня своей куклой, которая всегда под боком. Куклой, девочкой по вызову, удобным вариантом для расслабления. Становится тошно, когда осознаю, что сама все ему позволяла, но больше терпеть такое отношение не намерена, и он обязательно уйдет из моей жизни.
Он зол, и это пугает. Влад сильный парень, он безбашенный и только за эти полгода учебы дрался уже раз пятнадцать. Папа называет таких людей всем известным матным словом, а я просто знаю, что, когда он зол, у него едет крыша. И сейчас мы один на один…
– Старый знакомый, значит? – он мерзко улыбается и кладет руку мне на бедро, больно сжимая кожу, а когда я пытаюсь ее спихнуть, сдавливает ещё больнее. Вот же попала. – Такой хороший знакомый, что ты сразу решила свалить к нему, да?
Он выглядит пьяным, хотя запаха нет. Не понимаю, в чем дело, но мне уже страшно.
– Влад, что тебе нужно? – я пытаюсь говорить спокойно, чтобы не провоцировать. – Нам не о чем разговаривать больше, прости, – вскакиваю с лавки, понимая, что времени у меня не много. Набираю Максу, пока стараюсь убежать, успеваю сказать только два слова, как Влад догоняет меня и тянет за руку так сильно, что я падаю на землю, разбивая колено. Самое страшное, что я даже не знаю, услышал ли меня Макс…
– Ты – маленькая шлюха, – шипит он мне в лицо, наклоняясь, и мне отчаянно хочется вцепиться в него ногтями, но страх побеждает и говорит, что лучше вести себя тихо. – Ну как тебе он? Трахается лучше меня, или прибежишь обратно?
– Прекрати, пожалуйста, – шепчу сквозь слёзы, потирая запястье с наливающимся синяком, – мы же были в свободных отношениях, ничего не обещали друг другу, даже не встречались. Я не изменяла тебе, Макс действительно просто друг, у нас не было ничего, но и с тобой я больше быть не хочу, – я плачу, как самая настоящая девчонка, сидя на траве в парке. Знаю, что сама заварила всю кашу. От этого ещё хуже.
– Меня бесит, что ты решила все сама. Я ненавижу, когда моё от меня уходит. Ненавижу, когда остаюсь в проигрыше, – он рычит, а я ёжусь. – Тебя, блядь, все устраивало всегда! – он снова тянет меня за руку и поднимает на ноги, хватая пальцами за челюсть. Больно. – Все, сука, устраивало! Что тогда?
– Поняла, что не хочу больше быть шлюхой.
Ну а что? Мы же по правде пошли… Так пусть будет так. Мне сложно признавать, но я это делаю.
– Не хочу быть той, с кем можно только трахаться, понимаешь?
– Ты на большее не способна, – шипит он мне в лицо, ещё больнее сжимая пальцы, и я не успеваю опомниться, как позади появляется Макс, оттаскивает от меня Влада и произносит:
– Она способна на гораздо большее.
Я не пытаюсь переварить смысл его слов, просто плачу и дрожу от страха, наблюдая за происходящим. Я не из тех девочек, что любят драки мужчин за свою честь, и видеть разбитый нос Влада и рассеченную бровь Макса мне не нравится. Они дерутся по-настоящему, попадая то в живот, то по лицу, и в какой-то момент Макс валит Влада на землю. Я не слышу, как кричу и прошу их успокоиться.
Бросаюсь к ним, рискуя получить по носу, моля, чтобы они остановились, но Макс все же меня слышит и отходит от Влада, поворачиваясь ко мне.
– Прости, малышка. Все в порядке, я больше не трогаю его, как и просила, – из его брови стекает струйка крови, губа кровит, кулаки сбиты, но он все равно улыбается и раскрывает руки для объятий. – Иди ко мне. Всё в порядке, я рядом.
Крепко обнимаю и утыкаюсь носом в свитер на груди. К горлу подкатывает истерика, и я плачу, не в силах удержаться.
Мы стоим спиной к Владу, и я вдруг отстраняюсь в испуге, что он может что-то сделать, пока мы не видим, но замечаю, что он сидит на траве, сплевывая кровь и потирая пальцами ушибленный нос.
– Мы все равно живём рядом, – говорит он угрожающе, и я испуганно сжимаюсь. Неужели не отстанет?
Макс не даёт ему договорить и мне дослушать, просто уводит меня к машине, усаживая вперёд, садится сам, и мы уезжаем. Не так я себе представляла сегодняшний хороший день. Не так…
– Как ты нашёл меня? – только сейчас до меня доходит, что Максу я всё-таки смогла дозвониться и уже через пару минут он был на месте. Супергерой какой-то.
– Когда ты позвонила, я был в кафе недалеко отсюда, – он стирает тыльной стороной ладони кровь, попадающую в глаз, и морщится от боли. – По времени понял, что ты должна была идти с танцев, ты вчера говорила, да и танец скинула как раз. Просто поехал в этом направлении, выглядывая тебя со всех сторон.
– Спасибо, – шепчу, прикрывая глаза. Макс подъезжает к своему дому, и мы без слов идём наверх. Я хромаю, Тимофеев весь в крови, выглядим, наверное, как поругавшаяся парочка. Парочка идиотов.
– Почему ты хромаешь? – спрашивает Макс, первой пропуская меня в квартиру.
– На тренировке прыгнула неудачно, – не знаю, зачем вру.
– Арина, – рычит Макс, и я сдаюсь, закатывая глаза на своё имя. Опять им обзывается.
– Упала, когда Влад меня за руку схватил. Разбила коленку, наверное.
Максим рычит, снова злится, но быстро берет себя в руки и уходит в ванную, по дороге крича:
– Достань, пожалуйста, в шкафу на кухне аптечку и иди в комнату, я умоюсь и приду к тебе.
Иду на кухню, не с первого раза нахожу аптечку и возвращаюсь в спальню, усаживаясь на кровать. Макс заходит буквально через минуту, и на его лице уже нет размазанной крови, только свежие ранки, требующие обработки.
– Поможешь? – улыбается он, садится рядом, и я принимаюсь обрабатывать его боевые ссадины, чувствуя себя героиней какого-то женского романа. Правда, обычно после таких сцен главные герои занимаются сексом до конца главы, но… но у нас тут не книга, а жизнь, в конце-то концов.
– Готово, – прижимаю ватку к пухлым губам Макса, улыбаясь: от удара в одном месте они опухли ещё сильнее. – Такое ощущение, что тебе попался не самый опытный косметолог и сделал кривые губы, – я смеюсь, и Макс улыбается в ответ.
– Мой косметолог самый лучший, губы делает как настоящие, это придурок просто криворукий попался, – он забирает у меня ватку с самым серьезным видом, а я хохочу: поверила бы про губы, если бы не знала Макса всю свою жизнь.
– Губы у тебя свои, а вот брови ты точно где-нибудь делаешь.
– Да что ты к ним прицепилась-то? – качает головой Макс. – Брови как брови. Снимай давай штаны, посмотрим, что там с коленом.
– Отвернись, – киваю и стягиваю штаны, а потом вскрикиваю от боли: кровь на коленке уже засохла, и штанина прилипла к ране. Это больно, черт возьми. – Блин, Макс, повернись, – стону, усаживаясь обратно на кровать в этой одной несчастной штанине, – прилипло, нужно размочить.
Макс кивает, усаживается на пол у моих ног и с самым сосредоточенным видом начинает аккуратно убирать джинсы от моей, между прочим немаленькой, раны. Все его движения такие осторожные и неторопливые, что я залипаю, не в силах оторвать взгляд. Кожа покрывается мурашками, когда Тимофеев дует мне на коленку, и я дрожу то ли от холода, то ли…
***
Макс
Арина сидит передо мной на кровати с обнаженными ногами, и я держусь изо всех сил, чтобы просто обработать ей рану, а не схватить на руки и делать все, чего делать с ней мне нельзя.
Бархатная кожа, пахнущая персиком, просто сводит с ума, поэтому время от времени выпускаю из лёгких воздух и прикрываю глаза, стараясь удержать себя в руках. Это сложно. Очень.
Малышка неотрывно следит за моими действиями, и я буквально слышу стук собственного сердца в этой звенящей тишине. Кровь закипает в венах от напряжения, когда я таки убираю всю штанину с раны и стягиваю её до конца по стройной ножке.
Возвращаюсь к ране, замечая кровоподтёк: она сильно приложилась коленом, возможно, нужно сделать рентген. Прохожусь ваткой, убираю кровь, а потом, словно под гипнозом, не понимая, что творю, наклоняюсь и оставляю едва ощутимый поцелуй прямо над местом удара… Что я делаю?
***
Арина
– Что ты делаешь? – шепчу, чувствуя, как все внутренности раз за разом переворачиваются, а может, и вовсе уже водят там хоровод, не знаю. – Ма-а-акс?
Но он не слышит, так и покрывая мелкими поцелуями место вокруг раны. Я умираю на месте, меня трясёт, мне страшно, мне сумасшедше хорошо. Просто теряюсь в собственных ощущениях, пытаясь собраться с мыслями и отреагировать хоть как-то, но не могу. Я просто не могу…
Я разучилась думать и складывать буквы в слова. Я могу только сидеть и трястись на его кровати, а потом вздрагивать от того, что губы перемещаются чуть выше по ногам.
Что он делает?
– Что ты делаешь, черт…
Пухлые губы ведут дорожку к бёдрам, а я не сопротивляюсь, потому что на это нет сил. Пусть делает всё, что ему вздумается, я готова на всё, правда.
Это настолько нежно, что срывает крышу. Впервые в жизни меня касаются так осторожно, словно я хрупкая статуэтка, а не грязная кукла.
Он оставляет ещё несколько поцелуев на бедрах, а потом медленно разводит их руками, перемещаясь губами на внутреннюю сторону. Ощущение, словно меня подключили к электрическому стулу. Я не верю в происходящее. Я, пожалуй, просто сплю. Это не может быть реальностью…
– Что ты…
– Доверься, – шепчет тихо, словно умоляя, – я не сделаю ничего, если ты будешь против. Но прошу, доверься.
Он поднимает взгляд, и я снова тону в этих омутах, не находя сил для сопротивления. Просто осторожно киваю, молча соглашаясь на все его задумки, а сама закрываю глаза, откидываю голову и улетаю за край облаков…
Поцелуи до боли нежные, а сильные руки мучительно медленно и осторожно оглаживают бедра и талию, бережно сжимая. Не могу поверить. Не могу.
Макс целует внутреннюю сторону бедра, а с губ срывается молящий стон, и я тут же прикрываю рот рукой, засмущавшись этих пошлых звуков.
– Убери ручку, – Макс тянет меня за пальцы, заставляя открыть рот, – не стесняйся того, что ты прекрасна.
И… отодвигает в сторону ткань кружева и накрывает губами клитор, в секунду заставив меня забыть обо всём. И я забыла. Улетела в рай и качалась на розовых облаках, поедая сладкую вату.
Ещё никогда я не испытывала столько нежности. Еще никогда мне не хотелось сдохнуть так сильно, как хотелось сейчас. Ещё никогда никто не касался меня там губами, и… Боже, как же мне хорошо.
Он уверенно целует меня там, срывая с губ молящие стоны. Я хочу ещё, мне катастрофически мало, бесконечно мало…
Макс целует чуть напористее, словно рисуя языком какую-то картину. Сжимаю простыни в кулаке, выгибаюсь, подаюсь бедрами и падаю с облаков, потому что точно парю над землёй: мне ещё никогда не было так хорошо.
Пока Макс целует низ моего живота, я всё ещё подрагиваю от такого внезапного и сумасшедшего оргазма.
Кровь стучит по вискам, закипает в венах, и я растягиваю губы в совершенно идиотской улыбке.
Кажется, я до сих пор в него влюблена.
Черт…
16. Носочки
Макс
Ладно, я почти не верю, что это моя малышка спит у меня в постели после той маленькой шалости, что я с ней сотворил. Не знаю, насколько это был адекватный поступок, и имел ли я на это право, но мне просто напрочь снесло крышу, да и Арина была не против…
Выпуская в воздух дым, вспоминаю, как она дрожала, и улыбаюсь совершенно по-идиотски. Я ушёл курить на балкон, хотя обычно дымил на кухне, но сейчас не хочу доставлять Арине дискомфорт, знаю, что она не особо любит запах сигарет в закрытых помещениях.
Она уснула, пока отходила от оргазма, видимо, стресс и усталость дали о себе знать. Ещё бы, малышка перенервничала из-за этого ушлепка так сильно, что на время потерялась в пространстве, не понимая, что происходит.
Смотрю на город, курю сигарету и решаю, что сегодня Арина не вернётся в общагу. Не хочу её отпускать в принципе больше никуда, а там рядом ещё и этот Влад будет тереться… Нет, мне нужна спокойная девушка, а не испуганная от лап какого-то придурка.
Девушка?
Ухожу в мысли так глубоко, что не слышу, как балконная дверь открывается и ко мне выходит Арина, в одной футболке… своей. Не моей, которая длиной ей почти до колена, а в своей короткой, которая не прикрывает ни сантиметра того, что стоило бы прикрыть, когда рядом находится взрослый парень. Потому что упругая попа, обтянутая кружевом – это, мать твою, слишком возбуждающе, а я, вообще-то, не железный дровосек без чувств и эмоций.
– Привет, – она так мило смущается, что я не могу не улыбнуться в ответ. Тушу сигарету, но поворачиваться лицом к малышке не спешу – несмотря на произошедшее несколько часов назад, кто-нибудь из нас все равно будет смущаться.
– Выспалась, малышка? – стараюсь не поворачивать голову, но боковым зрением вижу, как смешно она одергивает футболку, пытаясь прикрыться.
– Да, я… Ты не мог бы… Блин. Короче, где взять твою футболку или какие-нибудь шорты? Джинсы все в крови, а ходить так мне не очень комфортно.
Любую другую я бы шлёпнул по заднице и сказал, что такой вид мне нравится гораздо больше каких-то огромных шорт и футболок. Девчонки по утрам ходили по квартире вообще в одних трусиках, чтобы привлечь внимание, но… Малышке не нужно это делать. Она прекрасна с заспанными глазами, растрёпанным пучком на голове и в моей футболке.
– Всё, что увидишь в шкафу – твоё, иди переодевайся, не буду тебя смущать, – достаю ещё одну сигарету из пачки и вдруг замираю, когда малышка шепчет тихое «спасибо», а потом поднимается на носочки и целует меня в щёку.
Черт, мне точно снова четырнадцать, и я впервые влюбился в самую красивую девчонку нашего класса. Смущаюсь как мальчишка, радуюсь её прикосновениям как дурак, но отчего-то так хорошо от всего этого, что я только шире улыбаюсь, ожидая, когда Арина выйдет ко мне уже в одежде. Мне правда не хочется её смущать, особенно после всего, что было с Владом. Коротышка называл её шлюхой, обращался с ней настолько ужасно, что малышке нужно показать и доказать, что это абсолютно не так. Она прекрасна, как маленький ангелочек, пусть даже и немного запутавшийся.
Докуриваю вторую, когда Арина открывает дверь на балкон, но выходить не спешит. Стоит в моей толстовке, как в огромном мешке, такая смешная, как Домовёнок.
– Заходи обратно, там холодно, – говорит, улыбаясь, пряча пальчики в рукава коричневой толстовки. – Даже я тут замёрзла, а ты в одной футболке стоишь.
Господи, это правда сейчас происходит со мной?
То есть, два года назад, когда я и предположить не мог, что малышка в меня влюблена, она испытывала вот такой трепет каждый раз, когда мы были вместе? Черт, да я садист, мы же спали в одной постели…
– Иду, – улыбаюсь, закрывая за собой дверь, и вижу, что малышка переступает с ноги на ногу, в попытках согреться: замёрзла. Отопление уже отключили, а ночи ещё холодные, пусть и погода удивительно теплая для начала апреля, поэтому в квартире нужно одеваться не легче, чем на улице. – Почему без носков? Хочешь опять уколы колоть?
– Боже, ты хуже, чем моя мама, – Арина закатывает глаза, а потом запрыгивает на высокий кухонный стул. Полторашка моя ненаглядная. – Мне не холодно.
– Ладно, – пожимаю плечами и выхожу из кухни, оставляя малышку в недоумении. На верхней полке в шкафу у меня лежит запас теплых вязаных носков, потому что моя бабушка присылает чуть ли не каждый месяц новую пару. Беру светлые, чтобы подходили под образ Арины, и захожу на кухню, где она сидит и расслабленно болтает ногами, рассматривая комнату. – Надевай, – протягиваю ей носки, на что она заходится хохотом.
– Боже, Макс, серьезно?
– Абсолютно.
– Сам ночами вяжешь? – она смеётся, но забирать и надевать носки не спешит, только смотрит на меня так, словно я предлагаю какую-то глупость. Ну вот что за упрямая девчонка?
– Конечно, включаю «Клон», спицы в руки и вперёд. Так что надевай, не обесценивай мой труд.
– Мне правда не холодно, – говорит, а я опускаю взгляд на её ножки и вижу, что они все покрыты мурашками. Да почему такая сложная-то, а? Опускаюсь на корточки, без лишних вопросов хватаю девчонку за щиколотку и начинаю натягивать носок. Она вдруг замирает и напрягается, кажется, даже перестает дышать. Что такое?
***
Арина
Макс сидит передо мной на корточках, а меня снова относит в то, что было пару часов назад. Почти такая же поза, только он не обрабатывает мне колено, а невероятно нежным и заботливым жестом надевает милейшие носочки. Меня бросает то в жар, то в холод, пока его ледяные от улицы пальцы касаются моих ног. Макс с особой внимательностью утепляет меня, а я только и могу, что завороженно наблюдать за ним и стараться не краснеть, вспоминая все, что было.
Когда оба носка оказываются на моих ногах, он целует меня в коленку и встаёт с довольным выражением лица.
– Ну всё, теперь принцесса не замёрзнет, рыцарь выполнил свой долг.
Улыбаюсь снова, потому что это наша старая шутка, но все равно ощущаю, как пылают мои щеки от этого поцелуя.
– Макс, слушай… – не знаю, что хочу сказать, но замолчать не получается. То, что мы делаем, наверное, неправильно? А что мы делаем? Я ужасно запуталась и правда не понимаю, что происходит. Нужна я ему или нет? Он видит во мне только друга или кого-то больше? Если только друга, то зачем сделал то, что сделал?.. Щеки снова пылают, стоит мне только мельком подумать об этом, а слова идут из меня быстрее, чем я успеваю подумать. Как обычно. – То, что произошло, я просто… Наверное, это неправильно? Мы же друзья, тем более столько времени не виделись, а тут все как-то навалилось, и…
– Все хорошо, – вижу, что улыбка его натянутая, но говорить что-то наперекор он не спешит. Макс вообще делает всё, чтобы мне было комфортно, за что я ему безумно благодарна, но сейчас… Не знаю, но я словно хочу услышать что-нибудь другое, кроме дежурного «всё хорошо». Ни черта не хорошо, неужели ты не видишь?
– Правда?
– Конечно, – он подходит вплотную и нависает надо мной, оставаясь выше, даже когда я сижу на барном стуле. Чуть задираю голову, чтобы смотреть Максу в глаза, но веки опускаются, стоит ему положить руку на мою щёку и нежно погладить пальцем, – всё хорошо, правда. Все лучше, чем когда-либо было, разве ты сама не видишь?
Мы молчим. Я ощущаю его дыхание на своем лице и боюсь пошевелиться, чтобы не испортить момент. Не знаю, что будет дальше, завтра или даже через секунду, но сейчас я хочу только оставаться в этом положении как можно дольше, потому что мне так хорошо и спокойно, что хочется сдохнуть в эту секунду самой счастливой.
– Посмотри на меня, – шепчет тихо-тихо, прислоняясь лбом к моему, так и не убирая руку от щеки. Я сгораю и схожу с ума от нежности, открываю глаза, тут же оказываясь в плену карих и таких родных омутов. – Все хорошо, ты веришь мне?
Киваю, потому что не хочу произносить лишних слов. Хочется молчать. Просто молчать и наслаждаться прикосновениями.
Около минуты мы неотрывно смотрим друг другу в глаза, и дышим так тяжело, словно пробежали кросс. Сердца стучат в бешеном ритме, а в животе летает целая стая бабочек, хотя, если честно, я думала, что все они там давно вымерли.
Я делаю глубокий вдох, но не успеваю выдохнуть, потому что…
***
Макс
Я целую её, и плевать мне на все условности.
17. Ночь вместе
Макс
Я целую малышку, потому что хочу. Потому что нужно быть идиотом, чтобы не целовать эти сладкие губы. Целую, потому что влюблен в неё по уши, и знаю, что не безразличен ей тоже. Целую, потому что могу это сделать, потому что, черт возьми, имею на это полное право.
Целую, поглаживая большим пальцем пылающую щеку, и хочу стать волшебником, чтобы остановить время. Это не развратный поцелуй, не страстный и не жгучий. Он любящий. Когда губы мягко сминают друг друга, а тела дрожат так, словно находятся под напряжением.
Малышка действительно дрожит в моих руках, и я не понимаю, замёрзла она или так на неё действует поцелуй.
Отрываюсь от сладких губ, чтобы спросить, отчего её колотит, но она тут же протестующе рычит и притягивает меня к себе, впечатываясь в губы поцелуем. Целует страстнее, с напором, зарывается пальчиками в мои волосы на затылке, а я обвиваю талию свободной рукой и прижимаю малышку ближе к себе.
Срывает крышу. Через серые спортивки наверняка видно моё возбуждение, но не думаю, что это смутит Арину. Она наверняка уже взрослая девочка… Целую глубже, навалившись на девчонку, перемещая руку на оголенное бедро, но вдруг малышка в порыве страсти кусает меня за нижнюю губу… За разбитую нижнюю губу.
– Бля-я-я, малышка!
– Ох, черт! – она прикрывает рот ладошкой, явно испугавшись своих неразумных действий, и тут же принимается покрывать моё лицо мелкими поцелуями, без конца извиняясь.
Я точно в раю.
– Да ладно тебе, уже не больно, – тихо усмехаюсь, заглядывая в обеспокоенные глаза.
– У тебя кровь, – она стирает с губы каплю крови и встаёт со стула, – я снова принесу аптечку, нужно остановить.
Арина уходит в спальню, где мы бросили аптечку пару часов назад. Губа правда непонятно ноет и пульсирует, а по подбородку стекает алая капелька крови, но мне так откровенно плевать на все ссадины, если честно… Не верю, что у нас все наладилось, не верю, что она простила меня, не верю, что только что мы целовались.
Странная мы пара, конечно… Обычно люди сначала целуются, а потом уже все остальное. Ну да ладно, мы никогда не были нормальными.
Арина возвращается с аптечкой и снова останавливает кровь, когда вдруг мой телефон звонит, и Арина, увидев на экране имя «Маша», резко меняется в лице. Задирает подбородок, хмурится, губы облизывает.
– Ответь, вдруг ты очень нужен Маше, – говорит, а потом отстраняется и идёт ставить чайник, а я сгораю от радости. Ревнует.
Маша – это хозяйка квартиры, подруга моей мамы. С детства привык называть ее по имени, так и прилипло, без официоза. Каждый месяц в первых числах она звонит и приходит за деньгами.
– Да, Маш, – беру трубку и улыбаюсь, когда Арина начинает слишком грубо мыть в раковине чашку. – Я дома, да, заходи, конечно, никаких проблем. Не помешаешь, конечно.
Естественно, я не могу сказать женщине, которой плачу за жильё, что сейчас не один и она может гулять до завтра. Тем более что в квартиру она не заходит, забирает деньги в дверях и идёт к себе.
Кладу трубку, улыбаясь, пока Арина кидает в кофе уже пятую ложку сахара, хотя пьет с одной. В душе бегает толпа довольных обезьянок, танцующих победный танец, глядя на ревнующую Арину.
– Мне уйти? А то придет твоя Маша, а тут я. Не поймет ещё, обидится. Ну ты скажи ей, что мы просто друзья, чтобы она не надумала себе чего-нибудь, – Арина ворчит и идёт снова мыть чашку, в которую насыпала целую гору сахара.
Подхожу к ней сзади, обнимаю за талию, прижимаю к себе, кладу подбородок на макушку и шепчу:
– А кто-то ревну-у-ует…
***
Арина
Макс обнимает меня слишком крепко для парня, что только что разговаривал с какой-то Машей, которую, к тому же, ещё и в гости ждёт. Нет, ну здорово, конечно…
Что за Маша вообще? Почему она придет? Почему он так мило с ней разговаривал?
В голове очень странные и грустные мысли, я думаю о том, что это может быть вообще его девушка. Он же не говорил, что свободен? Не говорил, что у него нет никого? Тогда зачем целовал меня, зачем тогда делал всё, от чего щеки до сих пор пылают?
Злюсь, когда он говорит, что ревную. Я? Да сейчас! Делать мне больше нечего, конечно.
Я? Ревную? Да! Я ревную! Потому что он меня спасает, избивает того, кто меня обижает, затем целует меня, ласкает, а воркует с какой-то Машей? Я не согласна.
– А кто-то ревну-у-ует…
– Да ну? – хмыкаю, оставляя в покое чашку, и опираюсь руками на столешницу, все ещё крепко прижатая к Максу. – Тебе показалось.
– А мне кажется, что я прав, – засранец говорит хитро-хитро, оставляя нежный поцелуй на шее, отчего я почти падаю на пол, только вовремя успеваю взять себя в руки и не подать виду, что растекаюсь тут перед ним мороженкой.
Он целует ещё раз и что-то бормочет, когда в дверь звонят, и я напрягаюсь. Не уверена, хочу ли видеть эту Машу, но любопытство и чертова ревность таки делают свое дело, и я плетусь за Максом, как сторожевой пёс.
Дверь открывается и на пороге появляется…
– Ой, Ариша, и ты здесь? Здравствуй, красавица какая стала!
– Здравствуйте, тёть Маш…
Боже, ну не дура ли? Это же подруга мамы Макса, знает меня с пелёнок. Я правда не знала, что она тоже живёт в Москве, но становится дико стыдно, что стала ревновать без повода. Да и вообще, почему я стала ревновать?
– Максим, я уеду в Воронеж на пару месяцев, деньги можешь на карту переводить, если тебе удобно, – тетя Маша забирает сумму из рук Макса, а я стою как вкопанная, не зная, куда себя деть.
– Да без проблем, – кивает Макс, вдруг закидывая руку мне на плечо, притягивая ближе и целуя в макушку.
– А я всегда говорила, что вы созданы друг для друга, – улыбается тетя Маша, потом желает нам счастья и уходит, а в квартире воцаряется звенящая тишина.
– Теперь мы можем выпить кофе? – смеётся Макс, потянув меня за руку на кухню.
– Я не ревновала!
– Коне-е-ечно, – он хохочет, – что сразу начала нести чушь, что мы просто друзья.
– А мы не просто? – шепчу, желая дать себе по лбу. Ну почему я никак не научусь следить за языком? Господи, ну какая же дура…
– А ты как думаешь? – он останавливается и снова подходит ко мне вплотную, а я опять забываю, как дышать. Что за привычка выбивать меня из равновесия? Задираю голову – как обычно, – чтобы видеть хитрые глаза.
– Если честно, то я вообще не понимаю, что между нами происходит. Два года назад ты сказал, что мы не пара, мы не общались всё это время, а теперь появляешься вдруг и снова так нагло… Снова так…
– Что снова, малышка?
– Снова так нагло влюбляешь в себя, что я боюсь повторения, боюсь, что что-то пойдет не так. Боюсь влюбиться сильно, боюсь отпустить себя, потому что не знаю, что будет дальше.
– Два года назад мне пришлось это сделать, потому что ты была слишком маленькой, котенок, понимаешь? – я киваю, потому что понимаю прекрасно, не раз уже анализировала всё это. – Я не надеялся встретить тебя здесь, но судьба распорядилась иначе, и я рад, что так вышло. Тебе больше не пятнадцать, а я больше не такой идиот, который совершит ошибку снова. Ты мне не просто нравишься, малышка, я влюблен в тебя до ужаса сильно. Знаю, что это эгоистично, но я все сделаю, чтобы ты была со мной, слышишь?
– Я и так с тобой… – шепчу, сливаясь в сладком поцелуе с тем, кого готова видеть каждое утро до конца своих дней.
– В общагу тебя не пущу сегодня, – Макс поднимает меня на руки и усаживает на стол, впиваясь губами в шею. – Буду обнимать всю ночь, чтобы знать, что ты не мёрзнешь.
– За какие заслуги ты мне достался, Тимофеев? – я похожа на влюбленную идиотку с этой улыбкой до ушей, ведь… Хотя стойте. Я и есть влюбленная идиотка.
– Скорее, за грехи, – он усмехается и сладко целует в щёку, – ты же знаешь, что я та ещё задница.
– Знаю, – кладу руки на щеки и прохожусь подушечками пальцев по ранкам на губе и брови. Старцев повредил самые идеальные места на теле моего Макса, козёл.
Моего Макса.
В пятнадцать я мечтала о том, чтобы иметь возможность произносить это на законных основаниях, а теперь не могу поверить своему счастью.
– Какие планы на день рождения? – вдруг спрашивает Макс, чуть отстраняясь, а меня осеняет: через пять дней мне восемнадцать.
– Ох, черт… Ну, на субботу мы забронировали столик в клубе, но, если честно, туда я хочу меньше всего. Можно было бы посидеть где-нибудь с Леркой и Ромой, если ты не против, конечно. А в воскресенье приедут мои.
Макс вдруг напрягается, выравнивается как по струнке и даже меняется в лице. Что случилось? Не хочет знакомиться с моими друзьями?
– Кто приедет?
– Родители, Тёма со своей новой девушкой и Яна, тоже вроде не одна. А что такое?
– Да нет… Ничего. Буду рад увидеться с ними.
***
Макс
Рад я буду, конечно. Особенно после того, как Тёма запретил приближаться к его сестрёнке и отправил меня в больницу на пару недель со сломанными ребрами. Не то чтобы я боялся физической расправы в это воскресенье, больше боюсь морального давления на малышку. Тёма сложный человек и, если что-то идёт не так, как задумал он, нервничает и творит херню.
Конечно же, я не брошу малышку в день рождения, а с друзьями её познакомлюсь так вообще с удовольствием. К слову, очень греет душу то, что она не противится чувствам после всего, что было, и не закрывается от меня. Зачем, если мы влюблены?
– Макс, все точно в порядке? – шепчет малышка, поглаживая моё лицо, и я вдруг расслабляюсь, потому что рядом с ней не может быть не в порядке. Я влюблен по самые уши, и мне вообще пофиг на то, что кто-то что-то имеет против нашей пары, пусть даже это и родной брат Арины. Больше ничто не помешает мне быть рядом с ней, я уверен.
– Точно, малышка. Просто по своим соскучился, вот и подвис, – вру, а потом целую свою маленькую, забывая обо всем на свете. Прорвёмся, чего бы это ни стоило. В конце концов, не увезет же он Арину в Воронеж и не спрячет под сотню замков, правда?
Малышка обнимает меня со всем трепетом и целует так нежно, что над нами уже должны появиться единороги на розовых облаках. Слишком сладко.
Оттягивает пряди волос на затылке, задирает голову, открывая доступ к шее, и жмется, как кошка, давая почувствовать горячее тело. Я целую, обнимаю крепко, провожу языком по ключицам, а малышка снова дрожит, как осенний листок на ветру, и меня это дико заводит. Заводит так, что звенит в ушах. Я теряюсь в пространстве и забываю обо всем, только целую бархатную кожу на шее, не скрытую тканью толстовки. Не смогу остановиться, чувствую это. И я понимаю, что малышка уже взрослая, но не могу не спросить…
– Малышка, а ты ещё…
Она понимает, о чем я, и качает головой, вдруг густо покраснев.
– Прости…
– Ты дурочка, что ли? – целую нос, сладкие щеки, оставляю поцелуи на веках и висках. – Вообще не важно, вот веришь? Но спросить я должен был, сама понимаешь.
– Понимаю, – она улыбается, а я тону в этой улыбке, в глазах и во всей малышке. Целую со всей страстью и любовью, что рвется из меня наружу, а потом поддеваю руками свою же толстовку, стаскивая её с почти обнаженного тела, потому что больше просто нет никаких сил сдерживаться. А малышка совсем не против, потому что помогает снять ненужную ткань, оставаясь в одном нижнем белье.
Горю, сгораю заживо, понимая, что происходит. Моя девочка здесь, со мной, дрожит от возбуждения и снимает с меня футболку, вышвыривая ту на пол.