Текст книги "Мой (не)желанный малыш (СИ)"
Автор книги: Элли Шарм
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 19 страниц)
Флюорография, брюки из мягкой ткани и чистая футболка светлых тонов, моющиеся тапочки, носки – все по списку!
Газую, так что полчаса – и я на месте. Поспешно переодеваюсь и уже через каких-то пять минут иду за акушеркой в родовой блок.
– По контракту у вас отдельная родовая палата, – инструктирует меня Лариса, как молодого бойца перед решающим боем. – Есть мяч, душ, можно включить музыку…
Ошалевший, даже не спрашиваю на черта нам МЯЧ на родах? Просто решаю не перечить и делать все, что от меня требуется. Все ради Кати.
Отодвигаю слегка в сторону воротничок футболки. Легкие будто металлический тесный обруч сжал. То и дело дыхание обрывается от волнения. Здесь не моя территория, не мои правила, а значит придется приспосабливаться!
Как только вхожу в палату встречаюсь с огромными, уставшими от боли голубыми глазами. Катя смотрит на меня так, будто я только что совершил убийство. А я смотрю на нее и… не знаю, что сказать.
– Стэфан! – наконец-то нарушает затянувшееся молчание Катя, удивленно разглядывая меня, переодетого и готового прийти на помощь. – Что ты ЗДЕСЬ делаешь?! – поднимает бровь, будто я незваный гость на какой-то тайной мессе.
Мне кажется или в ее голосе слышно возмущение? Пытаюсь вымученно улыбнуться или хотя бы сделать «покер фэйс». Удивительно, но не выходит! Мышцы лица совершенно не слушаются. Я такой, как есть, словно оголенный нерв. Ну, что тут скажешь? Кажется, Стэфан Дицони первый раз в своей жизни облажался! Делаю острожный шаг вперед.
– Лапочка, у нас партнерские роды, – говорю будничным тоном, будто обсуждаем футбольный матч по ТV.
– Что?! – искренне удивляется любимая, упирая руки в бока. Красивая такая, гордая. – Я такого не подписывала, – так не кстати упрямится моя красавица.
Морщусь, растерянно проводя пятерней по затылку.
– Помнишь, – пытаюсь выкрутится, словно уж на сковородке, – ты сказала, что хочешь не просто мужа, а равнозначного партнёра и…
– Господи! – смеется Катя, перебивая. – Стэфан, я совсем не это имела в виду.
На глаза любимой навариваются слезы – то ли от боли, то ли от чувств, что я здесь, с ней. Готов поддержать в этот самый ответственный для нее момент в жизни.
Осматриваюсь вокруг. А здесь не плохо, просторно… Вон, кстати, и мяч.
– Ты не престаёшь меня удивлять, – усмехается Катя. В голосе любимой восхищение. – Сумасшедший!
В три шага оказываюсь возле жены. Обнимаю за подрагивающие плечи.
– Кстати, – вспоминаю, как к роддому подъехал черный «Renge Rover» Зимина, когда я забежал в больницу, как оголтелый. – Твои родители тоже здесь, но мы разминулись.
– Он здесь?
Мне не надо лишних слов, чтобы понять, о ком идет речь.
– Кать… Лапочка, – говорю то, что должен сказать. – Твоему отцу вовсе не все равно, – начинаю осторожно. – Он просто не знает, как выказать свою любовь к тебе.
– Ты его ненавидишь? – поднимает глаза, в которых затаился мучительный для моей любимой вопрос.
Добрая, нежная… Ангел – вот кто для меня Катя.
– Если ты кого-то ненавидишь, значит, ты проиграл, – нежно беру за руку любимую, – а я никогда не проигрываю. Мой ответ – нет. А теперь, милая, давай подумаем о нас и нашем малыше.
Дверь открывается и к нам заглядывает акушерка.
– Как вы здесь? – сходу обращается ко мне. – Стэфан, ваша задача – отвлечь Катю от боли и отмечать время и длительных схваток.
– Понял.
Лариса исчезает так же быстро, как и появилась. Я же принимаюсь за дело, но понимаю, что нет ничего, чем и на чем можно было бы записывать время.
Жена без слов тянет мне свой телефон. Ткнув пальцем в экран, отвечает на мой молчаливый вопрос в глазах.
– Приложение, Стэфан. Просто нажимай сюда, когда начнется схватка.
Час, два, три… Схватки есть, но периодичность плавает, протяженность тоже разная. Но вроде все не так плохо. Катя держится. У меня еще полно надежд, что роды – это не такое уж и суровое дело. Кате то и дело вкалывают спазмолитики.
А вот к ночи… начался ад!
Катя, вцепившись в меня, казалось, пронзит ногтями мне кожу на кисти. Ей больно, а я, двухметровый лось почти под центнер весом, ни хера не могу сделать! Схватка за схваткой… Моя девочка даже передохнуть не успевает – все сильнее и сильнее мучают боли.
– Держись, лапочка!
Она сжимает мою руку так, что мне кажется еще немного и мне понадобится хирург. На коже остаются глубокие, почти до крови, следы от овальных аккуратных ногтей Кати. Стойко терплю, потому что знаю: ей во сто крат хуже, чем мне.
– Ты у меня сильная, девочка.
– Сил нет!
Эти слова по сердцу ножом, и я сам ей руку протягиваю. Держи, милая! Лишь бы тебе легче было. Убираю влажный, пропитанный потом белокурый локон с гладкого лба Кати:
– Мои силы… забери.
Себя не чувствую совсем. Будто под сильнейшей анестезией. Все мысли только о том, что сделать, чтобы Кате стало легче. Растирание поясницы, поглаживания, попытки обнять – все мимо! В ответ лишь получаю уничтожающие взгляды. Не сдаюсь. Ношусь, как заведенный: дать воды, обтереть лицо, шею, просто помочь выстроить правильное ритмичное дыхание – я делаю все, что могу сделать, чтобы хоть на какую-то тысячную долю облегчить любимой страдания.
Я уже абсолютно сбился со счета сколько часов мы провели в палате до того, как начались потуги. И тут схватки прекратились. Эта жесть, что мучала мою жену почти одиннадцать часов, внезапно прекратилась!
Зашла акушерка и понеслось: встаньте, постойте, походите, опуститесь на корточки. Человека одиннадцать часов корежило. Она лежать с трудом может, а надо вот эту всю акробатику выполнять! Что за изверги здесь работают?! Но все для того, чтобы возобновить родовую деятельность – так сказали. Схватки должны продолжаться.
Тринадцать с половиной часов прошло, когда наконец-то врач сказала, что уже вот-вот…
Глава 91
Стэфан
…я не могу уйти из палаты в момент рождения ребенка.
Врач приглядывается к моему побледневшему лицу и предлагает сделать именно это.
Упрямо сжимаю челюсть. Кате очень тяжело. Я чувствую, что обязан быть с ней до конца.
А дальше все, как в тумане. Крики, боль, слезы, истерика, указания врача… Клянусь, чуть сам рыдать не начал!
– Катя! – командует акушерка. – Дыши правильно! Давай, девочка! Может понадобиться реанимация!
Эти слова прошивают мозг насквозь острой иглой. Кто сказал? Ищу убийственным взглядом. Зло зыркаю на врача. Переглядываемся, словно фехтуем шпагами.
Мысленно ору:
«КАКАЯ ОПЕРАЦИЯ?! Да сделайте уже что-нибудь, черт возьми!»
– Вы бы лучше за дверью посидели, – будто прочитав мои мысли, цедит врач. – Как услышите плач ребенка, тогда врывайтесь с ритуальными танцами счастья!
Ярость со скоростью звука меняется на другое чувство. Оцепенение. Врач прав. Я руководствуюсь чувствами, а они – профи. Словно замороженный, наблюдаю за тем, как персонал готовит реанимационные наборы. Мой ребенок еще на свет не появился, а уже может нуждаться в реанимации!
А вдруг не поможет? А вдруг… Гоню от себя все эти паршивые жуткие мысли. Обзываю себя тряпкой, слабаком. Ведь задача у меня, как у мужика, одна – оставаться мужиком и помогать жене, чем смогу, что бы не случилось.
…семь утра. Один пронзительный детский крик. Я, как в тумане. Ребенок на руках у врача. Время замедлилось до состояния холодного, почти заледененного геля. Звуков нет. В ушах вибрация пульса и какой-то свист. Я буквально чувствую каждый замедленный тяжелый удар своего сердца. ТУК. ТУК. ТУК. Вздрагиваю от пронзительного крика. Не моего, не Кати – нашего малыша!
Будто током ударило! Вернуло к жизни. Мой сын громко плачет – он живой. Провожу ладонью по лицу. Колени подкашиваются. Сильнее в своей жизни я ничего не испытывал! Меня будто пропустили через центрифугу. Как моя жена вообще это все вынесла?!
Спустя полчаса я готов благодарить Бога… любого! Хоть скандинавского, хоть Харе Кришна. Спасибо природе, что Катя под литрами эндорфинов. Моя лапочка уже не чувствует боли.
Поднимает на меня свои уставшие, лучистые, полные восторга глаза.
– Стэфан, посмотри, какой он красивый. Правда?
С трудом оторвав взгляд от бледного, но такого прекрасного лица жены, смотрю на своего крохотного сына. Маленький какой… Черноволосый, как я! Ушки, носик, пальчики малюсенькие, как у куклы. Малыш распахнул большие синие глаза с длинными ресничками и изумленно смотрит вокруг с уже осмысленным выражением. В груди что-то замирает. Глаза подозрительно щиплет. Мой ребенок! Глядя на сопящего малыша в пеленках, неожиданно понимаю, что своего узнал бы из кучи люлек.
Возвращаю полный любви взгляд на жену, только Катя уже не ждет ответ. Уснула. Вымоталась. Бережно прикасаюсь подушечками пальцев к разрумянившейся щеке жены.
– Лапочка, спасибо за сына, – голос дрожит.
Улыбаюсь, как дурачок, глядя на спящую Катю, на груди которой сопит наш сын.
Душу раздирает от смешанных чувств. Но больше всего выделяется одно – невероятная ответственность. Даже не просто за сына, а вообще – за жизнь, за нашу семью.
Медсестра аккуратно с попытки пятой забирает малыша из судорожно сжатых рук Кати. Оставляю любимую на попечение врачей. Глотнуть воздуха – вот что мне сейчас жизненно необходимо. Бесшумно, чтобы не разбудить свою СЕМЬЮ, выхожу на ватных ногах за порог палаты.
Первые, кого вижу – Зимин со Светланой. Они торопятся мне на встречу. Удивленно смотрю на родителей Кати. Они что, здесь всю ночь проторчали?
– Как она? – поравнявшись со мной, первым же делом спрашивает Светлана. – Родила?!
Мягко говоря, Светлана выглядит не очень. Ни тебе аристократической прически, огромные темные круги под глазами, да и наряд помялся – все как из той же самой центрифуги, через которую пропустило меня. Но именно сейчас она, как никогда, выглядит такой живой, настоящей что ли…
Борис держит ее под руку, но при этом не сводит меня напряженного взгляда. За дочь боится. Хочу ответить, что все обошлось хорошо. Делаю пару шагов им на встречу и… в глазах темнеет. Успеваю вытянуть руку, чтобы за стену ухватиться, но вместо этого хватаюсь за воздух. Последнее, что слышу:
– Стэфан?! – возня вокруг меня и голос… запах табака с ментолом – тот самый из далеких детских воспоминаний об отце. – Черт… вымахал. Тяжелый, как шкаф!
Наверно, я совсем поехал, раз отчетливо слышу в голосе Зимина беспокойство? Полная тишина…
Черт его знает, сколько времени прошло, пока меня обратно выбросило. Минута, две, десять? Надо мной перепуганная заплаканная Светлана Юрьевна, возле носа мокрый бинт. Вдох… Задыхаюсь кашлем от мерзкого аммиачного запаха. Головой понимаю, что аммиак не имеет запаха. Просто происходит ошибка обонятельного нерва: молекула аммиака близка к молекуле воды, поэтому сходит с ума доля мозга, отвечающая за влажность и сухость. Это и воспринимается, как резкий запах.
О чем я вообще думаю?! У меня сын родился, а я тут школьный курс химии вспоминаю!
– Проклятье, – отдвигаю рукой в сторону бинт. – Да уберите от меня это!
– Очнулся? – грубовато бормочет Зимин. Он не просто похлопывает меня по плечу, а словно рассчитывает вытрясти всю душу.
Кашляю так, будто вот-вот выплюну легкие.
– Это же надо совсем быть на голову отбитым, чтобы добровольно на родах присутствовать! – впервые в жизни в голосе Бориса я слышу что-то так подозрительно похожее на уважение.
– Ага, – провожу рукой по затылку.
Отбитым – не то слово!
– Катя родила мальчика, – Светлана, садится рядом. Голубые глаза на мокром месте. На секунду женщина утыкается мне в плечо и очень неловко приобнимет за плечи. – Поздравляю с рождением сына, Стэфан!
С другой стороны от меня на больничную металлическую лавку опускается Борис.
– Значит, внук… пацан!
На секунду встречаемся взглядами.
В глазах Зимина что-то такое… Он будто вспомнил что-то из своего прошлого.
Борис вынимает пачку сигарет, а потом, будто спохватившись, убирает ее обратно в карман.
А я все еще не могу поверить! Расправляю грудь от гордости. Да, у меня сын! Как я мечтал об этом! И вот, ты есть! Мой сыночек! Для меня это, как чудо. Как в детстве, когда ты только-только начинаешь понимать, что такое любовь, и какой она может быть разной. И всему этому меня научила моя Катя.
В голове вата, на лице улыбка полудурка, потому что теперь… Я – папа!
Эпилог
Три года спустя
– Представляешь, Илья женился на дочке какого-то нефтяного магната.
– Любовь да совет, – иронично усмехается Стэфан, лениво делая глоток кофе из небольшой фарфоровой чашки.
Перелистнув следующий лист газеты, громко охаю.
– Несколько членов клуба «ССТ» попали под следствие. Их ожидает суд за мошенничество, укрытие налогов в особо крупных размерах, – брови удивленно ползут вверх. – Ого! Написано, срок варьируется от десяти до двадцати лет!
– Какая жалость.
Что-то в голосе мужа заставляет насторожиться. Неужели любимый имеет к этому какое-то отношение? В мыслях мелькает давний разговор между нами:
…они сделали ставки на меня… Снежная королева… Они спорили, кто будет первым…
– Стэфан?
– Лапочка, извини, у меня важный разговор на линии, – Стэфан обаятельно улыбается, вставая со своего места. – Мы их разнесем, – прикладывая телефон к уху, усмехается муж, направляясь к двери ведущей из гостиной. – Ты же знаешь, Борис, когда сражаешься за правое дело, не только можно, но и нужно играть грязно.
Дверь за мужем закрывается, оставляя меня со своими мыслями один на один.
У меня не осталось никаких сомнений – Стэфан нашел каждого из них, до одного. Стэфан сделал все это ради меня. Так уж у нас повелось с самого начала: он бережет мой покой, а я его.
Будто тянет невидимой силой и я, поднявшись, иду в детскую комнату сыночка. Сколько всего мы пережили со Стэфаном! И не сосчитать. Мои родители, ревность, недоверие, преждевременные роды… Вера.
Вера. Кто бы мог подумать, что женщина с таким говорящим именем – ВЕРА, женщина, которую я знала всю свою сознательную жизнь, пойдет на такое страшное преступление? Страшно даже представить, что она могла навредить моему малышу! Словно поняв, какое страшное совершила преступление, за несколько дней до ареста женщина скончалась от обширного инфаркта. Ушла от отвесности, а, судя по всему, от совести и от человечности она ушла уже очень давно.
Если бы не ее личный дневник, в котором она изливала душу, возможно, мы бы никогда и не узнали, какие демоны грызли ее изнутри. Только больному человеку могло прийти в голову, что можно «все исправить», убив ничем не повинного младенца.
Перенести с моей мамы на меня то самое черное пятно, которое не давало ей жить все эти годы из-за отвратительного в своей жестокости поступка ее брата. Как она писала на страницах своего дневника – только в ее силах исправить «ошибку». Что было в ее голове, когда представляла меня на месте моей мамы, одному Богу известно. Больной разум все перевернул, исказил.
Удивительно, но именно отец каким-то шестым чувством осознал, что к этому причастна Вера. Возможно, его подтолкнуло к этой мысли лекарство для диабетиков, оставленное так небрежной женщиной в доме родителей. То самое, которое она подсыпала мне раз за разом в еду, вызывая приступы мигрени. Для приступа мигрени, как оказалось, всего-то нужно сочетание двух или более триггеров. Пресловутые глутамат калия, авторизированные дрожжи, гидролизованный белок и казеинат натрия – именно они и явились триггерами моей мигрени и осложнения беременности. Да, еще не стоит забывать большого количества тирамина, который сыпала мне в чай Вера. Он оказывал стимулирующее действие на мою ослабленную нервную систему.
Прячу эти страшные воспоминания в самый дальний уголок души. Пусть они будут там, далеко… похороненные за плинтусом.
Родители. Простили ли мы их со Стэфаном? Простить, значит, оправдать ту жестокость, что они сотворили с нами, а значит, предать себя. Не знаю… Но МЫ действительно выпустили боль. Сами собой пришли к ответу, почему все так сложилось. Потому, что иначе не умели, не знали, потому, что сами был недолюблены, потому что их так воспитывали. Мама с папой дали то, что могли.
И я точно уверена в одном: мы со Стэфаном их ПРИНЯЛИ такими, какие они есть. Рождение Руслана будто всех нас встряхнуло, заставило повернуться Землю вокруг оси. Я словно повзрослела, научилась не только слушать слова, но и видеть поступки. Я поняла, что счастье – это не когда все идеально. Счастье – это когда ты живёшь и знаешь, что ты нужен. Счастье – когда рядом любимый человек, который тебя любит, и всегда готов поддержать в трудную минуту, и быть с тобой всегда рядом. Да, все не так просто, а порой и трудно, но это жизнь.
Прошло всего три года, а моя жизнь с того времени так круто поменялась. Работа в крупной фирме, учеба – любимая, но прошлая жизнь. Сейчас все моё время занято сладкими пятками, которые носятся по дому со скоростью ракеты. Хоть и прошло уже три года, до сих пор помню в мельчайших подробностях, как привезли сыночка в стеклянном ящике на колесиках. Спит мой зайчонок…Смотрю на него – копия папы! Так обидно стало! Ну, не капельки моего, ничего. И одна только мысль в голове, при взгляде на это крохотное чудо: только не плачь, только не плачь…
А потом я лежала одна в палате и не знала, что с ним делать. Дня два я к малышу привыкала. Боялась поменять пеленку, звала медсестру, она мне показывала, но сама я еще долго боялась притронуться к своему ангелочку. Как-то медсестра мне сказала, на третий, наверно, день не хочу ли, чтобы она отвезла его в общий бокс, чтобы я могла поспать. В тот момент я держала Руслана на руках, кормила. Я на него посмотрела, а сынок на меня в ответ такими жалобными грустными глазками…
И сердце аж несколько раз перевернулось. Мне тогда показалось, что он будто говорит мне: нет, не отдавай меня! Третий день ребенку, у многих еще фокуса нет, глаза в разные стороны, а мой уже с эмоциями. Ну, или мне так казалось….
Если бы ты только знал, малыш, как я тебя люблю! Я бы отдала все, что у меня есть, чтобы ты был счастлив. Я помню, как ты впервые засмеялся. Как ты впервые пошел. Я помню все.
Беру с детского комода большую деревянную фоторамку на несколько фото.
Вот сыночек со мной играет, а здесь с папой смеется, тут на лугу за цветами мы идем всей семьей. И в роще поет он, и в речке купается…
Как я люблю его. Счастье мое! С материнской годностью смотрю на фото Руслана. Черноволосый, зеленоглазый… Какой же у меня красивый мальчик! И на меня со временем стал чем-то похож.
Улыбаюсь своим мыслям – дети такие трансформеры! Поставив рамочку обратно на место, подхожу к кровати поправить покрывало, взбить подушки. Громко охаю, когда, прибирая кровать сына, под подушкой обнаруживаю целую горсть цветных шуршащих фантиков от конфет и даже… огрызок от яблока!
– Стэфан! – зову мужа. Пусть полюбуется на проделки СВОЕГО сына! Ругаюсь, как только Стэфан преступает порог детской комнаты: – Ты только посмотри, что здесь творится?!
С совершенно невозмутимым лицом муж сгребает в широкую ладонь все это безобразие. Судя по его лицу, Стэфан сейчас включит режим адвоката Дицони-младшего.
– Кать, я и не могу понять, что ты все лезешь с этим порядком именно в детскую комнату? – муж хмурит густые темные брови, прежде чем продолжить. – Если оттуда не воняет чем-то дохлым, зачем трогать? Пацан растет, развивается.
Закатываю глаза. Дай бог мне терпения!
– Я вчера вытащила из-под его кровати…
– Лапочка, не нервничай, – горячая ладонь в успокаивающем жесте ложится на мой округлый живот, – тебе нельзя.
Поднимаю бровь с намеком, будто говоря этим жестом: да неужели?
– Давай, сделаем так, заключим маа-аленькую сделку, я займусь Русланом и…
– Нет, Стэфан! – перебиваю мужа, щуря глаза, как разорённая кошка, упираюсь указательным пальцев в широкую грудь. – Больше никаких сделок. Ты – жулик!
– Что? – почти искренне возмущается муж. – Почему это?
– Мы договорились на второго малыша – девочку! – кладу ладонь поверх руки Стэфана, под которой во всю без устали бабарабнят крохотные ножки. Передразниваю тон, так похожий на своего брутального здоровяка-мужа: – Лапочка, нам нужна дочка! Как же без дочки? Бла-бла-бла! И к чему это привело? М?
– К чему? – обаятельно улыбается этот наглый, бессовестный, невозможный…
– Ты сделал мне двойню! – складываю руки под грудью. Этот жест еще больше подчеркивает мое интересное положение. – МАЛЬЧИКОВ! Это не честно, Стэфан!
– Ну, дорогая от меня это не зависит, – разводит руками подозрительно довольный собой муж. – Но, согласись, я фортовый?
Открываю рот, чтобы ответить, но не успеваю. Дверь в прихожую отворяется. Детский голосок звенит на все помещение:
– Бабуля писла! – радуется сынок и мое сердце тут же тает. Мой зайчонок! – Это тебе, бабуля!
Брови настороженно сходятся на переносице. Что это у него там? Делаю шаг вперед, но муж, аккуратно взяв меня за локоть, разворачивает к себе.
– Спасибо, внучок! – голос Марии звучит нежно и растроганно. – Какие красивые розы, так похожи на те, что растут в вашем саду!
Настороженно встречаюсь взглядом со Стэфаном.
– Кать, – любимый нервно проводит рукой по шее, – я тебе кое-что сказать хотел, – смотрит виновато. – Я все хотел тебе сказать… там в саду…
Но детский голос уже перебивает мужа:
– Ба, уже не ластут.
– СТЭФАН!!!
Эпилог 2
– Здорово, брат!
– Стас, перейду сразу к делу, – сжимаю челюсти так, что желваки ходят ходуном. – Ты второй человек после меня в «Дицони Корпарейшен». Финансовый директор – должности выше нет, – делаю паузу. – Я принял решение. Ты уволен.
– Это шутка, да? – голос Стаса абсолютно ровный. Он еще не понимает, насколько все серьезно. – Я тебе уже говорил, что шутить – это не твое?
– Нет, это не шутка.
– Не понял! Я что, уволен? – отчетливо слышу, как Стас нервно барабанит пальцами по столу.
– Да, – спокойно повторяю.
– Да ты охренел, мужик! – Лебедев будто разом теряет весь контроль. Темперамент, чтоб его… – Ты в своем уме?!
Стас пытается взять себя в руки, но, похоже, это выше его сил. Орет в трубку так, что приходится отодвинуть телефона подальше от лица:
– Я на твою компанию пять лет вкалывал! Какого черта, Стэф?!
Вот именно – на мою, а мог бы уже давно на свою. Упрямый осел!
– У тебя было три года, – обрываю его, добивая, – чтобы понять, кто ты и чего хочешь. Я дал тебе предостаточно времени, но ты так ничего и не понял! Ни черта не разобрался, почему не смог стать тем, кем должен стать, – сильнее сжимаю телефон в руке. Пластик трещит. – Завтра заберёшь свои бумаги, – знаю, что последует за моими словами, но хладнокровно продолжаю. – Я уже подписал твое увольнение по собственному желанию.
– Я не согласен!
– Ты уволен. И это не обсуждается, – произношу с нажимом. – Иначе я устрою тебе публичную «порку».
– Ты не посмеешь! Стэф…
Морщусь, предвидя заранее, что дальше последуют угрозы.
– Я тебе такую рекламу сделаю, ты ко мне потом на коленях приползешь…
Я слышу, как он тяжело дышит. Друг очень зол – это считывается по голосу.
– Посмею, – в трубке раздается треск. – Запомни, не я это сделал. Ты уволился сам! Ты уволен официально.
Стасу не нравится, когда я разговариваю таким тоном. Он всегда был немного заносчивым и гордым. Это только подтверждает мою уверенность в том, что Лебедев – лидер. А двум лидерам не место в одной компании.
–Ты спятил! – кричит Стас с другого конца провода. – Ты не можешь меня уволить!
– Могу, Стас. У тебя есть неделя, чтобы найти себе новое место. И не звони мне больше. Не вздумай. Я все сказал.
– Ты чертов… ублюдок! – Стаса подкидывает, как на пороховой бочке.
Мудро закрываю на это глаза. Ничего, с возрастом пройдет, научится держать нрав в узде. В нем бешенный потенциал. Пришло время его раскрыть. Я это не только вижу, своим чутьем чувствую за версту.
– Ничего я не писал! Вот ты урод!
Стас замолкает, и я слышу, как в трубке гудят отголоски его гнева. Нажимаю сброс.
Вот и все.
Лебедев Станислав Валерьевич один из немногочисленных людей, к кому я могу повернуться спиной, не ожидая ножа меж лопаток. Сейчас он меня ненавидит, возможно, даже презирает. Мое решение не изменить. Стас должен расти дальше. Ему больше нет места в «ДК». Возможно, спустя парочку лет он скажет мне «спасибо», а пока я с холодной выдержкой рептилии заношу номер друга в черный список.
Стас – крепкий орешек. Он еще покажет всем, чего стоит Лебедев Станислав Валерьевич. Я уверен. Он станет одним из крупных магнатов. Его роль давно определена. Стас – лидер. И дело не в том, что он такой вот весь из себя, с юридической вышкой и прочими приблудами, а в том, что он умеет ставить цели и достигать их. Вторые роли – это не про него. Помощник или даже правая рука – не его стезя.
Когда-то один старый друг дал мне очень дельный совет: «Чтобы добиться высот, необходимо выйти из зоны комфорта. Жить так, будто завтра наступит последний день», – именно так однажды в трудный момент моей жизни сказал Дмитрий Волков.
Нельзя ни от кого зависеть! НЕЛЬЗЯ. Стас должен пройти этот путь, когда много красивых женщин, которые так и хотят попасть к тебе в руки, красивые тачки, дорогие часы, шикарные дома…чтобы однажды понять – все это ни хрена не имеет значения!
Именно с того момента и начать ценить и видеть суть. Отделять семена от плевел. Лебедеву не занимать ума и хитрости. Он умеет находить правильные решения. Он всегда держит руку на пульсе событий. Его амбиции и стремление к новым вершинам безграничны. Стас – это тот человек, который все держит под контролем. А главное, у него есть все необходимое для достижения больших высот.
Вот когда он пройдет этот путь – уже никто никогда не сможет его сломать. Страх и уважение будет ассоциироваться с именем Лебедева Станислава Валерьевича. Его не предадут, ему не изменят и не подставят. Я знаю. Знаю, потому что когда-то сам прошел через все это.
Когда-нибудь мы обязательно вновь встретимся со Стасом. Но, все же, пусть не надеется. Я не прощаюсь с ним. Просто временно отхожу в сторону. Возможно, мы увидимся вновь даже как равнозначные партнёры, но это уже другая история…
