Текст книги "Горец в её постели (ЛП)"

Автор книги: Элли Маккей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

Он действительно полюбил Мару Макдугалл.

Да пощадят его святые!

Тик, тик, тик.

Мара ворочалась в кровати. Несколько раз стукнув кулаком по одной подушке, она накрыла голову другой. Когда ее часы стали такими до абсурда громкими? Тик, тик, тик. Они больше походили на Биг Бен, чем на дорожные часы размером меньше ладони.

– О-о-ох, хватит, – взмолилась она, переворачиваясь на живот, и уткнулась в подушку. Почему бы ей просто не признать очевидное? Она точно знала, когда тиканье стало таким раздражающим.

В ту самую секунду, когда в ее сне возник Горячий Шотландец и замаячил над ней, такой неотразимый в своем большом пледе, с мерцающей на плече огромной кельтской брошью, и его горским величиемсвисавшим прямо над ней!

Она с трудом вздохнула, и ее пальцы впились в подушку. По правде говоря, не долго оно свисало.

Потребовался лишь ее испуганный вдох, чтобы оно вытянулось в полную длину. И лишь один ее взгляд, чтобы она возбудилась и затрепетала. Его набухшее и удлинившееся достоинство, представляло собой чистейшее эротическое зрелище, которое погубило ее. Истекая страстью, она утонула в отчаянии, сомневаясь, что эта страсть когда-нибудь будет утолена.

Она до сих порбыла мокрой.

Все еще до боли возбужденной.

Пылала и дрожала так же, как тогда, когда дотянулась до него и сжала пальцы вокруг его твердости, упиваясь жаром, шелковистостью и упругостью, когда гладила ее, когда изо всех сил старалась услышать стоны его удовольствия, а не постоянное тиканье своего дорожного будильника.

Но крошечные часы победили, их надоедливый стук пересилил поощрительное урчание ее сексуального горца, а потом она уже не слышала ничего, кроме тиканья, и даже длинная мужская твердость оказалась не более чем толстой складкой пледа Макдугаллов, сильно сжатой в ее руке.

Очень толстой складкой.

Мара застонала. От вожделения внутри у нее все горело, чувство неудовлетворенности почти убивало ее.

– Проклятье! – крикнула она и сморгнула с ресниц жгучие слезы ярости.

Он был так близко!

Она чувствовала его в своей ладони, вдыхала густой мускус его чистого мужского аромата. Одно-два движения руки, и она знала, что он извергнется на плед, а потом подомнет ее под себя и возьмет со всей яростной и безотлагательной страстью, в которой она так нуждалась.

– Не-е-ет, – она ощутила приступ удушья. У нее так сильно болело внутри, что она едва дышала. Она подавила рыдание и усилием воли попыталась заставить тело прекратить желать его, попыталась заставить себя игнорировать безумное сжигающее пламя и свое разбитое сердце.

Но адское тиканье становилось громче с каждой секундой, и каждый металлический щелчок сводил ее с ума. Стукнув руками по подушке, она подняла голову и впилась глазами в доставшие часы.

Два-тридцать утра.

Она не сомкнула глаз.

Конечно, никто не мог осудить ее. Сев, она подложила под себя несколько подушек и оглядела спальню, найдя ее в худшем состоянии, чем она опасалась. Ночные тени совершенно не скрывали разруху. Чертополоховая комната выглядела так, будто ее разграбил и разрушил безумец.

Безумец по имени Мара Макдугалл.

 Она захохотала и хлопнула себя по щеке. Кто, кроме ненормального, стал бы прислушиваться к совету чокнутой женщины, типа Пруденсии, и превращать изысканную комнату, годившуюся для принцессы, в нечто похожее на приют для всяких ясновидящих и других сумасшедших последователей шарлатанов и хиппи.

Как печально.

Вся ее жизнь была печальной.

А самым печальным было мучительное разочарование от потери сна. Милостивый боже, даже в несуществующем теле Горячий Шотландец источал больше чувственности, чем любой другой мужчина из плоти и крови, с которым она когда-либо сталкивалась.

И она хотела его.

Призрак он или нет. Ее это вовсе не волновало.

Если бы она только могла целовать его, прикасаться к нему, не боясь, что он исчезнет, она умерла бы счастливой женщиной. Ему даже не обязательно по-настоящему брать ее, если он не может. Достаточно было бы просто уютно устроиться с ним перед огнем и наслаждаться его улыбкой и хриплым низким голосом.

Если бы только она могла быть рядом с ним.

Но она очень сомневалась, что могла, и несправедливость этого факта сокрушала ее.

В течение всей ее жизни каждая предположительно хорошая вещь всегда имела какой-то подвох. В каждой чашке супа плавала муха. И все, что она желала, всегда было на расстоянии прыжка впереди нее, в нескольких дюймах от ее руки.

Особенно любовь.

– Любовь, – она горько усмехнулась, схватила с подушки раздавленный дельфиниум и бросила его в сторону камина. Он пролетел по многообещающей дуге и упал в конце кровати. Как и многое в ее жизни, цветок не достиг цели, а вместо этого со шлепком врезался в один из столбиков и вялым комком свалился на покрывало.

Нет, вонючим комком.

Мара сморщила нос. Неудивительно, что она не может спать. В комнате ужасно смердило. Влажная шерсть, мертвые цветы, ладан и крепкий запах горелого шалфея отравили воздух во всей спальне.

Американская наследница шотландского замка умерла, задохнувшись от дыма заговоренных курений.

Ха! Такая газетная шапка дала бы языкам много работы. Дома и не только. Сдув прядь с глаз, она представила последствия.

Смешки и позор.

Глаза-бусинки ведьмы с Керн Авеню вспыхнут удовлетворением «Я знала, что она плохо кончит». Унижение и горе ее отца. Милый поверенный Комб, переполненный виной и раскаянием. Дым против призрака – смех, да и только. Ее губы дернулись в улыбке.

Слава Богу.

Если в ее тяжелом состоянии она может видеть юмор, значит, она не совсем потеряна.

Чувствуя себя несколько лучше, она сползла с кровати, накинула на плечи плед и пересекла комнату. Ей понадобился только один быстрый рывок, чтобы сдернуть недавно повешенные портьеры и позволить серебристому свету затопить комнату.

Лунный свет в одиночку не сможет рассеять вонь от ее глупых попыток изгнать нечистую силу.

Ей необходим свежий воздух.

Много свежего воздуха.

Прежде всего, ей нужно прочистить мозги.

– … и выгнать Горячего Шотландца и его горское величиеиз моих мыслей, – бормотала она, открывая дверь на крепостную стену и выходя наружу.

Она подошла прямо к зубцам и прислонилась к одному из них, опершись руками на холодный камень и вглядываясь в устье. Водная гладь с разбросанными по ней островами казалась подернутой дымкой в чистом серебристом свете. А в жемчужно-сером небе мерцал бледный полумесяц.

Она вздрогнула и повыше натянула плед на плечи. Она не будет представлять, что за ее спиной стоит высокий, величественный горец, разделяя с ней магию этой ночи.

А ночь была действительно волшебной.

Она кожей чувствовала это, и то, как ласковый воздух звенел от… романтики.

«Томительные сумерки», вот как называли шотландцы Хайленда такие ночи светящегося полумрака, красота и мерцание вокруг нее казались почти невыносимыми едва ли не больше того, что она могла вынести.

По крайней мере, сегодня ночью.

Но будь она проклята, если сбежит с зубчатых стен так же поспешно, как сбежала из кровати. Ни за что, даже если ее голые ступни примерзнут к ледяным каменным плитам крепостной стены.

Что значил легкий холод, когда она могла больше никогда не увидеть человека, в которого так сильно влюбилась?

Если можно назвать призрака человеком.

Мара подняла лицо навстречу ветру. Она не станет оплакивать свою судьбу. Сэр Александр Дуглас был человеком в достаточной для нее степени. Всем, что ей нужно. Единственным мужчиной, который по-настоящему завладел ее душой, наполнил ее несбыточными мечтами и заставил ее сердце плакать от желания.

Но теперь его здесь не было, и она не могла ничего поделать с этим, так что Мара просто смотрела вниз на тускло светящуюся воду, на странное зеленое свечение у подножия скал.

Странное зеленое свечение?

Она моргнула, вглядываясь в пространство. Свечение определенно было зеленым и странным. Более того, оно пульсировало.

Она открыла рот, чтобы вдохнуть, но ничего не вышло. Вместо этого, она прижала ладонь к горлу, широко распахнув глаза, так как свечение переросло во вращающийся столб переливчатого зеленого света.

Мерцающий, потусторонний свет медленно перемещался прямо по покрытому галькой берегу. И двигался в ее направлении! Слишком ошеломленная, чтобы шевельнуться, она в очаровании наблюдала, как светящаяся колонна приняла форму женщины.

Красивой женщины, сияющей изнутри.

И столь же прозрачной, как стекло. Мара видела сквозь нее линию побережья.

Эта женщина – призрак. И с этим пониманием пришло ужасное подозрение.

Может быть, ее прислал Горячий Шотландец?

Сердце Мары остановилось. Она не могла в это поверить. В то, что она стояла здесь, дрожа от холода, переживая за него и желая вернуть назад, только затем, чтобы увидеть посланную им подружку, которая, видимо, пришла сделать то, что у него не получилось – запугать ее и выгнать.

Нет, не может быть.

Она отказывалась поверить в это. Она никуда не уйдет.

Ни сегодня ночью. Ни через год. Рэйвенскрэйг теперь принадлежит ей, и у нее нет намерения оставлять его.

Если у красотки имелись причины носиться вдоль скалистого берега Рэйвенскрэйга среди ночи, возможно, чтобы передать требования еегорца, тогда у Мары для нее приготовлен сюрприз.

Она не собирается им делиться.

Кем бы ни являлась эта призрачная женщина, она не дала Маре шанса бросить вызов, поскольку уже исчезла.

Исчезла даже прежде, чем Мара поверила, что видела ее. Но она видела. Доказательством стали дрожащие колени и грохот сердца.

Исчезла женщина, или нет, но она была там.

– Кроме шуток, – Мара задыхалась, а во рту пересохло.

Приобняв зубец, она высунулась насколько могла, и внимательно оглядела пустынный берег. Только лунный свет блестел на воде. И среди скал не скользила переливающаяся женская фигура.

Все выглядело так, как должно было.

Она почувствовала себя глупой.

Глубоко вздохнув, она отодвинулась от зубца. Внезапно ее одолело сильное желание спать. Торопливо вернувшись в свою кровать, она натянула одеяло до подбородка.

Зеленая леди! Она все это вообразила? Возможно, увидела шотландскую версию болотных газов? [30]30
  По всей видимости, намек на огоньки, вспыхивающие над болотами, удушающие выделения болотного газа, дурманящие запахи от растений и т.д.


[Закрыть]

Она не знала, и это не имело значения.

Все, что ее теперь заботило, так это сделать своим Горячего Шотландца.

И чем скорее, тем лучше.

Глава 11

– Тебе приятно? – Леди Гальяна положила ступню Алекса к себе на колени, подтянув ее ближе к темному треугольнику меж своих бедер. – Достаточно ли масло теплое?

– О-о-х, да, – Алекс откинул голову на покрытый тканью край бочки для купания и наградил ее медленной улыбкой. Каждый дюйм его тела покалывало от удовольствия. – Мне очень приятно.

– Правда? – белокурая красотка поймала его взгляд и выгнула бровь. – Я еще даже не начала ублажать тебя, – замурлыкала она, втирая ароматное масло в пальцы его ноги.

Она удерживала взгляд Алекса, мягко потягивая его за каждый палец.

– Добрый сэр, если ты думаешь, что это удовольствие, дождись, пока я не помассирую… выше, – произнесла она, не нарушая ритма. Ее ласковые пальцы творили чувственную магию, о которой он и не мечтал.

Алекс сглотнул и его вселенная сжалась до деревянной купальной бочки, из которой поднимались завитки пара, и дразнящих движений норвежской красавицы.

Бран не преувеличил ее искусство.

Она оказалась настоящей валькирией. Ее чувственная власть взволновала его, каждое плавное скольжение пальцев по коже дарило ощущение, что по ступне порхают тысячи мягких, ласковых губ. Все одновременно.

Он поерзал в бадье, и его охватило предвкушение. Восхитительные ощущения понеслись от его ног прямо в чресла, делая твердым. Более всего воодушевляла отступавшая жажда обладания Марой. Не слишком быстро, но достаточно, чтобы дать ему надежду. И те крошечные уколы вины, которые вызвали слова Хардвика, больше не пронзали его столь глубоко.

Мерцающий свет факела золотил соблазнительные формы норвежки, и он с удовольствием наслаждался видом ее великолепных грудей, колышущихся в такт движениям.

– Милая, ты спрашивала, достаточно ли масло теплое, – заговорил он, поймав одну из ее рук и целуя ладонь. – Будь оно теплее, я бы растаял.

Она улыбнулась и, окунув руку в горячую воду, провела пальцами вниз по его груди.

– Тогда возможно мы должны переместиться в кровать? – предложила она, наблюдая за своими пальцами, спускающимися все ниже.

– Ты щедро одаренный мужчина, – пропела она, скользя ладонью по густым завиткам его паха. – Для меня будет особым удовольствием позаботиться о тебе.

– Скоро, девушка, скоро, – выдохнул Алекс. Упоминание слова «кровать» вызвало еще один болезненный укол вины.

Подавляя это чувство, он закрыл глаза и сосредоточился на движениях ее руки. Она поглаживала его, как Мара в ее сне, когда запустила руку под его плед и сжала ее вокруг его плоти.

Но, в отличие от призрачных пальцев Мары, пальцы леди Гальяны он мог чувствовать.

Чувствовать их и представлять, что они принадлежат Маре.

Вот уж чего ему совершенно точно не следовало делать.

Алекс нахмурился и подавил стон.

Он заслужил свое удовольствие. Особенно, учитывая, сколько времени прошло с тех пор, как женщина прикасалась к нему столь интимно. Вполне естественно, что он едва сдерживается, чувствуя ласку теплой воды и волшебство опытных пальцев норвежки.

Глядя на потолочные балки, он прерывисто дышал, находясь ближе к краю, чем был в течение многих веков.

Потом ее пальцы опустились еще ниже, танцуя на сжавшихся мешочках, массируя и поглаживая их.

– Ты мечта каждой женщины! – выдохнула она, сжимая его налившийся член другой рукой и лаская его.

– Имей милосердие! – вскрикнул он и едва не выскочил из воды.

Будь проклята его душа за эту потребность. И будь проклята Мара Макдугалл, которая заставила его пылать такой бешеной страстью! И теперь из-за нее одна из девок Брана О’Барра довела его до того, что он едва не излил свое семя в воду, опозорив себя, как безбородый сквайр, впервые уловивший запах женщины.

И это онавиновата, что он столь уязвим. Не разожги она его, несмотря на все предубеждения, соблазнителем сейчас был бы он. Неутомимый и виртуозный, он мог бы обладать норвежской красоткой и другими Брановыми девками.И те дрожали бы от страсти и извивались под ним, крича от удовольствия, пока он удовлетворял бы их одну за другой.

Может, даже двоих одновременно!

Однажды, еще до Изобэль, он даже справился с тремя.

А теперь мог думать только о ней. Отчего чуть не излился прежде, чем его до боли возбужденное древко успело приблизиться к медовому горшочку светловолосой шлюхи.

Сладость, которая внезапно вообще перестала его интересовать.

Даже отталкивала.

В самом деле, одна только мысль, обладать любой другой женщиной, кроме Мары, погасила его страсть, и его желание наглядно уменьшилось.

Такая видимая демонстрация смутила его еще больше, чем, если бы он утратил контроль и спустил свое семя слишком скоро.

Алекс рассердился. В голове запульсировала тупая боль.

– Господи помилуй, – выдавил он и, вспыхнув от унижения, вцепился руками в бортики купальни.

Не в силах встретиться взглядом с норвежкой, Алекс заскрипел зубами и закрыл глаза. Он знал, что она расстроится. В лучшем случае – растеряется, в худшем – окатит насмешкой и презрением.

И у нее будут все основания.

Он презирал себя. Неужели Мара держала его так крепко, что у него даже не получалось переспать с другой женщиной? Даже после столетий воздержания?

Униженный взгляд вниз, сквозь ресницы, дал ему ответ.

Точно, так и есть.

Никто не мог сотворить с ним подобного, кроме огненноволосой, янтарноглазой Мары Макдугалл.

И теперь он превратился в совершенно неистового безумца.

Обезумевшего от любви.

– Я не нравлюсь тебе? – начала допытываться норвежка, ее тон говорил, что она уже все поняла.

Алекс вздохнул.

– Это не ты, – открыв глаза, ответил он.

К его удивлению, она больше не казалась столь же красивой, как в зале. Возможно, причиной тому послужил свет факела, но ее белокурая коса вдруг показалась ему обесцвеченной солнцем соломой, а не шелковистым льном, всего лишь бледной тенью по сравнению с блестящими медными локонами Мары.

– Если не я, тогда что? – с раздражением потребовала валькирия. – Или мои прелести меньше, чем ты привык? Может мне показать их более откровенно?

Встав в полный рост, она обеими руками провела по полным грудям, поднимая и сдавливая их, пока бледные ареолы ее сосков не появились над окаймлявшей лиф золотой тесьмой.

– Тебе не нравится то, что ты видишь?

Алекс находился в нерешительности.

– Ты прекрасна, – уклончиво ответил он, скрестив ноги, чтобы скрыть недостаток восхищения. – Хорошо сложена и… возбуждаешь желание. Великолепная женщина, – добавил он, стараясь опуститься в бадью еще ниже. – Ты распалила бы кровь любого мужчины.

– Но не твою? – уточнила она. Ее щеки начали краснеть.

– Боюсь, мое сердце уже отдано, – сознался Алекс, не в силах больше притворяться. – А вместе с сердцем и мое тело.

Леди Гальяна фыркнула.

– Больше половины мужчин, которые приходят в зал Брана, имеют жен и возлюбленных.

– У меня… не так.

– Тогда докажи это, – бросила она вызов, дергая лиф вниз, так что ее груди выпрыгнули наружу.

Дерзко глядя на него, она пощипала соски, потирая их и дергая. Ее возбуждающие действия должны были заставить его отвердеть как гранит.

Другой мужчина возбудился бы сверх всякой меры. Ее огромные груди и напряженные кончики сосков молили о внимании. С этими сосками мужчина мог бы забавляться часами, играя, неторопливо посасывая, наслаждаясь каждым мгновением.

А соски норвежской красавицы взывали к нему. Тянулись к нему, требуя прикосновения. Ожидая. Подстегивая его.

Остальные ее прелести она также могла бы предложить с такой же щедростью и откровенностью.

В этом он был уверен.

Но Алекс не хотел ее.

Эти огромные груди его не соблазняли и совсем не вызывали желания изучить их поближе. По правде говоря, они имели сильное сходство с выменем дойной коровы. Из-за их слишком больших ареол она выглядела потасканной, как будто тысяча мужчин сосала ее по очереди.

Вполне вероятно, так оно и было.

Тем не менее, он не мог отвести взгляд. И не мог говорить. Он сам заманил себя в ловушку и теперь, казалось, никак не мог выбраться.

Подавленный, он еще глубже опустился в деревянной купальне, и просто уставился на нее, задаваясь вопросом, почему всего лишь за мгновение до этого он находил ее такой желанной.

Теперь он видел болезненный оттенок ее лица, глубокие линии, разбегающиеся от носа к губам.

Почему он не заметил ранее предательские пятна на ее ало-золотом платье? Эти очевидные следы ее ранних встреч с другими ищущими удовольствия кутилами? Некоторые из пятен выглядели очень свежими.

Алекс сглотнул, по спине пробежала дрожь отвращения.

– Аххх, тебе действительно нравится то, что ты видишь, – промурлыкала она, неверно истолковав его содрогания.

Чуть отступив назад, она обольстительно улыбнулась, потом провела рукой по животу и медленно потерла себя между ногами.

– Я знала, что ты предпочтешь меня этой шлюхе Макдугаллов, о которой говорил Хардвик.

– Мара…– процедил сквозь зубы Алекс и захлопнул рот. Его глаза округлились, потому что любимый образ появился прямо на фоне норвежской проститутки.

Он мигнул, сердце заколотилось в недоверии. Но он не мог отрицать того, что у леди Гальяны появилась компания.

Он все еще видел, как шлюха стоит там и щиплет спелые соски пальцами одной руки, другой поглаживая свои самые интимные местечки.

Но теперь он видел и ее.

Мару Макдугалл.

Его вечную любовь. Она прыгала по своей спальне, одетая только в крохотный лоскуток черного облегающего кружева.

И в плед Макдугаллов, свободно свисающий с плеч.

Он начал ругаться, заметив плед, но потом, к своему удивлению обнаружил, что его это больше не волнует.

Более важным казалось то, что она стала ближе, призрачный образ слился с норвежкой, ее безупречная красота наложилась поверх грубых черт леди Гальяны.

Алекс снова вцепился в края бочки, чувствуя, как комната начала вращаться. Он пытался отвести взгляд, но не мог. Под пальцами, играющими со вздувшимися кончиками огромных сосков леди Гальяны, он видел кремовые выпуклости грудей Мары. Когда норвежка вдруг задрала юбку, открывая путаницу светлых завитков, он вместо этого увидел пушистый огненный треугольник между стройных бедер.

Искушение оказалось таким мощным, что у него перехватило дыхание. Его охватила раскаленная добела страсть, столь безжалостная, что обжигала до боли. Чресла сжались, и член налился желанием, увеличиваясь и пульсируя, требуя ворваться в эти рыжие завитки.

– Милосердный боже! – вскричал он, его затопило отчаяние, неистовая, ужасная потребность подмять ее под себя и глубоко-глубоко погрузиться в нее.

Он должен получить ее.

Прямо сейчас.

Вскочив на ноги, он выскочил из бочки.

– Мара! – позвал он, почти врезавшись в напольный канделябр, поскольку комната все еще вращалась, а теперь стала крутиться еще быстрее.

Резкое движение вызвало у него головокружение, он уперся руками в ноги, изо всех сил стараясь прояснить голову, которая пульсировала от боли.

– Любимая, – сделал он еще одну попытку, выпрямляясь и пытаясь отыскать ее в неясной дымке. – Не покидай меня. Пожалуйста.

Но ответом ему была только тишина.

Пока где-то в этом бешеном водовороте он не услышал резкий вдох женщины, и почувствовал, как женские руки схватились за его вздыбившийся возбужденный член.

Одна рука, потом две, потом четыре…

– О-о-ох, – донесся до него голос леди Гальяны. – Ты такой большой. Такой длинный и толстый. Такой горячий.

Алекс… умолял второй, едва слышимый, голос. Ее голос… такой любимый, но за мили и века отсюда. Он звал его с жаром, призывал обратно к ней.

Пожалуйста… Ты нужен мне. Я хочу тебя.

Сердце Алекса заколотилось, и он сжал кулаки, заморгав от плотного черного дыма, заполнившего комнату любовных свиданий. Он кружил вокруг него, мешая разглядеть что-нибудь. Пол наклонился, качаясь и уплывая из-под ног, пока Алекс не пошатнулся, силясь сохранить равновесие.

Тем не менее, он услышал, как норвежка похвалила его мужскую одаренность, почувствовал сквозь туман, что она ухватилась за него, прильнула с безумным вожделением.

Потом вдруг снова мелькнула Мара. Такой красивый, такой большой, услышал он, решив, что это произнесла она. Хотя не понял, почему ее голос звучал с придыханием, будто она металась в страсти.

Вновь перед ним замаячила леди Гальяна, ее голос заглушил голос Мары, она упала на колени, прижавшись лицом к его паху.

– Я заставлю тебя забыть ее. Вот увидишь. Давай же, позволь мне…

Не останавливайся, прошу тебя, чтобы ты ни делал, не останавливайся…

Голос Мары набрал силу. Звучный, приятный и чистый, он лился, согревая его. А черный туман вращался все быстрее, пронося его с головокружительной скоростью сквозь мрачную пропасть времени.

Мой горец… такой потрясающий…она стонала, и изумление в ее голосе пронзило ему сердце.

Ее руки были на нем везде. Ласкали и поглаживали, даже когда в него вцепилась норвежка, пытаясь удержать и помешать стремительному ветру унести его оттуда прочь.

– Не-е-ет… – завопила валькирия, ее голос постепенно затих.

А потом он остался один. Его окружали только знакомые порывы ветра и туманный вихрь, гнавший его по спирали сквозь черноту обратно туда, где он должен находиться.

Назад, к его кровати.

И женщине, которую он намеревался сделать своей.

И цена не имеет значения.

– Алекс! – Мара с колотившимся сердцем уставилась на него. Она прижала руку к груди, не веря глазам и тая от его присутствия. – Мой горец… Ты, правда, здесь?

Он подошел ближе и улыбнулся. Его нагое тело серебрилось в лунном свете.

– О, да, девушка, я здесь, – подтвердил он, пленяя ее своей сексуальной картавостью. – Как ты не можешь поймать ветер, так и меня ничто не сможет удержать вдали от тебя.

Он выглядел мокрым. Крошечные капли воды искрились на его плечах и сияли в волосках на груди, словно алмазная россыпь. Она знала, что просто спит. Даже когда он потянулся к ней.

Комната вращалась вокруг них, все исчезло в мерцающем туманном вихре, остались только кровать и они двое. От возбуждения пульсировал даже воздух. Она ухватилась за Алекса, но этого ей было недостаточно.

Он нужен был ей рядом, кожа к коже, чтобы делиться дыханием и вздохами. Никогда не отпускать.

– Милая шалунья, – шептал он ей в волосы, и то, как он произносил слова, дало ей понять, что он знал ее желания. – Ты моя. Отныне и навеки.

Он гладил ее спину, его ладони скользили везде, его касания лишали Мару дыхания. Водопад пронзительной страсти обрушился на нее, и она затрепетала. Ее желание неудержимо росло. Его поцелуй наэлектризовывал, каждый смелый толчок языка возносил к таким высотам, в существование которых она никогда не верила.

– А-а-ах, – застонала она, внутри словно спираль, раскручивалось возбуждение.

– Шшш, девушка, просто чувствуй.

Он стиснул ее в объятиях, сильно прижимая к себе, и углубляя поцелуй. Их языки переплелись, дыхание становилось горячее. Было так непередаваемо хорошо, что ее трясло от удовольствия, и она просто боялась умереть от наслаждения.

– Я твой, Мара, – он немного отстранился и взглянул на нее пылающими от страсти глазами. – Посмотри, что ты сделала со мной. Я не могу дышать без тебя. Меня уже даже не волнует твое имя, хотя я предпочел бы дать тебе свое.

– Твое?

У нее перехватило дыхание, но он взял ее лицо в ладони и снова поцеловал. В этот раз грубо, стремительно и неистово.

– Ты должна стать моею, – торжественно заявил он. Этими словами Алекс заявлял на нее свои права. – Навсегда. Какой бы ни была расплата за то, чтобы удержать тебя. Помни это завтра.

– Завтра? – Она мигнула, напуганная его тоном.

Но он прижал свои пальцы к ее губам. Потом отступил. Потеря физического контакта ошеломила ее, и она пошатнулась.

– Не-е-ет! Не уходи! – Мара схватилась за него, испугавшись, что он исчезнет, но он только просиял одной из своих сногсшибательных улыбок и сменил положение, вклинившись коленом между ее ног, широко раздвигая их.

– Я никуда не собираюсь, – прошептал он, глядя вниз на нее. – Только не сегодня ночью.

Мара мигнула, снова вздрогнув от накрывшего ее болезненного облегчения, которое она предпочла проигнорировать.

В конце концов, это был ее сон.

Так что, вместо того, чтобы волноваться о том, что он мог или не мог иметь в виду, она повернулась и отбросила с кровати одеяла, выгибая спину и всем телом моля его доставить ей удовольствие.

И он сделал это.

В отличие от прошлого сна, когда Алекс, застыв, просто стоял над ней, в этот раз он ей ответил. Своими поцелуями он уже подвел Мару к краю наивысшего наслаждения, и теперь, нависая над ней, вглядывался в ее глаза, его сильные бедра терлись о нее. Она прикусила губу, чувствуя прикосновение его обнаженной кожи.

– Ты моя, Мара, и никогда не забывай об этом, – прорычал он, и его бархатистая картавость расплавила ее окончательно. Струившаяся из него раскаленная страсть горячила кровь. – Я ждал тебя слишком долго, и, получив, теперь не отпущу.

Я не хочу, чтобы ты отпускал меня.

Значение этого признания почти разбило сердце, но горло слишком сжалось, чтобы выпустить эти слова на свободу. Вместо этого, ее тело охватило приятнейшее, восхитительнейшее тепло, одновременно и тревожащее, и невероятно желанное.

На его челюсти дернулся мускул, как будто он услышал ее мысли. Бережно опустив Мару на покрывала, он прижал ее к кровати, упираясь в живот ладонью.

– Замри и просто лежи, Мара. Дай посмотреть на тебе, мне так это необходимо.

– Мне тоже кое-что необходимо! – закричала она. Пульсация между ног была такой мучительной, что она больше не могла ее выносить. – Ты мое наваждение, и я хочу тебя. Сейчас же. Пожалуйста!

Прежде чем я проснусь и снова тебя потеряю.

Она впилась пальцами в его бедра и в упоении крепко сжала их. Она жаждала утонуть в его восхищении, запечатлеть в душе его образ и сохранить там навечно.

За все те пустые ночи, когда она не спала.

Когда он был для нее недоступен.

Но она изгнала из головы все мысли о будущем и потянулась к нему, скользя пальцами по плечу и ключице, потом вниз по скульптурным грудным мышцам. Поиграла с не слишком густой порослью волосков, изумляясь их мягкости. Они поблескивали, как золотая пряжа, и были для нее безгранично драгоценными.

Прикосновение к нему едва не убило ее. Он был таким реальным. Из-за невозможности этого у нее перехватило дыхание и до боли сжалось горло

Однако она подавила слезы, и продолжала смотреть на него, упиваясь каждым его великолепным горским дюймом.

Особенно твердымидюймами.

Те дюймы тоже были полностью на виду, а подобного случая могло больше не представиться, так что она стремилась целиком насладиться его телом. Что касается сна, здесь она превзошла саму себя, или вместе сошлись все ее счастливые звезды. Иначе, почему он появился в ее сне обнаженный?

Такой мокрый и блестящий. Такой восхитительно нагой.

Она задрожала, все ее ощущения усилились. Он казался таким красивым, что ей было почти больно смотреть на него. Его твердое, мускулистое тело светилось в бледном свете луны, его волосы были влажными, как будто он только что вышел из душа.

От него хорошо пахло. Чистотой, свежестью и … мужчиной.

Необыкновенно сексуально.

Так что от страстного желания ее груди налились, а соски сморщились. Ее затопило предвкушение, а тачасть ее тела пульсировала и зудела такой требовательной нуждой, что она закричала бы, не будь у нее во рту так сухо.

Его любовное орудие нависло над ней в нескольких дюймах, близость и жар распаляли. Их разделяли только дрожащий воздух и ее кружевное тедди.

Мара хотела его больше, чем желала любого другого мужчину.

На нее накатывали горячие волны желания, и если бы она не спала, то точно развалилась бы на части от силы своей страсти. Ей завладел такой всепоглощающий голод, что она едва не бросилась на колени перед ним просто от того, что дышала с ним одним воздухом.

Но так как она спала, то лучше ей схватить свою удачу.

В конце концов, это ведь ее сон.

– О-кей, Горячий Шотландец, в эту игру могут играть двое, – она задрала подбородок и опустила руку между своих ног, чтобы расстегнуть крошечные кнопки ее тедди. – Я знаю, что тебе нравится смотреть…

– Горячий Шотландец? – Он мигнул, на лице мелькнуло смущение. Но только на секунду, поскольку тонкий материал ее тедди в промежности разошелся. Она открыла себя его взгляду так же смело, как и он предстал перед ней во всей своей наготе.

Алекс глядел вниз на нее.

– О-о-ох, девушка, я покажу тебе, что такое пожар страсти, – тихо пообещал он, его губы медленно изогнулись в улыбке. – Я буду любить тебя так, как только горец может любить женщину.

Мара прикусила нижнюю губу. Ее сердце сделало сальто, она не могла говорить. Глубоко внутри начало распускаться что-то дикое и примитивное, унося ее сдержанность и позволяя ей наслаждаться их близостью и своей беззащитностью перед ним.