Текст книги "Пока она не передумала"

Автор книги: Элли Блейк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

ГЛАВА ПЯТАЯ

Дворецкий Ганноверов распахнул перед ними двери. Мириам радушно выпорхнула им навстречу, в очередной раз поразив Веронику своей моложавостью и энергией.

Оставив сына, Мириам провела молодую гостью по многочисленным комнатам огромного дома, развлекая ее веселой болтовней, попутно демонстрируя восхитительные живописные полотна, скульптурные произведения, множество уникальных и бесценных предметов быта.

Проходя мимо одной из комнат, сквозь приоткрытую дверь Вероника подметила силуэт сидящего напротив камина седовласого мужчины и Митча, который в позе порицаемого возвышался рядом с ним.

Мириам распахнула дверь и проговорила:

– Вот... Познакомься, Вероника, это мой супруг, Джеральд Ганновер.

– Приятно познакомиться, сэр. Теперь мне достоверно известно, от кого у Митча этот замечательный взгляд, – пошутила девушка, пожав пожилому мужчине руку.

– Да, это ты верно подметила, хмуриться они умеют! – рассмеялась Мириам Ганновер.

– Я думаю, милая леди имела в виду нечто прямо противоположное, дорогая Мириам, заметил Джеральд.

– Сейчас он начнет с тобой флиртовать, – предупредила Веронику хозяйка дома, передавая ей бокал с аперитивом. – Не знаю, говорил ли тебе Митч, но в свое время мы с Джеральдом работали в галерее. Вернее, Джеральд галереей владел и управлял, а меня он нанял работать в приемной. Служебный роман. Я в него влюбилась с первого взгляда. А он еще несколько месяцев мучил меня своим напускным равнодушием, пока наконец не пригласил на свидание.

– Никогда не устану гордиться этим поступком, – заметил Джеральд. – Сколько стихий во мне боролось тогда, сколько сомнений я испытал, сколько всякого передумал. Всегда сложно отважиться на сближение с тем, к кому по-настоящему неравнодушен.

– Я всегда удивлялась его нерешительности. Он такой до сих пор. Поразительно, как в одном человеке могут сочетаться такие крайности. Джеральд удивительно волевой и напористый в бизнесе, но при этом чрезвычайно застенчивый в быту.

– Вы, наверное, романтик, Джеральд? – спросила пожилого человека Вероника.

– Чтоб меня! – с притворным ужасом бросил тот.

– Разве ж он в этом сознается? – рассмеялась Мириам. – Наше время что-то странное делает с людьми. Модно быть наглыми и циничными и немодно – стремиться к чистоте и простоте. Обидно, что столько светлых душ просто не имеют шанса развиться во что-то прекрасное.

Вероника почувствовала, как слезы наворачиваются у нее на глазах.

– Сын, почему ты не защитишь человеческий род и нашу эпоху? – шутливо спросил Джеральд.

– Может, это человеческий род и эпоху нужно защищать от таких, как я? – серьезно произнес Митч. – Я полностью согласен с мамой.

– А какие мужчины нравятся мисс Бинг? Романтичные хлюпики или решительные деляги? – поинтересовался хозяин дома.

– Наверное, ни те, ни другие. Только как узнать, если люди в совершенстве владеют искусством маскировки. Сейчас все, не прекращая, играют, и я не исключение, – грустно заявила гостья.

– А что ж, по-вашему, мужчина, сам толком в своих чувствах не разобравшись, должен гордо вещать о них везде и всюду?

– Конечно, ты должен, Митч, – усмехнулся Джеральд. – Столькие ждут этого от тебя. Я прав, Вероника? – лукаво подмигнул гостье хозяин.

– Разве разговор о том, чтобы соответствовать чьим-то ожиданиям? – строго спросила Мириам. – Драматично, что мы сами долгие и, как правило, лучшие годы жизни сами обманываем себя, сменяя маски, выдумывая себе нелепые цели, стремясь соответствовать общепризнанному стандарту.

Прерывисто вздохнув, Вероника дрожащими руками поднесла ко рту бокал с аперитивом.

– Что с тобой, дорогая? – спросила Мириам.

– А как отделить стремления, хорошие или дурные, от самого человека? Если он сопрягает свое счастье с конкретным достижением и свято в это верит, то как он может не пройти весь тот путь, который предначертан ему? – спросила Вероника. – Я знаю, как многие люди относятся ко мне. Более того, я убеждена, что если бы в аукционном доме не сложились известные обстоятельства, то Митч никогда не принял бы меня на работу.

– С чего ты взяла, милая? – попыталась разубедить ее Мириам, видя, как ее гостья разнервничалась.

– Я это знаю. Просто знаю, – настаивала она.

– Ерунда, Вероника. Наняв вас, Митч не устает отмечать, что ваш самобытный подход идет на пользу общему делу, – проговорил отец. – Мириам пересказала мне вашу речь, и я готов полностью согласиться с сыном.

– Это правда? – спросила гостья, просветлев.

– Сюрприз! – воскликнул Джеральд.

– И еще какой, – отозвалась Вероника, отставив бокал и посмотрев на своего героя.

– Сказалось напряжение, – сочувственно проговорила Мириам, нежно погладив молодую гостью по спине. – Ты так легко держала себя с этими ходячими банкоматами, представляю, чего тебе это стоило. Даже при наличии большого опыта общения с такими людьми подобные мероприятия – всегда стресс.

– Это мне одному кажется, что ужином повеяло?! – воскликнул Джеральд.

– Нет, на самом деле, дорогой, – ласково проговорила Мириам и поцеловала мужа в лоб.

Только когда хрупкая белокурая женщина покатила его кресло перед собой в направлении столовой, Вероника заметила, что Джеральд заметно ограничен в движениях. Спину он держал неестественно прямо, а ноги его были укрыты толстым пледом из ангорской шерсти.

Вероника замерла в изумлении. Митч приблизился к ней.

– Скажи... – прошептала она, – что с твоим отцом?

– Несчастный случай на треке несколько лет назад. А в остальном все нормально. Он еще всех нас переживет, – улыбнулся Митч и жестом пригласил ее пройти в столовую.

– Дай-то Бог, – шепнула она.

– Все нормально, Вероника, – крепко взяв девушку за руку, заверил ее Митч. – Обещаю, что следующую пару часов не будет никаких потрясений.

После ужина внесли десерт. К этому времени Джеральд велел Веронике называть его по аналогии с мультипликационным мышонком, а сам сократил имя гостьи до Ники.

– Итак, Джерри, – удовлетворив его просьбу, обратилась к нему Вероника. – Ведь не после первого же свидания вы отправились к алтарю. Наверняка были какие-то безумства и пылкие признания, прежде чем прекраснейшая из женщин согласилась стать вашей супругой.

– Это ты верно подметила, Ники. Именно, прекраснейшая из женщин, – растроганно кивнул пожилой человек.

– Как вы завоевывали вашу Мириам? Цветы каждый день? Писали ее имя крыльями аэроплана в небе над Мельбурном?

– Нет. Я просто повалил Мириам на кушетку и наградил самым незабываемым поцелуем в ее жизни.

– Фи, – изобразила разочарование Вероника. – Я была уверена, что вы романтик.

– Ты просто не представляешь, что это был за поцелуй, – гордо произнес глава семьи.

– На рабочем месте? – спросила Вероника.

– Именно, дорогуша, – все с тем же гордым видом кивнул ей Джеральд.

– В наше время это расценивается как сексуальное домогательство, – проговорила гостья.

– Он и в прежние времена таковым был. Но нас это не останавливало, – дерзко объявил пожилой мужчина.

– Не останавливало, потому что не было прецедентов. А вот если бы были, то я легко отсудила бы у тебя хорошее состояние и отправилась бы тратить его на Лазурный берег Франции в компании со знойными жиголо, – поддразнила супруга Мириам.

– Выпьем за женскую мечту! – рассмеялась Вероника и подняла бокал.

Все охотно с ней чокнулись.

– Ты смелая девица, Бинг! – искренне похвалил ее отец Митча.

– Все мы смелеем, когда ничего другого не остается. Уж вам-то это, как никому другому, должно быть известно, – ответила она.

– Определенно они спелись, – шепнул Митч матери.

– Давненько я не видела отца таким задорным. Твоя девочка отлично на него влияет.

– Вероника не моя девочка, мама, – процедил ей на ухо сын.

– Мне безразлично. Лишь бы твоему отцу было хорошо. Я полюблю любого, кто, сказав Джерри «встань и иди», заставит его хотя бы попытаться. Ты не хуже меня знаешь, как близок твой отец к отчаянию.

– Сын, где ты нашел такую красотку! – окликнул Митча Джеральд Ганновер.

– Она сама нашлась. Явилась, открыла дверь ногой и сказала: «Вам без меня не обойтись». Пришлось взять, – пошутил Митч.

– Считай, что белый голубь сел тебе на ладонь, сын.

– Посмотрим, как пройдет первый серьезный аукцион, а затем и определим, кто к кому и куда сел. Я с радостью готов поверить в счастливую звезду мисс Бинг. А вот в своей фортуне я не так уверен.

– Не гневи Бога, сынок, – тихо проговорила Мириам.

Весь ужин улыбка не сходила с лица Вероники. До того самого момента, как Мириам принялась обниматься с ней в холле и она склонилась потрясти руку Джеральда. Девушка заметно сникла, и глаза ее как-то излишне часто заморгали.

Тогда Мириам Ганновер внезапно вспомнила, что забыла показать гостье какой-то свой невероятно красивый гобелен.

Она отвела Веронику в одну из дальних комнат, которая служила Ганноверам библиотекой, и, остановившись перед гобеленовым панно, прямо спросила ее:

– Как ты находишь нашего Митча?

– Не думаю, что знаю его достаточно, чтобы аргументированно высказаться на этот счет, – в высшей степени дипломатично выразилась Вероника.

– Оставь эти формальности, дорогая. Я хочу слышать пусть и субъективный, но искренний ответ, – строго проговорила мать шефа, и только в этот момент Вероника заметила, что между красивыми бровями моложавой женщины пролегает глубокая складка озабоченности, а голубые глаза смотрят остро.

– Хорошо, – с заметным усилием проговорила гостья и на миг задумалась, после чего сообщила: – Мне кажется, он мудрый и одержимый своим делом предприниматель...

Мириам неодобрительно покачала головой и, демонстративно отвернувшись от Вероники, уставилась на свое замечательное гобеленовое панно.

– Мириам? – виновато обратилась к ней девушка.

Мириам снова посмотрела на Веронику. В ее взгляде сквозила боль. Женщина сухо улыбнулась.

– Плохо мне дается роль гостеприимной хозяйки, не так ли? – тихо произнесла она.

– Простите, если я что-то не так сказала. Но мне в самом деле сложно судить о Митче. В любом случае, вне зависимости от моего мнения о нем, я благодарна, что он дал мне шанс, невзирая на то, что не слишком ко мне расположен, – разъяснила свое отношение Вероника, поскольку вопрос стоял не о чувствах.

О чувствах к Митчу, о чувствах спорных, подчас пугающих своей страстностью, она самой себе еще боялась признаться.

– Мой Митч был совершенно другой... прежде. Не поверишь сейчас, но в юности он буквально фонтанировал идеями. Каждый день нашей жизни становился праздником, – вспоминала мать и бесшумно плакала. Прозрачные блестящие слезы ровно стекали по ее щекам. – После его возвращения из Лондона все изменилось. Я понимаю, что явилось тому причиной. Но я надеялась, что со временем в окружении любящих людей он станет прежним, каким мы его всегда знали, жизнелюбом. Но вместо этого он все глубже и глубже увязал в своей печали... Мне даже физически становится очень сложно противостоять тому апатичному настроению, которое овладевает моими мужчинами. Я сама уже не молода, и все чаще и чаще наступают моменты, когда я готова сдаться, опустить руки, подчиниться судьбе... Не удивляйся, Вероника. То, каким ты сегодня видела Джеральда, это скорее исключение, нежели правило. С тех пор как несчастный случай приковал мужа к инвалидному креслу, мне каждое утро приходится изобретать причину его пробуждения и бодрствования. Джерри стареет и сдает на глазах, а я не могу позволить себе даже расслабиться, ведь то, что в этот момент происходит с нашим сыном, пугает меня не меньше... Прости, что я тебе все это рассказываю, Вероника. Но у человека не так-то просто отнять надежду. Я все еще живу ожиданием, что мой сын сможет оправиться от потери, а мой супруг поймет, что жизнь не закончилась. Я хочу, чтобы Джеральд увидел внуков.

– Я понимаю, – кивнула Вероника, которая сама не могла выслушивать все это без слез и отчаянно крепилась.

Сколько раз в жизни ей приходилось испытывать подобное и выслушивать похожие истории.

– Ты новый человек в нашем доме, но мое сердце лежит к тебе. Наверно, ты сочтешь это обычным материнским эгоизмом. Я не стану возражать. Дороже Митча у меня никого нет. Но ведь именно безграничная любовь к сыну позволила мне почувствовать, что не так, как обычно, походя, невнятно, а по-особенному он сообщил нам с отцом о новой сотруднице «Ганновер-Хауса». Ты можешь сейчас еще не осознавать этого, он тоже может не догадываться, но я чувствую, что у всех нас появился шанс, или я просто спятившая в своем горе старуха... Прости мне мою сентиментальность, дорогая. Ты – человек другого поколения. Считается, что семейные ценности себя уже изжили...

– Нет, я вас прекрасно понимаю, Мириам, – поспешила заверить ее девушка. – Я убеждена: каждый должен иметь возможность выразить то, что у него наболело. Иначе и терпеть-то невмоготу, не то что полноценно жить... Вы хотели знать о моем впечатлении от Митча? – повернула Вероника разговор вспять и протяжным вздохом отделила сострадание от чувства. – Он красивый, умный, в хорошем смысле непредсказуемый, насколько я могу судить, честный и трудолюбивый человек. Он эмоциональный, порой необъективный, предпочитает быть деликатным, а когда этого требуют обстоятельства, то и беспощадно хлестким, что очень бодрит и производит нужное действие на собеседника. Это я успела постигнуть на собственном опыте. Но я убеждена, что Митч джентльмен, – заключила влюбленная девушка.

– Не так-то плохо ты знаешь моего сына, – признательно заметила Мириам Ганновер. – По-твоему, он не пропащий?

– Всем нужен разный срок. Кто-то превозмогает боль стремительно, другому необходимы годы и годы...

– Вероника, обещай бывать у нас чаще, – требовательно проговорила Мириам, взяв Веронику за руку.

– Если таково ваше желание, я постараюсь, – кивнула та.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Со странным чувством Вероника покинула стены гостеприимного особняка Ганноверов. Воздух снаружи холодил кожу, пробираясь под одежду. Светлая грусть навевала неторопливые мысли. Да ей и некуда было спешить. Пустая квартира в гавани вряд ли когда-нибудь станет для нее домом. Настоящим домом, каким был дом Ганноверов.

Вероника оглянулась на особняк и приостановилась. Сердце защемило. Теннисный корт в парадном контуре лампионов, бассейн, формой своей напоминающий лагуну, покровительственный круг пальм...

– Никогда не думала, что застану себя в месте, подобном этому, – пояснила Митчу свою неожиданную задержку Вероника. – Чувствую себя наново подстриженным престарелым пуделем.

– Прошу прощения? – настороженно проговорил спутник.

Вероника рассмеялась собственному замечанию, но промолчала.

– В каком это смысле? – настаивал Митч, требуя растолковать последнюю фразу.

– В том смысле, что шансов никаких, а надежд хоть отбавляй.

Митч удивился такому объяснению.

Вероника озорно улыбнулась ему и, свернув на узкую тропку, устремилась к бассейну, в котором покачивалась вода, отражая светящиеся прямоугольники окон.

У бортика бассейна девушка присела и окунула в воду кончики пальцев. Удивленно посмотрела на Митча.

– Вода подогревается, – пояснил он.

– Понятно.

– Только не говори опять, что замерзла.

– Не замерзла, но... свежо, – ответила Вероника.

– Так это очень хорошо, – заключил Митч, присев возле нее. Он зажал в своей руке ее намоченные в воде бассейна пальцы и спросил: – Кажется, ты поменяла свое отношение ко мне? Чем обязан?

– Когда в Сиднее я работала в магазине комиксов... – начала Вероника.

– В твоей биографии было и такое? – удивленно вскинул брови Митч.

Вероника кивнула и продолжила:

– Так вот, в то время у меня появилось два поклонника. Одного звали Лари, другого – Ангус. Они преследовали меня, как фанаты, но все наши разговоры сводились к одному-единственному предмету: какой эпизод комиксов про Супермена производит на меня наибольшее впечатление? Когда я в Брисбене работала аукционистом подержанных автомобилей, меня окружали парни с татуировками и пирсингом. Они взапуски старались натаскать меня на знание устройства автомобиля. Так что, благодаря этим фанатикам, я" теперь знаю устройство карбюратора. Что было приятно во всех них – они оказывались настолько поглощенными своими увлечениями, что даже интересная им девушка не могла рассчитывать на значительное место в их сердце, если не разделяла их страсти, поэтому долго они меня не донимали. Исполняли свою просветительскую миссию и легко отступали. Они, настоящие романтики, искали свой идеал, девушку, которая буквально стала бы их второй половиной... В вашем мире все иначе.

– В нашем мире? – переспросил Митч.

– В мире практиков, в мире успешных людей. Вы, так же как и они, тащитесь от своего предмета, но вам никто не нужен.

– Что заставляет тебя так думать? – спросил Митч.

– Когда я общаюсь с фанатиками комиксов, я чувствую их горячее желание показать этот многокрасочный мир героев, злодеев и подвигов, в котором они живут. Ни один, даже самый успешный и одержимый предприниматель не в состоянии так же заразить своих сотрудников и единомышленников иначе как посулом больших доходов. И это скучно, Митч.

– Согласен. Но может быть, это проблема темперамента? – предположил он.

– Нет, Митч, проблема в том, что свой образ жизни вы считаете единственно верным, а всех несогласных заведомо называете неудачниками, не способными адаптироваться в вашем мире. И методы достижения цели у вас соответствующие.

– Странно слышать это от человека, который во время собеседования объявил о своем желании ободрать всех постоянных клиентов «Ганновер-Хауса» как липку. В тот момент ты по-настоящему напугала меня, – улыбнулся Митч.

– Ты все еще не можешь забыть?

– Это незабываемо, дорогая, – рассмеялся он. – Что ты за штучка вообще такая, не могу понять.

– Ждешь веселый анекдот? Его не будет. Самое смешное о своей жизни я тебе уже поведала...

– Может быть, когда-нибудь потом ты расскажешь и все остальное? – предположил он, на что Вероника лишь пожала плечами и спросила:

– Ты согласен услышать об этом в далекой перспективе, лишь бы только не сейчас?

– Вовсе нет. Я готов, – твердо произнес Митч.

– Моего отца не стало, когда я училась в старших классах. Мою маму это сильно надломило. Я была поздним ребенком. Долгие годы у них была только любовь друг к другу и вера, что судьба подарит им дитя. Когда я только начала учиться в университете, выяснилось, что у мамы болезнь Альцгеймера. Я оставила учебу. Единственное место, где я могла найти работу, чтобы совмещать ее с уходом за мамой, была Австралийская ассоциация по борьбе с болезнью Альцгеймера. Собственно, оттуда мой опыт аукционных продаж, поскольку проведение благотворительных аукционов приносило значительное облегчение для тех, кого действительно заботило решение проблем ассоциации. В двадцать лет я осталась одна. Совершенно одна. Без денег, без образования, без серьезного профессионального опыта, без помощи, без поддержки. Мне ничего другого не оставалось, кроме как продолжить сотрудничество с ассоциацией. Я не стала упоминать об этом опыте на собеседовании просто потому, что это сопряжено с тяжелыми личными переживаниями. И даже уйдя с постоянного поста в ассоциации, где бы и кем бы я ни работала, в ноябре всегда еду в Сидней, где принимаю участие в организации благотворительного бала по сбору средств в пользу больных болезнью Альцгеймера, а также на финансирование научных программ для решения этой проблемы. Это мой вклад, я делала и буду продолжать делать это в память о маме... Митч, я не пытаюсь заручиться твоим сочувствием...

– Так, прекрати, – резко остановил ее Митч. – Не указывай мне, что думать и что чувствовать. И не смей отказывать мне в праве на сочувствие. Я надеялся, что ты расскажешь все как есть. Хотел понять, что пережил человек, который так отчаянно заявляет о своем праве на самобытность. Я считаю, что чужой опыт не менее важен, чем свой собственный.

Вероника понимающе покивала в ответ.

Митч крепче сжал ее ладонь в своей руке и тихо проговорил:

– Я очень признателен тебе за то, что ты мне рассказала. У меня нет желания казаться своим сотрудникам тираном, лишенным каких-либо чувств.

Вероника благодарно, но скупо улыбнулась в ответ. Одним высказыванием Митч отнес ее к числу прочих сотрудников «Ганновер-Хауса», к числу своих подчиненных. Он был очень великодушен, очень добр. Но между ними лежала пропасть. Рассказать о своей беде он и не подумал. Просто удовлетворил свое любопытство в отношении новой сотрудницы. Не более того.

Она отняла свою руку и выпрямилась.

– Ну, вот, собственно, и все. Спасибо за внимание. Пора и честь знать, – иронически заключила Вероника. – Кристин скажу, что прием был потрясающий, душевный, незабываемый.

– Невероятная вы парочка, – отозвался Митч. – Кристин и без тебя казалась мне непостижимой, а вдвоем с тобой – тем более.

– Другие просто говорят, что я вывалилась из фургончика странствующего цирка шапито, – сухо проговорила Вероника. – «Посмотри, как ты одета! Как ты себя ведешь! Что за фантазии!..» Так и хочется спросить: а чем же вы лучше? Боитесь оступиться, дышать опасаетесь без чужого одобрения, – не скрывая негодования, бросила она и стремительно направилась к ограде поместья Ганноверов.

Митч нагнал ее и, обхватив за талию, приподнял над землей. Вероника встретила это легким возгласом изумления, рассмешив мужчину.

– Митч, – проговорила она, положив руки ему на плечи.

– Да?

– Не обнадеживай меня понапрасну, – тихо попросила девушка.

– Поцеловать-то можно?

– Тогда я подумаю, что ты пытаешься соблазнить меня.

– И правильно подумаешь, – утвердительно кивнул Митч.

– Ты для этого нанял меня?

– Нет, Вероника, мне уже известна твоя принципиальная позиция на этот счет, – возразил шеф.

– Значит, ты решил разбавить череду безголовых блондинок вкраплением сумасбродной брюнетки?

– Опять не угадала, – покачал головой Митч Ганновер.

– Но все равно ты считаешь себя хозяином положения. Сегодня я твоя фаворитка, а завтра ты попросишь Кристин избавиться от меня, подарив букет от твоего имени.

– Вероника, я не плейбой, – серьезным тоном заверил ее мужчина.

– Нет? А как же тогда это называется? – поинтересовалась она, глядя ему прямо в глаза.

– Уверен, моя мать все тебе уже рассказала.

– Это ты о Клер?

– Ну вот видишь, я прав, – удовлетворенно отозвался Митч.

– В таком случае и я должна тебе кое в чем признаться, – проговорила Вероника. – Причиной, по которой я была вынуждена спешно покинуть Золотое побережье, послужили отношения с боссом... Никаких скандалов. У нас было всего два невинных свидания. Но и этого оказалось слишком много. Мне и Джеффри просто не следовало начинать встречаться. Когда я это поняла, было уже поздно. Джеффри настаивал на сближении, а я не знала, как этого избежать. И каждый день нам приходилось видеться, работать вместе, делать вид, будто все в полном порядке. А слухи уже поползли, и недовольство босса стало накапливаться. Я почувствовала, что ситуация грозит взрывом и я нахожусь в самом его эпицентре, – красочно расписывала девушка, вспоминая те дни.

– Он притеснял тебя из-за того, что ты ему отказала? – спросил Митч.

– Не то чтобы он делал это злонамеренно. Нет, – покачала головой Вероника. – Я не могу его винить. Просто Джеффри вел себя как любой мужчина, самолюбие которого было задето.

– Наверняка этот Джеффри был закомплексованным занудой, – убежденно проговорил Митч.

– Даже если и так, я разделяю с ним вину за сложившуюся ситуацию.

– Я, по-твоему, такой же зануда? Уверен, Кристин полностью разделяет это мнение. Да что там Кристин, даже мои родители его разделяют!

– Если такова твоя точка зрения, то ты несправедлив ко всем троим, – заверила его Вероника. – А что ты сам на этот счет думаешь?

– Насчет себя – ничего. А в тебе я вижу образец истинного жизнелюба. У меня нет иллюзии, будто верность этому качеству дается тебе легко. Догадываюсь, что все пережитое стало тяжелой проверкой на стойкость. Твое бесстрашие же меня просто восхищает!

– Бесстрашие?! – рассмеялась Вероника. – О каком бесстрашии ты говоришь?

– Я никогда не встречал более отчаянного существа. Тот момент, когда я тебя впервые увидел, то, как ты припарковалась возле галереи, как решительно вошла, так, что у меня сердце в пятки ушло, какой непобедимой ты выглядела, – этого мне никогда не забыть!

– Боже! Знал бы ты только, какие чувства я в себе каждый раз перебарываю, чтобы казаться такой отчаянно непобедимой, – искренне призналась девушка.

– Мне это неизвестно. Я могу судить только о том, какое впечатление ты производишь на окружающих. Лишь несколько позже, внимательно присматриваясь к тебе, я начал понимать, что твоя мнимая уверенность в себе – это попытка бороться со своими страхами. И ничего постыдного в этом нет. У всех нас есть страхи, но далеко не все способны результативно с ними бороться, – заключил Митч Ганновер.

– О какой результативности ты толкуешь?! Как бы я ни пыталась преодолеть свое смущение, да даже прямо сейчас, в эту самую минуту, когда ты так великодушно награждаешь меня комплиментами, я цепенею, – взволнованно произнесла Вероника.

– Из-за чего это?

– Из-за тебя, Митч. Одно то, что ты близко, ты обнимаешь меня, я под твоим пристальным взглядом, моя судьба в твоих руках, заставляет меня млеть и скукоживаться от страха в один и тот же миг, – прошептала она, крепко обхватив его за шею.

– Вероника... – попытался остановить поток ее признаний Митч.

– Подожди, я еще не закончила. Дай договорить, – мучительно попросила она его, отважившись на все, какие только возможно, признания. – Я трушу и жажду одновременно. Мечтаю о твоем поцелуе и готова бежать от него на край света. А с тех пор как мне стало известно о твоей умершей возлюбленной, я потеряла всякую надежду. Я хочу жить простой полной жизнью. Хочу любить и быть любимой. Но боюсь, что общение с тобой ограничится периодом моего контракта.

– Постараемся не допустить этого, – предложил Митч.

– Звучит так, как будто бы это легко.

– Нелегко, но достижимо, – заверил ее мужчина.

Митч обхватил лицо Вероники ладонями и поцеловал, рассчитывая развеять сомнения девушки в реалистичности ее желаний.

И в этот момент он почувствовал прерывистое придыхание и всю тяжесть напряжения взволнованной женщины. Скованное лицо, пухлые губы, сначала такие неподатливые, постепенно оттаивали; ее руки, сомкнутые у него на затылке, опали на плечи, высокая грудь приникла к его груди. И только тогда поцелуй стал упоительным и сладостным для обоих.

С победной улыбкой Митч Ганновер отпустил девушку.

– И что это доказывает? – упрямо спросила она его.

– Тебе не понравилось? И совсем-совсем не хочется повторить, укрепить и развить это маленькое достижение? – иронически поинтересовался он.

– Приятное завершение сумасшедшего дня, – скупо подытожила Вероника, – или же просто логичное окончание нашего разговора. Вероятно, оба мы делаем успехи в желании доказать самим себе, что все возможно. Но насколько разумно повторять этот опыт, Митч?

– А ты хочешь забыть, что был такой день и что подобное может повториться?

– Я боюсь вновь ошибиться, Митч. Боюсь лишить себя будущего в Мельбурне. Я устала менять города, окружение, работу. Мне нравится мое нынешнее занятие и то, что здесь я могу быть среди друзей.

– Не волнуйся... Со мной у тебя сложностей не возникнет, – заверил ее Митч Ганновер и в подтверждение своих слов разжал объятья.