Текст книги "Дом Брасса"

Автор книги: Эллери Куин (Квин)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)

Глава 5
КОТОРЫЙ?

«Источники информации» Хендрика Брасса появились на следующее утро в единственном числе.

Это произошло, когда доктор Торнтон в латунной спальне пытался перевязать старику голову. Джесси присутствовала там, чтобы помогать, Ричард Квин – из-за присутствия Джесси, а Хьюго – выполняя приказ Ричарда. В данный момент от него не было никакой пользы – он торчал в углу, уставясь на бинты вокруг черепа Брасса, как на какое-то диво.

– Перекись, пожалуйста, – сказал доктор Торнтон. Сестра Квин повиновалась, и он вылил перекись на старый бинт, прикрывавший рану. Дождавшись, пока перекись начнет пузыриться и засохшая кровь подразмякнет, доктор начал аккуратно снимать повязку. Хендрик Брасс лежал неподвижно, как мумия, закрыв глубоко запавшие глаза. Когда Торнтон последним ловким движением убрал бинт, старик внезапно открыл глаза и произнес, обращаясь к потолку:

– Ваши руки имеют целительную силу, доктор.

– Благодарю вас, – отозвался Торнтон. – «Я перевязал его раны, а Бог исцелил их».

– Что-что?

– Я где-то прочитал эту фразу.

– Бог! – фыркнул старик. – Я не верю в Бога.

Рана выглядела безобразно. Неровные края припухли, так натянув швы, что лысый череп напоминал зашнурованный футбольный мяч.

– Не думаю, что нужна перевязка, – сказал доктор. – Пусть к ране поступает воздух. Через день-два я сниму швы. А сейчас уберем грязь. У вас были головные боли? Головокружение? Слабость?

– Нет.

– Бог, в которого вы не верите, добр к вам, мистер Брасс.

Доктор и Джесси начали счищать засохшую кровь вокруг раны. Ричард, восхищавшийся уверенными движениями жены, вздрогнул при звуке голоса Хьюго:

– Здесь какой-то человек!

Слуга произнес эти слова таким свирепым басом, что в ушах инспектора они прозвучали как «Я чую кровь англичанина!».[21]21
  Слова великана-людоеда из английской сказки «Джек – истребитель великанов».


[Закрыть]

Незнакомец стоял в дверях, держа руки в карманах, с неприятной усмешкой на губах. Было трудно сказать, что его забавляло – рычание Хьюго, движение инспектора или рана на голове Брасса.

Хьюго шагнул вперед.

– Осторожнее, коротышка, – предупредил его мужчина в дверях. – Может, я и не такой дылда, как ты, но ноги у меня побыстрее, не говоря уже о руках.

Хьюго сделал еще один шаг. Вновь прибывший не двинулся ни вперед, ни назад, но инспектор заметил, как он напрягся.

– Я ему не нравлюсь, – сказал незнакомец. – Вряд ли мы с ним поладим.

– Кто вы? – осведомился Ричард.

– Моя фамилия Вон, папаша. – Он не сводил глаз с Хьюго.

– Как-как? – пискнул с кровати старый Хендрик. – Вон?

– Верно, мистер Брасс.

– Стой на месте, Хьюго, – сварливо приказал старик. – Говорю тебе в последний раз.

Хьюго остановился. Незнакомец сразу расслабился и неторопливо шагнул в спальню.

Инспектор был миролюбив по натуре, но в этом человеке было нечто, пробуждавшее в нем дикое желание дать ему по физиономии. Во-первых, сама его походка была вызывающей – наполовину вальяжной, наполовину скользящей, рассчитанной на то, чтобы прыгнуть или стать в позу – в зависимости от обстоятельств. Во-вторых, он устремил на Джесси пронизывающий, как луч лазера, взгляд, словно раздевший ее донага и, что еще хуже, с сомнением оценивающий. С таким же успехом он мог произнести вслух: «Быть может, беби, лет двадцать назад…»

«Мы с тобой родились врагами», – думал инспектор, в свою очередь разглядывая его.

Либо костюм Вона, сшитый на заказ, был изначально ему мал, либо гость со временем раздался в ширину и толщину, но костюм больше обнажал, чем скрывал чрезмерно мускулистое тело владельца. Жесткие рыжеватые волосы Вона были коротко подстрижены, светло-серые глаза поблескивали сталью, нос выглядел необычайно плоским на угловатом лице, а подбородок напомнил инспектору карикатуру, ибо он торчал, как скотосбрасыватель на паровозе. Кожа была бугристой, грязноватой и нуждалась в солнечной лампе. Инспектора бы не удивило, если бы Вон достал ватрушку и листок с информациями о скачках. На голове у него красовалась шляпа, похожая на берсальерскую[22]22
  Берсальеры – стрелки в итальянской армии.


[Закрыть] (этот тип наверняка меткий стрелок, подумал инспектор), которую он не удосужился снять. Рубашка была ярко-голубой, а галстук – ярко-желтым. Большие руки покрывали шрамы. Тем не менее, любопытные глаза светились умом или скорее примитивной смекалкой, приобретенной на задних дворах и в трущобах. Было невозможно себе представить, чтобы он вызвал симпатию у какого-нибудь достойного мужчины или женщины.

В любом случае его появление не сулило ничего хорошего.

– Что случилось с вашей башкой? – осведомился Вон с пытливостью коронера на дознании.

– Об этом я поговорю с вами позже, мистер Вон, – с раздражением отозвался старик.

– Вам следовало связаться со мной. Этот ваш кретин-переросток не способен обеспечить безопасность. Даже слепому должно быть видно, что у него в котелке нет ничего, кроме воздуха.

– Вы грубиян! – заявила Джесси.

– Еще бы, куколка, – ухмыльнулся Вон.

– Перестаньте! – вмешался старик. – Пусть все остальные выйдут.

– Погодите. – Усы инспектора ощетинились. – У моей жены, не говоря уже о других, имеется личный интерес к происходящему в этом доме. Я хочу знать, кто этот человек и почему вы пригласили его сюда.

– Вы совсем как коп, – сказал Вон, прежде чем Брасс успел ответить. – А-а, понял! Ваша фамилия Квин, и вы недавно женились на Джесси Шервуд – на этой бабенке, верно, папаша?

– Верно, сынок, но никому не позволено называть мою жену бабенкой. Понятно?

– Папаша, вы до смерти меня напугали. – Вон повернулся к нему мускулистой спиной. Инспектор рассердился по-настоящему, но Джесси предупреждающе коснулась его руки. – А вы, с щеткой под носом? Вас как зовут?

Рыжие усы доктора ощетинились также.

– Я доктор Торнтон.

– Ясно. О'кей, вы слышали, что сказал мистер Брасс. Выметайтесь отсюда.

– Я не выйду из комнаты, пока не получу ответ, – произнес инспектор. – Кто этот хулиган, мистер Брасс?

– Все в порядке, Вон, – заговорил Хендрик Брасс. – Пожалуй, им следует знать. Инспектор, мистер Вон – частный детектив, которого я нанял для поисков вашей жены и всех прочих. Он также мой поверенный и составит для меня завещание, когда я решу, кому оставить деньги.

– Поверенный! Какой колледж вы окончили, Вон? В Оссининге?

– Гарвард, Йель, школу для парикмахеров – какая разница? Хотите взглянуть на мой диплом, папаша?

– Я бы хотел видеть разрешение на оружие, которое вы носите в кобуре.

– А я-то думал, что этот костюмчик, прикупленный за три сотни баксов, скроет пушку. Пожалуй, мне лучше сменить портных. Не ломайте вашу старую седую голову, инспектор. У меня есть разрешение. И если вам интересно, лицензия на детективное агентство в Нью-Йорке.

– В наши дни в Нью-Йорке лицензии выдают кому угодно. Ладно, мистер Брасс, не могу вам помешать использовать его против нас в качестве гестапо, но хочу предупредить, чтобы он не пытался вести себя грубо – особенно с женщинами. Я знаю эту породу.

Вон пожал плечами.

– В чем дело, дедуля, разве свадебные колокола уже отзвонили? Если хотите войны, о'кей, только я сам буду выбирать поле битвы. А если мы договорились, нечего выпячивать нижнюю губу. Бывший коп для меня пустое место. – Он не дал инспектору возможности ответить. – Сколько времени может занять эта работа, мистер Брасс?

– Сколько понадобится. – Лицо старика стало хитрым. – А сколько вы можете отсутствовать в вашем офисе?

– Решать вам – ведь платите вы. И раз мне все равно придется здесь торчать, советую избавить этого человека-гору от обязанности охранять вас. Если удар по вашему черепу как-то связан с качеством его работы, вам лучше нанять другого парня.

– Это я и имел в виду, мистер Вон. Вы также будете моим телохранителем.

Хьюго вздрогнул.

– Не я? – Он выглядел испуганным.

– Вот именно, Годзилла,[23]23
  Годзилла – гигантский ящер, персонаж японских фильмов.


[Закрыть] – сказал Вон. – Ты слышал своего хозяина и повелителя?

– Не я? – повторил Хьюго, на сей раз хнычущим голосом.

– Нет! – тявкнул старик. – Займись полировкой латуни, Хьюго. И делай то, что скажет тебе мистер Вон. Ясно?

Плечи Хьюго поникли.

– Да, мистер Хендрик. – Он медленно вышел из комнаты. Джесси было до слез жалко его.

– Ладно, ребята. Пора прогуляться. – Вон указал похожим на молоток большим пальцем на дверь. – Нам с мистером Брассом нужно потолковать.

Ричард придержал дверь для Джесси и пыхтящего от гнева доктора Торнтона. Он собирался последовать за ними, когда с удивлением увидел, как Вон достал из бокового кармана брюк флягу и отвинтил крышку. Последний раз он видел человека с флягой в кармане во время сухого закона. Возможно, они вернулись в прошлое. Или Вон начитался Дэшила Хэммета[24]24
  Хэммет, Дэшил (1894–1961) – американский писатель, мастер «крутого» детектива.


[Закрыть] – если он вообще умеет читать.

Когда инспектор закрывал дверь, Вон сделал большой глоток из фляги.

– Клевое у вас местечко, мистер Брасс, – услышал он насмешливый голос частного детектива. – Но не сравнить с Акапулько.

* * *

До прибытия Вона жизнь в старом доме текла по более-менее установившемуся распорядку: завтрак между восемью и девятью; поездки в Филлипскилл или Тэрритаун за газетами, журналами, книгами (библиотека Брасса, судя по всему, перестала обновляться со времени Уильяма Дина Хауэллса[25]25
  Хауэллс, Уильям Дин (1837–1920) – американский писатель.


[Закрыть] и Ф. Мэрион Крофорд[26]26
  Крофорд, Фрэнсис Мэрион (1854–1909) – американская писательница.


[Закрыть]), сигаретами и туалетными принадлежностями, затем ленч в полдень, а позже – прогулки по поместью или к полузатонувшему причалу либо другие занятия: Джесси вязала для Ричарда пуловер с помощью спиц и шерсти, купленных в филлипскиллском универмаге; Алистеры играли в покер на зубочистки, или же Элизабет раскладывала пасьянс, покуда ее муж изучал приобретенный в Тэрритауне бюллетень скачек; доктор Торнтон читал последние номера «Плейбоя», игнорируя медицинские журналы, пересылаемые ему по почте из Саут-Корнуолл а; двое молодых людей читали книги в бумажных обложках, старательно избегая друг друга (Линн задирала нос, демонстрируя свое негодование Киту, который принимал это покорно, как пес, и выглядел таким жалким, что ей хотелось обнять его и заверить, что все в порядке, хотя это отнюдь не соответствовало действительности); Корнелия Оупеншо пожирала Кита алчными взглядами, хотя внешне ее поведение не выходило за рамки приличий. Что же касается старого лиса Квина, то он наблюдал за всеми, но старался держаться поближе к хозяину дома, который хотя и смешивался с гостями, но держался отчужденно, прислушиваясь к нюансам, как старый дирижер к новому оркестру, с дьявольской улыбкой на бледных губах, что никак не способствовало поддержанию душевного покоя. Но даже это стало рутиной, и вскоре большинство гостей предпочло игнорировать Хендрика Брасса, если только он не обращался к ним непосредственно. В таких случаях они отвечали ему с деланой улыбкой, словно он мог ее видеть.

Появление Вона изменило ситуацию в худшую сторону. Казалось, гости внезапно оказались заключенными в огромную сферическую ухмылку, откуда не было спасения.

Подобно инспектору, Вон, очевидно, понял, что представляют собой Алистеры – он постоянно рассказывал о ловких мошенничествах, с которыми ему приходилось сталкиваться, и, притворяясь, будто забыл какие-то детали, обращался к ним за помощью. Это выводило супругов из себя, поскольку Вон взывал к их опыту в присутствии старого Брасса, который слушал в загадочном молчании.

На доктора Торнтона он изливал застарелую вражду к медицине. Все врачи, заявлял Вон, мясники, вымогатели или шарлатаны. Доктор страдал, сохраняя достоинство. Но с каждым часом ему было все труднее держать себя в руках, особенно когда Вон при его появлении издавал негромкое утиное кряканье. Торнтон дергал себя за усы, скалил пожелтевшие от табака зубы и сжимал кулаки. Однако Вон никогда не доводил дело до вспышки. По-видимому, это служило для него забавой.

С Корнелией Оупеншо он применял однообразную технику, рассказывая ей сальные истории. Вначале она уходила из комнаты или разражалась невнятными протестами. Но инспектор обратил внимание, что порог ее возмущения со временем становился все ниже, покуда она наконец не перестала уходить и протестовать и не начала слушать, симулируя абсолютную глухоту.

По отношению к Палмеру Вон использовал тактику называемую «как мужчина с мужчиной». Она состояла из толчков в ребра, подобных знакам препинания («Ты знаешь, что я имею в виду, дружище» – и толчок в роли восклицательного знака), сильных хлопков ладонью между лопатками, заставлявших Кита пошатываться, несмотря на внушительные габариты («Что бы ты сказал, приятель…» – и хлопок в качестве вопросительного знака), и тычков в грудь указательным пальцем, напоминающих ряд стежков на швейной машинке («Держу пари на твою жвачку, парень…» – и тук-тук-тук), всегда в абсолютно дружеской манере, что делало невозможными какие-либо обиды и только лишало Кита дара речи. При виде Вона он потихоньку отходил назад или в сторону, словно неожиданно столкнувшись на ринге с боксером, превосходящим его по разряду. Смотреть на это было неловко. Вопрос заключался в том, как долго он сможет выносить подначки Вона.

Но самой серьезной мишенью для частного детектива стала Линн О'Нил. Вон притворялся, что не замечает ее, пока она не подходила ближе, потом изображал удивление и начинал окидывать ее, от каштановых волос и ниже, взглядом, напоминающим фотоэлемент, ищущий спрятанный клад, задерживаясь в наиболее интересных местах, а дойдя до ступней, повторял процесс в обратном направлении. При этом он практически не произносил ни слова – за него говорили его глаза. Покуда его пассы были чисто визуальными, Линн не могла найти повода дать ему пощечину. Она только краснела, что выводило ее из себя, и старалась поскорее улизнуть.

– Бедная девочка, – с возмущением сказала Джесси.

– Постепенно он ее смягчит, – промолвил Ричард.

– Что ты имеешь в виду?

– Нужно быть девушкой с очень сильной волей, чтобы противостоять подобной лести.

– Лести?!

– Лести ее сексапильности. Разве ты не видишь, что Кит Палмер с его унылым взглядом не добился ничего? Женщине нравится мужчина, который ее хочет, верно?

– Только не такой мужчина!

– Ошибаешься, – усмехнулся Ричард.

В результате между новобрачными возникло некоторое охлаждение, продолжавшееся большую часть утра.

Но в том, что касалось повседневных обязанностей Вона, Ричарду не в чем было его упрекнуть. Днем он почти не отходил от Хендрика, а когда старик удалялся в свою комнату на ночь, Вон ставил для себя раскладушку в коридоре поперек его двери. Если открывалась какая-нибудь другая дверь или слышались звуки шагов или голоса, он тут же вскакивал с койки, клал руку на кобуру и не ложился снова, не убедившись, что его подопечному ничто не угрожает. Вон мылся и переодевался во второй половине дня в спальне Брасса, когда старик ложился вздремнуть, не забывая закрыть дверь на замок и задвижку.

Никаких инцидентов не было, если не считать все усиливающегося дробления компании на маленькие группы. Алистеры по-прежнему держались дуэтом, расставаясь, только когда Девитт ездил в «Олд Ривер», как он говорил, позвонить по телефону, покуда его жена мерила шагами гостиную. После обеда они обычно играли в карты, игнорируя остальных. Другую группу образовывали Хендрик Брасс, Вон и маячивший на периферии Хьюго. Все прочие, с частичным исключением Корнелии Оупеншо, составляли наиболее крупную клику – мисс Оупеншо, казалось, не могла сделать выбор между трио Брасс-Вон-Хьюго и группой, включающей молодого Палмера, поэтому металась от одной группы к другой, как дезориентированная пчела.

Однажды вечером старая дева подошла к древнему приемнику «Зенит» и начала крутить ручки. Никаких результатов не последовало, что было неудивительно, поскольку инспектор уже минимум дважды видел, как она этим занималась.

– Господи, даже радио не работает, – вздохнула мисс Оупеншо. – Мистер Палмер, вы не возражаете отвезти меня в гостиницу? Там есть телевизор.

Она явно рыскала в поисках добычи, и Кит покраснел:

– Я бы с удовольствием, мисс Оупеншо, но мы с мисс О'Нил договорились пойти на прогулку. Верно, Линн?

Он ожидал, что его бросят на растерзание волчице, но Линн сказала:

– Конечно, Кит. Очень сожалею, мисс Оупеншо. Уверена, что мистер Палмер с радостью окажет вам эту услугу в какой-нибудь другой вечер. Пошли, Кит?

– Тысяча благодарностей! – воскликнул Кит, когда они вышли из дома. – Это единственное, что пришло мне в голову.

Линн хихикнула.

– Похоже, она положила на вас глаз.

– Со мной так всю жизнь. Женщины, которые мне нравятся, не обращают на меня внимания, а разные сучки бегают за мной по пятам.

– Уверена, что это не так. Кажется, вы говорили, что женаты – некоторым образом? Или вы женились на сучке? Какое скверное слово!

– Нет. Я имел в виду… Черт возьми, Линн, я просто не сумею вам объяснить! Могу только сказать вам, что я не обманщик. Это не в моей натуре. Я хочу, чтобы вы это поняли…

– Почему? – осведомилась Линн не так холодно, как во время их прошлой прогулки, но достаточно прохладно, чтобы дать ему понять: она не из тех, кто поддается на сладкие речи женатого мужчины.

– Потому что… Проклятье! Почему мужчина хочет, чтобы девушка его понимала?

– Вы действительно хотите, чтобы я ответила на этот вопрос?

– Ну, ведь это помогает…

– Еще бы!

– Это очень важно, хотя, конечно, еще не все…

– Разумеется, важно, – кивнула Линн. – Но лучше оставим эту тему и будем наслаждаться лесом. Красивая местность, не так ли? Совсем не похожая на Вайоминг.

Они обменялись биографическими сведениями и сразу почувствовали себя лучше. Линн родилась в шахтерском городе, который стал городом-призраком, когда угольные копи истощились.

– На Востоке все думают, что на Западе живут только ковбои. Но в Вайоминге больше овец, чем коров, а там, где я выросла, и тех было мало. Папа умер, когда мне было тринадцать, а мама – несколько лет назад. Миллион долларов мне бы очень пригодился. У меня нет даже работы.

– Вы бы могли получить работу в Голливуде, – горячо воскликнул Кит, – и уж никак не в столовой!

– Мистер Палмер, эта фраза стара как мир, – произнесла Линн тоном человека, умудренного жизненным опытом. Но втайне она была довольна, так как он, похоже, говорил искренне – во всяком случае, почти. – А какова ваша печальная история?

Казалось, Кит сдерживает себя. Он кратко поведал о партнерстве в металлоломном бизнесе «с замечательным парнем по имени Билл Перлберг», затем о Вьетнаме, сайгонских барах и коварных вьетконговцах, ни разу не упомянув Джоан, малыша Сэма, и даже не использовал слова «жена» и «сын». В результате в голове у Линн замелькали всевозможные подозрения, а Кит постарался скорее сменить тему.

Какое-то время Линн шагала молча.

– Вы многое опустили, – наконец сказала она тоном, каким Золя мог бы произнести: «J'accuse!»[27]27
  «Я обвиняю!» (фр.) – памфлет Эмиля Золя, написанный в 1898 г. в знак протеста против суда над Альфредом Дрейфусом – французским офицером, евреем по национальности, ложно обвиненным в шпионаже.


[Закрыть] – Почему, Кит?

Его спасло пронзительное сопрано.

– Мистер Паллллмер! – Впрочем, едва ли спасло, ибо к ним подбежала мисс Оупеншо. – Вот вы где! Хотя вообще-то я ищу мисс О'Нил.

– Меня? – удивилась Линн.

– Вы нужны миссис Квин. Срочно.

– Я провожу вас, Линн, – поспешно сказал Кит.

– Нет, мистер Палмер, миссис Квин вас не звала. Почему я не могу составить вам компанию, пока мисс О'Нил не вернется? Миссис Квин ждет, мисс О'Нил. – Она дружелюбно подтолкнула Линн и тут же повисла на руке у Кита. – О, я так рада выбраться из этого дома, мистер Палмер! От этого старика мороз по коже продирает! Знаете, я иногда чувствую на себе его взгляд. Не говоря уже об этом ужасном Воне…

Но пристальный взгляд Вона пришлось выдержать Линн, когда она проходила мимо него, покуда он отводил Хендрика наверх из гостиной. На сей раз взглядом дело не ограничилось. Вон задел ее корпусом, и его ручища скользнула по ее ягодицам. Линн уже собиралась возмутиться, но он вежливо произнес: «Прошу прощения, мисс О'Нил» – и направился вверх по лестнице. Его спина смеялась над ней. Негодующая Линн вошла в гостиную:

– Мисс Оупеншо сказала, что вы хотите меня видеть, миссис Квин.

Джесси вязала, а инспектор читал вчерашний номер нью-йоркской «Дейли ньюс». Оба подняли взгляд.

– Ну, я всегда рада вас видеть, дорогая, – озадаченно произнесла Джесси. – Но…

– Моя жена имеет в виду, мисс О'Нил, – усмехнулся инспектор, – что она поинтересовалась вслух, не хотят ли все выпить чаю, и упомянула, что не видит здесь вас. Мисс Оупеншо только это и было надо. Прежде чем кто-нибудь успел сказать «Кит Палмер», она умчалась.

– Она очень несчастна, – промолвила Линн.

– Но весьма настойчива, – фыркнул доктор Торнтон, с сердитым видом читающий статью Хью Хефнера.[28]28
  Хефнер, Хью (р. 1926) – основатель и издатель журнала «Плейбой».


[Закрыть] – Советую вам, мисс О'Нил, не тратить на нее свое сочувствие. Женщины такого типа бывают опасны. На вашем месте я бы посоветовал Палмеру держаться от нее подальше.

Линн пожала плечами:

– Он уже большой мальчик, доктор, и я едва его знаю. Господи, как же у меня разболелась голова! Пожалуй, я пойду спать.

– Четыре туза, – сказал жене Девитт Алистер и потянулся к кучке зубочисток.

Этим вечером инспектор решил встретиться со своей нерегулярной командой по поводу их последнего задания. Его выполнение продолжалось слишком долго, а чутье подсказывало старику, что времени остается мало.

* * *

– Вам бы следовало быть председателем совета директоров, инспектор Квин, – заметил старый Брасс со своей неприятной усмешкой. – Какова цель этой конференции?

Он восседал на краю своего кресла, как лилипутский монарх, посасывая рукоятку трости. Свет, играющий на латуни, отражался на его лысом черепе, зашнурованном, как футбольный мяч. По бокам стояли Вон и Хьюго. Гости присутствовали в полном составе. На этот раз их больше интересовал инспектор, чем потенциальный благодетель. В голосе Квина слышались нотки подобные трубе, возвещающей о Страшном суде.

– Я буду краток, мистер Брасс, – начал инспектор. – Вы собрали этих людей здесь под предлогом якобы имеющихся у вас шести миллионов долларов…

– Якобы? – прервал старик, сразу насторожившись.

– Да, якобы, – повторил инспектор. – Потому что мои люди в течение десяти дней проводили проверку. В Филлипскилле, в Тэрритауне, во всем округе Уэстчестер. В Нью-Йорке. В Бостоне и Филадельфии, где банки хранят крупные вклады жителей из районов Бэк-Бей и Мейнлайн. Расследования в последних трех городах я поручил надежному агентству. Мне были нужны подробные сведения, но как можно скорее, а моя команда не могла проделать все самостоятельно. И они выяснили следующее.

Во взглядах присутствующих появилось выражение похожее на ужас.

– Мои люди не обнаружили ни единого чека, счета или банковского сейфа на имя Хендрика Брасса. Равно как и никаких акций, облигаций или финансовых холдингов. Они не нашли ни единого следа недвижимости, кроме этого дома и поместья. Местными риелторами дом оценивается как некогда дорогой, но ныне абсолютно непригодный для жилья, а стоимость земли приблизительно равна двум закладным. Иными словами, Дом Брасса заложен целиком и полностью.

– Похоже, не только ваша жена ловко вяжет, – с удовольствием заметил старик.

– Я еще не закончил свое вязание, – отозвался инспектор. – Мои люди также выяснили, что вы по самую макушку в долгах торговцам в Филлипскилле и Тэрритауне. Мясники и бакалейщики предъявляют вам счета минимум за полгода. Вы не оплатили отопление за прошлую зиму, и, насколько я понимаю, будущей зимой вам придется либо выложить деньги, либо отапливать этот мавзолей тем же способом, что и ваши предки. Вы задолжали электрокомпании за три месяца, и, если не оплатите счета, они на днях отключат вам электричество. А телефоны вам не нравятся потому, что телефонная компания восемь месяцев назад отказалась вас обслуживать за неуплату. Так сколько же у вас миллионов, мистер Брасс? И где они? Похоже, что в наследство вы можете оставить только кучу долгов.

Его слушатели выглядели так, словно он сообщил им, что они наслаждались гостеприимством Тифозной Мэри.[29]29
  Мэллон, Мэри (1869–1938) – эмигрантка из Ирландии, работавшая в США кухаркой. Будучи больной легкой формой тифа, заразила несколько человек.


[Закрыть]

– Ну, мистер Брасс?

– Если говорить о неоплаченных счетах, – спокойно отозвался старик, – то к чему мне торопиться? Да, некоторые проявляют нетерпение, ну и пускай. Как-нибудь переживут. Разве вы не знаете, что люди предпочитают богатых должников, потому что могут начислять проценты к их счетам? Что касается телефонной компании, то кому нужен телефон? Я годами оплачивал их чертовы счета, и за что? Девяносто процентов звонков – пустая болтовня. Вас удовлетворяет мой ответ, инспектор?

– Он не удовлетворил бы и двухлетнего ребенка. Но ваши долги – не самое главное. Как насчет денег, которые якобы у вас есть? На этот вопрос вы не ответили.

Высохший рот открылся, и старику пришлось придержать вставную челюсть. Он казался в высшей степени довольным собой и, что еще хуже, Ричардом Квином, словно инспектор, как маленький мальчик, подбежал к нему показать какое-то свое сокровище. Его хихиканье наполнило гостиную, отскакивая рикошетом от пыльной мебели и потрескавшихся от времени портретов предков в панталонах и кринолинах. Все молча глазели на него, как будто старик собирался объявить, что он – Волшебник из Оз.[30]30
  Герой одноименной сказки американского писателя Фрэнка Баума (1856–1919).


[Закрыть]

Хендрик Брасс вытер невидящие глаза обтрепанным носовым платком.

– Вы меня очень развлекли, инспектор Квин. – Несмотря на любезные слова, в его голосе звучали злобные нотки. – Я рад, что вы оказались таким любопытным. Это придает нашей маленькой игре особый смак. Думаете, вы поймали старого мошенника, а? Ну, может, и так. Предоставляю решение этим добрым людям. Кому вы поверите, леди и джентльмены? Этому человеку, который заявляет, что я нищий и лгун, или мне? Подумайте хорошенько, друзья мои. Либо у меня нет ни цента, и тогда вы можете покинуть мой дом завтра утром – с недостающими половинками тысячедолларовых купюр, как я обещал, – либо я миллионер, и тогда вы остаетесь. Решать вам. – Он встал и властно произнес: – Дай мне руку, болван! Пошли, Вон.

– Вы меня здорово развлекли, папаша! – с восторгом повторил Вон.

Когда трио удалилось, в гостиной надолго воцарилось молчание.

– Как сказал старый хрыч, – заговорил наконец инспектор, – решать вам.

Доктор Торнтон покачал головой:

– Не знаю, оставаться мне или уезжать.

– Что, по-вашему, мы должны делать, инспектор? – с беспокойством спросила Корнелия Оупеншо. – Что вы посоветуете вашей жене?

– Я? Я бы не уехал, если бы мне предложили в десять раз больше миллионов, чем те, которыми он размахивает у вас перед носом.

– Но я думала, вы сказали…

– Здесь что-то не так, мисс Оупеншо и я останусь до тех пор, пока не выясню, что именно.

– Ну… – Мисс Оупеншо пребывала в мучительной неопределенности.

Линн О'Нил тряхнула каштановыми локонами.

– Я просто не вижу причин для паники. Инспектор Квин и его друзья не могли навести справки везде. Возможно, мистер Брасс где-то хранит свои миллионы в виде вклада или ценных бумаг. Я читала, что многие богатые люди держат деньги в швейцарских банках и в других местах за границей. На вашем месте, доктор, я бы осталась. Подумайте, что вы будете чувствовать, если окажется, что вы упустили миллион долларов.

– Это его приманка, – пробормотал Торнтон. – Но признаю, что деньги мне бы пригодились… Имея миллион, я бы мог расширить нашу клинику, купить новейшее оборудование, разнообразить сферу услуг… Пожалуй, я останусь. Как насчет вас, Кит?

Молодой Палмер усмехнулся:

– Меня отсюда не выгонят ни пожар, ни потоп. Мне не интересно, что вы обнаружили или не обнаружили, инспектор. По-моему, он играет с нами в покер, а при такой ставке нельзя подняться и уйти.

– Даже если вы подозреваете, что карты крапленые? – сухо осведомился инспектор.

– Я могу потерять только время. А его у меня достаточно.

Инспектор пробормотал что-то об Ф.Т. Барнуме[31]31
  Барнум, Финеас Тейлор (1810–1891) – американский цирковой антрепренер.


[Закрыть] и о количестве простофиль, но его расслышала только жена.

– У него могут иметься скрытые капиталы, – внезапно заговорила Джесси. – Вся эта латунь например.

– Это правда! – взвизгнула Корнелия. – Никто из нас до этого не додумался, кроме миссис Квин. Латунь, должно быть, стоит целое состояние!

– Вы говорили, что занимались металлоломом, Кит, – сказала Линн. – Вы что-нибудь понимаете в латуни?

– Кое-что. – Кит подобрал плетеную мусорную корзину с латунным контейнером и тщательно его обследовал, потом проделал то же самое с одной из латунных ламп и перешел к низенькой задвижной кроватке на колесиках, инкрустированной вездесущей латунью и превращенной в журнальный столик. После этого он покачал головой. – По-моему, все эти изделия среднего мастерства из латуни среднего качества и веса. Может быть, ниже среднего.

– Даже если так, здесь ее целые тонны, – запротестовал доктор Торнтон.

Кит снова покачал головой:

– Не думаю, что общую стоимость можно измерить в больших числах, чем тысячи. Что можно сделать с таким количеством латуни во всех формах и размерах, кроме того, что содрать ее и отдать на переплавку?

– Тем не менее, я считаю, что мы не должны терять надежду, – заявила Корнелия. – Мистер Брасс прислал нам эти купюры, а если он нищий, то откуда он мог их взять? Разве вы не говорили, что они подлинные, инспектор?

– Те, которые получила моя жена, – да.

– Вот видите!

Инспектор пожал плечами.

– Одну минуту. – Линн огляделась вокруг. – Этот дом полон антикварных вещей. Возможно, среди них есть редкие…

– Сколько бы они ни стоили, мисс О'Нил, Брасс испортил их своей латунью. К тому же все они дышат на ладан.

Последовала пауза.

– Послушайте! – воскликнул Кит. – Дом Брасса занимался и драгоценными камнями, верно? Почему он не может хранить свои миллионы в драгоценностях? Бриллианты не занимают много места, если их нужно спрятать. Они могут лежать у нас под носом.

– Возможно. – В голосе инспектора не слышалось энтузиазма. – Своего мнения не высказали только вы. – Он в упор посмотрел на Алистеров. – Что вы намерены делать – остаться или уехать?

Девитт Алистер открыл рот.

– Остаться, – сказала его жена и выиграла целое состояние в виде зубочисток, выложив карты одной масти.

* * *

День прошел, за ним еще один. Кит и Линн, обследуя подвал, полный жирных пауков, сломанной мебели и полок, нагруженных старыми керосиновыми лампами, ржавыми фрагментами водопроводных труб, пустыми винными бутылками, коробками с поржавевшими гвоздями и болтами и прочим хламом – по-видимому, Хендрик Брасс никогда ничего не выбрасывал, – не нашли никаких сокровищ, кроме допотопного фонографа и ящика со старыми пластинками – некоторые из них были в идеальном состоянии. Фонограф представлял собой раннюю массивную «Виктролу», заводящуюся вручную, а большинством пластинок были толстые диски с красной этикеткой и односторонними записями оперных певцов – Карузо, Мельбы, Шуман-Хайнк, Луизы Хомер, Джеральдины Фаррар, Титто Руффо, Мэри Гарден, Альмы Глюк (кто-то из покойных Брассов явно любил оперу), а также популярной легкой музыки.

Они с трудом потащили фонограф вверх по лестнице, где их заметил Хьюго и завершил переноску аппарата с такой легкостью, как если бы это была пирога Гайаваты.