Текст книги "Сокращенный вариант"

Автор книги: Эллен Полл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

Ощутив легкое головокружение, Джульет взяла из кухонного шкафа тарелочку, чтобы использовать ее в качестве пепельницы, и рухнула на стул с виниловым сиденьем, стоявший у кухонного стола. Столик был маленький, по-старому покрытый формайкой и обрамленный алюминиевой полоской. На нем лежали шариковая ручка и коробка с начавшей желтеть бумагой. Здесь Ада писала ей письма.

Джульет глубоко затянулась и закрыла глаза. Тикали и попискивали часики «кошечка». Вскоре Джульет услышала, как скрипнул соседний стул. К ней присоединился Мюррей.

– Это ужасно – находиться в доме убитого, – заговорил он. – Меня всегда больше всего угнетало именно это.

Джульет кивнула и открыла глаза. Мюррей смотрел на нее более ласково и менее насмешливо, чем обычно, потом прикоснулся к ее руке.

– Имеет ли какое-нибудь значение тот факт, что она была очень стара? Газеты не сообщали об одной детали вскрытия. У миссис Кэффри была опухоль головного мозга, очень большая. Радж Кришнасами, судебно-медицинский эксперт, предположил, что опухоль, по-видимому, пока не оказывала на нее заметного действия, но непременно начала бы вызывать самый настоящий неврологический хаос через месяц-другой. Так что кто бы ни убил Аду, он избавил ее от страданий.

Джульет подумала над сказанным и ответила:

– Не думаю, что это имеет значение.

– Согласен.

Некоторое время они сидели в тишине, нарушаемой только тиканьем.

– Странная вещь, – заговорил наконец Мюррей. – При моей работе иногда начинает казаться, что убийство может быть полезным. Например, когда кто-то отправляет на тот свет матерого торговца наркотиками, настоящего подонка, начинаешь думать: туда ему и дорога. Но чаще бывает иначе. Люди не должны убивать друг друга. Я продолжаю верить, в это. Даже в случае вынесения смертного приговора. – Он снял с предплечья Джульет свою руку и положил ее на свободную кисть. Рука у него была теплая, кожа – жесткая и сухая. – У тебя можно стрельнуть сигаретку?

Джульет дала ему сигарету. Он сделал затяжку и сразу закашлялся.

– Бог мой, страшный табак.

Джульет засмеялась, взяла сигарету назад и пригасила. Мюррей все еще держал ее за свободную руку. Она с любопытством взглянула на него. В этот момент до слуха обоих донесся приглушенный шум. Вскоре он стал громче, превращаясь в отчаянный визг, похожий на звук распиливаемого металла. Оба быстро встали и подошли к окну. За домом через заснеженное поле пролегла красная светящаяся полоса. Она колебалась, меняя направление меж голых деревьев, и наконец достигала горизонта.

– Боже! – Джульет заметила, что непроизвольно положила руку себе на грудь, ну прямо как какая-нибудь из ее героинь эпохи регентства.

– Что это было? Снегоход?

– О да. Ада говорила о нем. Что за чертово изобретение?!

Шум механизма постепенно замолк и, казалось, унес с собой ту малую долю взаимного влечения, которое они испытали в течение нескольких последних минут.

– Надо думать, твои друзья Скелтон и Краудер уже побывали здесь?

– Уверен, что да.

– Тогда я и сама посмотрю немножко.

Мюррей снова выразил согласие жестом гостеприимного хозяина.

– Посмотрю-ка, не удастся ли включить отопление, – заметил он и неторопливо направился из кухни в гостиную.

В спальне Джульет включила электрический обогреватель (судя по состоянию дымовых труб, каминами не пользовались много лет) и наконец сняла пальто. Первое, что ей хотелось сделать, это обследовать тайник лорда Кидденхэма. Однако, повинуясь какому-то загадочному, почти инстинктивному чувству уважения к приличиям, она потратила некоторое время на то, чтобы привести в порядок покрывала на гигантской кровати. Миссис Кэффри спала под двумя стегаными атласными одеялами персикового цвета, которые за три-четыре десятилетия пользования так истончились, что стали похожи на шелковые. С таким чувством, словно убирает алтарь, если судить по изощренной резьбе, Джульет взбила подушки, выровняла покрывала, после чего опустилась на колени рядом с заваленным косметикой туалетным столиком.

Тайник, находившийся в толстой ножке, отыскать было нетрудно. Джефф Скелтон и Латония Краудер, по-видимому, оставили его открытым. Было слишком темно, чтобы хорошенько рассмотреть нишу, но Джульет сунула внутрь пальцы и пошарила. Полое пространство было невелико и оказалось совершенно пустым. Джульет хотела было закрыть тайник, но побоялась, что потом не сможет его открыть.

– Я нашел термостат, – сообщил возвратившийся Мюррей. – В передней у лестницы, если он тебе понадобится. Я его включил.

Джульет посмотрела с другой стороны кровати, где некоторое время назад она на ковре нашла деревянную шкатулку с фотографиями. Сомневаться не приходилось: именно здесь Синди Гидди искала современную фотографию Ады.

– Я собираюсь подняться наверх и посмотреть, нет ли там чего-нибудь, – сказал Мюррей. – Посмотрю ее счета, если найду.

Джульет тем временем села на ковер (к ней тотчас присоединились обе кошки), потерла замерзшие пальцы и начала перебирать фотографии. Почти все были черно-белыми, многие относились к 1920-м годам. До слуха Джульет едва доносились шаги Мюррея, он обследовал верхние комнаты. А сама она вскоре научилась узнавать Аду, симпатичную, черноволосую девчонку-сорванца с гладкой кожей и огромными, заставляющими учащенно биться сердце глазами. Ада снималась вместе с улыбающимися подружками, красовалась на свадебных фотографиях (некоторые относились к ее собственным свадьбам). Ада у Ниагарского водопада, Ада рядом с тотемным столбом, Ада у входа в пещеру, Ада, нарядившаяся Чарли Чаплином. Некоторые фотографии были помещены в небольшие альбомы, а одна большая вставлена в рамку.

Джульет осторожно вынула эту последнюю. В рамке, обтянутой помятым темно-зеленым с желтым оттенком бархатом, был фотопортрет очень красивого мужчины, сделанный примерно в 1945 году. У него были темные глаза с приспущенными веками, густая волна волос. Мужчина был в пиджаке при галстуке и в свежей белой сорочке. Затемненное левое плечо портрета пересекала жирная подпись: «Моей дорогой Аде, с любовью, Фредерик».

Фредерик. Фредерик А. из стихотворения, которое Ада читала в «Пепельнице Клеопатры».

Джульет подняла глаза, желая поделиться своим открытием с Мюрреем, но тут же поняла: объяснить ему, почему эта фотография показалась ей столь любопытной, нет никакой возможности. Что же касается ее самой, то воспоминание об Аде, читающей стихотворение перед микрофоном… серебристое платье, мерцающее в свете рампы… поглотили ее, и Джульет сидела некоторое время, затаив дыхание и опустив голову, с навернувшимися слезами. Она вспомнила стихотворение, потом – страстный рассказ Ады (за чаем и теплыми пшеничными лепешками при их первой встрече) о владельцах кожевенного завода, которые зарабатывали деньги, загрязняя город «кислотными дождями» и «захоронениями ядовитых веществ». Фредерик А. был ее возлюбленным. Не приходилось удивляться, почему она хотела, чтобы «Свободная земля» оставила ее землю нетронутой.

Джульет все еще перебирала фотографии, когда вернулся Мюррей и доложил, что наверху пусто, если не считать пыли и мышиного помета. Он также заглянул в гостиную (открыв замок), ту, что находилась напротив прихожей. Пусто. Когда он принялся за счета Ады, Джульет открыла нижний ящик ночной тумбочки.

Внутри оказалась толстая пачка стихотворений, каждое было аккуратно написано от руки на линованной бумаге, датировано и пронумеровано. Их было четыреста двенадцать. Самые последние были написаны не более месяца назад. Джульет бросила взгляд на несколько наиболее старых (первое, датированное августом 1939-го, называлось «Яблочный пресс»), после чего аккуратно отложила их. Существовали ли где-нибудь их копии? Сама идея хранения в единственном экземпляре того, что создавалось в течение семи десятилетий (в отсутствии дублирующего компьютерного диска, ксероксов), ужасала Джульет, но не обязательно тревожила людей поколения Ады. Вполне вероятно, что миссис Кэффри вообще знала их наизусть.

Тем временем Мюррей нашел ящик, который искал, и сел на кровать, методично просматривая сваленные в кучу квитанции и письма. Свидетельства страхования жизни, корешки квитанций социального страхования, документы, касающиеся пенсионного обеспечения вдовы Фрэнка Кэффри, счета за коммунальные услуги, регистры платежных документов, балансы банка. Самые последние из банковских отчетов отсутствовали, как он позднее сообщил Джульет. Их скорее всего взял с собой Скелтон для изучения (как и содержимое мусорных корзин, разумеется). Однако более ранние показывали наличие накоплений, составляющих немногим более двенадцати тысяч долларов. Помимо перечисленных документов, единственное, что могло представить интерес, было деловое письмо шестимесячной давности. Некий Кеннет Левенджер из «Фэрграунд энтерпрайзиз» просил миссис Кэффри встретиться с ним в удобное для нее время. Компания, как кратко сообщалось в верхней части официального бланка, была филиалом калифорнийской «Ноубл корпорейшн». Что за учреждение «Ноубл корпорейшн», в заголовке бланка не указывалось.

Внимание Джульет скоро отвлекла связка любовных писем, оказавшаяся в другом ящичке. Перевязанные красной ленточкой письма были отправлены Аде во время Второй мировой войны человеком по имени Мак. Несмотря на то что они начинались и кончались вполне предсказуемыми, если не сказать пикантными проявлениями нежности, в них содержались яркие описания товарищей Мака по части. Стиль Мака отличался язвительностью и вольным обращением с английским языком. Джульет ничуть не удивилась, догадавшись по некоторым пассажам, что до войны он был учителем английского в той же академии, в которой Ада преподавала ораторское искусство. Может быть, именно благодаря Маку на полках Ады было представлено такое большое количество романов американских авторов. Вскоре Джульет уже погрузилась в мир, созданный его письмами.

Однако вторая половина дня быстро таяла, а дел оставалось много. Усилием воли Джульет заставила себя отложить письма и снова заняться книгами. Поэзия и проза, беллетристика и прочие книги стояли на полке в полном беспорядке: Вильям Карлос Вильямс рядом с Робертом Бенчли, Эмили Бронте (в безвкусном издании начала двадцатого века) рядом с Анаис Нин. Мюррей тем временем открыл коробки, лежавшие в камине, и обнаружил в них сотни книжек в бумажных обложках, в том числе несколько романов Анжелики Кестрел-Хейвен. Джульет начала осторожно снимать томики с полок и сортировать, обращая внимание на год издания и форзац. Если бы там оказалось что-либо ценное, то она подарила бы их кому-нибудь от имени Ады, чтобы не оставлять книги гнить в течение еще пятидесяти лет.

В пять часов она решила, что рабочий день закончен. На улице давно стемнело, она была голодна и устала, да и печальная атмосфера дома постепенно начинала действовать ей на нервы. Они с Мюрреем сходили к машине и принесли из него саквояж, чемодан и пальто Ады. Отключили термостат, выдернули вилку электрообогревателя, погасили свет, сказали «до свидания» кошкам и покинули дом, унося с собой связку любовных писем и стихотворений. Мороз на дворе усилился, и даже в машине изо рта шел обильный пар.

Позднее у них разгорелся спор относительно того, кто виноват в случившемся. Мюррей сидел за рулем, а Джульет он попросил обойти машину и помочь ему подать ее назад. Однако случилось так, что сначала «ягуар» шел задним ходом осторожно и медленно, а потом его задок начал плавно и элегантно скользить по насыпи и, наконец, врезался в сугроб.

Мюррей изверг целый поток ругательств, которые на машину не подействовали, хотя хорошо успокоили его нервы.

Когда он закончил, Джульет предложила ехать.

– Она не едет, – возразил Мюррей.

– Ты мог бы попробовать.

– Задние колеса заехали за край подъездной дорожки. Если я включу сцепление, они еще глубже увязнут в снегу.

– Тебе не хочется попробовать?

– Нет, не хочется.

Наступила пауза. Джульет должна была признать, что машина явно стоит на склоне, задние колеса оказались ниже передних.

– Но попробовать-то ты можешь? – вскоре попросила она.

– Хочешь, чтобы я попытался двинуться вперед?

– Пожалуйста.

Мюррей включил сцепление. Последовал толчок, звук буксующих колес, но машина не двинулась.

Из-за облака, медленно плывущего по темному небу, показалась серебристая луна.

– Что же нам теперь делать?

Мюррей пожал плечами.

– У тебя есть мобильник. Не хочешь вызвать механика?

– Ты член клуба? Я – нет.

– Не важно, являюсь ли я членом или нет. Машину напрокат взяла ты.

– Ох.

– Позвонить в прокатную контору? Вызвать буксир?

– Тебе хочется сидеть здесь и ждать?

– Мы можем вернуться в дом.

От препирательств их отвлекли лучи фар, скользнувшие по «ягуару». С шоссе на подъездную дорожку Ады свернул автомобиль. Фары, расположенные высоко над поверхностью дороги, светили так ярко, что лишь после того, как водитель остановил машину и переключил дальний свет на ближний, стало видно, что это грузовичок типа пикап, не новый, но в хорошем состоянии.

– Застряли, ребята?

В голосе человека, кричавшего из машины, слышались основательность, уверенность в себе, способность на поступки, спокойствие и лишь отчасти высокомерие – качества, которые люди хотят видеть в спасателе.

Мюррей ответил также криком. Незнакомец, не заглушая двигателя, вышел из машины и подошел к ним. Мюррей поставил машину на ручной тормоз и тоже вышел. На неосвещенной дорожке мужчины пожали друг другу руки.

– Мюррей Лэндис, – громко представился ее спутник.

– Том Гидди, – сообщил пришедший, после чего нагнулся к окошку и повторил то же самое Джульет. – Я живу в соседнем доме.

Джульет вышла из машины.

– А я вас знаю, – сказала она, подходя к нему. – Ваша жена сегодня утром дала нам ключ от дома Ады. Джульет Бодин.

Она протянула руку, с интересом разглядывая его. Подлинный Том Гидди был высок ростом, румян, широкоплеч и очень хорош собой. Он, как ей показалось, был старше своей жены лет на восемь или девять. Реальный Том оказался значительно моложе низкорослого и менее привлекательного дворецкого лорда Спаффорда. Но им обоим, соседу Ады и персонажу Анжелики К.-Х., была свойственна бодрость духа. После своего весьма ошибочного заключения относительно миссис Гидди, Джульет почувствовала некоторое облегчение.

– Большое спасибо за то, что остановились, – поблагодарила она.

Гидди пожал плечами.

– Рефлекс. Я профессионал, работаю в гараже Харлана, – пояснил он, заметив вопросительный взгляд Джульет. – Я и расчистил эту дорожку. Ее, наверное, нужно было бы еще посыпать песком. Подождите минутку, прицеплю трос, – сказал он, уходя, и добавил: – Хорошие колеса.

Пока Джульет подавляла в себе острое желание пояснить, что «ягуар» взят напрокат (было холодно, темно и не стоило отрывать Тома от дела, к которому он приступил), Гидди сунул руку в свой пикап, снова включил дальний свет, после чего пошел к багажнику за тросом. Джульет вернулась в машину и смотрела искоса на яркий свет, пока мужчины занимались своими таинственными делами. Вскоре Том развернул свой пикап, вышел и прицепил трос к крюку буксира. Минуту спустя Мюррей сел рядом с Джульет и включил мотор. Через несколько секунд они уже были на свободе. Когда они уезжали в темноту, Гидди посигналил на прощание.

ГЛАВА 11
МЮРРЕЙ + ДЖУЛЬЕТ

Что такое дешевая гостиница при дороге?

Уютное пристанище для уставших путешественников? Центр отдыха и место для восстановления сил странниками, оказавшимися далеко от дома? Сооружение из кирпича, цементного раствора, штукатурки, дерева и гвоздей?

А может быть, это состояние души, долгожданный стимул, несбыточная надежда? Или, как со всей очевидностью полагала Каролина Вэлш, хозяйка постоялого двора «Кэндлуик», – в первую очередь фирма, телефон и название которой упомянуты в телефонной книге на страницах, отведенных коммерческим предприятиям?

Джульет и Мюррей прибыли по адресу «Кэндлуик» и обнаружили большую деревянную развалину на запущенном участке. В достаточно хорошем уличном освещении и слабом свете луны можно было видеть, что соседние дома – просторные, изысканно изящные и находятся на хорошо ухоженных участках за аккуратными оградами. В здешних местах, как они узнали позднее, в начале прошлого века селились владельцы процветающих фабрик и влиятельные чиновники местных органов власти. Теперь же в этом районе обитали в основном врачи и администраторы, почти всем приходилось ежедневно ездить на службу в Олбани.

Но здесь поселилась и Каролина Вэлш, коренная жительница Гловерсвилла, которой удалось за счет прибыли от оптовой торговли дешевыми товарами (сигнальные рожки, фальшивые зубы, негасимые свечи для дней рождения) собрать достаточно средств, чтобы приобрести особняк Кормьеров, уже обреченный на снос. В конце девятнадцатого века Кормьеры переехали сюда из Квебека и сколотили состояние, занимаясь поставкой красителей для кожевенных предприятий. Кормьеры были людьми практичными и склонными к филантропии (интерес к краскам подвигнул их на то, чтобы основать местный художественный музей «Река Гудзон»). Однако семейство было немногочисленным, и в конце 1980-х годов умер последний представитель этого рода. Дом ветшал, оставаясь бельмом на глазу у какого-то банка до тех пор, пока лет пять-шесть назад не появилась мисс Вэлш и не спасла положение.

Перестройку, которую она произвела, разглядеть снаружи было практически невозможно. Однако крыша была залатана в нескольких местах, подъездная дорожка очищена от выросшей на ней травы, водопроводные трубы, проложенные на кухню и в несколько ванных комнат, обновлены, а электропроводка капитально отремонтирована. Большинство этих работ было делом рук самой мисс Вэлш. Но, увы, ее достойного восхищения усердия не хватило на то, чтобы привести в порядок шелушащийся фасад и упавший забор, который окружал участок; да и на парадном крыльце зияли дыры. Джульет пробиралась по плохо вычищенной дорожке к парадной двери, осторожно, словно младенца, неся стихи и любовные письма миссис Кэффри. Мюррей, настоявший на том, чтобы нести оба чемодана, твердо ступал сзади.

Женщина, открывшая им дверь, была высокая, сухопарая, с длинными спутанными волосами с проседью, которые окутали и плечи, и спину подобно грозовой туче. Лицо у нее было бледное, глаза большие и темные, нос – заостренный, а одета она была в стиле Сузи Айзенман: спецовка из грубой хлопчатобумажной ткани, накинутая на широкий свитер ирландского рыбака, и тяжелые ботинки рабочего человека. Ей было лет пятьдесят, и с одного взгляда можно было узнать в ней порождение шестидесятых годов, когда появились хиппи, противники культуры истеблишмента. Дело было не только в ее волосах и даже не в стиле одежды, но в чем-то таком, что касалось манеры поведения, в ее пристальном взгляде, одновременно мудром и наивном, задиристой манере, в которой она приветствовала приезжих.

Хозяйка просияла очаровательной улыбкой, которая зажгла ее прикрытые веками глаза и тут же расположила к себе Джульет.

– Проходите.

Мисс Вэлш сделала шаг в сторону, чтобы пропустить приезжих в то, что некогда было большим вестибюлем, а теперь превратилось во врата, ведущие в нагромождение развалин. Помещение оказалось около двадцати футов высотой с мраморным полом. Вдоль стен с трех сторон шла балюстрада, точнее «хромала», если принять во внимание состояние когда-то единообразных подпорок-балясин. На балюстраду вела пара изгибающихся лестнице мраморными ступенями, которые располагались по обеим сторонам вестибюля. Все это было освещено хрустальной люстрой, состоящей по крайней мере из сотни сверкающих подвесок. Она должна была бы светить на блестящий пол и стены, выдержанные в кремовых тонах. Но мрамор потускнел, покрылся царапинами и, слава Богу, был покрыт красным ковром фабричной работы. В углах причудливыми завитушками лежала отвалившаяся от стен краска.

– Добро пожаловать в «Кэндлуик», – пригласила их хозяйка этого скромного заведения и, после того как гости представились, добавила: – Зовите меня Каролиной.

Она подошла поближе и попыталась взять у Мюррея чемоданы. Последовала короткая схватка, которую Мюррей проиграл. Хозяйка постоялого двора положила багаж на нижнюю ступеньку левого лестничного марша, потом сосредоточила внимание на снимании с гостей пальто и шляп.

– Ух ты! Я и не догадывалась, что вы вдвоем, – заметила она, возвращаясь к ним после того, как спрятала верхнюю одежду где-то за пределами вестибюля. – Черт, мне очень жаль. В единственном свободном номере двухъярусная кровать. Конечно, если это слишком неудобно, вы могли бы расположиться в моей комнате. Ложе там поистине королевское.

И посмотрела по очереди на каждого из своих гостей.

– Входите, я только что разожгла камин, – нарушила она возникшее молчание. – Посидите, согрейтесь.

Каролина повела их по коридору со сводчатым потолком между обеими лестницами. Джульет и Мюррей едва успели переглянуться, как оказались в огромной столовой, украшенной колоннами. В дальнем конце комнаты полыхало пламя в огромном, в человеческий рост, камине. У камина стояли две кушетки, одна – обшитая потрескавшейся кожей, другая – древней парчой. В другой стороне комнаты стоял обеденный стол длиною футов в шестнадцать и складывающиеся металлические стулья. Зал был отделан деревом. Колонны, тоже деревянные, украшены венками резных дубовых листьев и желудей.

Каролина снова улыбнулась.

– Изумительно, правда?

Она показала им рукой на кушетки у камина.

– Что вам принести? Горячий шоколад, кофе по-ирландски или, может быть, пиво? Или вам хотелось бы посмотреть ваш номер?

При повторном упоминании этого существительного в единственном числе Мюррей и Джульет снова посмотрели друг на друга. По пути они говорили о возможности того, что в гостинице может не оказаться второй комнаты, и о том, что Мюррей в этом случае мог бы остановиться в «Холидей-инн» в Джонстауне или в мотеле «Адирондак», мрачное здание которого они видели, направляясь в Гловерсвилл. Вместе с тем по какой-то причине никто из них не поправил Каролину. Вместо этого они сели на кушетки напротив друг друга и дружно уставились на огонь.

– Пиво было бы прекрасно, – ответил Мюррей, – если это вас не затруднит.

Каролина ответила, что не затруднит, приняла от Джульет заказ на горячий шоколад и исчезла за дверью, открывающейся в обе стороны, которая находилась в дальней стене помещения!

Сейчас было бы удобно обсудить проблему ночлега, подумала Джульет, глядя на огонь словно завороженная. Замерзшая и напряженная после нескольких часов, проведенных в доме Ады, она словно бы начала оттаивать. Она выбрала кожаную кушетку, которая выглядела страшно потертой, но оказалась на удивление мягкой и удобной. Сколько же времени прошло с тех пор, когда она спала на двухъярусных кроватях? Наверное, она их даже не видела со времени проживания в студенческом общежитии колледжа.

Воспоминания о той койке, о той комнате заставило ее снова взглянуть на Мюррея; тот спал с ее соседкой, Моной, на двухъярусной койке. Они учились на втором курсе. Ее, Джульет, кровать в том давнишнем общежитии тоже была двухъярусной. Мюррей тоже смотрел на огонь словно загипнотизированный. Тогда, в колледже, Джульет приходилось покидать комнату настолько, насколько хватало терпения, а порой даже ложиться спать в спальне подруги на полу на матраце, чтобы дать Мюррею и Моне возможность побыть наедине. Она вдруг увидела его темноволосую голову на подушке Моны.

Огонь потрескивал. Она молчала, молчал и он.

Каролина притопала обратно с подносом в руках, подала Мюррею пиво, сама села рядом с Джульет.

– О черт, где вы запарковали свою машину? – вдруг спросила она, чуть не вскочив.

– В самом конце вашей подъездной дорожки.

– Фу, – Каролина села обратно. – Вы просто не поверите, как меня ненавидят соседи. На улицах этого микрорайона машины ставить запрещено, и если они увидят, что ваш автомобиль стоит у бордюрного камня на улице, тотчас вызовут копов.

Джульет поймала быстрый изучающий взгляд Мюррея, который тот бросил на нее. Их глаза на долю секунды встретились, и он – коп – снова принялся смотреть на огонь. Но в его взгляде было достаточно чего-то такого, отчего ее щеки вспыхнули.

– За что они вас ненавидят? – спросила Джульет, переведя взгляд на хозяйку в надежде, что ей удастся найти тему, которая не заставляла бы ее краснеть.

Что же касается Мюррея, то всякий раз, когда она смотрела на него, мужчина, казалось, был поглощен какими-то своими мыслями и внимательным рассматриванием огня. И все же время от времени Джульет чувствовала на себе его быстрые взгляды.

Каролина рассказала им историю дома и общины, частью которой он являлся. По ее словам, почти вес ее соседи спали и видели особняк Кормьеров снесенным. В самом деле, в течение долгого времени развалюха оскорбляла их взоры, и это им надоело до чертиков. Поэтому они пережили разочарование, когда явилась Каролина и спасла дом.

– Я хочу сказать, их не то раздражает, что дом спас кто-то вообще, а потому что это была именно я. Потому что я местная жительница, у которой нет денег. Мне приходится восстанавливать дом по частям. Оба были бы не против, чтобы кто-нибудь, может быть, подобный вам, пришел и вложил в это место миллион зеленых, понимаете? И потом, для того, чтобы заработать необходимые средства, я превратила дом в постоялый двор. Ну так вот, они все прямо-таки ополчились против меня, – продолжала Каролина. – Хотя у меня всего четыре гостевых номера, а сейчас вообще один, потому что два до сих пор не переоборудованы, а в третьем я перестилаю полы.

Теперь Джульет с Мюрреем переглянулись, не скрывая этого. Оба, разумеется, предположили, что прочие номера занимали другие постояльцы. И им потребовалось некоторое время на то, чтобы освоиться с новой ситуацией. Потом Мюррей улыбнулся. Улыбнулась и Джульет.

– Никто из них не может поверить в то, что закон, определяющий правила хозяйственной деятельности в данной местности, позволяет мне иметь свой маленький бизнес, – продолжала Каролина, – но он позволяет, и им это очень не нравится. Я никогда не приняла бы в качестве постояльцев каких-нибудь хулиганов или крутых парней. Я хочу сказать, это мой дом, я здесь живу, понимаете? И я больше, чем кто-либо, заинтересована держать все под контролем, так?

Она сделала паузу, чтобы отхлебнуть глоток пива, которое принесла для себя.

– Но все с ума посходили. Я хочу сказать, ведь это прекрасный дом. Им нужно радоваться, что я спасла его. Лучше бы помогли мне извлечь выгоду, я бы привела его в порядок. Наш город предоставлен аутсайдерам, людям из Олбани или Нью-Йорка, откуда угодно. Вы просто не поверите, на что только не способен этот город, лишь бы поощрить учреждение здесь предприятий-аутсайдеров! Знаете, здесь есть корпорация экономического развития, и все, чем там занимаются, – предоставляют льготы по налогам, разрешают отклонение уровней шумов от нормативных, разрешают нарушение существующих в данной зоне правил хозяйствования, организуют обучение рабочим специальностям. И бог его знает, чем еще – все для того, чтобы уговорить фирмы-аутсайдеры учредить здесь свои филиалы. Я не хочу сказать, что этого делать не стоит. Стоит. Людям нужны рабочие места, они нужны всем нам.

Джульет снова почувствовала взгляд Мюррея. Некоторое время она сидела смирно, позволяя ему разглядывать себя, смутно осознавая, как учащается ее дыхание. Потом повернулась в его сторону. Он с притворной застенчивостью созерцал пламя в камине.

– Но волнует ли моих соседей то, что произойдет с домом? Ни хрена, извините, им наплевать, если мой дом окончательно погибнет, – продолжала тем временем Каролина. – Нет. Они будут только довольны. Не было ни души, никого, кто купил бы этот дом за любую цену. Он здесь просто стоял и разваливался, хотя был самым красивым домом в городке. Им это безразлично. – Ее чистый, приятный голос чуть-чуть погрубел. – Если мой гость паркует свою машину на улице, если я не подстригаю газон, если я выставляю мусор днем раньше, потому что меня не будет дома, – что бы я ни сделала, они всегда находят причину для того, чтобы натравить на меня копов. И все это потому, что однажды у меня, возможно – если мне повезет, – будет четыре посторонних человека, которые здесь остановятся на ночлег, и пять машин, оставленных на подъездной дорожке к моему дому!

Джульет рассеянно кивнула, как бы одобряя ее. Она была уверена, что Каролина рассказывает им далеко не все. Но ей было легко представить себе, что некоторые ближайшие к постоялому двору домовладельцы хотели бы, чтобы его здесь не было. Она и сама удивлялась, каким образом получаемая время от времени плата за номер могла удерживать на плаву подобное хозяйство. Потом до нее дошло: коль скоро «Кэндлуик» является коммерческим предприятием, Каролина может претендовать на то, чтобы содержание дома и вносимые в него усовершенствования считались расходами предпринимателя при исчислении налогов.

Каролина снова отхлебнула глоток пива.

– Извините, я вроде как киплю от злости по поводу всего этого, – сообщила она, и оба ее слушателя решили, что это слишком точное определение, заслуживающее чего-то большего, чем простого кивка, означающего согласие. – Скажите, а что привело вас в Гловерсвилл?

Джульет взяла себя в руки настолько, чтобы следить за тем, что говорит, и объяснила цель их визита, опустив происшествие с рукописью Вильсон и решив, что если о смерти миссис Кэффри сообщалось в местной прессе, то Каролина по крайней мере не свяжет это событие с ней самой. Она также не стала говорить, что Мюррей полицейский детектив. В ее изложении миссис Кэффри была всего лишь ее поклонницей, которая стала подругой, приехала в Нью-Йорк с визитом и была, к несчастью, убита. А теперь Джульет со своим другом приехала сюда, чтобы взглянуть на наследство, доставшееся ей по завещанию.

– Да, я слышала об Аде. Я хочу сказать, все слышали. Наш городок маленький, так что можете себе представить. – Каролина покачала головой. – Не то чтобы у нас тут своих убийств не было в избытке. Несколько лет назад трое подростков связали бывшего дружка одной девушки, избили его, посыпали раны солью, а потом задушили насмерть. Через пару месяцев двое парней задушили семидесятисемилетнего старика у него дома, а потом разъезжали в его же машине, похваляясь своим «подвигом». Об этом писали нью-йоркские газеты. Вы, наверное, читали. В тот же год один двадцатичетырехлетний парень взял такси и застрелил водителя. Гордиться тут, конечно, нечем, так ведь? А еще как-то подростки помочились на здания в центральной части города, слава Богу, не пытались поджечь их. Преступное хулиганство – вот как это называется. – Каролина вздохнула. – Пара людей наложили на себя руки. Мое поколение много шумело, но по крайней мере у нас была на то причина. Я, помню, ездила в Вашингтон, чтобы принять участие в марше 1967 года…